При самом беглом знакомстве с этой книгой бросаются в глаза две ее особенности. Первая: основной массив имен знаменитых писателей дали XIX и XX столетия. И вторая: добрая треть прозаиков из этого числа – русские. Есть ли тому объяснение?
Попробуем разобраться. Проза долгое время развивалась на периферии словесного искусства. В период античности и эпоху Средних веков проза (за редким исключением) не была еще собственно художественной. Она оформляла смешанные, полухудожественные явления письменности: исторические хроники, философские диалоги, мемуары, проповеди, религиозные сочинения. Художественная же проза бытовала в основном в составе фольклора (сказки, притчи, басни). Литературная художественная проза начинает складываться в эпоху Возрождения, отталкиваясь от стиха и заявляя о себе как о полноценном и самостоятельном явлении в искусстве, отдельном от поэзии и столь же эстетически значимом.
Вплоть до первой трети XIX века включительно литература в основном создавала художественно-односторонние образы – «положительные» и «отрицательные», как их и до сих пор еще трактуют в школе. Лишь Шекспир немного опередил свое время, но его эстетические открытия еще несколько столетий оказались невостребованными.
Наступил ХIХ век, век техники и науки, которые с каждым годом начали играть все более важную роль в жизни общества. Пушкин был прав, восклицая:
Действительно, открытия и изобретения последовали одно за другим: паровоз, пароход, фотография, фонограф, электрическое освещение, кинематограф, первые опыты воздухоплавания… Все это и многое другое порождено XIX столетием.
Открытия совершались и во всех областях искусства. В литературе их было особенно много. Так уже в начале века литература стала деятельной помощницей исторической науки. Благодаря романам В. Скотта читатели узнали о прошлом больше, чем из ученых трудов, поскольку картины былого преподносились с помощью занимательного сюжета.
Проникнуть в психологию индивидуума и продемонстрировать его зависимость от социального строя первыми удалось Стендалю и Бальзаку.
Вникая в устройство социальных механизмов, писатели приходят к мысли о необходимости всеобщего политического равенства и защиты угнетенных. Одним из первых обозначил болевые точки набиравшего силу капитализма Диккенс, который писал о пауперизации трудящихся, о беззаконии и духовном кризисе верхов, сочетая повествование с замечательным тонким юмором. Недаром Л. Толстой был уверен: «Просейте мировую прозу, останется Диккенс».
Почти все большие писатели XIX века, европейские и русские, считали своим священным долгом обличать несправедливость социального строя и вступаться за обездоленных. Лидерами здесь были русские прозаики (впрочем, и поэты тоже; вспомним хотя бы Некрасова, Надсона). Гоголь, Тургенев, Писемский, Лесков, Достоевский, Л. Толстой создали целую библиотеку о страданиях и горестях народных, причем народ в их время воспринимался прежде всего как крестьянин. В городе же объектом их исследования и защиты стал «маленький человек» – небогатый обыватель, бедный чиновник низшего ранга.
От описания литература переходит к поиску рецептов улучшения жизни общества. Первоначально надежды возлагались на благородного просвещенного героя, но весьма скоро выяснилось, что промышляющий об общем благе русский дворянин в государстве оказался «лишним человеком». Какое-то время противопоставлялся ему тип «нового человека», но большей частью эти персонажи были лишь теоретической конструкцией, а на деле были всего лишь миражем. Правда, и миражи такого рода нередко оказывали определенное влияние на молодые горячие головы. Ленин, например, указывал, что знаменитый роман Чернышевского, прочитанный в юности, его всего «перепахал» и приобщил к политической деятельности.
Вообще, литература в XIX веке оказала мощнейшее воздействие на общественные порядки и нравы. Так ряд романов Диккенса способствовал улучшению преподавания в английских школах. Золя помог оправданию несправедливо осужденного капитана Дрейфуса, благодаря Короленко был вынесен оправдательный приговор по делу вотяков (удмуртов), которых несправедливо обвинили в совершении человеческих жертвоприношений…
В первую очередь искусство XIX столетия сосредоточивало свое внимание на социально-политической сфере бытия. И при этом ему подчас удавалось осветить такие аспекты событий, которые наука еще не освоила. Так Жюль Верн не просто был восторженным певцом технического прогресса, он и сам предсказывал, в каком направлении в будущем будет двигаться инженерный гений. В середине XX века литературоведы не без удивления отметили, что большинство предвидений французского фантаста уже реализовано или же находится на стадии разработки.
Именно в литературе в конце XIX века возникают и первые сомнения в том, что человека и общество можно исправить и осчастливить с помощью всемогущей науки. «Машина времени» Г. Уэллса, написанная на исходе столетия, была первым предостережением.
А еще литература создавала то, что лежит за пределами возможностей науки, – она знакомила читателей с прекрасным и возвышенным, учила чувствовать и ценить возможности родной речи.
Во второй половине XIX века в этом особенно преуспела русская литература, недаром этот период называют «эпохой русского романса». Творчество Достоевского, Толстого и Чехова оказало влияние на все развитие мировой литературы. Созданные ими образы и затронутые в их произведениях «вечные вопросы» и сегодня не утратили своей актуальности.
Однако в XX веке высокое искусство стало утрачивать свои позиции. Перемены коснулись всех сфер бытия. Начали рушиться постулаты классической физики и философии, одна за другой пробушевали над планетой две кровопролитнейших мировых войны, продемонстрировала хрупкость человеческой цивилизации атомная бомба, подчинила себе общество «массовая культура»… Искусство XX столетия стало таким же нервным и драматичным, как и новая, полная трагизма, эпоха. Если в XIX веке писатели удовольствовались всего четырьмя художественными методами, то в XX столетии их стало вдвое больше, причем жизнь каждого направления оказывалась недолгой.
И все-таки и XX столетие дало немало шедевров, прославляющих любовь и благородство, верность и мужество, взывающих к добру и справедливости. В нашу задачу не входит пересказ истории мировой литературы. Представленные здесь краткие жизнеописания великих прозаиков и беглые характеристики их творчества говорят сами за себя, воспроизводя историю человеческих мыслей и чувств, которые и сегодня сохраняют свою оригинальность и значимость.
«…читал охотно Апулея», – писал в своем лицейском стихотворении А. Пушкин. Чем же привлекал юного поэта римский писатель, живший во II веке, когда некогда могущественная Римская империя клонилась уже к своему закату? В своем знаменитом романе «Метаморфозы, или Золотой осел» Апулей ярко живописал быт и нравы своих современников, стиль его произведения, веселый, насмешливый, умно сочетавший поэзию чувств с иронией, сочетавший острый меткий анекдот со сказочно-мифологическими новеллами, был ближе вкусам молодого человека, наделенного пылким воображением и безудержной фантазией.
Писатель родился около 124 года в африканском городе Мадавры, входившем в состав Римской империи. Он получил блестящее по тому времени образование, учился в Карфагене, в Афинах, бывал и в Риме, прославился как человек энциклопедических знаний: знал языки, философию, риторику, историю, естествознание, был поэтом, писателем. За свою жизнь Апулей много путешествовал, получая огромное количество впечатлений о жизни и быте различных народов, был известен как искусный оратор и часто выступал с речами во время своих путешествий.
Апулей верил в римских и восточных богов, верил в существование демонов и прочих посредников между людьми и богами, был посвящен во многие мистические культы. Рассказывают, что писатель был женат на богатой немолодой вдове, сын которой обвинил его в применении колдовства для соблазна его матери. Подробности этого процесса изложил в своей очень остроумной защитительной речи сам Апулей, эта речь («Апология») дошла до нас.
Писательская деятельность его была необыкновенно широкой: работы по философии, сборники речей, однако славу Апулей завоевал романом «Метаморфозы» («Превращения»). Закрепившееся за ним название «Золотой осел» показывает, как высоко оценивали современники и ближайшие потомки это произведение.
Роман рассказывает о том, как некий юноша из богатой семьи, по имени Луций, путешествуя по Фессалии, прослышал о проделках местных колдуний; в дом к одной из них, Памфиле, которая умела превращаться в филина, он попадает в надежде обо всем разузнать поподробнее. В колдовстве кое-что понимала и служанка Памфилы, Фотида, которая из любви к Луцию позволяет ему проникнуть в лабораторию хозяйки (которая в тот момент отсутствовала), но ошибается в выборе снадобья, и Луций, натеревшись им, вместо птицы превращается в осла и в ту же ночь был похищен разбойниками.
Еще до обращения в осла Луций подвергся колдовскому воздействию своей хозяйки Памфилы: возвращаясь однажды домой с пирушки, он видит перед домом своих хозяев трех вооруженных людей, которые собираются взломать дверь. Он убивает их всех троих и за это привлекается к суду. Ему грозит казнь, но в гробах якобы убитых им людей оказываются три надутых меха, пронзенные его ударами.
В виде осла, но сохраняя человеческий разум, герой в течение целого года испытывает множество приключений. Обратному превращению в человека помогает ему горячая молитва к богине Изиде. Из рук жреца богини во время религиозной процессии Луций получает венок из роз, съедает цветы и вновь становится человеком и поклонником богини Изиды на всю жизнь.
Пересказать хотя бы кратко бесконечную пеструю ленту приключений молодого человека, – и в его человеческом облике, и в ослином, – немыслимо: в основной сюжет вплетены двенадцать вставных новелл со своей историей, которые рассказывает то или иное действующее лицо. Большинство этих рассказов носит авантюрно-приключенческий или эротический характер: об одураченных женами мужьях, о спрятавшемся любовнике, который выдает себя чиханием, о том, как любовнику, забывшему в спальне блудной жены свои башмаки, удается перехитрить обманутого мужа и избавиться от мести и т. п. Есть здесь рассказы о героических подвигах и трагической судьбе разбойников. Прекрасным исключением является вошедшая в мировую литературу и изобразительное искусство сказка об Амуре и Психее, которую рассказывает старуха, охраняющая разбойничий притон и развлекающая сказкой похищенную разбойниками девушку Хариту. Эта сказка вставлена в романтическую историю влюбленных друг в друга жениха и невесты – Тлептолема и Хариты. Девушку в день свадьбы похищают разбойники. Спасшийся от них Тлептолем находит их и выдает себя за знаменитого фракийского разбойника Гема. Вкравшись в их доверие, он напаивает их и связывает, а сам спасается с невестой, однако заключенный ими брак заканчивается гибелью обоих героев.
