Как выбрать из огромного числа выдающихся людей сотню величайших гениев? Надо сразу сказать: такая задача не имеет бесспорного решения.
Начнем с того, что слово «гений» стерлось от слишком частого употребления, утратило ясный смысл. Как его понимать? Философ и поэт Владимир Соловьев пояснял: «Гений – лат. «гениус» (от «генус» – род, первоначально – дух умершего родоначальника, которому воздавалось религиозное почитание… Гением теперь называется человек: 1) который живет повышенною, потенцированною внутреннею жизнью и 2) которого деятельность имеет не личное только, а общее родовое значение (для народа или для всего рода человеческого). Гениальность, как высшая степень одаренности, сравнима с талантом, как низшею, не подлежит точному определению; самоё различение условно, попытки строгого разграничения произвольны и применение их спорно».
Приведем несколько других мнений. Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Нечто подобное высказал изобретатель Эдисон: один процент терпения и 99 – потения. Бюффон был более точен: «Большая способность, соединенная с терпением». Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать то, что ему на пользу. Определеннее и убедительнее сказал Кант: «Гений – это талант изобретения того, чему нельзя научить или научиться». То есть гению дано открыть нечто такое, что до него оставалось неведомым.
В «Философском энциклопедическом словаре» (1989) дана такая формулировка: «Гениальность – наивысшее проявление творческих сил человека… Предполагает врожденную способность к продуктивной деятельности в той или иной области при универсальном даровании…» Однако о сути «врожденной способности» и «универсального дарования» остается только догадываться.
Напрашивается вывод: гений – понятие в значительной мере загадочное и отчасти субъективное. Оно слишком размытое. Пожалуй, судить о нем легче будет после прочтения этой книги.
Всегда ли почести и слава, массовый успех и даже посмертная известность могут служить конкретным критерием гениальности? Хрестоматийный пример – Герострат, который сжег прекрасный храм Артемиды Эфесской, считавшийся одним из чудес света. В самом деле, мы не знаем, кто проектировал и воздвиг храм, а имя разрушителя осталось на века.
А кому отдает предпочтение современная широкая публика? Представителям так называемой масе-культуры, поп-артистам, певцам. Этот феномен очень показателен и похож на диагноз тяжелой болезни общества. Культура отрешается от своего первоначального предназначения: приобщать личность к традиционным и высшим духовным ценностям, пробуждать чувство прекрасного, человечность, жажду познания, веру в идеалы добра.
Итак, не поддаваясь новомодным веяниям и не сводя гениальность к массовой популярности, мы постараемся выбрать из числа традиционных, признанных специалистами выдающихся людей наиболее самобытных, ярких, открывших нечто новое и достигших совершенства в своем деле.
Принцип классификации принят простейший: по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Будут рассматриваться достижения прежде всего в духовной сфере, где наиболее полно проявляются именно человеческие качества.
Каждый раздел начинается с общего обзора. Ведь многие из тех, кто остался за чертой «сотни», в принципе, ничем всерьез не уступают избранным. Поэтому будет рассказано о значительно большем количестве гениев, чем заявлено в заглавии книги. Но сто великих конечно же выделены особо.
Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остается безымянными и как мало нам известно о достойнейших людях.
Должен предупредить: это – авторская книга, а не перечень сведений, имеющихся в словарях-справочниках и энциклопедиях. Помимо изложения необходимых фактов и ссылок на авторитетные мнения, мы постараемся осмыслить жизнь и творчество упомянутых личностей в контексте истории человечества, а также с позиций современности.
Достижения прошлого – наше достояние. Надо желать и уметь воспользоваться им. Только так достигается полнота бытия и оправдывается наше существование в этом мире.
Величие религиозного деятеля проявляется в силе воздействия на человечество. Основателю мировой религии вовсе не обязательно быть великим мыслителем, философом, государственным деятелем.
Чаще всего религиозные учителя не писали трактатов, проповедей или других сочинений. Но было в их жизни, высказываниях и учении то, что находило отклик в сердцах людей, выражало их чаяния и надежды, пробуждало веру в нечто высшее, превосходящее пределы видимого мира и пребывающее вне суеты обыденной жизни.
Возможно, первым величайшим религиозным гением был тот, кто прежде других ощутил, а затем осмыслил и выразил в слове одухотворенность окружающего мира, созвучную человеческой душе. Многие тысячелетия спустя поэт-философ Федор Тютчев вынужден был напомнить об этой истине людям индустриального века:
С древнейших времен религия была отделена от рациональных знаний. Она определяется верой в высшие идеалы и сущности, чувством зависимости от них. Истинная вера – в отличие от формального выполнения определенных обрядов – предполагает не только поклонение этим сущностям, но и выстраивание своей жизни в согласии с принятыми религиозными догмами. Таков идеал, приблизиться к нему удается немногим.
Вообще, область религии относится в значительной мере к идеалам. Главная цель религиозных учителей – дать людям верные и вечные ориентиры в жизни, прежде всего в условиях неопределенности, когда нет возможности опираться на рациональные знания, навыки. Поэтому для религии важнейшее значение имеет признание существования неведомого, превышающего ограниченные интеллектуальные и физические возможности человека. Оно может принимать в воображении людей разные формы: духов стихий, богов, единого Бога, обожествленной Природы или просто – Неизвестного (как в атеизме). Чаще всего верующий надеется с помощью заклятий, ритуалов, молитв воздействовать на Неведомое у ощутить его и вымолить у него какие-то блага, милости.
Но все-таки и в этих случаях человек принимает как истину господство в мире высших сил. Порой они представлены в религиозных гимнах превышающими даже возможности богов. Об этом сказано, например, в древнеегипетском гимне Амону:
Казалось бы, остается сделать лишь один небольшой шаг, чтобы признать единого Бога и поклоняться ему одному как наивысшему, которому подчинены все другие духовные существа. Обычно считается, что такой шаг был сделан впервые в древней Иудее. Однако в действительности произошло нечто подобное значительно раньше. И человек, который решился на это, достоин отдельного упоминания как один из величайших религиозных гениев, хотя его учение не смогло утвердиться надолго.
Он дерзнул выдвинуть идею, которая через много веков стала господствующей: признание единого Бога. При этом – что тоже необычайно и знаменательно – осуществилось своеобразное единство теизма и атеизма, ибо Всевышним признавалось Солнце в его материальном воплощении.
Он принадлежал к фараонам XVIII династии Египта эпохи Нового царства и правил с 1372 по 1354 год до н. э.
Наибольшего могущества страна достигла при его предшественнике Аменхотепе III. Однако, подчинив многие государства и народы, этот фараон с большим трудом сохранял власть над ними. Одним из важных факторов, определявших разобщенность не только разных племен, но даже областей, а подчас и городов, было необычайное обилие богов.
Для укрепления державы Аменхотеп III задумал религиозную реформу: установить поклонение верховному Богу. Осуществил это мероприятие его преемник Аменхотеп IV (его супруга – прекрасная Нефертити). Он провозгласил одного из местных богов Атона, олицетворявшегося солнечным диском, – наивысшим и единственным. Все остальные были запрещены, их храмы разрушены, жрецы разжалованы. Имя другого солнечного божества – Амона – стерли отовсюду, даже с глиняных табличек.
Ошеломляющее деяние! Многие египтяне сочли Аменхотепа IV безумцем. А он принял имя Эхнатон («Угодный Атону») и приказал поклоняться только Солнцу – носителю жизни и покровителю Египта. Столицу перенес в новый город Ахетатон («Горизонт Атона»).
До этого в стране устойчиво существовал традиционный культ солнечного бога Амона-Ра, творца мира и покровителя фараонов. Почитались его жена, богиня неба Мут, и их сын, бог луны Хонсу. Земные владыки имели своих небесных высочайших покровителей, что подчеркивало божественность власти фараонов.
Принято считать, что, вводя единобожие, Эхнатон стремился укрепить свое единовластие, освободиться от опеки влиятельных жрецов Амона-Ра, а также, как предположил английский египтолог Д. Раффл, хотел «объединить нацию и стабилизировать обстановку».
Однако его религиозная реформа выходила далеко за такие прагматичные рамки (иначе о ней не стоило бы упоминать). Эхнатону вовсе не обязательно было «отменять» всех богов, кроме одного, достаточно было просто понизить их статут. Фараон и без того считался наместником бога Солнца на земле, а полное запрещение культа нескольких богов, включая творца мира Амона-Ра, очень осложняло ситуацию внутри страны и расшатывало общественные устои.
Эхнатон остается одной из самых загадочных фигур мировой истории. Приходится только догадываться, чем руководствовался он, проводя первую в мире религиозную революцию. Ведь обожествлялся не мифический «дух Солнца», традиционно представленный в человеческом облике, а реальное светило, материальное солнечное тело, которое действительно является источником жизненной энергии.
Последнее обстоятельство позволяет сделать вывод, что новая религия, предложенная Эхнатоном, отчасти была атеистической (если понимать под атеизмом систему верований, предполагающую отсутствие богов, Бога или иных духовных сущностей, признающую приоритет материальных объектов и явлений). Древние египтяне вообще тяготели к атеизму, или, точнее сказать, к пантеизму. Бессмертие души они связывали с сохранением тела и материальных предметов, принадлежащих усопшему. Мировоззрение их было светлым и радостным, а представления о мире ином в принципе отражали образы этого мира.
Эхнатон явился первым в истории человечества основателем религии нового типа, исповедующей единобожие и признающей одну высшую духовно-материальную субстанцию – Солнце. Но этот предтеча будущих великих монотеистических систем оказался слишком преждевременным. Его идеи не укоренились в египетском обществе. Объективных факторов, стимулирующих радикальные идеологические перемены, было мало.
Древнеегипетская цивилизация сохраняла свое могущество. Ежегодные разливы Нила, удобряющие почву плодородным илом, обеспечивали устойчивость традиционного сельского хозяйства. А многочисленные жрецы, оставшиеся вне своих алтарей и храмов, лишенные привилегированного положения, превратились в яростных противников реформ Эхнатона.
Сразу же после его смерти (была ли она естественной – не ясно) все вернулось «на круги своя». Эхнатона жрецы заклеймили как вероотступника, его нововведения отменили, почти все памятники ему были уничтожены или осквернены, а его имя постарались вымарать из текстов и стереть в памяти потомков. К счастью, эта акция не увенчалась полным успехом. До нас дошли сведения об этом религиозном гении, а также гимн Атону, по-видимому, им созданный (перевод В. Потаповой):
В другом гимне автор (Эхнатон?) восклицает: «Ты в сердце моем. Нет другого, познавшего тебя». И хотя гимны Атону не являются абсолютно оригинальными (они отчасти повторяют восхваления Осириса или «Большой гимн Амону-Ра»), религиозное учение Эхнатона было самобытным, революционным, поистине гениальным.
В VI веке до н. э. в Индии возникла философско-религиозная система, основанная Сидартой (Сиддхартхой) Гаутамой. Он получил позже имя Будды, что означает «озаренный, познавший, мудрый, просветленный». Личность эта полулегендарная. Далеко не всегда можно определить, насколько достоверны предания о нем.
Родился он в 563 году до н. э. в предгорьях Гималаев в знатной семье. Воспитывался в роскоши, как принц; рано женился, имея все, что только можно пожелать.
В молодые годы он пребывал в неведении относительно того мира, который простирался за стенами дворца. Но вот однажды ему довелось покинуть эти пределы. Проходя по улицам города, он встретил больного, покрытого язвами, затем – немощного старика и, наконец, увидел покойника. Согласно преданию, впечатление от этих встреч потрясло принца. Он понял, что не избежать и ему болезней, старости и смерти.
Радость жизни померкла для него. Он пребывал в смятении и отчаянии, пока не встретил монаха, спокойно и с достоинством идущего своей дорогой. И тогда Сидарта отказался от приятной, но суетной жизни во дворце, оставив жену и сына, отправился странствовать. Было ему 30 лет.
Однажды, когда он долго размышлял, сидя под деревом, на него снизошло озарение: открылась истина о смысле жизни, предназначении человека в этом мире. Он продолжил странствия, проповедуя свои взгляды, сложившиеся в цельное учение. Его стали называть Шакья-муни – мудрецом из племени шакья.
Многие заповеди Будды просты и доходчивы: будь честен и тверд; не ленись в поисках истины; не делай другому того, чего не желал бы себе; избегай делать зло даже в ответ на зло.
Будда полагал, основываясь, на собственном опыте, что наш мир несовершенен и несправедлив, а иного не существует. Для мудрого открыт достойнейший путь – углубиться в себя, отрешаясь от мира. Высшая степень такого ухода – нирвана. Так он и умер, пребывая в нирване. От него сохранились только устные поучения. Они собраны в книге «Дхаммапада» («дхамма» – добродетель, закон, учение, религия и др.; «пада» – путь, стезя, стопа, основа и др.; можно даже предположить такое созвучное на современном русском – «догмапад»). Вот некоторые высказывания из нее:
– Если даже человек мало повторяет Писание, но живет… освободившись от страсти, ненависти и невежества, обладая истинным знанием, свободным разумом, не имея привязанностей ни в этом, ни в ином мире, – он причастен к святости;
– пока зло не созреет, глупец считает его подобным меду;
– мудрецы непоколебимы среди хулений и похвал.
Успех учения Будды определялся, конечно, не только гением его создателя (что характерно для всех мировых религий). Ко времени появления на свет принца Сидарты в духовной жизни Индии начались кризисные явления. Возможно, распространилось «разномыслие» философско-религиозных идей, представленных в обширных сборниках Упанишад и не имевших единой основы. Более древние гимны Ригведы превратились в привычные ритуальные славословия, сопровождающие обряды. Жрецы составляли привилегированную касту, власть их была велика, но жизнь народа становилась все тяжелее.
Рост населения не сопровождался увеличением продуктивности земледелия. Обширные территории со временем приходили в запустение, почвы истощались и деградировали, усиливалась эрозия земель. Все это не содействовало устойчивости традиционных верований. Люди нуждались в Учителе, слова и пример которого помогли бы ориентироваться в изменчивой – главным образом к худшему – жизни.
Видный русский востоковед Ф. И. Щербатский так охарактеризовал основы буддизма: «Мироздание без бога, психология без души, вечность элементов материи и духа, причинность, наследственность, жизненный процесс вместо бытия вещей, отрицание частной собственности и национальной ограниченности, всеобщее братство людей, движение к совершенствованию».
Отсутствуют в буддизме идеи Бога Творца и владыки Вселенной, особой области духа, возможности чуда, преодолевающего законы материального мира. Вполне обосновано мнение В. Н. Торопова: «Будду не интересовали метафизические спекуляции, он уклонялся от дискуссий на тему об абсолютном, о Боге, о душе и не столько потому, что он считал эти темы недостойными или не знал, как ответить, сколько из-за того, что цель его была сугубо практическая – помочь избавиться от страданий». Добавим: а также счастливо прожить, насколько это возможно.
В то же время он отдавал отчет в том, что человек призван жить не только для созерцания, но и для деятельности: «Если что-либо должно быть сделано, – делай, совершая с твердостью. Ибо расслабленный странник только больше поднимает пыли». Или: «Несделанное лучше плохо сделанного; ведь плохо сделанное потом мучит. Но лучше сделанного – хорошо сделанное, ибо, сделав его, не испытываешь сожаления».
Высокие нравственные ориентиры, о которых поведал Будда, предназначались для каждого человека вне его кастовой принадлежности. Это содействовало широкому распространению буддизма, быстро обретавшего черты религиозного учения. Будда почитался как божество, его жизнь и деяния расцвечивались домыслами, волшебными сказками. Возникла легендарная биография Учителя, где он представлен волшебником, чудотворцем. В народном сознании – тем более в древности – величие человека проявлялось не только в мудрости и достойной жизни, но и в сверхъестественных возможностях, недоступных «обычным» людям.
Однако Будда не выделял особенных, отмеченных необычайными талантами гениев. Жрецов, святых, брахманов он не считал избранными по рождению, по принадлежности к высшей касте: «Брахманом становятся не из-за спутанных волос, родословной или рождения. В ком истина и дхамма, тот счастлив и тот брахман». (По-видимому, в данном контексте дхамма означает «добро», «добродетель».)
Одно уз поучений Будды предвосхищает центральное положение Нагорной проповеди Иисуса Христа: «Ибо никогда в этом мире ненависть не прекращается ненавистью, но отсутствием ненависти прекращается она. Вот извечная дхамма».
Буддизм чаще всего отождествляют с отрешенностью от мирской суеты, активной деятельности. Отчасти это верно. Будда постоянно повторял, что большинство бед проистекает от устремленности к земным материальным благам, к богатству и плотским наслаждениям. «Возбужденные страстью попадают в подток, – учил он, – как паук в сотканную им самим паутину. Мудрые же, уничтожив поток, отказавшись от всех зол, странствуют без желанья».
Состояние нирваны он не отождествлял только с небытием. Оно – спокойствие души, отрешенной от жизненных волнений: «Если ты успокоился, подобно разбитому гонгу, ты достиг нирваны: нет в тебе раздражения». Короче говоря, принимай жизнь такой, какая она есть, и не суетись понапрасну.
Каждый человек вынужден пребывать в этом мире, не надеясь на освобождение от него даже после смерти. Как мертвое тело, разлагаясь, дает жизнь другим существам, принимая участие в вечном круговороте, так и духовной субстанции суждено совершать новые и новые воплощения. В зависимости от качества души они могут быть ужасными или счастливыми. Высшая награда для человека – выйти из этой череды превращений, удостоиться вечного покоя небытия.
Для этого надо отрешиться от желаний и перейти в нирвану. К ней ведут «праведная вера, праведная решимость, праведные слова, праведные дела, праведный образ жизни, праведные стремления, праведные помыслы, праведное созерцание».
Одна из характернейших черт буддизма – этика благоговения перед жизнью, любовь ко всему живому (а не только к ближнему своему). Этот нравственный закон утверждает величие мироздания, малой частью которого является человек. Другая важная черта – приоритет духовных потребностей перед материальными. Только при таком условии возможно гармоничное сосуществование человека с окружающими людьми и с природой.
Два с половиной тысячелетия назад индийское общество, испытывавшее социальный, экономический и духовный кризисы, смогло их преодолеть во многом благодаря широкому распространению буддизма. А ныне в Индии на сравнительно небольшой территории живет миллиард человек! Эта страна неагрессивна в отличие, скажем, от США, где жители озабочены почти исключительно материальным благосостоянием.
…Сравнительно недавно появилась на Западе и обрела популярность бредовая идея «золотого миллиарда», который должен в будущем существовать в биосфере. И тогда возникает вопрос: какие люди войдут в это число? Если в среднем такие, как в Китае или Индии, то на Земле вполне смогут сосуществовать и 10 и 20 миллиардов – природных ресурсов для них хватит.
Но если представить себе этот «золотой миллиард» состоящим из богатых (и не очень) обывателей-буржуа типа обеспеченного американца, то они – об этом говорят подсчеты – быстро осквернят биосферу, перегрызутся за оставшиеся богатства, выродятся и вымрут. Ведь средний американец тратит природных ресурсов и производит отходов примерно в тысячу раз больше, чем индиец!
Будущее жизни на Земле и рода человеческого зависит от качества людей, их потребностей и устремлений. И счастье каждого человека тоже зависит прежде всего от его внутреннего духовного мира (об этом позже возвестит Иисус Христос). Понимание и утверждение этих истин – гениальное откровение Будды. Оно оказалось справедливым на все времена. С одной оговоркой: если человечество будет достойно дальнейшего пребывания в этом мире, который оно само делает чудовищным и безнадежным.
Современный человек Запада озабочен главной проблемой: как сделать свою жизнь комфортной, благообильной, счастливой (словно материальные ценности способны удовлетворить духовные потребности). Однако со времен Будды для людей, не лишенных здравого смысла и мудрости, стало ясно: надо быть достойным счастья, – вот к чему следует стремиться. Мысль эту много позже повторил Иммануил Кант, хотя она, к сожалению, так и не вошла в массовое сознание.
Родился он на востоке Китая в княжестве Лу в знатной, но обедневшей семье. Отец был храбрым офицером. Ко времени рождения этого последнего сына ему было 70 лет, а через два года он умер. Семья бедствовала, и Конфуций рано стал трудиться, осваивая разные ремесла.
Был он крепок телом и высок. Отличался любознательностью и трудолюбием. В молодости получил должность надзирателя амбаров и государственных земель. К нему часто обращались за советами. Постепенно он превращался в учителя, в частности, обучая музыке. Имя, данное ему при рождении, – Кун Цю, благодарные ученики переиначили на Кун Фуц-зы, что значит «Почтенный учитель Кун». (В Европе утвердилась латинизированная форма – Конфуций.)
Он путешествовал по Китаю и благодаря своим обширным знаниям пользовался уважением. Вернувшись на родину, Конфуций уже в зрелом возрасте был назначен наместником города, а затем стал верховным судьей княжества.
Несмотря на то что дела его шли успешно, он ушел в отставку и отправился в странствия вновь. У него было, согласно преданию, 3 тысячи учеников, из которых 12 находились при нем постоянно. Порой ему угрожала смертельная опасность, но он никогда не терял мужества и спокойствия. Последние свои годы провел на родине и умер под сенью деревьев на берегу тихой речки. Записок он не оставил.
Некоторые изречения Конфуция:
– Чего не желаешь себе, того не делай другим.
– Благородный муж думает о долге, а мелкий человек о выгоде.
– Своим примером побуждай людей трудиться.
– Если платить добром за зло, чем же тогда платить за добро?
– Все течет, как вода. Время бежит, не останавливаясь.
Конфуций был прежде всего реалистом и моралистом. Рациональную организацию общества он видел в сохранении традиций: «Если не соблюдать издревле установленных обрядов или тем более отменить их, то все перемешается и наступит разлад». Сам он воспринимал обряды не как средство умилостивить богов, а как элемент самодисциплины и порядка.
Принадлежа к правящему социальному слою, Конфуций не ограничивался узкими классовыми интересами (иначе конфуцианство не стало бы религиозным учением). Он полагал, что народ не следует держать в невежестве, властвовать над ним обманом, лживыми посулами: «Если приближать прямодушных людей и ставить их выше лукавых людей, то простолюдины будут послушны».
По его словам, в стране может быть недостаток в военном снаряжении, продовольствии – эти беды поправимы. «Но если в народе будет недостаток веры в правителя и его приближенных, то государство не может быть устойчивым».
Идеал человека для него – не отшельник или пророк, а просвещенный мудрец и честный труженик. На вопрос ученика, как надо служить духам, Конфуций ответил: «Мы не умеем служить людям, как же можем служить духам?» Сходно ответил он на вопрос о посмертном существовании человека: «Мы не знаем, что такое жизнь, как же можем мы знать, что такое смерть?» Признание незнания – важная особенность мыслителя.
Из ключевых положений конфуцианства, кроме гуманизма, честности, порядка и уважения к традициям, надо отметить «выпрямление имен» и выполнение своего долга. Странно звучащий призыв к «выпрямлению имен» имеет в виду точность формулировок и наименований (терминов), желание и умение называть вещи своими именами, высказываясь без лукавства и кривотолков.
Еще одна отличительная черта учения Конфуция – требование высшей почтительности детей к родителям, святость семейных отношений. Семья выступает малым подобием государства, в котором безраздельно правит обожествляемый монарх-отец, владыка Поднебесной империи. Но при всей деспотичности его власти есть в мире более высокая и могучая сила – Небо. Это – наивысшая власть, высший судия (Мировой Порядок, Разум Вселенной, Космос). Перед ним должен трепетать и сам император. Если он повинен перед Небом, принимает несправедливые решения, лжет, совершает злодеяния, тогда происходят в стране стихийные бедствия (ниспосланные свыше), а народ имеет право восстать и свергнуть или убить такого правителя. Как учил последователь Конфуция Мэн-цзы, это было бы убийством негодяя и злодея, а не монарха.
У большинства народов религиозные заповеди утверждались от имени всемогущего Бога. В Китае эта роль была отведена Мировому Порядку. Обоснование такого принципа было простым и убедительным: раз прежде сохранялись семья и государство благодаря существующим традициям, то следует продолжать жить по тем же принципам («от добра добра не ищут», как говорят в России).
Нравственность без санкции Бога, основанная на разумных началах, без ссылок на заповеди, данные свыше, – такова общая черта конфуцианства и буддизма. В этом смысле они могут считаться атеистическими религиозными системами (точнее, философско-религиозными).
Можно ли утверждать, что Конфуций и Будда были одарены какими-то сверхчеловеческими способностями? Безусловно, они были мудрыми, честными, добрыми, проницательными. Но разве это какие-то особенные качества?
Главное даже не столько личности этих безусловно выдающихся людей, сколько их последователи. Многие древние китайцы и индийцы восприняли учения Конфуция и Будды не потому, что поверили в их близость к Богу или боговдохновенность. Достаточно было убедиться в нравственных достоинствах учителей и верности их мыслей. Это не было похоже на слепую веру, подкрепленную авторитетом всемогущего существа и страхом наказания свыше. Складывается впечатление, что народы Древнего Китая и Индии во многом полагались на здравый смысл, выбирая ту или иную веру. Хотя у них сохранялись традиционные суеверия и предрассудки, например гадания.
Такое сочетание рационализма и мистики может показаться странным, хотя оно вполне оправдано. Там, где есть возможность что-то понять, осмыслить, выяснить, надо опираться на разум. Но в некоторых случаях нет возможности разобраться в ситуации, предвидеть то, что произойдет. Тут уже приходится полагаться на гадания, интуицию. Самое главное, умело и вовремя использовать эти два способа. А то частенько бывает, что вместо продуманного решения и опоры на знания человек обращается к гороскопам, приметам, гаданиям, впадая в самые нелепые предрассудки и попадая в глупейшие ситуации.
Конфуций, подобно Будде, обращался к разуму людей, уча их понимать не только смысл, но и логику жизни, стремиться к правде, чтя прежде всего ее. Об этом свидетельствует и его совет «исправлять имена». В этом отношении современные развитые страны, точнее, их руководители, поступают наоборот: извращают смысл многих ключевых понятий (что особенно характерно для последних десятилетий). Это делается с помощью специальных психотехнологий, которые через электронные средства массовой пропаганды и рекламы внушают людям то, что выгодно определенным партиям, корпорациям, социальным слоям. Таким государствам удается обеспечивать экономическое господство над другими, менее развитыми. США, например, стали всемирным гегемоном. Выходит, те принципы, которые проповедовал Конфуций, не оправдываются в реальной жизни. Слишком часто выгодно лгать, обманывать, употреблять фальшивые слова – и таким образом приобретать несметные материальные богатства, вовсе не заботясь о духовных. Когда говорят о демократии, подразумевая власть капитала, культура превращается в массовое бескультурье, информация – в пропаганду, знания – в хаос беспорядочных сведений. Глобальная цивилизация развивается по законам техники, производства и выгоды, а вовсе не нравственности, разума, правды.
Впрочем, следует иметь в виду два чрезвычайно важных обстоятельства. Во-первых, страны Конфуция и Будды – не слишком крупные по своим размерам – имеют максимальное число жителей (более трети всего населения мира). Не означает ли это, что именно они живут в наибольшем согласии с высшими законами?
Во-вторых, в условиях государственных систем можно сильному и богатому жить неправдой, обманывая людей, тем самым обеспечивать свое благополучие. Но с годами все более определенно и зловеще сказывается так называемый экологический фактор. Жажда удовлетворять постоянно растущие материальные потребности оборачивается гигантскими массами отходов, истощением природных ресурсов, загрязнением и деградацией области жизни – биосферы. Таковы признаки кризиса современной цивилизации потребления и вечной правды Конфуция и Будды.
Об этом религиозном гении сохранились преимущественно предания. Его появление на земле христиане связывают с чудом, ниспосланным свыше. Согласно историческим сведениям, для этого существовали объективные предпосылки.
К концу VII века до н. э. окончательно установилось Иудейское царство, имевшее единую религиозную систему и центр в Иерусалиме. Оно было завоевано вавилонянами, а часть жителей уведена в плен. Позже их освободил персидский царь Кир. Иудейское государство вновь окрепло, а его народ уверовал в свою богоизбранность. Тогда окончательно оформились основные каноны иудаизма, вера в единственного верховного Бога-Творца, управителя Вселенной. Он передал через пророка Моисея израильтянам священный Завет, заповеди, которые надо исполнять во избежание гнева Божьего.
После того как в стране установилось римское владычество – с 63 года до н. э., вновь начался идейный разброд. В правление Ирода I, титулованного сенатом Рима царем Еврейским, наступил экономический подъем при активной эллинизации населения. Идеологи иудаизма усмотрели в этом опасность утраты национальных особенностей и традиционных ценностей. Они относились к Ироду враждебно, что отражено, например, в евангельском предании об избиении младенцев. Подобное событие не подтверждается никакими документами вообще. Ирод I умер за 4 года до рождения Христа. Впрочем, достоверные сведения о дне, месяце и даже годе рождения Иисуса отсутствуют. И это символично. Тот, кого позже обожествили, а со времени его появления на свет повели отсчет новой эры, жил как «неисторический», незнатный человек. Официальные лица и организации тогда не интересовались его личностью, ведь родился он в маленьком иудейском городке Вифлееме, в бедной семье.
Имя его стало легендарным уже после того, как принял он страшную мученическую (по тем временам – позорную) смерть на кресте, претерпев истязания и издевательства. Наиболее полно его жизнь и учение изложены в четырех Евангелиях, которые входят в Новый Завет Библии и являются главными священными книгами христианства, ставшего важным элементом культуры в большинстве стран и у многих народов мира (даже в исламе Иисус Христос признан святым).
Самое замечательное у Христа не столько слова, сколько образ жизни, поступки, просветленность ума и чувств Учителя. Единство слов, мыслей и дел, пронизанных любовью к людям, – вот на чем основано его учение.
Он проповедовал непротивление злу насилием, однако изгонял торгашей из храма и гневно клеймил лжецов и лицемеров:
«Берегитесь лжепророков, которые приходят к вам в овечьей одежде, а внутри суть волки хищные. По плодам их узнаете их».
Один из важных заветов Христа: «Во всем, как хотите, чтобы с вами поступали люди, так поступайте и вы с ними». Он учил не собирать сокровищ земных, материальных, а собирать богатства духовные, возвышенные, «ибо где сокровище ваше, там будет и сердце ваше».
Христос учил, что Царство Божие – царство света и добра находится в душе человеческой. Владеющий этим Царством истинно счастлив; «какая польза человеку, если он приобретет весь мир, а душе своей повредит?».
Из первохристиан наиболее прославлены Петр, Павел и Иоанн Богослов.
Петр (ок. 5 г. до н. э. – ок. 65 г. н. э.) – апостол, ученик Иисуса Христа. Родился в семье рыбака в Вифоаниде (Бетоаиде) Галилейской и был наречен Симоном. Имя Петр (по-гречески – скала, камень) дал ему Христос. Петр был главой первой христианской общины в Иерусалиме. По преданию, Христос передал ему ключи Царства Небесного (обычно апостол Петр изображается с ключами). Проповедуя христианство, Петр не избежал гонений и умер смертью мученика. Он оставил два соборных Послания. Из его поучений:
– Кто любит жизнь и хочет видеть добрые дни, тот удерживай язык свой от зла и уста свои от лукавых речей; уклоняйся от зла и делай добро; ищи мира и стремись к нему…
– Были и лжепророки в народе, как и у вас будут лжеучителя… И многие последуют их разврату, и через них путь истины будет в поношении. И из любостяжания будут уловлять вас льстивыми словами; суд им давно готов, и погибель их не дрем лет.
Павел (ок. 0 г. – ок. 65 г.) – апостол, последователь Христа. Родился в Тарсе (Киликия, область в Малой Азии), был наречен Савлом, пользовался правами римского гражданина, хотя и был иудеем. Став ревностным фарисеем, принимал активное участие в гонениях, борьбе против христианских общин. Однако примерно в 33 г. через чудесное видение ему открылось его подлинное призвание: нести людям заветы Христа. При крещении получил имя Павел. Он много путешествовал, проповедуя христианство, обращая в новую веру язычников. Его заточили в темницу и казнили в Риме. Он учил:
– Живущие по плоти о плотском помышляют, а живущие по духу – о духовном.
– Не будь побежден злом, но побеждай зло добром.
– К свободе призваны вы, братия, только бы свобода ваша не была поводом к угождению плоти, но любовью служите друг другу. Ибо весь закон в одном слове заключается: люби ближнего твоего, как самого себя.
– Духа не угашайте. Пророчества не уничижайте. Все испытывайте, хорошего держитесь. Удерживайтесь от всякого рода зла.
– Если кто не хочет трудиться, тот и не ешь. (Этот принцип, как известно, был принят в коммунистическом учении в более строгом виде: кто не работает – тот не ест.)
Иоанн Богослов (ок. 10 г. – ок.100 г.) – евангелист, один из двенадцати апостолов; сын рыбака из Галилеи. Он был свидетелем последних лет земной жизни Иисуса и, презрев опасность, присутствовал при распятии Учителя. В последующие десятилетия Иоанн, несмотря на преследования, проповедовал христианство и написал четвертое Евангелие, три соборных Послания и Откровение (Апокалипсис). Из его высказываний:
– В Начале было Слово, и Слово было у Бога, и Слово было Бог.
– Кто не любит, тот не познал Бога, потому что Бог есть любовь.
– Бога никто не видел. Если мы любим друг друга, то Бог в нас пребывает, и любовь Его совершенна есть в нас.
– Всякий, не делающий правды, не есть от Бога, равно и не любящий брата своего.
В Апокалипсисе дано пророчество о конце света. Оно находится в прямом противоречии с идеей непрерывного прогресса, ставшей популярной с эпохи Просвещения. Действительно, технические свершения человечества грандиозны. Но это сопровождается необычайным уроном для земной природы, деградацией биосферы и, судя по многим признакам, человеческой личности. Вовсе не исключено, что сбудется грозное пророчество Иоанна Богослова, хотя варианты трагического финала алчной глобальной цивилизации могут быть разными.
Аврелий Августин, причисленный к лику святых, родился в городе Тагаста (Северная Африка, Алжир) в семье небогатого римского чиновника. Мать, которую он горячо любил, была христианкой.
Получив хорошее образование в риторской школе в Карфагене, Аврелий увлекся философией и… плотскими радостями. Однако вскоре у него интеллектуальные интересы стали преобладать. С 375 года он преподавал риторику в Карфагене, а через 8 лет – в Италии, в Медиолане (Милане). Здесь познакомился с епископом Амвросием, изучая Новый Завет, проникся христианским мировоззрением.
В 387 году принял крещение. Вернувшись в Африку, стал священником, а с 396 года – епископом в Гиппоне. Жил скромно, предпочитая духовные блага, а не материальные. Написал 93 трактата (232 книги) и около 500 писем и проповедей. Наиболее известна его «Исповедь». Бог как исходный и конечный пункт человеческих суждений и действий непрестанно находится в центре внимания его философских произведений, хотя этим далеко не исчерпывается их содержание. Например, он полагал, что вера во многом определяется незнанием («Будем же верить, если не можем уразуметь»), так же как понятие чуда («Чудо противно не природе, а тому, как известна нам природа»). В своем духовном развитии он отразил важнейший этап эволюции человечества: переход от эпохи разума и приоритета материальных ценностей к эпохе веры и ориентации на высшие идеалы.
Наиболее сильное влияние оказал на него диалог Цицерона «Гортензий» (не дошедший до нас). Позже Августин стал приверженцем учения Платона и его более позднего последователя Плотина. Следующим шагом стало увлечение манихейской ересью. Испытал он и разрушительный скептицизм, усомнившись в том, что на свете вообще есть высшие истины. После всех «интеллектуальных искушений» и поисков истины пришел к христианству; его произведения вошли в золотой фонд патристики.
Одна из особенностей Августина как мыслителя – умение пристально вглядываться в самого себя, обдумывать движения души. Это позволяло ему не просто умствовать холодным рассудком, но мыслить со всей страстью, напряжением духовных сил, с подлинным вдохновением.
В основе религиозной философии Августина – стремление постичь высшие истины, первооснову Мироздания, а также самого себя. В «Монологах» он ведет разговор с Разумом. На вопрос, что он желает знать, Августин отвечает:
– Я желаю знать Бога и душу.
– А более ничего? – спрашивает Разум.
– Решительно ничего.
Казалось бы, знание Бога – управителя и творца Вселенной объемлет все сущее, включая человека. Однако Августин обособляет внутренний мир человека – микрокосм. Это объясняется тем, что в учении Августина Бог наделил человека свободой воли. Внутренний мир человека непостижимо сложен, подобно Мирозданию. Августин писал: «Есть нечто в человеке, чего не знает и сам дух человеческий, живущий в нем».
Августина можно считать одним из гениев самопознания. Это великое искусство помогло ему лучше понимать и других людей, и суть философии, и некоторые черты окружающего мира. Он сделал следующий шаг от античного завета «познай самого себя». Это значит – устремляйся к высшему, преодолевай свою низменную природу ради высших благ – триединства истины, добра и красоты, скрепленных любовью.
Его учение не было последовательным и непротиворечивым. Ведь все живое развивается и существует именно так – в борениях, противоречиях, непостижимой для простой логической схемы сложности. Недаром сам Августин считал: «Высший Бог… лучше познается незнанием». В то же время он был далек от восхваления невежества. Его принцип – «верую, чтобы понимать». Однако он отдавал отчет в ограниченности разума человека и в необходимости – за пределами знаний, рассудка, логики – полагаться порой на чувства, интуицию, вдохновение.
Свои первые крупные сочинения («Против академиков», «О блаженной жизни», «О порядке») он написал, еще не приняв крещение, в результате свободных философских дискуссий с друзьями. Академиками он называет скептиков, которые благодаря логическим ухищрениям, софистике, отрицают саму возможность постижения истины, доказывают бесполезность поисков ее. Опровергая такие выводы, Августин блестяще использует оружие противников – логику. Он рассуждал так. Утверждение, будто познать истину невозможно, в корне противоречиво. Если оно справедливо, то тем самым опровергается невозможность познания истины, ибо утверждение скептиков будет абсолютной истиной.
Августин не был склонен бездумно повторять какие-либо авторитетные высказывания, пусть даже освященные именами библейских пророков. «Вера в авторитет, – писал он, – весьма сокращает дело и не требует большого труда»; она необходима «для пользы простейших… более тупоумных или занятых житейскими заботами»; «если они слишком ленивы, или привязаны к иным занятиям, или уже неспособны к науке, пусть они верят».
По его мнению, у человека есть настоятельная потребность в понимании бытия: «Душа питается не чем иным, как разумением вещей и знанием». Впрочем, все это он написал в своих ранних сочинениях. Но ведь человек, тем более мудрый и честный, никогда не отрекается от самого себя, собственных убеждений и всерьез продуманных идей. Хотя конечно же он способен пойти дальше в интеллектуальных исканиях и открытиях.
Свой путь самопознания Аврелий Августин представил в «Исповеди», а религиозную философию – в трактатах «О Троице», «Монологи», «О граде Божьем». Его рассуждения свободно переходили от одного предмета к другому. В частности, он превосходно разработал проблему времени. Августин писал: «Правильно не называть времена – прошедшее, будущее, настоящее, а говорить так: «настоящее прошедшего», «настоящее настоящего» и «настоящее будущего». Некие три времени эти я не увижу нигде в другом месте, кроме как в душе».
Проблемой теодицеи Августин также успешно занимался – чтобы снять всякую ответственность Творца за зло, присутствующее в мире. По мнению Августина, Бог олицетворяет совершенство, добро и порядок; Его идеи великолепны, однако, воплощенные в материальные формы, могут иметь некоторые изъяны. В отличие от Бога люди, наделенные свободой воли, нередко являются носителями зла, за которое ответственны именно они сами.
Являясь свидетелем крушения Римской империи, он отвергал обвинения против христиан за подрыв ее религиозных основ и возлагал вину на духовную деградацию ее граждан, их погоню за низменными удовольствиями. «Когда человек живет по человеку, а не по Богу, он подобен дьяволу», – утверждал Августин. Вот почему заслуженная кара постигает нечестивцев.
Августин предполагал постоянное противостояние «двух градов» – небесного и земного, возвышенного и низменного, светлого и темного, божественного и сатанинского. Люди, имея свободу выбора, устремляются к Богу или к дьяволу. Но все это свершается в мире, осененном Божьей благодатью.
Получается логическая нелепость: добро и зло, противоположные по своей природе, объединяются в добре. Августин признавал нарушение правил логических умозаключений в таком тезисе, но утверждал, что в реальной жизни подобные противоречия естественны; законы формальной логики не абсолютны и порой опровергаются жизнью. (В науке XX века утвердился аналогичный принцип «дополнительности», предполагающий возможность совмещать в одном явлении два взаимоисключающих начала, например в микромире фотон имеет свойства и волны, и частицы.)
Признавая приоритет воли и веры перед знанием и рассудком, он стремился преодолеть их кажущуюся несовместимость: «Разумей, чтобы мог верить; верь, чтобы разуметь». Однако подлинное познание невозможно без озарения, ибо только тогда открывается нечто возвышенное, превышающее силы человеческого разума, приобщающее к божественным истинам.
Мировоззрение Августина, достигшего зрелого возраста, было пронизано идеей Бога. Философии отводилась подсобная роль – Церковь Христова признавалась олицетворением града небесного, тогда как государство – земного. Праведники, стремящиеся жить по Богу, противопоставлялись грешникам, живущим «по человеку», а значит, ввергаемым в сатанизм.
Нетрудно заметить, что в некоторых его воззрениях зло активно противостоит добру, а во Вселенной, сотворенной всеблагим, всемогущим, всеведущим Богом, имеются земные владения дьявола. Такое разделение, по мнению В. Виндельбанда и некоторых других философов, свидетельствует о том, что Августин не вполне отрешился от своей юношеской наклонности к манихейству.
Дело, пожалуй, не в такой странной для зрелого и самобытного мыслителя ученической привязанности к некой концепции. Несравненно существенней честность, искренность духовных исканий Августина. Он не мог отступиться от истины только потому, что она не укладывается в прокрустово ложе умозрительной схемы.
Когда мы рассматриваем интеллектуальные достижения великого мыслителя, следует учитывать весь его духовный опыт, все творения, а не только самые поздние или непротиворечивые. Нередко именно противоречия подчеркивают творческий характер исканий, а ранние сочинения наиболее ярко отражают романтику поисков.
Итак, Августин – сильная цельная личность. Его творчество существует в том самом «вечном настоящем», о котором сам он писал. Оно соединяет все проявления жизни, и Августина, и нас с вами, и тех, кто появится на земле после нашего ухода.
Религиозный мыслитель, пророк и основатель ислама Мухаммед (устаревшее – Магомет) родился в Мекке (Аравия) в семье купца Абдаллаха из знатного рода курейшитов. Мухаммед рано лишился отца, затем умерла его мать; он воспитывался у дяди.
С детства ему пришлось работать: сначала пастухом, потом помощником купца и, по-видимому, мелким торговцем. С караванами он путешествовал от города к городу, встречаясь с разными людьми. Мухаммед был любознательным и самостоятельно мыслящим юношей, наделенным поэтическим даром.
В то время арабские племена не имели единой религии, оставаясь разобщенными. Беседуя с последователями иудаизма и христианства, Мухаммед воспринял их представления о едином Боге. Женившись на богатой вдове, он достиг материального благополучия, но по-прежнему главной для него была духовная жизнь, стремление постичь суть жизни и Бога.
Однажды, когда уже сорокалетний Мухаммед уединенно молился и размышлял в пещере на горе Хире близ Мекки, на него снизошло озарение и он услышал голос: «Проповедуй во имя Господа твоего. С тех пор он стал пророчествовать. У него появились немногочисленные последователи. Они стали записывать его откровения, высказанные ритмической прозой. Его изгнали из родного городя – там поклонялись другим богам.
В 622 году Мухаммед поселился в Медине со своими учениками. Он стал учителем жизни, община его росла. Его высказывания собраны в Коране – священной книге мусульман. Само учение называется исламом. В его основе: 1) единобожие («Нет Бога, кроме… Аллаха, и Мухаммед пророк Его»); 2) ежедневная пятикратная молитва; 3) пост раз в году в месяц рамадан; 4) очистительная милостыня; 5) паломничество в Мекку.
После смерти пророка его преемник Абу Бекр провозгласил: «Кто чтит Мухаммеда, должен знать, что он умер, но тот, кто чтит Бога Мухаммеда, должен знать, что он жив и бессмертен». Произошло обожествление пророка. Главу государства назвали Халифом (преемником). Абу Бекр приказал, чтобы секретарь Мухаммеда Сайд привел в порядок все имеющиеся записи речений пророка. Собирали Коран несколько человек; книга была одобрена халифом Османом, а ее фрагменты, не вошедшие в канон, были сожжены.
Завораживающее звучание напевных стихов Корана оказывает эмоциональное воздействие на слушателя. Эффект усиливается из-за сложных ассоциаций, недоговоренностей, отсутствия пояснений. Мухаммед порой рассуждал вслух на какие-то актуальные темы, отвечал на вопросы или возражения собеседников, учитывал конкретные ситуации. Не зная всех этих обстоятельств, приходится многое домысливать. Поэтому толкования отдельных мест Корана многочисленны и нередко противоречивы, хотя смысловая неопределенность придает произведению очарование таинственности.
А. С. Пушкин перевел одну из строф Корана:
Поэт сделал примечание: «Плохая физика, но зато какая смелая поэзия!» Стремительный успех ислама доказывает, что на массы людей сильнее воздействуют художественные образы, чем рациональные доводы.
Мухаммед, помимо религиозных наставлений и правил, приводил сведения из Ветхого Завета, иногда ссылался на Новый Завет, а также утверждал правовые нормы. Всего в Коране 114 глав (сур), которые начинаются словами: «Во имя Аллаха милостивого милосердного…» У Аллаха 99 имен (Милостивый, Милосердный, Прощающий, Сочувствующий, Великодушный, Любящий, Мудрый…). Он – единственный Бог («Нет Бога, кроме… Аллаха»). Помимо него существуют ангелы, а также джинны, слуги шайтана (сатаны).
Коран утверждает веру в предопределение, в промысел Аллаха. Ничего не свершается без его воли. Он наблюдает за всем происходящим. Ему необходимо повиноваться (ислам означает «повиновение Аллаху»). Догмат веры – Шахада – гласит: «Клянусь, что нет Бога, кроме Аллаха; клянусь, что Мухаммед пророк Аллаха»).
Очень важный обряд – совместная молитва. Индивидуальное спасение – не для мусульманина. Пророк завещал: «Крепко держитесь все вместе на пути Аллаха и не разделяйтесь… и да возникнет община, влекущая к добродеянию». Верующие произносят строки Корана и творят поклоны вслед за имамом (священнослужителем) все разом, как одно тело, ощущая не только благоговение и свое единство.
Без благоприятной политической, экономической, социальной обстановки, сложившейся в Аравии, новая религия не победила бы и не распространилась бы так быстро. Скажем, иудаизму и христианству для этого понадобились сотни лет. Существенно и то, что Мухаммед принадлежал к знатному, хотя и обедневшему, роду хашим племени курейшитов. В основном они были заняты торговлей и главенствовали в Мекке – крупном экономическом, культурном и культовом центре. Сюда стекались арабы, поклонявшиеся священному Черному камню Каабы. Уже по месту рождения и родовитости Мухаммед мог претендовать на авторитет.
В Медине у него имелись родственники по материнской линии, что позволило ему обустроиться в этом городе. Но, безусловно, все это сыграло свою роль только благодаря незаурядным личным качествам.
В стремительном распространении ислама сыграли свою роль обстоятельства места и времени.
К VII веку у разобщенных арабских племен возрастала потребность в объединении. Господствовавшая над ними Иранская и Византийская империи ослабели из-за взаимной вражды, и подчиненные им племена получили возможность стать самостоятельными.
Мекка с Каабой и сильное богатое племя курейшитов были словно предназначены для того, чтобы стать центром кристаллизации великого исламского движения. Бог этого племени – «Илах», или «Аль-Илах», – постепенно вытеснял местных богов других, менее влиятельных племен. Естественно, что при объединении арабов именно Аллах стал единым и единственным Богом. Он укреплял духовную, идейную сплоченность сторонников ислама.
Существенно и то, что арабы VII века знали (немногие исповедовали) наиболее развитые религии: зороастризм, индуизм, иудаизм, христианство. В учении Мухаммеда есть заимствования из них, что увеличивало авторитет Корана. Ведь люди могли убедиться, что новое верование завершает предыдущие религиозные искания, не порывает с ними.
Мухаммед не был философом, ученым, книжником. Его образный цветистый поэтический стиль превосходно отвечал национальным традициям творцов сказок «Тысячи и одной ночи». Учение Мухаммеда было близко, понятно, доступно и привлекательно для широких масс. Оно имело политический, социальный, правовой аспекты и вполне подходило на роль государственной религии. В нравственном отношении оно стояло значительно выше древних племенных культов.
И еще. Ислам воодушевлял на смертный бой, укрепляя веру в победу. Клич-заклинание «Аллах акбар!» (Аллах велик!) убеждал, что покровительство подлинного единственного всемогущего Бога непременно поможет сокрушить врага. Глупо, грешно и смешно бояться смерти: ведь Аллах обеспечивает душе погибшего за веру вечное блаженство в райском саду, в кругу прекраснейших гурий.
Многое в исламе направлено на укрепление единодушия верующих и выработку чувства причастности к делам и мыслям Пророка. Ислам упростил и представление о Боге. Признается лишь один Аллах, обладающий всеми человеческими достоинствами в наивысшей степени (в отличие, скажем, от национального Бога Яхве или трудно понимаемого массовым сознанием триединого Бога христианства). Пророк Мухаммед лишен сверхчеловеческих качеств. К достоинствам ислама можно отнести то, что в нем пророками признаны и Моисей, и Христос, а Мухаммед считается продолжателем и завершителем их трудов и откровений. Этим облегчался переход в мусульманство иудаистов и христиан. Коран не призывает к насилию, но учит нетерпимости к врагам: «И сражайтесь на пути Аллаха с теми, кто сражается с вами, но не преступайте…» Так сказано во 2-й суре. А в 9-й сказано жестче: «Сражайтесь с теми, кто не верует в Аллаха… И сказали иудеи: «Узайр – сын Аллаха». Эти слова в их устах похожи на слова тех, которые не веровали раньше. Пусть поразит их Аллах!» Короче: если враг не сдается, его уничтожают. Принцип четкий.
Ростовщичество ислам запрещал, но торговлю поощрял. Богатство и бедность считались естественными, «от Аллаха», но богатым следует давать милостыню и не разрешается закабалять должников. Такие правила устраивали богачей и бедняков, властителей и подчиненных. Неудивительно, что ислам оказался прочным духовным цементом, который сплотил воедино арабские племена и разные социальные слои.
Взлет творческой мысли в арабских странах определялся прежде всего религиозным энтузиазмом и распространением на обширных территориях исламского владычества. Через десять лет после смерти Пророка его последователи быстро завоевали Персию, Сирию, вторглись в Индию, позже захватили Египет, Карфаген, а в начале VIII века – Испанию. Могущественные и богатые халифы, в частности Гарун аль-Рашид (Харун ар-Рашид), оказывали покровительство философии, наукам. Этому примеру следовали влиятельные сановники и купцы. Представители стран ислама открыли для себя богатейший пласт духовной культуры, в частности интеллектуальное наследие Греции и Рима.
В XIII веке арабская цивилизация пришла в упадок. Прошло несколько крестовых походов; прокатилось по Азии и Восточной Европе монгольское нашествие, разрушив могущественный Багдадский халифат. Сама столица была захвачена монголами в 1258 году. Закончилось и мавританское владычество в Испании.
Степень гениальности религиозного учителя определяется будущим: тем, насколько его идеи будут восприняты массами. У правителей и полководцев многое зависит от текущей ситуации. Военачальник, вдобавок, вынужден подчиняться приказам вышестоящего начальства.
Великий мифический герой Геракл совершал подвиги, находясь на службе у бездарного царька, но имея возможность проявлять мужество, силу, смекалку. А полководцу приходится руководить вполне определенными воинскими подразделениями и командирами, которые ему выделены (если он не правитель) верховным начальством. В таких условиях нередко замечательный стратег и тактик терпит поражение по независящим от него обстоятельствам. Этих неудачников придется оставить вне нашего внимания, ограничившись только теми, кто прославлен в веках.
Из государственных деятелей, быть может, самые выдающиеся жили очень давно. Им довелось создавать общественные структуры, системы управления, вводить первые законы, основывать правящие династии. Однако о таких людях сохранились преимущественно легенды или отрывочные сведения.
Едва ли не первой в мире исторической личностью является Нармер (около XXXI в. до н. э.) – царь Верхнего (Южного) Египта. О нем стало известно благодаря найденной в г. Иераконполе каменной пластинке, на которой изображен фараон и написано, что он покорил обитателей дельты Нила (Нижней Египет) и взял 6 тысяч пленных. Правда, согласно Геродоту, основал Первую династию фараонов Раннего царства Мин (или Менее). Не исключено, что Нармер и Мин – одно лицо (фараоны нередко имели по нескольку имен).
В Двуречье был в древности наиболее прославлен Гильгамеш (или Вильгамее) – царь города-государства Урука, живший около XXVIII в. до н. э. О нем сохранились главным образом легенды. Посвящена ему эпическая поэма «О все видевшем» – древнейшая из всех известных на Земле (она на полтора-два тысячелетия старше Библии). Поэма повествует, в частности, о всемирном потопе, а Гильгамеш выступает как мифологический герой. В действительности он прославился как мудрый правитель и блестящий стратег, завоеватель Нижней Месопотамии. По-видимому, он совершил успешный поход в Сирию и Ливан, доставив в свою страну ценный ливанский кедр. В поэме Гильгамешу, занятому поисками цветка бессмертия, душа умершего печально сообщает: «Друг мой, тело мое… как старое платье, едят его черви». Единственно доступное человеку бессмертие – остаться прославленным в памяти потомков добрыми великими делами.
Другим выдающимся правителем в Двуречье был Шульги (2093–2046 гг. до н. э.) – царь III династии Ура (Нижняя Месопотамия). При нем государство достигло расцвета. Он ввел культ царя и учредил первое из известных законодательство, предусматривающее наказания за преступления. Например, за членовредительство полагалось выплачивать штрафы (в отличие от более позднего принципа «око за око, зуб за зуб»; ведь от того, что выбьешь обидчику – глаз или зуб, собственные части организма не восстановятся).
Достоин упоминания и Хаммурапи (первая половина XVIII в.) – царь Вавилонии, установивший свое владычество над всем Двуречьем. Он составил свод законов, высеченный на черном базальтовом столбе-обелиске. Судебник Хаммурапи состоит из 282 пунктов, учитывающих различные аспекты жизни общества. В нем впервые установлены принципы вины и злой воли: предумышленное убийство, например, наказывалось суровей, чем нечаянное. А вот телесные повреждения карались по примитивному правилу «увечье за увечье».
Наконец, отдадим должное Ашшурбанипалу (VII в. до н. э.) – царю Ассирии, сделавшему свою империю крупнейшей по тем временам в мире. Для нас он особенно интересен и ценен своей любовью к собиранию исторических документов. По его приказу в столицу Ниневию свозились глиняные таблички с текстами по разным отраслям знания, с литературными произведениями. Эту древнейшую библиотеку раскопали археологи в середине XIX века.
Примерно тогда же или чуть раньше в Спарте, согласно преданию, правил Ликург, установивший порядки и обычаи по примеру Критского царства, а также военизированный режим с воспитанием у юношей мужества и силы, патриотизма и презрения к смерти. А в Афинах первые писаные законы появились по инициативе Дракона (или Драконта) в 621 году до н. э. (до этого они передавались устно). Была запрещена родовая месть, установлены правила судебных тяжб. Сурово наказывались посягательства на частную собственность (скажем, смертная казнь за кражу зерна), а также за безделье, тунеядство. С тех пор строгие меры правопорядка стали называть «драконовыми».
Перечисленные выше и ряд других наиболее древних выдающихся правителей нельзя назвать лучшими из лучших, гениальными по той простой причине, что сведения о них слишком скудны, а то и не очень достоверны. Хотя есть люди, о которых многое известно, а по своим талантам они могли бы войти в когорту лучших из лучших, однако имеются причины не делать этого. Упомянем о трех из них.
Афинский полководец и общественный деятель Алкивиад (ок. 450–404 гг. до н. э.) вырос и получил воспитание в доме своего дяди Перикла, был учеником Сократа. В тридцать лет он был избран стратегом, успешно воевал против Спарты. С усилением Афин укреплялся и авторитет Алкивиада. Он имел все возможности для того, чтобы стать великим государственным деятелем. Возможно, повредило ему то, что он с детства отличался красотой. Временами он предавался пьянству, разврату. Бесчинства Алкивиада привели к тому, что его обвинили в оскорблении святынь. Бежав в Спарту, он помог своим недавним врагам победить афинян. После смены власти в родном городе он вернулся в Афины и был избран флотоводцем». Одержав победу при Кизике и взяв город Византий, удостоился высших почестей. Однако при Нотии руководимая им армия потерпела поражение, ему пришлось бежать в Малую Азию, где он был предательски убит.
Судьба Алкивиада поучительна. По физическим и интеллектуальным качествам, полководческому таланту и мужеству он не уступал, возможно, никому из крупнейших полководцев и государственных деятелей. Однако непомерное честолюбие, авантюризм, пренебрежение высокими идеалами обрекли его на постоянные взлеты и падения, обесславили его имя.
В этом отношении несравненно достойнее был карфагенский полководец Ганнибал (247–183 гг. до н. э.). Двадцатидвухлетним он командовал конницей, а через четыре года возглавил карфагенскую армию в Испании. Во Второй Пунической войне руководимые им полки совершили беспримерный переход через Пиренеи и Альпы, вторглись с севера в Италию и одержали ряд блестящих побед (с тех пор у римлян фраза «Ганнибал у ворот» стала поговоркой, означающей близкую опасность). Из-за вторжения в Северную Африку армии римского полководца Публия Корнелия Сципиона Ганнибал вынужден был вернуться на родину, выступил против римлян и был разбит в битве при Заме в 202 году, решившей исход войны. Позже его изгнали из Карфагена, он бежал на Восток, а когда римляне потребовали его выдачи, принял яд, предпочитая смерть плену.
Как полководец и патриот Ганнибал заслужил славу в веках. Однако можно ли отдать ему предпочтение перед Сципионом, победителем Карфагена? Тем более что последний был и крупным государственным деятелем… Впрочем, его заставили уйти в отставку, обвинив в злоупотреблениях властью и нарушениях конституции (возможно, из боязни, что он станет диктатором).
А почему бы не включить в число избранных Гая Октавиана Августа (63 г. до н. э. – 14 г. н. э.)? Он более сорока лет был римским императором. При нем страна достигла расцвета, устойчивого могущества благодаря разумным реформам и продуманной внешней и внутренней политике. Его мудрые советники и помощники – Агриппа, Меценат – позаботились о расцвете наук, ремесел, искусств. Отличаясь суровым нравом, твердостью и государственным умом, Август принес Риму мир и процветание, с 19 года до н. э. стал абсолютным монархом, был провозглашен верховным жрецом и отцом отечества. А в молодые годы отличался мужеством, воинской доблестью и незаурядным полководческим талантом. И все-таки надо признать, что своими победами и возвышением он во многом обязан Марку Випсанию Агриппе – римскому полководцу и государственному деятелю, одержавшему победы над Секстом Помпеем, а затем над Марком Антонием и Клеопатрой, открыв Октавиану Августу путь к вершине власти. Агриппа руководил геодезической съемкой и составлением карт Римской империи, финансировал сооружение Пантеона, водопровода и терм в Риме. Разве он менее достоин почестей, чем император? Тем более что после Октавиана Августа государство стало клониться к упадку.
Итак, наш выбор будет определяться отчасти и тем, насколько самостоятельным был в своих достижениях тот или иной деятель и какими были результаты его правления. В этом отношении такая незаурядная личность, как Адольф Гитлер, имя которого безусловно вошло в мировую историю, несмотря на то что необычайным политическим взлетом и крупными победами он был обязан своим способностям, не может считаться великим государственным деятелем, потому что его страна потерпела сокрушительное военно-политическое поражение от СССР (роль в этом единоборстве союзников как с той, так и с другой стороны не имела решающего значения); вдобавок потерпела крах идеология фашизма и нацизма. Самые грязные антисоветчики стали находить нечто общее между Гитлером и Сталиным (и нашлись такие, кто поверил в эту ложь). В действительности это были антиподы и по характеру, и по манере поведения, и по идеологии. Единственное сходство: Сталин тоже поднялся из низов общества благодаря своим незаурядным, поистине необычайным достоинствам, умению управлять страной в труднейшие периоды, и конечно же благодаря поддержке народа.
Он был одним из крупнейших государственных деятелей Асрин – законодателем, поэтом; греки причислили его к семи мудрейшим. И все-таки точные пределы его жизни неизвестны.
Во времена его юности общество раздирали распри. В начале VII века до н. э. власть перешла от царей к коллегиальному руководству представителей земельной аристократии, однако в жизни простого народа (рабы были бесправны) улучшений не последовало, а разбогатевшие торговцы требовали своей доли власти. Отсутствие продуманного законодательства приводило к смуте и конфликтам. Законы Драконта мало помогли в установлении порядка.
Солон происходил из знатного, но обедневшего рода, занимался торговлей, немало путешествовал. Он писал стихи, осуждая жажду наживы и беспорядки в государстве, предлагая меры по устранению недостатков и призывая граждан захватить остров Саламин, важный пункт на торговых морских путях, что и было осуществлено. Будучи прекрасным оратором, он приобрел популярность среди граждан и в 594 году до н. э. был избран архонтом, высшим должностным лицом. За время своего правления учредил ставшие знаменитыми законы и (что не менее важно) создал условия для их выполнения. В частности, запрещалось брать в долг без письменного договора; упразднялись некоторые привилегии родовой аристократии; поощрялись ремесла и торговля. Было запрещено долговое рабство и отменены долги за землю, многие должники были вызволены из кабалы. Как Солон возвестил в одном из своих стихотворений, он сумел одарить свободой тех, кому приходилось влачить «иго рабства недостойного». (Конечно, имелись в виду свободные граждане, а не рабы, исполнявшие роль «говорящих» орудий труда.)
Некоторые из его законов не отличаются мудростью, предполагая наказание чрезмерно жестокое: «Выколовшему глаз – выколоть оба» или «Чего не клал – не бери под страхом смерти». Но ему удалось организовать государственное управление на демократических основах. Он придал выборному Национальному собранию законодательные функции и право решать вопросы о войне и мире; учредил орган управления и контроля (Совет четырехсот) и Народный суд, избираемые из представителей всех слоев демоса. Упростив и унифицировав систему мер и весов, он содействовал процветанию афинской торговли. Все афиняне были разделены согласно имущественному цензу на четыре группы. При этом зажиточные граждане имели больше прав, но и обязаны были нести значительную ответственность, а также значительные денежные расходы.
Благодаря Солону общественная жизнь была упорядочена. Однако сохранялись немалые противоречия между разными социальными группами, кланами крупных землевладельцев. В 561 году афиняне избрали на высший пост полководца и родственника Солона, который установил свою диктатуру. Солон удалился в изгнание. Афинян он поучал в стихах:
Кстати сказать, правление Писистрата вовсе не было позорным. Он сохранил законы Солона и более справедливо разделил земли среди нуждающихся. При нем расширились ремесла и торговля, были возведены в Афинах замечательные строения, в частности храм Зевса Олимпийского, завершено строительство водопровода и был впервые записан отредактированный текст поэм Гомера.
Поучения Солона остались в форме стихов и афоризмов:
– Законы как паутина: слабый в них запутывается, сильный их прорывает.
– Советуй не то, что всего приятней, а то, что всего лучше.
– В великих делах всем нравиться нельзя.
– Прежде чем приказывать, научись повиноваться.
– Стар становлюсь, но всегда многому всюду учусь.
Время правления этого государственного деятеля в Афинах называют «эпохой Перикла» – так много он сделал для процветания своего родного города и последующей славы.
Родился он в аристократической семье. В молодости помог Эсхилу поставить трагедию «Персы». «Но самым близким к Периклу человеком, – писал Плутарх, – который вдохнул в него величественный образ мыслей, возвышавший его над уровнем обыкновенного вожака народа, и вообще придал его характеру высокое достоинство, был Анаксагор из Клазомен, которого современники называли «Умом» – потому что удивлялись его великому, необыкновенному уму, проявлявшемуся при исследовании природы, или потому, что он первый выставил принципом устройства вселенной не случай или необходимость, но ум чистый, несмешанный, который во всех остальных предметах, смешанных, выделяет однородные частицы».
Постоянное общение с крупнейшим мыслителем того времени безусловно содействовало умственному развитию и ораторскому таланту Перикла. Тем не менее он не входил в высший аристократический совет – Ареопаг, а некоторые влиятельные граждане, усматривая в нем сходство с тираном Писистратом и опасаясь его возвышения, готовы были при первом удобном случае изгнать его из Афин, подвергнув остракизму. В то время так поступали с теми, кто проявлял свои выдающиеся способности, обретал огромную популярность и тем самым имел возможность стать диктатором. Так афинская аристократия (совместно с демократами) избегала перехода к монархии, единоличному правлению.
Участвуя в походах, Перикл проявлял храбрость, но как государственный деятель проявлял осмотрительность. Несмотря на свое происхождение, богатство и влиятельных друзей, он выступил на стороне народа и бедных, а не аристократов и богатых.
Соответственно изменились и образ его жизни, поведение: избегал пиров и долгих застолий, был сдержан и прост с окружающими. В отличие от демагогов он не стремился постоянно появляться перед народом или в Народном собрании, а речи произносил лишь в наиболее важных случаях, превосходя всех в ораторском искусстве, ясности и глубине мысли.
Сравнительно быстро Перикл сделался популярнейшим политиком благодаря патриотизму, честности, выступлениям за ограничение прав аристократии в поддержку народовластия. Его много раз избирали стратегом, а с 460 года до н. э. он стал фактически первым лицом в Афинах.
В подобных случаях правителей называли тиранами, диктаторами и во имя демократии старались поскорее избавиться от них. Однако Периклу удалось удержаться на вершине власти благодаря поддержке народа. Можно сказать, что он стал правящим народным вождем, употребляя свою власть не в личных интересах, а во благо полиса, государства. И это принесло замечательные плоды: были возведены многие прекрасные сооружения Акрополя. Руководил работами великий скульптор Фидий. Кроме него и Анаксагора в кругу Перикла были Геродот и Софокл. Кстати, когда последний сопровождал Перикла в морской экспедиции, то похвалил одного красивого юнгу, получив ответ: «У стратега должны быть чистыми не только руки, но и глаза».
Отличаясь воинской доблестью и одержав целый ряд побед (в память о них было установлено 9 трофеев), он приравнивает погибших за отечество богам: «Ведь и богов мы не видим, но по тем почестям, которые им оказывают, и по тем благам, которые они нам даруют, мы заключаем, что они бессмертны; эти черты свойственны и тем, кто погиб в бою за Родину».
Возможно, подобные высказывания, имеющие атеистический оттенок, или отсутствие мистического взгляда на природу, воспринятые от Анаксагора, позволили врагам и завистникам Перикла выдвинуть против него и его близких друзей обвинения в оскорблении религиозных святынь. Анаксагор бежал из Афин, Фидий умер в тюрьме; судили даже жену Перикла Аспасию, одну из наиболее образованных женщин (ее оправдали благодаря речам мужа в ее защиту). Авторы комедий постарались унизить и осрамить Аспасию и Перикла; авторитет его был подорван. И когда в 430 году до н. э. разразилась эпидемия чумы, во всех несчастьях обвинили Перикла, не избрав его даже стратегом. Правда, лучше горожанам от этого не стало и они вновь возвели его на высокие должности, однако он заболел чумой и умер в 429 году.
«В этом муже, – писал о нем Плутарх, – достойна удивления не только умеренность и кротость, которую он сохранял в своей обширной деятельности, среди ожесточенной вражды, но и благородный образ мыслей; славнейшей заслугой своей он считал то, что, занимая такой высокий пост, он никогда не давал воли ни зависти, ни гневу…» И когда Перикл скончался, «то события заставили афинян почувствовать, чем он был для них… Люди, тяготившиеся при его жизни могуществом его, потому что оно затмевало их, сейчас же, как его не стало, испытав власть других ораторов и вожаков, сознавались, что никогда не было человека, который лучше его умел соединять скромность с чувством достоинства и величавость с кротостью. А сила его, которая возбуждала зависть и которую называли единовластием и тиранией, как теперь поняли, была спасительным оплотом государственного строя: на государство обрушились губительные беды, и обнаружилась глубокая испорченность нравов, которой он, ослабляя и смиряя ее, не давал возможности проявиться и превратиться в неисцелимый недуг».
По словам историка и современника Перикла Фукидида, негласный правитель Афин утверждал: «Город наш – школа всей Эллады, и полагаю, что каждый из нас сам по себе может с легкостью и изяществом проявить свою личность в самых разных жизненных условиях». Это высказывание Перикла совершенно справедливо. Не случайно же в его славное правление Афины добились необычайных успехов в литературе, философии, драматургии, архитектуре, ваянии, строительстве, ремеслах, а также в торговле, военном деле. Эпоха Перикла отличалась не тем, что в это время вдруг невесть каким чудом возникли в Афинах гении. Таких совпадений не бывает.
Секрет прост: у многих людей, а не только кучки аристократов и богачей, появилась возможность проявить свои способности. Потому что установилось своеобразное правление: народовластие при единоначалии. И самое главное, руководил страной человек достойнейший, обладавший государственным умом, обширными знаниями, уважением к талантливым гражданам. Не менее важно, что был он патриотом.
Подобный феномен «демократической монархии» нам еще предстоит продумать на примере СССР. А пока еще раз подчеркнем, что в эпоху Перикла и сразу после нее – в продолжение подъема культуры – творили Анаксагор, Фидий, Софокл, Протагор, Геродот, Еврипид, Сократ, Фукидид, Аристофан, Платон, Диоген. Но конечно же и Перикл появился не сам по себе. До него греческая культура уже находилась на подъеме: жили и творили великие мыслители, ученые, поэты, драматурги – Анаксимандр, Сапфо, Феогнид, Эзоп, Анакреонт, Анаксимен, Ксенофан, Гераклит, Пифагор, Эсхил.
Культура в каком-то отдельно взятом полисе, государстве не достигает вершин внезапно и не угасает мгновенно. У общественного организма есть свои закономерности развития, взлета активности и падения. Но в этом процессе немалую роль играет выдающаяся личность государственного деятеля, ярчайший пример – Перикл.
Сын македонского царя Филиппа II Александр получил прекрасное образование. Его наставником был крупнейший философ того времени Аристотель. Когда Филиппа II убили заговорщики, Александр, став царем, укрепил армию и установил свое господство над греческими полисами (городами-государствами): Фивами, Афинами, завоевал Фракию, Фессалию, балканские страны. Он был отважен, сам участвовал в схватках, был умелым полководцем.
В 22 года он стал властвовать в Греции и решился выступить против могучей Персидской державы, возглавляемой Дарием. В битвах при Гранике, Иссе и Гавгамелах он разгромил персов. Завоевав Египет, принял титул фараона. Покорились ему Бактрия, Западная Индия. Создав величайшую империю в 327 году до н. э., он пожелал сделать ее столицей Вавилон, где приказал разрушить храм Мардука (Вавилонскую башню). В этом легендарном городе он умер от лихорадки (по другой версии, был отравлен) в 323 году до н. э. Его империя вскоре рассыпалась. Однако она способствовала распространению греческой культуры на огромных пространствах Азии и, в свою очередь, помогла европейцам воспринять восточные культуры.
Можно считать Александра величайшим путешественником древности. Он провел войска из Европы в Малую Азию, Северную Африку, Центральную Азию. Он был обуян не только жаждой героической жизни, подвигов и славы, власти над всем известным миром, но и стремлением к познанию.
Известно одно его послание Дарию: «В дальнейшем, если ты будешь писать ко мне, обращайся ко мне как к царю Азии. Если ты хочешь оспаривать у меня царство, то стой и сражайся за него, а не беги, ибо где бы ты ни был, я найду тебя».
Говорят, Александр Великий спросил у попавшего в плен пирата:
– Кто дал тебе право хозяйничать на море?
– Тот же, – ответил он, – кто дал тебе право хозяйничать на земле. Но за то, что я делаю на море на своем бедном суденышке, называют меня разбойником. А ты это делаешь с огромной армией, тебя же называют владыкой.
Об Александре со временем стали сочинять легенды, особенно популярные среди арабов и европейцев в Средние века. Образ его позже приобрел «хрестоматийный глянец» как олицетворение воинской доблести, великих завоеваний, полководческого гения. Однако не следует забывать, что Александр получил «в наследство» хорошо обученную дисциплинированную армию, богатую казну, власть над многими греческими полисами. Великая Персидская империя к этому времени переживала кризис. В сражении при Иссе победа досталась Александру с большим трудом; если бы верх взял Дарий III, то царю Македонии досталось бы в истории человечества весьма скромное место, а судьба эллинской цивилизации могла оказаться плачевной. Повезло Александру и в том, что им была захвачена богатая персидская казна.
Конечно, подобные «если бы» не имеют научного значения, ибо не основаны на фактах. Но их имеет смысл обдумывать для понимания философии истории. В некоторые периоды, порой недолгие, а то и в результате одного крупного события (сражения, например) может решаться судьба цивилизаций; ведь в их развитии проявляется не только или даже не столько закономерная поступь «исторического процесса», сколько выбор – бессознательный, а то и случайный, вероятностный – одного варианта из двух, нескольких возможных.
Победив Дария III, Александр завладел его империей. Он разрушал некоторые города (например, прекрасный Персеполь), но и возводил новые – Александрию. Обуреваемый мечтой о мировом господстве, он так и не смог подчинить себе всю Индию и Среднюю Азию. Ему пришлось позаботиться о цельности своей обширнейшей империи, примиряя или даже породняя греков с персами.
Походы Александра Македонского широко раздвинули пределы влияния греческой культуры, содействовали ее взаимодействию с культурами других народов. Активизировались торгово-экономические связи между разными регионами, контакт западной и восточной цивилизаций, даже несмотря на бедствия войны, был в целом плодотворен. Героический период перешел в эллинистический. Обогатившись в результате завоеваний, Греция стала Меняться, тем более что и силы народа были ослаблены потерями в походах Александра Македонского. Так что былые победы, возможно, предопределили будущее поражение от римлян и создание Великой Римской империи.
Обратим внимание на еще один аспект походов Александра Великого. Они проходили почти исключительно в зоне современных пустынь и полупустынь. Если там удавалось поить и кормить армию, значит природные условия тогда были не экстремальными – на месте нынешних пустынь простиралась саванна. Войны содействовали опустыниванию. Такова обычная закономерность: широкомасштабные действия губят не только людей, но и природу.
Его деятельность началась в период кризиса римской рабовладельческой республики, гражданских войн, восстаний рабов (самое мощное – под предводительством Спартака). Еще до рождения Цезаря после распада эфемерной империи Александра Македонского начался расцвет Рима.
В политической борьбе патрициев и плебеев одержали победу сторонники народовластия, установилась власть Народного собрания. Были расширены и обеспечены права всех граждан; при верховной собственности общины существовало и коллективное, и частное землевладение. Большое значение придавалось религиозным обрядам и культу предков, что дополнительно укрепляло общество, поощряло патриотизм. Это было очень важно для создания сильной армии, к чему вынуждали постоянные вооруженные столкновения с соседними племенами и вторгавшимися с севера галлами.
Возвышению Рима благоприятствовало географическое положение в центре Италийского полуострова на судоходной реке близ соляных разработок. Победы над Карфагеном в Первой и Второй Пунических войнах (264–241 и 218–201 гг. до н. э.) позволили распространить влияние Рима на Сицилию, Испанию, Северную Африку. Постоянно укрепляя свою армию, римляне перешли к политике завоеваний на Востоке – в Македонии, Греции.
Успехи римлян определялись не только военной доблестью граждан и талантами полководцев, но и развитием духовной и материальной культуры – на основе великих достижений греков. В частности, римский драматург Тит Макций Плавт продолжил традиции греческой бытовой комедии. Он высмеивал гадателей, искателей легкой наживы («За неверным устремляемся, верного лишаемся») и политиков, которые хороши, пока стремятся к цели.
Пьесы Теренция, подражавшего греческому комедиографу Менандру, пользовались популярностью многие десятилетия. Уже после смерти драматурга, ему посвятил свою эпиграмму Юлий Цезарь:
Поэт Луциллий (воевавший, между прочим, в Испании) осмеивал богатеющее римское общество, где начали укрепляться неумеренное стремление к роскоши, лихоимство и казнокрадство. Вот фрагмент из его сатиры:
Незаурядной личностью был Марк Теренций Варрон (116—27 гг. до н. э.) – победитель пиратов, за что удостоился «Морского венка», как полководец воевал в Испании против Цезаря, потерпел поражение, но был прощен, организовал крупную публичную библиотеку в Риме, стал писателем и ученым-энциклопедистом. Знаменитый политический деятель, оратор, писатель и философ Марк Туллий Цицерон (106—43 гг. до н. э.) сказал о нем: «Мы были чужеземцами в родном городе… Твои книги словно привели нас домой, рассказали нам, кто мы и где живем».
Еще в молодые годы Цезаря римская республика едва не стала монархией. Полководец Луций Корнелий Сулла (138—78 гг. до н. э.) после ряда блестящих побед в Малой Азии и Греции, когда его отстранили от командования, повел свою армию на Рим, разгромил армию своего соперника Гая Мария и в 83 году до н. э. стал диктатором, хотя через 4 года добровольно ушел в отставку. В стране продолжались междоусобицы. Враждовали по-прежнему две партии: представители патрициев – оптиматы и сторонники народовластия – популяры. Но результатом победы тех или других было установление диктатуры (например, от первых – Суллы, от вторых – Мария) и жестокие репрессии побежденных.
Обо всем этом приходится вспоминать для того, чтобы уяснить ситуацию в римском обществе, благоприятствовавшую установлению диктатуры Цезаря. Очень важно в политической борьбе помимо решительности уметь воспользоваться сложившейся обстановкой. Цезарь владел таким умением в полной мере. В 70 году до н. э. консулами стали популяр Помпей и оптимат Красс, причем последний, заинтересованный в поддержке плебса, перешел в лагерь противников Суллы. Вернувшись из изгнания Гай Юлий Цезарь, племянник Мария, произнес речь о его заслугах и восстановил на Форуме его трофеи, убранные Суллой. Цезарь происходил из знатной семьи, получил прекрасное образование, овладел ораторским искусством и быстро стал видным политиком. Он приобрел популярность в народе, устраивая пышные зрелища. В 63 году до н. э. был избран верховным жрецом (понтификом). Затем, порядком разбогатев, управлял провинцией Испания.
Став консулом в 59 году до н. э., составил вместе с Помпеем и Крассом первый триумвират; успешно провел военную кампанию в Галлии (современные Франция, Бельгия), а также в Британии. После распада триумвирата Помпеи предпринял попытку лишить Цезаря власти. Перед Цезарем встал вопрос: перейти ли с войском реку Рубикон, разделяющую Галлию с Италией, и тем самым начать гражданскую войну, или согласиться с отставкой?
Цезарь перешел Рубикон, разгромил армию Помпея, вторгся в Египет и установил там власть своей возлюбленной царицы Клеопатры. В августе 47 года до н. э. он стремительным ударом разбил войско боспорского царя Фарнака, описав впоследствии это событие кратко: «Пришел, увидел, победил». Затем выиграл в Африке сражение при Тапсе у Секста Помпея и Марка Порция Катона. Чуть позже, окончательно раправившись со своими врагами, он удостоился в Риме грандиозных триумфов. Его объявили пожизненным диктатором, «отцом отечества». С тех пор имя Цезарь стало означать «кайзер», «царь» (по-русски мы привычно говорим «царь» вместо латинского «реке»). Юлия Цезаря убили на заседании сената заговорщики во главе с Брутом и Кассием. Он оставил по себе память не только как блестящий полководец и умный государственный деятель, но и как автор «Записок о галльской войне» и «Записок о гражданской войне», написанных чеканным латинским слогом.
Цезарь прославился прежде всего как блестящий полководец, не раз побеждавший численно превосходящего противника (учтем, что ему досталась отлично вооруженная и обученная, дисциплинированная армия). Как государственный деятель, он отличался рассудительностью, заботясь о благе Родины. По этой причине с уважением относился к Марку Туллию Цицерону – выдающемуся политику, оратору, писателю, философу, хотя тот был его противником, поддерживая Помпея. Простилось Цицерону даже такое высказывание: «Все мы рабы Цезаря, а Цезарь – раб обстоятельств». В этом была немалая доля правды. Ведь Цезарю была предоставлена пожизненная власть трибуна, бессрочная диктатура, его провозгласили императором и «отцом отечества».
Несмотря на то что в его руках была сосредоточена огромная власть, Цезарь не сумел разрешить серьезные социальные противоречия в римском обществе. Тем более, что противники и завистники усиленно подрывали его авторитет, называя тираном, душителем свободы. О том, что это была демагогия, что под видом республиканского строя предполагалось установить власть олигархов, свидетельствует поведение римлян после убийства Цезаря. Когда заговорщики на заседании сената закололи его кинжалами, сенаторы разбежались, их паника передалась народу. Когда убийцы, потрясая кинжалами, покрытыми кровью тирана, вышли, чтобы провозгласить торжество свободы, площадь и улицы были пусты. Опасаясь преследования, заговорщики скрылись в Капитолии. Выступление на Форуме Марка Брута было встречено молчанием. Цезарь не был осужден как «враг государства»; по предложению Цицерона его сочли умершим, а убийц амнистировали.
Во время похорон Цезаря его сторонник консул Марк Антоний произнес речь, восхваляя его достоинства, и прочел его завещание, по которому бедняки получали щедрые подарки. Гения-хранителя Цезаря признали божественным. Через год, когда к власти пришел второй триумвират, включавший Антония, многие враги Цезаря, в том числе Цицерон, были казнены. Армия заговорщиков Марка Брута и Гая Кассия была разгромлена, а они погибли. Когда распался второй триумвират, победил внучатый племянник и наследник Цезаря Гай Октавий. Он разбил армию Антония, завоевал Египет и стал единым правителем огромной державы. Граждане, уставшие от распрей, политических интриг и гражданских войн, провозгласили его в 19 году до н. э. Верховным жрецом и Отцом отечества, удостоив божественных почестей. При нем Римская империя достигла вершины могущества, процветания и культурного развития.
Правитель – деятель, философ – мыслитель. Если предаваться размышлениям вместо того, чтобы действовать, ничего хорошего из этого не выйдет. Не менее вредит философу занятие активной политической деятельностью, отвлекающей от мира чистой мысли, познания.
В этом отношении Марк Аврелий Антонин является редким исключением. Он жил, можно сказать, двойной жизнью. Одна проходила на виду у всех, другая оставалась потаенной до самой его смерти.
Родился он в Испании в богатой и знатной семье римского сенатора. Был усыновлен собственным дядей – императором Антонином Пием и стал его наследником. Надо отметить, что Марку Аврелию очень повезло с покровителем: он был человеком совестливым и благородным, стремился сохранять мир, не стремясь к завоеваниям. Он издал немыслимый для прежних времен закон, запрещающий возвращать рабов, искавших защиты в храмах у статуй императоров от гнева своего господина, их владельцу. Более того, убийство хозяином раба расценивалось как тяжкое преступление. Вполне обоснованно Антонина Пия считали образцом благочестия.
В период правления Антонинов Римская империя была огромна, сильна и богата, что пагубно сказывалось на нравах правящей верхушки. Аристократия разлагалась, и не случайно императоры были выходцами из провинций (Траян и Адриан – из Испании, Антонин Пий – из Галлии). В такое время судьба монархии во многом зависит от качеств правителя. Антонины оказались достойными императорами. Не случайно время их правления называли «золотым веком» (хотя уже сын Марка Аврелия Коммод – грубый, недалекий и жестокий – положил начало новому этапу в жизни страны, когда господствовали тираны, представители армии).
После смерти Антонина Пия в 161 году власть перешла к его приемным сыновьям Марку Аврелию и Луцию Веру, который не отличался ни государственным умом, ни полководческим талантом (умер в 169 году). Сразу же начались серьезные осложнения на Востоке, где парфяне захватили Армению и вторглись в Сирию. Пришлось перебрасывать сюда дополнительные легионы, но победа над парфянами была омрачена начавшейся в Двуречье эпидемией чумы, захватившей часть римских войск и перешедшей в пределы империи. Осложнилось положение на дунайской границе; чтобы справиться с воинственными германскими и славянскими племенами, Марку Аврелию пришлось набирать в свою армию гладиаторов. А в 172 году началось восстание в Египте. Подавив его, опытный полководец Авидий Кассий объявил себя императором. Против него выступил Марк Аврелий, но до столкновения дело не дошло: Кассий был убит заговорщиками.
Вернувшийся в Рим Марк Аврелий вскоре был вынужден вновь выступить на защиту страны от придунайских племен маркоманов, квадов и их союзников. Отразив эту угрозу, он заболел (по одной версии, чумой, по другой, более поздней – язвой желудка) и умер в Виндобоне (Вене). Среди его вещей были обнаружены записи, которые он вел во время походов. Позже они издавались под заглавием «Размышления», «К самому себе», «Наедине с собой». Судя по всему, они не предназначались для опубликования: автор в самом деле обращается к самому себе, давая свободу уму и предаваясь утонченнейшему наслаждению интеллектом, размышлениями. Однако ему не свойственны пустые мудрствования, далекие от реальности и жизненной правды. Уже в первой книге он перечисляет все то хорошее, что передали ему предки и чему и научили воспитатели, благодаря судьбу (богов) за свои сдержанность, презрение к роскоши и богатству, стремление к справедливости. А еще, как он пишет, за то, что, «возмечтав о философии, не попал я на софиста какого-нибудь и не засел с какими-нибудь сочинителями да за разбор силлогизмов; и не занялся внеземными явлениями» (последнее надо понимать как отстранение от увлечения гороскопами, гаданиями и другими суевериями, которые стали популярны в период деградации римского общества).
Прекрасно понимая, что мудрость правителя проявляется не в словах, а в делах, он обращается к себе: «Трудись, не жалуйся. И не из желания, чтобы сострадали, изумлялись; одного желай: двигаться и покоиться так, как почитает за достойное гражданственный разум». «Радость человеку – делать то, что человеку свойственно. А свойственны человеку благожелательность к соплеменникам, небрежение к чувственным движениям, суждение об убедительности представлений, созерцание всеобщей природы и того, что происходит в согласии с ней». «Если кто может уличить меня и показать явно, что неверно я что-нибудь делаю или понимаю, переменюсь с радостью. Я же правды ищу, которая никому никогда не вредила; вредит себе, кто коснеет во лжи и неведении».
Искание правды-истины – первооснова философии и науки. И хотя Марк Аврелий не создавал завершенного и логически непротиворечивого учения, а его высказывания разрозненны и не сведены в единую систему, его по праву называют выдающимся философом. В своих размышлениях о бренности всего земного, вечных круговоротах материи, неизбежности смерти как разложения на атомы для дальнейших превращений он остается современным на все времена. Есть смысл вдуматься в его слова: «Время человеческой жизни – миг; ощущение смутно; строение тела бренно; душа неустойчива; судьба загадочна; слава недостоверна. Одним словом, все относящееся к телу, подобно потоку, относящееся к душе – сновидению и дыму. Жизнь – борьба и странствия по чужбине; посмертная слава – забвение. Но что же может вывести на путь? Ничто, кроме философии» (учтем, что в его понимании философия, как следует из названия, любовь к мудрости).
Может показаться, что Марка Аврелия следовало бы отнести в разряд философов, а не государственных деятелей и полководцев. Ведь для него главенствующей была духовная жизнь. По его убеждению: «Пора не только согласовывать свое дыхание с окружающим воздухом, но и мысли с всеобъемлющим разумом. Ибо разумная сила так же разлита и распространена повсюду для того, кто способен вбирать ее в себя, как сила воздуха для способного к дыханию». «Смотри внутрь себя». Или: «Но неизбежно будет несчастен тот, кто не следит за движениями своей собственной души».
И все-таки поистине гениален Марк Аврелий именно тем, что, оставаясь крупным государственным деятелем и видным полководцем, не переставал быть философом, проявляя высокий интеллект и мудрость. Остается только сожалеть, что подобных людей было слишком мало в истории: одних власть развращает, других делает лицемерами, третьих – приспособленцами, четвертые употребляют ее, чтобы потакать своим низменным чувствам, пятые становятся страшным орудием в чужих нечистых руках… Марку Аврелию удалось преодолеть искушение властью без особых усилий благодаря склонности к философии, стремлению к правде и достойной жизни. Немногим из правителей дано было понять, осознать простую и верную мысль, высказанную им: «Люди существуют друг для друга».
Обращаясь к себе, он, в сущности, говорил каждому из нас: «Представь себе, что ты уже умер, что жил только до настоящего момента, и остающееся время жизни как доставшееся сверх ожидания проведи согласно с природой».
Пример Марка Аврелия показывает, что мудрый правитель-философ способен достойно пройти свой жизненный путь и руководить государством. Однако это еще не является гарантией славного будущего страны под властью его преемника. Возможно, причина в том, что всякий крупный мыслитель, очень пристально вглядываясь в глубины собственной души, не всегда обращает должное внимание на своих близких, а стремясь познать настоящее, мало задумывается о будущем.
Верно сказал Марк Аврелий: «Не все же разглагольствовать, каким должен быть хороший человек, пора и стать им». Для себя эту непростую задачу он выполнил, но сына своего не смог воспитать соответствующим образом. И с той поры Римская империя стала клониться к закату, а разложение ее начиналось с верхних привилегированных слоев.
Конечно, кризис великой империи – процесс сложный и комплексный. Его нельзя свести к разложению правящей верхушки или крушению идеологических основ общества под воздействием христианства. Например, известный британский историк А. Дж. Тойнби полагал, что «римские пролетарии», считаясь свободными гражданами, не имея и небольшого земельного надела, должны были идти на войну и умирать во благо знатных и богатых сограждан. «Это был весьма благодатный материал для социальных взрывов».
Однако не менее важно и то, что необходимость держать в подчинении многие народы и страны, а также отбивать нападения агрессивных соседей делали Рим военизированной державой. Она держалась главным образом за счет армии, которая в конце концов и стала господствовать. Но почему так получилось и почему в стране стало чрезмерно много обездоленных бедствующих «пролетариев»? Тем более что в Рим стекались богатства со всей ойкумены, а местная знать купалась в роскоши и безумствовала от излишеств…
Большую роль в обеднении земель метрополии сыграли два фактора: истребление лесов и истощение почв. В результате мелели реки, снижался уровень грунтовых вод, развивалась эрозия земель, уменьшались урожаи. И это – при более или менее постоянном росте населения. Ужесточался, как мы теперь говорим, экологический кризис.
Экономика державы базировалась на ограблении покоренных и зависимых стран: складывалась цивилизация не производства, а потребления. Опора на армию вела к тому, что крупные военачальники объявляли себя императорами и враждовали между собой. С 211 по 284 год 20 римских императоров были убиты. К началу IV века империя стала не только разлагаться внутренне, но и распадаться на части. Процесс этот задержал Диоклетиан, талантливый полководец, ставший императором в 284 году. Он укрепил местные органы власти и разделил империю на Западную и Восточную. Однако как только в 305 году он отошел от дел, завершая жизнь на своей роскошной вилле, в стране началась борьба за власть. Победил сын правителя западной половины империи Констанция Хлора – Константин, которого после внезапной смерти отца в 306 году британские легионы провозгласили цезарем. Претендентом на власть в империи был Максенций, управлявший Италией. Решающее сражение между ними произошло под Римом в 312 году.
Согласно христианскому преданию, в решающий момент сражения Константин увидел знамение: крест с надписью «Сим победишь». Поведя свои легионы в атаку, он разбил противника. Максенций утонул в Тибре. Трудно поверить в то, что Константина благословил на победу христианский крест, ибо в то время будущий император не был христианином, хотя и не относился к этой религии враждебно. Победу проще объяснить тем, что в распоряжении Константина было хорошо обученное и закаленное в боях войско, а сам он, несмотря на молодость, был отличным полководцем и, вдобавок, обладал большой физической силой.
Торжественно войдя в Рим (впереди на копье несли голову Максенция), Константин одним из первых своих распоряжений освободил христианских священников от податей и повинностей, взяв их на государственное содержание. Тем самым еще недавно гонимая религия обрела все права наравне с другими, принятыми в государстве культами. Владея центральной и западной частью Римской империи (восточной правил Ликиний), Константин в 324 году двинул свою армию на Восток. Ликиний выступил ему навстречу, но в сражении был разбит и бежал в укрепленную крепость Византии у Босфорского пролива, соединяющего Черное и Мраморное моря. Затем он сдался в плен, Константин отправил его в ссылку, а вскоре велел умертвить как заговорщика, став единовластным правителем всей великой Римской империи…
Впрочем, римской она оставалась только по названию. Столицу Константин решил перенести из этого города в Византий – старинную греческую колонию. То было поистине судьбоносное решение, причины которого не вполне понятны. Мог ли Константин предвидеть, что Риму суждено будет пасть под напором варварских племен и хранителем античной культуры на несколько веков станет эта новая столица империи? Что именно ей суждено будет превратиться в первый мощный бастион христианства?
Возможно, к тому времени Рим переживал период упадка, оброс пригородами, а окрестные территории были частично опустынены, реки обмелели. Кроме того, Италия постоянно находилась перед растущей угрозой вторжения с севера варваров. Наконец, Константин, все более склонявшийся к христианству, мог иметь в виду основать новую столицу под сенью креста (хотя и не порывая окончательно с языческими культами).
Так или иначе, решение было принято, началось строительство дворцов и храмов, а также новых крепостных сооружений Византия, который в мае 330 года был освящен под именем Константинополь. Сюда было свезено множество замечательных памятников античного искусства: город стал хранителем эллинских традиций в искусстве, литературе, архитектуре и в то же время превратился в первый мощный оплот христианства.
…В цикле рассказов и повестей австрийского писателя Стефана Цвейга «Звездные часы человечества» есть рассказ «Гений одной ночи» о создателе «Марсельезы» Руже де Лиле. Так вот, Константина с полным основанием можно считать гением одного решения, ибо оно стало одним из очень немногих деяний, которое предопределило развитие всей мировой цивилизации. Перенеся столицу на окраину империи, он основал центр античной, а не только христианской культуры там, где не так сильно сказывалось духовное разложение римского общества.
Может показаться странным, что эллинские традиции не сохранились в самой Греции. Ведь можно было сделать столицей, например, некогда славные Афины. Почему Константин не сделал такого выбора?
Ответ на вопрос может подсказать историк II века Полибий: «В наше время всю Грецию постигло неплодие и вообще скудость населения, вследствие чего и города запустели, и произошли неурожаи, хотя не было у нас ни продолжительных войн, ни заразительных болезней». То есть здесь была та же беда, что и в Италии, связанная главным образом с истощением природных ресурсов (лесов, почв, рек). А еще сказывались и духовные факторы. «Когда люди утратили простоту и сделались любостяжательными и расточительными, – пояснял Полибий, – и перестали вступать в брак, а если вступали, то с тем, чтобы не иметь больше одного или, в крайнем случае, двух детей, чтобы оставить им значительные богатства и воспитать их в роскоши, – вот при каких условиях постепенно усилилось бедствие».
Трудно сказать, насколько хорошо понимал и учитывал все это Константин, но выбор его оказался важные не только для христианства как государственной религии, определившей главные черты европейского Средневековья, но и для завершившей этот период эпохи Возрождения, ассимиляции античной культуры, хранительницей которой на многие века стала Византия. Отсюда православие перешло к восточным славянам и стало одной из наиболее надежных опор Киевской Руси, Московского княжества и, наконец, Российской империи.
Что же касается самого Константина Великого, то приходится признать, что он, в отличие от своей матери Елены, причисленной к лику святых, не был исполнен христианских добродетелей, порой был неоправданно жесток и коварен, а также непоследователен в вопросах веры. По словам крупного историка Византии Ф. И. Успенского: «Остается… неясным вопрос о том, насколько Константин сам был затронут евангельским учением, и насколько в его церковной политике уделено было место нравственным принципам, вытекающим из проповеди Христа. Все, по-видимому, приводит к тому заключению, что равноапостольный Константин воспользовался новым учением как средством для мировластительства и как политическим орудием, и что божественность евангельского учения мало коснулась его умонастроения и убеждения».
Действительно, он был прежде всего государственным деятелем и полководцем, для которого духовная жизнь – и личная, и общественная – подчинялась требованиям державным, необходимости укреплять власть правителей. Византийская империя воплотила в себе синтез греческой культуры, римского права и государственного устройства, христианской религии. То же в разных пропорциях стало с той поры присуще все большему числу европейских стран.
Появление его империи, как всегда в истории, было предопределено (во всяком случае, при ретроспективном взгляде) делами по меньшей мере двух его предшественников. Первым был Карл Мартелл (ок. 688–741) – сын майордома (герцога) одной из трех крупных франкских провинций Автразии Пипина II Геристальского, который распространил свое влияние на два других майордома. Карл уделял большое внимание организации своей сравнительно небольшой армии. По традиции германских племен, франки отдавали предпочтение пехоте, но он постарался создать и хорошую конницу. Главную ударную силу составляли тяжело вооруженные рыцари. Со своей армией Карл разбил поочередно саксов, фризов, аллеманов, баваров, сделав их своими данниками. Получил прозвище Мартелл (Молот). В 732 году испанские арабы вторглись в Галлию, двигаясь к Парижу. Карл Мартелл выступил им навстречу. Решающая битва у города Пуатье продолжалась 3 дня. Арабы потерпели поражение и отступили, оставив победителям богатый обоз. Через 5 лет они вновь попытались захватить владения франков и опять были разбиты Молотом-Мартеллом. Он стал основателем королевской династии Каролингов.
Пипин III (ок. 710–768), сын Карла Мартелла, унаследовал его владения. (Он отличался физической силой, и, по-видимому, его прозвище «Короткий» точнее перевести как «Коренастый».) Франкская знать на собрании в г. Суассоне в 751 году провозгласила его королем. Низвергнутого безвластного короля Хильдерика III Меровинга заточили в монастырь. Установив союз с папой римским, благословившим эти перемены, Пипин III разбил армию лангобардов и содействовал созданию папского государства в Италии. Оно просуществовало до нашего времени, хотя и сократилось до размеров Ватикана.
После смерти короля Пипина III трон перешел к его сыну Карлу, получившему неплохое образование. Он говорил на нескольких языках, был красноречив, интересовался науками, однако «искусством письма» владел значительно слабей, чем оружием. Его отличали незаурядная физическая сила, храбрость, простота в общении и одежде. Он лично участвовал в 50 походах.
Когда он принял власть, заявили о самостоятельности вожди многих германских племен. Карл жестоко подавил эти восстания. Он окончательно разгромил лангобардов в Италии. Поход Карла Великого против Испанского халифата был успешным лишь отчасти. Дойдя до Сарагоссы, Карл вынужден был отступить. В предгорьях Пиренеи погиб в сражении арьергард его войска во главе с маркграфом Роландом. Но все-таки Карл отвоевал северо-восточную часть Испании с Барселоной. Раздвигая границы своей империи на восток, он покорил почти все германские племена и потеснил славян; разгромил совместно со славянами Аварский каганат в долине Дуная.
Создав огромную державу Карл Великий позаботился о возрождении духовной культуры по примеру Римской империи, учредил Академию (эту эпоху называют «Каролингским возрождением»), установил дипломатические отношения с другими государями, в частности, с арабским халифом Гаруном аль-Рашидом, приславшим ему в дар живого слона и ключи от Иерусалима.
Укреплял свое государство Карл Великий не только силой армии, но и распространяя христианство и просвещение среди полудиких германских племен. В этом ему помогал монах миссионер из Англии, позже возведенный в сан епископа под именем Бонифаций. Могущество монархии удалось укрепить, отняв у многих землевладельцев имения, поделив их между монастырями и своими верными вассалами, а значительную часть оставив себе. Язычников он карал немилосердно, уничтожая их древние святыни. Под его властью находилась огромная территория (Франция, Бельгия, Голландия, Швейцария, Западная и Южная Германия, северо-восточная Испания, почти вся Италия).
В Рождество 25 декабря 800 года папа римский Лев III короновал Карла Великого императором и августом. Карл стал 69-м правителем Римской империи со времен Августа Октавиана. Еще раньше, в 799 году, папу обвинили в разврате, клятвопреступлениях, корыстолюбии, избили (хотели даже ослепить) и изгнали из Рима. Престол ему вернул Карл Великий, став его покровителем. Более того, Карл потребовал от папы покаяния. Так что, можно сказать, император получил корону от своего зависимого должника. Тем не менее существование великой державы было бесспорным.
Еще раньше Карл Великий провел административную реформу, установившую монархию, которая управлялась королем, дворцовым судом и канцеляриями во главе с канцлером. Ставленники монарха контролировали деятельность местных графов.
Важнейшим мероприятием Карла Великого стало распространение просвещения – главным образом через монастырские школы – и возрождение античной культуры (в значительной мере заимствованной у Византии). При дворе организовалось ученое сообщество из представителей разных народов: англосакс писатель Алькуин, поэт визигот Теодульф, историк лангобард Павел Диакон, архитектор, живописец и механик франк Эйнгард и другие. Собираясь у государя, эти люди изощрялись в риторике и остроумии, читали свои сочинения, вели философские беседы. Употребляли латинский язык, предпочитая образные выражения и аллегории. Один из поэтов того времени писал: «Вот возобновляются времена, воскресает жизнь древних, возрождается то, чем сиял Рим».
Однако при всех талантах Карла Великого как полководца и государственного деятеля ему не удалось разжечь зарево Возрождения – эпохи бурного брожения мысли, устойчивого обновления культуры. Даже выдающаяся личность не может резко изменить развитие общества. В те времена гигантская империя напоминала лоскутное одеяло; состояла из слишком разнородных и не объединенных единой идеологией и культурой частей. Самого монарха, правда в шутку, мы бы теперь назвали «бомжем», не имеющим определенного места жительства человеком. Он вынужден был кочевать со своим двором из одного поместья в другое, чтобы прокормить свою обширную свиту, охрану, чиновников и держать под контролем страну (главная его резиденция была в Ахене).
«Правление Карла блеснуло недолгим светом, – сделал вывод Р. Ю. Виппер. – Соединить в одно целое и удержать под одной властью в течение 40 лет такую обширную империю удалось отчасти при помощи искусных приемов римского управления, которые сохранились в Византии и передались на Запад через посредство церкви. Однако сеньеры и магнаты не хотели служить послушными орудиями верховной власти, каковыми были византийские стратеги, командиры и чиновники. О подчинении государству в империи Карла не было и речи. Малые и простые повиновались сильным и богатым; все служили только определенным лицам. Сам император Карл производил наибольшее обаяние и увлекал массы; его смертью все кончилось, его счастливые качества уже не передались наследникам его титула. Но молва о великом монархе, воителе и правителе стала ходить в сказаниях. Через 70 лет после его смерти монах Сан-Галленской обители (у Боденского озера в Швейцарии) собрал различные рассказы, где Карл выступает глубоко мудрым правителем, способным открыть неправду и читать в сердцах людей. Военное предание изображает его «железным Карлом», от появления его войск дрожит земля… Прозвание Великого слилось у французов в одно с его именем… а у соседних славян его имя стало нарицательным (краль, король – не что иное, как Карл)».
…Странным образом в разных странах, у разных народов во все эпохи складывался культ некоторых личностей, переходящий после смерти этих людей в демонизацию или едва ли не обоготворение. Чем это вызвано? Причудами массового сознания, склонного к мифологизации действительности? Преклонением перед героями?! Стремлением представить гениев сверхчеловеками, наделенными необычайными качествами? Надеждами на возвращение героических эпох?
Казалось бы, да какая разница? Может, люди просто склонны развлекаться красочными преданиями, анекдотами, ужастиками, побасенками. Ничего особенного…
И все-таки есть, пожалуй, в этом немалый смысл. Ныне живущим предлагается ориентироваться на выдающихся представителей рода человеческого, верить в сверхобычные возможности личности, способной на великие дела. И если культ героев и великих людей угасает, а их образы тускнеют и опошляются, значит такой народ преывает в духовном упадке.
Согласно преданию, он родился, «сжимая в правой руке своей запекшийся сгусток крови». Так ли было в действительности, выяснить невозможно, однако этот ребенок стал одним из самых жестоких и кровожадных завоевателей в истории человечества. Имя его – Чингисхан Темучин – наводило ужас на многие народы и страны.
Его отец, хан Багадур (Богатырь), предводитель одного из монгольских племен, кочевавших в забайкальских степях, начал объединять соплеменников под своей властью. Когда он умер, подчиненные ему ханы восстали и попытались вырезать всю его семью. Темучину пришлось долго скитаться. Обладая гибким умом, твердой волей, жестокостью и осмотрительностью, он сплотил вокруг себя группу приверженцев, справился поодиночке со своими врагами и продолжил дело отца.
В 1206 году на всеобщем съезде кочевников его провозгласили Чингисханом (Великим ханом, императором). Выбор оказался чрезвычайно удачным. Чингисхан проявил выдающиеся качества организатора. Он укрепил центральную власть и войско; составил свод законов и ввел общемонгольскую письменность (не умея ни читать, ни писать!). Объявил всеобщую воинскую и трудовую повинность. Предоставил больше свободы женщинам, чтобы они могли вести хозяйство при постоянных отлучках мужчин на войну. Столицей своей империи он сделал Каракорум.
Начав с 1211 года завоевательные походы, он покорил Китай и Тибет, государства Средней Азии. Его полчища достигли реки Инд, прошли в Закавказье, Прикаспий, Причерноморье и разбили русско-половецкие войска на реке Калке. К концу жизни Чингисхан повелевал крупнейшей мировой империей, которая была основана на культуре и технических изобретениях Китая. Так впервые в мировом масштабе (точнее – в пределах Старого Света) заявил о себе Восток.
Победы Чингисхана объясняются прежде всего его выдающимися организаторскими и полководческими талантами и его самого и целого штаба дисциплинированных и умных военачальников. Свои походы он основательно готовил, проводя, в частности, разведку и собирая шпионские сведения. Один персидский историк той поры так охарактеризовал монголов: у них львиное мужество, собачье терпение, предусмотрительность журавля, хитрость лисы, дальнозоркость ворона, хищность волка, боевой жар петуха, заботливость о близких курицы, чуткость кошки, а при нападении буйность вепря.
Захватив Китай, монголы переняли у покоренных целый ряд изобретений. Например, стали использовать взрывчатую силу пороха при осаде крепостей, наводя ужас на обороняющихся своей артиллерией. При необходимости Чингисхан умел вести хитрые дипломатические игры подкупать потенциальных противников, а при упорном сопротивлении карать врагов с необычайной жестокостью. Его огромные армии прошли по Средней Азии, неся разрушение и смерть, опустошая земли, уничтожая цветущие города и оросительные системы. После них чаще всего оставались пустыни. Страшная слава Чингисхана опережала его приход, вызывая общее смятение. Успеху его немало способствовала феодальная раздробленность различных царств и княжеств.
По свидетельству современника, в кругу приближенных Чингисхан хвастался, что перебил огромное множество людей, пролил реки крови, а потому слава его будет вечной. В этом он не ошибся.
На характере и деяниях царей заметно сказываются государственные события, на фоне которых протекает их детство и юность. Ведь детские годы, скажем, Ивана Грозного безусловно отразились на его поведении как самодержца, ненависти к боярам, жаждущим власти. То же относится и к Петру I.
Царевич Петр, родившийся в 1672 году, рос едва ли не в идеальных условиях. Просторные светлые, ярко разукрашенные хоромы, прекрасные разнообразные хитроумные игрушки, постоянные игры со сверстниками. Не тогда ли пробудился у него интерес к технике, военному делу, к пушкам и кораблям? Брали его на театральные представления, различные увеселения и праздники. Возможно, шумные потехи тоже запечатлелись в сознании малыша, определив его тягу к развлечениям (порой грубым, а то и безобразным, хмельным).
Три года и 7 месяцев продолжалась светлая пора детства Петра – до смерти отца Алексея Михайловича в январе 1676 года. Корона перешла к болезненному царевичу Федору Алексеевичу. Реальной властью пользовались прежде всего приближенные к нему бояре. Вдовствующая царица и ее сын были оттеснены от престола. С пяти лет Петра начали обучать грамоте. Однако систематического образования он не получил.
Царь Федор Алексеевич умер в апреле 1682 года. На похоронах знать целовала руки наследникам: Ивану, сыну от первой жены Алексея Михайловича, болезненной Марии Милославской, и Петру, сыну Натальи Нарышкиной.
15 мая 1682 года взбунтовались стрельцы и ворвались в Кремль, крича: «Нарышкины задушили царевича Ивана?» Царица Наталья вывела на Красное крыльцо двух царевичей. Но разбушевавшейся толпе требовались жертвы. На глазах малолетнего Петра стрельцы учинили зверскую расправу над некоторыми боярами, среди которых были наставники царевича. Эти страшные события запомнились Петру навсегда. Почти все его родственники Нарышкины и их приближенные были убиты или сосланы. Обоих царевичей признали царствующими при первенстве Ивана Алексеевича. Правление государством взяла в свои руки царевна Софья.
При необычайной живости характера Петр не отличался усидчивостью, а учителя его не были слишком настойчивыми и не старались (или не смогли) принудить его к прилежной учебе. Может показаться странным, что такой недоучка в зрелые годы стал решительным реформатором русского общества, поборником наук и просвещения. Но в этом нет ничего удивительного. Прилежные ученики редко бывают смелыми новаторами. Учителя не погасили у Петра искры любознательности – вот что главное.
В Преображенском он велел устроить военный городок. Через Яузу перебросили мосты, возвели фортификационные сооружения с башнями. Появились первые офицеры потешного войска – с навыками настоящих профессионалов. Царевич Петр не сидел сложа руки, когда другие работали. Он во все вникал, всему обучался; осваивал ремесла каменщика, кузнеца, столяра и плотника, печатное и военное дело, навыки артиллериста. В Оружейной палате Кремля, помимо всего прочего, приметил огромный глобус, привезенный голландскими послами в подарок отцу. Велел его починить и по нему изучал географию.
Узнал он от князя Долгорукого, что есть инструмент, позволяющий узнавать расстояние, не сходя с одного места. Долгорукий по его просьбе привез из Франции астролябию. Царевич пожелал научиться ею пользоваться. Пришлось под руководством иностранного преподавателя пройти курс арифметики и геометрии. Теперь он умел, в частности, вычислять траекторию брошенной из мортиры бомбы.
С потешного ботика начался вовсе не потешный могучий российский флот. Речка Яуза оказалась мала даже для небольшого бота. Измайловский Просяной пруд, где продолжили испытания, – тоже. Следующей акваторией стало Переяславское озеро. И Кубенское озеро показалось ему невеликим и мелким. «Того ради, – вспоминал позже Петр, – уже положил намерение прямо видеть море».
Желая остепенить семнадцатилетнего сына, царица Наталья Кирилловна женила его на красавице-боярыне Евдокии Лопухиной. Однако Петра значительно больше жены привлекали корабли, построенные на Переяславском озере. В письме оттуда матери он о жене и не вспоминает. Сообщает о делах и называет себя: «Сынишка твой, в работе пребывающий, Петрушка».
Реально страной продолжала править царевна Софья, заключившая договор о вечном мире с Польшей, по которому Киев навсегда оставался за Россией. Укреплялась ее власть, но еще быстрее взрослел Петр. Он все более интересовался государственными делами.
Летом 1689 года пустили слух, будто готовится убийство царя Ивана и Софьи. Командир стрельцов Шакловитый призвал вооруженные отряды в Кремль и на Лубянку. Однако большинство стрельцов отказалось бунтовать. Двое из них добрались до Петра, находившегося в Преображенском, и предупредили его об опасности. Спросонок Петр в ужасе бросился в конюшню босой, в одной сорочке, вскочил на коня и умчался в лес. Придя в себя, он отправился в Троицкую лавру, туда стали стягиваться верные ему бояре, стрельцы и потешные отряды. А когда явились служивые иноземцы, стало ясно, что дело Софьи проиграно; ее отправили в Новодевичий монастырь.
…О деяниях и жизни Петра I написано очень много. Человеком он был выдающимся. Одни его обожествляли, другие считали антихристом. Кому-то он представляется жестоким самодуром, насильно перестроившим Россию на западный лад. Чаще его восхваляют как великого реформатора и государя, сделавшего Россию мировой державой и заложившего в ней основы просвещения.
И то и другое мнения обоснованы. Петр был человеком крайностей, вспыльчивым, страстным и противоречивым. Оставаясь самодержцем, бывал и шкипером, и бомбардиром Петром Алексеевым. Он возглавлял русскую армию в азовских походах (1695–1696). В долгой Северной войне со шведами сначала потерпел сокрушительное поражение под Нарвой, но затем, извлекая опыт из неудач, наголову разбил армию Карла XII под Полтавой в 1709 году.
Государственный гений Петра I проявился в том, что он упорно, преодолевая огромные трудности, превращал Россию в морскую державу, имеющую выход и в северные, и в южные моря. В 1703 году он основал Санкт-Петербург, приблизив этот новый культурный центр страны к Западной Европе географически. Победоносно завершив Северную войну, Петр присоединил к России прибалтийские земли с городами Ригой и Ревелем (Таллинном). В октябре 1721 года была провозглашена Российская империя, а Сенат присвоил Петру Алексеевичу титулы Великого, императора и Отца Отечества.
Петр I поощрял развитие заводов и мануфактур, провел административную реформу и укрепил чиновничество, подчинил церковь государству. Конечно же тяготы войн и преобразований тяжким бременем легли на крестьян. Но, как верно отметил выдающийся историк С. М. Соловьев, «великий человек не может делать ничего не по мере сил и потребностей народных; если увлечется как человек, сделает иначе, погибнет дело его если перейдет меру сил народных – дело в это время не устоит, им отстранится, или подвергнется ограничениям, но если оно согласно с дальнейшим развитием народа и с его пользой, то служит примером для будущего… Великий человек не может ничего сделать без народа… Только великие народы могут иметь великих людей». По его словам, Петр I «завещал нам науку и труд».
Результаты бурной деятельности Петра Великого оказались плодотворными еще и потому, что преемники, в первую очередь рассудительная и деловитая Екатерина II, подхватили и развили его начинания.
«Великим счастьем русского народа, – писал В. И. Вернадский, – было то, что в эпоху перестройки своей культуры на европейский лад он не только имел государственного человека типа Петра I, но и научного гения в лице Ломоносова». Но ведь великие личности не возникают сами по себе в результате счастливых и случайных генетических комбинаций. Такие люди появляются, когда есть в них насущная потребность, когда народ и общество дозрели – как плодотворная почва – до того, чтобы вырастали именно гении, а не буйные и хищные сорняки.
Имя его стало поистине легендарным. Тем трудней разглядеть за легендарной фигурой, овеянной славой и усыпанной, как блестками, анекдотами, незаурядную личность гениального полководца.
Александр, сын Василия Суворова, родился в Москве 30 ноября (12 декабря) 1730 года. Отца в ту пору отчислили из гвардии, сделав прокурором в полевых войсках, а там и вовсе перевели в штатские – коллежским советником. Мальчик не подавал никаких надежд на сколько-нибудь успешную военную карьеру: оставался меньше и слабей своих сверстников. А ведь имя-то ему дано было не без надежды, что станет он действительно «александром» (по-гречески «защитник людей»). У него рано появились два героя, которым хотелось подражать: Александр Македонский и Александр Невский. О них рассказывала ему мать. Она пояснила, что не были они подобны богатырям, а отличались прежде всего мужеством и умом: «Ты же знаешь, сынок, как юный Давид победил великана Голиафа. В уме больше силы, чем в руках».
Более всего он полюбил книги, в которых рассказывалось про сражения и военные подвиги. Узнавал о Юлии Цезаре, Ганнибале, принцах Конде и Евгении Савойском, короле Карле XII, императоре Петре I. Чтобы подготовиться к военным баталиям, научился скакать на лошади, преодолевая препятствия, плавать; спал даже зимой при открытом окне, по утрам обливался холодной водой, не носил теплого белья. Летом в деревне организовал потешные бои со сверстниками. Зная, что не одолеет противников силой, прибегал к внезапной атаке, проявлял ловкость, напор, упорство.
Первый документ, подписанный Александром Суворовым, адресован «Всепресветлейшей Державнейшей Великой Государыне Императрице Елисавете Самодержице Всероссийской Государыне Всемилостивейшей»: «Бьет челом недоросль Александр Васильев сын Суворов, а о чем тому следуют пункты: 1. Понеже я в службу Вашему Императорскому Величеству еще нигде не определен. 2. Имею желание служить… в лейб-гвардии Семеновском полку… солдатом… Октября 1742 году».
Просьба его была удовлетворена. С этого момента официально началась его служба, фактически проходившая в домашней обстановке. Отец помог осваивать основы фортификации. По-прежнему любимым чтением Александра оставались книги, посвященные деяниям полководцев и военной истории. Кроме того, с помощью учителей он изучал геометрию и тригонометрию, географию, философию (по Лейбницу и Вольфу); совершенствовался в знании иностранных языков. В своем стремлении к военной карьере ориентировался на правила чести и патриотизма, мечтая не только прославиться, но и прославить отечество. Это важное обстоятельство. В противном случае он старался бы выслуживаться, а не служить верой и правдой. Выбрал он самый трудный путь к почти недостижимой для него цели, учитывая его незавидные физические «данные» и отсутствие влиятельных при дворе покровителей.
Вот высказывание Александра Васильевича: «Самонаблюдение (т. е. самовоспитание, самообладание) и самолюбие суть различны: первое поведено Богом, второе – в начале испорчено гордостью… Большая часть философов их мешают и сажают себя в бутылку среди общества, где их кормят миндалями. Великодушие связало нас с обществом теснее: мы его члены, должны ему себя жертвовать, устраивать к тому наши способности». Это он писал не в назидание потомкам, а в частном письме другу. Он никогда не был «испорчен гордостью» и не изолировался от общества, народа «в бутылку» с тем, чтобы его «кормили миндалями». Суворов своей жизнью и деятельностью демонстрировал редкое отрешение от личных благ и интересов, ибо делил с подчиненными все тяготы и опасности войны, никогда не жалел себя.
В декабре 1747 года он отправился в Петербург с двумя крепостными для прохождения действительной военной службы. Удостоился зеленого солдатского мундира с капральской нашивкой. Помимо обязательной муштры, парадов и учений, им приходилось выполнять различные работы и нести караульную службу. Состоятельные дворяне предпочитали освобождать себя от тяжелых работ (их выполняли крепостные), стараясь не пропускать увеселений, столь популярных при дворе Елизаветы Петровны. Александр Суворов был исключением: самостоятельно тянул нелегкую солдатскую лямку, не давая себе снисхождения.
Однажды, когда он стоял на часах у Монплезира в Петергофе, мимо него проходила императрица. Она обратила внимание на небольшого, но подтянутого бравого солдата и спросила, как его зовут. Он отрапортовал. Она вынула рубль и протянула ему. Он ответил:
– Согласно уставу караульный не должен брать денег!
Елизавета Петровна похвалила его за знание службы, потрепала по щеке и положила рубль перед ним на землю:
– Возьмешь, когда сменишься.
Так он и поступил, храня подарок государыни всю жизнь. Вне службы он продолжал заниматься самообразованием. И если его справедливо величают «солдатом-полководцем», то можно еще добавить, что он оставался философом и поэтом, обладающим ироническим взглядом на собственную персону. В одном из писем, уже будучи офицером, он так охарактеризовал свое состояние (сильно болел, был истощен и измучен) четверостишием на французском языке:
Отличался не только солдатскими манерами и острословием. Единственным из всех величайших полководцев мира он прошел путь от солдата до генералиссимуса. Как писал историк М. Л. Песковский, «продолжительное пребывание Суворова солдатом было делом его личного желания, вполне отвечало его намерениям детальнейшим образом изведать личным своим опытом все то, что приходится делать солдату помимо прямых его обязанностей. Понятно, что никакие учебные заведения, никакие книги не могли заменить ему в этом отношении личного опыта… Суворов открыв в русских солдатах драгоценнейшие качества души… Вот почему Суворов-капрал и Суворов-непобедимый генералиссимус все-таки оставался одним и тем же солдатом, так как ему всегда одинаково были близки и дороги солдатские интересы, тяготы, скорби и нужды».
А вот справедливое дополнение другого историка А. Петрушевского: «В русской солдатской среде много привлекательного. Здравый смысл в связи с безобидным юмором; мужество и храбрость спокойные, естественные, без поз и театральных эффектов, но с подбоем искреннего добродушия; умение безропотно довольствоваться малым, выносить невзгоды и беды так же просто, как обыденные мелочные неудобства. Суворов был русский человек вполне…»
Добавим: солдаты для Суворова никогда не были только средством для достижения той или иной цели. Он берег своих подчиненных, заботился о них так же, как о себе («Возлюби ближнего своего…»). Был поистине отцом родным для солдат. И поэтому потери его войск были минимальными, а то и просто ничтожными в сравнении с потерями противника. «Воевать не числом, а умением» – его девиз и руководство к действию.
В младшие офицеры был произведен в 1754 году. Сначала служил в пехотном полку, потом был назначен обер-провиантмейстером. Выполнял интендантские работы, писал ежемесячные отчеты о наличии, приходе и расходе провианта, фуража и денежной казны. Пребывание на нестроевых должностях позволило на практике освоить непростое умение обеспечивать войска всем необходимым, организовывать тылы. Он как бы со стороны мог подмечать недостатки в подготовке солдат и офицеров, устаревшие приемы ведения боевых действий.
Первое боевое крещение получил он в Семилетней войне, добившись назначения в действующую армию. Чины свои стремился заслужить, а не выслужить.
Уже в первых стычках с пруссаками Суворов проявил незаурядное хладнокровие, сметку, решительность и храбрость. На него обратил внимание генерал Берг, пожелавший назначить его командиром легкого кавалерийского полка. Последовала череда подвигов и побед Суворова – все более и более значительных. Подобного послужного списка нет ни у одного полководца в мире. Среди его записей есть такая, на французском языке: «Если я был бы Юлий Цезарь, то назывался бы первым полководцем мира» (вполне справедливо отмечено; ведь многих завораживают высокие звания, а не деяния; императору прославиться легче, чем боевому командиру). А далее следует приписка по-русски: «Настоять на этом было бы подобно тому московскому архимандриту, что себя пожаловал в первосвященники».
Его тяготило пребывание при дворе. «Здесь поутру мне тошно, а с вечеру голова болит! Перемена климата и жизни. Здешний язык и обращения мне незнакомы». Он не умел отдыхать, пребывая в безделье: «Животное, говорю я, нам подобное, – писал Суворов А. И. Бибикову, – привыкает к трудам, пусть даже с заботами сопряженными, и лишившись их, почитает себя бессмысленной тварью: продолжительный отдых усыпляет».
И еще отрывок из этого письма, помогающего понять убеждения и привычки Александра Васильевича: «Доброе имя есть принадлежность каждого честного человека; но я заключил доброе имя мое в славе моего отчества… Я забывал себя там, где надлежало мыслить о пользе общей. Жизнь моя была суровая школа, но нравы невинные и природное великодушие облегчали мои труды; чувства мои были свободны, а сам я тверд… Теперь я изнываю в праздности, привычной тем низким душам, кои живут для себя одних, ищут верховного блага в сладостной истоме и, переходя от утех к утехам, находят в конце горечь и скуку… Трудолюбивая душа должна всегда заниматься своим ремеслом: частое упражнение так же оживляет ее, как ежедневное движение укрепляет тело».
Иногда можно услышать, будто Суворов был кровавым карателем, подавившим польское восстание. Ничего подобного в действительности не было. Да, он громил польских конфедератов, но почти всегда имел меньшее количество русских воинов, пленных приказывал щадить, а мирное население не обижать. Не случайно варшавяне вручили ему золотую табакерку с лаврами из бриллиантов и надписью: «Варшава своему избавителю».
А вот, к примеру, как напутствовал Наполеон свои войска: «Москва и Петербург будут наградою ваших подвигов. В них вы найдете золото, серебро и другие драгоценные сокровища… Вы будете господствовать над русским народом, готовым раболепно исполнять все ваши повеления». Подобной низости Суворов себе не позволял. И ни разу в трудную минуту не бросал он, подобно Наполеону, свои войска. Напротив, даже в преклонные года совершил беспримерный переход со своей армией через Альпы, с честью выйдя из безнадежной, казалось бы, ситуации. В «Науке побеждать», наставлении солдатам, он напоминал: «Грех напрасно убить». И наказывал: «Обывателя не обижай, он нас поит и кормит; солдат не разбойник» (у прославленного Наполеона были, как видим, иные принципы).
Необыкновенная личность Суворова определенно проявилась в стиле. Он так излагал три воинских искусства. «Первое – глазомер: как в лагере стоять, как идти, где атаковать, гнать и быть. Второе – быстрота (Ура чудеса творят, братцы!). Третье – натиск… Субординация – послушание, экзерциция – обучение. Дисциплина, ордер воинский – порядок воинский, чистота, здоровье, опрятность, бодрость, смелость, храбрость, победа. Слава, слава, слава!»