Сказка об Амуре и Психее и начинается как сказка: «в некоем государстве жили царь и царица». У них было три красавицы дочери, из которых младшая Психея (с греческого – «душа») отличалась сверхчеловеческой красотой, чем вызвала зависть к себе самой богини красоты Венеры. Богиня посылает Амура с поручением внушить Психее любовь к человеку, ее недостойному, но вместо этого Амур полюбил простую смертную девушку. По приказанию бога Аполлона ее отводят на вершину горы, откуда Зефир своим мягким веянием уносит ее в чудесную долину, во дворец Амура, который и становится ее мужем. Он являлся к ней лишь ночью и взял с Психеи слово не пытаться его увидеть и узнать, кто он.
Но Психея нарушила данное обещание, проявила любопытство и надолго лишилась своего возлюбленного. Ей пришлось пережить много горя и мучений, прежде чем она выстрадала себе прощение и стала, подобно своему божественному супругу, бессмертной богиней, признанной всеми остальными богами. Родившаяся позднее дочь Психеи от этого брака была названа «Наслаждением».
В образе осла Луцию пришлось повидать и претерпеть немало: он голодает, вертит жернова на мельнице, присутствует при жестоких пытках и казнях, отравителях и отравительницах – все это дает возможность Апулею нарисовать живые картинки быта и нравов своих современников, людей разного сословия и звания. Все люди, и мужчины и женщины, падки на любовные приключения, даже противоестественные. Самых ужасных мерзостей пришлось насмотреться бедному ослу, когда его купили евнухи – бродячие жрецы сирийской богини, о культе которой Апулей рассказывает с отвращением.
С юмором изображает он и богов: Венера в сказке зла, завистлива, готова сжить со света Психею и даже бьет ее. В ней нет ничего от прежней богини красоты и гармонии, она жалуется на убыль своей молодости и велит Психее принести из подземного царства Аида коробочку с частицей красоты супруги Аида, Персефоны. Церера и Юнона успокаивают ее, говоря, что ее сын стал совсем взрослым, а она хорошо сохранилась. Верховный бог Юпитер занят лишь поисками очередной соблазнительной красотки и требует от Амура компенсации за участие в его судьбе в виде «девицы выдающейся красоты».
Эта сказка может быть воспринята как философская аллегория истории Луция. Давно замечено, что история Луция повторена в сказке: оба они, и молодой человек, и девушка, падают жертвой своей неосторожности и чрезмерного любопытства, с чего и начинаются их скитания и страдания (зачем искать тайну любви, зачем исследовать то, что прекрасно? – легко и шутливо поучал своих читателей умный и высокообразованный римский автор). Оба героя ищут: Психея – супруга, Луций – утраченный человеческий облик, оба преодолевают всевозможные препятствия и оба в финале торжествуют, приобщаясь к более высоким формам жизни: Луций – к божеству, Психея становится богиней.
Роман написан увлекательно и легко читается, в нем есть реалистические картины жизни и безудержный полет фантазии, насмешливый юмор над нравами людей и богов и строгая благочестивая мораль, назидание (вот к чему приводит любопытство!) и легкий смех человека, любящего удовольствия жизни.
Апулей закончил свою жизнь в Карфагене, где пользовался большим почетом и славой лучшего оратора и занимал должность верховного жреца. Еще при жизни в честь его были поставлены в Карфагене две статуи. Его роману была уготована долгая жизнь, а поэтичную сказку об Амуре и Психее неоднократно перелагали и пересказывали писатели разных стран, в том числе и русские: И. Богданович, С. Аксаков.
Гай Петроний Арбитр, выдающийся древнеримский писатель, стоит у истоков создания жанра авантюрного романа, нашедшего свое дальнейшее развитие в мировой литературе.
О некоторых фактах биографии писателя известно из «Анналов» Тацита. Петроний был проконсулом, а затем консулом в одной из римских провинций. Он был принят в число немногих приближенных Нерона и пользовался у императора большим уважением, став законодателем изящного вкуса при дворе, за что получил прозвище «арбитр изящества». Нерон не считал ничего ни приятным, ни роскошным, пока не получал одобрения от Петрония. Для современников Петроний был олицетворением порочного человека, всецело предающегося наслаждениям. По словам Тацита, «день он посвящал сну, а ночь – делам и жизненным наслаждениям». Однако в душе Петроний всегда осуждал бесчинства Нерона и потому принял участие вместе с Сенекой и другими лицами в заговоре против императора. Заговор был раскрыт, и Петроний, наряду с другими заговорщиками, по приказу императора покончил жизнь самоубийством. О смелости и самостоятельности Петрония говорит тот факт, что в своем завещании он перечислил все бесчинства Нерона и его окружения, называя имена разделявших его разврат мужчин и женщин, а затем послал этот документ Нерону за своей подписью.
Петроний, человек с драматической судьбой, яркая личность, был знаменит как выдающийся писатель. Он написал много поэм, описывающих жизнь при дворе, которые до сих пор служат ценным источником информации о жизни Рима начала тысячелетия. Самым известным произведением этого рода, дошедшим до нас в отрывке, является «Пир Трималхиона» – пародия на популярный тогда в Риме литературный жанр симпосия («пиршества»). Однако главным литературным творением Петрония является роман «Сатирикон», который дошел до нас в чрезвычайно небольшом объеме, в отрывках, которые между собой слабо связаны и зачастую лишены логической последовательности.
В «Сатириконе» повествуется о скитаниях и приключениях преследуемой богом плодородия Приапом компании молодых людей без определенных занятий и с сомнительной репутацией, которые ведут паразитический образ жизни, живя за чужой счет. Их скитальческая жизнь, ссоры и примирения, встречи и расставания составляют сюжетную канву произведения, обнажающего изнанку быта низших слоев римского общества. Все эпизоды объединяет личность главного героя – Энколпия, от лица которого ведется рассказ, поскольку он – непосредственный участник всех событий, происходящих в романе. В романе, выдержанном в стиле непринужденного рассказа, даны талантливые реалистические зарисовки нравов эпохи поздней Империи, отражены ее социальные отношения и недостатки. Высмеивая с позиций аристократа и эстета плебейскую среду, Петроний живо и остроумно рисует многоликих людей и их жизнь, заглядывая в потаенные глубины человеческого бытия. Имея в изобилии образцы разговорного народного языка, это произведение является бесценным памятником истории языка, неоценимым источником вульгаризмов.
Книга Петрония называется «Сатирикон», однако у исследователей нет уверенности в том, что так ее назвал сам автор. Вряд ли Петроний хотел кого-либо бичевать сатирой. Для этого нужно было, по крайней мере, верить в возможность исправления людей и нравов. Этой веры у Петрония не было. Он пессимистически смотрел на род человеческий и на будущее своего народа. Петрония часто называют представителем «римского декаданса». Жизнь для него не представляла никакой ценности, он не хотел ни бороться за нее, ни защищать. Такой скептический взгляд на жизнь он вложил в свой роман. И картина, нарисованная им, наглядно свидетельствует о том, что античное римское общество шло к упадку.
По существу, «Сатирикон» – рассуждения о падении человека, о падении общества, рассуждение без гнева и пристрастия, по собственному выражению Петрония, «с откровенной непосредственностью». В «Сатириконе» нашли отражение характерные черты эпохи «римского мира» – рост экономического и социального значения провинций, деградация знати и возвышение вольноотпущенников. Ведущим мотивом романа является мотив сладострастия, поэтому в нем много любовных сцен и описаний омерзительных оргий.
Однако общий тон романа оправдал его название. Петроний описывает своих героев пародийно и с насмешкой. Яркие, открыто сатирические краски в описании пира сменяются глубокой иронией, которая в последних главах достигает своей высшей степени – сарказма. Местами же в насмешливом, ироническом «Сатириконе», где автор прячется за шутовством и фарсом, проглядывает вдруг совершенно серьезная озабоченность. Петроний откликается на злободневные для своего времени проблемы культуры: критикует образование в риторических школах, которые приучают юношей к пустому разглагольствованию на отвлеченные темы, а не дают полезных для жизни знаний, и юноши уходят из школ «дураки дураками». Мысли Петрония о причинах упадка красноречия, о воспитании ораторов перекликаются с аналогичными мыслями древнеримского педагога Квинтиллиана («Воспитание оратора»). Петроний высмеивает непомерно разросшийся дилетантизм в поэзии, с горечью описывает бедственное положение в Римской империи людей гуманитарных профессий: риторов, учителей, поэтов. В рассуждениях о сравнительной ценности наук литературе, к сожалению, отводится последнее место. Главную причину упадка искусства Петроний видел в коррупции.
Интересна своей необычностью композиция «Сатирикона». В первом же эпизоде обращает на себя внимание то, что он завершается стихотворным резюме. Подобные стихотворные вставки также развивают основную мысль эпизода и содержат своеобразное моралите (нравоучительный вывод). Необычайно ярок, живописен и образен язык романа. При описании пира у разбогатевшего вольноотпущенника слышится болтовня плебеев, речь, пересыпанная пословицами и поговорками, яркими сравнениями и метафорами, а также народные афоризмы. Так, например, на похоронах одного красавца «его жена отвратительно мало плакала. Женщина есть женщина – коршуново племя». Или приводятся рассуждения астролога: «Подо Львом рождаются обжоры и властолюбцы. Под Девой – женщины, беглые рабы и колодники. Под Скорпионом – отравители и убийцы. Под Стрельцом – косоглазые, что на овощи зарятся, а сало хватают. Под Овном – те, у кого голова крепкая и лоб бесстыжий».