Его чеканные фразы, острые мысли, верные суждения совершенно уникальны; это некое странное сочетание латинских афоризмов и русских народных пословиц: «Стреляй редко, да метко. Штыком коли крепко… Пуля дура, штык молодец… Береги пулю в дуле». «Тяжело в ученьи, легко в походе». «Неприятель сдался? – Пощади!»
Его здравый ум проявлялся и в умении вести сельское хозяйство. Он наставлял своих крепостных: «Лень рождается от изобилия… В привычку вошло пахать иные земли без навоза, от чего земля вырождается». Беспокоят его не только «производственные показатели». Он пишет управляющему: «У крестьянина Михаилы Иванова одна корова! Следовало бы старосту и весь мир оштрафовать… Купить Иванову другую корову из оброчных моих денег… Особенно почитать таких неимущих, у кого много малолетних детей. Того ради Михаиле Иванову сверх коровы купить еще из моих денег шапку в рубль».
Между прочим, имея крепостной театр, он и тут не остается равнодушным: «Васька комиком хорош. Но трагиком будет лучше Никитка… Держаться надобно каданса в стихах, подобно инструментальному такту, – без чего ясности и сладости в речи не будет, ни восхищения… Сверх того французской грамматике заставь учиться исподволь Алексашку, парикмахера».
…В одном из английских журналов того времени был карикатурно изображен усатый великан с огромной саблей в руке; подписано, что это – Александр Суворов, имеющий рост 6 футов 4 дюйма (под два метра!). В одном они не погрешили против истины: был он действительно чудо-богатырем по силе духа и уму, оставался частицей русского народа, воплощая в себе лучшие его качества. И с непреклонным упорством шел по намеченному в детстве пути.
Как полководец Суворов не имеет себе равных в истории человечества, не проиграв не только ни одной крупной военной кампании, но даже ни одного сражения (а их у него было множество!). Повторим, что почти всегда он имел в своем распоряжении меньше войск, чем противник. Порой на одного русского приходилось по пять-шесть турок. И дело тут не только в боевой подготовке его солдат, но прежде всего в «искусстве побеждать», которым Суворов владел в совершенстве, обладая огромными знаниями во всех отраслях военного дела.
При Туртукае, имея 500 человек, он разгромил 4-тысячный турецкий корпус. Потери русских – 200 убитых и раненых, турок – 1500. Совершенно необыкновенным было сражение за Измаил. Крепость считалась неприступной, защищала ее отличная, хорошо вооруженная армия. Суворов решился на штурм, имея меньше солдат, чем обороняющиеся! Он взял крепость, потеряв 4 тысячи убитыми и 9 тысяч ранеными, тогда как у турок было убито 26 тысяч, а 9 тысяч сдались.
– Чем я могу наградить вас, князь? – спросил его после этой победы главнокомандующий князь Г. А. Потемкин.
– Ничем, князь, – был ответ. – Я не купец, не торговать приехал. Кроме Бога и Государыни, никто меня наградить не может.
Суворов был поистине творцом своей судьбы. От заурядного дворянина он только благодаря своим победам был возвышен до князя, которому положены «царские почести». От солдата он поднялся до фельдмаршала и генералиссимуса. И все это было добыто на полях сражений, ценой невероятного напряжения физиче-ских и умственных сил, с постоянным риском для жизни, да еще вопреки недоброжелателям и завистникам. Во многом благодаря его подвигам Россия впервые прогремела на весь мир как великая победоносная держава, а А. В. Суворов – как гениальный русский полководец.
Уже при жизни его имя было окружено легендами. Одни считали его величайшим гением, превосходившим Александра Македонского и Карла Великого, другие называли беспринципным авантюристом, обуянным гордыней и непомерной жаждой славы.
Родился он в 1769 году на острове Корсика (город Аяччо) в семье небогатого дворянина адвоката Карло Буонапарте. Поступив в военное училище, Наполеон много читал, хорошо учился, преуспевая в математике; отличался огромным честолюбием, замкнутостью и великолепной памятью и работоспособностью.
Завершив образование в Парижской военной школе, начал службу подпоручиком в артиллерийском полку. Отличившись при взятии Тулона республиканскими революционными войсками и проявив личное мужество, капитан Бонапарт приобрел авторитет в народе и армии, был произведен в бригадные генералы. В октябре 1795 руководил подавлением мятежа монархистов в Париже. Командуя армией, он вторгся в Северную Италию и присоединил ее к Франции.
Летом 1798 года Бонапарт отправился во главе экспедиционного корпуса на завоевание Египта. Когда через год его войска попали в затруднительное положение, он отбыл во Францию, принял участие в государственном перевороте и был провозглашен первым консулом Французской республики.
Изменив конституцию, он сделался диктатором, а с 1804 года – императором. Победы над вооруженными силами антифранцузской коалиции при Ульме и Аустерлице (1805), а на следующий год при Йене и Ауэрштедте позволили ему контролировать почти всю Западную и Центральную Европу, блокировав Великобританию.
В 1812 году он двинулся походом на Россию, имея огромную армию и обещая отдать на разграбление Москву и Петербург. После кровопролитной Бородинской битвы Наполеон вступил в опустевшую Москву, но вскоре предложил русским мир. Получив отказ, вынужден был двинуться по разоренной Смоленской дороге в обратный путь. Французы превратились в орды мародеров; их громили русские полки под общим командованием М. И. Кутузова и народное ополчение. Император бежал, бросив свои войска. Русские части в 1814 году вступили в Париж. Отрекшийся от престола Наполеон был сослан на остров Эльба. Через год он неожиданно высадился во Франции и, восторженно встреченный французами, 100 дней правил страной, но был разгромлен войсками союзников под Ватерлоо. Его сослали на остров Св. Елены, где он и умер в 1821 г., успев написать мемуары.
Романтический ореол образа Наполеона сохраняется до сих пор, несмотря на то что после его правления Франция долго не могла оправиться и перестала быть великой мировой державой (что подчеркнула ее быстрая капитуляция при вторжении гитлеровской армии в 1940 году). Имея полководческий талант и государственный ум, Наполеон I не отличался высокими личными достоинствами. Своим стремительным возвышением он был обязан прежде всего тому, что умело поднялся на гребне революционного энтузиазма французов. В 1793 году они встали на защиту Отечества против наемных войск коалиции и победили. Общая воинская повинность и демократизация армии, когда повышения и награды давались за заслуги, а не за умение выслуживаться и знатное происхождение, обеспечила победы в сражениях с «профессиональными» наемниками или подневольными солдатами других стран. Идеи Великой французской революции поддерживали патриотизм, а культ Наполеона вдохновлял войска.
Однако сравнительно быстро наполеоновская Франция превратилась в хищника, живущего за счет контрибуций с побежденных государств, захвата чужих территорий и ценностей. Революционные буржуа превращались в нуворишей, которые обогащались от спекуляций и биржевых махинаций, а не из-за изобретательности, труда, развития промышленности. Захватнические войны возбудили патриотические чувства покоренных народов (впервые в Испании, затем в России), и уже клич «Отечество в опасности» обернулся против французов. Сам Наполеон был честолюбивым прагматиком. Умер он, как показали тонкие химические анализы его волос в конце XX века и симптомы его болезни, от отравления мышьяковистыми препаратами. Это вызвало целый ряд публикаций криминалистов и журналистов, пытавшихся разгадать тайну его смерти. Однако все версии вызывают серьезные сомнения прежде всего потому, что опальный император не представлял сколько-нибудь серьезной опасности для его недавних врагов, был надежно изолирован и окружен своими соратниками, преданными ему людьми.
По нашей версии, он пал жертвой своей мнительности и медицинского предрассудка той эпохи: считалось, что ко всякому яду можно «привыкнуть», принимая его постоянно малыми дозами. Тогда еще не знали, что тяжелые металлы (и радиоактивные вещества) накапливаются в организме; никакого привыкания к ним не происходит. По-видимому, Наполеон принимал в небольшом количестве мышьяк (возможно, по рекомендации врача), что через несколько лет привело к общему отравлению организма. Хотя конечно же такое предположение требует дополнительных доказательств.
Наполеону посчастливилось стать национальным героем, но не удалось воспользоваться доверием и энтузиазмом народа (и поддержкой буржуазии) для создания великой, развитой, устойчивой державы. В этом его судьбу разделил в XX столетии Гитлер, тогда как антиподами были Ленин, Сталин, Мао Цзедун. Хотя Наполеон был прежде всего сыном своего времени, а отчасти «удачливым игроком» на политической арене, которому благоприятствовали обстоятельства. Он промелькнул ярким метеором, однако культ его личности благоразумные французы бережно сохранили. Это – очень верное решение, несмотря на то что Наполеон принес французскому народу неисчислимые бедствия, а Франции – унижение оккупацией. Выдающаяся личность – национальное достояние, и надо уметь его использовать на благо государства. А Наполеон Бонапарт, безусловно, был личностью выдающейся.
Жизнь и деятельность Ленина в России конца XX века стала оцениваться совершенно не так, как в советское время. И если прежде преувеличивались его достоинства как мыслителя (в политическом гении ему не могут отказать даже враги), то затем его еще более несправедливо стали обвинять в злодеяниях, преступлениях и вреде, нанесенном якобы процветавшей Российской империи. Поэтому прежде всего обратимся к бесспорным фактам.
Владимир Ильич Ульянов (взявший псевдоним Ленин) родился в Симбирске в семье инспектора, а позже директора народных училищ Симбирской губернии, мелкого помещика И. Н. Ульянова. Старший брат Владимира – Александр – учился в Петербургском университете, был членом подпольной организации «Народная воля», участвовал в подготовке покушения на царя Александра II и казнен в 1887 году. В том же году Владимир поступил в Казанский университет, но вскоре был исключен за участие в студенческих волнениях. В последующие три года он самостоятельно освоил курс наук и сдал экстерном экзамены на юридическом факультете Петербургского университета, служил недолго присяжным поверенным в Самаре, но предпочел подпольную революционную деятельность; писал публицистические статьи, участвовал в создании «Союза борьбы за освобождение рабочего класса.
В конце 1895 года он был арестован и заключен в тюрьму, а затем выслан на три года в Восточную Сибирь (село Шушенское). Там писал политические и экономические работы, из которых наиболее основательная «Развитие капитализма в России». В 1900 году эмигрировал и жил преимущественно в Швейцарии, основал революционную газету «Искра», разрабатывал идеологические основы марксистской партии. На II съезде РСДРП (Российской социал-демократической рабочей партии) стал лидером большевистской фракции. С 1912 года активно работал в партийной газете «Правда». Вернувшись в марте 1917 года в Россию, выдвинул тезисы («апрельские») о переходе от буржуазно-демократической революции к социалистической, пролетарской, под лозунгом «Вся власть Советам!».
Ленин иронизировал над теми, кто предупреждал, что стране грозит гражданская война. В работе «Государство и революция» доказывал неизбежность и прогрессивность диктатуры пролетариата (ведомого партией) и последующего построения сначала социалистического, а затем бесклассового общества. Действительно, большевики легко взяли власть, совершив октябрьский (7 ноября 1917 года) вооруженный переворот. Однако удержать власть удалось с большим трудом. Началась кровавая междоусобица и иностранная интервенция. В окончательной победе большевиков и Красной армии немалую роль сыграл политический и организаторский талант Ленина, а также поддержка значительной части народа России. Для подавления оппозиции осуществлялся «красный террор» в ответ на «белый террор» (вообще, с противниками Ленин был нетерпим).
Восстанавливая экономику страны на новых, социалистических основах, он как руководитель Советского правительства столкнулся с огромными трудностями. Пришлось поощрять мелких частников в рамках «новой экономической политики» (нэп). В 1922 году Ленин тяжело заболел и постепенно отходил от активной государственной деятельности, оставаясь вождем своей партии. Посмертно его образ был мифологизирован коммунистическими идеологами, а все труды и высказывания назывались гениальными. Враги, напротив, придавали и придают ему демонические черты.
Безусловно, он был одной из ключевых политических фигур XX века, хотя крупным или оригинальным философом его назвать нельзя. Он был фанатиком и гением политической борьбы. Только с этих позиций смотрел на все другие проблемы. Религию отрицал как атеист (истово верующий в небытие Бога), науки знал поверхностно. В своих суждениях обычно был резок и категоричен, а в критике слишком часто ограничивался язвительными, а то и грубыми отповедями вместо убедительных доводов. Он утверждал, что отстаивает единственно верное учение Маркса-Энгельса, диалектический и исторический материализм. В действительности его взгляды не всегда были столь определенны и четко высказаны, как это он сам полагал. (Серьезный и подробный анализ его взглядов дан Н. О. Лосским в «Истории русской философии».)
Например, он был убежден, что «дух не существует независимо от тела, что дух есть вторичное, функция мозга, отражение внешнего мира»; «Ощущение, мысль, сознание есть высший продукт особым образом организованной материи»; «Вся материя обладает свойством, по существу родственным с ощущением, свойством отражения…». И, наконец, о материи: «Единственное свойство материи, с признанием которого связан философский материализм, есть свойство быть объективной реальностью, существовать вне нашего сознания». Получается, что дух есть функция мозга, отражение внешнего мира, а материя обладает (по-видимому, в разной степени) свойством отражения. Значит ли это, что дух в некоторой степени присутствует в материи вообще, а в наибольшей степени проявляется как функция мозга? Откуда бы вдруг снизошел дух на мозговую ткань, если он нигде никогда до этого не присутствовал? Но тогда уже получается нечто подобное панпсихизму или пантеизму.
Он был убежден, будто есть только два противоположных способа устранения дуализма духа и тела: или одно первично, а другое вторично, или наоборот. Третьего не дано! (Кроме, как пишет Ленин, «бестолкового перепутывания материализма и идеализма».) Такая позиция для него характерна. Он, к примеру, перечисляет: «…Борьба идеализма и материализма… Борьба религии и науки… Отрицания объективной истины и признания ее… Борьба сторонников сверхчувственного знания с противниками его…» Словно нет ничего более важного в интеллектуальной жизни, чем идеологическая война на разных уровнях и по различным поводам. Таковы издержки мышления, ориентированного на политическую борьбу. Для выдающегося политика это качество полезное, но только не для философа или ученого.
Вот как он расправляется с идейными противниками: «За гносеологической схоластикой эмпириокритицизма нельзя не видеть борьбы партий в философии, борьбы, которая в последнем счете выражает тенденции и идеологию враждебных классов современного общества. Новейшая философия так же партийна, как и две тысячи лет назад». Для Ленина философия была не целью, а средством политической борьбы.
Итак, для него были характерны: вера в небытие Бога, в материю, науку и собственные знания. При этом не было стремления изучать суть и свойства материи, особенности научного метода, смысл познания вообще.
Он признавал тезис: практика – критерий истины. Если исходить из этого, то следует признать его философское направление истинным. Он был ярким представителем особого течения мысли – политфилософии. Победа большевиков, установление диктатуры пролетариата, воинствующий атеизм, единая государственная идеология материализма и огромные успехи Советского Союза – все это самым убедительным образом, на деле, доказало верность политической и философской установки Ленина. С одной существенной оговоркой: это была победа партии, сумевшей использовать текущую ситуацию в стране и мире, поднявшейся на гребне народного восстания и обострения классовых противоречий. Для реализации этой цели политфилософия оказалась наиболее целесообразной, как сильное идеологическое оружие.
Однако, как показал опыт последующих десятилетий, победившее марксистско-ленинское учение содержало истину относительную и временную (если опять использовать критерий практики). СССР потерпел поражение в идеологической борьбе. Хотя победила не какая-то высокая истина «открытого общества», персонализма, пантеизма или Всеединства, а самая заурядная, пошлая и проклятая всеми честными людьми идеология мелкого буржуа, стяжателя, барышника, приспособленца, алчного потребителя материальных благ. Как писал Максимилиан Волошин:
Впрочем, если признавать, вслед за Лениным, первичность материи и вторичность сознания, то погоню за материальными ценностями кто-то может принять за сильное проявление духа в поисках смысла жизни.
Ленину со своими соратниками удалось не просто свершить государственный переворот, но одержать полную победу в Гражданской войне с представителями буржуазной идеологии, которых поддерживала Антанта, иностранные интервенты. Под его руководством было создано первое в мире социалистическое государство, определившее ход мировой истории XX века. Но вот после победы второй буржуазной революции в России в учебном биографическом справочнике издательства «Просвещение» (автор А. Н. Щукин, 1996 год) сказано: «…Л(енин) с помощью многочисленных печатных изданий… и агитаторов разложил русскую армию посулами мира и земли. А Россия выигрывала первую мировую войну: ведь в ноябре 1918 г. Германия и ее союзники сложили оружие на Западном фронте перед Антантой. Л(енин) ради личной выгоды – захвата власти изменил национальным интересам своей страны и отнял у нее заслуженную победу. Большего предательства не знает вся мировая история!»
Тут утверждается нечто несусветное. Известно, что разложение русской армии началось после предательского указа буржуазного Временного правительства, свергшего Николая II. К ноябрю 1918 года большевики уже целый год были у власти. Более того, они сумели восстановить почти полностью Россию, а затем настолько укрепили ее, что победили во Второй мировой, а для нас – Великой Отечественной войне. Дело Ленина оказалось благотворным для становления державы нового типа с высоким интеллектуальным, духовным и экономическим потенциалом СССР.
С его именем связаны почти все величайшие свершения Советского Союза в XX веке. Они тем более впечатляющи, если учесть, что ко времени его правления страна пережила мировую войну и последующую разруху. А затем за 15 лет произошел невиданный в истории научно-технический и экономический подъем, превративший СССР в сверхдержаву. В результате этого, а также консолидации общества и высокого патриотизма была одержана победа в самой кровопролитной и разрушительной в истории Великой Отечественной войне. Несмотря на огромные потери, страна необычайно быстро возродилась. В СССР была введена в строй первая в мире атомная электростанция, запущены на орбиту первый искусственный спутник Земли и первый космонавт. И хотя последние два достижения датируются хрущевским временем, вся ракетная программа создавалась при Сталине начиная с довоенных экспериментов и боевых «катюш».
По мнению антисоветских авторов, все это осуществлялось благодаря невиданному террору, десяткам миллионов жертв и огромным массам заключенных. Такие утверждения не соответствуют фактам, основаны на пропагандистских фальшивках времен Геббельса и Даллеса, не отвечают простейшим закономерностям общественной жизни. Если Сталин смог совершить великие деяния вопреки воле советского народа, то его следовало бы считать величайшим гением всех эпох и народов, сверхчеловеком, демонической или божественной личностью. В действительности трудовые и боевые победы СССР объясняются его государственным гением в той мере, в которой ему удалось соотнести свою деятельность с возможностями и чаяниями советского, и прежде всего русского, народа, а также географическим положением, природными ресурсами и историей России – СССР. Чудес в общественной жизни не бывает. Успехи страны есть отражение ее силы, духовной мощи народа, интеллектуального потенциала. А ведь этого не бывает при массовом терроре и запуганном населении.
Сталин создал, укрепил и довел до высокой степени совершенства общество с небывалой доселе организационной, государственной, социальной, духовной структурой. Впервые исторический процесс из стихийного стал управляемым.
Родился Иосиф Джугашвили в грузинском городке Гори в семье сапожника. Учился в духовном училище, затем в православной Тифлисской семинарии. Проникшись революционными идеями, стал в 19 лет членом Российской социал-демократической рабочей партии. Был исключен из семинарии. Вел революционную работу, участвовал в террористических актах. С 1905 года избирался на съезды партии большевиков (в Таммерсфорсе, Стокгольме, Лондоне), сотрудничал с Лениным. Побывал в тюрьмах и ссылках, отличался стальной волей и преданностью большевистской идее. После Октябрьского переворота (так он сам называл) 1917 года стал народным комиссаром по делам национальностей. Во время Гражданской войны принимал участие в боевых операциях. Был избран в 1922 году Генеральным секретарем правящей ВКП(б). Самым жестоким образом подавил оппозиционные силы и в кратчайшие сроки восстановил, укрепил народное хозяйство, провел индустриализацию промышленности и коллективизацию сельского хозяйства. СССР превратился в могучую державу. Во время Великой Отечественной войны 1941–1945 годов. Сталин занимал все ведущие должности в государстве, был Верховным Главнокомандующим.
Несмотря на подготовку к войне, в первые месяцы Красная армия терпела сокрушительные поражения. На стороне Германии была почти вся Западная Европа; в оккупации находилось до 40 % населения СССР. Но страна выстояла и победила. Как сказал крупный политик и давний недруг Советского Союза У. Черчилль, Сталин принял Россию с сохой и лопатой, а оставил с водородной бомбой и космическими ракетами. Никому еще не удавалось, поднявшись из низов и став руководителем государства, добиться таких успехов.
Писатель Л. Фейхтвангер в книге «Москва 1937» (изданной сначала в Амстердаме) подчеркнул нелепые формы, которые нередко принимал культ Сталина («Сто тысяч портретов человека с усами»). Об этом он откровенно сказал вождю. Тот ответил, что так могут стараться те, кто поздно признали существующий режим, или даже сознательные его враги. Так и вышло после смерти Сталина, когда один из наиболее шумных его восхвалителей, Хрущев, стал хулителем. Интересный факт: упоминая о сталинских репрессиях, в которых сам принимал активнейшее участие, Хрущев не привел никаких цифр: его не удовлетворили конкретные данные НКВД, показавшиеся слишком низкими. Действительно, когда они много позже были опубликованы в открытой печати, оказалось, что при Горбачеве и Ельцине процент заключенных был примерно такой же, как при Сталине. Об этом приходится говорить, потому что стараниями тех, кого устраивал образ Советской России как империи зла, а Сталина как «величайшего злодея, эти образы укоренились в сознании миллионов. Так вот в 1951 году прирост населения России был выше, чем во всех странах Запада и США, а смертность была примерно вдвое ниже, чем в конце XX века! Тогда же прирост населения в СССР был в 1,5–3 раза выше, чем на Западе. Совершенно ясно, что народ поддерживал власть и действительно считал Сталина великим и мудрым вождем. Это доказала победа в Великой Отечественной.
На приеме в честь командующих войсками Советской армии Сталин высказался точно: «Я поднимаю тост за здоровье русского народа не только потому, что он руководящий народ, но и потому, что у него имеется ясный ум, стойкий характер и терпение. У нашего правительства было немало ошибок, были у нас моменты отчаянного положения в 1941–1942 годах, когда наша армия отступала… Иной народ мог бы сказать правительству: вы не оправдали наших ожиданий, уходите прочь, мы поставим другое правительство, которое заключит мир с Германией… Но русский народ не пошел на это, ибо он верил в правильность политики своего правительства и пошел на жертвы, чтобы обеспечить разгром Германии… Спасибо ему, русскому народу, за это доверие.
Повторюсь: приходится отвлекаться на опровержение пропагандистских, полтора десятилетия внедряемых в сознание русских людей установок, на то, что СССР – это империя зла, Сталин – злодей, советские люди – рабы. При этом не гнушаются ложью и чудовищными преувеличениями. Этот нечистый «информационный поток» не дает возможности спокойно обдумывать историю недавнего прошлого, понять Россию XX века.
Сталин – наиболее полный выразитель той самой «русской идеи», о которой долго спорили мыслители нашей страны. Если бы он не уловил неких мощных течений незримой духовной жизни общества, ему бы не удалось так долго, победоносно править и завершить жизнь в ореоле беспримерной, поистине всепланетной славы и во главе великой державы, восстававшей дважды за его правление из руин.
Разве мог бы запуганный, обманутый, задавленный морально и измученный физически народ не только долгие годы терпеть вопиющую несправедливость и унижения, но и еще вступить в смертельную схватку с государствами и народами Западной Европы, выстоять и победить. И все это ради величия и по приказу некоего жалкого человечка, выходца из грузинского захолустья?! В отличие от Наполеона, бросившего свою армию и позорно бежавшего из России, Сталин в тяжелейший период войны 7 ноября 1941 года, как было заведено, принял парад войск в осажденной Москве. И это было предвестием парада Победы.
Идейный недруг большевиков писатель Марк Алданов в конце 1927 года так охарактеризовал Сталина: «Это человек выдающийся, бесспорно самый выдающийся из всей ленинской гвардии, Сталин залит кровью так густо, как никто из ныне живущих людей, за исключением Троцкого и Зиновьева. Но свойств редкой силы воли и бесстрашия, по совести, отрицать в нем не могу». Кстати, Троцкого Алданов припечатал: «Великий артист – для невзыскательной публики. Иванов-Козельский русской революции». Через несколько лет в другой статье Алданов отметил: «К сожалению, не могу признать лицо Сталина незначительным. В нем есть и сила, и значительность… С тех пор, как существует мир, дураки диктаторами не становились». Керенский с восторгом сравнивал Сталина с Петром I, называя «Он» с большой буквы.
Едва ли не большинство крупнейших экономистов, политологов, юристов, философов в 1920-е годы уверенно писали о неизбежном крахе Советской России. В СССР вряд ли было много людей из числа интеллигенции кто думал иначе. А как же народ? Он не безмолвствовал; он трудился и поддерживал Сталина из чувства самосохранения и собственного достоинства. Однопартийность соответствовала по сути самодержавию и была гарантом мирной трудовой привычной жизни.
Сугубо философских тем он касался мимоходом, называя себя марксистом-ленинцем. Порой отступал от теоретических догм, ссылаясь на диалектический метод, предполагающий изменчивость бытия. Так, в 1934 году он критически отзывался о некоторых высказываниях Энгельса, огульно охаивающего политику царского правительства. В 1941 году, провожая с парада на фронт части Красной армии, говорил: «Пусть вдохновляет вас в этой войне мужественный образ наших великих предков – Александра Невского, Дмитрия Донского, Кузьмы Минина, Дмитрия Пожарского, Александра Суворова, Михаила Кутузова!» Позже он, как известно, ввел в армии погоны. Он был русским патриотом. (В июне 1935 года, беседуя с Роменом Ролланом, обронил – «мы, русские…»)
Сталин склонялся к философии монизма: «Единая и неделимая природа, выраженная в двух формах – в материальной и идеальной; единая и неделимая общественная жизнь, выраженная в двух различных формах – в материальной и идеальной, – вот как мы должны смотреть на развитие природы и общественной жизни». По его утверждению, сначала меняются внешние материальные условия, «а затем соответственно изменяется сознание, идеальная сторона». И если производство «принимает общественный характер, следовательно, скоро и собственность примет общественный характер». А ведь и он, и Ленин, и Маркс идеями своими явно опережали изменение «материального базиса». Впрочем, Сталин говорил о единстве: «Сознание и бытие, идея и материя – это две разные формы одного и того же явления, которое, вообще говоря, называется природой или обществом».
Сталин избегал сомнений. Это помогало ему твердо следовать по избранному пути, но, конечно, отдаляло от философских исканий. В юности он верил в Бога. И тогда же, завершая стихотворение о вдохновенном певце, которого сначала завороженно слушали, а затем напоили ядом, юный Иосиф привел слова толпы:
Напрашивается сходство с одной из тем поэмы Достоевского «Великий Инквизитор». Читал ли тогда Иосиф Джугашвили «Братьев Карамазовых»? Неизвестно. Однако совпадение знаменательное (Сталин в отличие от Ленина высоко ценил Достоевского). Образ Великого Инквизитора поразительным образом воплотился в Сталине. Вот характеристика: «Это – один из страдальцев, мучимый великой скорбью и любящих человечество. Он – аскет, он свободен от желаний низменных материальных благ. Это – человек идеи. У него есть тайна. Тайна эта – неверие в Бога, неверие в Смысл мира, во имя которого стоило бы людям страдать. Потеряв веру, Великий Инквизитор почувствовал, что огромная масса людей не в силах вынести бремени свободы, раскрытой Христом. Путь свободы трудный, страдальческий, трагический путь… Перед человеком ставится дилемма – свобода или счастье, благополучие и устроение жизни; свобода со страданием или счастье без свободы. И огромное большинство людей идет вторым путем». Так писал Н. А. Бердяев, комментируя поэму Достоевского.
Было бы излишним упрощением придавать абсолютное значение сходству литературно-философского и реального Великого Инквизитора. И у Достоевского не случайно Иисус Христос целует Инквизитора, а тот отпускает Христа на волю. Вот и Сталин, став избранником народа, не уничтожил православие (к этому стремились многие воинствующие атеисты из «ленинской гвардии»). И не случайно в романе М. Булгакова «Мастер и Маргарита» образ Воланда навеян личностью и деяниями Сталина, а эпиграфом поставлены слова Мефистофеля из «Фауста» Гёте: «Я – часть той силы, что вечно хочет зла и вечно совершает благо». Генсек был добрым гением М. Булгакова, спасавшим его от нападок злобных литературных завистников. Интересно, что в ответ на обвинения в «правом» уклоне Сталин ответил, что «уклоны» относятся только к партийцам: «Странно было бы поэтому применять эти понятия к такой непартийной и несравненно более широкой области, как художественная литература, театр и пр.».
Для Сталина существовали не только экономический базис и организации-надстройки (к которым Н. Я. Марр относил язык). Он понимал, что есть более высокие ценности, чем эти: «Язык создан не одним каким-нибудь классом, а всем обществом, всеми классами общества, усилиями сотен поколений». Сопоставляя язык с орудиями производства – также «надклассовыми» ценностями, он признавал приоритет духовной и материальной культуры в их единстве и взаимосвязи. Идея верная, по крайней мере в соответствии с его представлениями о монизме природы и общества. «Сфера действия языка… почти безгранична».
Его работа «Марксизм и вопросы языкознания», откуда взяты эти цитаты, была написана в 1950 году. Почему руководитель страны, выполнявший огромный объем работ, «отвлекся» на такую тему? Для языкознания она была важна, ибо школа академика Н. Я. Марра претендовала на единственно верную марксистскую позицию, подавляя тем самым все другие течения. Работа Сталина открывала возможность для иных направлений. Более того. Печальной памяти сессия ВАСХНИЛ, разгромившая «вейсманистов-морганистов», была прелюдией более широкого наступления на науку, в частности на физику. По-видимому, только вмешательство Сталина воспрепятствовало этой акции.
«В органах языкознания… – писал Сталин, – господствовал режим, не свойственный науке и людям науки». Дальше – больше: «Общепризнано, что никакая наука не может развиваться и преуспевать без борьбы мнений, без свободы критики». Марксизм-ленинизм в СССР был чем-то вроде государственной религиозной философии, а не наукой. Понимал это Сталин? По-видимому, понимал.
Религиозный характер господствующей идеологии совершенно логичен и оправдан. Людям требуется вера в нечто устойчивое, абсолютное. Опора должна быть надежной. Но она требует подтверждений истинности в реальности. И сталинская система давала такие подтверждения: подъем государства, повышение жизненного уровня до войны и после войны, победа над фашизмом, снижение цен. Коллективное подсознание народных масс укреплялось таким образом.
Сталин стал выразителем воли большинства. Превратился в провозвестника новой религии, пророка и одновременно основателя государства нового типа. В этом отношении его повторял Гитлер. Но Сталинская система оказалась продуманней, более жизнестойкой, более отвечающей природе человека и общества. Произошло столкновение идеи господства сверхчеловека и соборности (коммунизма). Это сразу же понял и оценил В. И. Вернадский. В конце 1941 года он писал, что крах Гитлера неизбежен; наступает перелом в истории человечества и всей биосферы. Он сопоставлял Великую Отечественную войну с Первой мировой: «Совершенно несравнимо. Народ как бы переродился. Нет интендантства, наживы и обворовывания. Армия снабжается, по-видимому, прекрасно. Много помогают колхозы. Исчезла рознь между офицерством и солдатами. Много талантливых людей… достигает высших военных должностей». Он отмечал и другие перемены к лучшему, в частности укрепление научных организаций.
Сталинская идеология не была апофеозом вещизма. Принцип материальных ценностей, как верно отметил Сталин, лежит в основе капиталистического производства, где главная цель – получение наивысших прибылей, а для социализма – «обеспечение максимального удовлетворения материальных и культурных потребностей общества». Кстати, Сталин не признавал плановую систему ведения хозяйства главным признаком социалистической системы; подчеркивал, что планирование помогает бескризисному развитию хозяйства, предоставляет хорошие возможности, но еще не гарантирует положительных результатов. В этой связи он говорил о «высшей рентабельности» производства, когда определяется не текущее состояние данного отдельного предприятия или отрасли, а – на перспективу (10–15 лет) и с учетом гармоничного развития всего народного хозяйства. Он провозглашал категорический нравственный императив, о котором писал И. Кант: недопустимо относиться к человеку как к средству для получения наивысших прибылей; человека надо считать целью. И это тоже делало его личную диктатуру – народной.
После его смерти госхозпартаппарат получил абсолютное господство над страной и народом, используя национальные богатства прежде всего на удовлетворение своих быстро растущих материальных потребностей. После 1960 года смертность населения начала постепенно возрастать, а резкое улучшение жизненного уровня относилось только к правящим «выходцам из народа» – и подпольным капиталистам. Диктатура народа перешла в диктатуру «руководящих органов» и тех, кто распределял блага (хозяйственники, торговцы).
Религиозно-философские искания русской идеи можно продолжать и впредь. Но это уже не более чем пустопорожние разговоры, бессильные заклинания. Только у великого народа могут быть великие идеи. Можно считать коммунистическую идею утопией, но ведь не менее утопично и царство Божие. Главное, что идея братства людей, соборности жизни, справедливости, безвластия, бесклассового общества – высока и благородна. Стремление к ней возвышает человека. И тот, кто честно ведет народ к таким идеалам, обретает облик героя, подвижника. Да, были жертвы. Но разве бывают героические эпохи без жертв?
Ни один человека за всю историю не имел такой всемирной славы, как Сталин. Думать, что почти весь советский народ и подавляющее большинство населения планеты воздавали почести Сталину по недоумению, значит, обладать чудовищным самомнением, поистине сатанинской гордыней. Скажут: они возносили хвалу некой мифической фигуре, не человеку, а символу, Великому Инквизитору со странным именем Сталин. Да, конечно. Именно символу, воплотившему русскую идею. Любой, верящий в Судьбу и перст Божий, должен видеть в нем избранника. Его смерть в зените славы тоже свидетельствует об этом. Его хулители позорят и позорили ту великую страну, которую он олицетворял. Это очень выгодно!
Попытки подменить русскую идею лозунгом «обогащайтесь кто как может» (а могут, естественно, не те, кто трудится) привела державу к развалу. Вспоминаются давние слова Бердяева (1916 г.): «Перед Россией стоит роковая дилемма. Приходится делать выбор между величием, великой миссией, великими делами и совершенным ничтожеством, историческим отступничеством, небытием. Среднего, «скромного» пути для России нет».
За последние полвека государство, им основанное, демонстрировало наиболее устойчивое динамичное развитие, превратившись из отсталой, истощенной войнами страны во вторую по мощи сверхдержаву.
Мао Цзэдун родился в семье зажиточного крестьянина провинции Хунань. Получив среднее образование, Мао некоторое время трудился грузчиком в прачечной. Окончив в 1918 году учительскую семинарию, стал работать в библиотеке Пекинского университета. Он увлекся идеями анархизма и марксизма. Обладая незаурядным умом, красноречием и организационными способностями, в 1921 году стал одним из создателей Компартии Китая, а через 6 лет – китайской Красной армии. Они сначала сотрудничали, а потом боролись за власть с националистической партией Гоминьдан, сражались с японскими оккупантами. В 1927 году гоминьдановцы, руководимые Чан Кайши, начали арестовывать в городах и казнить коммунистов. В гражданской войне китайская Красная армия оказалась блокированной в провинции Цзянси на юго-востоке страны. Ее положение стало критическим. Решено было идти на запад в провинцию Хунань, где преобладали сторонники советской власти. Поход оказался чрезвычайно тяжелым и опасным. В январе следующего года они вошли в город Цзуньи, где состоялось совещание, на котором Мао Цзэдуна избрали председателем Военного совета. Фактически он стал главой китайских коммунистов. Избегая сражения с превосходящими силами Гоминьдана, Красная армия двинулась дальше, на север и осенью, пройдя более 12 тысяч километров, достигла Шэньси.
В 1939 году Мао стал председателем ЦК Компартии Китая. Через 10 лет Народно-освободительная армия разгромила войска Чан Кайши. Гоминьдановцы бежали на остров Тайвань. В Пекине Мао провозгласил Китайскую Народную Республику. Началось восстановление страны, затем последовала индустриализация. Поучительный факт: став главой государства, Мао, желая национализировать землю и все частные предприятия, решил посоветоваться со Сталиным. И получил ответ: не следует торопиться с такими радикальными реформами. Даже среди капиталистов лучше отделять противников советской власти от тех, кто готов с ней сотрудничать. Мао так и поступил, создавая союз рабочих, крестьян, служащих и предпринимателей.
В хрущевский период отношения СССР и КНР резко обострились. Мао Цзэдун в 1958 году провозгласил курс «трех красных знамен»: строительство социализма, «большой скачок» (форсированная индустриализация), создание народных коммун. Мао попытался «большим скачком» преодолеть вековую отсталость и бедность Китая, построив социалистическое общество. Это удалось лишь отчасти. В 1959 году он ушел с поста руководителя республики, оставаясь председателем КПК. Планы первой пятилетки были выполнены. Однако отход от Советского Союза требовал создания в кратчайшие сроки своей научно-технической базы, наличия соответствующих кадров.
В 1963 году руководство компартии Китая обвинило лидеров КПСС в отходе от марксизма. А через два года Мао развернул кампанию «за социалистическое воспитание» – начал «культурную революцию», направленную против партийной номенклатуры и связанной с ней интеллигенции. При этом было допущено много «перегибов», жестокости.
С этого времени Мао стал единоличным диктатором, «великим кормчим». Его авторитет был непререкаем, что тормозило назревшие преобразования в стране. Они произошли уже после смерти Мао, деловито и без ниспровежения этого народного кумира. Такая политика позволила сохранить устойчивое развитие Китая и моральное единство его народов.
Наибольшие нападки Запада вызвала «культурная революция» Мао Цзэдуна. Правда, даже в германской «Хронике человечества» Б. Харенберга, очень предвзято толкующей события XX века в странах социализма, отмечено: «Эта грандиозная кампания была направлена против партийно-бюрократической иерархии» (той самой, которой удалось в горбачевско-ельцинский период расчленить СССР). Начались «…массовые акции против партийного аппарата, привилегий высших слоев и «западного влияния», переросшие затем в террор и не затронувшие только Народно-освободительную армию». Мао поставил задачу – создание нового человека, для чего служащих, партаппаратчиков, интеллигенцию посылали «перевоспитываться» на заводах, фабриках, в сельском хозяйстве. Одновременно китайцам надо было изучать идеи Мао, изложенные в виде цитат, афоризмов. Так продолжалось с 1965 по 1969 год. Сложившийся культ вождя стал символом единства народа, строящего социализм.
Умер Мао Цзэдун 9 сентября 1976 года в преклонном возрасте. Значка с его изображением многие китайцы носят до сих пор. Несмотря на ошибки и «перегибы», которые он, возможно, допускал, Китай под его руководством достиг огромных успехов, а разумная внутренняя и внешняя политика преемников Мао превратила страну в сверхдержаву, где на сравнительно небольшом пространстве живет – постоянно улучшая свое благосостояние – пятая часть человечества. Нельзя не отметить замечательные успехи Китая за последние 15 лет, когда отказавшийся от всех преимуществ социалистической системы СССР распался (или его расчленили), испытывая тяжелейшие экономический, социальный, интеллектуальный, моральный кризисы. С Китаем этого не произошло, а в этом во многом заслуга Мао.
Отметим его идею формирования нового человека. Она может поначалу показаться то ли наивной, то ли нелепой. Однако в действительности в XXI веке она необычайно важна для всех стран мира. И дело не столько в политической идеологии (что для Mao казалось главным), сколько в преодолении той духовное пагубы, которая грозит цивилизации: распространение и укоренение абсолютного приоритета материальных ценностей, потребительства и приспособленчества, жажды наживы. Все это не только вызывает постоянные конфликты и войны, но и неизбежно ведет к экологической катастрофе, ибо природа Земли не способна выдержать страшного напора техники, обеспечивающей комфорт и богатства для малой, но наиболее алчной части человечества – имущих капиталы и власть.
Предмет и метод философии весьма неопределенны. Об этом свидетельствует уже само название: в переводе с греческого – «любомудрие» или «любовь к мудрости». Тем самым определяется склонность человека к размышлениям вне зависимости от положения, профессии, уровня образования, предмета исследований.
Все религиозные учителя и мыслители были в той или иной степени философами. Среди правителей вошел в когорту мировых философов Марк Аврелий. Многие литераторы и деятели искусств, особенно в эпоху древности и Средневековья, могут считаться философами, не говоря уже о таких мыслителях, как Гёте, Вагнер, Достоевский, Толстой. Среди великих ученых едва ли не каждый обдумывал общие закономерности бытия, порой приходя к нетривиальным обобщениям. В то же время Аристотеля с полным основанием можно отнести к универсальным гениям, потому что в своих философских трудах он проявил себя новатором в разных отраслях знаний.
О трудах и биографиях некоторых прославленных мыслителей прошлого приходится судить по немногим фрагментам и пересказам; Сократ и вовсе не писал сочинений. По этой причине о нем, а также о Пифагоре и Фалесе, будет упомянуто позже в разделе «Великие незнакомцы».
Выше употреблялось весьма неопределенное «мыслитель» как синоним слова «философ». Так мы будем поступать и впредь. Определим кратко, что такое философия: рассуждения о главных проявлениях бытия жизни и смерти, материи и сознании, разуме в человеке и Мироздании, смысле человеческого существования и познания. Следовательно, имеется философия религии, наук техники искусства, истории, культуры.
Некорректно говорить о «научной философии», подразумевая под этим объективность и общеобязательность определенных теорий, систем взглядов, утверждений. Научная мысль основывается на фактах и требует неопровержимых доказательств. Философские рассуждения выходят за эти пределы, бывают сугубо умозрительными, во многом субъективными. Они отражают структуру личности мыслителя, а значит, и особенности конкретной эпохи, страны, национальной культуры. В своих построениях философ обязан считаться с научными данными, но не может ими ограничиваться.
Религиозная философия отличается от философии религии тем, что имеет целью обосновать и осмыслить определенную систему верований: индуизм, буддизм, христианство, ислам и т. д. Религиозными философами были Аврелий Августин, Абеляр, Фома Аквинский, Якоб Бёме.
Особая область знаний – философия истории (историософия). Однако она до сих пор не имеет четкой основы. В отличие от описания и анализа конкретных исторических событий требуется учитывать особенности духовной жизни общества, развитие культуры, а еще и взаимоотношения с природной средой. Ведь человечество существует не само по себе, а является частью области жизни (биосферы), «вписывается» в ее историю как необычайный, но логически обусловленный этап. Недаром видный историк, философ (отчасти – религиозный) и писатель XIX века Эрнст Ренан полагал, что историк будущего будет геологом.
Как видим, область мысли, охватываемая философией, поистине беспредельна. В нее включается даже Неведомое. И если религия во многом на нем основывает веру, то философия стремится понять, что такое Неведомое, как оно влияет на существующие знания, что из него будет постигнуто, а что останется неизвестным. Вообще, философия – это поиски смысла.
По какому критерию выбрать из одной-двух сотен выдающихся мыслителей 10–20 величайших гениев? Мне кажется, нет такого критерия. Можно отметить тех, кто внес нечто принципиально новое в философию. А как оценить значение такой новизны? С позиций современности? Но ведь любое достижение следует соотносить прежде всего с его эпохой, в историческом контексте, а также по отношению к настоящему и перспективам. Выбор приходится делать по собственному разумению, с учетом традиционных взглядов. Наша задача выяснить, чем замечателен тот или иной мыслитель, не пересказывая его труды. В конце концов, существуют соответствующие словари, энциклопедии, учебники, хрестоматии. Для интересующихся упомянутыми здесь идеями и мыслителями есть возможность удовлетворить свою любознательность. Цель данной книги – именно заинтересовать, побудить к дальнейшему чтению.
Прежде чем обратиться к «избранным», хотелось бы показать – в хронологическом порядке – движение мысли, привести отдельные высказывания мудрых людей. Среди них немало тех, кто вполне достоин войти в число наших избранников. Мешает это сделать лишь недостаток вакансий. Каждый из этих людей может считаться гением.
Надо прямо сказать: стремление выстраивать мыслителей разных эпох и народов в один ряд «по ранжиру», словно солдат по росту и спортсменов по «рейтингу» – занятие нелепое. Делать так приходится лишь по настоятельной необходимости и с пониманием условности сей процедуры. Мир философской мысли причудлив и многообразен. Иной человек напишет десятки солидных фолиантов, но это будет пересказ чужих идей – систематический, профессиональный, но все же пересказ. Для нас важна не эрудиция, а оригинальность, глубина и точность мысли, ее долговечность.
Учтем, что философская мысль рождалась как проявление жизненного опыта и здравого смысла; присутствовала в сказаниях, пословицах и поговорках, песнях и религиозных гимнах, мифах и легендах, эпосе. Невозможно узнать, кто был первым философом, кроме обобщения – народ. Много позже, когда появились первые философские сочинения, они основывались на этой народной мудрости. И в дальнейшем новые мыслители имели опору в трудах своих предшественников.
«Мы видим далеко, потому что стоим на плечах гигантов», – верно отмечено еще в древности. Идеи великих философов произрастают из семян, посеянных предшественниками и современниками. Вот почему в данном разделе есть смысл расширить вступительную часть, дав краткий обзор развития философской мысли пусть даже в виде мозаики, из отдельных высказываний и краткие сведений о мыслителях и их трудах. Без этого великие философы окажутся в положении высоких гор, торчащих на плоской равнине.
Вот, к примеру, некоторые афоризмы жителей Древнего Двуречья, запечатленные клинописью на глиняных табличках: «Только боги живут вечно под божественным солнцем; но дни человека сочтены, все дела его лишь ветер». «Поднимись на руины и пройдись по ним; посмотри-ка на черепа простых и великих. Какие из них принадлежали святым, а какие – грешникам?»
«Кто роет другому яму, сам в нее попадет». «Не позволяй наступать тебе на ноги, дабы потом не дерзнули наступить тебе на шею». «Лучше с мудрым человеком носить камни, чем с глупым вино пить». «Не будь без меры сладок, чтобы тебя не проглотили». «Не будь без меры горек, чтобы тебя не выплюнули». «Будь справедлив к своему врагу, делай добро, будь добр во все твои дни».
Подобные мысли высказывали 3–4 тысячелетия назад, а возможно, и еще раньше. Кстати, тогда же они предположили, что человека создал Бог по своему подобию; более того, с помощью разума и образа, возникшего в душе:
Материалом для своего творения он избрал глину, земной прах. Люди понадобились богам, чтобы трудиться за них (и на себя тоже). Как видим, в этом варианте мифа о творении труд не наказание, а необходимость. А в легенде одного африканского племени говорится, что люди происходят от обезьян, оторвавших свои хвосты и решивших работать, чтобы жить в достатке. Это были глупые обезьяны, которые лишились свободы.
В Древнем Двуречье был создан эпос о Гильгамеше, где, между прочим, говорится о бренности жизни и бессилии человека перед неизбежностью небытия: «Спящий и мертвый друг с другом схожи – Не смерти ли образ они являют? Человек ли владыка жизни!?» Хотя высказана мысль о причастности человека к высшему: «Плоть богов и людей в твоем теле таится» (так сказано герою). Показывая посмертное разложение тела и томление бесприютной души, безымянный автор предлагает человеку проводить жизнь достойно и радостно.
Когда боги в наказание погрязшим в пороках людям решают устроить всемирный потоп (сюжет, повторенный через много веков в Библии), об этом предупреждают праведника с назиданием:
Одно из замечательных достижений мыслителей «дофилософской» эпохи – признание Неведомого не только людьми, но и богами; извечной тайны Мироздания и Разума Вселенной. В Двуречье о верховном Боге говорили:
Нечто подобное высказывали древние египтяне: «Бог есть сокрытое Существо, и ни один человек не знает Его образ. Ни один человек не может искать Его облик; Он скрыт от богов и людей, и Он – тайна для своих творений».
А наиболее мудрая (пожалуй, верная) версия о начале мира приведена в космогоническом древнеиндийском гимне из «Ригведы»:
Значит, даже для Высшего Разума может быть нечто недоступное, и нет возможности наверняка узнать вечную тайну начала всего сущего (мысль, которую не пожелали принять – или не смогли понять – философы и ученые многих последующих веков, вплоть до нашего).
Впрочем, мы не станем вникать в философию мифов.
Перейдем к изложению краткой европейской философии – в лицах и высказываниях. Начнем с греческих мыслителей.
Анаксимандр (ок. 610–547 до н. э.) – Ученик и последователь Фалеса в основе всего сущего предполагал особую первоматерию – апейрон (то есть бесконечное, вечное, неизменное). Из него все возникает и в него возвращается. (В современной науке этому, пожалуй, соответствует космический вакуум.) Сохранились лишь немногие фрагменты его сочинений. Его труд «О природе» считается первым научно-философским сочинением, где сделана попытка дать разумное объяснение мирозданию. В его центре Анаксимандр располагал Землю, имеющую форму цилиндра. Он первым в Элладе начертил географическую карту, изобрел солнечные часы (гномон, вертикальный стержень, тень от которого падала на подобие циферблата) и астрономические инструменты. Одна из идей Анаксимандра: «Из тех же вещей, из которых рождаются все сущие вещи, в эти же самые вещи они разрушаются по неизбежности»…
Анаксимен (ок. 585–525 до н. э.) – Он считал началом всех вещей воздух; при разрежении из него получается огонь, при сгущении – вода и камни. Этот воздух (не путать с нашим, привычным!) – «начало души, богов и божеств». «Воздух однороден, недоступен чувствам, беспределен» (следовательно, он похож на «апейрон» Анаксимандра).
Говорят, услышав от своего ученика вопрос, почему его одолевают сомнения, Анаксимен очертил на земле два круга: маленький и большой. «Твои знания – это малый круг, мои – большой. Но все, что осталось вне этих кругов, – неизвестность. Маленький круг мало соприкасается о неизвестностью. Чем шире круг твоих знании, тем больше его граница о неизвестностью. И впредь, чем больше ты станешь узнавать нового, тем больше будет возникать у тебя вопросов».
Ксенофан (ок. 570–480 до н. э.) – Философ и поэт, спасаясь от нашествия персов, скитался, был бродячим певцом. Критиковал тех, кто богов представляет в виде людей. Считал, что в мире неразрывно соединены материя и божественный разум, а Дух пронизывает все мироздание (пантеизм). Отвергал божественную природу солнца и звезд. По находкам в горах ископаемых остатков сделал правильный вывод о том, что суша была некогда морем и вновь когда-нибудь им станет (эта идея укоренилась в науке лишь спустя более чем 2 тысячелетия).
Ксенофан отличался остроумием. Когда кто-то похвалился, что видел угрей, живущих в горячей воде, Ксенофан усмехнулся: «Итак, станем варить их в холодной». Высказывания Ксенофана:
– Следует признать единство всего.
– Из земли все возникает, и в землю всё возвращается.
Гераклит из Эфеса (554–483 до н. э.) – Считал огонь первоосновой всего сущего. Был противником демократии, с горечью и презрением смотрел на окружающих людей и не имел желания управлять ими. За склонность к труднопонимаемым изречениям получил прозвище «Тёмный». До нас дошли лишь разрозненные фрагменты его труда «О природе». Гераклит первым назвал мироздание Космосом. До него этим словом обозначали порядок в государстве или личной жизни (отсюда – «косметика»). Афоризмы Гераклита:
– Все течет, все меняется.
– В одни и те же воды мы погружаемся и не погружаемся, существуем и не существуем.
– Природа скрытна.
– Многознание уму не научает.
– Мудрость состоит в том, чтобы говорить истину и прислушиваться к голосу природы, поступая согласно с ней.
Парменид (ок. 540–480) – Происходил из родовитой семьи, занимал государственные посты, разрабатывал законы. Сохранились фрагменты его философской поэмы «О природе». Он четко отделял мнения, основанные на чувствах, от истины (объективной, независимой от мнений), основанной на разуме. Один из древних мыслителей утверждал: «Могучий, надменный Парменид… освободил мышление от обмана воображения». Вселенную Парменид считал вечной и неизменной: «Есть бытие, а небытия вовсе нету…» Тем не менее утверждал: «Быть или вовсе не быть – вот здесь разрешение вопроса». У Парменида есть мудрое суждение о единстве мысли (сознания) и бытия, жизни. Иначе говоря, наши мысли возникают благодаря окружающему миру, но и весь этот мир существует для нас благодаря нашему мышлению:
Зенон (V в. до н. э.) – Ученик и приемный сын Парменида. Не терпел ограничений ни в умственной, ни в политической жизни; выступил против тиранической власти и погиб во время восстания. Его труды, по-видимому, были уничтожены, но придуманные им остроумные задачи – апории (проблемы) Зенона – продолжают интересовать ученых и философов. Он сумел вскрыть противоречия в наших представлениях о пространстве, времени, движении. Диоген Лаэртский приводил рассуждение Зенона: «Движущийся предмет не движется ни в том месте, где он находится, ни в том месте, где его нет». Быстроногий Ахиллес никогда не догонит черепаху. Ведь догоняя ее, он сначала пробежит половину расстояния между ними, но черепаха успеет преодолеть некоторое пространство; затем Ахиллес вновь преодолеет половину расстояния между ними, а черепаха продвинется еще вперед…
Промежуток между ними будет уменьшаться до минимума, но никогда не станет нулевым. Апории Зенона показывают, что наши рассуждения во многом зависят от того, какими правилами мы руководствуемся, на какие аксиомы – истины, которые не можем или не желаем доказать, – опираемся. (Это особенно четко проявляется при пользовании компьютерами: они дают нам те решения, ответы, которые в них заранее вложены программистами.)
Эмпедокл (V в. до н. э.) – Происходил из знатной семьи, был жрецом. Отклонив знаки царского достоинства, остался верен идеалам народовластия. Предполагается, что философию и естествознание изучал в школе Платона. Он занимался врачеванием и пользовался в родном городе огромным авторитетом. По одному преданию, в последние годы жизни поселился на склоне вулкана Этна и, чувствуя приближение смерти, бросился в его кратер. По другой версии, он умер во время поездки на материковую Грецию. По Эмпедоклу, первоосновой материального мира являются четыре стихии (первоэлемента): земля, воздух, вода и огонь.
Они постоянно соединяются в разных пропорциях и распадаются. В мире все изменчиво из-за борьбы двух противоположных сил – Любви (Согласия) и Вражды (Раздора). (В современных представлениях это – притяжение и отталкивание.) Эмпедокл предполагал постепенное развитие и усложнение растений, животных. Считал что солнечное затмение происходит оттого, что «Луна заходит под Солнце». Бога мыслил безвидным и всюдным.
Протагор (ок. 480–410 до н. э.) – В Афинах учился мудрости, логике, софистике (хитроумию). Автор книг «Наука спора», «О добродетели», «О сущем» и др. В 411 году н. э. был обвинен в атеизме, приговорен к смерти. Его книгу «О богах» сожгли. Казнь заменили изгнанием из Афин. Погиб при кораблекрушении в Мессинском заливе по пути на Сицилию. Протагор мастер софизмов – формально логичных рассуждений, приводящих к нелепости. Например: «Чем больше добра, тем лучше. Лекарство – добро. Значит, лекарств надо принимать как можно больше».
Изречения Протагора:
– Человек есть мера всех вещей: существующих… и не существующих…
– Все вещи таковы, каковыми они кажутся.
– О богах невозможно знать ни того, что они есть, ни того, что их нет, ни того, каковы они по виду; причина тому неясность вопроса и краткость человеческой жизни.
Диоген Синопский (410–323 до н. э.) – Не только провозглашал, но и воплощал в своей жизни принцип наименьших бытовых удобств, предпочитая духовные ценности. По преданию, жил в старой большой глиняной амфоре для хранения зерна и жидкостей; выходил на улицу днем с огнем, поясняя: «Ищу человека». Говорят, когда к его бочке подошел Александр Македонский и спросил Диогена, что ему хотелось бы, то услышал в ответ: «Прошу тебя, отойди в сторонку, ты загородил мне солнце». За предельно упрощенный быт Диоген получил прозвище Кион (собака). Его последователи именовались киниками (циниками). Основные сочинения «О любви», «Государство», «Эдип». На вопрос, почему подают милостыню нищим и убогим и не помогают философам, Диоген ответил: «Богатые знают, что бедными и больными они могут стать, но мудрецами – никогда».
Теофраст, или Феофраст (372–288 до н. э.) – Учился в платоновской Академии у Аристотеля. Написал множество работ по риторике, поэтике, философии, географии, ботанике, зоологии, минералогии, психологии, физиологии, искусствоведению, религии. Из них сохранилась только малая часть. Он обогатил естествознание своим четким методом классификации различных природных объектов, в частности растений, минералов. Старался писать о том, что хорошо знал, избегая домыслов и сознавая ограниченность своих знаний. О нем сохранился такой анекдот. Одному гостю, не проронившему за вечер ни слова, Теофраст сказал: «Коли ты неуч, то ведешь себя умно, а если учен, то глупо».
Посидоний (ок. 135—51 до н. э.) – Стал видным представителем стоицизма – учения, которое признавало бренность каждой человеческой жизни порознь, но единство и вечность жизни и разума вообще; отвергал суетные заботы о личном благосостоянии, находя предназначение человека в познании высших истин и добродетели. Среди его учеников и друзей были Цицерон и Помпей. В труде «Об океане» Посидоний попытался представить историю Земли; отметил связь приливов и отливов с фазами Луны. От его работ сохранились лишь небольшие фрагменты. Стоики сравнивали философию с живым существом или с яйцом: скорлупа – это логика, диалектика; белок – этика (учение о душе и нравственности); желток – физика (учение о природе; «фюзис» по-гречески природа). Мироздание – живое, одушевленное, разумное, во всех своих составляющих превышающее человека. Бог – это светоносный огненный эфир, пронизывающий все мироздание и принимающий разные формы.
Из более поздних греческих мыслителей выделим трех.
Плутарх (ок. 46 – ок. 125) – Рожденный в семье знатной и состоятельной, с детства тянулся к знаниям и пренебрегал карьерой государственного служащего. Стал верховным жрецом Аполлона в Дельфах. Главный труд – «Сравнительные жизнеописания», где приведены 23 пары биографий выдающихся греков и римлян. Он учил современников и последующие поколения твердости духа, патриотизму, добродетелям не столько путем назиданий (хотя и написал «Этику»), сколько примерами из истории, из жизни великих людей. Плутарх соединил в себе эрудированного историка, глубокого философа, тонкого психолога, достойного гражданина и блестящего писателя. Редчайшее сочетание талантов! Его высказывания:
– У нас, эллинов, говорят умные, а дела решают дураки.
– Похвальным является такой душевный склад, худшие свойства которого с годами дряхлеют, а прекрасные расцветают.
– Бог – это надежда для храброго, а не оправдание для труса.
Плотин (204–270) – Последователь Платона – мечтал создать город мыслителей – Платонополис. Считал, что все Мироздание пронизывает божественный дух. Материя есть темная, стихийная, хаотичная сила, которой разум придает гармонию, красоту и смысл. «Так как ум прекрасен, – учил он, – даже прекраснейшее из всего покоится в чистом свете и чистом сиянии и охватывает природу сущего, наш мир есть лишь тень и отражение ума». Плотин умер, так и не обработав и не опубликовав свои лекции. Эту работу завершил его ученик Порфирий, философ-идеалист. Идеи Плотина оказали влияние на мировоззрение Аврелия Августина, а через него – на христианскую теологию (богословие, религиозное знание).
Прокл (412–485) – Греческий философ, последний из крупнейших представителей афинской школы Платона. Родился в Константинополе, жил преимущественно в Афинах, где и умер. Оказал большое влияние на арабских и христианских мыслителей. В основе всего считал, вслед за Плотином, непостижимую первооснову («протон» по-гречески). Высказывания Прокла:
– Всякое множество тем или иным образом причастно единому.
– Все способное производить превосходит природу производимого. (Из этого тезиса Прокла можно сделать вывод: если человек создан земной природой, биосферой, то она несравненно превосходит его во всем. – Р.Б.)
– Начало и первейшая причина всего сущего есть благо.
– Предметом стремления для всего является ум… так что весь мир, хотя и вечен, имеет сущность от ума.
Принято подчеркивать, что римские философы использовали достижения своих греческих предшественников. Однако преемственность культуры – дело обычное и естественное. Тут главное – что перенимается и разрабатывается.
Цицерон Марк Туллий (106—43 до н. э.) – Происходил из аристократической семьи, в Риме получил прекрасное образование, которое завершил в Афинах. Рано проявил себя как блестящий оратор и стал избираться на важные государственные посты. В 63 году до н. э. на должности консула обвинил Катилину (неудачливого реформатора) в государственном заговоре; часть заговорщиков была казнена. Через пять лет Цицерона под предлогом того, что казнь была незаконной, изгнали из Рима. Ссылка пошла впрок: он серьезно занялся философией. Во время гражданской войны Цицерон остался сторонником республиканского правления. Цезарь его простил, но Антоний осудил на смерть.
Литературное наследие Цицерона обширно и оказало большое воздействие на последующие поколения. Помимо множества речей и писем он написал трактаты по риторике, политологии: «О государстве», «О законах»; по философии: «О пределах Добра и Зла», «О природе богов», «Об обязанностях» и др.
Высказывания Цицерона:
– Все, что делается согласно природе, должно считаться хорошим.
– Наши руки как бы создают в природе вторую природу.
– Нет ничего превосходнее разума.
– Каждый человек может заблуждаться, но упорствует в заблуждении только глупец.
Сенека Луций Анней (ок. 5 до н. э. – 65 н. э.) – Родился в Испании в культурной состоятельной семье, жил в Риме. Был политическим оратором, а затем воспитателем и наставником Нерона (возможно, это сказалось на хорошем состоянии государственных дел в первые годы правления императора). Нажив крупное состояние, в 62 году ушел в отставку. По обвинению в причастности к заговору был вынужден совершить самоубийство, без страха и стенаний, в согласии со своим учением. Основные сочинения: философские диалоги «О дружбе», «О благодарности», «О предопределении», «Естественнонаучные вопросы», а также «Моральные письма» и др. Из высказываний Сенеки:
– Хуже, чем война, страх перед войной.
– Как басня, так и жизнь ценится не за длину, но за содержание.
– Только малая печаль говорит; большая – безмолвна.
– Одобрение толпы – доказательство полной несостоятельности… К толпе же я отношу не только простонародье, но и венценосцев.
– Человек, не имеющий понятия об истине, не может называться счастливым.
– Жить счастливо и жить согласно с природой – одно и то же.
Ибн Сина Абу Али, Авиценна (ок. 980—1037) – Мыслитель, медик, поэт. Родился близ Бухары в состоятельной семье. Отец дал ему хорошее образование. Семья переехала в Бухару, где Ибн Сина обучался основам математики, затем логике и философии; занялся медициной; вылечил правителя Бухары, за что тот разрешил пользоваться своей библиотекой. Ибн Сина переложил на арабский и пересказал целый ряд трактатов Аристотеля. После смерти отца вынужден был служить в разных городах. Наконец, обосновался в Иране, при дворах эмиров, занимая должность врача, а то и визиря. По некоторым данным, ему принадлежит 456 сочинений на арабском языке и 23 – на фарси. Его труд «Исцеление» в 18 томах включает логику, математику, физику, астрономию и метафизику (философию), учение о человеке и пророчества. Другие работы: «Книга знания», «Указания и наставления». Многие века пользовался популярностью его «Медицинский канон» – энциклопедия врачевания. Ибн Сина старался находить естественные причины земных и небесных явлений. По его словам, «мир возник не по воле Бога, а в силу непреложной необходимости».
Абеляр Пьер (1079–1142) – Преподавал теологию в Париже; стремился совместить религиозную веру с логикой и здравым смыслом. В труде «Да и нет» смело вскрывал противоречия в суждениях церковных авторитетов. Утверждал необходимость изучения наследия великих ученых и философов прошлого, в частности, Платона и Аристотеля. Автор многих философских и богословских произведений, стихотворений, автобиографической повести «История моих бедствий», где выразительно показал жестокость и фанатизм католической церкви того времени.
Высказывания Абеляра:
– Если же мы сможем доказать, что одни и те же слова употребляются различными авторами в разных значениях, то мы легко отыщем решение многих противоречий.
– Первым ключом мудрости является постоянное и частое вопрошание, ибо, сомневаясь, мы приходим к исследованию, исследуя, достигаем истины.
– В то время, как с веками и сменой времен возрастают человеческие знания обо всех сотворенных вещах, в вере же, заблуждения в которой грозят величайшими опасностями, нет никакого движения вперед.
Фома Аквинский (1225–1247) – Родился в семье графа Аквинского (Италия), но, будучи младшим сыном, не мог рассчитывать на наследство. Учился в Неаполитанском университете, где особенно внимательно штудировал Аристотеля. Вступил в доминиканский орден. В 30 лет стал профессором теологии Парижского университета. Много и плодотворно занимался религиозной философией, обобщая и разрабатывая схоластику. Фома признавал определенную самостоятельность науки и философии как особых способов постижения истины, посредством опыта и рассудка. Но абсолютное первенство отдавал религиозному методу духовного прозрения на основе Священного Писания. По его словам, «наше познание берет свой исток в чувственных восприятиях». Однако оно постигает только внешние признаки: «Лишь один интеллект охватывает сущность вещей». Свобода воли дарована человеку, чтобы он сам делал выбор между добрыми поступками, приближающими его к Богу, и злыми, отстраняющими от Бога. Из всех форм правления Фома отдавал предпочтение монархии, но с оговоркой она не должна превращаться в тиранию, оставляя за народом право на восстание против несправедливости.
Высказывания Фомы:
– Есть разумное существо, полагающее цель для всего, что происходит в природе, и его мы именуем Богом.
– Не форма определяется материей, но скорее материя формой; в форме надлежит искать основание, почему такова материя, а не наоборот.
– Есть некоторые отправления души, которые осуществляются без помощи телесных органов: мышление и воление.
Лютер Мартин (1483–1546) – От своих предков – немецких крестьян унаследовал трудолюбие, упорство, здравый смысл, независимость мышления, хорошее знание народного языка. Окончив Эрфуртский университет, стал монахом-августинцем; с 1507 года преподавал теологию в Виттенбергском университете (Саксония). 31 октября 1517 г. он вывесил при входе в церковь листы с 95 тезисами против продажи индульгенций и различных злоупотреблений католичества. (С помощью индульгенций богатые могли покупать себе право на грехи, преступления.) Он полагал, что главное для христианина не исполнение пышных церковных обрядов, а знание Библии и следование в своих делах и мыслях учению Христа. Так началась Реформация, победа которой определила появление протестантства (лютеранства). Лютера отличили от церкви, ему не раз угрожала смерть. Его поддержали курфюрст Саксонии, некоторые немецкие кардиналы. Реформация сопровождалась религиозными войнами (соединявшимися с крестьянскими бунтами). Лютер писал и сочинения для народа; перевел на немецкий язык Библию, а также религиозно-политические трактаты. Со временем протестантская церковь стала господствовать в Германии, Австрии, Северной Европе. Религиозно-философская мысль оказала сильное влияние на мировую историю. «Мысли и чаяния души не могут быть никому подвластны, кроме Бога; поэтому нелепо и невозможно повелениями принудить кого-либо верить так, а не иначе» (М. Лютер).
Бэкон Френсис (1561–1626) – Сын лорда-хранителя печати получил блестящее образование, окончив Кембриджский университет. Стал издавать свои сочинения: «Очерки нравственности и политики», «О преуспеянии наук», «О достоинстве и приращении наук», «Мысли и наблюдения», «О мудрости древних», «Система неба», «Новый органон» и др. Был избран в парламент, в 1617 году стал лордом-хранителем печати при короле Якове I, а затем лордом канцлером. Через четыре года парламентарии обвинили его во взяточничестве, осудили и отстранили от всех должностей. Получив королевское помилование, он не вернулся на государственную службу. В утопии «Новая Атлантида» Бэкон постарался показать идеальное общество. Он называл человека истолкователем и слугой природы. По его словам, «природа побеждается только подчинением ей» (одна из основ экологического мировоззрения).
– Ум человека уподобляется неровному зеркалу, которое, примешивая к природе вещей свою природу, отражает вещи в искривленном и обезображенном виде.
– Человеческий разум не холодный свет, его питают воля и чувства; а это порождает желательное каждому в науке. Человек скорее верит в истинность того, что предпочитает.
– Знание – сила.
Бёме Якоб (1575–1624) – Родился в саксонской деревушке в бедной крестьянской семье, зарабатывал себе на жизнь сапожным ремеслом. А жил ради познания. Не имея систематического образования, жадно читал религиозные, мистические и философские сочинения. Он полагал, что все тайны мира заключены в микрокосме души человеческой. Написал около десятка религиозных и философских трактатов, из которых главный «Аврора, или Утренняя заря в восхождении, то есть корень или мать философии, астрологии и теологии на истинном основании, или описание природы, как все было, и как стало в начале: как природа и стихии стали товарными…» Некоторые высказывания Бёме:
– Книга, в которой заключены все тайны, есть сам человек.
– Без противоположности ничего не обнаруживается; изображение не появляется в зеркале, если одна сторона зеркала не затемнена.
– Бог сотворил все вещи из ничего, и это ничто Он сам.
– Не должно быть понято так, будто Божество… отделено от природы; нет, но они – как тело и душа…
Гоббс Томас (1588–1679) – Родился в семье английского сельского священника, очень рано проявив смышленость и хорошую память. С четырех лет поступил в церковную школу, а завершил образование в Оксфордском университете. Став гувернером в знатной семье, смог общаться со многими просвещенными людьми, а также жить в материальном достатке. Не раз он посещал Францию, Германию, Италию. Постоянно увеличивал свои знания наук и философии. На формирование его взглядов повлияли Ф. Бэкон, Галилей, Декарт. В 1640 году Гоббс написал трактаты «Человеческая природа» и «О политическом теле», а чуть позже – «О гражданине». В 1651 году увидело свет самое крупное его произведение – «Левиафан, или Материя, форма и власть государства церковного и гражданского», а незадолго до смерти – «Физиологический Декамерон». По его мнению, крупное государство при коллективном руководстве не сможет решать в трудных ситуациях вопросы войны и мира, станет беспомощным, слабым. Его высказывания:
– Свобода и необходимость совместимы. Вода реки, например, имеет не только свободу, но и необходимость течь по своему руслу. Такое же совмещение мы имеем в действиях, совершаемых людьми добровольно.
– Пока люди живут без общей власти, держащей всех их в страхе, они находятся в… состоянии войны всех против всех.
Спиноза Бенедикт (1632–1677) – Родился в Амстердаме, в купеческой еврейской семье. Окончил школу при синагоге, после смерти отца продолжил его дело. Общаясь с различными людьми, размышляя о Боге, природе и человеке, он разуверился в догмах иудаизма. Еврейская община подвергла его отлучению, изгнав из Амстердама. Его приютили друзья; он написал: «Краткий трактат о Боге, человеке и его счастье», «Основы философии Декарта» и фундаментальный «Богословско-политический трактат». Это произведение было запрещено. Его «Этика, доказанная в геометрическом порядке», увидела свет уже после смерти автора. Спиноза считал едиными и неотделимыми Бога и Природу, Материю и Дух: «Бог раньше своих постановлений не существовал и без них существовать не может». Он верил в могущество человеческого разума и в то, что путем логических доказательств можно убедить людей жить достойно, честно, дружно. Человеку следует учиться у природы и понимать свое незнание: «Если нам что-либо в природе представляется смешным, нелепым или дурным, то это происходит оттого, что мы знаем вещи лишь частично и остаемся по большей части в неведении относительно порядка и связи всей природы…»
Джон Локк (1632–1704) – Сын английского судейского чиновника – получил хорошее образование: окончил Оксфордский университет, где был оставлен преподавателем философии и нрава. В 1667 году поступил на службу к видному государственному деятелю, стал активно участвовать в политической жизни страны, выступая за ограничение прав монарха. Ему пришлось эмигрировать из Англии. Вернувшись на родину после свержения короля Якова II в 1688 году, выпустил ряд работ: «Опыт о человеческом разуме», «Письма о веротерпимости», «Трактаты о государственном правлении». Локк разработал основные принципы общественного конституционного устройства, предполагающего разделение исполнительной и законодательной власти, осуществление прав человека (свобода, равенство, неприкосновенность личности и собственности). Он полагал: «На опыте основывается все наше знание, от него в конце концов оно происходит».
Беркли Джордж (1685–1753) – Родился в дворянской семье, учился в колледже Св. Троицы Дублинского университета, всерьез интересуясь различными науками и философией. Став дьяконом англиканской церкви, читал проповеди, но писал не религиозные, а философские трактаты. В 1728 году прибыл в Северную Америку как миссионер, однако британское правительство его не поддержало. Через два года вернулся на родину; был епископом в городе Клойн (Ирландия). Он оставил много интересных сочинений по философии, механике, математике, физике, среди которых наиболее известен «Трактат о началах человеческого знания…».
Обидно считают, будто он отрицал существование материального мира, полагая, что вместо этого есть только наши чувства и мысли. Однако Беркли называл источником всех богатств труд, то есть, разумное воздействие на окружающую природу с помощью материальных орудий. Некоторые его высказывания:
– Если допустить, что мир состоит из материи, то красоту и пропорциональность ему придает ум.
– Пусть не говорят, что я отрицаю существование. Ибо я только устанавливаю смысл этого слова, насколько я его понимаю.
– …В каждой капле воды, в каждой песчинке есть нечто, что превышает силу проницательности или понимания человеческого ума.
Вольтер Мари Франсуа (Аруэ) (1694–1778) – Был яростным борцом за свободу мысли, отрицателем авторитетов и догм (подобных людей стали называть вольтерьянцами). Родился в Париже в семье состоятельного нотариуса; учась в иезуитском коллеже, окончательно разуверился в церкви и стал презирать ее служителей. За язвительные сатиры против абсолютизма и церкви дважды попадал в Бастилию. Высланный из Франции, три года жил в Англии. Он был приближен ко дворам Людовика XV и прусского короля Фридриха II, но не пожелал поступиться свободой мысли ради комфорта. С ним переписывались многие монархи и революционеры, крупные мыслители и простые обыватели. Предпочитал писать философско-художественные сочинения: «Философские письма», «Задиг, или Судьба», «Микромегас», «Кандид, или Оптимист», «Простодушный». Принадлежат ему и серьезные трактаты: «Основы философии Ньютона», «Метафизический трактат», «Философский словарь», «Опыт о всеобщей истории – о нравах и духе народов». Утверждая просвещение, Вольтер высмеивал слепой оптимизм и веру в прогресс; обличая церковников, предупреждал: «Атеисты, обладая властью, были бы столь же опасны для человеческого рода, как и суеверные люди».
Юм Давид (1711–1776) – Сын небогатого шотландского дворянина. Учась в Эдинбургском университете, увлекся философией, затем неудачно занимался коммерцией. Завершил образование в иезуитском коллеже во Франции, где окончательно разуверился в мудрствованиях, не основанных на опыте, и написал «Трактат о человеческой природе…». Работал библиотекарем в Эдинбурге, выполнял дипломатические поручения. Написал «Естественную историю религии» и «Историю Англии», «Исследование о принципах морали», а также сборник очерков «Эссе». Из высказываний Юма:
– Чем больше образ жизни человека зависит от случайностей, тем сильнее он предается суеверию; в частности, это наблюдается у игроков и мореплавателей…
– Руководителем в жизни является не разум, а привычка. Лишь она принуждает ум во всех случаях предполагать, что будущее соответствует прошлому.
– Люди обладают общей склонностью представлять все существующее подобным себе и приписывать каждому объекту те качества, с которыми они близко знакомы и которые они непосредственно осознают.
Дидро Дени (1713–1784) – Француз, сын зажиточного ремесленника огорчил отца тем, что не стал продолжать его дело, а увлекся философией. Окончив коллеж в Париже, опубликовал «Письма о слепых в назидание зрячим» (1749). Книгу запретили; автора заточили в тюрьму как атеиста. Здесь он задумал одну из основополагающих работ эпохи Просвещения: «Энциклопедию, или Толковый словарь наук, искусств и ремесел». Позже вместе с Д’Аламбером осуществил этот грандиозный замысел, собрав замечательный авторский коллектив: Вольтера, Монтескье, Руссо, Бюффона, Гельвеция… Работа продолжалась с 1751 по 1780 год. Ему принадлежат «Мысли об объяснении природы», «Философские основания материи и движения» и другие трактаты, а еще философско-художественные, в частности «Племянник Рамо». Некоторые высказывания Дидро:
– Умен лишь тот, кто так же глуп, как мы (людям свойственно не признавать тех, кто умнее их).
– Стройте систему… но не давайте ей порабощать вас.
– Гении… сами создают себя.
– Наблюдение собирает факты; размышление их комбинирует; опыт проверяет результаты комбинаций. Необходимо, чтобы наблюдение природы было постоянным, размышление – глубоким, а опыт – точным. Эти средства редко оказываются соединенными. Вот почему творческих умов не так много.
Смит Адам (1723–1790) – Уроженец шотландского городка Кёрколди, изучал философию и математику в Глазго, в числе отличников был послан в Оксфорд, но быстро разочаровался в тамошних нравах и вернулся на родину. В 1752 году подружился с Д. Юмом и глубоко продумал его идеи в этике и экономике. А. Смит написал обстоятельную «Теорию нравственных чувств» (1759), а затем фундаментальное «Исследование о природе и причинах богатств народов» (1776), упомянутое Пушкиным в «Евгении Онегине»:
Этот «простой продукт» – результат труда как действия коллективного, объединяющего представителей самых разных профессий на основе свободы, взаимопомощи, справедливости.
Гольбах Поль-Анри (1723–1789) – Родился в Германии в дворянской семье, окончил Лейденский университет, переехал во Францию и остался навсегда в Париже. Получив богатое наследство, сделал свой дом клубом просветителей и мыслителей. По словам Дени Дидро, чтобы переступить порог этого дома, мало быть знатным или ученым, надо обладать добротой. Его книги «Разоблаченное христианство», «Священная зараза», «Система природы» были в 1770 году приговорены парижским парламентом к публичному сожжению. И не удивительно, ведь, как писал сам Гольбах, «Религия – это искусство одурманивать людей с целью отвлечь их мысли от того зла, которое причиняют им в этом мире власть имущие».
– Бога он считал порождением страха, надежды и невежества.
– Человек – произведение природы, он существует в природе, подчинен ее законам, не может освободиться от нее… Все беды людей от незнания самих себя и природы, отступления от ее законов.
– Ложь и несправедливость – лишь в интересах врагов общества. Истина – друг всех разумных людей. Предназначение человека – «для свободного труда ради своего счастья».
– Во Вселенной все находится во взаимосвязи. «Материя обладает способностью мыслить», ибо способно мыслить материальное существо – человек.
– Природа наделила человека сознанием.
– «В мире царит несправедливость», а потому революции неизбежны и приносят пользу, если временное нарушение порядка и спокойствия приводит к продолжительному и прочному благополучию.
– Гольбах в своих рассуждениях опирался на знания и «здравый смысл» (так называется одно его сочинение).
Его идеи оказали значительное влияние на мыслителей XIX века, когда начался расцвет науки и стал популярен атеизм.
Джеферсон Томас (1743–1826) – Родился и воспитывался в семье крупных американских землевладельцев. Выступил за пересмотр феодального законодательства и освобождения от британской зависимости. Составил проект Декларации независимости, принятой в 1776 году. Был сторонником религиозной свободы, расширения демократических прав народа, освобождения негров. Занимал государственные посты, с 1801 по 1809 год был президентом Североамериканских штатов. Считал, что чувства справедливости, совести, сострадания присущи человеку от природы, но со временем подавляются эгоизмом, который насаждается воспитанием и социальной средой. Сомневался в идее закономерного прогресса общества, ибо судьбоносные события могут быть вызваны сочетанием непредвиденных обстоятельств, вне логики, тем более что Бог наделил человека свободой разума и воли.
Высказывания Джефферсона:
– Все люди сотворены равными; и все они одарены своим Создателем (прирожденными, неотчуждаемыми) очевидными правами, к числу которых принадлежит жизнь, свобода и стремление к счастью.
– Я считаю, что небольшой бунт время от времени – хорошее дело и так же необходим в политическом мире, как бури в мире физических явлений.
Сен-Симон Анри Клод де Рубруа (1760–1825) – Отпрыск богатой аристократической семьи, воспитанник Д’Аламбера и приверженец Руссо. Сражался в Северной Америке на стороне колонистов, боровшихся за свою независимость. Французскую буржуазную революцию сначала приветствовал, но вскоре отошел от политической деятельности, отвергая террор, и активно занялся самообразованием. Считал, что эпохи созидания, основанные на успехах философии и науки, сменяются периодами упадка и разрушения. Но власть должна перейти от алчных тунеядцев к просвещенным «индустриалам»; будут преобладать коллективные хозяйства, труд станет общеобязательным; христианским нормам все будут следовать на деле, а не на словах. Установится гармония между рабочими, крестьянами, инженерами, мыслителями, торговцами, политиками.
Это был утопический социализм, предполагающий: «От каждого по способностям, каждой способности по ее делам».
Высказывания Сен-Симона:
– …Наука полезна именно тем, что она дает возможность предсказывать.
– Взгляните на историю прогресса человеческого разума и вы увидите, что почти всеми образцовыми произведениями его мы обязаны людям, стоящим особняком и нередко подвергавшимся преследованиям… Довольно почестей Александрам! Да здравствуют Архимеды!»
Фихте Иоганн Готлиб (1762–1814) – Родился в семье ремесленника-ткача в саксонской (Германия) деревне, рос в бедности, но, обладая отличной памятью и живым умом, успешно учился в Йенском и Лейденском университетах. Отказался от места пастора, зарабатывал частными уроками, преподавал в Йенском университете (был исключен как атеист). Приветствовал Великую Французскую революцию, но отвергал последующий переход к империи, агрессии, господству чистогана. Активно боролся против французской оккупации, пробуждал немецкое национальное сознание, вступил в ополчение, но вскоре, заразившись тифом, умер.
Фихте стремился создать «наукоучение», умозрительную науку всех наук. Исходил из единственной (для каждого) безусловной реальности – «Я», противопоставленного ему «не-Я» с завершающим синтезом. Полагал, что каждый выбирает философию по своей душе и складу ума. Но главное даже не мысль, а действие (хотя не учитывал, что для разумной деятельности надо постигать не только человека, но и природу). И совершенно верное суждение: «Человек предназначен для жизни в обществе». До нас прошли множества поколений, трудами и мыслями которых мы пользуемся; наш долг – достойно продолжить их дела. Так считал Фихте.
Шеллинг Фридрих Вильгельм (1775–1854) – Был сыном пастора, учился в Тюбингенском теологическом институте (одновременно с Гегелем). Давал частные уроки, изучал философию; с 1798 года преподавал в университетах Йены, Мюнхена, Берлина. Всерьез интересовался успехами естествознания и опирался на данные науки. Разрабатывал систему объективного идеализма. В своей диалектике природы рассматривал ее как организм, обладающий бессознательной духовной творческой потенцией. Эволюция, согласно его взглядам, разворачивается как духовный и материальный процесс, который вызван борьбой и единством противоположностей.
Основной творческой силой философского познания он считал интеллектуальную интуицию. Однако наиболее полное проникновение в суть явлений осуществляется, по его мнению, в художественном творчестве, искусстве. «Слово, исполненное в человеке, – писал он, – существует в природе как темное, пророческое (еще не полностью изреченное) слово». «В нашем распоряжении Откровение более древнее, чем все писанные откровения, – это природа».
Конт Огюст (1798–1837) – Родился в Монпелье (Франция) в семье чиновника. Закончил Политехническую (высшую) школу, работал секретарем Сен-Симона. Свое учение изложил в шеститомном «Курсе позитивной философии» (1830–1842). Отвергая все надуманное, недоказанное, умозрительное, полагал, что философия должна «непрерывно улучшать условия нашего… существования вместо напрасного удовлетворения бесплодного любопытства». Считал: познание идет от теологического (фиктивного) через метафизическое (отвлеченное) к научному (позитивному, положительному). Не следует спрашивать, почему происходит явление, а надо выяснять как это делается. (Примерно ту же концепцию развивал в Англии Джон Стюарт Милль.) Общество совершенствуется благодаря прогрессу знаний. Конт предложил свою классификацию. Общественную науку он понимал как «социальную физику» – как завершение физики небесной, земной, механической и химической. Ему казалось, что для познания природы достаточно выстраивать, классифицировать и обобщать результаты научных опытов, наблюдений.
Эмерсон Ралф Уолдо (1803–1882) – Родился в состоятельной семье в Бостоне (штат Массачусетс), закончил Гарвардский университет, избрав духовную карьеру. Однако его увлекли философские идеи, не укладывавшиеся в прокрустово ложе религиозных догм. Он сложил сан, а уже после первого крупного сочинения «Природа» (1836) стал знаменитым. Наибольший успех имели его «Эссе» (1841 и 1844). По мнению Эмерсона, природа предоставляет человеку все условия для достойного существования: естественные ресурсы (удовлетворяющие материальные потребности), красоту, дисциплину и порядок Мироздания, потаенный смысл природных объектов и явлений. Надо, чтобы душа человека возвышалась от материальных потребностей через красоту к величию и совершенству Мировой Души, Разума Вселенной, к сопричастности с ними. «Стяжательство в общественной и частной жизни создает атмосферу, в которой трудно дышать», – сетовал он. (Хотя тогда был еще романтический период становления Североамериканских штатов.)
Еще более непримиримую позицию к американскому обществу занимал земляк, ученик и друг Эмерсона Генри Дейвид Торо (1819–1862). Он понимал хищнический, разрушительный для природы и души человека характер потребительской технической цивилизации, в особенности – стремление к роскоши. По его словам, «богатство человека измеряется числом вещей, от которых ему легко отказаться… На лишние деньги можно купить только лишнее. А из того, что необходимо душе, ничто за деньги не покупается». Его главная книга – «Уолден, или Жизнь в лесу» (1854).
Фейербах Людвиг (1804–1872) – Сын немецкого юриста; учился на теологическом факультете Гейдельбергского университета, разочаровавшись в теологии и возненавидев догматизм. В Берлине слушал лекции Гегеля. Преподавал в Эрлангенском университете. Опубликовал трактат «Мысли о смерти и бессмертии», где доказывал сомнительность веры в бессмертие души. Вынужден был оставить кафедру. Женился на владелице небольшой фарфоровой фабрики и прожил в спокойных размышлениях и работе четверть века, пока фабрика не обанкротилась. Свое учение он называл «философией будущего». Утверждал, что едины душа и тело, духовное и материальное, субъективное и объективное, мышление и бытие. Человек – «единственный, универсальный и высший предмет философии». Вместо религиозного утешения, философия дает людям понимание своих реальных возможностей, чувство собственного достоинства и показывает реальные пути достижения счастья. Человек «верит в совершенное существо, потому что сам не желает умереть». Любовь человека к человеку – проявление религиозного чувства. Понимание своей неразрывной связи с окружающими людьми и природой – реальная разумная основа нравственности. «Истина – в полноте человеческой жизни и существа».
Энгельс Фридрих (1820–1895) – Родился в Рейнской провинции Пруссии в семье текстильного фабриканта, работал в его конторе, приобщался к коммерции. Не переставал заниматься самообразованием и, отбывая воинскую повинность, посещал лекции в Берлинском университете, сотрудничал в «Рейнской газете». Стал совладельцем фабрики в Манчестере (Великобритания), имея возможность безбедно существовать и материально поддерживать семью К. Маркса, с которым подружился в 1844 году; многие работы они написали совместно («Немецкая идеология», «Манифест Коммунистической партии» (1848) и др.). После участия в революционных выступлениях 1849 года в Германии Энгельс эмигрировал в Швейцарию, затем на Британские острова; активно работал в I Интернационале. Написал: «Происхождение семьи, частной собственности и государства», «Людвиг Фейербах и конец классической немецкой идеологии», «Диалектика природы». В последней книге, оставшейся незаконченной, обобщил материалистические представления об окружающем мире. Высказывания Ф. Энгельса:
– Нельзя уйти от своей судьбы, – другими словами, нельзя уйти от неизбежных последствий своих собственных действий.
– Совершенное общество, совершенное «государство» это – вещи, которые могут существовать только в фантазии.
– Не будем, однако, слишком обольщаться нашими победами над природой. За каждую такую победу она мстит. Каждая из этих побед имеет, правда, в первую очередь те последствия, на которые мы рассчитывали, но во вторую и третью очередь совсем другие, непредвиденные последствия, которые очень часто уничтожают значение первых.
Джемс Уильям (1842–1910) – Родился в Нью-Йорке в семье теолога, получил домашнее образование, нередко бывал в Европе. Изучал химию и медицину в Гарварде, работал в экспедиции, исследовавшей животный и растительный мир реки Амазонки, прослушал курсы лекций по биологии и психологии Гарвардского университета. В 1884 году основал Американское общество психологических исследований.
Одним из первых он начал изучать подсознательные процессы, во многом определяющие эмоции и мышление человека. Считал, что психические явления образуют непрерывный и неповторимый «поток сознания» (добавим: с глубинными подсознательными течениями). Человек не способен постичь реальность, его знания ограничены и по большей части недостоверны; все решает волевое усилие и практический интерес. Поэтому оправдана религиозная вера: она приносит пользу человеку, вдохновляет и утешает его.
Джемс вслед за Чарлзом Пирсом обосновал концепцию прагматизма. Он писал: «Мысль истинна постольку, поскольку вера в нее выгодна для нашей жизни». Человек стремится приспособиться к окружающему миру, чтобы «чувствовать себя, как дома, во Вселенной». (Конечно, роль человека в мире далеко не ограничивается приспособлением: он творец, преодолевающий трудности. Как писал сам Джемс, «кто не способен на проявление усилий воли, тот не заслуживает имени человека; кто способен проявлять громадные усилия воли, того мы называем героем».)
Его соотечественник Джон Дьюи (1859–1952) продолжал и развивал концепцию прагматизма, отдающую приоритет практической деятельности. «Весь познавательный опыт, – утверждал он, – должен начинаться и заканчиваться в бытие вещей и в обладании ими». Реальная истина, о которой стоит размышлять, должна быть конкретной и конструктивной, иметь деловую подоплеку. (Наиболее сомнительным выглядит столь резкое ограничение области и цели познания.) Свои идеи Дьюи наиболее успешно применил в области образования – «обучения посредством делания», формирования практических навыков.
…Возможно, профессиональные историки философии не согласятся со мной, но концепция прагматизма, по-видимому, возникла достаточно давно. Ее представителем можно считать одного из известных, но не всегда понимаемых мыслителей времени Возрождения – Макиавелли. Его имя стало нарицательным, как пример лицемерия, хитрости, беспринципности в достижении своих целей. Однако он имел в виду реальную политику и реальное управление государством, когда требуется решать практические, а не абстрактные задачи – конкретно и конструктивно. Итак, мы вернемся на полтысячи лет назад.
Макиавелли Никколо (1469–1527) – Занимал важный пост в правящем флорентийском Совете Десяти, вел дипломатическую работу. Из-за поражения республики вынужден был покинуть родной город. Его сочинения: «История Флоренции», «О военном искусстве», комедия «Мандрагора», новеллы, стихи. Но наиболее знаменит трактат «Государь», или «Князь» (1513), где дан анализ действиям правителя, задача которого сохранить целостность общества и безопасность государства. Ради этого, по мнению Макиавелли, допустимы даже преступные средства, ибо речь идет о судьбах страны и народа. Он учил: «Не отклоняться от добра, если это возможно, но уметь вступить на путь зла, если это необходимо». За это его позже упрекали – отчасти лицемерно – в цинизме. Однако он писал не об идеальном, а о реальном правлении, и потому был прав. Ведь нередко правителю приходится выбирать из двух зол наименьшее, и нет никакой возможности угодить всем своим подчиненным. В подобных случаях слабая власть губит государство и народ, тогда как сильная противостоит злу активно, карая немногих ради блага всех остальных. Так на войне приходится идти на смерть, защищая Родину.
…Не только прагматизм, но и многие другие, едва ли не все основные философские учения уходят своими корнями в далекое прошлое. Поэтому очень трудно выделить из множества глубоких и оригинальных мыслителей самых выдающихся. Таковыми следовало бы считать тех, кто жил в давние эпохи, выдвигая идеи, осознание которых придет в более позднее время.
В своих рассуждениях, основанных на логике, здравом смысле и воображении, мыслители всех времен находятся в более или менее одинаковом положении. Как мы могли убедиться из приведенных выше высказываний, недостатка в мудрых мыслях и поучениях не было никогда. Только по какой-то причине люди, если к ним и прислушивались, обычно предпочитали приспосабливаться к окружающей среде, подчиняясь указаниям начальства, хозяев, работодателей, а вовсе не советам и заветам наиболее умных и честных людей.
Как писал французский философ Клод Адриан Гельвеций (1715–1771), «если бы нас поддерживал… только ум власть имущих, мы не имели бы ни хлеба для пропитания, ни ножниц, чтобы стричь ногти. Не вельможам обязаны мы открытиям в области искусств и наук, не их рука начертала планы Земли и неба, построила корабли, воздвигла дворцы». Увы, но именно такие вельможи, правители, богачи в значительной мере определяли общественную жизнь, хотя, несмотря на это, она развивалась и совершенствовалась благодаря творцам духовных и материальных ценностей.
Когда это простое обстоятельство стало очевидным (в середине XIX века) и начались серьезные социальные движения, философская мысль стала в значительной мере средством в политической борьбе. Это особенно ярко проявилось в марксизме, имеющем откровенно социально-политическую направленность. За это его давно критикуют противники, хотя сами они отличаются тем лишь, что принадлежат к иному политическому лагерю, стыдливо прикрываясь «объективизмом». Но ведь лицемерие, обслуживание своих хозяев и благодетелей – антифилософия, имеющая мало общего с любовью к мудрости. Отчасти это относится и к многочисленной армии профессиональных философов, для которых такое занятие является средством существования, службой по данному «интеллектуальному ведомству».
Существуют и не менее важные объективные причины, по которым все труднее личности проявить свой гений в философии. В XIX веке начался бурный прогресс наук, раскрывающий новые, немыслимые раньше горизонты познания. Умозрительные рассуждения быстро обесценились. Научная мысль, основанная на фактах и экспериментах, объективных доказательствах, эмпирических обобщениях, приобрела общеобязательный характер. Философии пришлось переходить на эту прочную (отчасти, конечно) основу. Одним из первых это осознал Герберт Спенсер (1820–1903), что можно видеть уже по названиям некоторых его работ: «Социальная статика», «Основы психологии», «Воспитание: умственное, нравственное и физическое», «Основы биологии», «Основы социологии», «Основы этики», «Человек против государства». Ему принадлежит целый ряд интересных и плодотворных идей. В частности, он определял эволюцию в природе и обществе как переход вещества «из состояния неопределенной, бессвязной однородности в состояние определенной связной разнородности» (позже стали писать об усложнении организации, движении от хаоса к порядку). Он справедливо сомневался в том, что корыстолюбие и стремление к максимальной прибыли содействуют общественному прогрессу, ибо, по его словам, невозможно получить чистое золото добрых дел из свинца низменных инстинктов. Однако опасался, что под знаменем демократии и социализма может победить «Грядущее рабство» (так называлась его книга).
В его трудах уделено внимание феномену бессознательного (значительно позже его заметно опошлили, сводя к воззрениям Фрейда). Он признавался: «Смысл явлений для меня был интересней самих явлений» (что отличает настоящего философа); писал о пользе энциклопедизма для понимания общих закономерностей и вреде прагматизма и утилитаризма, равнодушия к вечным великим тайнам бытия.
Спенсер отметил важное противоречие познания и реальности, первое все более разрозненно и относительно, тогда как Мироздание цельно и абсолютно. По его словам, как дух, так и материю мы можем считать лишь проявлением Неведомой реальности, лежащей в их основе». Так философская мысль, двигаясь от незнания к знанию, завершает свой путь в Неведомом, признавая бессилие ограниченного разума человека постичь Вселенную, включающую все сущее вместе с ним, ничтожной и эфемерной ее частичкой…
Итак, с успехами наук философия неизбежно стала дробиться в соответствии с их объектами и методами. В XX веке оформились философия науки (науковедение, преимущественно, относится к методологии) и техники. Однако обобщающий синтез знаний о природе, человеке и познании так и не был осуществлен. Его наметил В. И. Вернадский, но сегодня ученые и философы продолжают оставаться на прежних позициях, определившихся еще столетие назад.
Создается такое впечатление, что цивилизация развивается (и деградирует тоже) по каким-то объективным закономерностям, ускользающим от внимания авторитетных мыслителей, вовлеченные в этот процесс. Наиболее ясно осознал это Н. А. Бердяев. Поэтому он – по нашему субъективному мнению – завершает ряд избранных философов, к кратким характеристикам которых мы теперь наконец-то приступаем.
Еще раз повторю: в развитии философской мысли – в отличие от религиозной – не следует придавать особое, исключительное значение отдельным личностям. Как бы ни были велики их заслуги, очень многое определяется трудами и мыслями предшественников, о которых (далеко не всех!) мы упомянули в данном вступлении.
И последнее. В отличие от религии и науки философия в царской России не пользовалась поддержкой государства, а то и пресекалась по причине ее «вольнодумства». В советское время абсолютно господствовало марксистско-ленинское учение. В России наиболее крупными философами были писатели, поэты, публицисты, ученые, религиозные и общественные деятели (одним из редких исключений можно считать В. С. Соловьева, который, тем не менее, был поэтом). Об их взглядах и достижениях мы упомянем, говоря о Бердяеве и некоторых других русских мыслителях.
Вряд ли он был первым великим философом в мире. Да и можно ли доказать, что такой мыслитель существовал? Любовь к мудрости – одна из главнейших черт человека. Она пробудилась в нем еще во времена неандертальцев, более ста тысячелетий назад, а скорее всего, значительно раньше. К тому же у каждого крупного философа были не только достижения, но и ошибки, недоработки, темные высказывания. Выделить первого среди равных можно лишь в значительной мере условно.
Анаксагор – личность выдающаяся по целому ряду показателей. Он первым из крупнейших мыслителей перебрался с Востока (из Малой Азии, из Милета, с островов Эгейского моря) на материковую Грецию, основав первую философскую школу в Афинах. Активно участвовал в общественной жизни, что подчеркивает практическое значение философской мысли. Наконец, не ограничивался умозрительными размышлениями, а стремился познать природу как ученый, не боясь выступать против предрассудков даже с опасностью для жизни.
Родился он в городе Клаземены (близ Милета) в зажиточной семье. В юности познакомился с учением Анаксимена. Говорят, смысл жизни он определил как возможность созерцать небо и познавать строение космоса. Во многом достижения Анаксагора объясняются тем, что у него были великие предшественники: Фалес Милетский, Анаксимандр, Ксенофан, Гераклит, Пифагор, Парменид. Пребывание философа в Афинах пришлось на славный век Перикла, у которого Анаксагор был советником. Отчасти по политическим мотивам, а формально за непочтение к богам (признание небесных тел материальными объектами) его осудили на смерть. По преданию, узнав о приговоре, он ответил: «Природа давно присудила к смерти и меня, и судей». Благодаря заступничеству Перикла, он был помилован и изгнан из Афин.
Он утверждал, что Солнце – огненный шар, дав объяснение солнечным и лунным затмениям. По словам Плутарха, «Анаксагор который первым написал и самое мудрое, и самое смелое сочинение о свете и тени Луны, не был еще тогда знаменитым мужем древности, а сочинение его не пользовалось популярностью; оно было запрещено и ходило лишь среди немногих, причем принимались меры предосторожности…» Идея Анаксагора о твердых небесных телах, лишенных божественности, подтвердилась падением метеорита на северном побережье Эгейского моря в 467–466 годах до н. э. (То, что камни могут падать с неба, казалось фантастикой большинству ученых до XVIII века.) С тех пор возникла легенда, будто Анаксагор предсказал падение метеорита, чего, конечно, быть не могло.
Есть сведения, что он успешно занимался математикой и, даже находясь в заключении, решал задачу квадратуры круга. Разрабатывал теорию перспективы, главным образом для большего эффекта театральных представлений и сооружения декораций (в Греции того времени было очень популярно искусство комедии и трагедии). Стремление к познанию природы, соединенное с интересом к математическим абстракциям, привело философа к оригинальным идеям. В отличие от предыдущих мыслителей, предполагавших первоначальными элементами воду, землю, огонь, воздух, Анаксагор признал их число бесконечным. Эти элементарные частички он назвал «гомеомерии» («семена»). В этом можно усмотреть предтечу атомов Демокрита и значительно более поздних монад Лейбница. «Все заключается во всем», – считал Анаксанор, или говорил в другом варианте: «Во всем есть часть всего». Вырисовывается образ двойной бесконечности – в наибольшем и наименьшем.
Исходя из таких предпосылок, Анаксагор возражал против употребления понятий «возникновение» и «гибель», ибо ни одна вещь не появляется из ничего и не уничтожается бесследно, а либо смешивается (соединяется, синтезируется), либо разделяется (разлагается). Тем самым он подчеркивал единство природы в большом и малом, неуничтожимость материи и вечность движения. Последнее он связывал с существованием Разума или Ума («ноос» или «нус», по-гречески), который «бесконечен, самодержавен и не мешан ни с одной вещью, но только он один существует сам по себе… обладает совершенным знанием обо всем и имеет величайшую силу». Эта мысль в последующем часто толковалась на разные лады. По-видимому, Разум (Ум) Анаксагора олицетворял мировой порядок и волю, движение (энергию). Аристотель писал: «…Тот, кто сказал, что разум находится, подобно тому как в живых существах, так же и в природе, и что это он виновник благоустройства мира и всего мирового порядка, этот человек представился словно трезвым по сравнению с пустословием тех, кто выступал раньше. Явным образом… взялся за такие объяснения Анаксагор».
Тот же Аристотель пересказал интересную мысль Анаксагора: «Человек является самым разумным из животных вследствие того, что он имеет руки». Отметим, что человеку определено биологически верное место в царстве животных, а развитие его разума объяснено, по существу, трудовой деятельностью, развитием рук. (Справедливости ради надо отметить, что четырехрукость обезьян не сделала их вдвое умнее людей, а трудовая деятельность возможна лишь при достаточно развитом мозге, о чем догадывался все тот же Аристотель.)
Замечательны идеи Анаксагора не только о строении Мироздания (учитывая незначительные астрономические знания того времени), но и о земных процессах. По его мнению, море (океан) состоит из первоначально скопившейся на Земле влаги, а также из вод, приносимых в него реками, которых питают дожди и подземные воды. (О том, что реки имеют подземное питание, забывают многие люди даже в наши дни!)
Возможно, именно Анаксагор первым в полной мере осуществил плодотворный синтез опытных знаний, обобщающих наблюдение за природными объектами и явлениями, с умозрительными размышлениями, выходящими за пределы «ползучей эмпирии». Умелое использование этого метода временами стимулировало яркие вспышки научно-философского творчества, а забвение его приводило к застою мысли.
Родился он в приморском городе Абдеры (Фракия, Восточная Греция). Происходил из богатой семьи, получил хорошее образование и богатое наследство. Отличаясь любознательностью, использовал материальные богатства для приобретения духовных. Общался с мудрыми и знающими людьми, путешествовал в Вавилон, Египет, Индию, воспринимая идеи разных стран и народов. «Найти одно научное доказательство, – говорил он, – для меня лучше, чем овладеть всем Персидским царством». Согласно Диогену Лаэртскому, написал около 70 трудов по разным наукам и искусствам. По-видимому, в Афинах встречался с Анаксагором и Сократом. Пользовался большим уважением и почетом на родине.
Демокрит считал, что у предметов имеются собственные (объективные) качества: такие, как твердость, вес, размеры; и свойства субъективные, которые определяются чувствами человечка: цвет, запах, звучание и пр. По его гипотезе, материальный мир сложен из мельчайших неделимых частиц – атомов и пустоты (вакуума). А богов придумали люди по своему образу и подобию в попытках объяснить мир. Целью жизни человека Демокрит полагал стремление к подъему, возвышению духовных сил. Высказывания Демокрита:
– Ничто не происходит случайно.
– Полезно уметь не только говорить, но и молчать.
– Надо стремиться к многомыслию, а не многознанию.
– Благоразумен тот, кто не печалится о том, что не имеет, но радуется тому, что имеет.
Достижения Демокрита и его учителя Левкиппа, о котором почти ничего не известно, выглядят более значительными при детальном анализе. Хотя, по словам Диогена Лаэртского, «он был учеником каких-то магов и халдеев», у Демокрита был ясный ум, не терпящий мистического тумана, избегающий ссылок на богов и жаждущий полного, цельного, логично обоснованного понимания мира и человека. Диоген Лаэртский перечислил целый ряд его трудов по этике, природоведению, математике, физике (в современном понимании этой науки), искусствоведению, прикладным наукам. Особое внимание обращал Демокрит на выяснение причин разных явлений и объектов природы. По-видимому, важнейшей его работой был «Великий мирострой». Однако от всех его сочинений сохранились только фрагменты, пересказы.
Умозрительные частицы Демокрита, как ни странно, очень напоминают атомы из нынешних школьных учебников: мельчайшие округлые частички. Они витают в пустоте, сталкиваясь, разлетаясь или объединяясь, сцепляясь. Они пребывают в вечном движении, остаются неизменными; ничего на свете не возникает из небытия и не исчезает, а лишь переходит из одних форм в другие. Атомов бесконечно много, и они разные. Такие качества, как вкус, цвет, тепло, существуют «лишь в общем мнении… в действительности же существуют только атомы и пустота». Лишь спустя более двух тысячелетий ученые вновь придут к этой идее Демокрита (и Левкиппа), стремись различать свойства тел, определяемые субъективно, с помощью наших органов чувств, от объективных, вызванных свойствами атомов (отметим: второе невозможно без использования технических средств, без «техногенного познания»).
Другое положение Демокрита: «Все возникает на каком-нибудь основании и в силу необходимости. Случайными называют события, причин которых не понимают» (но это не означает, будто все целесообразно и предопределено).
Наиболее сомнительной считалась концепция бесконечности Вселенной бесчисленного множества миров; над ней посмеивались в платоновской Академии. Согласно Демокриту, миры во Вселенной постоянно образуются и погибают, находясь на различном расстоянии от Земли. Идея вечности мироздания вызывала недоумение: ведь в таком случае все на свете, включая нас, когда-нибудь должно повториться.
Демокрит писал и математические трактаты. Он отрицал возможность бесконечного деления пространства и этим избегал парадоксов, изложенных в апориях Зенона (например, будто Ахиллес не может догнать черепаху, бесконечно долго приближаясь к ней). Атом стал пределом делимости.
Но как объяснить с тех же атомистических позиций существование души? Для нее Демокрит придумал особые наиболее подвижные и активные шаровидные атомы огня. Они покидают тело умирающего человека и разлетаются в окружающем пространстве. Это происходит не мгновенно, а за некоторое время умирания, когда теряют «жизненную энергию» (говоря более поздними понятиями) органы, части тела. Следовательно, вся природа пронизана «атомами жизни», одухотворена. Различия только в том, сколько присутствует «атомов жизни и разума» в том или ином теле, пусть даже минеральном. А разум концентрируется… в груди человека! Это мнение Демокрита наглядно показывает, насколько далеки были представления мыслителей того времени от тех, которые стали привычными для нас. Удивительны не подобные расхождения, а определенные черты сходства: философская мысль словно проникала на сотни, тысячи лет в будущее, предвосхищая грядущие открытия.
Даже богов Демокрит постарался «материализовать». По его мнению, они представляют собой устойчивые образы из огненных атомов, возникающие в воздухе, похожие на людей и способные приносить им пользу или вред. Выходит, природа богов и людей сходна (если только Демокрит не скрывал своих атеистических взглядов за столь неопределенными объяснениями).
Интересны взгляды философа на материальную и духовную культуру, которую он – едва ли не первым – рассматривал в развитии. Движущей силой этого процесса считал нужду, потребность и осознание пользы, которую принесут действия для ее удовлетворения. Важнейшая потребность – в пище, затем – в жилище, одежде. Возникновение языка, например, он объяснял потребностью в общении, общей деятельности, что тоже можно свести к преодолению нужды. Искусства («технос», по-гречески), в которые включались ремесла, все виды технической деятельности, он считал следствием подражания животным: «Мы – ученики паука в ткацком и портняжном ремеслах, ученики ласточки в построении жилищ и ученики певчих птиц, лебедя и соловья в пении». Конечно, люди не только подражают, но в порывах вдохновения творят нечто новое, особенно – в поэзии.
Если человек способен создавать более благоустроенную «культурную» среду (техногенную), то у него имеется возможность улучшать и самого себя. Это достигается путем воспитания и обучения: «Ни искусство, ни мудрость не могут быть достигнуты, если им не учиться».
Люди стремятся к счастью. Его Демокрит понимал, по словам Диогена Лаэртского, так: «Конечная цель есть душевное благосостояние; и оно не тождественно с наслаждением… Это состояние, при котором душа пребывает в спокойствии и равновесии, не смущаемая ни страхом, ни суеверием, ни иной какой-нибудь страстью. И он называет его также «благодушием» и многими другими именами».
Демокрит своей долгой и счастливой жизнью, а также посмертной славой обязан был тому выбору, который сделал в молодости: пренебрег богатством ради радости познания. У многих ли хватает на это ума?
Его имя – одно из наиболее прославленных в истории не только философии, но и человечества. Родился он в Афинах в аристократической семье, получив имя Аристокл (прозвище Платон, от греческого «платус», крупный, широкий, дал ему Сократ за широкий лоб). Рано увлекся философией Гераклита, Парменида, Зенона. В 407 году познакомился с Сократом и стал его ближайшим учеником. После казни учителя вынужден был покинуть родной город. Много путешествовал по Греции, Южной Италии, Сицилии, Египту, встречаясь с видными мыслителями. На его воззрения оказали влияние последователи Пифагора, философы Востока. Вернувшись в Афины, Платон основал свою школу – Академию (по местности в Афинах, где среди рощи был установлен памятник герою Академу). Она просуществовала до 529 года – девять столетий! – и была запрещена императором Юстинианом.
Свои идеи о государстве и политике Платон попытался воплотить в жизнь, став советником сиракузского тирана Дионисия. Попытка не удалась: тиран не сделался разумней и совестливей. Платон изложил свои взгляды в книге «Законы». Идеальное государство у него рабовладельческое, четко организованное. И хотя философа позже упрекали за негуманные взгляды, реально для той эпохи он был прав.
Высказывания Платона:
– Наш космос есть живое существо, наделенное душой и умом, и родился он поистине с помощью божественного провидения.
– Все, что вызывает переход из небытия в бытие, – творчество.
– Не самое ли позорное невежество – воображать, будто знаешь то, чего не знаешь.
– Поэт… должен творить мифы, а не рассуждения.
– Не золото надо завещать детям, а наибольшую совестливость.
Одна из замечательных особенностей Платона: литературный талант, умение не только высказывать мудрые мысли, но и выражать их в художественной форме. Его диалоги выстроены по законам драматургии, воздействующие столько на чувства, сколько на рассудок. Кстати, он был автором эпиграмм, из которых 25 сохранились. Среди них есть любовные, посвященные девушкам и юношам; есть и шутливые:
В одной эпиграмме он высказал мысль философскую:
А в трактате он поэтично назвал время движущимся подобием вечности. Далее уточняет «движущийся от числа к числу», то есть измеряемый, хотя, по-видимому, не обязательно равномерно. (Такое сочетание вечности и изменчивости до сих пор не учитывают философы, размышляющие на эту тему.)
Выдающееся достижение Платона – создание образа идеального философа Сократа. Эта личность остается загадочной, прославленной главным образом благодаря сочинениям Платона, в которых практически невозможно разделить автора и его главного героя. Были или не были в действительности беседы Сократа в той форме, которую придал им Платон? Скорее всего – не были, потому что в них определенно чувствуется рука мастера, а не просто пересказчика.
Во времена Платона в Греции высочайшего уровня достигли трагедии и комедии; вот и его диалоги имеют интересную завязку, острый конфликт, динамичный сюжет и неожиданный финал. Логические конструкции выстраиваются с необычайным изяществом. Герои диалогов обладают индивидуальными чертами, а Сократ – учит не только мудрости, но и нравственности. Его метод доказательств – наведение с помощью вопросов на выводы, которые опровергают собственные первоначальные утверждения. Преподаются умение рассуждать, культура мышления.
Это подчеркнем особо. За последние десятилетия из-за примитивного понимания сути научного познания, сводящего его к запоминанию и классификации фактов, принято думать, будто главное – сообщить определенные сведения, а уж выводы, мол, каждый может сделать сам. Однако главное именно в умении работать с фактами, осмысливать их, сопоставлять с другими, отделять важные от второстепенных, понимать степень их достоверности и т. д. Лавина информации превращается в шум, способствует не прояснению, а засорению и затуманиванию сознания. Искусство мыслить посложней умения играть на музыкальных инструментах или на сцене; ему-то и стремился обучить читателей Платон.
Его философской системе посвящено огромное количество исследований. Она заслуживает это уже потому, что является первой цельной концепцией, логически стройной и дошедшей до нас в наиболее полном виде. Он создал систему объективного идеализма, разрабатывал вопросы диалектики, космологии, теории познания, эстетики, психологии, педагогики, политологии, этики искусства. Его суждения не лишены противоречий. Писались они в разное время, и взгляды философа не могли оставаться окаменелыми, как догмы. Да и вряд ли он ставил перед собой цель сконструировать нечто подобное завершенному и непротиворечивому философскому учению. Прежде всего он демонстрировал искусство мыслить диалектически.
…Читателю можно посоветовать познакомиться с мыслями Платона, его сочинениями. На мой взгляд, до него мыслители стремились постичь окружающий и свой внутренний мир как объективные наблюдатели, словно бы со стороны, отстраненно. Однако человек познающий вносит в мир нечто новое – идеи, образы. Он творит свое представление о мире не только материальном и не менее реальном (по крайней мере для него, человека) мире идей. Так, говоря о прекрасном, он имеет в виду и конкретные объекты, и нечто несравненно более возвышенное и неподвластное изменениям – саму идею прекрасного.
Материалист скажет: но ведь идеи созданы нашим разумом!
Идеалист возразит: а может ли нечто возникнуть из ничего?
Материалист: люди способны лгать, измышлять нечто несообразное реальному миру.
Идеалист: и у всех этих созданий воображения есть определенные предпосылки, исходные формы, существующие вне человека.
Материалист: но идея – это нечто умозрительное, тогда как окружающий нас мир сугубо материален.
Идеалист: вы верите в свою идею материи?
Материалист: это не вера, а убеждение, основанное на опыте. Реальную вещь я могу ощущать, изучать с помощью приборов.
Идеалист: вы имеете в виду конкретные вещи, а материя – это уже общая идея.
Материалист: но эта идея отражает реальность.
Идеалист: значит, идея реальности доказывает реальность идеи…
Диалог можно продолжать. Однако хотелось бы перевести его в другую плоскость. В прошлом веке наука обогатилась понятием, которое позволяет сблизить в данном вопросе позиции двух дискутирующих сторон. Это – информация. Она присутствует во всем, не являясь материальной. И другое понятие: организованность, показывающее степень гармоничного взаимодействия частей единого целого.
Платон, размышляя о бессмертной душе, которая «своего рода гармония, слагающаяся из натяжения телесных начал», не помышлял, конечно, об информации. Но ведь душа соединена с телом в принципе так же, как информация – со своим материальным носителем. И в том, и в другом случаях перед нами единство. Все исторические науки, начиная от геологии, используют сведения о давно прошедших событиях, исчезнувших объектах. Память Земли, человечества, личности – хранилище информации, а вовсе не тех реальных объектов, о которых она свидетельствует. Хотя и в этих случаях информация имеет свое материальное воплощение.
Платон определил идею (информацию) на свой лад: «бесцветная, бесформенная и неосязаемая сущность, в сущности своей существующая, зримая только для одного кормчего души – разума». Можно продолжить рассуждения. Информация (будем употреблять это слово, неведомое Платону) присутствует в мире объективно, вне воли и желания людей. Значит, она относится к разуму несравненно более обширному, всеобъемлещему – Вселенскому или Божественному. Душа человека постоянно устремлена к благу, а Божественный разум предполагает идею всеобщего блага и целесообразности мирового порядка.
Примерно так обосновывается система объективного идеализма Платона. Мыслитель оперирует идеями. Они для него являются первичными, основополагающими. Однако трудно согласиться с тем, что такова и природа окружающего нас мира. Хотя человек – его порождение, микрокосм, из этого еще не следует, будто Вселенная во всем подобна нам; тем более, когда речь идет о познании. Кстати, сам Платон признавал, что Богу нет нужды стремиться к знаниям, ибо Он и без того всеведущ.
Некоторые философы полагают, что противоречия между идеалистами и материалистами носят непримиримый характер. Словно надо непременно выбирать одно из двух учений! Разумнее, пожалуй, признать возможность их синтеза; единство сознания и материи. Еще один вариант: различать ситуации, для которых целесообразней то или иное соотношение сознания и материи (их можно насчитать не менее семи).
Платон предстает родоначальником идеи информации, хотя и выраженной весьма туманно (что вполне естественно: мудрые идеи кристаллизуются чаще всего постепенно). Кроме того, подчеркнув приоритет идеи над материей, он обозначил одну из важных особенностей философии, отличающую ее от науки: субъективность и рефлексию, стремление изучать не только природные объекты, но и сам процесс познания. Ведь человек, рассуждающий о Вселенной или о Боге, вводит их в свой интеллектуальный мир, объемлет их собственным разумом. И даже придавая Богу сверхобычные качества, мыслитель все равно включает и их в свою умственную конструкцию, выступая в роли демиурга (информационного). Наука, стремящаяся к объективности, избегает подобных построений.
Согласно Платону, сознание восходит, преодолевая четыре ступени, от низшего к высшему. Первоначально – состояние неопределенности, гадательности, когда возникают образы, подобные сновидениям или отражениям в колеблющейся воде. Затем возникает мнение, позволяющее отличать материальные предметы от их отражения в сознании; при этом человек полагается на свой чувственный опыт. (Можно дополнить: соединяет эти две ступени вера, помогающая ориентироваться в неопределенности.) Третий шаг – переход на уровень рассудка, когда осознаются не только конкретные объекты, но также идеи; человек оперирует идеями, а не только реалиями. Наконец, заключительный шаг к пониманию всеобщего блага (порядка, организованности). Нетрудно заметить, что каждая последующая ступень в этой схеме не исключает предыдущие, а в завершающем синтезе, который можно определить как «мировоззрение», предопределено свое место и вере, и мнению, и науке, и философии…
Вошло в общий обиход понятие «платонической любви». Она не отвергает телесное любовное влечение, но представляет его как низшую примитивную форму, не выходящую за пределы бренного, ненадежного, недолговечного, а то и мимолетного. «Нет, уж если что любить, думает Платон, то что-нибудь более прочное, более надежное, более устойчивое… Уж лучше тогда любить вечное и неизменное, вступать в брак с идеальным и страстно увлекаться чем-то бессмертным и небесным», – так пояснял его мнение известный историк философии А. Ф. Лосев.
Задача воспитания, по Платону, – приблизить личность к осознанию идей и блага, к высшей любви, просветляющей разум и душу. Детей следует учить на лучших примерах. Как тело крепнет в упражнениях и нуждается в питании, так душа требует воспитания и духовной пищи: книг, бесед, прекрасной музыки, более всего – философских идей. И в управлении государством следует руководствоваться философией. Вести страну, как судно в открытом море, должен кормчий, сведущий в своем искусстве. В противном случае может погибнуть не только государство, но и весь род человеческий.
Нелепо надеяться, что такого правителя может избрать демократическое большинство. Люди обычно исходят из мнений, а не из идей и знания. И эти мнения далеки от объективности. Ведь в каждом городе есть два враждебных: «один город бедных, другой – богатых и в обоих – опять много городов…» А потому демократия, как всякая крайность, неизбежно приводит к тирании; возникает «из высочайшей свободы… – сильнейшее и жесточайшее рабство».
Впрочем, у Платона мы не найдем сколько-нибудь конкретных рекомендаций для создания идеального государства: он исходил из той рабовладельческой системы, которая существовала в его время. И все-таки его вывод о переходе демократии к тоталитаризму заслуживает серьезного внимания именно в наше время. Дело в том, что, контролируя средства «массовой информации», сравнительно нетрудно формировать общественное мнение, манипулируя им по усмотрению тех, кому эти средства подчиняются. При социалистической системе они принадлежат государству (точнее – руководителям, крупным чиновникам), при капитализме – наиболее богатым людям и организациям. Если в первом случае может еще идти речь о благе государства в целом, то во втором неизбежно использование власти прежде всего и преимущественно в интересах капитала («города богатых» – по Платону). Разработанные в наше время психотехнологии позволяют с помощью электронных средств агитации и пропаганды, наркотизации общественного сознания устанавливать не только экономический, но и духовный тоталитаризм – самый безнадежный. Таков путь от формальной демократии к духовному рабству людей, обладающих, казалось бы, всеми политическими правами.
И еще. Идеализм Платона предполагает нечто высшее, к чему надлежит стремиться. Человек должен иметь перед собой высокие и светлые цели. Только тогда он достоин существования в этом мире, пронизанном солнечным теплом и светом, исполненном идеи и дарованном людям для блага.
Нередко можно услышать: гений обогнал свое время. Наивное суждение! Любой человек, даже чрезвычайно одаренный, всегда остается сыном своей эпохи, а крупный мыслитель – продолжателем или завершителем работ предшественников. Вот и достижения Роджера Бэкона нельзя верно оценить без учета общего движения идей того времени. Иначе придется приписать ему открытия, которые были подготовлены трудами других мыслителей.
В Средние века наука и философия распространялись в Западной Европе из Испании (Кордова, Толедо были крупными центрами арабской культуры) и из Византии, где сохранялось духовное наследие античности. Например, крупный арабский философ Ибн Рушд, или, в латинизированной форме, Аверроэс (1126–1198), развивал и комментировал сочинения Платона и главным образом Аристотеля, которые стали особенно популярны в позднем Средневековье.
В XIII веке в большинстве европейских стран философия оставалась покорной служанкой богословия. Исключением, отчасти, была Англия, где не имелось слишком жесткого контроля со стороны церкви. В Оксфордском университете прилежно штудировали и естественнонаучные сочинения Аристотеля. Их переводил, в частности, Роберт Гроссетест, т. е. Большеголовый (1175–1253) – основатель оксфордской научно-философской школы. Он занимался оптикой, геометрией, астрономией, медициной; проводил опыты по преломлению света и распространению звука. Он утверждал необходимость познания мира на основе наблюдений, эксперимента и последующего анализа результатов с выдвижением гипотез, первоначальных обобщений. Эти выводы следует проверять на фактическом материале. Такой была одна из первых попыток сформулировать метод научного анализа. Ведь со времени эллинской культуры философия и науки обычно не разделялись.
На свой лад трактовал Гроссетест сотворение Мироздания. Бог сначала создал светоносную точку. Она, расширяясь, превратилась в сферу. Материя постепенно сгущалась в ее центре, где сформировалась Земля. Светоносная основа Мироздания присутствует и в душе человека. Получалось, что Бог является первопричиной, Творцом, а материя развивается самостоятельно. Тем самым законы природы становились независимы от истин богословия.
Наиболее полно раскрылись достоинства оксфордской школы в произведениях Роджера Бэкона, которого за обширные знания и ясный ум называли «удивительным доктором». Он был учеником Гроссетеста и отдавал предпочтение изучению природы, а не схоластическим умствованиям. По его мнению, знания открывают перед человеком великие возможности: можно будет передвигаться по суше в коляске без коней, а по морю – в судне без парусов и гребцов, летать по воздуху и погружаться в морские глубины, наблюдать мельчайшие пылинки и далекие звезды.
Увлеченность разнообразными знаниями определила его интерес к астрологии и алхимии. Бэкон четко отделял религиозный метод, основанный на вере и мистических откровениях, от научного, требующего подтверждения идей экспериментами, точными наблюдениями. Главными разделами философии он считал математику, этику и физику – науку о природе, включающую астрономию, оптику, медицину, технические знания.
Особенно высоко оценивал Роджер математику, полагая, что «с ее помощью следует изучать и проверять все остальные науки». К логике он относился скептически. Действительно, логические рассуждения, не имеющие опоры на факты и опыт, можно использовать для доказательства чего угодно, лишь бы не были нарушены формальные приемы и правила. Схоластика, которую недолюбливал Бэкон, в полной мере пользовалась достижениями формальной логики.
Р. Бэкон выделил три способа познания: веру, рассуждения и опыт. Он говорил: «Опытная наука – владычица умозрительных наук». Это было предвестием идеологии Нового времени, отдавшей предпочтение научно-техническим знаниям. Если иметь в виду, что «умозрительные науки» в современном понимании являются философскими, то классификация способов познания, по Роджеру Бэкону, выглядит таким образом:
– вера в авторитет (религия);
– умозрительные рассуждения (философия);
– опытное экспериментальное знание (наука).
Роджер ввел понятие «экспериментальная наука». Она наиболее совершенна, «всем служит и удивительным образом дает уверенность; она не опирается на логические аргументы, какими бы сильными они ни были, потому что они не доказывают истину, если одновременно с ними не присутствует опыт, касающийся вывода».