Многие эпизоды «Сатирикона», полные веселого лукавства и юмора, как бы предвосхищают знаменитые итальянские новеллы эпохи Возрождения, книги Боккаччо и Мазуччо. В романе обнаруживается явственная тенденция к реалистическому описанию человеческих характеров. Роман «Сатирикон» донес до нас живое дыхание клонящейся к упадку античности и дал возможность насладиться блестящим талантом его автора.
Древнегреческий писатель Плутарх, основатель литературного жанра исторического жизнеописания и биографической прозы, происходил из старинного состоятельного рода г. Херонея, провинция Беотия. Он родился в ту пору, когда Греция уже утратила самостоятельность и подчинилась власти грозного Рима. Плутарх получил блестящее образование и после обучения в Афинах стал верховным жрецом Аполлона Пифийского в Дельфах. Он много путешествовал и общался с выдающимися людьми своего времени, в том числе с императорами Траяном и Адрианом, считавшимися мудрыми правителями, покровителями наук и искусств. В дружеском кругу Плутарх предавался изысканному общению, вел беседы научного содержания, в которых касался самых разных сторон жизни. Широкая образованность и эрудиция позволили ему создать собственную частную школу (академию), в которой Плутарх преподавал своим собственным детям и детям своих состоятельных сограждан. Большую часть жизни писатель провел на своей родине, в Херонее, где неоднократно избирался архонтом (высшим должностным лицом).
Писательское наследие Плутарха огромно. Но из примерно двухсот пятидесяти его трудов до нас дошла только одна треть. Обширную группу составляют сочинения Плутарха на морально-этические темы по общим названием «Moralia» («Этика»). Они посвящены вопросам семейной жизни, воспитания, дружбы, становления характера. По форме – это трактаты, размышления, рассуждения, диалоги, например «О болтливости», «О любопытстве», «О сребролюбии» и пр. В них много верных суждений, тонких наблюдений, бытовых реалий его времени. Большое внимание уделено вопросам женского воспитания и вообще положения женщины в семье и обществе. Морально-этические сочинения Плутарха интересны во всех отношениях и не утратили своего нравственно-воспитательного значения и в наши дни.
Однако особую популярность античному автору создали дошедшие до нас его великолепные литературные портреты выдающихся людей истории. В сорока шести «Сравнительных жизнеописаниях» содержатся 23 пары биографий выдающихся греков и римлян. Он не ставил своей задачей точное описание исторических событий, а хотел лишь как художник-портретист воспроизвести характер исторического лица. Поэтому часто, опуская важные события в жизни своего героя, он останавливался на незначительной детали, объясняя свою позицию следующим образом: «Незначительный поступок, словцо, шутка чаще лучше выявляют характер, чем кровопролитнейшие сражения, великие битвы и осады городов». Вот одна из сцен из биографии Александра Македонского, ярко характеризующая великого полководца и великодушного человека. Его войска захватили город Фивы, и несколько человек ворвались в дом добродетельной женщины по имени Тимоклея. «Предводитель отряда спросил хозяйку, не спрятала ли она где-нибудь золото или серебро. Тимоклея ответила утвердительно и, отведя фракийца в сад, показала колодец, куда, по ее словам, она бросила во время взятия города самые ценные из своих сокровищ. Фракиец наклонился над колодцем, чтобы заглянуть туда, а Тимоклея, став сзади, столкнула его вниз и бросала камни до тех пор, пока не убила врага. Когда связанную Тимоклею привели к Александру, уже по походке и осанке можно было судить о величии духа этой женщины – так спокойно и бесстрашно следовала она за ведущими ее фракийцами. На вопрос царя, кто она такая, Тимоклея ответила, что она сестра полководца Теагена, сражавшегося против Филиппа, отца Александра, за свободу греков и павшего при Херонее. Пораженный ее ответом и тем, что она сделала, Александр приказал отпустить на свободу и женщину, и ее детей». Этот эпизод из жизни Александра Македонского был дорог Плутарху еще и потому, что сам он был родом из Херонеи.
Плутарх предстает перед нами не только как историограф. Он был выдающимся философом своего времени, сторонником платоновской философии, автором ряда философских трактатов. Плутарх был философом-моралистом, для которого важнейшим понятием являлась «гармония». Под гармонией и в космосе, и в государстве он признавал всеобщее единство и всеобщую борьбу противоположностей. Плутарх рассматривал гармонию и как главный принцип наилучшего состояния государства. Государственное устройство у него сравнивается с музыкальным инструментом, в котором гармония достигается путем того или иного использования отдельных звуков. Так спартанский правитель Ликург достиг государственной гармонии в результате натягивания соответствующих политических струн, а Нума в Риме – путем их ослабления. Перикл, прежде чем получить большую власть в государстве, старался угодить народу политикой в виде «приятной и нежной гармонии» и только в дальнейшем перешел к «аристократическому и царскому государственному устройству».
Широту интересов и универсальную образованность Плутарха показывают также многочисленные труды по истории литературы, физике, медицине, риторике, истории музыки и теологии. В них писатель предстает как исследователь, наделенный собственным оригинальным мышлением. Плутарх использует самые разные литературные формы: диалоги, памфлеты, письма и пр.
Труды Плутарха, особенно его «Сравнительные жизнеописания», имели большое влияние на современников и потомков. В XVI веке его сочинения перевел на французский язык Жан Армио и открыл тем самым античного автора широкому кругу читателей Европы. Плутарх, один из крупных деятелей так называемого «греческого Возрождения», которое пыталось вернуться к духовным истокам классического эллинизма, был особенно популярен в эпоху Ренессанса и оказал огромное воздействие на умы последующих поколений, став для них певцом героев и героизма.
Преподобный Нестор, агиограф и летописец, был монахом Киево-Печерского монастыря, в который он пришел в 17-летнем возрасте, когда в монастыре подвизались его великие основатели – преподобные Антоний и Феодосий. Киево-Печерский монастырь с самых первых лет своего существования являлся не только центром монашеских подвигов, но и распространителем церковной культуры. Его значение для жизни Киевской Руси было огромно. Почти все епископы в XI и XII веках были сначала иноками Печерского монастыря. В его стенах переписывались книги и велась запись событий, многие монахи занимались иконописанием. Печерский монастырь был средоточием всего, что делало тогда историю Русской земли: князья, бояре, епископы съезжались на собор к киевскому митрополиту, купцы, ежегодно проходившие по Днепру мимо Киева в Грецию и обратно, приезжали в монастырь за благословением.
В этом монастыре поселился и юный Нестор. Пройдя несколько лет искуса, он был пострижен в иноческий чин игуменом Стефаном Печерским. Позже им же он был возведен в сан диакона. Нестор никогда не отлучался из монастыря, трудился над жизнеописаниями прославленных святых и первой русской летописью. Как и полагается истинному монаху, он соблюдал строгий пост, непрестанно молился, хранил душевную и телесную чистоту. В 1091 году Нестору была поручена ответственная и почетная миссия извлечения из земли тела преподобного Феодосия Печерского, когда инок стал свидетелем многочисленных чудес, произошедших у нетленных мощей святого. Сам Нестор после смерти был положен в Ближних пещерах, через 34 года его мощи были обретены нетленными. Православная церковь причислила преподобного Нестора к Лику Святых и ежегодно чтит его память 9 ноября.
Преподобный Нестор написал три основных сочинения: «Повесть временных лет», «Чтение о житии и о погублении блаженных страстотерпцев Бориса и Глеба» и «Житие преподобного Феодосия Печерского». Первым по времени создания является «Сказание о Борисе и Глебе» – житие святых мучеников, сыновей князя Владимира Святославича Красное Солнышко. Обширное введение этой книги содержит размышления автора об извечной борьбе добра со злом. Борис и Глеб (в монашестве – Роман и Давид) выступают поборниками христианских добродетелей: смирения и братолюбия, а Святополк предстает как орудие дьявольских козней.
Позднее Нестор пишет «Житие преподобного отца нашего Феодосия, игумена Печерского», в котором повествуется о жизни и деяниях одного из основателей монастыря. Автор описывает творимые Феодосием чудеса, искусно изображая бытовые детали и естественно передавая диалоги персонажей. Особенно выделяется в «Житии» образ матери преподобного. Вопреки традиции, Нестор изображает не лишенную каких-либо индивидуальных черт благочестивую христианку, а, напротив, женщину властную и суровую, которая решительно отказывает сыну в его просьбе уйти в монастырь, с этой целью она может и жестоко его избить или посадить на цепь. Образ самого Феодосия, человека, который в монастырском быту отличался глубоким смирением, но мог и резко осуждать неблаговидные поступки князей, близок к прототипу. Нестор, собирая материал для жизнеописания, опирался на рассказы очевидцев. Повествование преподобного Нестора наполнено конкретными чертами киевской жизни и монастырского быта XI века. В этом отношении интересен такой эпизод. Князь, находившийся где-то за городом, поручает некоему отроку отвезти Феодосия на телеге в Киев. Увидев бедно одетого Феодосия, юноша принимает его за простого монаха и, попрекнув за постоянную праздность, предлагает поменяться местами: юноша поспит в телеге, а Феодосий пусть правит лошадью. Смиренный Феодосий соглашается. Но когда путники приблизились к Киеву, юноша замечает необычайное почтение, оказываемое его спутнику, и со страхом понимает свою оплошность. В этом эпизоде помимо нравоучительной идеи прославления смирения преподобного Феодосия содержится немало живых деталей: и упоминание о далеком от благочестивого уважения отношении к монахам, и чисто реалистическое изображение самого игумена, который слезает с лошади и шагает рядом с ней, чтобы не заснуть.