Оставалась еще проблема высших истин Священного Писания. Роджер считал, что Библия требует не только почитания, но и критического анализа. Он не был согласен с отдельными ее фрагментами, неточно, на его взгляд, переведенными. Но этим не умаляется значение религий. Внешний опыт (обыденный и научный) он отделял от внутреннего, данного свыше, – в озарении, откровениях. Истины Священного Писания и религиозные образы неподвластны внешнему опыту: «Чем более они превосходны, тем менее нам известны».
Будем помнить: в те времена представления о природе были во многом фантастичны, очень неполны; даже об анатомии и физиологии человека известно было чрезвычайно мало. Вполне естественно, что Роджер предполагал существование «праопыта», божественного знания, которое может присутствовать в человеке изначально или озарить его неожиданно.
Роджер проводил алхимические опыты и, возможно, синтезировал взрывчатое вещество (порох?). Он писал о какой-то смеси, содержащей селитру, серу и некоторые другие компоненты, которая способна производить гром и блеск. Церковь повелела ему держать в секрете свои изобретения.
По примеру Франциска Ассизского, он призывал вернуться к идеалам бедности, простоты, взаимопомощи первохристиан; критиковал духовных и светских владык за лицемерие, корыстолюбие, коррупцию. И все-таки верил во вселенскую роль христианской церкви, которая сможет организовать и возглавить идеальное общество на Земле. Для этого нужны просвещенные священники – знатоки наук и религиозных откровений, носители высоких моральных качеств. Римский папа – наилучший и умнейший из них – должен возглавить власть духовную и светскую. Всем государствам суждено объединиться, а народам принять христианство.
Такой была одна из первых социальных утопий. В отличие от более поздних научно-технократических проектов в данном случае предполагалось как обязательное условие духовное единство людей и опора на высокие идеалы разума и добра.
…Судьба не баловала Роджера Бэкона, хотя сначала складывалась благоприятно. Завершив образование в Оксфорде, он переехал в 1236 году в Париж, и вскоре стал преподавать в университете. Он вступил в монашеский орден францисканцев, но за свободомыслие подвергался гонениям со стороны церковников. В Париже его надолго заточили в монастырь, выпустив лишь по указанию папы Климента IV. Ему Бэкон посвятил три сочинения, в которых изложил свои взгляды, не противоречащие учению Христа. Преподавал он и в Англии, где тоже подвергался гонениям. Его идеи, подобно семенам, оставшимся в почве на зиму, «проросли» значительно позже, когда экспериментальное знание обрело достаточно прочную методологическую основу прежде всего в механике, физике. И дело не в том, что его не понимали. Просто общество, как обычно, отстает в своем развитии от выдающихся личностей. Ему надо еще «дозреть» до восприятия их идей.
Из высказываний Роджера Бэкона:
– Пока длится невежество, человек не находит средств против зла.
– У нас в руках три средства познания: авторитет, мышление и опыт.
– Важнейшие тайны мудрости остаются в наши дни неизвестными толпе ученых за недостатком правильного метода.
– Бог, ангелы, загробная жизнь… труднодоступны для человеческого знания, и чем более они возвышенны, тем менее нам известны.
Родился он в поселке Куза близ г. Тира (Германия) в семье зажиточного рыбака Кребса. Учился в Гейдельбергском и Падуанском университетах, затем служил в папских куриях, а с пятидесяти лет стал кардиналом и «легатом всей Германии». Но главнейшей и увлекательнейшей для него была жизнь духовная, дерзания мысли. Исследованиями своими Николай Кузанский охватывал и все мироздание, и отдельные математические проблемы; он составил карту Центральной и Восточной Европы, выступил с проектом реформы юлианского календаря; писал о бесконечности и единстве Вселенной. Согласно его взглядам, материя пронизана Божественным духом и разумом. Человека называл он микрокосмом и предполагал, что возможны обитаемые звездные миры. Он умел сознавать и ограниченность познания, и человеческое незнание, и бесконечные возможности разума.
Вот некоторые высказывания Николая Кузанского:
– Кто может подняться настолько высоко, чтобы постигнуть многообразие в единстве и единство в многообразии? Это сочетание выше всякого разумения.
– Абстрактное заключено в конкретном.
– Человек, объятый самым пламенным рвением, может достичь более высокого совершенства в мудрости в том лишь случае, если будет оставаться весьма ученым даже в своем незнании.
В одном из своих философских диалогов он, словами Простеца, говорит:
– Тебя ведет авторитет и вводит в заблуждение. Кто-то и написал слова, и ты веришь. Но говорю тебе, мудрость кричит снаружи, на улицах…
Оппонент отвечает вопросом:
– Если ты – Простец, как ты смог прийти к знанию своего назначения?
– Не из твоих книг, а из книг Бога.
– Что же это за книги?
– Те, что он начертал собственным перстом.
– Где они находятся?
– Повсюду.
Эта замечательная мысль Николая Кузанского может служить главной характеристикой будущего стиля мышления Нового Времени: в поисках божественных истин обращаться не к текстам Священного Писания, а непосредственно к «Евангелию от Природы», стараясь разгадывать замысел Творца на основе наблюдений за его творениями. В этом заключается глубинная основа научного метода, на которую ссылался, в частности, М. В. Ломоносов.
Нередко у Николая Кузанского встречаются мысли и образы, сравнения, характеризующие его как прямого предтечу Возрождения, где гуманизм нередко принимал чувственные формы. Вот как писал он о познании: «Здоровый и свободный разум, стремящийся ненасытно, в силу врожденного ему искания, постигнуть истину, познает ее, крепко охватывая любовными объятиями».
Картина мира Николая Кузанского парадоксальна, совмещая черты средневекового и ренессансного мышления. Вот непривычное для нас его высказывание: «Тот, кто является центром мира, иными словами, Бог, да светится имя Его, является и центром Земли, и всех сфер, и всего того, что есть в мире, и Он же вместе с тем есть бесконечная окружность всех вещей».
Как можно объяснить видимое, наглядное движение солнца и всего небосвода при явно ощутимой неподвижности земной тверди?
Ответ вполне современен, научен: «Земля на самом деле движется, хотя нам так не кажется, ибо мы ощущаем движение лишь при сравнении с неподвижной точкой. Если бы кто-либо не знал, что вода течет, не видел бы берегов и был бы на корабле посреди вод, как бы мог он понять, что корабль движется?» Тут мыслитель словно мимоходом излагает суть законов движения, а затем переходит к фундаментальному обобщению, силой воображения перемещаясь в космос: «Если кто-либо находится на Земле, на Солнце или на какой-нибудь другой планете, ему всегда будет казаться, что он на неподвижном центре и все остальные вещи движутся. Всегда наверняка такой человек представит себе другие полюсы; если бы он оказался на Солнце, то еще новые; если бы оказался на Земле – иные; если бы на Луне, Марсе и т. д. Машина мира имеет, так сказать, свой центр повсюду, а свою окружность нигде, потому что Бог есть окружность и центр, так как Он везде и нигде».
Такое преодоление земного обыденного опыта, субъективности, характерной для средневекового землянина, сознающего себя в центре Мироздания, – это и есть мировоззрение Нового времени. Но что остается Богу? Кузанский ссылается на Платона, сравнивавшего мир с живым организмом. «Если понимать Бога как душу этого мира, – полагает Николай, – без всякого поглощения ее им, то многое из того, что мы сказали, станет ясно».
Кузанский высказал мысль, на которую в прежние времена ученые и философы не обращали внимания, – о единстве человека разумного с окружающей его живой природой. Попутно он писал о возможности существования многих обитаемых миров – противореча тексту Священного Писания, повествующего о сотворении мира. И в данном случае Николай из Кузы проявил себя прежде всего гуманистом: «Не представляется возможным найти более благородную и более совершенную породу, чем разумная порода, населяющая Землю как собственную область. И это даже в том случае, если на других звездах имеются жители иного рода. Человек не желает в действительности другой природы, другой натуры, но старается быть совершенным в своей, ему присущей».
У Николая Кузанского усматривается стремление к познанию научно-философскому. Это великое достижение. Правда, сам он не пошел по тому пути, который открыл. На это были веские основания: не было никаких научных разработок, которые появились только в XVIII веке.
Очень показательно, что Николай Кузанский одно из своих сочинений посвятил «Ученому незнанию». Он писал: «Нам надлежит быть учеными в некотором незнании, стоящем над нашим пониманием, чтобы, не рассчитывая, уловить точно истину, как она есть, получить возможность видеть, что существует эта истина, постигнуть которую мы не в состоянии».
По-видимому, он имел в виду необходимость учитывать не только свои знания, но и неизбежность неведомого. Умение сознавать и принимать в расчет свое (и всеобщее) незнание – залог грядущих открытий.
Полно и ярко выражена натурфилософия Возрождения в трудах Джордано Бруно. В нем соединились качества, необычайно редко встречающиеся вместе: великолепная память, обширные знания, творческая активность, поэтическое воображение, литературный дар, жажда познания, смелость мысли, героический энтузиазм.
Родился он в небогатой дворянской семье в поселке Нола близ Неаполя (отсюда его прозвище Ноланец). Назвали его Филиппо. Учился в монастырской школе доминиканского ордена; став монахом, получил имя Джордано. Бруно благодаря своим способностям быстро получил сан священника и степень доктора философии. Отличаясь свободомыслием, чувством собственного достоинства и остроумием, он написал комедию «Подсвечник» и высказывал крамольные вещи. Его обвинили в ереси. В 1572 году он бежал из монастыря и покинул Италию.
В Париже Бруно читал лекции по философии и математике в университете, блестяще выигрывал диспуты-турниры. То же было и в Лондоне, где он жил с 1583 по 1584 год, издав трактаты: «О причине: начале и едином», «Пир на пепле», «О бесконечности, Вселенной и мирах». Переехав в Германию, опубликовал несколько своих сочинений.
В 1582 году его пригласили в Венецию для преподавания, но там предательски выдали инквизиции. 8 лет он провел в ее страшных застенках. От него требовали унизительного покаяния и отречения от своих взглядов, но не добились этого. Часто пишут, будто его казнили как сторонника системы Коперника. Но в действительности он не считал Солнце центром Мироздания, утверждая, что существует множество звездных миров и обитаемых планет. Мир считал единством материи и сознания, вещества и Бога, но слепую веру отвергал. «В мире, – писал он, – идет постоянная война между светом и тьмой, между наукой и невежеством».
Он мужественно принял смерть на костре, не отрекаясь от своих взглядов, не потеряв чувства собственного достоинства. А ведь знал: «Жизнь проходит навеки, без всякой надежды на возвращение». Но для него «лучше достойная и героическая смерть, чем недостойный и подлый триумф». Он жил так же честно, как учил жить. И был прав: «Смерть в одном столетии дарует жизнь во всех грядущих веках».
«Когда я говорю или пишу, – признавался он, – то спорю не из-за любви к победе самой по себе (ибо я считаю всякую репутацию и победу враждебными Богу, презренными и лишенными вовсе чести, если в них нет истины), но из любви к истинной мудрости, и из стремления к истинному созерцанию я утомляюсь, страдаю и мучаюсь». Это была правда, подтвержденная не только его творчеством, но самой жизнью и мученической смертью героя. Кстати, это высказывание почти дословно повторил через полвека Галилей, который читал и чтил сочинения Бруно, хотя и предпочитал не ссылаться на них.
«Природа есть Бог в вещах», – по-своему формулировал Бруно принцип пантеизма. Он доказывал: «Вселенная едина, бесконечна, неподвижна». В то же время у него говорится о многомерности пространства: «Подобно тому, как в этом равном по величине миру пространстве, которое называется платониками материей, существует этот мир, так и другой мир может быть в другом пространстве и бесчисленных пространствах, равных этому и находящихся по ту сторону его».
Одно из замечательных прозрений Бруно – представление о круговоротах материи, атомов: «Мы непрерывно меняемся, и это влечет за собою то, что к нам постоянно притекают новые атомы и что из нас истекают принятые уже ранее». Такова одна из основных закономерностей живой природы. Земля тоже живет: «Недрами, внутренностями Земли одни вещества принимаются, другие выносятся… И наши вещества входят и выходят…» В таком одухотворении планеты можно усмотреть отголоски средневековых воззрений. Однако Бруно имеет в виду «организацию целого», гармоничное единство земной природы, человека или другого живого организма, космоса. (Идею круговорота атомов через два века после Бруно – возродил Ж. Кювье, а уже в XX столетии – В.И. Вернадский. «Физиология» биосферы как живого организма до сих пор не разработана. Этой идее предстоит еще, по-видимому, оказать существенное воздействие на геологические теории и понимание сущности жизни.)
Бруно, развивая учение Николая Кузанского, предполагал существование множества обитаемых миров и утверждал образ Вселенной с мириадами звезд, обитателями разных планет, с круговоротом атомов и человеком, который, по словам Бруно, «сын Отца-Солнца и Земли-Матери». Эта Вселенная одухотворена, представляет собой единое организованное гармоничное целое, а Бог – душа ее. «Нечестиво искать его в крови клопа, в трупе, в пене припадочного, под топчущими ногами палачей и в мрачных мистериях презренных колдунов. Мы же ищем его в неодолимом и нерушимом законе природы, в благочестии души… сиянии солнца, в красоте вещей, происходящих из лона нашей матери-природы, в ее истинном образе, выраженном телесно в бесчисленных живых существах, которые сияют в безграничном своде единого неба, живут, чувствуют, постигают и восхваляют величайшее единство».
Он появился на свет в родовом замке (там же умер). Мишель Монтень получил прекрасное гуманитарное образование, блестяще знал латынь, изучал право и стал советником парламента в Бордо. На его умственное развитие благотворно повлияла дружба с публицистом и философом Ля Боэси. В 1571 году Монтень покинул службу и уединился в своем замке, «утомленный рабским пребыванием при дворе и общественными обязанностями» (его слова), посвятив свое время «свободе, покою и досугу». В трудные годы гражданской войны ему довелось быть мэром Бордо, проявляя решительность и мужество.
Из поучительных суждений Монтеня можно составить объемистую книгу. Вот некоторые из них:
– Чтение служит мне лишь для того, чтобы, расширяя мой кругозор, будить мою мысль, чтобы загружать мой ум, а не память.
– Тысячи путей уводят от цели, и лишь один-единственный ведет к ней.
– Мера жизни не в ее длительности, а в том, как вы использовали ее: иной прожил долго, да пожил мало.
– Нищете материальной нетрудно помочь, нищете души – невозможно.
– Если можно быть ученым чужою ученостью, то мудрыми мы можем быть лишь собственной мудростью.
– Жизнь сама по себе – ни благо, ни зло; она вместилище и блага и зла, смотря по тому, во что вы сами превратили ее.
– И даже на самом высоком из земных престолов сидим мы на своем заду.
Философы, прочно стоящие на позициях здравого смысла, обычно не пытаются резко менять ход событий. К таким мыслителям можно отнести Мишеля Монтеня. В его знаменитых «Опытах» главы чередуются прихотливо, подчиняясь свободному течению мысли. И если бы не обильные ссылки на разнообразных авторов, преимущественно античных, его сочинение стало бы собранием блестящих литературно-философских эссе.
Монтень – реалист (в современном значении этого слова). Он избегает ссылок на сверхъестественные силы, соглашается с античной идеей: богов создают люди по своему образу и подобию. Он не верит на слово ни алхимикам и астрологам, ни философам и богословам, ни оракулам и пророкам. Старается руководствоваться здравым смыслом, знаниями и личным опытом при осознании и учете своего незнания. «Природа, – пишет он, – руководитель кроткий, но в такой же мере разумный и справедливый… Я всячески стараюсь идти по ее следу, который мы запутали всевозможными искусственно протоптанными тропинками».
Монтень отрицает индивидуальное бессмертие души, не подтверждаемое никакими фактами. В это можно верить, на это можно надеяться, хотя природа показывает, что жизнь организмов всегда сопряжена со смертью. Таков естественный порядок вещей, а сверхъестественное – не более чем фантазия…
Нет смысла пересказывать суждения Монтеня. Его полезно и интересно читать, ибо он еще и великолепный писатель. Замечательно его отношение к познанию. «В начале всяческой философии лежит удивление, ее развитием является исследование, ее концом – незнание». Счастье и смысл жизни он находил в исканиях истины: «Пытливости нашей нет конца: конец на том свете. Удовлетворенность ума – признак его ограниченности или усталости. Ни один благородный ум не остановится по своей воле на достигнутом: он всегда станет притязать на большее, и выбиваться из сил, и рваться к недостижимому… Пища его – изумление перед миром, погоня за неизвестным, дерзновение».
Он был не только философом, но и выдающимся ученым. Родился Рене Декарт (латинизированная форма Картезий) в городке Лаэ (Франция) в старинной дворянской семье, учился в иезуитском коллеже Ла-Флеш, где преподавание было очень квалифицированным. Там он всерьез заинтересовался науками и философией. В 1618 году добровольно вступил в армию протестантов, сражавшихся за освобождение Нидерландов от испано-австрийских оккупантов. Однако осенью следующего года стал последовательно и напряженно разрабатывать основы научного метода познания. Путешествовал по Италии, жил в Париже, в 1628 году переехал в Голландию, где написал главные свои сочинения. По приглашению шведской королевы в 1649 году приехал в Стокгольм, где вскоре умер от простуды. Вся его жизнь в зрелом возрасте была посвящена познанию природы и человека. Основные его произведения: «Геометрия», «Рассуждения о методе», «Размышления о первой философии», «Начала философии», «О сострадательных состояниях души».
Декарт, рассуждая «Об основах человеческого познания» (так называется первая часть его «Начал философии»), утверждал: «Для разыскания истины необходимо раз в жизни, насколько это возможно, поставить все под сомнение». И тогда будет отвергнуто все – небо, земля, Бог, даже собственное тело, кроме одного-единственного: своего существования, ибо сама наша мысль о сомнении безусловно реальна. «Заключение: я мыслю, следовательно, я существую истинно, есть первое и вернейшее из всех заключений».
Как признавался Декарт, «я родился с таким умом, что главное удовольствие при научных занятиях для меня заключалось не в том, что я выслушивал чужие мнения, а в том, что я стремился создать свои собственные». Человек с такими наклонностями, естественно, пришел к формулировке, приведенной выше, исходя из самопознания. Хотя и этот принцип вызывает сомнение: ведь самопознание может иметь любой объект, скажем, бестелесный дух; так что не менее надежен другой критерий: «Меня мыслят, значит, я существую».
Переход от полнейших сомнений во всем к единственно надежному утверждению – лишь первый шаг. Второе правило: надо мысленно разделять объект или проблему на предельно простые элементы, детально исследуя их. Третье: от элементарных простейших частей следует шаг за шагом переходить ко все более сложному. Значит, математические науки и механика, «которые рассуждают лишь о вещах наипростейших и наиболее общих и мало беспокоятся о том, есть ли эти вещи в природе или нет, содержат нечто достоверное и несомненное».
Научное познание, по Декарту, требует аналитического подхода, предельно полного сбора фактов и их классификации. Получается нечто, подобное сборке механического устройства из мелких деталей, которые сначала специально рассыпаются более или менее беспорядочно. При этом математическая точность и определенность становятся одним из важных критериев истины.
Декарт был замечательным математиком, одним из создателей современной алгебры и аналитической геометрии, одним из творцов механики и оптики. Кроме того, он занимался анатомией и физиологией, исследовал кровообращение и выдвинул гипотезу механизма ответной реакции организма на раздражение, сделав первый шаг к павловской теории рефлексов. Его исследования природных объектов были выборочными, ибо он интуитивно чувствовал, где его метод наиболее эффективен. Так, в 4-й части своего трактата «Начала философии» («О земле») он писал: «До сих пор я описывал Землю и весь вообще видимый мир наподобие механизма, в котором надлежит рассматривать только очертание и движение».
Странным образом, он словно не замечает ни геологических объектов и явлений, ни взаимодействия живых организмов и вообще всего того, что невозможно объяснить, исходя из механистического мировоззрения. Не случайно из основополагающих наук он выделял только три: медицину, механику и этику; обобщающую теорию познания называл «всеобщей математикой». Он величал природу «великой книгой мира», но был уверен, что азбукой ее является математика. По его мнению, мир вполне познаваем, за исключением, быть может, бесконечности.
Бог предстает у Декарта не столько правителем мира, сколько Творцом материи, придавшим ей первоначальный динамический импульс и определившим законы бытия. Мыслитель пояснял: «Под словом «Бог» я подразумеваю субстанцию бесконечную, вечную, неизменную, независимую, всеведущую, создавшую и породившую меня и все остальные существующие вещи… Эти преимущества столь велики и возвышенны, что, чем внимательнее я их рассматриваю, тем менее кажется мне вероятным, что эта идея может вести свое происхождение от меня самого».
Декарт резко разделял материальную, телесную субстанцию, обладающую протяженностью (пустое пространство он отрицал, предполагая присутствие повсюду некоего сверхтонкого вещества), и духовную, обладающую способностью мыслить. Их гармоничное взаимодействие определено божественной волей. В этом смысле можно толковать Декартово «я мыслю, следовательно, существую» как проявление Бога в человеке. Сходным образом, по-видимому, объясняется утверждение Декарта о существовании врожденных идей. В отличие от Френсиса Бэкона он исходил из гармоничного соответствия человека-микрокосма и космоса. Мысль эта, конечно, не новая и не бесспорная, но привлекательная.
Самыми жгучими проблемами XVIII века были социально-политические. Человек интересовал мыслителей как существо общественное и нравственное, сознающее свою свободу, способное бороться за нее и достойную жизнь. Если прежде позволить себе философствовать могли преимущественно представители привилегированных социальных групп, то теперь все громче стали звучать голоса малообеспеченных и обездоленных людей, отвергающих сложившийся общественный порядок. Одним из них был Жан Жак Руссо. Преобладающая тема его произведений: происхождение социального неравенства и преодоление его.
Жан Жак родился в Женеве, в семье часовщика. Музыкальные способности, жажда познания и стремление к славе привели его в 1741 году в Париж. Не имея систематического образования и влиятельных знакомств, он не сразу добился признания. Он принес в Парижскую академию новую систему записи нот, но его предложение было отвергнуто (позже он написал комическую оперу «Деревенский колдун»). Сотрудничая в знаменитой «Энциклопедии», обогатился знаниями и одновременно – в отличие от других просветителей – усомнился в том, что научно-технический прогресс несет людям лишь благо. Цивилизация, по его мнению, усугубляет неравенство между людьми. И наука, и техника хороши лишь в том случае, если опираются на высокую нравственность, благородные чувства и преклонение перед природой. За такую позицию Руссо резко критиковали «прогрессивисты». (Только в конце XX века стало ясно, насколько она верна.) При жизни его и восхваляли, и осуждали, подвергали гонениям. Некоторое время он скрывался в Швейцарии, а умер в уединении и бедности. Его крупные философские сочинения: «Рассуждения о науках и искусствах», «Рассуждения о происхождении и основаниях неравенства между людьми», «Об общественном договоре, или Принципы политического права». Из философско-художественных произведений: «Юлия, или Новая Элоиза», «Исповедь».
Для Руссо путь цивилизации – последовательное порабощение человека. С появлением частной собственности и стремления иметь как можно больше материальных благ «стал неизбежен труд, и обширные леса превратились в веселые нивы, которые нужно было поливать человеческим потом и на которых вскоре взошли и расцвели вместе с посевами рабство и нищета.
Великий переворот этот произвело изобретение двух искусств: обработки металлов и земледелия. В глазах поэта – золото и серебро, в глазах философа – железо и хлеб цивилизовали людей и погубили род человеческий».
С необычайной проницательностью, словно сторонний наблюдатель, он обратил внимание на два коренных порока цивилизации: создание все новых, необязательных для нормальной жизни потребностей и формирование искусственной личности, которая старается «казаться», а не «быть». В противоположность Гоббсу (и в соответствии с исторической правдой) Руссо полагал, что состояние раздора и войны в обществе усиливалось по мере возрастания имущественного неравенства, конкуренции и жажды обогатиться за счет других. Государственная власть, согласно общественному договору, должна была стать гарантом безопасности и справедливости. Но она создала новую форму зависимости между власть имущими и подчиненными.
Если данная государственная система обманывает ожидания народа и не выполняет своих обязательств, то народ имеет право ее свергнуть.
Мысли Руссо вдохновляли революционеров разных стран, прежде всего Франции. Его «Общественный договор» стал настольной книгой Робеспьера. В те годы мало кто обратил внимание на серьезное предупреждение философа: «Народы! Знайте раз и навсегда, что природа хотела оберечь вас от наук, подобно тому, как мать вырывает из рук своего ребенка опасное оружие. Все скрываемые ею тайны от вас являются злом».
Замечательный немецкий поэт Генрих Гейне сострил: «Изложить историю жизни Иммануила Канта трудно. Ибо не было у Него ни жизни, ни истории». Пожалуй, он был прав. Иммануил Кант, уроженец прусского города Кенигсберга (Калининград), почти безвыездно прожил там. Внешняя сторона его жизни неприхотлива: родился в семье ремесленника, хорошо учился в школе, много болел, был чрезвычайно любознательным. Увлекаясь естествознанием, античной философией и медициной, окончил теологический факультет Кёнигсбергского университета и после десятилетней работы домашним учителем до конца дней преподавал в нем.
В то же время области, охватываемые его разумом, были необычайно обширны. Удивительные путешествия мысли в миры воображаемые, открытие неведомых идей увлекали Канта. Его девиз (как девиз всей эпохи просвещения): «Будь смел, используй собственный разум!». Ему принадлежат глубокие исследования сути, границ и методов познания. Он признавался: «Две вещи наполняют душу мою все новым удивлением и нарастающим благоговением: звездное небо надо мной и нравственный закон во мне». Нравственным он считал: не делать другому того, что не желал бы себе; относиться к человеку как цели, а не средству.
По его словам, «глупость – это недостаток, и против него нет лекарств». «Гений – это талант изобретения того, чему нельзя учить или научиться». «Отречение от своего внутреннего убеждения есть поступок низменный».
После выхода в свет своей «Критики чистого разума», воспринятой читающей публикой с задумчивым недоумением, Кант признался: «Книга суха, темна, противоречит всем привычным понятиям и притом слишком обширна».
В 30-летнем возрасте он написал «Общую естественную историю и теорию неба» на основе идей античных материалистов Лукреция, Эпикура, Демокрита. Его вполне устраивала гипотеза атомов и первоначального хаотичного состояния вещества. В дальнейшем он исходил из ньютоновской теории всемирного тяготения и гипотезы о существовании сил отталкивания.
Кант высказал мысль, которая слишком часто недооценивается учеными и философами: «Легче понять образование всех небесных тел и причину их движений, короче говоря, происхождение всего современного устройства Мироздания, чем точно выяснить на основании механики возникновение одной только былинки или гусеницы». Он назвал мнение философов, которые приписывали возникновение и эволюцию живых организмов случайным причинам, несуразной попыткой «выводить разум из неразумия».
Он предложил гипотезу естественного образования Солнечной системы из первичного газопылевого облака. Это была первая космогония, имеющая научное обоснование. И все-таки он настаивал, что законы механики, которым подчиняется движение небесных тел, имеют ограниченную область применения и не могут даже приблизить нас к пониманию сущности жизни и разума.
Свои представления о материи и познании Кант изложил в сравнительно небольшой работе «Пролегомены ко всякой будущей метафизике, могущей появиться как наука», где утверждал: «Мы со всем своим разумом не можем выйти за пределы опыта».
Но чем же определяется этот опыт и почему рождаются идеи, которые соответствуют законам Мироздания? Кант не сомневался в реальности окружающего мира и в то же время утверждал: «Рассудок есть источник всеобщего порядка природы, так как он подводит все явления под свои собственные законы». Но если рассудок исходит из своих законов, то почему он способен постигать законы природы? Ответ подразумевается такой: строение Мироздания находится в гармоничном соответствии со структурой разума, ибо то и другое сотворено Богом.
Тогда возникает другое недоразумение: почему же люди в своих умозаключениях так часто заблуждаются? Ответ Канта: «Рассудок незаметно пристраивает к зданию опыта гораздо более обширное помещение, которое он наполняет одними лишь умопостигаемыми сущностями, не замечая даже, что он со своими вообще-то правильными понятиями вышел за пределы их применения». То есть данные опыта можно неразумно использовать именно тогда, когда слишком уповаешь на разум. Как выразился Кант, нелегко узнать, где нас просвещает дух истины, а где – отец лжи.
В другой работе философ уточнил: человек способен злоупотреблять разумом ради своих ложных целей, «даже вопреки указанию природы». В результате возможен катастрофический финал, «который мы вызовем сами вследствие неправильного понимания нами конечной цели». Есть ли возможность избежать этого? Есть, но тут надо надеяться не только на рассудок, сколько на чувстве любви, стремление к добру. «Именно любовь, свободно включающая волю другого в свои максимы, необходимо дополняет несовершенство человеческой натуры».
…Философские обобщения Канта основывались на его энциклопедических познаниях. В университете он читал курсы лекций по физике, математике, минералогии, антропологии; одним из первых ввел преподавание физической географии. В науках не только штудировал то, что уже открыто, но ставил и разрабатывал новые проблемы. Его разум был открыт миру и в то же время погружался в глубины самосознания.
Кант сформулировал три главных вопроса философии:
Что я могу знать? (метафизика).
Что я должен делать? (мораль).
На что смею надеяться? (религия).
Чуть позже он добавил четвертый: Что такое человек? И уточнил, что первые три сводятся к этому.
Метафизику он делил на две части: одна посвящена природе, другая – нравственности. В природе царствует необходимость, в духовном мире человека – свобода, ибо без нее не может быть морали.
Кант провозгласил высший принцип нравственности, относящийся ко всем разумным существам вообще, на каких бы планетах они не обитали («категорический императив»): поступай так, чтобы твое поведение могло стать всеобщим законом для всех разумных существ. И еще: относись к человеку и человечеству как к цели и никогда не относись как к средству. Каждый должен сделать конечной целью высшее возможное в мире благо. Поэтому мораль есть учение не о том, как прожить благополучно и счастливо, а о том, как быть достойным счастья.
Эта работа вызвала жаркие дискуссии. Некоторые утверждения мыслителя удивляли. Скажем, такое: если ваш добрый поступок доставляет вам радость, он не имеет истинной нравственной ценности. Чувство долга превыше доброты! На что Фридрих Шиллер отозвался с иронией:
Действительно, Кант с наивностью великого мыслителя превознес рассудочные программные установки, пригодные более для автоматов, чем для живых существ. Артур Шопенгауэр («Основы морали», 1841) верно отметил: «Кант пренебрег опытом человечества, отраженным во всех языках: добродетельность и разумность – не одно и то же; вполне совместимы неразумность и благородство, рассудочность и порочность.
Представления о человеческом обществе Кант также построил на принципе гармоничного взаимодействия сил взаимопомощи (притяжения) и вражды (вспомним его космологическую гипотезу!). Противоречия и конфликты заставляют человека «преодолевать природную лень, и, побуждаемый честолюбием, властолюбием или корыстолюбием, он создает себе положение среди своих ближних, которых он, правда, не может терпеть, но без которых он не может и обойтись».
Мыслитель, принимая мир таким, каков он есть, предполагал, что даже энергия порочных наклонностей способна быть движущей силой прогресса: «Поэтому да будет благословенна природа за неуживчивость, за завистливо соперничающее тщеславие, за ненасытную жажду обладать и господствовать! Без них все превосходные природные задатки человечества оставались бы навсегда не развитыми». В результате такого хитроумного маневра природа вынуждает людей решить величайшую проблему – «достижение всеобщего правого гражданского общества».
Опытом своей жизни Кант опровергал собственные теоретические положения. Он преодолевал «природную лень» не благодаря конфликтам, а из увлеченности познанием; достиг уважения и научных званий благодаря работоспособности и талантам, а не из-за честолюбия, властолюбия или корыстолюбия. Странно, что критик чистого разума, превозносивший значение опыта, не замечал этого противоречия. Тем самым он невольно доказывал свое основополагающее утверждение о невозможности полного познаний объекта («вещи в себе»), включая самого себя.
…Начиная критиковать – сначала чистый разум, затем практический разум и способности суждения, Кант немеревался «подрезать корни материализма, фатализма, атеизма, неверия, свободомыслия, которые могут приносить всеобщий вред, и, наконец, идеализма и скептицизма…». Но в конце концов ему удалось доказать только тщетность усилий рациональной (научной, философской) мысли, дать единственно верные ответы на фундаментальные загадки бытия: конечности или бесконечности мира, существования или отсутствия Бога, свободы, бессмертия души.
Осмысливая вопрос о сущности человека, он свой последний труд «Антропология с прагматической точки зрения» начал так: «Все успехи культуры, которые служат школой для человека, имеют своей целью применять к жизни приобретенные знания и навыки». Стиль «Антропологии…» легкий, подчас напоминает разговорную речь – с шутками, историческими примерами, а то и анекдотами. Все это заставляет вспомнить «популярную» философию Монтеня и Гельвеция (на которую кстати, Кант ссылается в данной работе).
Обычно Кант занимался «философией для специалистов», но в поздние годы его все более привлекала «философия для всех». Его заинтересовало приложение теоретических знаний в обыденной жизни. Философия стала для него проявлением не только любви к мудрости, но и к человеку.
Мировоззрение Канта было оптимистичным на логически выстроенных основаниях. Божественный разум установил законы природы. Каждый человек не только подчинен им, но и наделен свободой выбора между добром и злом, правдой и ложью, познанием и бездумным прозябанием. Однако вне зависимости от этого выбора общество развивается в определенном направлении – к совершенству. Говоря словами Лейбница (высмеянными Вольтером в повести «Кандид») – все к лучшему в этом лучшем из миров.
Оглядывая прошлое человечества, Кант убеждался: идет постоянный прогресс техники, благоустроенности, законодательства, морали, знаний, а также социально-политических систем. Следовательно: «Историю человеческого рода в целом можно рассматривать как выполнение тайного плана природы – осуществить… совершенное государственное устройство как единственное состояние, в котором она может развить все задатки, заложенные ею в человечество».
Георг Вильгельм Фридрих Гегель уже в юности определил свои интересы: познание духовного мира и служение ему. Родившись в семье высокопоставленного чиновника в Штутгарте, не пошел по стопам отца, а поступил в Тюбингеский геологический лютеранский институт. Работал домашним учителем в Берне. Его увлекала революционная романтика, демократическая идея. С 1801 года жил и преподавал в Йене, где создал крупный трактат «Феноменология духа». Затем преподавал в Нюрнберге, Гейдельберге, Берлине, продолжая писать значительные по объему, сложные по содержанию и тяжелые по стилю труды: «Наука логики», «Энциклопедия философских наук», «Философия права», «Лекции по истории философии», «Лекции по истории религии», «Лекции по философии истории». Согласно Гегелю, во Вселенной господствует Дух, мировой Разум. Человечество и каждый человек воплощает его в своих свершениях, в творчестве. В каждом из нас мировой Дух познает себя, стремясь к саморазвитию. По логиче-ской схеме Гегеля процесс развития начинается с тезиса (идеи), который опровергается антитезисом и завершается синтезом, соединяющим противоположности (отрицание отрицания).
По словам Гегеля, «Созданное каждым поколением в области науки и духовной деятельности есть наследие, рост которого является результатом сбережений всех предшествовавших поколений, святилище, в котором все человеческие поколения благодарно и радостно поместили все то… что они обрели в глубинах природы и духа». И еще: «Действие является самым ясным и выразительным раскрытием человека».
Гегель хотел, по его словам, «способствовать приближению философии к форме науки – к той цели, достигнув которой она могла бы отказаться от своего имени любви к знанию и быть действительным знанием. При этом он не открещивался от «потустороннего начала», которое существует «только в заблуждении одностороннего, пустого рассуждательства».
Чем же отличается научная форма от традиционной философской и как отличить действительное знание от заблуждения? Гегель поясняет: «Постичь то, что есть, – вот в чем задача философии…», и тут же добавляет: «…ибо то, что есть, есть разум». Помимо тяжеловесности словесной конструкции сам тезис вызывает сомнение. Неужели, кроме разума, нет никакого объекта, достойного философского исследования? Тут слышатся отголоски фихтевского «Я», переходящего в «сверх-Я», или разума, замыкающегося на себя самого.
В обстоятельном сочинении «Философия религии» Гегель исходил из безусловного бытия Бога, к постижению которого последовательно поднимается человеческий разум. Анализируя различные религии, которые венчает христианская теодицея, Гегель даже не упомянул об исламе. Почему? По-видимому, только потому, что появился ислам значительно позже христианства и вроде бы должен свидетельствовать о новом подъеме религиозного сознания. Тем более он не сгинул, подобно сумеркам, при свете разума, а, напротив, распространился по всей Земле. «Мировой разум что-то недоглядел», – иронично комментировал гегелевскую схему прогресса религии А. В. Гулыга.
Логичные пассажи Гегеля порой служат не прояснению, а затуманиванию той мысли, которую он желает обосновать. «Предмет религии, как и философии, есть вечная истина в ее объективности, Бог и ничто кроме Бога и объяснения Бога». Такое утверждение вызывает массу недоуменных вопросов. В частности, непонятно, почему надо сводить к одному предмету разные формы или методы познания? Бог (а то и боги) в разных религиозных системах толкуется по-разному: нередко в единстве или взаимодействии с природой или, конкретней, материей; атеизм и вовсе отрицает Бога; кого-то вообще могут не интересовать теологические проблемы. И все это остается вне философии? Почему?
Гегель не счел нужным рассмотреть особенности научного метода, отделяющие его от философских рассуждений или религиозных верований. В отличие от Канта он не занимался научными исследованиями, а от Шеллинга – мало ими интересовался. Гегеля увлекали философствования о философии, стремление привести в строгую систему логические рассуждения и результаты применения философского метода для познания, опять же философских категорий по преимуществу. (Такая путаная формулировка соответствует гегелевскому представлению о единстве формы и содержания.)
Русский философ, анархист, революционер М. А. Бакунин, назвав Фихте, Шеллинга и Гегеля последними метафизиками, пришел к выводу, что именно Гегелю «принадлежит несомненная и великая честь доведения метафизического метода до самоубийства».
Науки о природе за последние полтора-два века развивались необычайно быстро, меняя представления об окружающем мире, его структуре, эволюции; о пространстве и времени, о кристаллах и клетках, атомах и молекулах, элементарных частицах и полях. Гегель не принимал во внимание таких возможностей научного познания. Он строил законченную умственную конструкцию из «готового материала». Получилась жесткая структура, дающая мало простора для последующих изменений и развития.
Не случайно В. И. Ленин тщательно читал и конспектировал труды Гегеля. А завершая знакомство с его «Наукой логики», заключил «Итог и резюме, последнее слово и суть логики Гегеля есть диалектический метод – это крайне замечательно. И еще одно: в этом самом идеалистическом произведении Гегеля всего меньше идеализма, всего больше материализма». Так уж вышло, что Гегель, сам того не ведая, ковал идейное оружие для своих идеологических противников. Философия формализма!
Складывается впечатление, что для Гегеля природа была чем-то стихийным, косно-мертвенным и даже враждебным человеку. «Отчужденная от идеи природа есть лишь труп, которым занимается рассудок», – считал он. И не учитывал той истины, которую постигли, к примеру, Гёте и Александр Гумбольдт: не следует путать реальную природу с ее искаженными образами в науках. Научное познание по необходимости рассудочное, преимущественно аналитическое, дробит мир на детали, элементарные составляющие. Это еще не природа.
К середине XIX века в Европе изменилась социальная структура индустриально развитых стран. Преодоление феодализма стало победой торговца над дворянином, банкира над князем, буржуа над рыцарем. Общественные богатства распределялись очень неравномерно и явно не по труду и талантам. Появились массы обездоленных пролетариев – недавних крестьян и ремесленников, имеющих в некоторых государствах политические права, но не способных ими воспользоваться из-за жесточайшей экономической кабалы. Огромный авторитет приобрели технические и физико-математические, химические, экономические, а также социальные науки. Успех эволюционной теории в биологии – от Бюффона и Кювье до Ламарка и Дарвина – содействовал укреплению веры во всеобщий и постоянный прогресс в природе и обществе.
При всей логической завершенности идеалистической системы немецкой классической философии она опровергалась реальностью. В рассуждениях мыслителей превыше всего был мир идей. Но в действительности помыслы людей были нацелены прежде всего на материальные блага. Деньгам, капиталу, прибыли поклонялись более истово, чем Богу.
Наиболее законченное учение, преодолевающее подобные противоречия, создали два друга – Карл Маркс и Фридрих Энгельс. Первый исходил из анализа и критики капиталистического способа производства, второй (богатый промышленник) – из общефилософских соображений. Ряд основательных работ они написали вместе, хотя Энгельс всегда подчеркивал первенство своего друга, так что их учение получило название «марксизм».
Карл Маркс родился в городе Трире в богатое еврейской семье. Отец его, адвокат, желал, чтобы сын пошел по его стопам. Но Карл, учась в Боннском университете, а за тем в Берлинском, увлекся философией. От юношеской религиозности перешел к безоговорочному атеизму. Блестяще защитив диссертацию о различиях философии Демокрита и Эпикура (1841), из-за своих убеждений не стал профессором, а занялся публицистикой, сотрудничая в «Рейнской газете». В 1843 году посещает Англию, Францию, Бельгию, встречаясь с революционно настроенными философами и политиками, здесь знакомится с Ф. Энгельсом, ставшим его другом, соратником и соавтором.
Из-за своих революционных убеждений Карл Маркс вынужден был эмигрировать из Германии. В Лондоне он занимался научной работой, тщательно анализируя достоинства и недостатки капитализма и доказывая, что его противоречия неизбежно ведут к революционному перевороту с переходом к социализму и коммунизму. Первый том его фундаментального труда «Капитал» вышел в 1867 году, став «библией» марксистов.
Основные черты его учения: признание приоритета материи над сознанием (материализм); диалектический метод, разработанный идеалистами, а более других – Гегелем и превращенный в диалектический материализм; атеизм; провозглашение способа производства базисом, определяющим жизнь общества; теория классовой борьбы и исторического прогресса (исторический материализм); прогноз победы пролетариата и переход к коммунизму. Будущее – за общественной собственностью на средства производства; тогда исчезнут классы и привилегии, отомрет государство, осуществится подлинная свобода личности; каждый будет трудиться в меру своих способностей, а получать материальные и духовные блага по потребности.
Необходимо оговориться. В нашей стране отношение к марксизму, его создателям и последователям (Ленину, Сталину) в XX веке менялось ошеломляюще резко. До 1917 года марксизм пользовался популярностью преимущественно в революционных и студенческих кругах; в период социалистического строительства его непомерно восхваляли как единственно верное, научно обоснованное философское учение; после распада СССР марксизм стали опровергать и поносить, причем нередко те же самые идеологи, которые еще недавно его превозносили.
Такие повороты вызваны тем, что это не просто философское учение, но и руководство к действию. Его авторы подчеркивали, что пора переходить от познания мира к его изменению. Они занимались активной публицистической и политической деятельностью. В 1847 году по их инициативе лондонская организация «Союз справедливых» была преобразована в Союз коммунистов, а девиз «Все люди братья» заменили на призыв «Пролетарии всех стран. соединяйтесь!». Программой нового движения стал «Манифест коммунистической партии» (1848).
Маркс так оценивал свой вклад в обществоведение: «То, что я сделал нового, состояло в доказательстве следующего: 1) что существование классов связано лишь с определенными фазами развития производства, 2) что классовая борьба необходимо ведет к диктатуре пролетариата, 3) что эта диктатура сама составляет лишь переход к уничтожению всяких классов и к обществу без классов». Под руководством Маркса в 1864 году было основано Международное Товарищество рабочих (Интернационал).
Победа в России большевиков и строительство первого в мире социалистического государства явились торжеством марксизма и доказательством его правоты (ведь практика – критерий теории). Впрочем, идея мировой революции не оправдалась. Однако И.В. Сталин убедительно доказал на практике, что можно строить коммунизм в одной стране; ему удалось создать и крупнейшее содружество социалистических государств. Марксизм превратился в государственную идеологию, исключающую инакомыслие.
Сочетание в марксизме философских, атеистических и политических идей сделало вполне естественным его переход, по сути дела, в религиозное учение со своими непререкаемыми догмами, ритуалами, служителями, мучениками и пророками. Пока СССР набирал мощь и побеждал врагов, пока возрастал его авторитет в мире, обретал все более широкую популярность и марксизм. Казалось, ход мировой истории в XX веке полностью подтверждал верность прогнозов Маркса – Энгельса.
Однако превращение марксизма в своеобразную идейную окаменелость содействовало не его укреплению, а крушению. Его исповедовали главным образом те, кто искал не истину, а привилегии. Серьезному и оригинальному мыслителю в его узких рамках было тесно. Ситуация усугубилась после смерти Сталина, когда стал набирать силу «незаконнорожденный» класс советских партийных буржуа, а в развитых капиталистических странах были произведены более или менее значительные социалистические, по сути, преобразования, повысившие благосостояние значительной части граждан.
В меняющемся – порой непредсказуемо – мире даже убедительно обоснованная философская теория не может быть всегда и во всем верной. Ей вредят больше «твердокаменные» сторонники, чем противники. Философское учение, ориентированное на перестройку общества, не может заранее предусмотреть все возможные изменения в науке, технике, производстве, экономике, международных отношениях, социальной структуре, психологии правящих классов и народных масс.
Не так-то просто перестроить мир к лучшему. Идея неуклонного и неизбежного прогресса общества себя не оправдывает. И теперь, в начале III тысячелетия, мыслители едва ли не всех стран вспоминают о библейском пророчестве Апокалипсиса, Страшного Суда и гибели человечества, а не о светлой коммунистической перспективе.
Ход развития технической цивилизации за последние полвека способствовал более всего разобщению людей, а не сплоченности, ослаблению научного творчества и снижению общественного интереса к его достижениям; превращению производства в глобальную механическую систему, делающую личность безликим винтиком; приоритету технических наук над познанием природы; загрязнению и деградации всепланетной среды жизни – биосферы. Последнее явление обычно называют экологическим кризисом, хотя отражает оно кризис, человека, озабоченного добыванием материальных, а не духовных ценностей.
Мыслителем, восставшим против закабаления личности государством, религией, научными догмами, философскими императивами, вековыми предрассудками и традициями, явился Фридрих Ницше. Показательны уже названия некоторых его произведений: «Злая мудрость», «Человеческое, слишком человеческое», «Книга для свободных умов», «По ту сторону добра и зла», «Антихристианин», «Воля к власти».
Фридрих Вильгельм Ницше родился в семье священника в городке Рёккен (Пруссия). В 10 лет, испытывая религиозный восторг, стал сочинять духовную музыку и стихи. Слабое здоровье и плохое зрение не мешали ему заниматься самообразованием и музыкой, хорошо учиться. На семинарах в Боннском и Лейпцигском университетах он изучал преимущественно теологию, филологию. Сочинял музыкальные композиции (между прочим, и две песни на слова Пушкина); восхищался трудами Шопенгауэра и музыкой Вагнера.
В 25 лет он стал профессором филологии Лейпцигского университета. Через год ушел добровольцем на войну с Францией в качестве санитара и едва не умер, заразившись дизентерией и дифтеритом. В 1872 году опубликовал трактат «Рождение трагедии». Затем стал разрабатывать свою философскую систему, в центре которой – сильная и свободная личность. Последние годы жизни Ницше были омрачены психической болезнью, безумием. Многие его труды содержат «безуминку», но уж чего в них нет – так это пошлости. У него всегда сохранялось чувство чистоплотности мыслителя. Как он писал, «познающий не любит погружаться в воды истины не тогда, когда она грязна, но когда она мелкая».
Одна из главных идей Ницше: глупо заботиться о ближнем, ибо он слаб и жалок. Его надо «преодолеть», ему надо помочь исчезнуть с лица земли ради дальнего – Сверхчеловека, стремящегося к высоким идеалам.
Произведения Ницше представляют собой странное соединение философских размышлений, художественных образов, крика души измученного физическими и духовными страданиями человека, религиозного учения. Особенно показательна в этом отношении его работа «Так говорил Заратуштра. Книга для всех и для никого». Она стилизована под житие восточного мудреца. Ницше редко ограничивался чисто интеллектуальными исследованиями, стремясь воздействовать на душу читателя, внедрить свои мысли и переживания в подсознание человека, сделав его своим последователем… или врагом.
Индивидуализм Ницше не только теоретический. Мыслитель оставался одиноким всю свою жизнь. Он даже не смог сохранить близкие отношения с другом и отчасти идейным учителем Рихардом Вагнером, который сумел более четко выразить некоторые идеи, обуревавшие и Ницше. Например, Вагнер утверждал: «Лицемерие является отличительной чертой всех веков христианства» – и наиболее властно проявилось в буржуазный век. Искусство, находившееся в зависимости от просвещенных владык, «продалось душой и телом гораздо худшему хозяину – Индустрии». Возродить духовную жизнь может только великая Революция. Ее главной целью должна стать свободная, прекрасная и сильная личность. Человек должен преодолеть ограничение и смирение духа, предполагаемое христианством, и максимально полно раскрыть свою природную сущность. Его цель – «вознести раба индустрии на степень прекрасного сознательного человека, который с улыбкой посвященного в тайны природы может сказать самой природе, солнцу, звездам, смерти и вечности: вы тоже мне принадлежите, и я ваш повелитель!».
Вагнер не противопоставлял себя обществу и с уважением относился к современным мыслителям (в частности, посвятил свой труд «Произведение искусства будущего» Л. Фейербаху). А Фридрих Ницше не признавал никаких компромиссов. Его не устраивала действительность едва ли не во всех проявлениях. Он презирал людей за то, что они готовы прозябать всю свою единственную и неповторимую жизнь, так и не реализовав свои великие возможности (а ведь они присущи каждому!). К тому же Ницше постоянно болел, его мучили головные боли. Не потому ли он изрек: «Страдания есть самый скорый способ для постижения истины»? Свое кредо Ницше выразил так: «Чего мы ищем? Покоя, счастья? нет, только одну истину, как бы ужасна и отвратительна она ни была».
При жизни он так и не был услышан, утешаясь тем, что пишет для будущего: «…Тогда откроют мои книги, и у меня будут читатели. Я должен писать для них, для них я должен закончить мои основные идеи. Сейчас я не могу бороться – у меня нет даже противников».
И ярые последователи, и яростные противники появились у Ницше позже. Его идеи вдохновили Гитлера на борьбу за величайший германский рейх и за «белокурую бестию» – Сверхчеловека. Но диктатура нацистской партии и могучей государственной машины смогла штамповать только «винтиков». Стремясь истребить или поработить «недочеловеков», озабоченных одним лишь материальным благополучием, фашисты сами становились механическими «недочеловеками». Впрочем, вполне по афоризму Ницше: «Кто сражается с чудовищами, тому следует остерегаться, чтоб самому при этом не стать чудовищем. И если ты долго смотришь в бездну, то бездна притягивает тебя».
Ницше выступал – не всегда осознанно – против подавления и унижения личности не только внешними силами, но и собственными слабостями, безволием. Такая борьба придает жизни внутреннюю напряженность, целеустремленность и смысл.
Не случайно Ницше отрицал христианство, считая, что оно призвано прежде всего утешать слабых. Сам он, воспевая сильную личность, по сути дела создавал религиозное учение для одинокого, незаурядного искателя истины, отвергающего все, что подавляет его духовную свободу.
Пророк Заратустра – его герой – не обременен христианским смирением, пребывает в гордом одиночестве, подчеркивая очевидность: каждая вершина возвышается отдельно… Хотя, как известно, в природе гора не возвышается сама по себе посреди низменности, а является частью хребта, горной страны.
Учение Ницше в потаенной глубине своей – бегство от реальности. Оно являет собой нечто противоестественное, подобное величественным египетским пирамидам, возвышающимся над равниной. И все-таки духовный протест сильной творческой личности в научно-технический век вполне оправдан, ибо творение человека – техническая цивилизация – со временем стала подавлять своего творца, пересоздавать его по своему образу и подобию. Замкнутый в себе Заратустра рискует превратиться в «заратустрицу», а культ грядущего Сверхчеловека обернется утешительной иллюзией реального недочеловека.
Оправдан и бунт Ницше против нравственного закона, исполняемого под угрозой наказания свыше (обществом, государством, Богом). Это обстоятельство подчеркивал одновременно с Ницше оригинальный и рано умерший мыслитель Жан Мари Гюйо (1854–1888). Он ровно через сто лет после «Основ метафизики нравственности» И. Канта написал книгу «Нравственность без обязательства и без санкций». Уже в названии подчеркнуто отрицание кантова категорического императива, предписывающего всеобщую обязанность для всех разумных существ. Отвергается и санкция свыше, на которую ссылаются все религии.
Гюйо, несмотря на свой недолгий жизненный опыт, очень точно оценил свершавшиеся социальные перемены: «Эра личностей кончается, наступает эпоха масс». Не обязательно подчиняться во всем реальности, но нелепо и отрицать ее. Гюйо отвергал пресловутую волю к власти: «Метафизические системы, проникнутые духом авторитета и власти, – помочи, пригодные для народов, находящихся на младенческой стадии развития», ибо «желать властвовать над умами еще хуже, чем желать властвовать над телом» (имеется в виду принуждение, запугивание личности угрозой наказания при жизни или после смерти).
В отличие от Ницше Гюйо утверждал право на индивидуальность любого человека: «Единство в познании принесло бы смерть самому познанию… Разнообразие теорий и доктрин служит доказательством богатства и силы мысли». Но эгоизм – это еще совсем не проявление сильной личности: «Самый дух человека весь проникнут идеей социальности: мы мыслим… в категории общества».
Вообще, по мнению Гюйо, в рассуждениях о бытие следует исходить не из личных интересов и пристрастий, а из наиболее общих категорий. Жизнь и разум – главнейшие качества человека; полнота существования заключается в их предельной интенсивности. Но только не за счет других, менее сильных, подчиненных. Человеческое общество, частью которого неизбежно является каждый из нас, «покоится на принципе взаимности». Именно этот принцип лежит в основе нравственности и отражает реальность живой природы, а не логические выводы философа или религиозный нравственный закон.
Как бы ни изощрялись теоретики, чему бы ни поклонялись верующие, нравственность – в поступках, образе жизни, а не в декларациях, заповедях, словах. Лицемерие – первое и главнейшее проявление безнравственности. В этом отношении Ницше, например, безусловно нравственный человек, в отличие от многих проповедников, церковных иерархов, идеологов, которые на словах провозглашают законы, принципы поведения, которым сами не следуют.
…Имеется нечто такое, что объединяет и моралистов типа Гюйо, и отрицателей морали, подобных Ницше. Это можно выразить одним емким словом: СВОБОДА.
Душа человека – единственное, что принадлежит только ему, а не Природе или Богу.
Свобода распоряжаться своей душой – это свобода управлять своей судьбой, насколько это в силах человеческих. Такова естественная основа нравственности.
Славен искатель истины, ибо он обретает цель жизни.
Славен преодолевающий в себе недочеловека, ибо он устремлен к высшему.
Славен тот, кто пренебрегает материальными ценностями, ибо ему принадлежат сокровенные духовные богатства, ради обретения которых и даны человеку жизнь и разум.
Так не говорил Заратустра. Но, возможно, именно это он стремился внушить людям.
…К тому времени, когда философы-анархисты, индивидуалисты, поклонники Сверхчеловека или Единственного утверждали свои взгляды, окончательно оформились концепции коллективизма, основанные на солидарности трудящихся, принципах взаимопомощи и справедливости.
Кажется, Козьма Прутков утверждал, что философ превосходно справляется с бедами прошлыми и будущими, а настоящие побеждают его. Пример Бердяева опровергает эту мысль. В начале 1915 года в Москве, возвращаясь с какого-то собрания, он, увлекшись спором, поскользнулся на тротуаре, упал и сломал ногу. Его пришлось нести домой. Он продолжал горячо спорить. Дискуссия развернулась и дома, где его посиневшую ногу обложили льдом.
Бердяев пережил две мировые войны и одну гражданскую. В самых опасных ситуациях, при обстрелах или обысках не терял присутствия духа. У него в записной книжке отмечено: «Я не выношу страха и испуга и в жизни не испытывал их».
В 1920 году его арестовали и препроводили на Лубянку к Дзержинскому. Бердяев заявил, что является идейным противником власти большевиков. Допрос длился два часа. Дзержинский убедился, что такой человек не мог участвовать в тайном заговоре, и распорядился отвезти его (на мотоцикле) с вещами домой…
Николай Александрович Бердяев родился в аристократической семье потомственных военных. С детских лет был замкнут, углублен в собственный духовный мир и не терпел ограничений свободы. Его определили в Кадетский, а затем в Пажеский корпус. Вопреки воле родителей он отказался от открывшейся перед ним карьеры и поступил на естественный факультет Киевского университета. Затем перешел на юридический. Здесь «заразился» марк-сизмом, пользовавшимся в конце XIX века особой популярностью в студенческих кругах. Его привлекала в этом учении идея социальной справедливости, свободы личности, отрицание низких буржуазных ценностей, устремленность к высшим духовным идеалам. Его посадили в тюрьму, судили, а затем выслали в Вологодскую губернию под гласный надзор полиции.
После установления советской власти Бердяев стал инициатором создания и активным деятелем Вольной Академии Духовной Культуры. Осенью 1922 года его с группой русских интеллигентов выдворили из страны, хотя он верил в идеалы коммунизма, называя свой вариант социализма персоналитическим, исходящим «из духовной ценности каждого человека». Его взгляды напоминали анархо-коммунизм П. А. Кропоткина, но с мистическим оттенком: «Я верил всю жизнь, что божественная жизнь, жизнь в Боге есть свобода, вольность, свободный полет, безвластие, анархия».
И в Париже он сохранял свою противоречивую индивидуальность. С одинаковой страстью отвергал капитализм и большевизм (прежде всего за озабоченность мещанскими благами, за политическое лицемерие и бездуховность). Скончался во время работы, за письменным столом. В последнем сочинении «Самопознание (опыт философской автобиографии)» писал: «Я чувствую себя принадлежащим к русской интеллигенции, искавшей правду… Я сознаю себя мыслителем аристократическим, признавшим правду социализма».
В нем сочетались искренность, страсть, устремленность к истине и способность к духовным прозрениям. Не случайно многие его идеи оказались вещими. Жизнь и труды Бердяева – это упорное стремление самобытной, вдохновенной личности противостоять влиянию окружающей среды. Он не признавал над собой власти не только Государства и Капитала, но и любой философской и религиозной системы, даже своей собственной. Верил в идеалы христианства, и все-таки свободу творчества и убеждений считал первичной, изначальной, неотъемлемой частью жизни и разума.
Бердяев одним из первых осознал главную опасность современной научно-технической цивилизации: подавление, деформацию, упрощение личности, снижение интеллекта, угасание творческих порывов. «Человек, – писал он, – перестает жить, прислоненным к земле, окруженным растениями и животными. Он живет в новой металлической действительности, дышит иным, отравленным воздухом. Машина убийственно действует на душу, поражает прежде всего эмоциональную жизнь, разлагает целостные человеческие чувства… Современные коллективы не органические, а механические. Современные массы могут быть организованы лишь технически; власть техники соответствует демократическому веку. Техника рационализирует человеческую жизнь, но рационализация эта имеет иррациональные последствия». Добавим: электронные средства массовой информации становятся и средствами дезинформации, внушения, стандартизации личности, манипулирования общественным сознанием.
Бердяев ясно понимал: «Торжество буржуазного духа привело в XIX и XX веках к ложной механической цивилизации, глубоко противоположной всякой культуре подлинной». И это относится не только к массовой культуре, но и к так называемой элитарной. Например, научное творчество стало коллективным, обезличенным, зависящим от исследовательской техники – и – что весьма существенно – от источника финансирования. Какая уж тут свобода! Современный ученый или философ на долгом пути обучения находится под мощным прессом общепризнанных (но не обязательно верных) научных теорий и замкнут в системе определенной научной школы.
Со времен Бердяева отчетливо проявила себя механизация области жизни. На огромных территориях городов и мегаполисов, промышленных и сельскохозяйственных районов, горных разработок и водохранилищ живая природа либо резко подавлена, либо замещена техникой и продуктами ее деятельности. Стала очевидна технизация биосферы, переход ее в иное состояние, которое с полным правом следует именовать ТЕХНОСФЕРОЙ. Вхождение машин в жизнь человеческих обществ, по мнению Бердяева, есть явление не только глобальное, но и космическое: «Поразительные успехи физики и основанной на ней техники» раскрыли неведомые силы природы, «которых не было в мире».
Русский философ, ясно сознавая мертвящую мощь машин, оценивал их роль достаточно объективно: «Техника есть обнаружение силы человека, его царственного положения в мире, она свидетельствует о человеческом творчестве и изобретательности и должна быть признана ценностью и благом». Наступила эра техники – со всеми ее достижениями, трагедиями, противоречиями. «Создается новая Земля». Бог ждет от человека высшей свободы, свободы восьмого дня творения».
И вновь – парадокс. Преобразователь природы подпадает под власть созданной им искусственной (техногенной) среды обитания. Наделяя активностью мертвую материю, технику, он сам невольно подчиняется и уподобляется ей. Переставая быть образом и подобием Божиим, человек приобретает образ и подобие машины.
«Иногда представляется такая страшная утопия, – фантазировал он. – Настанет время, когда будут усовершенствованы машины, которыми человек мог бы управлять миром, но человека больше не будет. Машины сами будут действовать в совершенстве и достигать максимальных результатов. Последние люди сами превратятся в машины, но затем и они исчезнут за ненадобностью и невозможностью для них органического дыхания и кровообращения… Природа будет покорна технике. Новая действительность, созданная техникой, останется в космической жизни. Но человека не будет».
Бердяев отвергал идею постоянного прогресса. Он полагал, что происходит неизбежный переход от культуры, воплощающей духовный строй творческой личности, к цивилизации, ориентированной на материальные ценности: «Эра цивилизации началась с победного вхождения машин в человеческую жизнь. Жизнь перестает быть органической, теряет связь с ритмом природы. Между человеком и природой становится искусственная среда орудий, которыми он пытается подчинить себе природу. В этом обнаруживается воля к власти, к реальному использованию жизни… Машина налагает печать своего образа на дух человека, на все стороны его деятельности. Цивилизация имеет не природную и не духовную основу, а машинную основу… Цивилизация есть подмена целей жизни средствами жизни».
В 1939 году, отвечая на статью известного русского философа С. Л. Франка, Бердяев писал: «Неожиданным является его заключение, что наиболее благоприятен для христианства строй, основанный на неограниченной собственности, на хозяйственной «свободе», на «свободе» индивидуального распоряжения имуществом. Но это и есть тот самый капиталистический строй, якобы основанный на свободе, движимый эгоизмом, личным интересом, конкуренцией, погоней за прибылями, зверски безучастный к человеческой нужде, бедности, угнетению». Бердяев был убежден: «Оправдана может быть только личная трудовая собственность, не допускающая капитализации… Экономическая свобода в современном мире означает рабство трудящихся масс». Он решительно отвергал любые формы идеологического закабаления личности, оставаясь последовательным противником большевизма: «Социализмом нужно называть направление, которое видит верховную ценность в каждом трудящемся и в каждом человеке, т. е. социализм основан на абсолютном примате человеческой личности над нечеловеческими коллективными реальностями и квазиреальностями».
…Николай Александрович был аристократом – по убеждениям, образу мыслей и стилю жизни. Не потому ли его взгляды остались непонятыми и непринятыми в эпоху господства машинной цивилизации, всеобщей стандартизации, торжества алчного капитализма, демократии и демагогии. У него были свои представления об идеальном обществе, в котором «социальная организация обеспечивала бы каждому возможность полноты жизни. Необходимо стремиться к синтезу аристократического, качественного принципа личности и демократического, социалистического принципа справедливости и братского сотрудничества людей».
…Каждому из нас дарована жизнь – единственное бесценное достояние, и свобода выбирать пути приспособления или преодоления, признания Бога или дьявола (или их отрицания), возможность творить на Земле добро или зло, красоту или уродство. Это пытался растолковать Бердяев, обращаясь не к толпе, не к массе обывателей и не к избранным интеллектуалам, а к каждому лично. Жаль, что понять его ясные и простые мысли очень непросто людям, привыкшим к хитросплетениям ума, лицемерию и притворству, притерпевшимся к приниженной, робкой жизни. А ведь каждого из нас через не очень долгий срок ждет полнейшая несвобода, называемая смертью. Мы бессмертны, пока живы.
Может возникнуть вопрос: почему из множества знаменитых философов XX века выбран один Н. А. Бердяев? Потому, что его идеи остаются чрезвычайно актуальными поныне и требуют осмысления, разработки, принятия к сведению. Это относится прежде всего к концепции «техногенного человека» и «технозойской эры». Почему его творчество (подобно идеям Кропоткина) никогда не пользовалось популярностью в обществе? Так было и в царской, и в советской, и в нынешней обуржуазившейся России. Его имя некоторое время громко звучало на Западе, идеи подхватывали известные писатели и мыслители-экзистенциалисты (от лат. «экзистенция» – существование) и персоналисты. Ведь Бердяев в некоторой степени философски оправдал лозунги свободы личности, столь популярные в странах буржуазной демократии.
Для Бердяева личность – абсолютная ценность, всеобъемлющее духовное единство, воплощенное в человеке. Общество и Космос – это части личности, а не наоборот, как обычно считается. Личность принадлежит одновременно и текучему времени и недвижной вечности; она изменчива, оставаясь неизменной; она пространственно связана с телом и находится вне пространства; она олицетворяет единство сознания и материи. «Человек не только от мира сего, но и от мира иного; не только от необходимости, но и от свободы; не только от природы, но и от Бога».
«Человек – микрокосм, в нем дана разгадка тайны бытия – макрокосмоса… – утверждал Бердяев. – Человек потому постигает тайну Вселенной, что он одного с ней состава, что в нем живут те же стихии, действует тот же разум… Человек – вселенная…» Смысл личности не ограничен собственным бытием. Любовь, свобода, творчество – три взаимосвязанные опоры мировоззрения Бердяева. «Свобода – любовь. Рабство – вражда. Выход из рабства в свободу, из вражды «мира» в космическую любовь есть путь победы над грехом, над низшей природой… Творческий акт всегда есть освобождение и преодоление». Свободу он определял многократно, раскрывая ее характерные черты: «Свобода – таинственна, изначальна, исходна, бездонна, безосновательна, иррациональна. Со свободой связана тайна греха и тайна искупления. Христос – свобода…»
Важно различать иллюзию политических свобод от свободы духовной, подлинной. Свобода изначально дарована личности для творчества, для выхода из царства необходимости. «Творчество неотрывно от свободы»; «В творческой свободе есть неизъяснимая и таинственная мощь созидать из ничего, недетерминированно, прибавляя энергию к мировому круговороту энергии». (Вернее было бы сказать о дополнительной организованности, упорядочении этих круговоротов; но учтем, что Бердяев не любил признавать организацию и порядок как ограничения свободы.)
Свобода первичнее Бога и мира, ибо без нее нет творчества. «С этой точки зрения, – писал Бердяев, – можно сказать, что свобода не создается Богом, она коренится в Ничто…» В таком предначальном Ничто, в бездне Небытия, коренится свобода.
Бердяев резко разделял духовное и природное. В первом видел проявление свободы, жизни творчества, личности. Бога; во втором – необходимости, косности, определенности, пассивности материи. Дух должен властвовать над материальным миром, творчески преображать его. Все, что мешает этому, необходимо преодолевать, будь то общественные или природные силы. Поэтому Бердяеву были одинаково чужды и буржуазный индивидуализм, и социалистический коллективизм (в первом случае – подчинение материальным ценностям, во втором – общественным установлениям):
«Демократический век – век мещанства, и он неблагоприятен появлению сильных личностей».
Такой мыслитель-анархист, персоналист, вольно или невольно противопоставляет себя любой общественной системе, любому государственному механизму. В сущности, Бердяев создавал учение, отражающее его личность. И это естественно. Философия субъективна; это взгляд на мир, человека, познание с позиции конкретной личности; и чем эта личность самобытней, интеллектуальней, свободней и вдохновенней, тем интересней и талантливей ее философские построения. И еще одно качество должно присутствовать у творческой личности – ощущение тайны бытия. Оно позволяло Бердяеву открывать новые горизонты познания. Ведь Неведомое – безбрежный океан, в котором находятся островки знаний…
Завершая этот очерк, коснемся темы России. Бердяев высказал мысль пророчески верную: «Перед Россией стоит роковая дилемма. Приходится делать выбор между величием, великой миссией, великими делами и совершенным ничтожеством, историческим отступничеством, небытием. Среднего, «скромного» пути для России нет».
Здесь выражена мысль о своеобразии жизни и гибели крупнейших общественных организмов. В природе слоны или мамонты не способны превратиться в юрких мышей или сусликов, прятаться в норках; они вынуждены либо оставаться гигантами, либо вымереть. И среди личностей вымирают в неблагоприятных условиях великие. В общественной жизни у крупнейших государств тоже выбор невелик: величие или деградация и бесславная гибель.
Гениальными людьми были изобретатели письменности, но их имена нам неизвестны. Гениальные сочинения создавали и из уст в уста передавали люди с незапамятных времен. И тут тоже новаторство невозможно определить. Многие религиозные гимны, тексты, а также эпические поэмы, сказания являются литературными шедеврами, остающимися анонимными. Литературный язык, поэзия возникли задолго до того, как появилась письменность. Так что первые литературные памятники имели долгую предысторию. Скажем, рукопись «Сказки о потерпевшем кораблекрушение», которая была очень популярна у египетских читателей около четырех тысячелетий назад, заканчивалась подписью: «Писец ловкий пальцами Амени-Амонаа». Но вряд ли этого человека можно считать автором данного произведения.
Еще раньше возникла в Двуречье литература шумеров, которую нередко считают древнейшей в мире. Прекрасные образцы художественной литературы запечатлел сравнительно молодой, но чрезвычайно распространенный памятник – Библия (Ветхий Завет). В частности, в нем приведена «Песнь песней Соломона», однако нет убедительных оснований считать, что сочинил ее этот знаменитый царь. Выдающийся индийский героико-философский эпос «Махабхара» тоже, по существу, безымянное творение народа.
Для нас величайшие литературные гении относятся к европейской культуре. Это не означает, будто у других народов не было достижений такого уровня в этой области культуры. Однако неоспоримо, что именно европейская литература достигла наибольших высот и разнообразия. Нам, русским, отечественные писатели и поэты близки и понятны, тогда как о произведениях представителей других языковых групп известно преимущественно по переводам. Объективно судить о том, кому в таких случаях следует отдавать предпочтение, невозможно. К тому же выдающихся литераторов очень и очень много, и у каждого есть свои ревностные почитатели. Кому-то представляется непревзойденным гением Хемингуэй, кому-то – Томас Манн или Джойс, Кафка или Чапек, Жюль Верн или Герберт Уэллс. Мне, например, хотелось бы причислить к гениям Андрея Платонова, Николая Заболоцкого, Максимилиана Волошина, Сергея Есенина, но многие ли согласятся с подобным выбором? Приходится ориентироваться на всемирно известные имена. Хотя и с ними ситуация непроста. Практически все литературные жанры, почти все течения и большинство приемов были открыты еще в античные времена.
Например, греческий (или из Малой Азии) лирик VI века до н. э. Анакреонт, много странствовавший, побывавший при дворах нескольких царей, тиранов, воспевал радости жизни. Такую поэзию стали называть «анакреонтической». В последующие века у него было много подражателей. Вот одно из его стихотворений:
Перевел – М. В. Ломоносов (великий мыслитель, не чуждый, как видим, игривого юмора).
Другими по форме и содержанию были стихи современника Анакреонта, Феогнида, родившегося в аристократической семье города Мегары, бывшего крупным торговым центром. К власти здесь пришли богатые демократы, потеснившие родовую знать. Феогнид был изгнан, и сборник его стихов – «Элегии» – отражает разочарование автора, который сравнивает государство с кораблем, гибнущим во время бури (действительно, его родина в скором времени пришла в упадок).
Позже в Греции стали популярны краткие лирические, затем шутливые и сатирические эпиграммы, а также надгробные надписи (эпитафии). Одним из мастеров этого жанра был Каллимах (305–240 гг. до н. э.), поэт, этнограф и культуролог. Был высокообразован, служил школьным учителем в пригороде Александрии (Египет) и много работал в Александрийской библиотеке, составив каталог ее хранилища в 120 книгах («Таблицах»). В своем основном крупном сочинении «Причины» рассказал о нравах и обычаях многих народов. Предпочитал писать кратко, сказав: «Большая книга – большое зло».
На Тимона мизантропа (человеконенавистника):
Эпитафия самому себе:
Упомянем и уроженца Сицилии Феокрита, жившего в первой половине III века до н. э. – поэта и драматурга. Стихи его назывались «Идиллиями» и воспевали свободную спокойную пастушескую жизнь. В ту пору в греческом мире усиливались противоречия между городом и деревней, отдаление человека от природы. У Феокрита окружающая природа представлена великолепной, одухотворенной нимфами и богами. Подобная лирика получила название «буколической» (от слова «буколос» – пастух). Правда, сам поэт, после пребывания на острове Кос, предпочел жить в Александрии под покровительством египетского царя Птолемея II. Впрочем, к тому времени буколическая поэзия превратилась в традиционный жанр, начало которому положил Стесихор (VII–VI века до н. э.).
В дальнейшем достижения греческой литературы унаследовали римляне, достигшие новых высот если не в идейном отношении, то в стилистике.
О некоторых знаменитых римских литераторах мы уже говорили в очерке, посвященном Юлию Цезарю. Отметим только, что Титу Макцию Плавту (ок. 255–184 гг. до н. э.) приписывали 120 комедий, из которых сохранилось всего 12. Им был присущ оптимизм и народный юмор, ибо римское общество в тот период крепло и развивалось.
Другой драматург II века до н. э. Теренций Афр в детстве был рабом, но благодаря хозяину (сенатору, именем которого был он и назван) получил хорошее образование. Он удостоился эпиграммы Цезаря (ее мы уже приводили), назвавшего его великим поэтом.
Некоторые высказывания Теренция стали крылатыми:
– Я человек, и ничто человеческое не считаю для себя чуждым.
– Сколько людей, столько мнений.
По его словам, ум —
И еще одно очень верное суждение:
Пьесы Теренция не поблекли со временем: их высоко ценил, кстати, Мольер (а Луциллием восхищался Гораций).
Одним из гениальных поэтов-лириков был Гай Валерий Катулл (ок. 85–54 гг. до н. э.). Воспевал он радости жизни, страдания и счастье любви. Посвятил цикл стихотворений Клодии (под именем Лесбии), однако его чувство осталось безответным. Катулл писал ядовитую сатиру на Юлия Цезаря и его друзей, однако всерьез политикой поэт не интересовался и со временем помирился с Цезарем. Катулл едва ли не первым отметил парадоксальную трагичность любви, порой приводящей к разладу эмоций и рассудка, смятению чувств (это много позже с необычайной силой раскрыл Ф. М. Достоевский):
Двух величайших римских поэтов – Вергилия и Горация – можно было бы с полным основанием отнести к выдающимся гениям. Препятствует этому лишь то, что им предшествовали не менее великие поэты и драматурги Греции, начиная с Гомера, которым приходится отдавать приоритет.
Публий Мирон Вергилий (70–19 гг. до н. э.), создатель крупных эпических (возвышенных, величавых) поэм, родился в Северной Италии. Отец, владелец небольшого имения, постарался дать ему хорошее образование. Вергилий сначала учился в Милане, затем в Риме, где вошел в круг молодых поэтов; писал эпиграммы, небольшие поэмы (эпиллии). В 25 лет он едва не лишился своего родового имения, конфискованного в пользу ветеранов войск полководца, будущего императора Августа Октавиана. Вергилий обратился за помощью к знакомому государственному деятелю и поэту Поллиону, который помог ему получить обратно свое имение. Воспоминания своего детства, историю с потерянным и обретенным имением, прелести сельской жизни воспел Вергилий в поэме «Буколики» (восхвалив заодно и мудрость и доброжелательность Октавиана). Она принесла поэту известность. Ему стал покровительствовать Меценат. Еще больший успех выпал на долю другой поэмы Вергилия – «Георгики», прославляющей труд земледельца и пастуха, простые радости деревенской жизни, красоту и величие природы. Сочинение оказалось своевременным: только что завершилась гражданская война, страна переходила к мирной жизни. Октавиан Август укреплял империю. Вергилий пошел по стопам Гомера: задумав историко-героическую поэму, отражающую силу духа римлян и мощь Римской державы. Героическая эпоха в жизни страны и героические личности (Помпеи, Цезарь, Антоний, Октавиан) вдохновляли на великие творения. Одним из них стала «Энеида». Она воспевала императора и великую империю, но также – верность долгу, мужество, дружбу, героизм. «Смелым помогает судьба», – писал он. «Энеида» стала вершиной творчества Вергилия. Недаром Данте именно его сделал своим проводником в «Божественной комедии» в царстве мертвых.
Квинт Флакк Гораций (65—8 гг. до н. э.), родившийся в семье вольноотпущенника, сборщика налогов, в Риме и Афинах, получил блестящее образование. В гражданской войне выступал на стороне республиканцев; в битве при Филиппах сражался в армии Брута и Кассия. Имение его было конфисковано; пришлось зарабатывать на жизнь в качестве писаря на государственной службе. Начав сочинять стихи, он попал в круг Вергилия, под покровительство Мецената, в дар от которого получил поместье и возможность безбедно существовать. Если первые его сочинения были преимущественно печальны, пессимистичны, то затем последовали философские диалоги, сатиры, торжественные оды, стихи о любви, дружбе, радостях деревенской жизни. Видя процветание страны в правление Августа Октавиана, поэт стал сторонником империи. Основные произведения Горация: «Беседы», «Сатуры» («Сатиры»), «Эподы» («Припевы»), «Оды», «Послания», «Искусство поэзии». В подражание его «Памятнику» Пушкин написал известное стихотворение «Я памятник себе воздвиг нерукотворный…»).
Из сочинений Горация: «Решись стать разумным, начни! Кто медлит упорядочить свою жизнь, подобен тому простаку, который дожидается у реки, когда она пронесет свои воды; а она течет и будет течь веки вечные». «Если сосуд недостаточно чист, скиснет все, что бы ты в него ни влил».
Одним из крупнейших поэтов античности был Публий Овидий Назон (43 г. до н. э. – 18 г. н. э.). Он принадлежал к старинному знатному роду, учился ораторскому искусству и философии в Риме. Однако написал:
Богатство и власть не прельщали юного стихотворца. Он получил важную должность в судебной коллегии. «Был впереди и сенат», по его словам. Но Овидий сблизился с поэтами, стал сочинять любовные элегии. К своим творениям относился строго:
Написал он «Песни любви», «Искусство любви», «Лекарство от любви», а вершиной творчества стали «Метаморфозы» («превращения»). В них рассказано о волшебных превращениях, воспетых в мифах. Но его ждала не слава. По не вполне выясненным причинам, возможно, из-за близких отношений с дочерью императора Августа, Овидия сослали на побережье Черного моря (современная Констанца в Румынии), где он прожил несколько лет, писал печальные стихи. Там и умер. Вот несколько его строк:
Колоритной фигурой времен начала упадка великой Римской империи был Арбитр Гай Петроний (I век н. э.) – писатель, поэт, государственный деятель, происходивший из аристократической богатой семьи. Он отличался утонченным чувством прекрасного, признавался «Арбитром изящества» и был любимцем Нерона, живя в роскоши. Как человек умный и наблюдательный, в душе он горько посмеивался над ничтожными, хотя и внешне великолепными приемами, пиршествами, а свои мысли и чувства выразил в крупном романе «Сатирикон» (из 20 его книг сохранилась лишь десятая часть). В нем речь идет о приключениях трех бродяг; римское общество представлено как гнездо порока, беспросветного разврата и пустого прожигания жизни. Например, описано фантасмагорическое застолье в доме разбогатевшего вольноотпущенника. Его философия проста: надо делать деньги; сколько их имеешь, столько ты стоишь. О себе он говорит: «Был лягушкой, стал царем. Раздуваясь от тщеславия, богатей вызывает тайные насмешки у одних и зависть у других. (По «Сатирикону» итальянский режиссер Ф. Феллини снял фильм.) Жизнь Петрония завершилась трагически. Его обвинили как участника заговора против Нерона, и он был вынужден кончить жизнь самоубийством.
Прославился остроумием Марк Валерий Марциал (ок. 40 – ок. 103), который приобрел известность благодаря своим эпиграммам, а также стихам, восхвалявшим «сильных мира сего». Получая материальную поддержку от покровителей (императоров Нерона и Доминциана), он приобрел дом и виллу, а также вошел в сословие всадников. Эпиграммы Марциала до сих пор вызывают улыбку:
А вот некоторые его высказывания: «Уметь наслаждаться прожитой жизнью означает жить дважды». «Не бойся последнего дня и не желай его». «Есть в моей книге хорошее. Кое-что слабо. Немало есть и плохого. Других книг не бывает».
Децим Юлий Ювенал (ок. 60 – ок. 140) был знаменитым поэтом-сатириком. Возможно, поэтому ему пришлось некоторое время жить в изгнании в Египте, пока император Адриан не пожаловал ему небольшое имение в сельской местности. Ювенал ясно видел духовное разложение римлян – прежде всего привилегированных, знатных, облеченных властью, которые в погоне за богатством, роскошью, удовольствиями опускаются до состояния скотов. Он горько сетовал:
(Отметим, что его верное суждение со временем извратили в популярное – «В здоровом теле – здоровый дух». Хотя конечно же телесное здоровье нередко сопровождается духовной немочью.) Из других высказываний Ювенала:
– Верно, что здравый смысл у Судьбы бывает не часто.
– Разумный человек ставит себе предел даже и в добрых делах.
Транквилл Гай Светоний (ок. 70—140) был не только писателем, но и историком и естествоиспытателем; личным секретарем императора Адриана. Отставленный от дел, посвятил себя литературной деятельности. Его работы по естествознанию не сохранились, а от трактата «О знаменитых мужах» остались только фрагменты. Полностью имеются его «Жизнеописания цезарей» (или «Жизнь 12 цезарей») – один из классических образцов популярных биографий, предназначенных для занимательного чтения. Здесь приводятся факты и домыслы, мнения и анекдоты, а также свидетельства о быте и нравах тех времен. По словам Светония, «Тот, кто домогается малых выгод ценой больших опасностей, подобен рыбаку, который удит рыбу на золотой крючок; оторвись крючок – и никакой улов не возместит потери».
Из гениальных писателей и поэтов безусловно заслуживает упоминания греческий сатирик Лукиан (ок. 120 – ок. 190), человек широко образованный, он много путешествовал по Римской империи, набираясь знаний и приглядываясь к жизни людей, встречаясь с представителями разных религий. Лукиан с иронией относился к мифам о богах и пророках, а тем более – к суевериям. Высмеивал он богачей, проходимцев-предсказателей, пустословных и самодовольных философов, бестолковую толпу, которую дурачат пройдохи-демагоги. Например, писал: «Город переполнился людьми… только по виду отличающимися от баранов». У Лукиана всемогущие боги ведут себя и беседуют, как самые заурядные обыватели, что производит комический эффект. Его «Разговоры в царстве мертвых» высмеивают земную суету и остроумно раскрывают непростую проблему смысла жизни и смерти. В «Правдивых историях» он рассказал о полете на Луну и встречах с лунатиками-селенитами; о чудовищном ките, в чреве которого обитают люди и звери; о странных коне-коршунах и человеко-свечках, о беседах с тенями знаменитых людей… Многое из этого теперь нам знакомо из сочинений Рабле, Распэ (помните приключения Мюнхгаузена?), свифтовского Гулливера. Кстати, парижский бульвар Елисейские Поля именем своим обязан Лукиану. Вот три его эпиграммы:
На жадного богача
Из последних римских поэтов следует упомянуть Аврелия Публия Клемента Пруденция (348 – ок. 410) – юриста, государственного служащего. Будучи христианином, писал богословские поэмы на латинском языке. Наиболее известны его сочинения «Катекерион» («ежедневник», сборник молитв) и «Психомахия» («сражение за душу»), где показана борьба между добродетелями и пороками за человеческую душу. Пруденций внес элементы античной культуры в христианство. «Психомахия» оказала большое влияние на средневековую европейскую поэзию.
Вопреки распространенному мнению, европейское Возрождение вовсе не было возвратом к великим достижениям античности, словно бы вынырнувшим невесть почему из Леты, реки забвения. В действительности традиции античной культуры перешли в Византию и много веков сохранялись там, соединяясь с идеями христианства. Это наследие частично переняли арабы, после чего оно дошло до Западной Европы как через Малую Азию (из Византии), так и через Испанию (от арабов).
Средневековье впервые выделили итальянские гуманисты XV века. Они имели в виду отрезок истории Западной Европы от завершения античности и гибели Древнего Рима в V веке до эпохи Возрождения этой культуры в XIV веке. Считалось, что в Средние века едва ли не повсюду торжествовали дикость и варварство. Позже ученые опровергли такое мнение. Выяснилось, что возрождение античной культуры началось в арабских странах раньше, чем в Западной Европе. Вообще, история человечества, как известно, не замыкается на каком-то одном регионе. В Китае, Индии, России, Африке, Америке культура развивалась своеобразно.
В средневековой Европе сложилась цивилизация, основанная на христианских ценностях; упадком культуры это считать не следует. Возрождение – переходный этап, завершающий Средневековье и начинающий эпоху Просвещения.
Средневековая византийская цивилизация крепла и распространялась одновременно с учением Христа. Литературным языком был греческий. Говорить о великих произведениях в прозе и поэзии трудно прежде всего потому, что абсолютно преобладали религиозные темы, а также разного рода пересказы, восхваления правителей. В VII–VIII веках крупнейшие византийские поэты и писатели – Андрей Критский, патриарх Герман, Косма Майюмский, Дамаскин – были в значительной мере богословами, авторами церковных канонов. Литература по большей части выполняла идеологические функции в теократическом государстве.
Расцвет средневековой светской поэзии произошел в арабских странах на территории Ирана, Средней Азии. Из наиболее прославленных имен упомянем Абуабдулло Рудаки (ок. 860–941), Фирдоуси (934 – ок. 1025), Руми и Саади (XIII век), Хафиза (XIV век).
Особо следует выделить Омара Хайяма (ок. 1040–1123) – поэта, математика, философа. Судя по фамильному прозвищу Хайям (изготовитель палаток), отец его был ремесленником. Родился Омар (полное имя Гияс ад-Дин Абу-л-Фатах Омар ибн Ибрагим) Хайям на востоке Ирана. Получил хорошее образование. С 18 лет, после смерти отца, вынужден был начать самостоятельную жизнь. Благодаря своим знаниям и стихам был принят при дворе правителя Бухары и сельджукского султана, который предоставил ему обсерваторию в Исфагане. После смерти султана поэта обвинили в безбожии. Он совершил паломничество в Мекку. Вопреки запрету в Коране, Омар Хайям воспевал вино, а не только любовь; более всего ценил свободу и независимость. Ему принадлежат около 400 рубаи (четверостиший), а также несколько научных трактатов, главным образом математических («О доказательствах задач алгебры и алмукабулы», «Комментарии к трудным постулатам книги Евклида» и др.). Он писал:
Прославленный персидский поэт Низами Гянджеви, Абу Мухаммед Ильяс ибн Юсуф Низамаддин (1141–1209), родился и провел почти всю жизнь в городе Гяндже (нынешний Азербайджан). Не стремился к богатству, избегал ханских дворцов, предпочитая жить в мире воображения, поэтического творчества и сильных чувств. Он воспевал любовь и вино, писал о бренности жизни. Главное величественное его сочинение – «Хамсе» («Пятерица»), включающее поэмы: историческую «Искандер-наме» (об Александре Македонском), философскую «Сокровищница тайн» и романтические «Хосров и Ширин», «Лейли и Меджнун», «Семь красавиц». Свой поэтический труд он сравнивал с трудом рудокопа, добывающего самоцветы. Из стихов Низами:
Одним из предвестников европейского Возрождения был Франческо Петрарка (1304–1374). Отец его по политическим мотивам вынужден был покинуть, подобно Данте, родную Флоренцию. Петрарка провел много лет в скитаниях. Его лирические любовные стихи посвящены Лауре, увиденной поэтом лишь однажды, но вдохновившей на всю жизнь. В поэме «Триумфы» выразил извечную динамику бытия: победу любви над человеком, духовной любви над плотской, смерти над любовью, славы над смертью, времени над славой и вечности над временем. Его философские трактаты утверждают приоритет знаний перед верой, необходимость постижения Природы, а не только Священного Писания. Ему принадлежат биографии знаменитых людей античности и описания культурных ценностей того времени: «О знаменитых мужах» и «О достопамятных вещах». Интересуясь естествознанием, он совершил восхождение на Везувий. В Риме Петрарку провозгласили «королем поэтов» и увенчали лавровым венком. Наряду с Данте он стал создателем итальянского литературного языка.
Другой знаменитый итальянский литератор, писатель и поэт Джованни Боккаччо (1313–1375) родился в Париже, был сыном флорентийского купца и француженки. Детство и молодость провел в Неаполе. Отец отдал его на учение купцу, но Джованни интересовали не товары и деньги, а поэзия. После тщетных усилий приобщить сына к торговле, отец согласился, чтобы он получил юридическое образование. Позже Боккаччо доводилось быть дипломатом, выполнять поручения правителей, хотя он по-прежнему более всего увлекался литературой. В тридцатилетнем возрасте написал психологическую повесть «Фьямметта». Через 7 лет он создал свое величайшее сочинение – сборник из 100 новелл «Декамерон» («Десятиднев»). Действие происходит во Флоренции; 10 юношей и девушек, спасаясь от чумы, укрываются в замке и развлекаются, рассказывая различные истории – веселые, поучительные и не всегда приличные. Сочетание трагичного и комичного, глупости и мудрости, радости жизни и понимания неизбежности смерти – все это сплетается в «Декамероне», воплощающем идеи и сам дух эпохи Возрождения. В книге «Жизнь Данте Алигьери» Боккаччо первым назвал его поэму «Божественной». Из высказываний Дж. Боккаччо: «Не стоит счастья тот, кто его страшится».
Признанным главой европейских гуманистов был немецкий писатель, философ, богослов Эразм Роттердамский (1469–1536), живший в Германии, Франции, Швейцарии. Под его редакцией был издан Новый Завет на греческом языке, затем переведен на латынь. Эразм критиковал католическую церковь, но весьма осторожно. «Мы намеревались, – писал он, – предупредить, но не обидеть, принести пользу, но не ранить, улучшать нравы людей, но не оскорбить человека». Он избегал резких конфликтов с католической церковью, предпочитая поучать легко и остроумно. Отвергал фанатизм в любых формах, написал немало сочинений, среди которых наиболее знамениты «Разговоры запросто» и «Похвала глупости» (1511).
В литературе Франции эпоха Возрождения наиболее ярко проявилась в творчестве Франсуа Рабле (ок. 1494–1553). Его отец – состоятельный землевладелец и адвокат – дал сыну домашнее образование, а затем отправил на воспитание в ближайшее аббатство (Франсуа был четвертым ребенком в семье и не имел прав на наследство). Учился Франсуа хорошо, однако страсть к познанию, остроумие и свободомыслие юного монаха (он принял постриг) вызывали недовольство церковного начальства. Благодаря влиятельным покровителям, Рабле не подвергся наказанию. Получив разрешение и благословение на занятия медициной, он пешком отправился на юг Франции, поступил в университет города Монпелье, быстро прошел курс наук и начал работать врачом в Лионе. Став доктором медицины, пользовался авторитетом, но подлинную и непреходящую славу принес ему философско-сатирический, славящий радости жизни роман «Гаргантюа и Пантагрюэль».
Высказывания Рабле: «Считать часы – это самая настоящая потеря времени». «Дело не в том, чтобы быстро бегать, а в том, чтобы выбежать пораньше».
В Португалии расцвет литературы пришелся на эпоху Великих географических открытий, когда эта небольшая по территории страна стала могучей морской державой. Подъем государства на некоторое время вызвал вспышку творческой активности. Тогда-то и проявился талант крупнейшего португальского поэта Луиса Важ де Камоэнса (Луиша Камоэнша) (1524–1580). Он родился в дворянской семье (бабушка по отцовской линии была из рода Васко да Гамы), рано остался без родителей, воспитывала его мачеха. В университете города Коимбра получил энциклопедическое образование. Стихи и первые комедии написал в студенческие годы. В 1546 году был принят при королевском дворе Лиссабона, но вскоре попал в немилость и 17 лет прожил в изгнании. Побывал и служил почти во всех колониях Португалии – от Северной Африки до Китая. В одном из сражений потерял глаз, у берегов Камбоджи потерпел кораблекрушение, какое-то время провел за решеткой, но не оставлял творчества. За эти годы написал большую часть эпической поэмы «Лузиады» (то есть «португальцы», Луз – легендарный родоначальник народа), где раскрыта история Португалии за 500 лет, а географические открытия Васко да Гамы представлены как вклад его народа в историю человечества. Камоэнс считается создателем португальского литературного языка. Его сонеты, воспевающие возвышенную любовь, часто пронизаны трагическим ощущением жизни.
После великих географических открытий, изобретения и массового распространения книгопечатания и быстрого увеличения числа университетов в Европе с XVII века началась эпоха Просвещения. Она ознаменовалась прежде всего вспышкой научного творчества, новым подъемом философской мысли и литературы. Впрочем, предтечами Просвещения можно считать Сервантеса и Шекспира.
Одним из первых английских писателей, получивших всемирную известность, был Даниель Дефо (ок. 1660–1731), хотя при жизни он прославился своими политическими фельетонами, памфлетами, острыми статьями в защиту свободы мысли и убеждений, за что был наказан: три дня простоял в колодках у позорного столба на лондонской площади. Это стало триумфом Дефо: горожане его приветствовали, забрасывали цветами. В финансовых делах он не проявлял таланта, пускаясь в авантюры и периодически разоряясь. Приходилось ему и писать по указке богатых, притворяясь независимым журналистом. Признавался: «Я видел изнанку всех партий. Все это видимость, простое притворство и отвратительное лицемерие… Их интересы господствуют над их принципами». Его перу принадлежат романы «Капитан Синглтон», «Молль Флендерс», «Счастливая куртизанка, или Роксана» и др., а также две книги, продолжающие тему «Робинзона». И все-таки история Робинзона Крузо, мужественно и умело осваивавшего остров, оказалась в его творчестве непревзойденной. Потому что посвящена она вечным ценностям: великолепию природы, величию человеческого духа, торжеству разума и труда.
Другим великим английским писателем был ирландец Джонатан Свифт (1667–1745), некоторые произведения которого не теряют со временем своей актуальности. Родился он в семье чиновника в городе Дублине, рано осиротел, воспитывался у дяди, богатого адвоката. Учился в богословском колледже, но успехами не блистал. Находясь на службе секретарем у английского вельможи, имел возможность познакомиться с политической «кухней». Свифт сумел защитить магистерскую диссертацию в Оксфордском университете и вернулся в Ирландию, где получил приход. В 1696 году вновь вернулся в Лондон и стал публиковать сатирические произведения, едко высмеивая политиков, церковников, государственных деятелей («Битва книг», «Сказки бочки»). Его выступления пользовались большой популярностью. С 1714 года он становится настоятелем собора в Дублине и публикует свои бессмертные «Путешествия Гулливера». Книга с иронией и сарказмом раскрывает нелепости общественной жизни, когда лилипуты мнят себя великанами, лошади порядочней людей, а мудрецы Лапуты пребывают в состоянии задумчивого идиотизма. «Но, пожалуй, скажете вы, палка метлы лишь символ дерева, повернутого вниз головой. Полноте, а что же такое человек, как не существо, стоящее на голове? Его животные наклонности постоянно одерживают верх над разумными, а голова пресмыкается во прахе… И все же при всех своих недостатках, провозглашает он себя великим преобразователем мира…» (Д. Свифт)
Для России первым великим поэтом следует, пожалуй, назвать, если не считать М. В. Ломоносова, Гавриилу Романовича Державина (1743–1816). Сын мелкопоместного провинциального дворянина, не получивший хорошего образования, начавший службу простым солдатом и лишь в 1772 году получивший офицерский чин, Гаврила, казалось бы, обречен был прозябать в безвестности. Он отличался буйным нравом, пытался кропать стишки, волочился за девицами, попадал в опасные передряги. Отличился при подавлении Пугачевского восстания, а перейдя на статскую службу, быстро стал заметной фигурой при дворе. Был личным секретарем императрицы Екатерины II, губернатором, сенатором, министром, государственным казначеем, правителем Императорского Совета… Но славен и остается в памяти потомков как поэт. Одой «Фелице», посвященной Екатерине II, он обратил на себя ее внимание. Но писал не только тяжелозвучные оды, но и философские стихи, и застольные шуточные песни. Поэт порой возводит словно словесные громады, в особенности, когда пишет о сути бытия, о неотвратимости смерти и о том, что преодолевает ее – о божественном Духе, пронизывающем все мироздание. В гениальной поэме «Бог» воскликнул:
Державин ясно сознавал и безмерность, и ограниченность человеческих возможностей, бренность земной жизни. И полагал, что Бога почтить можно лишь стремлением к нему подниматься,
В отличие от склонного к размышлениям Державина, Роберт Бернс (1759–1796) прославился как лирик. Его отец, шотландский мелкий фермер, позаботился об образовании сына, отдал в приходскую школу, а потом определил его в группу детей, которых молодой Джон Мердок (будущий известный педагог) обучал английскому и французскому языкам, литературе. У Роберта была прекрасная память, стихи он часто знал наизусть. Ему приходилось работать и на фабрике в городе, и на пашне в деревне. Он начал сочинять стихи с 17 лет, и через десятилетие смог опубликовать свой первый сборник. Некоторое время он пользовался успехом в салонах Эдинбурга. Потом снова трудился в деревне, а затем чиновником в городе. Заботы о семье (у него было пять сыновей) и постоянная нужда подломили его силы. Он умер в расцвете творчества, а слава его постоянно росла. В нашей стране его стихотворения известны в переводах С. Маршака. Баллада Бёрнса «Джон Ячменное зерно» стала хрестоматийной. Остроумны его эпиграммы и шутливые надгробные надписи, вроде этой:
А жизненная позиция Бёрнса выражена так:
Другой шотландец – Вальтер Скотт (1771–1832) – считается основоположником исторического романа. Его сочинения воспроизводят – в художественной форме – быт и нравы былых эпох, исторические события («Пуритане», 1816; «Роб-Рой», 1818; «Айвенго», 1820; «Квентин Дорвард», 1823 и др.). Можно сказать, что он проторил путь таким известным представителям жанра, как В. Гюго и А. Дюма (отец).
Стендаль (псевдоним, настоящее имя – Анри Мари Бейль; 1783–1842) великий французский писатель, первый – по времени – из плеяды романистов, в 17 лет вступил во французскую армию, участвовал в походах Наполеона I, побывал в Москве. Он долго жил в Италии, а с 1830 года был там французским консулом. Первые сочинения посвятил жизни музыкантов, написал «Историю живописи в Италии» (2 тома), сделал описания некоторых итальянских городов. Принесли ему славу романы «Красное и черное», «Пармская обитель», оставшийся неоконченным «Люсьен Лёвен» («Красное и белое»). Принадлежат ему и блестяще стилизованные «Итальянские хроники».
Из крупнейших американских писателей первым был Фенимор Купер (1789–1815), автор серии романов «Кожаный чулок» («Пионеры», «Последний из могикан», «Прерия», «Следопыт», «Зверобой»…). Хотя Купер 5 лет прослужил на флоте и много путешествовал, почти все его сочинения посвящены событиям американской истории, когда примером героизма, мужества, благородства и человеческого достоинства выступали представители индейцев и немногие из европейцев, умеющие ладить с ними и с окружающей дикой природой. Позже Купер едко высмеивал и критиковал американские порядки, нравы, лицемерие («Моникины», «Американский демократ», «Домой», «Дома»), за что подвергался журналистской травле и получил клеймо «неамериканец».
Выдающимся немецким поэтом был Генрих Гейне (1797–1856), родившийся в Дюссельдорфе, в небогатой еврейской семье. Он шутил: «Моя мать любила литературу, и я стал поэтом. А мать моего дяди увлекалась «Приключениями разбойника Картуша» – и дядя стал банкиром». В университете он поступил на юридический факультет, но охотнее изучал филологию и философию, слушал лекции Гегеля. Первая «Книга песен» вышла в 1827 году. Для стиля Гейне свойственны ясность, легкость, свободомыслие, ирония, остроумие, романтизм (в ранних стихах). После поездки по Европе он издал 4 тома «Путевых картин». За критику феодализма, прусской военщины, корысти и лицемерия церкви был вынужден эмигрировать во Францию. Отрешившись от иллюзий романтизма, он высмеивал пошлые буржуазные ценности. Бог был для него олицетворенной Природой, а Природа – материальным воплощением Бога (пантеизм). Говорят, когда кто-то уговаривал его, тяжело болевшего с 1846 года, вернуться в лоно церкви, дабы заслужить прощение Всевышнего, поэт ответил: «Бог и так простит меня, это его ремесло». В сатирической поэме «Германия. Зимняя сказка», Гейне выступал за единство своей раздробленной родины. Вот некоторые его мысли:
– Что такое побои – это известно всем, но что такое любовь – до этого еще никто не додумался.
– Поступки труса так же, как поступки гения, нельзя предусмотреть.
– Он глуп, как всякий человек, лишенный сердца. Ибо мысли исходят не из головы, а из сердца.
– Мысль стремится стать действием, слово – плотью… Мир есть отпечаток слова.
Едва ли не самый популярный французский писатель Александр Дюма-отец (1802–1870). Сын республиканского генерала, он с детства отличался независимым нравом и бурным темпераментом. Работая клерком, затем служащим в секретариате герцога Орлеанского, мечтал о славе. В 1825 году написал водевиль «Охота и любовь», через 4 года – драму «Генрих III и его двор», ряд других пьес. Участвовал в Июльской революции 1830 года и с той поры уже нигде не служил. В сороковые годы в парижской газете стали регулярно публиковаться главы его романа «Три мушкетера», имевшего большой успех. Затем последовали «20 лет спустя», «Виконт де Бражелон», «Королева Марго», «Граф Монте Кристо» и другие произведения. Дюма весьма произвольно обращался с историческими фактами и личностями. Его путевые заметки полны неточностей, а то и нелепостей (это он написал, что в России пил чай под «развесистой клюквой»). Всего Дюма сочинил, порой с помощью подмастерьев, 250 романов, много очерков, воспоминания, даже поваренную книгу. В его лучших произведениях торжествуют честь, храбрость, дружба и любовь. Его сын Александр (1824–1895) – драматург и писатель, автор 48 драм, из которых наиболее известна «Дама о камелиями» (по роману того же названия), лежащая в основе либретто оперы Джузеппе Верди «Травиата».
Выдающийся французский поэт, писатель и драматург Виктор Мари Гюго (1802–1885) был членом Парижской академии с 1841 года. В его семье существовал идейный разлад: отец был офицером революционной армии, мать – приверженкой королевской власти. Виктор воспитывался матерью, окончил лицей Св. Людовика и в первых своих одах (1822) восхвалял монархию. В дальнейшем его взгляды стали революционно-демократическими. Он написал драмы «Кромвель» (1827) и «Эрнани» (первая постановка в 1830 году), «Рюи Блаз» (1838). Создал образы романтических героев, борцов за свободу, человеческое достоинство. Его драма «Король забавляется» легла в основу либретто оперы Верди «Риголетто». Стал знаменит как поэт во Франции, а всемирную славу принесли ему романы: «Собор Парижской богоматери» (1831) и более поздние: «Отверженные», «Труженики моря», «Человек, который смеется», «93-й год». После прихода к власти Луи Наполеона в 1851 году вынужден был отправиться в изгнание, продолжавшееся 19 лет. Гюго не был сторонником революционных переворотов, однако выступал в поддержку революционеров, подвергавшихся несправедливым наказаниям, в частности П. А. Кропоткина.
«Полное невежество все же предпочтительнее плохого знания» – это утверждение Гюго оказалось верным даже в строгом научном смысле, что подтвердили расчеты Нильса Бора, который исследовал вероятность выигрыша в деловых играх при полном незнании и ограниченном знании (полный невежда выигрывает чаще).
Безусловно, у Гюго есть все основания войти в число избранных литературных гениев. Единственная причина, по которой это не сделано – пришлось отдать предпочтение Бальзаку, романы которого были одновременно исследованиями законов общественной жизни в связи с появлением новых типов личности и переходом к буржуазной цивилизации.
Замечательным поэтом-философом был Федор Иванович Тютчев (1803–1873). Появился на свет в родовом имении Овстуг Орловской губернии. Окончил в 1821 году словесный факультет Московского университета, стал служить в Министерстве иностранных дел и больше двух десятилетий находился за границей на дипломатической работе в Германии, Италии. Писать стихи начал в юности, а первый успех пришел в 1836 году, когда А. С. Пушкин одобрил ряд его стихотворений и опубликовал в журнале «Современник». Первый сборник стихов Тютчева вышел в 1854 году. Сам поэт не придавал большого значения своему творчеству, хотя о нем с восторгом отзывались многие критики и лучшие русские писатели. Он остается непревзойденным мастером высокой лирики, способным в немногих словах и точных образах раскрыть потаенную суть природы, глубину чувств и мыслей человека, безуспешно стремящегося постичь тайну бытия.
И кому из нас, детей и взрослых, не вспоминались его чарующие строки:
Безусловно, Тютчева с полным основанием следовало бы отнести к величайшим гениям, не будь его современниками Пушкин, Лермонтов, Достоевский.
Особое место среди литераторов занимает Ганс Христиан Андерсен (1805–1875) – датский сказочник, поэт, драматург. Его родители были бедны, добры и очень любили сына. Будущий сказочник сохранил способность верить в чудеса, удивляться миру и одновременно понимать, что и как происходит в действительности. Он глубоко верил в Бога, и это помогало ему переносить лишения и бедность; много читал, любил театр и хорошо знал реальную жизнь. Первый успех пришел к нему в 24 года, когда была поставлена его пьеса. Он окончил университет, путешествовал по Европе, живя впроголодь, писал стихи, сатирические рассказы, комедии, драмы, роман. Первое собрание его сказок увидело свет в 1835 году, и с тех пор и поныне они любимы и детьми и взрослыми.
Огромное значение для русской литературы (а через нее и для мировой) имело творчество Николая Васильевича Гоголя (1809–1852). Родился он в Великих Сорочинцах, на Украине; детство провел в имении отца, принадлежавшего к старинному дворянскому роду, и получил хорошее домашнее образование. Николенька с детства играл в спектаклях (предпочитая комические роли), любил рисовать. Окончил Нежинскую гимназию высших наук. С 16 лет стал сочинять стихи, сатиры, повесть, трагедию. В 1828 году переехал в Петербург. Первые опыты сочинительства окончились неудачей. Поступил на службу и состоял три года чиновником. Посещая литературные салоны, познакомился с В. А. Жуковским, А. С. Пушкиным. В год окончания служебной карьеры издал «Вечера на хуторе близ Диканьки», имевшие успех у публики и критики. Короткое время был на должности профессора истории в Петербургском университете. Издал сборники «Миргород», «Арабески», затем петербургские повести. В его произведениях соединились мудрость, юмор, сатира, мистика, философия народная и реалистические образы в самых фантастических порой ситуациях. Его «смех сквозь слезы» проявился прежде всего в «Записках сумасшедшего», «Невском проспекте», «Шинели». Комедия «Ревизор» и роман «Мертвые души», ч.1 (рукопись второй части автор сжег незадолго до смерти) показали чиновно-крепостную Россию без прикрас. Его последней работой, проникнутой религиозными идеями, стали «Выбранные места из переписки с друзьями». По словам Гоголя, «непостижимое явление то, что ежедневно окружает нас, что неразлучно с нами, что обыкновенно, то может замечать один только глубокий, великий, необыкновенный талант». «Стоит только попристальнее вглядеться в настоящее, будущее вдруг выступит само собою».
Родоначальником детективного жанра считается замечательный американский писатель, поэт, публицист, критик Эдгар Аллан По (1809–1849). Жизнь его складывалась трудно. Родился он в семье актеров, рано осиротел, был усыновлен богатым торговцем. Своенравный характер не позволил Эдгару завершить образование ни в Виргинском университете, ни в военной школе. Издание трех поэтических сборников не принесло ему ни материального благополучия, ни известности. Первый успех пришел после новеллы «Рукопись, найденная в бутылке», затем последовали приключенческие рассказы (с элементами научной фантастики) и детективные с главным героем сыщиком-любителем Огюстом Дюпеном. Умение строить захватывающий сюжет и сложные логические схемы сочеталось с литературным мастерством. По словам Ф. М. Достоевского, «в его способности воображения есть такая особенность, какой мы не встречали ни у кого: это сила подробностей». Знаменитым стал По в последние годы жизни после публикации поэмы «Ворон» (позже были – «Улялюм», «Колокол»). Писатель опубликовал ряд литературоведческих и философских работ, в числе их оригинальную, с элементами космогонии «Эврику». Среди его шедевров «Падение дома Ашеров», «Вильям Вильсон». В произведениях По причудливо переплетаются мрачные фантасмагории с натуралистическими описаниями, тонкий психологизм с философскими суждениями, научная мысль с игрой воображения и иронией. После смерти молодой жены в 1847 году Эдгар впал в депрессию, стал злоупотреблять алкоголем, наркотиками и умер при невыясненных обстоятельствах. «А в следующем за смертью 1850-м году, – писал его переводчик русский поэт Константин Бальмонт, – две такие напевности, как «Сон во сне» и «Эльдорадо», словно раздавшиеся из-за последней завесы, вставшей между ушедшим и оставшимися, довершили пленительный и вещий лик того, кто, родившись на этой Земле от двух безрассудно влюбленных, всю жизнь оставался влюбленным в мечту и ушел в Неизвестное мечтателем».
Крупнейший английский романист Чарлз Диккенс (1812–1870), по словам его земляка и коллеги Герберта Честертона, был хорошим человеком, насколько можно быть хорошим в этом странном мире, – смелым, чистым, сострадательным, очень независимым и честным». Родился в семье чиновника. Первые годы жил в достатке и домашних радостях; родителям нравилось, как он поет куплеты и декламирует стихи (артистизм остался у него на всю жизнь). Но когда отец разорился и попал в долговую тюрьму, мальчику пришлось работать на фабрике, где варили ваксу. Эти месяцы были для него сущим низвержением в ад, на дно общества. Тогда же он понял, что именно бедность часто соединяется с честностью, добротой, благородством, когда делятся с ближним не излишками благ, а самым необходимым из скудных запасов. Чарлз решил, что добьется в жизни успеха. Окончил школу, работал клерком у стряпчего, самостоятельно изучил стенографию и сделался классным репортером. А затем последовали романы: «Посмертные записки Пиквикского клуба» (1837), «Оливер Твист» (1838), «Жизнь и приключения Николаса Никклби» (1839), «Домби и сын» (1848), «Давид Копперфильд» (1850), «Крошка Доррит» (1857) и др. Писатель стал знаменит и богат. Он редко покидал Англию и немало ездил по ней с чтением своих произведений. В них добро торжествует над злом, любовь и щедрость – над злобой и жадностью. Его сочинения определенно способствовали улучшению нравов и даже совершенствованию законодательства в Великобритании.
Один из великих русских писателей Иван Сергеевич Тургенев (1818–1883) родился в семье кадрового офицера в имении матери Спасское-Лутовиново Орловской губернии, где и провел детство. Поступил на словесное отделение философского факультета Московского университета, затем перевелся в Петербург. В 1838 году в журналах были впервые опубликованы его стихи. Продолжил образование в Берлинском университете, изучая философию, историю, древние языки. Защитив в Петербурге магистерскую диссертацию по философии, с 1842 по 1844 год служил в Министерстве внутренних дел. Писал поэмы, критические статьи, рассказы, очерки. Большой общественный интерес вызвали его «Записки охотника», показавшие красоту русской природы и души русского человека, а также уродства крепостного права. Тургенев часто жил в Париже, в дружественной семье певица Полины Виардо; встречался с различными представителями русского общества, включая революционеров (М. А. Бакунина, П. А. Кропоткина). С 1850 года он начал публиковать крупные произведения: повести («Дневник лишнего человека», «Муму», «Ася»), пьесы («Провинциалка», «Месяц в деревне», «Нахлебник»), романы («Рудин», «Дворянское гнездо», «Накануне», «Отцы и дети»). Позже в его сочинениях все более проявлялись не только счастье, но и трагедия любви, грусть, разочарование («Призраки», «Дым», «Вешние воды», «Степной король Лир», «Новь», «Стихотворения в прозе»). Умел он шутить:
А вот мысль Тургенева, которую очень полезно принять к сведению:
– Не должно забывать, что не счастье, а достоинство человеческое – главная цель в жизни.
Известные французские писатели братья Гонкуры в своем дневнике дали описание миллионера: «Чудовищная фигура с самым плоским, самым низменным, самым страшным лицом, словно лягушачьей мордой… – настоящий сатир царства золота. Это Ротшильд». Чуть позже они познакомились с Тургеневым: «Это очаровательный колосс, нежный беловолосый великан… Он красив какой-то почтенной красотой… Скромный, растроганный овацией, он рассказывает нам о русской литературе, которая вся, от театра до романа, идет по пути реалистического исследования жизни».
Во Франции во второй половине XIX века «властителями дум» будоражившими общественное мнение, были такие очень разные писатели и поэты, как О. Бальзак, В. Гюго, Г. Флобер (1821–1880) Ш. Бодлер (1821–1867), Э. Золя (1840–1902), Ги де Мопассан (1850–1893). Стал преобладать реализм, высвечивающий язвы общества, основанного на стремлении к наживе и комфорту. На этом фоне выглядит убежденным оптимистом Жюль Верн (1828–1905), автор произведений, воспевающих научно-технический прогресс, который открывает человеку необыкновенные возможности в познании и освоении окружающего мира: «Дети капитана Гранта», «20 тысяч лье под водой», «Таинственный остров», «Путешествие к центру Земли», «Путешествие на Луну» и др. Но вот в 1986 году в архиве был обнаружен неизвестный роман Жюля Верна, написанный в 1862 году, «Париж в XX веке». И оказалось, что писатель с гениальной прозорливостью предвидел страшные опасности, подстерегающие техническую цивилизацию, отрешающуюся от высоких духовных ценностей, понятий истинной красоты, благородства, справедливости, человечности, свободы. Торжествует поклонение деньгам, «демону электричества», технический комфорт, пошлость и бессмысленность жизни; последний поэт кончает жизнь самоубийством. Правда, художественные достоинства произведения оставляют желать лучшего. Оно так и не было подготовлено автором к изданию.
Вслед за Жюлем Верном научная фантастика разных жанров становилась все более популярной. Появились и антиутопии («Париж в XX веке» можно отнести к их числу), которые слишком часто оказываются близки к реальности. Это литературное направление с середины XX столетия стало постепенно вырождаться: написано слишком много развлекательных сочинений такого рода, лишенных глубины мысли и чувств. Сказалось господство кино и телепродукции, где фантастические картины представлены ярко, зримо, динамично: легко усвояемая поп-арт-продукция.
Нечто подобное произошло и с художественной литературой вообще. В конце XIX – первой трети XX века в разных странах выходило множество замечательных произведений писателей и поэтов Европы, Америки, Индии, Китая, Японии. Называть их поименно не имеет смысла, а даже краткие характеристики заняли бы слишком много места. Произошла, можно сказать, яркая вспышка литературного творчества, вызванная в значительной мере тем высоким авторитетом, которым оно пользовалось в обществе. Теперь уже не религиозные или политические деятели, не философы или ученые стали «властителями дум», а писатели-мыслители, прежде всего Достоевский и Толстой. После этих двух высочайших вершин вряд ли можно назвать кого-то соразмерного им. Хотя, безусловно, у многих читателей были и остаются свои любимейшие писатели, благо что ими не обеднела литературная нива, а разнообразие жанров и стилей приблизилось, по-видимому, к своему пределу. Для нас, представителей русской культуры, хотелось бы отметить несколько литераторов из наиболее выдающихся.
Чехов Антон Павлович (1860–1904) родился в городе Таганроге в семье купца, владельца бакалейной лавки. В 1879 году отец разорился, семья переехала в Москву, оставив Антона одного. Он подрабатывал репетиторством и, окончив гимназию, поступил на медицинский факультет Московского университета. Еще студентом сотрудничал в юмористических журналах, подписываясь «Антоша Чехонте», «Человек без селезенки» и пр. Первый сборник «Сказки Мельпомены» вышел в 1884 году, за ним последовали «Пестрые рассказы». Остроумные миниатюры сменились серьезными крупными произведениями: «Степь», «Скучная история». К этому времени он, окончив университет, работал земским врачом; опубликовал сборник «В сумерках», затем последовали пьесы «Иванов», «Свадьба»; водевили «Медведь», «Предложение». В 1890 году совершил поездку на остров Сахалин, опубликовав позже путевые очерки. Он купил имение Мелихово в Серпуховское уезде, помогал крестьянам в годы голода и холеры. Первое представление его комедии «Чайка» в 1896 году в Петербурге провалилось, зато второе через два года во Московском художественном театре прошло с триумфом. Он писал замечательную прозу, но всемирно прославился своими пьесами: «Дядя Ваня», «Три сестры», «Вишневый сад». Творил он в полном соответствии со своим принципом: «Краткость – сестра таланта». Утверждал: «В человеке должно быть все прекрасно: и лицо, и одежда, и чувства, и мысли. А праздная жизнь не может быть чистою». «Правда и красота всегда составляли главное в человеческой жизни и вообще на Земле».
В России после 1917 года с полной откровенностью была подчеркнута социально-политическая роль литературы, которая получила название «советской», а генеральное направление творчества – «социалистический реализм» (понятие весьма неопределенное). Его основоположником принято считать Максима Горького (1868–1936). Родился он в Нижнем Новгороде в семье столяра-краснодеревщика. Мать была дочерью владельца красильного завода, у которого и воспитывался в детские годы Алексей Максимович Пешков (таково настоящее имя и фамилия писателя). Он рано потерял отца, в 11 лет пошел «в люди», зарабатывая себе на жизнь. Посещал просветительские кружки, упорно занимался самообразованием. В поисках смысла жизни и для познания России странствовал. В 1889 году его арестовали как причастного к революционерам-народникам и затем какое-то время находился под надзором полиции. Через три года был опубликован первый рассказ Горького «Макар Чудра». Он стал сотрудничать в журналах Нижнего Новгорода, Самары. Большой общественный резонанс вызвали «Песня о Соколе» (1895) и «Песня о Буревестнике» (1901), повесть «Фома Гордеев», пьесы «Мещане» и «На дне» (1902). Горького избрали почетным академиком, но Николай II не утвердил его кандидатуру. Революционному движению были посвящены роман «Мать» и пьеса «Враги». После 1905 года писатель много жил за границей, лечился в Италии. Приветствовал революционный переворот в России, но резко критиковал большевиков и В. И. Ленина за террор и установление военной диктатуры («Очерки «Несвоевременные мысли»). Позже признал Советскую власть, дружил с И. В. Сталиным, организовал Союз писателей СССР и стал его председателем, много работал как редактор, просветитель. Он оставил большое литературное наследие, в частности крупный незавершенный роман «Жизнь Клима Самгина».
Выдающимися советскими писателями были эпичный Михаил Шолохов и яркий оригинальный Андрей Платонов. Однако наибольшая слава выпала на долю Михаила Афанасьевича Булгакова (1891–1940). Родился он в семье преподавателя Киевской духовной академии; окончив медицинский факультет Киевского университета, работал земским врачом в Смоленской губернии (этому периоду жизни посвятил цикл рассказов). Служил военным врачом в Белой армии, пройдя с ней путь от Киева до Северного Кавказа (роман «Белая гвардия», пьесы «Бег», «Дни Турбиных»). С 1919 года начал выступать в печати как профессиональный журналист, сочиняя фельетоны, рассказы (сборник «Дьяволиада»), повести («Роковые яйца», «Собачье сердце»). Его пьесы с успехом шли в театрах, в частности во МХАТе, «Зойкина квартира», «Багровый остров», «Мертвые души», «Кабала святош», «Последние дни. Пушкин». На него резко обрушились критики-идеологи за произведения, честно рассказывающие о Гражданской войне. Писателя спасло покровительство И. В. Сталина, высоко ценившего его талант. В последние годы до конца жизни Булгаков создавал роман «Мастер и Маргарита» – одно из самых замечательных литературных произведений XX века, раскрывающий вечные проблемы бытия: добра и зла, любви и ненависти, пошлости и высокой духовности, прозябания и творчества.
Среди советских поэтов были блестящие мастера, заявившие о себе еще в дореволюционное время (Александр Блок, Валерий Брюсов, Андрей Белый, Максимилиан Волошин, Велемир Хлебников, Николай Гумилев, Осип Мандельштам, Борис Пастернак, Марина Цветаева, Анна Ахматова). Среди них мы выделим двух.
Владимир Владимирович Маяковский (1893–1930) родился в грузинском селе Багдади в семье русского лесничего. После смерти отца семья в 1906 году переехала в Москву. Бунтарь по складу характера и ума, Володя уже в гимназии вступил в революционный кружок, стал членом партии большевиков, а в 16: лет угодил в Бутырскую тюрьму. В 1911 году поступил в Московское училище живописи, ваяния и зодчества. Писал стихи и рисовал, разрывая традиции. Называл себя футуристом (от латинского слова «футурум» – будущее); резко отвергал буржуазные ценности старался ошеломить и привести в негодование обывателя. В 20 лет он сочинил поэму-трагедию «Владимир Маяковский», несколько отличных стихотворений. Провозгласил:
В журнале «Новый сатирикон» публиковал острые сатиры, «гимны» судье, ученому, взятке. Вершинами его творчества стали поэмы «Облако в штанах», «Флейта-позвоночник», «Война и мир», «Человек». В 1917-м написал: «Моя революция. Пришел в Смольный. Работал. Всё, что приходилось». В двадцатые годы созданы «Мистерия-буфф» (театрально-цирковое агитационно-политическое представление) и революционная поэма «150 000 000». Но тогда же было и задушевное «Хорошее отношение к лошадям». Поэт работал на советскую власть, строящую новую жизнь в обновленной стране. Побывав в капиталистических государствах, он лишь укрепился в своих убеждениях («Париж», «Стихи об Америке»).
Хотя умел и хлестко критиковать советских чиновников («Прозаседавшиеся»). Писал он и о любви («Про это», «Люблю»). Но главной оставалась патриотическая и агитационная тема (поэмы «Владимир Ильич Ленин», «Хорошо», «Во весь голос»). Пьесы его бичевали новых советских мещан-приспособленцев – «Клоп», «Баня» – тех самых, которые через полвека все-таки произвели успешную вторую буржуазную революцию в России.
Сергей Александрович Есенин (1895–1925) – из крестьян села Константиново Рязанской губернии. После сельского училища окончил церковно-учительскую школу. В 1912 году переехал в Москву, работал в типографии, слушал лекции в Народном университете им. Шанявского, вступил в литературно-художественный кружок. Опубликовал первые стихи в 1914 году, а через год – сборник «Радуница». В Петрограде познакомился с А. Блоком, Н. Клюевым. По его словам, «в годы революции был всецело на стороне Октября, но понимал все по-своему, с крестьянским уклоном», добавим, с анархическим пониманием свободы. Усиление государственной власти и вторжение техники в жизнь наводили на него тоску:
О его жизненном пути говорят и названия стихотворных сборников: «Преображение», «Сельский часослов», «Исповедь хулигана», «Стихи скандалиста», «Москва кабацкая», «Русь советская», «Персидские мотивы». Ему принадлежат поэмы: «Сорокоуст», «Пугачев», «Баллада о двадцати шести» (Бакинских комиссарах), «Анна Снегина», «Черный человек»; пьеса «Страна негодяев». В 1922–1923 годах с женой, известной танцовщицей-реформатором Айседорой Дункан, побывал в Германии, Франции, Италии, Бельгии, Канаде, США. Главное впечатление: «Родные мои! Хорошие! Что сказать мне вам об этом ужаснейшем царстве мещанства, которое граничит с идиотизмом? В страшной моде Господин доллар… Пусть мы нищие, пусть у нас голод, холод и людоедство, зато у нас есть душа…» Но и новая Россия его не устраивала; он покончил жизнь самоубийством.
Завершая этот краткий обзор истории литературы в биографиях, надо еще раз подчеркнуть, что великих поэтов, прозаиков, драматургов было значительно больше, чем включено в число избранных гениев. Наш выбор определен не столько личными симпатиями, сколько традиционным общественным мнением. Среди литераторов было немало блестящих «ювелиров слова», великолепных стилистов. Но сама по себе выразительность произведения остается формальным признаком, ибо слова должны быть одухотворены мыслью, без которой они превращаются в набор звуков. А если благозвучно воспевается пошлость и убогие чувства, то это свидетельствует о деградации культуры.
Впрочем, во второй половине XX века печатное слово серьезно обесценилось и отступило на задний план под напором технических средств воздействия на массовое сознание (радио, кинематограф, телевидение, аудио– и видеопродукция, компьютер), а также невиданный прежде политизации и коммерциализации – что в принципе одно и то же – всех видов искусств и словесности.