Главным творением Нестора, за которое он и получил прозвание Летописца, была Повесть временных лет, русская летопись, доведенная до 1110 года, которая еще называется Начальной летописью. Многим событиям, описанным в повести, свидетелем был сам Нестор, о других он узнавал от очевидцев, например от монаха Яна Вышатича, прожившего 96 лет и умершего в 1106 году, следовательно, родившегося еще при Владимире Равноапостольном. В летописи соединены и отдельные краткие погодные записи, и пространные рассказы об отдельных событиях, и дипломатические документы, например договоры Руси с греками Х века и душеспасительные назидания, например поучение преподобного Феодосия Печерского. Летопись состоит из трех частей: Повести временных лет, Сказании о Крещении Руси при Владимире, Киево-Печерской летописи. В первой части, которая представляет собой связную, цельную художественную повесть, рассказывается о разделении земли после Потопа между сыновьями Ноя, о славянских племенах, о хождении на Русь апостола Андрея, об основании Киева, о призвании на Русь варягов и о первых киевских князьях – Аскольде, Дире и Олеге. Во второй, которая носит полемический богословский характер, обличаются все вероисповедания, кроме православного, и основой для этого труда послужило древнее анонимное житие святого князя Владимира. Третья часть, собственно историческое повествование, рассказывает о бурной жизни Руси первого после Крещения времени. Летопись преподобного Нестора стала для позднейших историков не только ценным фактографическим источником, но и образцом литературного жанра.
Значение Нестора Летописца для русской литературы и русской истории огромно, поскольку он явился очевидцем и хронографом самых первых шагов становления Русского государства и русской культуры.
С творчеством великого итальянского гуманиста Джованни Боккаччо связано появление прозы нового типа. Его «Декамерон» – самая популярная книга европейского Возрождения. В ней писатель стремился передать разнообразие самой жизни, запечатлеть в каждом предмете и образе наиболее характерные живые черты. Он первый в художественном произведении воссоздал новый тип человека, сформированного общественными условиями итальянских городов, показал его любовь к жизни, бодрость, оптимизм.
Боккаччо появился на свет в 1313 году в семье богатого флорентийского купца Боккаччо ди Келлино. Традиционное мнение о том, что он родился в Париже, сейчас оспаривается. Вероятней всего, он родился во Флоренции или в Чертальдо, в имении своего отца. С юных лет Джованни чувствовал влечение к поэзии, но у отца были другие взгляды на будущее сына. Он взял мальчика из школы и отдал на обучение в купеческий дом. Но к торговому делу Джованни испытывал отвращение, а потому отец отправил его в Неаполь изучать право, надеясь, что сын, по крайней мере, приобретет профессию юриста.
Около 1330 года Джованни поселился в Неаполе, где по настоянию отца изучил коммерческое и каноническое право. Но юриста из него тоже не получилось. Неаполем в это время правил король Роберт Анжуйский, друг и покровитель Петрарки. Король Роберт привлек к своему двору ученых и поэтов, стремясь придать ему блеск и величие. В этот круг гуманистов был вхож и молодой Боккаччо. Знакомство с неаполитанскими гуманистами расширило его культурный кругозор. Под их влиянием он стал поэтом и гуманистом, познакомился с гениальными творениями римских классиков – Овидия, Вергилия, Апулея, Тита Ливия, которые в значительной степени повлияли на формирование Боккаччо как художника.
Здесь, при дворе, Боккаччо встретил Марию Д’Аквино, побочную дочь Роберта Анжуйского, которую горячо полюбил. Поэтические успехи начинающего писателя произвели впечатление на Марию. Между молодыми людьми завязался роман, но он не был продолжительным. Мария вскоре изменила Боккаччо, выбрав себе нового возлюбленного. Однако Боккаччо продолжал любить Марию. Ей суждено было стать его музой, вдохновившей на создание целого ряда произведений, где он изобразил свою неверную возлюбленную под именем Фьяметта (с итал. «огонек»).
Жизнь в Неаполе стала важным этапом в творчестве Боккаччо. Помимо многочисленных стихотворений, посвященных Фьяметте, он пишет роман в прозе «Филоколо», в основе которого лежит средневековый рыцарский роман «Флорио и Бьянкофьёре» – первый итальянский приключенческий роман. Далее последовали две большие поэмы – «Филострато» и «Тезеида», также основанные на материале французских средневековых романов. Эти поэмы заложили традицию ренессансной рыцарской поэмы.
В 1340 году по настоянию разорившегося отца Боккаччо возвращается во Флоренцию. Однако торговая деятельность его по-прежнему не привлекала. Он продолжает заниматься поэзией и быстро втягивается в политическую жизнь города. А во Флоренции неспокойно. В 1342 году власть в городе захватили гранды (аристократы), поставившие правителем ловкого авантюриста Вальтера Бриэнского. Через год флорентийцы изгнали его из города. К власти пришла партия черных гвельфов, во Флоренции вновь утвердился республиканский строй.
Боккаччо сразу проявил себя как сторонник республики и враг тирании. Именно ему принадлежит изречение: «Нет жертвы более угодной Богу, чем кровь тирана». Запись в один из семи старших цехов города дала ему все права гражданина Флоренции. Он начинает выполнять литературно-дипломатические поручения правящей гвельфской партии. В 1349 году Боккаччо ездил в Равенну к дочери Данте Алигьери, а в 1351 году он совершил поездку в Воклюз к Петрарке, приглашая его вернуться во Флоренцию, откуда когда-то вместе с Данте был изгнан его отец. Но главное место в его жизни занимала литература. В 1342 году Боккаччо написал пасторальную повесть «Амето, или Комедия флорентийских нимф» и аллегорическую поэму «Любовное видение», в середине 40-х годов завершил поэму «Фьезоланские нимфы» и роман-исповедь «Элегия мадонны Фьяметты».
Наиболее значительным из этих произведений является «Элегия мадонны Фьяметты». Это лирическая исповедь замужней женщины, богатой неаполитанки. Она рассказывает, как встретила юношу-флорентийца Памфило, как страстно полюбили они друг друга и как по настоянию отца Памфило вернулся в родной город, где встретил и полюбил другую женщину, забыв о неаполитанской возлюбленной. Это принципиально новаторское произведение, отличное от аллегорической, назидательной средневековой прозы. Боккаччо оправдывает супружескую измену Фьяметты, защищая право женщины на свободу чувства. Исследователи называют «Фьяметту» первым психологическим романом в западноевропейской литературе. Как заметил Р. И. Хлодовский, «Боккаччо наделил героиню своими собственными чувствами, как бы „перевернув“ историю своих отношений с разлюбившей его Марией Д’Аквино. Писателю было важно показать подлинно пережитое, проанализировать внутренний мир реального человека…»
Великой победой ренессансного реализма стал «Декамерон», создававшийся Боккаччо приблизительно в 1348–1353 годах. «Декамерон» – сборник из ста новелл, одна из которых является обрамляющей, скрепляющей все новеллы в единое повествование. В обрамляющей новелле описывается чума, которая разразилась во Флоренции в 1348 году (во время чумы погиб отец писателя). Это описание очевидца, что сразу придает повествованию конкретность, связывает его с современностью.
В обрамляющей новелле рассказывается, как десять молодых флорентийцев (семь девушек и три юноши), встретившись в церкви Санта Мария Новелла, осудили разгул низменных страстей, порожденных чумой. Желая сохранить душевное здоровье и человеческое достоинство, они решают удалиться в загородную виллу и там переждать, пока чума не отступит. Днем молодые люди собираются проводить время в прогулках, играх и танцах, а вечером решают на протяжении десяти дней рассказывать друг другу по одной новелле. Отсюда название книги: «Декамерон» с греческого переводится как «десятидневник». «Так в рамочной новелле, – пишет В. А. Луков, – возникает главная идея книги: ценности жизни (естественные чувства, земные, плотские желания, жизнерадостность, веселье) могут победить все, что жизни противостоит, – болезнь, мертвящие оковы средневекового мира (церковного фанатизма, феодальной зависимости), саму смерть». В каждой новелле эта идея проявляется по-разному. Тематика новелл широка и многогранна: есть новеллы антиклерикальные, направленные против лицемерия и ханжества служителей культа, есть новеллы в защиту женщин, изменяющих своим мужьям (новеллы против феодального брака, заключаемого не по любви, а по сословным и экономическим соображениям), есть новеллы, воспевающие любовь как здоровое и естественное человеческое чувство. Есть новеллы веселые, грустные, трагические. «Декамерон» выстроен как мозаика: каждая новелла имеет свой законченный сюжет и отражает какой-то фрагмент жизни. Все сто новелл вместе раскрывают новую, гуманистическую картину мира и человека, прославляющую радость земного существования, реабилитирующую плотское, земное начало, защищающую естественные, внесословные чувства.
После «Декамерона» Боккаччо не создал более ничего значительного в области художественной литературы. В 1355 году он написал аллегорическую поэму «Корбаччо, или Лабиринты любви», злой сатирический памфлет, направленный против женщин. «Женщина, в защиту которой автор „Фьяметты“ сказал так много, в этом творении его предстает как существо притворное и крайне неопрятное» (И. Полуяхтова). Вряд ли стоит видеть в этом произведении, как видят некоторые исследователи, возвращение Боккаччо к средневеково-аскетической морали. «Корбаччо» имеет биографическую подоплеку. Во Флоренции Боккаччо одно время ухаживал за вдовой, которая принимала его знаки внимания, а за глаза публично насмехалась над ним. Так что эту поэму можно рассматривать как своеобразную месть писателя своей коварной возлюбленной.
И все же можно говорить о творческом и жизненном кризисе, постигшем писателя в середине 50-х годов. Несмотря на огромный успех «Декамерона», который почти сразу был переведен на многие языки, идейно-художественный замысел этой книги в целом не был понят современниками, в том числе и Петраркой. Это крайне тяжело подействовало на Боккаччо. Сыграли свою роль и проповеди монаха-фанатика Джоакино Чиани, призывающего писателя отречься от «еретических сочинений», влекущих людей к пороку. Под влиянием этих увещеваний Боккаччо пишет Петрарке в 1362 году письмо, в котором сообщает о своем решении сжечь «Декамерон» и прекратить занятия поэзией. Петрарка отговорил друга от этого намерения. Боккаччо не отрекся от своей великой книги: в 1370–1371 годах он переписал и заново отредактировал «Декамерон».
Сближение с Петраркой подвигло Боккаччо заняться филологией. Плодом его занятий классической древностью явился ряд научных работ на латинском языке, среди которых выделяется обширный трактат «О генеалогии богов» (1350–1363) – своеобразный свод знаний по античной мифологии. Боккаччо изучил греческий язык и совместно с греком Леонтием Пилатом в 1367 году завершил перевод Гомера. Особенно много в последние годы своей жизни Боккаччо занимался творчеством Данте, которого боготворил. Он первый написал биографию великого поэта («Жизнь Данте Алигьери»). В 1373 году по поручению Флорентийской коммуны Боккаччо начал читать публичные лекции о Данте. Шестьдесят лекций, прочитанных писателем, легли в основу его комментария к первым 17 песням «Божественной комедии».
Умер Боккаччо в Чертальдо 21 декабря 1375 года. На его надгробии высечено: «Studium fuit alma poesis» – «Занятием его была благая поэзия».
Рабле – центральная фигура французского Ренессанса. Ему же принадлежит и одно из первых мест в ряду великих писателей мирового масштаба. С его творчеством, как и творчеством Сервантеса, связано рождение жанра романа Нового времени. Мудрецом, пророком, великим писателем, «гением человечества» называли и называют Рабле восторженные ценители. Потрясает его универсализм, энциклопедичность знаний и интересов. По книгам Рабле можно изучать процесс развития французского Возрождения, прослеживать его исторические судьбы. Вместе с тем меньше всего стоит искать в его романах глубокомысленной серьезности, важной мудрости. Оружие Рабле – смех, с помощью которого он борется со старым миром и утверждает принципы новой жизни, нового отношения к человеку и его месту в мире. Показательно суждение о Рабле историка Мишле: «Рабле собирал мудрость в народной стихии старинных провинциальных наречий, поговорок, пословиц, школьных фарсов, из уст дураков и шутов. Но, преломляясь через это шутовство, раскрывается во всем своем величии гений века и его пророческая сила. Всюду, где он еще не находит, он предвидит, он обещает, он направляет. В этом лесу сновидений под каждым листком таятся плоды, которое соберет будущее».
Точная дата и место рождения Рабле неизвестны. Исследователи жизни и творчества великого французского гуманиста пришли к выводу, что родился он в 1493 или 1494 году где-то в окрестностях Шинона (Турень). Это долина Луары – своего рода колыбель французского Возрождения: многие выдающиеся гуманисты были родом из этой области. Франсуа был младшим сыном Антуана Рабле, мелкого судебного чиновника, владевшего небольшим поместьем. В 1510 году он поступил во францисканский монастырь в Фонтене-Леконт (Пуату). Духовные подвиги мало привлекали юношу. Он хотел учиться. Рабле изучает латинский, древнегреческий, древнееврейский языки, читает произведения классиков, вступает в переписку с главою французских гуманистов Гильомом Бюде. Постепенно около Рабле сложился круг единомышленников, таких же, как и он, молодых послушников, жаждущих знаний и увлеченных новыми идеями.
Еретические увлечения Рабле и его соратников в конце концов вызвали недовольство церковных властей. В 1523 году в его келье был проведен обыск, греческие книги были конфискованы. Рабле спасли друзья, выхлопотавшие ему разрешение папы перейти в бенедиктинский монастырь, не отличавшийся особой строгостью. В бенедиктинском аббатстве в Мальезе Рабле обрел покровителя в лице настоятеля – аббата Жоффруа д’Эстиссака, не чуждавшегося новых идей. Здесь Рабле уже никто не мешал, и он со всем энтузиазмом принялся изучать медицину и естествознание.
Д’Эстиссак снисходительно смотрел на путешествия Рабле по Франции. В течение трех лет Рабле посещает ряд университетских городов: Париж, Пуатье, Тулузу, Бордо, Бурж, Орлеан. В 1530 году он самовольно сложил с себя монашеский сан и стал студентом медицинского факультета университета Монпелье. Вскоре он получил ученую степень бакалавра, набрал свой курс и начал читать лекции, следуя доктринам отца греческой медицины Гиппократа и римского ученого Галена и впервые интерпретируя их непосредственно по первоисточникам.
Во Франции это была еще пора терпимости. После разгрома французских войск при Павии испанскими войсками (1525) и унизительного плена французского короля, из которого он с трудом освободился, Франциск I в пику католической Испании устремился к союзу с протестантской Германией. Король Франции стал проводить очень либеральную религиозную политику и покровительствовать французским гуманистам, стоящим по большей части на протестантских позициях. Это во многом объясняет снисходительное отношение властей к гуманистическим идеям и смелым новациям молодого бакалавра.
В 1532 году Рабле – врач лионской городской больницы. Лион в это время – оплот гуманизма, город ученых и книжников. Здесь Рабле публикует ряд научных работ по медицине. В них запечатлена грандиозная работа ученого-гуманиста по восстановлению и комментированию текстов древних медиков («Медицинские письма Манарди», «Афоризмы» Гиппократа). У античных медиков Рабле заимствует идею гармонического единства материального и духовного начал в человеке и дружественно расположенной к нему матери-природы, концепции, которая ляжет в основу его будущей великой книги. Смелость Рабле потрясает. Однажды публично комментируя анатомические сочинения Гиппократа, он осмеливается анатомировать труп повешенного. Этот кощунственный с позиций ортодоксального христианского сознания акт мог легко привести Рабле на костер.
Рабле не может ограничиться только сферой медицины. В Лионе происходит рождение Рабле – великого писателя. В один из весенних дней 1532 года он наткнулся у уличного торговца на маленькую книжку под неотразимым названием: «Великие и бесценные хроники гиганта Гаргантюа, содержащие рассказы о его родословной, величине и силе его тела, также диковинных подвигах, кои совершены за короля Артура, его господина». Это была одна из многочисленных народных (лубочных) книг, без которых не обходилась ни одна лионская ярмарка. Рабле, по его собственному признанию, эта книжка пленила тем, что количество экземпляров этой книги за два месяца продается столько, «столько не купят Библий за девять лет». Так коммерческий успех народной книги и желание попробовать себя на литературном творчестве натолкнули Рабле на мысль написать продолжение романа о сыне Гаргантюа Пантагрюэле.
Книга «Ужасающие и устрашающие деяния и подвиги достославного Пантагрюэля», опубликованная к осенней лионской ярмарке 1532 года, хорошо раскупалась, и предприимчивый издатель – Клод Нурри – сразу запустил ее второй тираж. Рабле же принялся за второй том. В 1534 вышла «Повесть о преужасающей жизни великого Гаргантюа, отца Пантагрюэля», отодвинувшая первую книгу на второе место и ставшая началом пятитомного романа о веселых великанах.
Летом 1533 года в Лионе гостит королевский двор Франциска I в сопровождении лучших поэтов и блестящих ученых. Рабле завязывает многочисленные дружеские связи, и среди них важным является знакомство с виднейшим политическим деятелем, дипломатом, епископом Жаном Дю Белле, к которому он поступает на службу врачом.
В свите епископа Дю Белле Рабле трижды ездил в Италию – в 1534, 1535 и 1548 года. Вторая поездка была больше похожа на бегство. В ночь на 18 октября 1534 года на улицах Парижа кто-то вывесил антикатолические плакаты, объявившие «об отвратительных и огромных злоупотреблениях папской мессы». Один плакат был прибит даже на двери королевской опочивальни. Франциск был разъярен и напуган. В этой акции ему почудился народный бунт. Испугом короля воспользовались сорбоннские богословы, склонившие его подписать эдикты об уничтожении книгопечатания во Франции и о преследовании лиц, укрывающих протестантов. Началось преследование свободомыслящих и лютеран, по всей стране запылали костры. Многие гуманисты предпочли бежать за пределы Франции. Тучи сгустились и над Рабле: его романы запретили теологи Сорбонны, да и сам он себя изрядно скомпрометировал в глазах властей своими связями с гуманистами и «еретическими» занятиями. В Италии Рабле добился личной аудиенции у папы Павла III и получил у него прощение за самовольное оставление своего бенедиктинского монастыря.
Возвратившись на родину, Рабле снова принимает сан и в 1536 году получает должность каноника при монастыре Сен-Мор-де-Фоссе. Но его пребывание в монастыре не было долгим. Покровительство Дю Белле, который к этому времени стал кардиналом, позволило Рабле вести медицинскую практику, и с 1537 по 1840 год он работает врачом и читает курс анатомии в Монпелье, Париже, Меце, Турине. Его романы переиздаются, им подражают, появляются анонимные переделки. В 1542 году Рабле переиздает в новой редакции свои два романа и согласно логике повествования, ставит на первое место «Гаргантюа», а на второе «Пантагрюэля». Стремясь оградить себя от нападок сорбонистов, он смягчает нападки на теологов и убирает те места, на основании которых его могли бы зачислить в протестанты.