А теперь пора перейти к избранным литераторам, начиная с далекой древности. Конечно же их произведения следует читать, не удовлетворяясь пересказами и общими сведениями. Поэтому приведем фрагменты из их сочинений, не уделяя большого внимания биографическим сведениям.
Этот древнейший из известных нам греческих поэтов жил во второй половине VIII века до н. э. Отец его переселился из Малой Азии в Беотию (Центральная Греция), где приобрел небольшое имение на склоне горы Геликон. Там юный Гесиод пас своих овец и, потрясенный великолепием и величием природы, впервые попытался слагать стихи, песни. После смерти отца брат Перс отсудил у него наследственные земли. Это событие Гесиод отразил в поэме «Труды и дни», назвав несправедливых и продажных судей «пожирателями даров». Но главное в поэме – размышления о жизни человеческой, о тягостях и радостях труда земледельца. От золотого к железному веку, отмечает автор, портится человеческая природа:
В другой эпической поэме – «Теогония» («Происхождение богов») – Гесиод повествует о сотворении мира из хаоса, рождении богов, их жизни на небе и деяниях на земле. От других его сочинений сохранились только фрагменты. Как поэт Гесиод был признан и прославлен при жизни. А сам он прославлял богов и труд:
Высказывания Гесиода:
– Разны суждения у разных, но верное мало кто знает.
– Если и малое даже прикладывать к малому будешь.
Скоро большим оно станет, прикладывай только почаще.
Мысль простая, но очень верная и часто забываемая. Так, натуралисты много столетий исходили из того, что для крупных перемен на земле требуется воздействие мощных катастрофических сил: необычайных землетрясений, громоздящих горы, всемирного потопа (в наше время предполагают столкновение гигантских плит земной коры). Однако малые силы, действуя постоянно и долго, производят в конце концов колоссальные перемены. Впрочем, Гесиод имел в виду прежде всего упорный и последовательный труд человека.
Пользу труда он понимал не абстрактно, а вполне конкретно – как средство для того, чтобы стать «богатым, на зависть ленивцам». Ибо «Стыд – удел бедняка, а взоры богатого смелы». Но только в том случае, как подчеркивает Гесиод, если богатство нажито честным трудом, а не насилием захвачено или обманом. Завет Гесиода:
Как видим, правду Гесиод толкует широко, соединяя ее с милосердием, состраданием, справедливостью. Однако вокруг себя он не усматривает торжества правды, так что приходится и самому моралисту отступать от нравственного закона:
Однако такое положение, по-видимому, Гесиод считал временным. Не случайно же он восклицает:
Если бы мог я не жить с поколением пятого века!
Раньше его умереть я хотел бы иль позже родиться.
Значит, остается надежда, что за поколениями золотого, серебряного, бронзового, героического и железного веков придет новое, для которого высшими ценностями будут завещанные богами Труд и Правда. И хотя в общем историография Гесиода предполагает не постоянный прогресс, а постепенный регресс человечества (во всяком случае от века героев – к железному), она не исключает на этом пути отдельные подъемы духа.
О его жизни известно немного: ведь он был рабом. Даже век, когда он жил, определяется приблизительно. По-видимому, служил он у хозяина во Фригии (Малая Азия), затем был отпущен на свободу. Некоторое время вроде бы находился при дворе лидийского царя Креза, а позже попал в Дельфы, был обвинен жрецами в святотатстве и сброшен со скалы. Насколько верна такая версия, трудно сказать. Так или иначе, Эзоп не только сочинял, но и собирал народные поучительные и остроумные истории – басни. Вот одна из них:
Умирая, позвал крестьянин своих сыновей и говорит: «Дети мои, в нашем винограднике вы найдете все, что я имел». После его смерти сыновья перерыли весь виноградник в поисках сокровищ. Клад они не нашли, зато хорошо вскопанная почва дала обильный урожай винограда. Ведь истинное сокровище – умение и желание трудиться.
Эзоп отличался не только остроумием, но и мудростью. Его считают первым баснописцем. Насколько верно такое мнение, судить трудно, ибо большой сборник его поучительных притч был составлен лишь в Средние века. Вполне возможно, что многие басни Эзопа – пересказы, а иные не имеют отношения к нему. Он сам превратился в личность легендарную, символичную, о нем сохранилось немало анекдотов.
Рассказывают, что однажды хозяин Эзопа приказал рабам готовиться к дальней дороге. Эзоп взял тяжелую корзину с хлебом, тогда как другие выбрали поклажу полегче. После первого привала его корзина уменьшилась в весе, а после обеда стала легче наполовину. Только тогда всем стало ясно, что Эзоп оказался дальновидным.
В другой раз Эзоп шел по улице и встретил судью. Тот, подозревая, что раб отлынивает от работы, строго опросил:
– Куда ты идешь?
– Не знаю, – ответил Эзоп.
– Ты лжешь? – вскричал судья и приказал отправить его в тюрьму.
– Как видишь, я сказал чистую правду, – оказал Эзоп. – Разве мог я знать, что попаду в тюрьму.
Судья рассмеялся и отпустил его.
Многие басни Эзопа впоследствии пересказывались талантливыми писателями и поэтами, например, Лафонтеном во Франции, И. С. Крыловым в России. При этом древние притчи обретали новое звучание и отшлифовывались, подобно алмазам, которые превращаются в бриллианты.
Интересна притча Эзопа «Бедняк»:
У бедняка была деревянная статуя бога. «Сделай меня богатым», – молился он ей, но молитвы его оставались напрасны, и он сделался еще беднее. Зло взяло его. Схватил он божка за ногу и ударил об стенку головой. Вдребезги разлетелась фигурка и из нее высыпалась горсть червонцев. Собрал их счастливец и говорит: «Низок же и глуп ты, по моему мнению: почитал я тебя – ты не помог мне, хлопнул об угол – послал великое счастье».
Кто обращается с негодяем ласково – остается в убытке, кто поступает с ним грубо – в барыше.
Но в данном случае не менее уместна мораль, содержащаяся в старой русской пословице: «На Бога надейся, да сам не плошай».
Старейший греческий драматург, которого называют «отцом трагедии», родился в городе Элевсине в семье знатного крупного землевладельца. Участвовал как тяжеловооруженный воин в сражениях с персами при Марафоне и Саламине. В 500 году до н. э. впервые поставил свою пьесу и с тех пор 13 раз побеждал в соревнованиях драматургов. Дважды он по каким-то невыясненным причинам уезжал из Афин, к тирану Гиерону в Сицилию, где и умер.
Около 90 пьес написал Эсхил – хотя из них дошло до нас только 7. В некоторых сочинениях он повествует о реальных событиях и персонажах («Персы»), но чаще в них действуют мифические герои, что вовсе не означает, будто они далеки от реальности. Напротив, появляется возможность вести речь о вечном, о высших проявлениях человеческих чувств и мыслей.
Силе рока, судьбы, воле богов противостоит свободный человек, не теряющий собственного достоинства даже при смертельной опасности. Эсхил видел унижение и посрамление человека в том, что устанавливается власть ростовщичества, денег. Он прославлял упорство людей, сражающихся за справедливость, за свободу, за родину. В трагедии «Персы» звучит призыв:
Подлинный гимн величию творческой личности, готовой идти на муки ради блага людей, – трагедия Эсхила «Прометей прикованный». Главный герой совершает подвиг, зная, что ждут его не почести, а беды:
«Не только природный огонь принес людям Прометей, но и свет знаний, потому что —
Прометей научил людей искусствам и ремеслам, науке чисел и грамоте, изобрел корабли, а за все это был жестоко наказан Зевсом. Царь богов представлен Эсхилом как деспот, чуждый сочувствия и справедливости. Смело обличает его Прометей:
В ответ на предложение-приказ Гермеса сообщить Зевсу о том, кто его свергнет, обладающий даром пророчества Прометей отвечает гордо:
Действительно, боги – не воины, и с упадком Греции Зевс уступил свое место Юпитеру, да еще позже и все античные божества были «свергнуты» христианством. Какими бы ни представляли себе люди неведомых небесных и земных владык, главное, что оправдывает их существование – чувство собственного достоинства, духовная свобода и творческие дерзания. Одним из первых, кто заявил об этом, был Эсхил.
Афинский драматург-трагик и государственный деятель родился в городе Колоне близ Афин в знатной семье и получил хорошее образование. Был хранителем казны Афинского морского союза, в 441-м – стратегом (главнокомандующим) вместе с Периклом. Был признан как драматург в 468 году до н. э., одержав победу над Эсхилом в театральном состязании. Из 123 его пьес до нас дошло лишь 7: «Эдип-царь», «Антигона», «Электра», «Филоктет»… До преклонных лет Софокл не терял политической активности, находился в оппозиции к установившейся в Афинах демократии, принимал участие в перевороте 411 года до н. э. и умер спустя 5 лет.
В его творениях обычны мифологические сюжеты, раскрывающие темные глубины и светлые высоты человеческой души. Например, Антигона поступает вопреки царскому запрету по велению нравственного долга, сердца, совести, несмотря на смертельную опасность:
КРЕОНТ. Вовек не станет другом и умерший враг.
АНТИГОНА. Не ненавидеть, но любить родилась я.
Вот что произносит ХОР из той же трагедии:
Трудно сказать, насколько внимательно читал австрийский психиатр Зигмунд Фрейд миф об Эдипе и одноименную трагедию Софокла, но пресловутый «эдипов комплекс» (бессознательное половое влечение к матери у сына и ненависть к отцу; у женщин «комплекс Электры») фрейдовского психоанализа не имеет общего с этой легендой древних греков.
Ведь в ней не идет речь о любовной страсти сына к матери, из-за которой он совершил отцеубийство. В том-то и дело, когда услышал от Дельфийского оракула, что ему суждено убить отца и совершить инцест, он уходит от вскормившей его семьи, не догадываясь, что был усыновлен, и уже в своих странствиях по воле рока встречается, того не подозревая, с родным отцом и матерью. Никакого «эдипова комплекса» тут нет. Мудрые греки подчеркивали силу судьбы, от которой, как говорится, не уйдешь. Эдип восклицает: «О смерть! Ужель я, сам не сознавая, Себя проклятью страшному обрёк?»
Трагедия показывает, насколько шатко счастье на Земле и как быстро оно может обернуться бездной горя. Об этом говорится в финале:
О сыны земли фиванской! Вот, глядите; вот Эдип,
Можно лишь удивляться, как эпический миф об Эдипе породил через 24 столетия научный миф об «эдиповом комплексе», которому поверили очень многие специалисты. В XX веке люди слишком часто стали полагаться на внушенные им модные мнения, а не на свой ум и здравый смысл. Хотя еще Софокл высказал верную мысль, что разум, дар богов, «из всех, на свете сущих благо высшее». И другое суждение Софокла, с которым трудно не согласиться. Благородный Орест, карая за преступление Эгисфа, сетует на то, что справедливое возмездие подчас слишком запаздывает:
Наконец, на все века остается, к сожалению, упрек, который бросила Антигона затеявшим перебранку Эдипу и Креонту (первый требовал почтения к царю, имея в виду себя, второй уточнял – но только достойному):
Родился он на острове Саламин, жил и творил в Афинах и лишь к концу жизни удалился в Македонию, находился при дворе царя Архелая. Предполагается, что написал Еврипид около 90 пьес (до нас дошло лишь 19). Сюжеты его трагедий в основном мифологические, но действующие лица выписаны им реалистично, с чертами положительными и отрицательными, подчас противоречивыми. Впрочем, афинское общество в ту пору переживало трудности, социальные противоречия.
Еврипид критиковал демагогов, политических ораторов и восхвалял сельских тружеников; ориентировался на патриотические идеалы героической эпохи Перикла, когда торжествовало народовластие. Новаторство и реализм Еврипида не сразу нашли признание у зрителей. Его трагический пафос высмеял Аристофан в своей комедии «Лягушки». Еврипид считал – не без основания! – что его недооценивают в Афинах, и потому покинул их в 408 году до н. э.
После смерти великого драматурга его произведения становились все более популярными. Они оказали влияние на римских авторов, а также на развитие драматургии в Европе. И не удивительно. Герои Еврипида очень жизненны, реплики точны, умны и остроумны, а поступки порой неожиданны, как это нередко бывает в действительности.
В одной из ранних своих трагедий – «Алкестида» – он показывает, как любовь побеждает смерть: царь Адмет, обреченный богиней Артемидой на гибель, остается в живых, ибо ради него жертвует собой его жена, Алкеста, когда на такой поступок не решились его престарелые родители. Безутешный муж (который, однако, дал жене умереть вместо себя) начинает препираться с отцом. Тот, вовсе не испытывая всепоглощающей родственной любви к сыну, рассуждает:
Далее следует диалог. Некоторые реплики отца язвительны и смешны, более подходящи для комедии:
Сын, упрекая отца за страх смерти, напоминает:
Отец, указывая на труп его жены, парирует:
Бытовой спор у бездыханного тела самоотверженной женщины производит комический эффект. Тем более что завершающая сцена разрушает строй трагедии: появляется Геракл, отбирает Алкесту у бога смерти и возвращает живой и здоровой мужу. Такой неожиданный и немотивированный счастливый финал, возможно, нравился публике, но снижал трагедийный накал. Пожалуй, Еврипида можно считать основоположником трагикомедии и драмы.
Одна из наиболее популярных трагедий Еврипида – «Медея». Она посвящена дочери царя Колхиды, волшебнице, которая, влюбившись в греческого героя Ясона, помогает ему – вопреки интересам родины – добыть золотое руно. Она бежит из отчего дома, в Греции у них с Ясоном рождаются двое детей, но он ей изменяет, решив жениться на царской дочери. Мучимая ревностью и отчаянием, желая отомстить супругу, она убивает невесту Ясона, ее отца и своих детей. Надо заметить, что сюжет и смысл мифа о Медее и Ясоне значительно сложней и философичней; там герой приходит к краху, полагаясь не на свои силы, а на могущество колдуньи-Медеи. Драматург сознательно переводит трагедию в психологическую плоскость. Медея, лаская детей, произносит:
Интересна в этой сцене реплика Хора; в греческой трагедии он выступает как действующее лицо; в данном случае он женский:
Мысль для нас тривиальная, но для древности совершенно не характерная (ведь даже до середины XIX века общественное мнение отказывало женщинам в способности к точным и естественным наукам). Несмотря на то что Медея совершает страшные злодеяния, она должна, по-видимому, вызывать понимание и даже сочувствие; во всяком случае, у нее есть ответ на все обвинения, которые бросает ей Ясон (она ведет диалог в колеснице, запряженной крылатыми драконами, держа на коленях тела своих убитых детей). Заключительная тирада Хора о неожиданности некоторых событий – счастливых и ужасных – может вызвать недоумение своей обыденностью и примитивностью. По сути дела трагедия демонстрирует раздирающие душу противоречия, в которых любовь отступает перед напором ярости, обиды и жажды мщения.
Вообще, образы женщин у Еврипида интересней и ярче, чем у его предшественников. В трагедии «Электра» едва ли не самые оригинальные мысли – о чести и благородстве, которые определяются не происхождением, знатностью, высоким положением в обществе, а душевными качествами данного человека. Мать Электры выдает ее замуж за простого пахаря. Но он оказывается достойнейшим человеком, и Электра отвечает ему любовью и заботой. Неузнанным посетивший их дом ее брат Орест встречает радушный прием у пахаря и с удивлением отмечает:
Царский сын, Орест, приходит к выводу: «У бедняка радушный прием милей, чем ласки богача». В общем, драматург на стороне трудового человека, имеющего доброе сердце. А еще требуются гражданину мужество и патриотизм, готовность отдать жизнь за родину. Об этом – трагедия «Ифигения в Авлиде». Она повествует о дочери царя Агамемнона, которую надо принести в жертву ради победы греков над троянцами. Ифигения умоляет отца пощадить ее, напоминает ему о своем детстве, о его любви к ней, об ужасе безвременной кончины:
Отец непреклонен:
Воины требуют выдачи Ифигении. В ее защиту готов выступить Ахилл. Перед угрозой междоусобицы Ифигения решает добровольно принести себя в жертву во имя отчизны, ради свободы своего народа: ведь вся Эллада смотрит на нее с надеждой? Теперь Ифигения непреклонна в своем решении, прощается с Ахиллом и родителями, идет к жертвеннику на заклание.
Впрочем, трагедии не происходит: в последний момент появляется Артемида, запрещает проливать на алтарь человеческую кровь и подменяет девушку ланью. Драматург выбрал вариант мифа, в котором утверждается отказ от принесения в жертву людей (что практиковалось в архаические времена). Подчеркивается мысль, что боги за тех, кто готов умереть за родину.
Идея Гесиода о скоротечности героического века подтверждается всем ходом мировой истории (нам достаточно вспомнить героический период СССР и бесславное его завершение). Об этом в XIX веке хорошо сказал анархист и философ М. А. Бакунин: «Но героические времена скоро проходят, наступают за ними времена прозаического пользования и наслаждения, когда привилегия, являясь в своем настоящем виде, порождает эгоизм, трусость, подлость и глупость. Сословная сила обращается мало-помалу в дряхлость, в разврат и бессилие».
Вот и греческое общество, после славного века Перикла, Сократа и великих трагиков словно устало от трагического напряжения жизни. Все большей популярностью стали пользоваться комедии. К сожалению, трудно судить об их общем уровне: до нас дошли только произведения прославленного комедиографа Аристофана. Сведений о его жизни совсем немного: родился на о. Эгина в состоятельной семье, в молодости поставил свою комедию «Пирующие», получив признание. Из 40 его комедий сохранилось 11. Осмеивал моральное разложение рабовладельческой демократии, пустые умствования софистов, демагогию, жажду денег и богатства, страсть к сутяжничеству. Нередко прибегал к гиперболам, гротеску, парадоксам. Наиболее прославлены его комедии «Всадники», «Облака», «Осы», «Лягушки», «Лисистрата» (в последней, как в некоторых других, он выступает поборником мира, против Пелопонесской войны). Аристофан высмеивал утопические проекты переустройства общества, прибегая к гротеску. Один персонаж основывает птичье государство («Птицы»), другой устанавливает сепаратный мир со Спартой только для своей семьи («Ахарняне»).
В некоторых случаях его комедии затрагивали философские и религиозные проблемы. Особенно круто расправляется Аристофан с софистами, во главе которых он ставит Сократа («Облака»). Отец, впавший в отчаяние от долгов сына, советует ему поучиться в «мыслильне» у софистов, умеющих превращать грязную ложь в чистую правду:
Потешаясь над Сократом, Аристофан пересказывает взгляды философов на природную, а не божественную, причину грома и молнии, дождя. Вместе с тем некоторые пассажи комедии совершенно определенно обвиняют Сократа в атеизме, отрицании богов и – что уже граничит с государственным преступлением – распространением подобных идей среди граждан. Сократ поучает:
– И не будешь иных ты богов почитать, кроме тех, кого сами мы славим.
Безграничного Воздуха ширь, Облака и Язык – вот священная троица.
– И словечка другим я теперь не скажу, не признаю, на улице встретив.
Им молиться не буду, вина не пролью, фимиама ни крошки не кину.
Признаться, все это похоже на политический донос со стороны великого комедиографа. Как знать, не сказалось ли такое обвинение с театральных подмостков на трагической судьбе Сократа, осужденного афинянами именно за отрицание богов, нежелание им поклоняться и пропаганду таких взглядов? Хотя в комедии поучения философа нужны Стрепсиаду вовсе не в общественно-политических целях. Когда к нему обращается Повелительница Облаков:
– Мы исполнить согласны желанье твое. С этих пор на собраньях народных.
Чаще всех ты сумеешь решенья свои проводить, побеждая речами.
– Я решений больших проводить не хочу, и совсем мне не этого надо:
Я закон обернуть вокруг пальца хочу, обмануть одолживших мне деньги.
На вопрос Сократа о силе его памяти Стрепсиад сообщает, что память у него не простая, а двойная: если кто-то ему должен, он это помнит прекрасно, а вот о своих долгах вмиг забывает. Впрочем, поучения философа не идут ему впрок, и в конце концов Стрепсиад, побитый своим собственным сыном, поджигает мыслильню Сократа.
Надо заметить, что Аристофан, обвиняя Сократа в безбожии, сам позволял себе весьма смелые и недвусмысленные высказывания на этот счет. Вот остроумный диалог двух слуг:
– Пред алтарем? В богов ты, братец, веришь?
– Я верю.
– Чем же их докажешь ты?
– Мне бог враждебен, стало быть… он есть.
– Ты убедил меня. А все ж искать.
Иное средство нужно…
Всего лишь через год после смерти Эсхила и Еврипида была поставлена на сцене комедия Аристофана «Лягушки» (она принесла автору первую награду), в которой эти два великих трагика спорят, кто из них более талантлив, находясь в подземном царстве Плутона. Сначала Плутон отдает первенство Эсхилу. Но Еврипид сгоняет его с почетного места, заручившись поддержкой «воров, отцеубийц, громил». В это время Дионис, покровитель театра, опечален тем, что под солнцем не осталось достойного трагического поэта. Он спускается в Аид, чтобы выбрать лучшего из лучших, вернув его к живым. Хор провозглашает:
Здесь дана обобщенная характеристика стиля двух трагиков. В дальнейшем Аристофан анализирует не столько техническое мастерство поэтов, сколько их влияние на общественную жизнь. Еврипид утверждает, что выводил на сцену реалистичные персонажи, избегающие высокопарных речей, не обладающие сверхобычными качествами; обучал граждан искусству «размышленья и расчета». Эсхил вопрошает: «За что же должны уважать мы поэта?» Еврипид отвечает: «За искусство и их поученье, так как они в государствах тем самым улучшают народ». И тогда Эсхил утверждает, что в его трагедиях герои служат примером доблести, патриотизма. Они не избегают гражданского долга, не шуты или праздношатаи. Еврипид оправдывается тем, что его отрицательные герои взяты из мифов. Эсхил возражает: надо умалчивать о постыдном; если у детей есть учитель, то «для взрослых поэты – наставники». Они должны творить прекрасное.
Ответ Еврипида: разве может возвышенная речь научить прекрасному? Ведь надо говорить так, как принято в обыденной речи. Возражение Эсхила: для мыслей и чувств великих должна быть соответствующая речь!
Как видим, Аристофан одинаково толково говорит от имени как одного, так и другого поэта-трагика, не отказывая обоим в уме. Правда, в некоторых обвинениях преувеличена, пожалуй, роль театрального искусства в изменении нравов: вряд ли Еврипид, как утверждает Эсхил, повинен в том, что афиняне стали утрачивать благородство и героизм. Конечно, искусство и общественное сознание взаимосвязаны, но не столь однозначно.
Итак, Дионису предстоит решить, кто же победил в соревновании поэтов. Он произносит:
Что же важнее в трагедии – воздействие на ум или на души людей? Дионис выбирает «того, кого душа желает». Он уходит с Эсхилом, который оставляет в Аиде на троне «короля поэтов» не Еврипида, а Софокла, которого считает вторым после себя.
Трудно определить, кто из трех величайших трагиков Эллады был наилучшим. Все они не остались в царстве теней и обрели бессмертие в своих произведениях, так же как Аристофан и многие другие гении прошлого. В заключение добавим, что не случайно здесь уделено сравнительно много места древним античным поэтам, драматургам. Последующая литература очень многим обязана им, ибо они были не только трагиками или комедиографами, но сочиняли стихи и песни, высказывали мудрые суждения, создавали образы самых разных людей, а также богов (тоже – «человеческое, слишком человеческое»). И не по личному произволу Аристофан определил важнейшим критерием значимости литературного произведения – силу воздействия на общественное сознание, влияние на быт и нравы. В те времена театральное действо было синтезом искусств (включая технические изобретения; «техносом» звали и ремесла, и искусство). Учтем, что греческие полисы-города были по нашим меркам очень небольшими, почти все активные граждане посещали театральные представления, переживая и продумывая увиденное и услышанное. Они прекрасно понимали намеки, аллегории, иносказания. Театр отзывался на все важные события и конечно же влиял на принимаемые политические решения. Так что Аристофан вряд ли сильно грешил против истины, считая (устами своего героя) Еврипида повинным в падении нравов. Отчасти такая вина могла быть. Хотя Еврипид как тонкий художник и проницательный мыслитель не выдумал, а подметил и отразил в своих сочинениях определенные перемены у афинян.
После величайшего расцвета театра в Древней Греции – как синтеза искусств, проявления интеллекта и общественного явления, – ничего подобного в истории культуры уже не встречалось (театр в Китае и Индии тоже играл в обществе наибольшую роль только в далекой древности). Римляне тоже любили театр, но отдавали предпочтение кровавым зрелищам и политическим выступлениям и торжественным шествиям. Позже в разных странах было немало замечательных драматургов, некоторые их пьесы не сходят со сцены сотни лет, но того воздействия на культуру и общество, как во времена Древней Эллады, уже не могло быть по объективным условиям: изменились и люди, и общественная жизнь, и театр.
Уроженец Флоренции, он принадлежал к аристократическому роду Алигьери. Время его жизни приходится на завершающий, с обостряющимися социальными противоречиями этап феодализма в Италии.
Еще ребенком Данте влюбился в ровесницу Беатриче, дочь соседа. Чувство это пронес через всю свою жизнь (прекрасная Беатриче умерла в юности). Оно вдохновило его на создание стихов.
Данте был не только поэтом, но и активным гражданином, участвовал в городском самоуправлении. В 1295 году он отказался от дворянства и вошел в цех аптекарей. Занимая высокую должность, препятствовал сторонникам папы римского захватить Флоренцию. Когда же его противники победили, приговорив Данте к смертной казни, ему пришлось покинуть родной город, а затем и Италию. Он долго скитался по чужбине, стал знаменитым поэтом, написал несколько философских трактатов, но так и не смог вернуться на родину. Последние 6 лет жизни провел в городе Равенне, где создал великую поэму о своих хождениях по кругам ада, пребывании в чистилище и в раю. Данте назвал ее «Комедией» (подчеркивая этим ее оптимистический, а не трагический финал – в райских сферах). Позже название дополнили восторженные читатели: «Божественная комедия».
Говорят, в Вероне местный правитель оказывал Данте меньше внимания, чем своему шуту. Кто-то не преминул сказать об этом Данте, который ответил: «Каждый больше любит себе подобного».
Данте считал: «Цель каждой добродетели в том, чтобы сделать нашу жизнь радостней». И еще: «Сомнение доставляет мне не меньшее наслаждение, чем знание».
Сам он умел не только сомневаться, но и обогащать свой ум знаниями. Он был одним из образованнейших людей своего времени. Именно этим можно объяснить удивительный феномен «поэтического предоткрытия» Нового Света поэтом и мыслителем. Факт этот малоизвестен (даже специалистам) и потому заслуживает обстоятельного рассказа. Но чтобы отрывок из «Божественной комедии» был понятен, надо сделать некоторые пояснения.
Геркулесовы Столбы (в тексте – Межи) – это два скалистых мыса по сторонам Гибралтарского пролива. Согласно греческому мифу, их воздвиг Геракл как предел для мореходства на краю света. Сетта (ныне Сеута) – гавань у мыса Абила на африканском берегу Гибралтара. «Мир безлюдный» – открытый океан. «Влево уклоняя ход» – значит на юго-запад от Геркулесовых Столбов. «Светила другого остья» – то есть Южного полушария, где видны созвездия, расположенные над Южным полюсом земной оси. Значит, моряки пересекли экватор. «Пять раз вокруг луны блеснул и погас свет» – означает, что прошло пять месяцев
Таково описание открытия Нового Света, данное почти за два столетия до того, как экспедиции Колумба, Кабрала и Америго Веспуччи смогли совершить подобное морское путешествие от Гибралтара на юго-запад, через Атлантический океан, пересекая экватор, к северной оконечности Южной Америки, где имеются достаточно высокие горы, или к Бразилии.
Что это – чудесное пророчество? Научное предвидение? Случайное совпадение? Последний вариант весьма сомнителен: уж слишком точно описан маршрут, даже срок его правдоподобен. О ясновидении, чудесном прозрении великого поэта, тоже можно говорить, лишь основываясь на собственном незнании или невежестве, ибо это будет уход от анализа и объяснения.
Но каким образом Данте мог узнать и описать пересечение Атлантического океана? Он, по-видимому, не сомневался в шарообразности Земли и возможности достичь восточной Азии или крупного острова (материка) на другой стороне Атлантики. Правда, если до него дошли отголоски преданий викингов о «Винланде», то путь мореходов был бы направлен на северо-запад, а не на юго-запад – к Северному полярному кругу, а не через экватор.
Скорее всего, в рассказе Данте сплелись воедино и старинные предания, и научные знания, и средневековые христианские представления о существовании где-то на краю света горы, за которой находится Рай. Именно такие ориентиры имел в виду Колумб, отправляясь в свое трансатлантическое плавание. Гений Данте предвосхитил его подвиг.
Конечно, мы обратили внимание лишь на один эпизод небольшой великой эпической поэмы. Современному читателю она может показаться слишком трудной. Одни примечания к ней занимают более сотни страниц (прекрасный перевод ее на русский язык М. Лозинского был отмечен в 1946 году Сталинской премией).
Однако ею восхищались многие поколения почитателей классической литературы. В «Божественной комедии», как писал Пушкин, «план обширный объемлется творческою мыслию». Она грандиозна по объему, включает 100 песен и более 14 тысяч стихов, делится на три части – «Ад», «Чистилище» и «Рай».
Пройдя этот путь вслед за поэтом, читатель должен задуматься о смысле бытия и превратностях судьбы. В кругах ада пребывают гордецы, завистники, гневливые, унылые, скупцы и расточители, чревоугодники, сладострастники, предатели. Но Данте показывает и райские высоты, предполагающие возможность личного и общественного возрождения.
Род его был достаточно знатен, но недостаточно богат. Мигель де Сервантес Сааведра родился в семье врача, в молодости писал сонеты, элегии, не имевшие успеха.
Участвуя в войне против турок, он в 1570 году попал в плен к алжирским пиратам, был продан в рабство и лишь через 10 лет был выкуплен друзьями.
В драме «Алжирские нравы» он отразил быт и страдания испанских невольников, а в исторической трагедии «Нумансия» (или «Разрушение Нумансии») воспел свободолюбие и героическую борьбу древних испанцев против римских завоевателей. Эту патриотическую пьесу ставили в Мадриде и во времена осады города наполеоновскими войсками в 1809 году, и фашистами-фалангистами в 1938-м.
Он служил на должности заготовителя продовольствия для флота, затем чиновником для сбора налоговых недоимок, объездил всю Андалусию, общался со множеством людей.
По обвинению в растрате (предполагается, ложном) ему довелось провести несколько лет в тюрьме, где он начал писать развлекательный по первоначальному замыслу роман «Хитроумный гидальго Дон Кихот Ламанческий». Кроме того, написал несколько пьес, новеллы и другие сочинения. Незадолго до смерти он постригся в монахи.
Его Дон Кихоту суждено было бессмертие. Сервантесу удалось показать трагикомичный финал эпохи рыцарства, здравый смысл и лукавую наивность крестьянина-оруженосца Санчо Пансы и «рыцаря Печального Образа» – мечтателя, благородного идеалиста, который смешно и нелепо выглядит в мире жестокости, пошлости, подлости и корысти.
Правда, в предисловии к своему роману Сервантес называет своей целью противодействовать тлетворному влиянию рыцарских романов. Исходя из этого можно было бы «Хитроумного гидальго…» отнести к жанру пародии. Однако произведение совершенно определенно не укладывается в эти рамки, да и автор не скрывает своей симпатии к главному герою. Не случайно даже Санчо Панса проявляет немало самоотверженности, оставаясь верным своему господину не из корысти или боязни наказания, а из чувства глубокого уважения к подлинному рыцарю – отчасти безумному, отчасти наивному, так и не желающему осознать, что век рыцарства уже позади (да и был ли он таким, как описано в романах?) и теперь настала пора цирюльников, ловкачей, беспринципной черни. Конечно же «Дон Кихот» – преодоление рыцарских романов, перевод этого жанра из виртуального мифологического пространства в земную реальность. По словам испанского философа XX века Хосе Ортеги-и-Гассета, «видеть произведение Сервантеса как полемику с рыцарскими романами существенно важно для эстетики. В противном случае мы не сможем понять то необыкновенное обогащение, какое испытало искусство литературы в «Дон Кихоте». До сих пор эпический план (пространство вымышленных героев) был единственным… Теперь, однако, воображаемое отходит на второй план. Искусство приобретает еще один план, как бы увеличивается в третьем измерении, получает эстетическую глубину, которая, как геометрическая, требует многомерности. Мы уже больше не вправе сводить поэтическое к своеобразному очарованию идеального прошлого или к неповторимому, извечному интересу, присущему приключению. Теперь мы должны возвести современную действительность в ранг поэтического».
Ортега едва ли не первым назвал роман Сервантеса трагикомедией, в которой герой «переходит из унылого зала таверны в мир сказки», переживая приключения одновременно и в своем пылком воображении, и в действительности, заявляя гордо: «Волшебники могут отнять у меня счастье, но воли и мужества им у меня не отнять».
Возможно, в «Хитроумном идальго…» представлен парадоксальный вид фантастического реализма, пронизанного доброй и горькой иронией. Пожалуй, даже реализм преобладает; не даром же суровый классик данного направления XIX века Флобер признавался, что «обнаруживает свои истоки» в этой книге.
Наконец, особо отметим один важный аспект, на который обычно не обращают внимание: в романе Сервантеса едко показано, как могут повлиять литературные сочинения на человека, далекого от реальной жизни. Дон Кихота можно считать одним из первых образов «зомбированного» человека, сознание которого наркотизировано, изменено искусственно. У него сложилась четкая установка – как говорят психологи, которой он следует неуклонно, невзирая ни на какие обстоятельства и препятствия. Она заставляет его видеть то, что существует лишь в его воображении, принимая эту мнимость за действительность. К чести героя, его установка самая возвышенная, гуманная, благородная.
Немецкий писатель Томас Манн в эссе «Путешествие по морю с Дон Кихотом» писал: «Конечно, Дон Кихот безрассуден – увлечение рыцарскими романами сделало его таким; но этот являющийся анахронизмом образ в то же время служит источником такого подлинного благородства, чистоты, такого изящества, такого внушающего искреннюю симпатию и глубокое уважение достоинства всего его облика, и физического, и духовного, что к смеху, вызываемому его «печальной», его гротескной фигурой, неизменно примешивается удивление и почтение, и каждый, кто встречается с ним, ощущает, недоумевая, искреннее влечение к жалкому и вместе с тем величественному, в одном пункте свихнувшемуся, но во всем остальном безупречному дворянину».
И возникает вопрос: а если в нашем мире глупо и невозможно оставаться такими, как Дон Кихот? Если столь прекрасные люди встречаются только в виде литературных образов и не имеют никакого отношения к действительности, исключая обитателей психиатрических лечебниц? Но тогда какой смысл существования людей в этом мире, если у них подвергаются осмеянию, глумлению и полному искоренению вое наилучшие движения души?
И другой вопрос: а не является ли современное общество «зомбированным» электронными средствами массового управления сознанием? Но только внушаются установки низменные, рассчитанные на потребителей материальных благ и приспособленцев, способных только прислуживать имущим власть и капиталы. Но разве такие существа достойны счастливой жизни?
Уильям (или Вильям) Шекспир родился в городе Стратфорде, в семье ремесленника-перчаточника. Учился, по-видимому, в местной школе, штудировал Библию… Впрочем, о его жизни до 1592 года сведения очень скудны. Рано женился на дочери богатого фермера, у них родилась дочь, а затем близнецы, которых назвали Гамлетом и Юдифью.
В ту пору в Англии вошли в моду театры. Возможно, Шекспир принимал участие в любительских спектаклях, а при случае уехал из родного города, примкнув к бродячим артистам. Тогда же начал писать пьесы. В Лондоне, работая в одной из театральных трупп, он приобрел богатого и влиятельного покровителя – графа Саутгемптона, которому посвятил поэмы «Венера и Адонис» (издана в 1593 году) и «Лукреция».
Шекспир вошел в состав труппы лорда-канцлера как актер и драматург. Росла его известность, а с ней и богатство; он стал совладельцем нового театра «Глобус», приобрел недвижимость. Период усиления могущества Великобритании при Елизавете I совпал с расцветом творчества Шекспира. Он писал комедии и трагедии, создал цикл сонетов, а незадолго до смерти вернулся в Стратфорд и умер в кругу семьи.
Правда, время от времени всплывают – отчасти искусственно, ради сенсации – версии о неведомом авторе, создателе гениальных пьес, приписываемых Шекспиру. Особенно усердствуют в этом отношении те, кому кажется невероятным, что одним из величайших драматургов мира мог быть не блещущий знаниями малообразованный актер. На его место пытаются поставить знатных и весьма просвещенных графов Оксфорда, Ретленда, Дарби, лорда Стренджа, не говоря уже о знаменитом философе и крупном государственном деятеле, а затем бароне и виконте Френсисе Бэконе. Подобные домыслы убедительно отверг известный советский литературовед А. А. Аникст: «Мог ли какой-нибудь из названных выше графов в часы досуга, между прочим написать пьесы, выдержавшие испытание временем и до сих пор волнующие зрителей глубиной постижения жизни и мастерством изображения человеческих характеров? Нет, конечно. Пьесы Шекспира – плод высокого профессионального мастерства. Их мог написать только человек, досконально знавший театр, глубоко постигший законы воздействия на зрителей».
В пользу авторства У. Шекспира говорит и то, что о нем писал, например, другой английский драматург и поэт, его современник Бен Джонсон (1573–1637). Он упрекал Шекспира за недостаточную ученость, плохое знание латыни и незнание греческого, но в то же время восклицал: «Душа века! Предмет восторгов, источник наслаждения, чудо нашей сцены». По его мнению, пьесы Шекспира «выше сравнения с тем, что гордая Греция и надменный Рим оставили нам». (Кстати, Бен Джонсон был знаком и с Ф. Бэконом.)
За последние два века, когда Шекспира признали великим драматургом, как-то забылось, что в свое время лишь немногими современниками он был высоко ценим (приведенное выше высказывание Б. Джонсона – некролог). Никто тогда всерьез не интересовался биографией Шекспира, включая его самого. Удивительно другое: в наше время его пьесы считаются чрезвычайно сложными и тонкими, труднопонимаемыми, доступными в сути своей только избранным. А при его жизни было иначе. Вот что подчеркнуто А. А. Аникстом:
«Свои главные произведения Шекспир написал для общедоступного народного театра. В те времена театр считался развлечением сравнительно низкого рода. Достаточно сказать, что в пределах Лондона городские власти не разрешали строить театры и давать публичные представления. Буржуа-пуритане, управлявшие муниципалитетом столицы, видели в театрах источник разложение нравов и одну из причин распространения эпидемий чумы. Театр строили за городской чертой, там, где находились всякого рода злачные места и такие развлечения, как загоны для травли медведя и арены для петушиных боев.
Странная ситуация: 400 лет назад Шекспира прекрасно понимал лондонский простой люд (для которого в основном он и писал), а теперь его с трудом осмысливают эстеты и культурологи, не говоря уж о театралах, «отборной» публике. В чем тут дело?
Возможно, слишком многое люди стали усложнять, а потому и путаются даже в достаточно простых историях, о которых повествует Шекспир. Или со временем многое меняется и прошлое уже понимается с трудом? Не исключено, что простые и сильные чувства становятся чуждыми для людей образованных и утомленных погоней за модой, новизной.
Одну из причин популярности шекспировских героев отметил более 120 лет назад отечественный публицист Н. К. Михайловский в статье «Гамлетизированные поросята». По его мнению, просвещенной публике очень близки сомнения, неуверенность Гамлета, его неумение принимать твердые и ответственные решения, отсутствие сильного чувства долга, склонность к актерству; к тому же он красиво одет, образован, принадлежит к избранному обществу. Вот почему многие, причисляющие себя к интеллектуалам, склонны отождествляться с ним, ощущают себя в его наряде и на его месте. «Словом, Гамлет не глубиною или обширностью своего ума плодит гамлетиков», – подчеркивал Михайловский. Добавим: и не благородством, признанием своих недостатков, стремлением преодолеть их и способностью в конце концов проявить мужество. (Правда, мы помним Гамлета в исполнении замечательного поэта и артиста Владимира Высоцкого – резкого, страстного, бунтарского; но это уже специфическая перестройка шекспировского героя.)
Толкований образа Гамлета множество. И. С. Тургеневу принадлежит превосходный очерк «Гамлет и Дон Кихот», одно из главных положений которого таково: трагедия Гамлета во многом объясняется тем, что он мыслитель, а не деятель. Развивая эту мысль, Вл. Соловьев подчеркнул столкновение христианской морали (добром побеждать зло) и языческого закона кровной мести (око за око, смерть за смерть). Но ведь и тот и другой принцип упомянуты в Библии, определяя переход от Ветхого Завета к Новому. Да и многие ли люди, считающие себя христианами, отказываются от мести врагам или обидчикам? И так ли уж религиозен Гамлет?
Обратим внимание на один аспект его знаменитого монолога «Быть или не быть…». Как должна была воспринимать публика времен Шекспира мысль о «пустоте за гробом»? Ведь всем им было известно, что душа бессмертна, есть ад и рай, предстоит Страшный Суд. Что за ужасную бездну предполагает Гамлет? Разве такое возможно? Неужели вот эта моя недолгая жизнь – единственная, и я пропаду навсегда, меня никогда больше не будет?!
Такую идею Шекспир мог почерпнуть из сочинений Джордано Бруно, тогда изданных в Англии (драматург и философ могли даже встречаться: у них были общие знакомые; кстати, в одной пьесе Шекспира главный герой Бирон высказывает некоторые мысли Бруно). Так или иначе, представление о смерти не только тела, но и сознания (души) было тогда необычным и даже кощунственным, а потому слова «не быть» звучали буквально со страшной силой.
Наконец, вспомним еще раз о психоанализе Зигмунда Фрейда в приложении к данной проблеме. Вот одно из его высказываний: «Едва ли простой случайностью можно объяснить, что три шедевра мировой литературы всех времен трактуют одну и ту же тему – тему отцеубийства: «Царь Эдип» Софокла, «Гамлет» Шекспира и «Братья Карамазовы» Достоевского. Во всех трех раскрывается и мотив действия, сексуальное соперничество из-за женщины». В угоду такому толкованию в некоторых постановках диалог Гамлета с матерью сопровождается объятиями и катаниями по сцене.
Утверждение Фрейда – серьезное заблуждение, или игра больного воображения. Эдип, как мы уже отмечали, не знал, что перед ним отец, Гамлет и вовсе не покушался ни на какого отца (если не считать случайного убийства отца Офелии), да и Смердяков из «Братьев Карамазовых» не находился с отцом в сексуальном соперничестве.
В статье «Гамлет и психоаналитик» умный и остроумный английский писатель Гилберт К. Честертон верно и просто сказал:
«Чтоб объяснить поведение Гамлета, не нужно психоанализа. Он сам объяснил свои действия, он даже слишком этим увлекся. Долг явился ему в отталкивающей форме, а он не был создан для таких дел. Конечно, возник конфликт, но Гамлет знал о нем, он сознавал его с начала до конца. Не подсознание владело им, а слишком ясное сознание».
Честертон тонко подметил особенность суждений модного психоаналитика: «Он наделяет Гамлета комплексами, чтобы не наделить совестью». И шутит над фрейдовским «сексуально озабоченным» толкованием сновидений: «Я ел пышку. Может быть, это означает, что – в пылу эдипова комплекса – хотел объесть нос моему отцу…» Короче, придумывают Гамлету (и не только ему) разного рода «комплексы» те люди, которые сами страдают подобными недугами или сочиняют их, дабы ошарашить почтеннейшую публику.
…Мы сравнительно подробно (хотя в действительности мимолетно) обсудили всего лишь один образ одной пьесы одного писателя-драматурга. А ведь были еще и советские литературоведы, истолковывавшие Гамлета с социально-политических позиций. Так же они объясняли переход Шекспира от преимущественно комедий (до 1600 года были написаны «Укрощение строптивой», «Комедия ошибок», «Два веронца», «Бесплодные усилия любви», «Сон в летнюю ночь», «Много шума из ничего», «Виндзорские проказницы», «Как вам это понравится», «Двенадцатая ночь», «Венецианский купец»), к преобладанию трагедий («Гамлет», «Отелло», «Король Лир», «Макбет», «Тимон Афинский», «Антоний и Клеопатра», «Кориолан»…) Впрочем, и в первый период творчества он создавал трагедии («Тит Андроник», «Ромео и Джульетта», «Юлий Цезарь»), а во второй – несколько комедий. Совершенно естественно, что в молодые годы у него было больше оптимизма. Несмотря на то что почти все главные действующие лица его пьес принадлежат к социальным верхам, их страсти, переживания и судьбы находят отклик в сердцах зрителей благодаря гению Шекспира. Тем более что в его трагедиях, как в жизни, есть место шутке и сатире, а в комедиях нередки трагические нотки.
Шекспир создал образы сильных, противоречивых, страстных натур, умеющих яростно ненавидеть и беззаветно любить. При всей условности многих его сюжетов и отдельных сцен, правда человеческих отношений и типов личности, трагических и комических коллизий делает шекспировские пьесы бессмертными.
Жан Батист Поклен, взявший себе псевдоним Мольер, родился в семье королевского обойщика, должность которого открывала доступ ко двору. В Клермонском коллеже Жан Батист получает блестящее образование, читает в подлиннике древнеримских авторов, переводит на французский язык поэму античного поэта-мыслителя Лукреция Кара «О природе вещей». По настоянию отца он выдерживает в Орлеанском университете экзамен на право заняться адвокатской практикой, но интерес к литературе и театру оказался решающим. В начале 1643 года Жан Батист делает отчаянный шаг: официально отказывается от потомственного звания королевского обойщика в пользу младшего брата: он «не может противиться страстной тяге к подмосткам, – пишет искусствовед Э. Н. Шевякова, – оставляет дом, профессию адвоката, придворную службу, ибо уже знает, что театр у него «в крови», и, чтобы быть счастливым, ему нужно быть на сцене. И театр становится его судьбой. Он сближается с семьей комедиантов Бежаров, влюбленный в прекрасную Мадлену Бежар, уже известную тогда актрису, которая на долгие годы станет для него и возлюбленной, и другом в скитаниях, и единомышленницей, и советчицей, и актрисой его труппы, смерть которой будет страшным ударом для него, и он уйдет из жизни ровно через год после смерти Мадлен, в тот же день – 17 февраля…
Но до этого еще тридцать лет – радости, борьбы, творчества, тридцать лет служения единому богу – ТЕАТРУ. Жребий брошен!» Создав, как они называли, «Блистательный театр», труппа, в которую вошел Жан Батист Поклен, дебютировала в Париже в 1644 году, играя преимущественно трагедии. Тогда-то и появился псевдоним «Мольер» – чтобы не позорить на подмостках имя отца (кто теперь помнит Поклена?). Однако театр прогорает, и всего лишь через полтора года гастролей Мольер попадает в долговую тюрьму. Часть долга выплатил отец, другую часть погасили, продав костюмы, и труппа Мольера отправилась по Франции как уличные комедианты. Они имели успех, и уже тогда выделялся своей игрой Мольер. Вот что было отмечено в одной из рецензий того времени: «Он был актером с головы до ног. Казалось, у него несколько голосов. Все в нем говорило. Одним шагом, улыбкой, взглядом, кивком головы он сообщал больше, чем величайший в мире говорун мог бы рассказать за целый час».
Поначалу Мольер не мог обрести признания как великий драматург уже потому, что его старшим современником был Пьер Корнель (1606–1684), который уже первой своей комедией нравов «Мелита», поставленной в 1630 году, представил, как он сам выразился, «разговор порядочных людей» вместо грубого юмора и буффонады. Его заметил могущественный кардинал Ришелье, считавший себя большим драматургом. Он включил Корнеля в число авторов, писавших под его руководством. Пока Корнель сочинял комедии, все складывалось для него удачно. А вот его трагедия «Сид» нанесла Ришелье двойной удар: и силой таланта Корнеля, и воспеванием героического испанца Сида (Родриго Диаса де Бивара) в ту пору, когда Франция воевала с Испанией.
Только после смерти коварного и властного кардинала в 1643 году Корнель был прославлен как великий драматург. Его пьесы ставил и Мольер, двадцать лет спустя предложивший публике две трагедии нового талантливого автора – Жана Расина (1639–1699), который вскоре «похитил» из этой труппы лучшую актрису, любимую Мольером Терезу Дюпарк (в нее прежде был пылко влюблен уже немолодой Корнель, посвятивший ей несколько проникновенных стихотворений). Позже Расин создал свою знаменитую трагедию «Федра».
Наконец, следует упомянуть Никола Буало-Депрео (1636–1711), первым оценившего талант Мольера, а затем и Расина. Буало был не только знатоком литературы и проницательным критиком, но и автором язвительных сатир, влияние которых усматривается в некоторых комедиях Мольера. Таким образом, нет оснований полагать, будто Жан Батист был каким-то уникумом, рожденным гением (как еще любят говорить – «которые появляются раз в столетие»). Нет, он жил в эпоху бурного расцвета французской культуры, поэтического и театрального искусства.
Трудно сказать, как сложилась бы его судьба, если бы не милость и, отдадим должное, художественный вкус молодого короля Людовика XIV. Когда осенью 1658 года труппа Мольера дала первое представление в Гвардейском зале Лувра перед королем и знатью, показав трагикомедию Корнеля «Никомед», публика была разочарована (артисты королевского театра лучше играли такие пьесы). Тогда Мольер попросил разрешения представить королю свою комическую миниатюру «Влюбленный доктор», которая тому понравилась. Людовик XIV отметил блестящую игру автора. Вы-смеивая пороки вельмож, религиозных ханжей, разбогатевших балбесов, прохвостов, Мольер не раз попадал в немилость. Однако покровительство монарха не избавило Мольера от нападок недругов. Он умел угождать власть имущим, но не мог скрыть свой ум и талант, не поступался честью и совестью. Например, когда брат Корнеля, чтобы казаться знатным господином, прибавил к своему имени «де Л’Иль» («с Острова»), Мольер отозвался в комедии «Школа жен»:
Мольер потешался над выспренней манерой игры артистов королевского театра, пародировал их, а его успех в Париже и без того породил много завистников. Сложился самый настоящий театр Мольера – не только развлекательный, но и поучительный, без назиданий, а также вполне серьезный, хотя и смешной. «Школа жен» произвела настоящий фурор: в ней высмеивалась фальшивая мораль, принуждающая юную девушку хранить верность богатому старику, купившему аристократическое имя. Смех смехом, но обманутый и покинутый муж – а его играл Мольер – вызывал тем не менее сострадание и чувство грусти.
Уже тогда драматурга стали обвинять в безнравственности, дурном вкусе, попрании христианской морали. А он, словно подливая масла в огонь, написал и поставил «Тартюфа, или Обманщика» – комедию, посягнувшую на кабалу святош (так называли цензурную комиссию инквизиции). Под нажимом клерикалов король, сначала разрешивший постановку, вынужден был ее запретить. Пять лет «Тартюфа» ставили и запрещали, но в конце концов Мольер торжествовал победу.
Другой его шедевр – «Мещанин во дворянстве» был поставлен в 1670 году. Тема вечная: неистребимая тяга людей к почетным титулам и званиям, готовность покупать эти формальные признаки принадлежности к «высшему обществу», «элите», словно таким способом можно приобрести ум, благородство, честь или хотя бы хорошие манеры. Не удивительно, что эта комедия, подобно некоторым другим сочинениям Мольера, не теряет своей актуальности.
А в его жизни – в период признания – постоянной трагедией была необходимость сдерживать свои творческие порывы, остерегаться гнева владык светских и духовных. Это показал в пьесе «Кабала святош» великий русский писатель Михаил Булгаков. Она была написана в 1929 году, поставлена через 7 лет на сцене МХАТа. Но после семи представлений пьесу сняли из репертуара. Причиной запрета стала… кабала святош! Но, конечно, не религиозных, а идеологических. По словам Булгакова, он написал пьесу «о светлом, ярком гении Мольера, затравленном черной Кабалой святош при полном попустительстве абсолютной, удушающей силы короля». Цензура поняла это (не без основания) как аналогию отношений писателя с его хулителями и гонителями, обвинявшими его в «антисоветчине». Тем более что в пьесе Мольер говорит Людовику XIV: «Он думает, что он вечен! Какое заблуждение! Черная кабала за его спиной точит его подножие, душит и режет людей, и он никого не может защитить!»
Действительно, Сталин, симпатизирующий М. А. Булгакову и высоко ценя его талант, защищал его от свирепых нападок критиков. Но в те времена генсек вовсе не был всесильным диктатором, очень многое совершалось в стране вне его ведома (что вполне естественно), а то и вопреки его желаниям. Еще в апреле 1930 года в ответ на отчаянное письмо Булгакова он позвонил писателю и распорядился устроить его на работу во МХАТ. Однако тот же Сталин согласился с предложением цензуры в 1936 году запретить «Кабалу святош». Политические соображения оказались для него в то время весомее художественных достоинств пьесы. Хотя и на этот раз он защитил Булгакова от репрессий. По удивительной закономерности то, что происходило с Мольером, через 300 лет повторилось в другой стране тоже с гениальным человеком, написавшим пьесу о трагедии его жизни и творчества. И если Мольер умер, завершая на сцене спектакль, то смертельно больной Булгаков в последние свои дни заканчивал работу над романом, сделавшим его имя бессмертным: «Мастер и Маргарита». Все это, безусловно, не совпадения, а проявления сходства судеб и ситуаций, над которым следовало бы задуматься…
Жизнь одного из величайших мировых комедиографов Мольера складывалась далеко не радостно, как, впрочем, у слишком многих гениев. Отчасти по этой причине некоторые его пьесы продолжают не только смешить людей, но и пробуждают сложные гаммы чувств и серьезные мысли. Как отметил французский писатель и искусствовед Франсуа Рене де Шатобриан, «среди сочинителей комедий лишь Мольера можно поставить рядом с Софоклом и Корнелем; но замечательно, что комическое в «Тартюфе» и «Мизантропе» по своей необыкновенной глубине и, осмелюсь сказать, печали приближается к суровости трагедии».
Беседуя с И. П. Эккерманом, Гёте уже в преклонном возрасте говорил: «Представьте себе Париж не в унылую, скучную эпоху, а в XVII столетии, когда на протяжении трех человеческих поколений… Мольер, Вольтер, Дидро привели в движение такие духовные богатства, как нигде в другом месте на всей земле». Из трех названных им деятелей и мыслителей Мольер привнес в жизнь столицы Франции здоровый дух народного юмора и сатиры.
Высказывания Мольера:
– Рассуждать следует о сути вещей, а не о словах; споры по большей части вызваны взаимным непониманием, тем, что под одним и тем же словом подразумеваются противоположные понятия.
– Самые блестящие трактаты на темы морали часто оказывают куда меньшее влияние, чем сатира… Подвергая пороки всеобщему осмеянию, мы наносим им сокрушительный удар.
Гении слишком редко рождаются и воспитываются во дворцах. Это полезно помнить тем, кто предполагает, будто «порода», родовитость и благоприятные жизненные условия имеют какое-то значение для появления таланта.
Физические силы крепнут от напряженных действий, упражнений, труда, а вовсе не от безделья. То же относится к силам духовным, интеллектуальным. Они растут по мере преодоления трудностей. Это и отличает гения. Один из убедительных тому примеров – жизнь и творчество Иоганна Фридриха Шиллера.
Родился он в карликовом германском Вюртембергском княжестве в семье герцогского садовника, прежде побывавшего солдатом, военнопленным, дезертиром, фельдшером. С детства Фридрих отличался верностью в дружбе, пылким характером и гордым своевольным нравом; бесстрашно выступал против несправедливости. После окончания латинской школы был определен в военное училище, где прошел жестокое испытание муштрой и строгой дисциплиной, за нарушение которой доводилось ему испробовать розг.
С 1780 года Шиллер служил лекарем в Штутгартском гренадерском полку. Врачевал он плохо, зато вдохновенно писал пьесу «Разбойники» и обдумывал новые сочинения. (Заметим, что с тринадцати лет он принимался писать поэмы и трагедии, восхваляющие героев и бичующие тиранов.) Через год он анонимно печатает ее за свой счет в 800 экземплярах. Пьеса имела успех, и ее поставил Мангеймский театр. На премьеру автор приехал тайком. Его потряс эффект, произведенный на зрителей его творением в исполнении отличных актеров: «Партер походил на дом умалишенных… горящие глаза, сжатые кулаки, топот, хриплые возгласы! Незнакомцы с плачем бросались друг другу в объятия… Казалось, в этом хаосе рождается новое мировоззрение…»
Конечно же новое мировоззрение не рождается в бурных порывах чувств, которые отражали общее духовное напряжение в романтический и революционный период. Публика не обращала внимания на странности, наивность, а то и нелепость сюжетных перипетий, когда 80 разбойников окружают в лесу полуторатысячную армию и одерживают победу, а их атаман подобен лучшим героям античности и является воплощением ума и благородства. Зритель видел то, что желал увидеть – величие человеческой личности; слышал обличительные реплики, которые хотел бы сам произнести: о продажном советнике, торгующем чинами и должностями; о министре, который «всплыл на крови обобранных сирот»; о графе, выигравшем у бедняка тяжбу благодаря подлости адвоката.
Окрыленный первым успехом, Шиллер принялся за новую драму, избрав исторический сюжет, понятный из ее названия: «Заговор Фиеско в Генуе» (о герое, возглавившем в 1547 году мятеж простив тирана). На эту идею натолкнуло его высказывание Жана Жака Руссо о сильном и возвышенном характере графа Фиеско де Лаваньи. Вспоминая о великом французском мыслителе, умершем четырьмя годами раньше, Шиллер восклицал:
Язвы мира век не заживали:
Досталось от него и «Дурным монархам» (другое стихотворение этого времени):
Издав – опять же за свой счет, хотя и при помощи друзей – цикл стихов, в которые вошли и приведенные выше, Шиллер умножил не только число своих недругов, но и долгов. Тем более что вдобавок опубликовал «Разбойников» под собственным именем, изобразив на титуле рассвирепевшего льва с подписью внизу: «На тиранов!». Явный призыв к революции нашел отклик во Франции, где Шиллер получил Почетный диплом Гражданина Республики. Однако реакция герцога, у которого служил Иоганн Фридрих, была иной. Он запретил молодому литератору что-либо писать, кроме медицинских трактатов, угрожая тюрьмой. Но разве мог согласиться с этим тот, кто вложил в уста благородного разбойника Карла Мора слова: «О, как мне становится гадок этот чернильный век, когда я читаю у Плутарха о великих людях… Священная искра Прометея выгорела… И вот люди заползали, как крысы по палице Геркулеса…» Впрочем, автор не вступил в бой с тираном, а предпочел бежать из Штутгарта.
Писательское бунтарство некоторым просвещенным вельможам казалось спичкой, которую шаловливый ребенок подносит к бочке с порохом. Так, через год после смерти Шиллера Гёте, находясь на водах в Карлсбаде (ныне Карловы Вары, Чехия), записал в дневнике высказывание князя Путятина: будь он на месте Господа Бога и предвидя, что Шиллер напишет такую пьесу, как «Разбойники», то отказался бы от сотворения мира. Шутка русского барина не учитывала важное обстоятельство: после Великой французской революции 1789 года Шиллер ужаснулся начавшемуся в стране террору (по его словам – «разгул вражды и черной мести и пиршество пороков злых»).
Однако все это было позже, а в 1782 году ему пришлось некоторое время скитаться, затем удалось устроиться штатным драматургом и заведующим репертуаром Мангеймского театра. Поначалу его «Фиеско» потерпел – да простится каламбур – фиаско, зато имела успех драма «Коварство и любовь». Впрочем, и «Фиеско» был поставлен; стала крылатой реплика злодея, наемного убийцы из пьесы – «мавр сделал свое дело, мавр может уйти».
С удивительным для молодого человека мастерством Шиллер разворачивал захватывающие интриги, которые держали в напряжении зал, показывая столкновения сильных человеческих чувств в наивысшем проявление – отрицательных и положительных. Напрашивается сравнение с усилением разноименных электрических зарядов, приводящем к вспышке. Но дело, пожалуй, не столько в искусстве драматурга, постигшего тонкости своего ремесла, сколько в личности автора, его искренних и сильных чувствах, которые передавались зрителям…
После «Коварства и любви» Шиллер продолжал писать исторические драмы, мало считаясь с тем, как все происходило в реальности. Яркий пример – «Дон Карлос», где главный герой – испанский инфант XVI века – человек недалекий и непорядочный – выведен… Впрочем, предоставим слово автору пьесы: «Он должен был обладать мягким, доброжелательным сердцем, восторженным стремлением ко всему великому и прекрасному, нежностью, стойкостью, самоотверженным величием…» Подобная характеристика более всего свойственна самому драматургу и отражает его желания («должен быть»), идеалы и замысел, а вовсе не действительность. То же относится к образу рыцаря без страха и упрека – маркиза Позы, который обращается к безжалостному Филиппу II с пылкой речью, призывая деспота быть образцом святости, предоставить гражданам свободу мысли, права человека… (так и хочется добавить лозунг Французской революции: свобода, равенство и братство!). Ясно, что ничего подобного быть не могло. Автор это понимал, да и большинство зрителей тоже. Исторические драмы Шиллера были актуальными, выражали происходящий в Западной Европе период «бури и натиска». Он завершал эпоху Просвящения бурным кипением общественной мысли, революциями и войнами.
Молодой поэт, сочиняя в сущности не драмы, а трагедии, переживая немалые трудности, пылкую влюбленность и жестокие разочарования, не терял радости бытия, уверенности в счастливом будущем, любви к людям. В 1785 году он пишет «Песнь радости» (редчайшая тема в поэзии): «Обнимитесь, миллионы! Слейтесь в радости одной!» В 1823 году другой немецкий гений – Людвиг ван Бетховен использовал эти стихи в заключительной части своей 9-й симфонии, «Патетической».
С годами жизнь брала свое. Ему захотелось всерьез заняться историей. Он стал писать соответствующие очерки, и в 1788 году был принят профессором истории в Йенский университет под ликование студентов, ибо его слава как драматурга гремела в Европе. Однако профессия преподавателя оказалась для него слишком скучной. Сравнительно быстро аудитория на его лекциях стала пустеть, что сказывалось и на жаловании, зависящем от посещаемости. Ему пришлось тратить немалые усилия для того, чтобы зарабатывать на жизнь литературным трудом. Тем более что в феврале 1790 года он женился.
«Брак этот, – писала его биограф М. В. Ватсон, – основанный не на страсти и пламенной любви, а на нежной, сердечной симпатии, развивавшейся мало-помалу, оказался очень счастливым». «Страсть улетучивается, любовь остается», – говорил сам поэт. Женитьбой кончается весь романтизм Шиллера. Возможно, точнее сказать, что его романтизм теряет революционный яростный порыв, и не столько из-за семейной идиллии, сколько от понимания трагедий – не сценических, а реальных – с которыми сопряжены социальные бури. Ведь завершилась Великая французская революция, казнившая «законного» короля, коронованием «узурпатора» Наполеона I, захватническими войнами и установлением господства буржуазии. Шиллер пишет в 1799 году «Песнь о колоколе», воспевая романтику труда, незримо сплачивающего общество.