В 1543 году Франциск назначает Рабле докладчиком королевских прошений, а в 1545 году он получает от короля привилегию на дальнейшее издание «Пантагрюэля». «Третья книга» вышла в 1546 году. В ней Рабле отказался от глумления над церковью и над Сорбонной, он даже позволил себе похвалить «добрых богословов» за то, что они «искореняют ереси» и «насаждают истинную католическую веру». Рабле пытается помириться с Сорбонной – слишком опасным стало открытое противостояние церковным властям. Но сорбонисты осудили и третью книгу, объявив ее «грешной». Высокий пост и личное покровительство короля не спасли писателя от нападок теологов. В 1546 году он, судя по всему, спасаясь от преследований, бежит за пределы французского королевства, в город Мец, где работает врачом.
В конце 40-х годов мрачная атмосфера во Франции, связанная с католической реакцией, прояснилась. Произошла смена на французском престоле – умер Франциск I, и на трон взошел Генрих II, на папском престоле Павла III сменил Юлий III. Вскоре стал обостряться конфликт между Парижем и Римом по поводу раздачи французских бенефиций римской курией. Положение Рабле сразу улучшилось, его выпады против папства оказались как нельзя кстати. Кардинал Дю Белле мог уже открыто покровительствовать писателю: в январе 1551 года он дал ему место кюре в Медоне под Парижем, обеспечивавшее Рабле хорошими доходами и не требовавшее от него фактического исполнения священнических обязанностей. Получил Рабле и новую королевскую привилегию на издательство «Четвертой книги», которая вышла в 1552 году. Примечательно, что в этой части романа изрядно досталось не только папистам, но и Кальвину. И это не случайно. В 1549 году Кальвин напал на Рабле в памфлете «О соблазнах». Для кальвинизма смех и вольнодумство Рабле, не признававшего никакого принуждения в религии, было столь же опасны, как и для католических теологов.
И опять кардинальные перемены в политике Франции: «Четвертая книга» вышла в феврале 1552 года, а в апреле король заключил мир с папой. По-видимому, Рабле предугадывал такой поворот, так как перед самой публикацией книги он счел благоразумным очередной раз скрыться. По Лиону даже ходили слухи, что он арестован и посажен в тюрьму.
Парижский парламент приговорил «Четвертую книгу» к сожжению. От Рабле отвернулись даже былые друзья, публично осудив его сочинения. Всеми травимый, Рабле писал «Пятую и последнюю книгу героических деяний и подвигов доброго Пантагрюэля», но завершить ее писателю не удалось – 9 апреля 1553 года он умер и был похоронен в Париже. «Пятая книга» была подготовлена и полностью издана друзьями и учениками Рабле только спустя одиннадцать лет после его смерти.
Смерть Рабле, как это часто бывает с великими, окружена легендой. Свое прощание, обращенное к окружающим, он, согласно легендарной версии, заключил словами, запечатлевшими образ вечно ищущего писателя: «Я отправляюсь искать великое „может быть“». Современники на смерть Рабле отзывались по-разному – восторженно и язвительно, насмешливо и сокрушенно. Среди многочисленных высказываний-эпитафий наиболее показательно такое: «В преисподней теперь весело: Рабле и там насмешит».
Книгу Рабле называют веселой энциклопедией французского Ренессанса. Создаваемая на протяжении двадцати лет, она вместила всю историю французского гуманизма первой половины XVI века, она отразила эволюцию и самого художника, его движения от смелого оптимизма к сомнению скорого воплощения в жизнь гуманистических идеалов. Первые две книги, написанные молодым Рабле, полны безусловной веры в победу разумного и доброго в человеке. Его мудрые и добродушные короли-великаны легко и весело удерживают победы над мракобесами всех мастей – схоластами, святошами, папистами, феодальными вояками и прочей нечистью. Начиная с третьей книги, «на авансцену выйдет беспокойное сомнение в шутовском наряде Панурговых поисков» (С. Д. Артамонов). Озорник и насмешник, циник и сквернослов, Панург – типичное дитя средневекового города. И если с Пантагрюэлем связано идеальное, утопическое начало романа – это настоящий просвещенный монарх, о котором мечтал Рабле, – то с Панургом в роман входит реальная средневековая Франция, многоликая, с сочно прописанным бытом. Объединив в своем романе идеальное и реальное, отвлеченно-возвышенное и житейски-озорное, Рабле утвердил в художественной прозе прочный союз ученого мудрого слова с народной мыслью и образностью, идущей от народной толпы, уличных анекдотов и карнавальных пародий.
Величайший английский писатель и первый гуманист английского Возрождения Томас Мор родился в Лондоне в 1478 году. Это был знаменательный год – год появления первого печатного станка и первой печатной книги в Англии. Дед Томаса был булочником, отец, ставший юристом, получил от Эдуарда IV звание рыцаря. После окончания школы Сент-Энтони Томас был отдан на воспитание в дом лорда-канцлера, архиепископа Джона Мортона. Он был просвещенным и гуманным человеком, верившим в великое предназначение своего питомца. В 1492 году сэр Мортон определяет Томаса в Оксфордский университет, где преподавали гуманистически образованные профессора, привившие юноше любовь к древнегреческой философии и литературе. Но Томасу не суждено было завершить университетский курс. По требованию отца он уходит из Оксфорда и поступает в высшую юридическую школу Нью Инн, откуда впоследствии переходит в Линкольн Инн.
В 1504 году Томас Мор женился на Джейн Кольт, дочери эссексского помещика. Она родила ему трех дочерей и сына. Их брак был счастливым, но в 1512 году Джейн умерла. Свои гуманистические идеи Мор стремился реализовывать в воспитании своих детей. Его дочери на равных с юношами приобщались к знаниям в домашней школе Мора, удивляя впоследствии окружающих своей ученостью и прекрасным знанием древних языков. В диалоге «Аббат и ученая дама» («Разговоры запросто») Эразм Роттердамский перечислил выдающихся женщин своего времени, не уступавших своей образованностью мужчинам. Среди них – женщины из дома Мора.
В год женитьбы Мор был избран в парламент, где зарекомендовал себя честным и бескомпромиссным человеком. Он не побоялся выступить с речью против самого Генриха VII, требовавшего очередной денежной субсидии от парламента. После этого на семью Мора были обрушены репрессии: его отец был заточен в Тауэр, а самому Томасу было приказано не появляться в парламенте. К политической деятельности Мор смог вернуться только после смерти Генриха VII. Тогда же он получает место помощника шерифа Лондона. До 1509 года Мор занимается адвокатской практикой и читает лекции в юридической школе Форнивал Инн.
В 1409 году Мор познакомился с нидерландским гуманистом Эразмом Роттердамским, когда тот приехал в Англию. Между ними установились особенно теплые отношения, скоро переросшие в крепкую дружбу. Во время своего следующего визита в Англию в 1509 году Эразм поселился в доме Мора. Долгие беседы двух гуманистов подвигли Эразма Роттердамского написать блестящую сатиру «Похвала Глупости». Тогда же Томас Мор и Эразм Роттердамский совместно перевели на латинский язык диалоги Лукиана.
На досуге Томас Мор предпочитал заниматься любимым делом – литературой. Еще будучи учащимся юридической школы, он попробовал свои силы в качестве драматурга студенческого театра. Увлекался он и стихотворством. В 1510 году Мор приступил к работе над «Утопией» («Золотая книга, столь же полезная, как и забавная, о наилучшем устройстве государства и о новом острове Утопия»). Она была написана по-латыни, на которой ученые обычно писали свои произведения (в то время для европейских народов латынь была интернациональным языком). Завершена и опубликована «Утопия» была в 1516 году. Появление книги Мора стало событием международного значения. Сразу последовали издания в Париже, Базеле, Флоренции, Венеции, Вене… На английский язык «Утопия» была переведена после смерти ее автора, в 1551 году, и сразу получила широкую популярность в Англии.
«Утопия» – фантастический роман, написанный в форме диалога. Такое построение книги Мор заимствовал у Платона («Государство», «Тимей»), но дал этой форме оригинальную разработку. Слово «утопия» Мор составил из греческих слов, что обозначает «несуществующее, небывалое место». В книге представлен мир, устроенный на началах справедливости и разума, своего рода антитеза «миру безумных». В первой части, написанной позже второй, дана сатирическая картина жизни современной Англии с ее несправедливым строем и жизненным укладом. В частности, Томас Мор останавливается на проблеме «огораживания». Во времена Мора торговля шерстью стала чрезвычайно выгодной, и английские помещики начали сгонять крестьян с их земель, превращая поля в пастбища для овец. По этому поводу автор с горькой иронией замечает, что в Англии «овцы пожирают людей». Несовершенному миру автор противопоставляет тот идеальный уклад жизни, который ему якобы удалось увидеть на острове Утопия. Описанию жизни утопийцев посвящена вторая часть произведения.
Общество Утопии бесконфликтно, здесь царит благоденствие, так как нет частной (и даже личной) собственности – все общее. Труд – обязанность всех граждан, причем нет непроходимой грани между умственным и физическим трудом. Все желающие после короткого рабочего дня (он продолжается шесть часов) посещают образовательные лекции и наполняют свой досуг интеллектуальными занятиями. В Утопии запрещена смертная казнь. На преступников возложен тяжелый и грязный труд. Мор полагает, что «лучше карать пороки, чем самого человека», считая, что преступник своим трудом может загладить и искупить свою вину.
Время Томаса Мора – это время величайших географических открытий. Мир стремительно менялся, на карте появлялись новые земли, заселенные подчас удивительными народами. Мор поместил свою Утопию на один из островов, недавно открытых во время морского путешествия. Чтобы придать повествованию достоверность, писатель включил в него факты собственной биографии, ввел реальных, действительно живших в то время людей. Среди них – сам автор, кардинал Мортон, покровитель Мора и Эразма голландский гуманист Петр Эгидий, участник экспедиций Америго Веспуччи Рафаил Гитлодей. Книга построена в форме беседы между Мором и Рафаилом Гитлодеем. Интересно, что свои мысли Мор высказывает не «от себя», а вкладывает в уста Гитлодея, бывалого морехода и путешественника, объехавшего почти весь земной шар. Как пишет И. Н. Голенищев-Кутузов, «впечатление от книги Мора было так сильно, рассказ подан столь документально-достоверно, что многие писатели поверили в реальность „нового острова Утопия“». И это несмотря на то, что в грецизированных названиях и именах Мор старательно разрушал собственный прием реалистической убедительности и подчеркивал вымышленный характер названий местностей и обычаев утопийцев.
В книге Томаса Мора впервые была представлена стройная и продуманная система идеально справедливого общественного строя. Благодаря ей было положено начало новому жанру европейской литературы – жанру социальной утопии, получившей большое распространение как в английской литературе, так и в литературах других стран.
Среди других прозаических произведений Томаса Мора особенно интересна «История Ричарда III» (1513–1518) – живой исторический рассказ о политических событиях периода войны Алой и Белой Роз. О коротком, но трагическом царствовании Ричарда III, взошедшего на престол через убийство своих племянников, наследников Эдуарда IV, Мору в ранней юности рассказывали канцлер Мортон и отец Мора – сэр Джонс. Опираясь на эти воспоминания, Мор создал образ «вероломного, одержимого злобным властолюбием тирана», непревзойденного мастера политической провокации и интриги, человека незаурядного, но наполненного только алчностью и честолюбием. «История Ричарда III» была опубликована в 1541 году, после смерти писателя и, несмотря на то, что была не завершена, оказала огромное влияние на развитие английской историографии. Текст Мора был включен Э. Холлом в его хронику (1548), а затем его использовал Р. Холиншед в «Хронике Англии, Шотландии и Ирландии» (1577, 1587). В свою очередь хроника Холиншеда стала основным источником трагедии Шекспира «Ричард III». Таким образом, шекспировский образ коронованного злодея восходит к Ричарду Мора, хотя исторически не совсем достоверен.
Широкая известность Томаса Мора побудила Генриха VIII приблизить его к себе. В 1521 году писатель приглашен ко двору, где получает рыцарское звание и должность казначея. В 1523 году сам король рекомендует Мора спикером парламента, а в 1529 году назначает канцлером королевства. По этому поводу Эразм Роттердамский писал: «Счастливы были бы государства, если бы правители ставили во главе их должностных лиц, подобных Мору». В 1532 году Мор добровольно сложил с себя обязанности канцлера и ушел в отставку. Одной из причин оказалось принципиальное несогласие Мора с политикой короля в отношении реформационного движения. Мор не разделял идей Реформации, видя в них угрозу единству христианского мира и источник религиозных войн, начатых под знаменами Лютера. Между тем нарастал конфликт между Генрихом VIII и католическим Римом. Формальным поводом для разрыва послужил отказ римского папы Климента VII узаконить развод английского короля с Екатериной Арагонской. Воспользовавшись отказом, Генрих VIII по примеру немецких князей объявил себя главой английской церкви и потребовал от духовенства присяги на верность. Мор отказался присягнуть на верность и подписать новый закон о престолонаследии, по которому наследницей английского престола объявлялась Елизавета, дочь Анны Болейн, второй супруги Генриха VIII, с которой он обвенчался, несмотря на противодействие Рима.
17 апреля 1534 года Томас Мор согласно «Указу о государственной измене» был арестован и заключен в Тауэр. В течение года его пытались склонить на сторону короля, но он оставался непреклонным. 6 июля 1535 года его казнили во дворе Тауэра. Перед лицом смерти Мор держался с достоинством и даже шутил с палачом.
При жизни его называли «гражданином мира». Он пользовался необычайной известностью в Европе ХVI века, его радушно встречали ученые и папские сановники, ему предлагали навсегда остаться в Риме, соблазняли его блестящей церковной карьерой, но Эразм предпочитал независимость. Он разъезжал по странам Европы, окруженный славой и почитанием. Он был самым образованным человеком своего времени, признанным авторитетом в вопросах культуры, религии и политики. Великолепное знание древних языков позволило ему дать научный перевод библейских текстов, взглянуть на «священные письмена» глазами трезвого историка, свободного от мистики и фанатизма. Посредством обширных связей и корреспонденции он поддерживал тесные контакты с выдающимися людьми своего времени.
Литературное наследие Эразма Роттердамского огромно: трактаты на богословские, нравственно-философские и педагогические темы, латинские стихи, одних писем насчитывается более двух тысяч, критические издания древних текстов, переводы с древнегреческого языка, сборник диалогов «Разговоры запросто». Сам Эразм главным своим трудом считал исправленный текст Нового Завета и комментарии к нему, однако в историю мировой литературы он вошел прежде всего как автор небольшой книжицы с веселым и странным названием – «Похвальное слово Глупости» (1509).
Он родился в Нидерландах в городе Роттердаме приблизительно в 1469 году, был незаконным сыном священника, рано лишился родителей, рано познал нужду. Оставшись сиротой, юный Эразм вынужден был уйти в монастырь, чтобы получить образование. Хорошая библиотека при монастыре позволила ему расширить свой кругозор и именно здесь он начинает писать стихи. Однако жизнь в монастыре открыла глаза юноше на неприглядные стороны церковного быта, и в 1493 году он оставляет монастырь. Ненавидя монашество и презирая богословов, Эразм тем не менее принимает титул доктора богословия, ибо он давал относительную материальную независимость. Он становится секретарем архиепископа Камбрейского и едет в Париж, где продолжает свое образование. С этого времени начинается период его странствий по Европе. Его заветной мечтой была Италия и ее искусство. В Италии он посещает целый ряд городов, изучает ее литературу и культуру, повсюду его радушно встречают итальянские гуманисты. Европейские владыки спорили друг с другом из-за чести принять его у себя, наперебой приглашая в свои замки. И он, свободный и не терпящий никакой зависимости, переезжал из одной столицы в другую, возглавляя и олицетворяя собой гуманистическое движение в Европе.
Эразм дважды побывал в Англии (1505–1506), где его близким другом и соратником стал Томас Мор, великий английский гуманист, автор знаменитой «Утопии». Именно в течение долгого пути в Туманный Альбион через города и веси средневековой Европы, куда по приглашению своего друга отправился Эразм, полный надежд на нового короля Англии Генриха VIII, провозгласившего себя покровителем ученых и писателей, он и пишет свое удивительное, ни на что не похожее сочинение «Похвальное слово Глупости».
Оно менее всего похоже на сухой трактат или на назидательный диалог. Эразм обращается здесь к шутке, вольной и шаловливой игре ума, но за внешне пародийной формой скрываются серьезные мысли автора над человеческой жизнью, его суд над историей и людьми, в ней его философия жизни, его идеалы, его ненависть и презрение. Перед нами весь Эразм, насмешливый, ироничный и одновременно мудрый гений. На долю «Похвального слова» выпал шумный успех, за короткий срок оно разошлось в нескольких десятках тысяч экземпляров и сразу же начало переводиться на другие европейские языки. Появление замечательной сатиры Эразма совпало с началом великого культурного перелома в жизни стран Западной Европы, вошедших в пору Ренессанса.
Похвала глупости! Как могло появиться желание воздать похвалу человеческой глупости? У всех народов издавна глупость была предметом насмешек. Еще у древних греков был «город Глупов» – Абдера, у немцев существовала целая литература о дураках. Да и у нас на Руси излюбленным героем народных сказок был Иван-дурак. Вот и Эразм использует народные сказания о дураках и делает героиней своей сатиры госпожу Глупость, рядит в дурацкие колпаки представителей самых различных сословий и состояний, которые длинной вереницей проходят перед нами. Его героиня родилась на тех Счастливых островах, где растет несеяное и непаханое, а родитель ее – Бог Плутос (бог богатства). Остроумен самый замысел книги: госпожа Глупость, обиженная тем, что род людской до сих пор не удосужился воздать ей в благодарственной речи похвалу, решает сама увенчать себя лаврами и прославить в похвальном слове, поэтому произведение Эразма не просто сатира, по форме оно напоминает шуточный панегирик. С торжеством госпожа Глупость обозревает ряды своих питомцев, говорит о благодеяниях, которые она оказывает миру, не умеющему, однако, оценить ценить ее заслуг. Поначалу Глупость выступает как объект насмешек автора, однако по мере того, как углубляются ее размышления, она, подобно герою русских сказок, вдруг предстает перед нами совсем в ином обличье и в ее голосе начинают звучать раздумья и самого Эразма.
Используя свою героиню, которая считает себя владычицей мира, Эразм рисует жизнь средневековой Европы как царство торжествующей глупости. Как много смысла, глубокого, философского, жизненного, в нападках героини сатиры на человеческое общество и его представителей. На школьных учителей, пичкающих мальчуганов разной чушью, самодовольных правоведов, громоздящих толкование на толкование, отчего ясное дело становится запутанным и темным, на длиннобородых философов, своими хитросплетениями напускающие «туману в глаза людям неопытным»: «кто не убежит в ужасе от такого существа, не то чудовища, не то привидения, недоступного природным чувствованиям».
Особо видное место в размышлениях госпожи Глупости занимают богословы: «Что до богословов, то, может быть, лучше было бы обойти их здесь молчанием, – восклицает Глупость, – не трогать этого смрадного болота, не прикасаться к этому ядовитому растению! Люди этой породы весьма щекотливы и раздражительны. Того и гляди, набросятся на меня и потребуют отречения от моих слов, а ежели я откажусь, вмиг объявят меня еретичкой. Они ведь привыкли стращать этими громами всякого, кого невзлюбят».
Сатира на церковников в сатире поистине убийственна. Эразм высмеивает почитателей икон и святых, из которых «один исцеляет от зубной боли, другой искусно помогает роженицам, третий возвращает награбленное добро». Священники поощряют подобное суеверие, потому что оно увеличивает их доходы. Эразм восстает против торговли индульгенциями, которыми церковь соблазняет верующих, обещая им за деньги отпущение грехов, «так что ежели угодно, разрешается начинать сызнова весь порочный круг». Писатель говорит о невежестве церковников, их бесстыдстве и развращенности, «при помощи обрядов, вздорных выдумок и диких воплей» они «подчиняют смертных своей тирании».