Он уже не призывает к мятежу, а предлагает поручать дело социального переустройства тем, кто способен сделать это продуманно, деловито и спокойно, в отличие от страшной народной стихии:
Поэт раскрывает аллегорию:
Спору нет, надо своевременно и мудро проводить реформы, облегчающие жизнь народа, не доводя его до отчаяния. Конечно же так рассуждает человек, понимающий по старинке историю как поле столкновений правителей и полководцев, выдающихся личностей, социальной и духовной элиты. Но можно ли не учитывать мощные стихийные движения народных масс, у которых – своя правда, свои счеты с жизнью и с теми, кто делает ее невыносимой? Беда, что этого не желают замечать те, кто благоденствуют за счет народа, одновременно унижая и обкрадывая его.
Шиллер верит в силу слова, убеждения, разума, в добрую волю людей. Он бьет в набат и призывает:
Кому-то это покажется наивным, далеким от суетной и жестокой действительности. Однако без таких душевных порывов, без высоких идеалов и устремленности к ним, общество превращается в стадо – сытых или голодных скотов в зависимости от обстоятельств места и времени, да от проницательности хозяев.
…В статье «Кризис индивидуализма» (1905) русский поэт и культуролог Вячеслав Иванов провел единую линию от Дон Кихота и Гамлета, показывающих трагедию личности, к тому «…чье творчество уже намечает исход (или возврат) из героического обособления в хоровую соборность духовной свободы», – зачинателю действ всенародных Шиллеру. «Сервантес, Шекспир, Шиллер – вот звездное сочетание на нашем горизонте: пусть разгадают астрологи духа!»
Сейчас, в начале XXI века, разгадывать подобные знамения, глядя в прошлое, а не будущее, нетрудно. Ведь благородные призывы и надежды на всеобщее согласие, скрепленное трудом и братской любовью, со всей определенностью не оправдались. Как бы мы ни располагали на небосводе духовной культуры созвездия гениев, земные дела вершатся по своим законам. И это осознал к концу своей жизни Шиллер, нашедший философское отдохновение в обществе мудрецов – Гёте, Гердера… Он размышляет о недостижимой, как мечта, юной и прекрасной поре античности (какой она видится романтику) в стихотворении «Боги Греции»:
Поэт печалится по тому времени, когда люди воспринимали природу как чудо, восхищаясь ее красотой и гармонией, отзвуки которой наполняли их души. Но взгляд человека становился все более хищным, алчущим благ материальных, и все изменилось:
И вновь – преувеличение, ибо слово его вовсе не было звуком пустым. Просто были тщетны надежды, что глаголом можно не только «жечь сердца людей», но и пробуждать твердые убеждения, непоколебимую веру в истину и благородство.
Для Шиллера понятие красоты включало очень многое: и нравственность, и познание, и предназначение человека на Земле. Этому он посвятил очерк «О прелести и достоинстве». Верно отметил в книге «Поэт-философ (Шиллер)» публицист В. Е. Романовский: «Трактуя философскую тему, он всегда остается поэтом, и фантастические образы заменяют у него сухой анализ… Если в своей поэзии он является философом, то и, наоборот, он и в философии остается поэтом». То же относится «к «Письмам об эстетическом воспитании человечества» (их Шиллер адресовал наследнику датского престола в благодарность за назначенную пенсию). В них утверждается: «Красота спасет мир». Только она способна проложить «путь из государства нужды в царство свободы».
Он продолжает писать драмы, воспевая героев, подвижников, борцов за свободу и человеческое достоинство: «Орлеанская дева», «Мария Стюарт», «Вильгельм Телль», трилогию «Валленштейн». И все-таки его романтические порывы начинают угасать. Искусствовед Г. В. Якушева пишет:
«Идеалист Шиллер вообще начинает с ужасом чувствовать, что его раздражают и утомляют люди. Конечно, это и прогрессирующая болезнь – чахотка, след долгих испытаний и лишений, это и страх потерять для творчества немногие оставшиеся годы. Но это и другое – та максималистская нетерпимость возвышенно-требовательной души, о которой впоследствии вспоминал Гёте, сам гораздо более снисходительный к окружающим».
«Больной талант» – так оценит Шиллера в XX веке его великий соотечественник Томас Манн и противопоставит создателя «Разбойников» «здоровому» таланту – Гёте, проведя линии, продолженные вслед за ним многими: от Шиллера – к Достоевскому, от Гёте – к Толстому. И тут будет нащупан самый нерв гения Шиллера: идеалистически-восторженное представление о должном в жизни и постоянные страдания от его несоответствия тому, что есть – в то время как Гёте всегда воспринимал людей более трезво и спокойно, без особых иллюзий, но без особых огорчений.
За два года до смерти он пишет стихотворение «Пилигрим», словно оглядываясь на прожитые годы и вспоминая то время, когда внутренний голос внушал ему:
А земная жизнь идет своим чередом. Поэта увлекают обманчивые миражи, он уповает на будущее, стремится соединить действительность с прекрасным идеалом. Но проходит время, мечты остаются мечтами, не воплощаясь в реальность. Остается с грустью признать:
Возможно, на взгляды Шиллера в последние годы оказали влияние возраст, болезнь и умиротворяющее мировоззрение Гёте (в герцогской усыпальнице в Веймаре гробницы их покоятся рядом). Шиллер смиренно признал, что юношеское стремление перестроить мир остается в области мечтаний. Хотя его романтические произведения продолжали находить отзвук в поэтических душах, а несоответствие идеалов с действительностью пробуждало яростный протест (так было у Байрона, Гейне, Лермонтова и многих других). Наконец, отметим, что Шиллер предвидел наступление периода «бури и натиска» в познании природы, вспышку научного творчества в XIX начале XX века. Он верил:
Увы, и в этом случае творческие бескорыстные порывы искателей истины сменились бескрылой утилитарностью, погоней за выгодой, губительной, по убеждению поэта, для духовной культуры. И уже приходится спасать красоту от уродства творимого людьми мира.
Джордж Ноэл Гордон Байрон происходил из знатного, хотя и обедневшего, рода. Детство провел в городе Абердине (Шотландия). В десятилетнем возрасте унаследовал от двоюродного деда титул лорда и поместье. После закрытой аристократической школы, где начал сочинять стихи, учился в Кембриджском университете.
В 1807 году издал свой первый сборник стихов «Часы досуга»; а окончив университет, путешествовал по Ближнему Востоку и Южной Европе. Вернулся в Англию убежденным бунтарем и анархистом, сторонником освобождения народов и человеческой личности – вплоть до восстания против Бога. Свои впечатления отразил в поэме «Паломничество Чайльд Гарольда», а также в «восточных» поэмах «Гяур», «Лара», «Корсар», «Осада Коринфа»… Создал впечатляющий образ бунтаря-одиночки, разочарованного в цивилизации и буржуазных ценностях.
Как член палаты лордов Байрон выступил в поддержку луддитов, протестовавших против внедрения машин в производство и безработицы. Позже, живя в Швейцарии, написал героические поэмы «Манфред», «Каин», а в последние годы жизни стал активно участвовать в национально-освободительных движениях в Италии и Греции. Тогда же создал сатирическую поэму «Бронзовый век» и эпический роман в стихах «Дон Жуан» (оставшийся незаконченным). Умер в Греции от лихорадки.
О том, какое влияние оказывали творчество и образ Байрона на современников и последующее поколение, свидетельствует вошедшее в обиход понятие «байронизм». Никто из поэтов и писателей мира не удостаивался такой чести. Это похоже на увлечение «гамлетизмом». Вспоминается высказывание Шатобриана: «Мне забавно представлять себе, Шекспир, в какую ярость привели бы тебя твои горе-поклонники, воскресни ты в наше время. Ты был бы оскорблен их преклонением перед банальностями… люди, способные восторгаться твоими недостатками, способные, более того, живя в иную эпоху, как ни в чем не бывало подражать им, неспособны оценить подлинные красоты твоих творений». Вот и «байронисты», а также многие критики смогли разглядеть только недостатки великого поэта, так и не осмыслив его достоинств. Обычная закономерность: каждый понимает гения на свой лад, по своему разуму и масштабу.
Впрочем, байронистами бывали разные, нередко весьма достойные люди. Не их вина, что настало нелегкое время для тех, кого тяготила, возмущала, душила атмосфера условностей, лицемерия, пустословия, которая установилась в образованном европейском обществе той поры. Не случайно в России причастны к байронизму были Пушкин и Лермонтов. Но дело не только в этом.
«Байрон и байронизм, – писал Гилберт К. Честертон, – были куда лучше, чем нам кажется. Прежде всего, мы ошибаемся, когда зовем Байрона пессимистом. Правда, он и сам так думал, но мало-мальски знакомый с Байроном критик знает, что, пожалуй, никто из умных людей не ошибался так на свой счет, как он…
Вряд ли можно серьезно считать, что байроническая страсть к пустынным местам и диким силам природы говорит о скепсисе и упадке духа. Если человек гуляет один на берегу бушующего моря, если он любит горы, ветер и печаль диких мест, мы можем с уверенностью сказать, что он очень молод и очень счастлив…
Новые пессимисты ничуть на них не похожи. Их влекут не древние простые стихии, а сложные прихоти современной моды. Байронисты стремились в пустыню, наши пессимисты – в ресторан…»
Несколько позже Вячеслав Иванов в статье «Байронизм как событие в жизни русского духа» перевел проблему в другую плоскость. По его мнению, «для Запада байронизм означал по преимуществу пессимизм философский и общественный, мировую скорбь», плач и рыдание и неукротимый ропот на тризне надежд Великой французской революции. Для славянства он был огненным крещением духа, первою врезавшеюся в сердце, как раскаленная печать, вестью об извечном праве и власти человеческой личности на свободное самоопределение перед людьми и Божеством».
Приведенные высказывания показывают, каким значительным социальным явлением стала начиная с конца XVIII века литература (вспомним хотя бы Шиллера). Но конечно же личность и творчество Байрона были несравненно сложней, чем их отражение в общественной жизни. Тем более что он, как всякий человек, менялся со временем. В 1809 году в сатире на английских бардов и шотландских обозревателей он признавался:
А завершая свой опус, дважды двадцатиоднолетний лорд, словно умудренный опытом старец, заключает:
Увы, это у него получилось слишком резко, а потому и не вполне справедливо. Вскоре он постарался скупить как можно больше экземпляров язвительной и недостаточно отточенной сатиры, предваряя которую высказал верную мысль: «Злоупотребление талантом для низких целей заслуживает самого решительного порицания».
Байрон не был байронистом (как не был дарвинистом Дарвин, марксистом – Маркс). Подлинный гений, он не укладывался в прокрустово ложе какого-то одного направления. Кстати, он не столько в жизни, сколько в поэтическом воображении бродил угрюмо средь суровых скал и наслаждался гордым одиночеством в пустыне. В одном из писем с полной убежденностью утверждал. что великие творения архитектуры «не уступают по красоте ни Монблану, ни Этне, да, пожалуй, и превосходят их, будучи непосредственными воплощениями ума… они заключают в себе некие свойства самой жизни, неведомые неодушевленной природе, если, конечно, не принять систему Спинозы, согласно которой мир есть божество». Или такой пассаж: «Но уберите пирамиды – и что останется от пустыни?» Как творцу культуры, а не исследователю природы, поэту близки и дороги великие создания людей, а дикие и страшные стихии представляются «демонами глухонемыми» (великолепный образ Ф. Тютчева, позже дополненный М. Волошиным).
Или вот еще один пример «небайронизма» Джорджа Ноэля Гордона:
Спору нет, для иноязычных стихов огромное значение имеет искусство переводчика (в данном случае – Константина Бальмонта). Но и без того очевидно, что гениальный поэт создает многообразный, одухотворенный сильными чувствами и неожиданными мыслями воображаемый мир. И мир этот должен просветлять человечную душу.
«По моему убеждению, – писал Байрон, – нет выше поэзии, чем поэзия, проникнутая этическим началом; как нет на земле ничего достойнее правды, в основе которой лежат высокие нравственные принципы». И еще: «Если смысл поэзии сведется ко лжи, останется только швырнуть такую поэзию собакам или изгнать ее за пределы республики, как это сделал бы Платон. Лишь тот, кто способен внести в поэзию правду и осмысленность, является «поэтом» в истинном значении этого слова, «создателем» «творцом», – разве данные понятия означают «лгун», «притворщик», «выдумщик»? Человек способен на большее». По его словам, «в наши дни стало модным превозносить то, что зовется «воображением» и «фантазией» и, по сути, является даром вполне заурядным; любой ирландский крестьянин, хлебнув немного виски, сочинит и нафантазирует вам куда больше, чем какой-нибудь современный поэт».
Итак, он стремился к правде, искренности, осмысленности, тогда как салонный «байронизм» быстро выродился в нечто прямо противоположное. В этом, конечно, не вина поэта, а беда общества.
При всей своей приверженности к творениям человека, культуре, более или менее благоустроенной жизни, он воспринимал все это частью несравненно более великого целого. И если в его поэмах действуют титаны, мифические герои и буйствуют природные стихии, то все это, в конце концов, остается частью поэтического мира, в котором есть место не только «вселенской скорби», индивидуализму, разочарованности, но и очарованию, нежности, любви, чувству единения с людьми и природой:
Не все, далеко не все в этом мире устраивает поэта. И он не только возмущается и протестует – мужественно вступает в ряды борцов за свободу. Что делать, если титанические духовные силы сокрыты в теле не сказочного гиганта, а человека?
Восстание против несовершенства мироздания обречено на позорный провал. Остается анархический бунт личности, отстаивающей свое достоинство, духовную свободу, право на бунтарство. А еще присутствует сознание непостижимости бытия. Оно дает надежду на то, что все наши труды и страдания не напрасны, и есть скрытый смысл в этом мире и в нашем скоротечном существовании:
Он был честолюбив и без веских оснований добавлял к своей фамилии частицу «де», подчеркивая свою принадлежность к дворянству. Оноре де Бальзак родился в городе Type в семье чиновника, выходца из крестьян. С четырех лет воспитывался в коллеже монахов-преторианцев. После переезда семьи в Париж по настоянию родителей учился в юридической школе и работал в адвокатской конторе. Быть клерком он не собирался; стал посещать лекции по литературе в Сорбонне. В 21 год написал стихо-творную трагедию «Кромвель». Она, как и развлекательные романы (под псевдонимами) были очень слабы, и от них он позже отрекся. Первый успех принесли ему очерки, «социологические портреты», публиковавшиеся в газетах, а также исторический роман «Шуаны» (1889). Бальзак постоянно испытывал материальные трудности из-за неумения вести финансовые дела (а вот герои его произведений умеют проворачивать выгодные аферы!). Писатель вдохновился грандиозным замыслом воссоздать в предельной полноте жизнь общества. Он был мыслителем, исследователем быта и нравов. «Единственная реальность – это мысль!» – считал он. Ему удалось воплотить в жизнь свою идею, создав цикл под названием «Человеческая комедия» – 97 романов и повестей («Евгения Гранде», «Шагреневая кожа», «Блеск и нищета куртизанок», «Гобсек», «Отец Горио», «Утраченные иллюзии», «Крестьяне»…). Ему принадлежат пьесы, очерки, полные юмора «Озорные рассказы».
В предисловии к своему эпическому циклу Бальзак определил свою сверхзадачу: «Читая сухой перечень фактов, называемых «историей», кто не заметит, что историки забыли одно – дать нам историю нравов».
Бальзак убедительно показал, как страсть к быстрому обогащению калечит души людей, оборачивается трагедией и для личности, и для общества. Ведь в то время процветали финансовые воротилы и авантюристы, казнокрады и спекулянты, а вовсе не те кто занимался конкретным производством в промышленности и сельском хозяйстве. Симпатии Бальзака были на стороне потомственной аристократии, а не хищных охотников за капиталами; искренне сочувствует он униженным и оскорбленным, восхищается героями, борцами за свободу и человеческое достоинство. Он сумел осмыслить и выразить в художественной форме жизнь французского общества и типичных его представителей с необыкновенной проницательностью и выразительностью.
Воссоздание истории не в романтическом ореоле, необычайных событиях и занимательных приключениях, а с предельным реализмом и едва ли не научной точностью, – вот труднейшая задача, которую поставил перед собой Бальзак, сумев справиться с ней поистине титаническим трудом. По словам видного социолога политэкономиста и философа Ф. Энгельса, из «Человеческой комедии» он «даже в смысле экономических деталей узнал больше, чем из книг всех специалистов – историков, экономистов, статистиков того периода, вместе взятых».
Остается только удивляться, что при таком великом таланте, мощном интеллекте и обширности знаний Бальзака, работая буквально на износ (ночами, взбадривая себя крепким кофе), а порой занимаясь предпринимательством, ни только не разбогател, но частенько с трудом выпутывался из долгов. Его пример наглядно показывает, «кому при капитализме жить хорошо». Его наивные мечты о благородных аристократах и духовных ценностях явно не соответствовали наступившей эпохе и тому будущему, которое ожидало техническую цивилизацию. Некоторые мысли Оноре де Бальзака:
– Задача искусства не в том, чтобы копировать природу, но чтобы ее выражать!
– Подражай, и ты будешь счастлив, как дурак!
– Стремление мерить человеческие чувства единой меркой – нелепость; у каждого человека чувства сочетаются с элементами, свойственными только ему, и принимают его отпечаток.
– Предел жизненных сил человека еще не исследован; они сродни могуществу самой природы, и мы их черпаем из неведомых хранилищ!
Принадлежал он к небогатому, но старинному дворянскому роду, получил домашнее воспитание и отличное образование в Царскосельском лицее, где и начал писать стихи, стал печататься с 1814 года. Окончив лицей, жил в Петербурге, служа в Коллегии иностранных дел. Писал, помимо лирических сочинений, острые эпиграммы, свободолюбивые и обличительные стихи.
Ода «Вольность», а затем «К Чаадаеву» и «Деревня» послужили основанием его высылки на юг России. Перед этим он закончил поэму-сказку «Руслан и Людмила»; в ссылке написал романтические поэмы «Кавказский пленник», «Бахчисарайский фонтан», «Братья-разбойники», «Цыганы». С 1824 года ему было разрешено жить в имении в Михайловском Псковской губернии. Здесь он создал трагедию «Борис Годунов», работал над романом в стихах «Евгений Онегин».
Высоко оценивая деяния Петра I, восславил его в поэмах «Полтава» и «Медный всадник». В 1830 году написал замечательные «Маленькие трагедии». Его «Повести покойного Ивана Петровича Белкина», «Дубровский», «Капитанская дочка» открыли новый этап развития русской реалистической прозы. Ему принадлежат прекрасные сочинения для детей («Сказка о царе Салтане», «Сказка о золотом петушке» и другие).
Многие стихотворения Пушкина стали классикой, знакомы русскому человеку с детства, переложены на музыку композиторами. Недаром его называют «Солнцем русской поэзии». Мы не будем пересказывать или разбирать его произведения. Задумаемся над тем, каким образом и почему стал он гением? Сразу же отметим, что ему был присущ один из признаков гениальности: гармоничное сочетание противоречивых качеств. Одного этого, возможно, еще недостаточно, хотя без соединения мудрости с легкомыслием, бурного темперамента с меланхолической задумчивостью, способности понимать самого себя и других не может быть такого всеобъемлющего мыслителя-поэта, каким был Пушкин.
Его пример легко опровергает предрассудки блюстителей «чистоты расы»: среди близких предков Александра Сергеевича были не только русские, но и «арап» (эфиоп, абиссинец) и немка. Его бабушка по линии матери Марья Алексеевна, дочь тамбовского воеводы, и дедушка Осип Абрамович Ганнибал, морской офицер, соединились браком по страстной любви. Однако вскоре выяснилось, что они не сходятся характерами. Они разошлись, никогда более не встречаясь. Можно предположить, что резкие различия характеров этих двух людей сочетались в их внуке Александре, причем не только в гармонии, но и в противоречиях.
Другая особенность детства Пушкина связана с окружающей его обстановкой. Представляется патриархальная помещичья усадьба, размеренный быт. Не случайно же восемнадцатилетний Пушкин признался в стихотворении-послании другу Дельвигу:
Правда, эти строки остались в черновом варианте стихотворения. Но и в окончательной редакции слышится отзвук милых воспоминаний:
Однако, как выясняется, реальное, а не литературно-художественное детство Пушкина протекало иначе. Не даром он исключил из более поздней редакции строки о «тихой красе». А когда в зрелом возрасте набрасывал план детских воспоминаний, то упомянул такие эпизоды: «Первые неприятности», «Мои неприятные воспоминания», «Нестерпимое состояние». Выходит, было у него одно детство «умозрительное», милое и нежное, а одновременно – реальное, мало на него похожее.
Относительно бытовой обстановки, в которой он рос, есть проницательная характеристика литературоведа B. C. Мейлаха: «Когда читаешь описание современников быта семьи Пушкиных, невольно возникают ассоциации с бытом литературной богемы. Полнейшая безалаберность, неразбериха, постоянные переезды с одной квартиры на другую, неожиданные сумасбродные решения». Он привел воспоминания М. А. Корфа: «Дом их представлял всегда какой-то хаос: в одной комнате богатые старинные мебели, в другой пустые стены, даже без стульев; многочисленная, но оборванная и пьяная дворня, ветхие рыдваны с тощими клячами, пышные дамские наряды и вечный недостаток во всем, начиная от денег и до последнего стакана». Учтем еще, что жили они в основном в Москве, городе удивительных и неожиданных контрастов, где великолепные храмы и дворцы соседствовали с избушками и огородами, невдалеке от Кремля располагались деревеньки и усадьбы с флигелями, конюшнями, парками и прудами.
Подобная домашняя и городская обстановка наложила свою печать на духовный мир впечатлительного ребенка. В семье воспитывали его не только «безалаберные» родители, но и добрая степенная бабушка Марья Алексеевна. Она рассказывала семейные предания. С наибольшим вниманием выслушивал Сашенька истории про своего прадедушку, арапа Петра Великого, а также о ее дедушке Ржевском, к которому любил запросто заезжать Петр. С той поры образ царя стал для Пушкина близким.
Бабушка учила Сашу читать и писать. А еще была любимая нянюшка Арина Родионовна, грамоте не обученная, зато знавшая множество русских народных песен, сказок, поговорок, прибауток. Трудно сказать почему, но Пушкин чаще и теплей вспоминал о своей няне, а не о бабушке. По-видимому, правы те литературоведы, которые связывают прекрасное владение Пушкиным простонародным русским языком и образами народных песен и сказаний с влиянием Арины Родионовны. Как он писал:
В этом же стихотворении поэт назвал те качества, которые ему чужды: «Я не герой, по лаврам не тоскую… Я не богач… Я не злодей…» Действительно, ни военная слава, ни богатство, ни власть, сопряженная со злодейством, его не прельщали. В отличие от вечных истинных человеческих радостей – дружбы, любви, творчества…
Конечно, одних лишь внешних обстоятельств для появления гения недостаточно. Это похоже на евангельскую притчу о зернах, попавших на различную почву и возросших неодинаково, а то и зачахших в зародыше. Дополним: зерна-то в жизни бывают разные; далеко не каждое, даже попав на плодородную почву, даст великолепный колос. Да и люди формируются не только благодаря хорошей окружающей среде, но и вопреки всем трудностям и невзгодам, путем преодоления, а не пассивного приспособления (из приспособленцев ничего путного никогда не получится уже потому, что они и не пытаются духовно подняться выше посредственности).
Отметим особо впечатлительность Пушкина-ребенка и то, что у них на обедах и вечерах бывали Н. М. Карамзин, И. И. Дмитриев, К. Н. Батюшков, В. А. Жуковский; часто звучали стихи. Вообще, поэзия в ту пору была модной, и с детства мальчик вслушивался в ритмичные сочетания слов, вызывающие неожиданные и яркие образы, пробуждающие неясные чувства, подобно музыке.
По воспоминаниям литератора М. Н. Макарова, посещавшего дом Пушкиных, юный Саша «был скромный ребенок; он очень понимал себя, но никогда не вмешивался в дела больших, и почти вечно сиживал как-то в уголочке, а иногда стаивал, прижавшись к тому стулу, на котором угораздивался какой-нибудь добрый оратор, басенный эпиграммист и проч… Однажды, когда один поэт моряк провозгласил торжественно свои стихи и где как-то пришлись: «И этот кортик, И этот чертик!», Александр Сергеевич так громко захохотал, что Надежда Осиповна подала ему знак и он нас оставил».
Выходит, у ребенка достало вкуса и ума, чтобы оценить такие вирши. И столь же взыскательным был он и к собственным стихотворным упражнениям. По свидетельству того же М. Н. Макарова, однажды в гостях у графа Д. П. Бутурлина юный Пушкин был окружен молодыми девушками, просившими, чтобы он написал им что-нибудь в альбомы. «Поэт-дитя смешался. Кто-то из взрослых продекламировал «высоким штилем» его четверостишье. Пушкин воскликнул по-французски: «Ах! Мой Бог!» – и выбежал вон. Макаров нашел его в библиотеке графа. Александр сказал ему, словно оправдываясь: «Этот господин так меня озадачил, что я не понимаю даже книжных затылков» (т. е. надписей на корешках).
Значит, еще в детстве Пушкин обратил на себя внимание и кое-кто уже ценил его поэтический дар. Но при всей резвости ума и легкости пера он в глубине души серьезно относился к поэзии, умея критически оценивать чужие и свои сочинения. А его «первые неприятности» были вызваны, по-видимому, конфликтами с родителями. Ни отец, ни мать его не любили, не старались его понять, а как часто бывает в подобных случаях, восполняли недостаток чувств строгостью и требованием от ребенка неукоснительного послушания. Известно высказывание Пушкина, которое считается автобиографичным: «Я был резов, ленив и вспыльчив, но чувствителен и честолюбив, и ласкою от меня можно было добиться всего; к несчастью, всякий вмешивался в мое воспитание, и никто не умел за него взяться».
Ему с детских лет приходилось отстаивать свою самостоятельность, свое достоинство. К нему вполне подходит его замечание: «Невинные странности москвичей были признаком их независимости. Они жили по-своему, забавлялись как хотели, мало заботясь о мнении ближнего». Независимость была для Пушкина одним из проявлений свободы: «Мы – вольные птицы; пора, брат, пора!» Недаром слова «свобода», «вольность» повторяются в его сочинениях почти столь же часто, как «дружба», «любовь». Он высмеивал и презирал ценности, исчисляемые в деньгах, предполагая высшее предназначенье человека:
Подобные «высшие материи» не мешали ему быть необычайно отзывчивым, остро переживать не только свои, но и чужие невзгоды. Основательно изучив европейскую литературу и философию, обладая редким по ясности и проницательности умом, да еще немалой долей язвительного «вольтерьянства», он всегда и во всем оставался русским человеком, воплощением отечественной культуры, соединяющей народные традиции с западным просвещением.
Вспомним напоследок его лицейскую эпитафию:
Еще точнее сказано им в «Памятнике»: «Что чувства добрые я лирой пробуждал». Век его был недолог и не очень-то весел, а провел поэт его достойно, как положено гению, воплотившему в своем творчестве гармонию мысли и чувства, добра и красоты.
Он отличается от подавляющего числа великих людей: почти вся его жизнь – это детство и юность, ведь физиологическое развитие мужчины завершается приблизительно к 22 годам. Следовательно, «взрослым», формально, Лермонтов прожил всего лишь 5 лет!
Родился он в Москве, в семье отставного капитана, в поместье Тарханы Пензенской губернии. Рано лишившись матери, остался с бабушкой, которая воспринимала Мишу как личную любимую собственность, завещая ему состояние, только если он не будет общаться с отцом. Мальчик тяжело переживал этот разлад, посвятив ему свою первую пьесу «Люди и страсти» (1830), а затем другую: «Странный человек», сделав приписку: «Я решился изложить драматически происшествие истинное, которое долго беспокоило меня и всю жизнь, может быть, занимать не перестанет…» Юный герой пьесы с характерным именем Юрий Волин говорит по поводу распри отца с бабушкой: «Я здесь как добыча, раздираемая двумя победителями, и каждый хочет обладать ею».
Он получил прекрасное домашнее образование, играл на фортепиано и скрипке, отлично рисовал. Учась в Благородном пансионе при Московском университете, вступил в Общество любителей отечественной словесности. Первые стихотворения, достойные публикации, написал в 1829 году. Обучался на словесном отделении Московского университета, но не окончил его, избрав военную карьеру – школу гвардейских прапорщиков. Продолжал жить напряженной духовной жизнью, создавая замечательные стихи, а также драму «Маскарад». В 1837 году за обличающее «жадною толпой стоящих у трона» стихотворение «На смерть поэта» его сослали на Кавказ в действующую армию. Он храбро сражался с чеченцами, превозмогал все лишения и тяготы. В эти годы им написаны поэмы «Мцыри» и «Демон», роман «Герой нашего времени» и много стихов. На дуэли не стал стрелять в противника и был им убит.
Недолгая его жизнь оправдывала бы очень краткий биографический очерк, если бы не вопрос: почему ему за столь малый срок удалось создать целый ряд гениальных произведений в стихах и прозе? Чтобы получить ответ, надо пристальней присмотреться к некоторым эпизодам его жизни.
В ранней неоконченной повести Михаил Лермонтов изобразил самого себя в образе главного героя Саши Арбенина: «Он семи лет умел уже прикрикнуть на непослушного лакея. Приняв гордый вид, он умел с презрением улыбнуться на низкую лесть толстой ключницы. Между тем природная склонность к разрушению развивалась в нем необыкновенно. В саду он то и дело ломал кусты и срывал лучшие цветы, усыпая ими дорожки. Он с истинным удовольствием давил несчастную муху и радовался, когда брошенный им камень обивал с ног бедную курицу».
Так бы хотелось воскликнуть с негодованием: «Какой дрянной мальчишка!» Но если рассудить всерьез и честно, ничего особенно гадкого он, судя по этому признанию, не совершал. Многие другие позволяют себе мерзости похуже, и не очень-то переживают потом… Впрочем, из них не только великие поэты, но и хорошие обыватели обычно не получаются.
Сам он высказался так: «Бог знает, какое направление принял бы его характер (речь идет о том же Саше Арбенине), если бы не пришла на помощь корь… Его спасли от смерти, но тяжелый недуг оставил его в совершенном расслаблении; он не мог ходить, не мог приподнять ножки. Целые три года оставался он в самом жалком положении, и если б не получил от природы железного телосложения, то, верно, отправился бы на тот свет. Болезнь эта имела важные следствия и странное влияние на ум и характер Саши: он выучился думать. Лишенный возможности развлекаться обыкновенными забавами детей, он начал искать их в самом себе. Воображение стало для него новой игрушкой… В продолжение мучительных бессонниц, задыхаясь между горячих подушек, он уже привык побеждать страданья тела, увлекаясь грезами души. Он воображал себя волжским разбойником, среди синих и студеных волн, в тени дремучих лесов, в шуме битв, в ночных наездах, при звуках песен, под свист волжской бури».
В детстве было у него одно первое очень сильное – на всю жизнь – душевное потрясение: он страстно влюбился в голубоглазую, златокудрую, прекрасную, как ангелок, девочку. («С тех пор я ничего подобного не видел, или это мне кажется, потому что я никогда не любил, как в этот раз».) Ему было 10 лет, над его чувством посмеивались, он сильно страдал, плакал, жаждал видеть ее, но, встречая, стыдился и убегал.
Это чувство оставило в его душе такой же светлый, волшебный, томительный след, как память о матери. Девочка-ангел пробудила в душе несбывчивые мечты, поистине любовь неземную. Через пятнадцать лет, 1 января 1840 года, после шумного маскарадного бала в Благородном собрании (в Колонном зале, в Москве), он написал стихотворение: «Как часто, пестрою толпою окружен…». Оно завершается так:
Эта жажда идеала, неутолимая в обыденной жизни, эта безнадежная печаль об утраченном рае (да и был ли он где-то еще, кроме воображения поэта?), эти детские мечты для него святы. Казалось бы, понимая, что милый образ сохранился только в его душе, а та прелестная девочка уже стала частью «пестрой толпы», поэту остается только посетовать на судьбу и грустно улыбнуться. Но он вспыхивает в гневе:
Взрослея, он оставался ребенком. Возможно, именно поэтому так сильно страдал от противоречивых чувств. Но можно ли иначе быть поэтом? Не сказано ли самим Лермонтовым про демона творчества:
Лермонтову чуждо смирение. Он бунтовщик по натуре, не желающий и не умеющий сдерживать свои страсти. Для него священны и благостны порывы творчества, пробуждающие в душе бурные чувства; вспышки вдохновения, внезапно озаряющие ум. И уже не поймешь, откуда этот свет – то ли с надземных высот, то ли из адского пекла.
Пятнадцатилетним отроком в стихотворении «Молитва» он обращается к Богу, сотворившему человека существом земным и небесным, сделав так, что мир земной ему тесен, в душе пылает «всесожигающий костер»:
Да, именно так было, есть и будет для творца, устремленного в неведомое. Он ищет не спасения, а воплощения души в своих творениях. И пусть в словах поэта заметна юношеская бравада, он высказал мысль очень верную: для истинного поэта вдохновение важней спасения. (Полвека спустя философ Вл. Соловьев посвятит этой теме интересную и поучительную статью.) В своих творческих дерзаниях юный Лермонтов порой заходит далеко. Например, бестрепетно предрекает крушение самодержавия:
К названию этого стихотворения – «Предсказание» – добавлено в скобках: «или мечта». Получается так, будто поэт со злорадством провидит ужасные потрясения, ожидающие Родину. И явление «мощного человека» с булатным ножом приводит его едва ли не в восторг. У этого страшного разбойника, которому смешны плачи и стоны жертв, помимо черного плаща (из театрально-романтического реквизита) еще и странное «возвышенное чело». В данном случае и ряде других поэт занимает позицию «По ту сторону добра и зла» (если воспользоваться названием и сутью работы Ф. Ницше). Вл. Соловьев имел все основания заключить:
«Я вижу в Лермонтове прямого родоначальника того направления чувств и мыслей, а отчасти и действий… которое для краткости можно назвать «ницшеанством». Глубочайший смысл действительности Лермонтова освещается писаниями его ближайшего преемника Ницше».
Теперь, основываясь на опыте XX века, нетрудно дополнить эту мысль, упомянув террористов-народников, анархистов, великих революционеров и диктаторов, умевших совмещать булатный нож с возвышенным челом. Надо только учитывать одно важное обстоятельство: Лермонтов не призывал к злодействам и переворотам, а предвидел их. То, что его мрачные прогнозы сбылись, подтверждает его проницательность, удивительную для юноши мудрость, а не скверный нрав. Жестокую правду жизни следует отличать от жестокосердия ее выразителя. А ведь были люди – и не из простачков! – считавшие Михаила Юрьевича едва ли не прирожденным злодеем. Ссылаясь на воспоминания самого поэта, Владимир Соловьев (сам философ и поэт) полагал: «С детства обнаружились в нем черты злобы прямо демонической… И это демоническое сладострастие не оставляло его до горького конца. Но с годами демон кровожадности слабеет, отдавая большую часть своей силы своему брату, демону нечистоты».
В ответ на такое суждение (обвинение, приговор), писатель Д. Мережковский сослался на официальный документ: «В 1840 году в черновом отпуске полковой канцелярии при штабе генерал-губернатора Граббе, отправленном в Петербург, на запрос военного министра о поручике Лермонтове сказано: «Служит исправно, ведет жизнь трезвую и ни в каких злокачественных поступках не замечен». Полковой писарь оказался милосерднее христианского философа.
Тем не менее Лермонтова частенько называли злым гением русской поэзии. Не он ли сам, гусарствуя в пьяной компании, выдал такую расписку: «Российский дворянин Скот Чурбанов». Но может быть, он этим выразил презрение к тем, кто кичится принадлежностью к дворянству, к избранным, оставаясь в естестве своем и поступках именно скотами чурбановыми. Вот одно свидетельство современника:
«Он мне был противен необычайною своею неопрятностью. Он носил красную канаусовую рубашку, которая, кажется, никогда не стиралась и глядела почерневшею из-под вечно расстегнутого сюртука. Гарцевал на белом, как снег, коне, на котором, молодецки заломив холщовую шапку, бросался на чеченские завалы. Собрал какую-то шайку грязных головорезов. Совершенно входя в их образ жизни, спал на голой земле, ел с ними из одного котла и разделял все трудности похода».
Кто писал это? Не тот ли самый Чурбанов? От таких Лермонтову приходилось скрывать свою душу – чувствительную и доверчивую. А вот настоящие мужчины-воины относились к нему с уважением.
Да, бывал он и недобрым. Беспредельно добрых людей не бывает. Даже Христос, как известно, во гневе изгонял торгующих из храма. Пристало ли человеку быть смиренней? Не будет ли это лицемерием, ложью или подлостью? И надо ли резко упрекать Лермонтова за то, что он пытался выглядеть хуже, чем есть на самом деле? Однажды в Пятигорске он обидел неосторожным словом жену мелкого чиновника; так потом не раз приходил к ним, просил прощения, извинялся перед мужем, пока не получил от них полного «прощения греха». Грубый и наглый самодовольный человек так не поступает.
Нет, гений Лермонтова – не демон зла.
С юности он необычайно серьезно относился к литературному творчеству. Его не удовлетворяло вдохновенное дилетантство, стихотворные «развлекалочки». Он мечтал прославиться, как Байрон, Пушкин. И шел по намеченному пути, преодолевая немалые трудности; не жалея сил и времени постигал основы словесного ремесла. Уже в отрочестве он ставил перед собой грандиозные задачи. В 14–16 лет он, помимо множества небольших сочинений, написал десяток поэм и трагедию в пяти действиях «Испанцы» (преимущественно белым стихом). Пусть даже эти произведения не отмечены печатью «гениальности», вызывает уважение уже сам факт обращения его к столь крупным литературным формам. Тут видится проявление профессионализма. Сопоставим строфы:
Таков первый вариант начала поэмы. Автору – 15 лет. В окончательной редакции, через 12 лет, став известным поэтом, он напишет:
Что это – ранняя печать гения в юношеских стихах? Или печать юности на произведении мастера? А может быть, и то, и другое, и вдобавок еще третье: верность детским сильным и свежим чувствам – и есть залог поэтической гениальности?
Удивительно, как мог Вл. Соловьев не учесть того, что у поэтической натуры юного Лермонтова первоначальные возвышенные мечты и чистые устремления были поруганы и осмеяны, а потому и появилась, как средство защиты, маска демонизма. Ну а всякая маска, если долго ее не снимать, накладывает свой отпечаток на живое лицо. Но неприятные «гримасы души», свойственные Лермонтову, были свидетельством его упрямой верности детским идеалам. В этом отношении он оставался всегда Рыцарем Печального Образа. И не случайно в его сочинениях часто встречается слово «печальный». А одно из его проникновенных юношеских стихотворений завершил он так:
У него не хватило воли и решительности (с долей безумия), чтобы совершить подвиги Дон Кихота, не боясь выглядеть смешным в глазах тех, кто был глупей и непорядочней его. Он хотя бы страдал от собственного несовершенства, тогда как они пребывали в радостном самодовольстве. Только в стихах мог он проявлять свою подлинную сущность.
Когда он решил поступить в Школу гвардейских прапорщиков и кавалерийских юнкеров, бабушка от огорчения захворала, друзья и родные всполошились. А его беспокоило только одно: «До сих пор я жил для литературной карьеры, принес столько жертв моему неблагодарному кумиру, и вот я – воин». Казалось бы – шаг самоубийственный. Избалованный начитанный юноша, капризный и взбалмошный, добровольно решил пойти в «военную кабалу». В этом проявилось его желание испытать себя, и он сделался залихватским гусаром… Став после двух лет учебы корнетом лейб-гвардии гусарского полка, он написал М. А. Лопухиной: «Моя будущность, блистательная на вид, в сущности, пошла и пуста. Должен вам признаться, с каждым днем я все больше убеждаюсь, что из меня никогда ничего не выйдет, со всеми моими прекрасными мечтаниями и ложными шагами на жизненном пути: мне или не представляется случая или недостает смелости. Мне говорят, случай когда-нибудь выйдет, и опыт и время придадут вам смелости!.. А кто порукою, что, когда все это будет, я сберегу в себе хоть частицу той пламенной молодой души, которою Бог одарил меня весьма некстати, что моя воля не истощится от выжидания, что, наконец, я не разочаруюся окончательно во всем том, что служит в жизни двигающим стимулом?»
Возможно, не без разочарования в своих талантах он пускается в разгульную жизнь («Теперь я не пишу романов, я их делаю»). И все-таки продолжает работать – писать стихи и прозу. Он уже при жизни был признан преемником Пушкина, не раз проявлял мужество в Кавказской войне, а на дуэлях никогда не стрелял первым.
Лермонтова нередко сопоставляют с «Героем нашего времени» Печориным. Действительно, в этом литературном образе усматриваются некоторые черты автора, имеются и аналогии с событиями его жизни. Однако следует помнить о существенной оговорке в предисловии автора: «Этот портрет, составленный из пороков всего нашего поколения в полном их развитии». И еще. Учтем, что личность Лермонтова воплощена здесь в трех персонажах: в авторе повествования, Печорине и в хорошем русском человеке Максиме Максимовиче. Правда, последний простоват. Да ведь на Руси, как известно, «на всякого мудреца довольно простоты». Нарисован этот образ не просто с литературным мастерством, а с подлинным проникновением в душу героя, пониманием ее. Конечно, подобные свои черты Лермонтов тщательно скрывал от окружающих, боясь показаться смешным и наивным.
Можно возразить: да ведь Михаил Юрьевич с детских лет восхищался своими иноземными предками. Тут и благородный испанский гидальго Lerma (именно так – латиницей – он подписывался в юности), и шотландский бард Лермант (отсюда другая подпись: М. Лерманттов). А еще – байронизм и какой-то средневеково-германский демонизм. Старание, как остроумно заметил историк В. Ключевский, «казаться лейб-гвардии гусарским Мефистофелем». Добавим, именно ему принадлежат лучшие переводы стихотворения Гёте («Горные вершины…») и Гейне («На севере диком…»). В этом нетрудно убедиться, сравнивая версии других поэтов.
Но ведь в том-то и дело, что таковы его переводы на русский язык. Западноевропейская культура, усвоенная Лермонтовым, не сделала его чужаком в отчизне. Достаточно обратиться к его стихотворению «Родина». Тут все правда, с которой согласится любой, кто считает Россию и русскую культуру родными для себя.
Верно, то любовь сердца, не ума. И кому не приходилось:
А теперь вспомните: какие стихотворения Пушкина стали народными песнями? Назвать трудно. А у Лермонтова – «Выхожу один я на дорогу» и «Бородино». Это вовсе не означает, будто Лермонтов народнее Пушкина. Подобные сравнения, конечно, бессмысленны. Просто, в поручике-гусаре было больше от Максима Максимовича, чем в камер-юнкере, хотя оба были гениальными поэтами…
Лермонтов признавался, что рано стал взрослым. Но не менее верно и то, что он не переставал оставаться юношей. В нем соединились три возраста. А еще присутствовало в нем ощущение не только низменно-земной, но возвышенно-небесной природы человека.
«Метеор. Из космической материи, вовсе не земной» – так написал о нем писатель-философ В. Розанов. Хотя теперь мы хорошо знаем, что земная материя та же, что и космическая. Но ведь есть и духовный космизм; есть мечта – или память? – о мире великолепном, чистом, прекрасном. И никто, быть может, не выразил это лучше, чем юноша Михаил Лермонтов:
Федор Михайлович Достоевский родился в Москве в семье врача московской Мариинской больницы для бедных. Получил хорошее образование в пансионе и в Петербургском Главном инженерном училище. В 1834 году был зачислен в Инженерный департамент, но вскоре вышел в отставку и занялся литературным трудом. Первая его повесть «Бедные люди» имела успех. С 1847 года писатель посещал кружок М. В. Петрашевского, увлекаясь идеями утопического социализма. Через год за участие в этом кружке был приговорен к смертной казни. В последние минуты казнь заменили каторгой. Через 9 лет, после каторги и службы рядовым в Семипалатинске, он вернулся в Петербург. Он создал великие произведения: романы «Преступление и наказание», «Идиот», «Бесы», «Подросток», «Братья Карамазовы». Показывая страшные потаенные бездны человеческой души, он раскрывал и величие человека, ориентируясь на высокий идеал: Иисуса Христа.
О философских воззрениях и достижениях Достоевского трудно писать, тем более кратко. Он создавал главным образом полифонические произведения, где высказываются герои, взгляды которых нередко принципиально отличаются от убеждений самого Достоевского. Таково видение мира в живом противостоянии самых разных идеологий. И в одной личности сочетаются противоречивые чувства, мысли, желания, убеждения.
В отличие от подавляющего большинства писателей Достоевский затрагивал в своих художественных произведениях проблемы не только социальные и психологические, но и философские, религиозные, научные. Уровень его идей был очень высок. Такие знаменитые в XX веке ученые, как Эйнштейн и Фрейд, признавали, что в интеллектуальных прозрениях им очень помогли произведения Достоевского. Причина, конечно, не в том, что писатель разрабатывал конкретные научные проблемы, а в обобщающем философском осмыслении бытия. Он, можно сказать, спроецировал неевклидову геометрию на духовный строй личности; раскрыл глубины человеческого самосознания и утверждал мысль о том, что человек не безвольное орудие в руках провидения, что он наделен свободой выбора жизни «по Богу» или «по дьяволу». Подчас человек поступает парадоксальным, «неевклидовым» образом.
Обдумывая идею прогресса в природе и обществе, Достоевский пришел к неутешительному выводу. В космическом механизме, подчиненном всесильным, вечным и мертвым законам природы, звезды сгорают и вспыхивают вновь, планеты возникают и рассыпаются в прах, и все это «бесконечно раз повторяется…». «Скучища неприличнейшая…» Что означает в этой извечной круговерти материи жизнь одного человека, да и существование всего человечества, которое тоже обречено на смерть? «И как бы разумею, праведно и свято ни устроилось на земле человечество, все это тоже приравняется завтра к тому же нулю».
А к чему сводится идея всеобщего материального благополучия? К тому, чтобы человеку «совсем уж ничего больше не оставалось делать, кроме как спать, кушать пряники и хлопотать о непрекращении всемирной истории». (От подобной экономической идиллии западного обывателя пришел в ужас и негодование Герцен, когда ему довелось жить в этом обществе.) Но тут и взбунтуется человек, пойдет подчас наперекор очевидности, сделает пусть даже подлость и глупость, однако по собственной прихоти. «Ведь все дело-то человеческое, кажется, и действительно в том и состоит, чтоб человек поминутно доказывал себе, что он человек, а не штифтик!»
Речь идет не только об утверждении своего индивидуального Я. Парадоксалист у Достоевского, в отличие от Индивидуалиста западной культуры, не озабочен самоутверждением. Его беспокоит другое: как можно радоваться личному благополучию или верить в счастье будущих поколений, когда за все это заплачено слезами и кровью миллионов и миллионов – тех, кто жил прежде! «Если бы даже предположить эту сказку об устроенном наконец-то на земле человеке на разумных и научных основаниях… то уж одна мысль о том, что природе необходимо было по каким-то там косным законам ее истязать человека тысячелетия, прежде чем довести его до этого счастья, одна мысль об этом уже невыносимо возмутительна».
За ответом Парадоксалист обращается не к бесстрастной природе, а к ее Творцу. А далее следует высказывание, отрицающее благой промысел всемогущего Создателя: «Ну что, если человек был пущен на землю в виде какой-то наглой пробы, чтоб только посмотреть: уживется ли подобное существо на земле или нет?»
Мыслитель подводит нас к первой и последней тайне – о смысле жизни человека-человечества, подводит к бездне бытия и предлагает заглянуть в нее. А там – только небытие. Микрокосм стоит перед безмерным, непостижимым и бессмысленным космосом, пытаясь что-нибудь узнать о смысле своей жизни и смерти, но в ответ слышит только свой вопрошающий голос. (Между прочим, Достоевский читал «Микрокосм» немецкого философа и биолога Г. Лотце и даже перепечатал в своем журнале главу «Наслаждение в жизни и труд».) В этом молчании Природы, Космического Разума, Бога таится ответ: некого спрашивать о смысле своей жизни. «Все дозволено!» Выбор за каждым.
Сам писатель ориентировался на образ Христа и высказался словами Алеши Карамазова: «Будем, во-первых и прежде всего, добры, потом честны, а потом – не будем забывать друг о друге». Кстати, глубоко верующий Достоевский избегал мистики. «Я православие определяю не мистической верой, – писал он, – а человеколюбием, и этому радуюсь». «В русском христианстве, по-настоящему, даже и мистицизма нет вовсе, в нем одно человеколюбие, один Христов образ, – по крайней мере, это главное».
Художественный метод Достоевского был основан на мысленных экспериментах, резких столкновениях противоположных идей и характеров, высочайшей напряженности чувств и мыслей, погружении в глубины бессознательного. Писатель-философ мог с полным основанием утверждать: «Меня зовут психологом; неправда, я лишь реалист в высшем смысле, то есть изображаю все глубины души человеческой».
Идеи и образы Достоевского оставили глубокий след не только в литературе, но и в философии XX века и оказали значительное влияние на таких очень разных мыслителей, как Ницше и Швейцер, Бердяев и экзистенциалисты. Удивительное предвидение Достоевского напрямую связано с наступлением «космической эры». Он – автор термина «спутник» (в значении – искусственный спутник Земли). Вот слова черта, порожденного больным сознанием Ивана Карамазова: «Что станется в пространстве с топором?.. Если куда попадет подальше, то примется, я думаю, летать вокруг Земли, сам не зная зачем, в виде спутника. Астрономы вычислят восхождение и захождение топора, гатцук внесет его в календарь, вот и все». (Гатцук – от фамилии издателя календарей. – Р.Б.) Орудие казни, кружащееся над нашей планетой, является символом ядерного меча. Писатель соединил мистический дар пророчества с рациональным научно-техническим прогнозом.
Достоевский понимал, что человеческий разум для подавляющего большинства людей служит прежде всего орудием, средством, помогающим максимально удовлетворять постоянно растущие материальные потребности. Эту проблему писатель исследовал своим излюбленным методом мысленного эксперимента. Он предположил, что было бы с людьми, если б они достигли предельных возможностей в пользование природными богатствами (в «Дневнике писателя» такие возможности предоставляют бесы; для нашей реальности – «нечистые силы» техники, машин). Люди летали бы по воздуху, получали баснословные урожаи и т. п., перестав интересоваться «высшими, глубокими мыслями, всеобщими явлениями». И наступил бы величайший кризис в истории человечества – кризис потребительства, бездуховности бессмысленности бытия. Ощущая пропажу «свободы духа, воли и личности», они в конце концов истребили бы себя «каким-нибудь новым способом, открытым ими вместе со всеми открытиями».
«Увеличилась ли сумма счастья в человеческой жизни равномерно с развитием господства человека над природой, возможного для него при теперешнем развитии естественных наук?» – спрашивал Достоевский. Ответ возможен только отрицательный: и дело конечно же не в недостатках научного метода. Писатель понимал то, что до сих пор не укладывается в головах энтузиастов так называемой научно-технической революции: «Прогресс естественных знаний имеет отношение к жизни главным образом своей технической стороной». Действительно, техническое могущество современного человечества несравненно превосходит его интеллектуальный потенциал. Сейчас, когда с полной очевидностью проявился экологический кризис, сотрясающий биосферу, живую оболочку планеты, есть все основания говорить, что человек не выдержал испытания властью над природой.
…Советский историк науки и физик Б. Г. Кузнецов справедливо отметил: «Поэтика Достоевского была рационалистической, потому что сквозной темой романов была мысль, бьющаяся в своих противоречиях, стремящаяся к воплощению». Именно поэтому творчество Достоевского восхищало, вдохновляло и изумляло крупнейших мыслителей самого разного толка. Вот еще одно пророчество Федора Михайловича: «Наступает вполне торжество идей, перед которыми никнут чувства человеколюбия, жажда правды, чувства христианские… Наступает… слепая, плотоядная жажда личного материального обеспечения, жажда личного накопления денег всеми средствами». Человекобог оборачивается человекобогачом, который становится социальным ориентиром, оттесняя в тень образ Христа. Разве он оказался не прав?!
Но он не ограничился указанием страшного симптома духовной пагубы. Ведь истинное богатство человека – микрокосм его души, охватывающий и вмещающий и реальную Вселенную, и миры воображаемые, прошлое и будущее; преодолевающий трагическую ограниченность личной жизни, дарующий человеку высшие радости бытия. «Есть нечто гораздо высшее бога-чрева. Это – быть властелином и хозяином даже себя самого, своего я, пожертвовать этим я, отдать его – всем. В этой идее есть нечто неотразимо-прекрасное, сладостное, неизбежное и даже необъяснимое.
Не случайно философская притча «Великий Инквизитор» из романа «Братья Карамазовы» послужила исходным материалом для сочинений многих философов. (В ней показана трагическая несовместимость общественного бытия, ориентированного на материальное благосостояние, с высшими идеалами добра, справедливости, красоты.)
Рассуждения о «высоких категориях», размышления о бытии человечества или отдельных типов людей Достоевский соединял о конкретными злободневными темами и с судьбой Родины. Более 120 лет назад он отметил в письме студентам Московского университета: «Странное дело: всегда и везде, во всем мире, демократы бывали за народ; лишь у нас русский наш интеллигентский демократизм соединился с аристократами против народа… Презрение не ведет к любви!» (События последних двух десятилетий полностью подтвердили этот вывод.) В русском народе, по убеждению Достоевского, огромные духовные силы, свет добра, благоговения перед образом Христа. Поэтому России суждено стать надеждой не только Европы, но и всего мира. Возможно, кто-то с ехидцей отметит: уж это предсказание Достоевского определенно не сбылось! Да, страна не выдержала напора внешних и внутренних врагов. Но ведь еще не наступил конец мировой истории?..
В общем, можно с полным основанием согласиться с мнением религиозного философа С. Н. Булгакова о Достоевском: «Конечно, его без преувеличения следует причислить к величайшим писателям и мыслителям всех времен и народов… В романах Достоевского, нужно прямо сказать, заключено больше и подлинной философии, нежели во многих томах ее школьных представителей… Понимание общего значения Достоевского в этом смысле до сих пор остается уделом немногих…»
Последнее замечание, быть может, излишне категорично. Не случайно же Достоевскому в XX веке в мире было посвящено едва ли не больше исследований, чем любому другому писателю или философу. Его величие как мыслителя поняли многие. Но страшная беда нашего народа и всего человечества, – общий путь научно-технического развития и нравственно-интеллектуальной деградации современного общества, или, точнее, его определяющих социально-политических групп, пошел в направлении саморазрушения человеческой личности и окружающей природной среды. Свершается именно то, против чего предостерегал Достоевский (и не он один). Человек не выдержал «наглой пробы», определенной для него высшими силами… Или и тут вдруг неожиданно, по Достоевскому, пробудится новый Парадоксалист и резко изменит свою судьбу?!
Лев Николаевич Толстой родился в поместье Ясная Поляна (Тульская губерния). В 3 года лишился матери, в 9 лет – отца. Получив, хорошее домашнее образование, поступил в Казанский университет, но через три года оставил его, разочаровавшись в казенном обучении.
Поступив на военную службу, отправился на Кавказ; в Крымскую войну участвовал в обороне Севастополя. Рано ощутил призвание писателя, психолога и моралиста, углубляясь в самопознание (повести «Детство», «Отрочество», «Юность»). С 1856 года, уйдя в отставку, полностью посвятил себя литературному труду. Мировую известность принесла ему грандиозная эпопея «Война и мир», в которой обсуждаются закономерности исторического процесса, роль масс и личности. Не менее знаменит его роман «Анна Каренина». В художественной (романы, пьесы, повести, рассказы), а затем и публицистической форме он раскрывал проблемы жизни и смерти, веры и неверия, знания и невежества, любви и ненависти. Он был не только литератором, но и мужественным мыслителем.
Духовно-нравственные искания привели его к собственному толкованию христианства вне формальной церковности. Этому он посвятил «Исповедь», «Критику догматического богословия», «О жизни», «В чем моя вера», по-своему перевел Евангелие. За критику официального православия его в 1901 году отлучили от церкви, тогда как атеисты упрекали его в богоискательстве. Для просвещения народа написал детские рассказы, сказки, азбуку. Проповедовал непротивление злу насилием, занятие физическим трудом, просвещение и простую жизнь без роскоши. Осенью 1910 года, переживая неразрешимое противоречие между бытом и своим учением, тайно ушел из дому, заболел на железнодорожной станции Астапово (ныне – Лев Толстой), погребен в Ясной Поляне.
Многие суждения он высказывал от лица героев своих произведений, перейдя в конце концов к непосредственному изложению собственных взглядов на жизнь. Уже в первой повести он посетовал на утрату переживаний детства: «Вернутся ли когда-нибудь та свежесть, беззаботность, потребность в любви и сила веры, которыми обладаешь в детстве? Какое время может быть лучше того, когда две лучшие добродетели – невинная веселость и беспредельная потребность любви – были единственными побуждениями жизни?»
Последующие годы стали для Толстого поисками потерянного рая. Он поддавался соблазнам жизни, впадал в отчаяние, безуспешно пытался вновь ощутить чистое счастье любви, но самое главное – искал смысл своей и всеобщей жизни. Потому что тогда же, в детстве, он ощутил острое чувство смерти. Недолгое существование на свете и – небытие. Вечное? Или бессмертие? Но рассудок отказывался верить в церковные проповеди и библейские чудеса, хотя душа мечтала о грядущей посмертной встрече с отцом и матерью…
Почти все люди признают, что человеческая жизнь проходит суетно, глупо, мерзко, неразумно; что в обществе царят лицемерие, несправедливость, пошлость; что правители и политики хитры и подлы; что богатые алчны, бессовестны, обуреваемы низмеиными помыслами; что ученые односторонне развиты, а потом глупы; что народ унижен, обманут и обворован; что учителями жизни и нравственности слишком часто становятся безнравственные лжепророки… Из таких посылок исходил Лев Николаевич. И задавался вопросом: почему так происходит? Как это исправить? Как надо жить достойно человека разумного, а не разумной скотины?
Ответы Толстого имеют преимущественно религиозно-философскую основу. Наиболее кратко и полно они представлены в статье «Что такое религия и в чем сущность ее?» Она вышла впервые в Англии, а русский вариант (запрещенный цензурой) назывался еще и так: «Мысли о современном человечестве». Странно, что именно эту статью обходили своим вниманием почти все, кто писал о мировоззрении Толстого. По-видимому, слишком смело, откровенно, остро и справедливо высказывался в этой работе великий писатель. В ней он, впрочем, как во многих своих трудах, проявил себя одновременно и ребенком, с ясным непредвзятым взглядом, словно впервые открывающим окружающий мир; отроком, не терпящим компромиссов; романтичным юношей, тешащим себя надеждой изменить людей силой слов и мыслей; мужчиной, готовым стоять насмерть за свои убеждения и человеческое достоинство; мудрым старцем, поучающим и вразумляющим тех, кого он хотел бы научить жить счастливо и благородно.
Его метод осмысления проблем прост: опора на здравый смысл, собственный разум; отсутствие какого бы то ни было лукавства или умолчания, стремление дойти до самой сути, отсутствие ссылок на любые авторитеты – научные, философские, религиозные. Единственное исключение – авторитет Христа как идеальной личности. Важнейшие принципы: «Царство Божие – внутри нас»; непротивление злу насилием; не делай другому того, что не желал бы себе. Отношение к ним рациональное: это истины, которые можно доказать и проверить на собственном опыте, а вовсе не заповеди Бога.
Религиозный философ В. В. Зеньковский утверждал, что Толстой создал свою собственную систему «мистического имманентизма». С этим трудно согласиться. Толстой не создавал никакой системы. Его взгляды складывались стихийно, непоследовательно, порой противоречиво. Он был чужд мистики, веры в сверхъестественное; никогда не отрицал реальность окружающего мира, а старался воссоздавать его в своем сознании и своих произведениях во всем разнообразии. Зеньковский писал о панморализме Толстого: «Это не просто этический максимализм, а некое самораспятие. Толстой был мучеником своих собственных идей, терзавших его совесть, разрушавших его жизнь…» В действительности Толстого мучило нечто значительно более величественное, чем личные грехи или идеи, терзания совести: трагедия несправедливого устройства общества, церковных учреждений, научных организаций, системы культуры, а главное, постыдно лицемерных отношении между людьми, пошлых условностей жизни, отсутствия правды.
Наконец, Зеньковский считал, будто «Толстой приходит к категорическому отвержению личности, – и этот имперсонализм становится у Толстого основой всего его учения». И это тоже очень спорное суждение. В этом нетрудно убедиться, читая художественные произведения писателя, где всегда раскрываются чувства, мысли и поступки именно конкретных личностей и проявляется в этом смысле крайний персонализм.
«Есть две стороны жизни в каждом человеке, – писал Толстой, – жизнь личная, которая тем более свободна, чем отвлеченнее ее интересы, и жизнь стихийная, роевая, где человек неизбежно исполняет предписанные ему законы.
Человек сознательно живет для себя, но служит бессознательным орудием для достижения исторических, общечеловеческих целей».
Это никак не отвержение личности, а попытка определить ее роль и значение не только по отношению к себе, но и в связи с историей человечества. Между прочим, Зеньковский не обратил внимания на то, что если бы Толстой отрицал личность, то как бы он в то же время мог оставаться мистиком, да еще имманентиотом (напомню, что «имманентный» означает «внутренне свойственный»)?
Проницательный Зеньковский по каким-то субъективным причинам не сумел, а скорее, даже не пожелал понять нечто самое главное в толстовской философии (неформальной, стихийной, личностной). Возможно, потому, что Толстой встал, по сути дела, на позицию нигилизма: долой вашу культуру! долой вашу религию! долой ваше общество! долой вашу мораль!
Но это был не просто отчаянный призыв к разрушению только потому, что действительность не нравится, что она подавляет данную личность. Как раз лично Толстой находился в числе «избранных»: материально обеспеченный граф, семьянин, всемирно прославленный писатель. Ему бы жить да радоваться! А он, напротив, призывал сломать и перестроить все во имя неких высших идеалов – справедливости, правды, милосердия, добра. Только в этом он видел истину и красоту. Он шел наперекор своей собственной счастливой судьбе, пытался сломать ее (и сломал, после чего вскоре умер) ради высшего. Вот некоторые его высказывания:
– Нет величия там, где нет простоты, добра и правды.
– Вера есть знание смысла человеческой жизни… Вера есть сила жизни… Без веры