Не менее язвительно Эразм рисует и феодальную верхушку общества – людей, которые «хоть и не отличаются ничем от последнего прохвоста, однако кичатся благородством своего происхождения». Поэтому короли и придворная знать также находятся в свите госпожи Глупости. Но Эразм высмеивал не только старый феодальный уклад, он уже видел темные стороны и нового буржуазного мира, видел его уродливые черты. Ему отвратителен был культ наживы, особенную ненависть Эразма вызывали купцы: «Купеческая порода глупее и гаже всех, – пишет он, – ибо купцы ставят себе самую гнусную цель в жизни и достигают ее наигнуснейшими средствами: вечно лгут, божатся, воруют, жульничают, надувают и при всем том мнят себя первыми людьми в мире потому только, что пальцы их украшены золотыми перстнями». Бог Плутос – «единственный и подлинный отец всех богов и людей. По его мановению в древности, как и ныне, свершалось и свершается все – и священное и мирское. От его приговоров зависят войны, мир, государственная власть, советы, суды, народные собрания, браки, союзы, законы, искусства, игрища, ученые труды…» По воле Плутоса мир принимает из рук Глупости дурацкие колпаки, и Глупость, воцарившись среди смертных, руководит комедией человеческой жизни.
По мнению Эразма, мир бредет вдалеке от путей разума и природы. Глупость стала главным режиссером народного театра, ее направляющая рука чувствуется повсеместно, «да и что такое вся жизнь человеческая, как не забава глупости?» – с горечью восклицает Эразм. Только мужественный человек, горячо ненавидевший всяческую рутину и невежество, мог позволить себе столь смелые выпады против пап и королей, епископов и вельмож. Он всегда верил в конечную победу разума, до конца своей жизни он оставался страстным гуманистом, уверовавшим в близкое торжество принципов гуманизма. Вскоре после смерти Эразма (1536) в Базеле вышло первое собрание его сочинений в 9 томах. В России первый перевод сочинений (трактат «О приличии детских нравов») появился во второй половине XVII века.
Сервантес – автор гениального романа. Но и сама жизнь его, овеянная авантюрным духом времени, сложилась словно по канонам остросюжетного повествования. Пожалуй, ни одному великому писателю мира не выпадала столь тяжелая доля, как Сервантесу. И он с честью прошел через все испытания, уготованные ему судьбой, вызывая восхищение окружающих своим мужеством, душевным благородством, рыцарской стойкостью. Автор самого популярного, самого читаемого романа, издаваемого немыслимыми по тем временам тиражами, Сервантес так и не вышел из нужды. Неласков оказался мир к своему гениальному писателю и после его смерти: умер Сервантес в бедности, похоронен был за чужой счет, могила его вскоре затерялась, и даже дом, где жил писатель в последние годы, снесли в 1833 году. Но уходил ли Сервантес из жизни уставшим и разочарованным? Уже на смертном одре он написал в предисловии своей последней книги слова, свидетельствующие об обратном: «Простите, радости! Простите, забавы! Простите, веселые друзья! Я умираю в надежде на скорую и радостную встречу в мире ином…»
Обратимся к началу бурной биографии Сервантеса. Будущий автор «Дон Кихота» родился 29 сентября 1547 года в день святого Мигеля. Имя Сааведра Сервантес добавит себе позже сам: это было знатное и уважаемое родовое имя дальних родственников Сервантеса.
О детстве и юности Сервантеса известно немного. Мигель был четвертым из семерых детей Родриго Сервантеса и Леонор де Кортинас. Его отец, принадлежавший к идальгии (мелкопоместному дворянству), вынужден был зарабатывать на жизнь зазорной для дворянина профессией лекаря. В поисках заработка Родриго Сервантес вместе с большой семьей постоянно переезжал из города в город. В 1551 году Сервантесы поселяются в Вальядолиде, тогдашней столице Испании. Семья еле сводила концы с концами. Дон Родриго был даже арестован за долги ростовщику, а на имущество семьи был наложен арест. Тем не менее с 1557 года Мигель поступил в колледж иезуитов, где получил гуманитарное образование, которое продолжил в Мадриде, куда семья перебралась в 1561 году. В Мадриде ему посчастливилось учиться у гуманиста Хуана Лопеса де Ойоса, напечатавшего в 1569 году в своей книге первое стихотворение ученика – элегию на смерть испанской королевы.
Далее версии биографов Сервантеса расходятся. Согласно одной версии, Сервантес по протекции своего учителя был принят камерарием (камердинером) на службу к послу римского папы Пия V монсеньору Джулио Аквавива-и-Арагону, который по достоинству оценил поэтический дар молодого человека и взял его с собой в Рим. Другие биографы обратили внимание на тот факт, что осенью того же 1569 года в Мадриде разыскивали некоего Мигеля де Сервантеса, приговоренного за участие в дуэли к отсечению правой руки и десятилетней ссылке. Так или иначе, Сервантес в 1570 году уже в Италии, где вскоре поступает на службу в испанский полк Мигеля де Монкады и несет службу на корабле «Маркеза». Сервантеса обуревают честолюбивые надежды. Карьера военного в Испании, главном оплоте христианства в Европе, считалась в те времена престижной и почетной. А уж тем паче карьера солдата-крестоносца, защищающего в борьбе с мусульманами единственно истинное вероучение. Кстати, для того чтобы поступить в полк крестоносцев, Сервантесу пришлось доказывать чистоту своей крови. «Срочно вышли бумаги, свидетельствующие о незапятнанности моего вероисповедания», – обращается он в письме к отцу.
Испанцы в это время полностью контролировали Италию. Они владели важнейшими ее городами и областями – Неаполем, Сицилией, Генуей, Миланским герцогством. Ректором Падуанского университета был испанец, а в Падуе и Генуе испанских студентов было больше, чем итальянских. 1570 год – это самый разгар военных событий. Турецкая эскадра захватила город Никозию. Объединенные итало-испанские силы готовились сразиться с Оттоманской империей.
Первое боевое крещение Сервантес получил 7 октября 1571 году в знаменитой битве при Лепанто. В этот день его трепала сильная лихорадка, но он предпочел, «даже будучи больным и в жару, сражаться, как это и подобает доброму солдату, а не прятаться под защитой палубы». Поднявшись наверх, он неожиданно для себя принял командование над 12 солдатами и храбро вступил в бой под шквальным огнем турок. Во время боя Мигель был трижды ранен. Одна из ран навсегда парализовала левую руку. Но Сервантес не ушел из армии. После лечения в госпитале он вернулся в строй и до 1575 года участвовал во многих битвах.
Доблесть молодого человека была отмечена военачальниками. 20 сентября 1575 года с братом Родриго, служившим в той же армии, Мигель отправился на судне «Эль Соль» в Испанию. С собой он вез рекомендательные письма командующего испанскими войсками брата короля дона Хуана Австрийского и вице-короля Неаполя герцога де Сеса на имя Филиппа II. Эти письма давали Сервантесу надежду на продвижение в Испании по карьерной лестнице и возможность материального вознаграждения. Но после сильного шторма корабль испанцев был захвачен алжирскими корсарами. Так Сервантес оказался в Алжире, где пробыл в плену пять лет. Письмам суждено было сыграть роковую роль в его судьбе. Грамоты дона Хуана и герцога де Сеса внушили его первому хозяину греку-отступнику Дели Мами мысль, что Сервантес является знатной особой, а потому за своего нового раба он заломил такой огромный выкуп, какой семья Сервантеса не могла собрать.
Пренебрегая угрозой пыток и казни, Сервантес четыре раза организовывал побег и даже пытался поднять восстание пленных. Но каждый раз среди заговорщиков оказывался предатель, и каждый раз, после очередной неудачи, Сервантес брал всю ответственность на себя. «Я один в этом повинен… Никто из этих христиан не виноват», – бесстрашно заявлял он мучителям. Мужество однорукого невольника сделало его известным в Алжире. После очередного неудачного побега Сервантеса купил наместник Алжира Гасан-паша, который «каждый день кого-нибудь вешал, другого сажал на кол, третьему отрезал уши», за что и получил прозвище «Пахнущий Кровью». Сервантесу удалось избежать страшной расправы: Гасан-паша оценил мужество «Однорукого». В доме своего нового хозяина Сервантес написал драму «Алжирские нравы», где рассказал о страданиях пленников.
Только осенью 1580 года Сервантес наконец был выкуплен (брата Родриго семья выкупила еще три года назад). Часть денег с трудом наскребли родственники, остальную сумму внес орден монахов-тринитариев, занимавшийся выкупом пленных христиан. Но на этом злоключения Сервантеса не закончились. На него поступил донос от монаха-доминиканца Бланко де Паса, который в свое время предал пленных, пытавшихся бежать, и теперь, чтобы обелить себя, в предательстве обвинил Сервантеса.
Сервантес сумел собрать свидетельства очевидцев, подтвердивших его мужество и благородство. Один из пленных говорил, что Сервантес был для него «отцом» и «матерью». Другой утверждал, что «Сервантес очень умен, благороден и добродетелен и очень хорошего поведения», что он «друг других рыцарей».
Дома он застал свою семью разоренной. Герой битвы при Лепанто никого в Испании не интересовал: ни наград, ни денег, ни службы, на которую он рассчитывал, Сервантес не получил. Он вновь поступает на военную службу, и уже не столько из патриотических побуждений, а чтобы не умереть с голоду. В это время Испания воюет с объединенными силами Англии и Франции. Сервантес получает скромное место военного курьера при ставке герцога Альбы в Томаре. В 1583 году во время пребывания на службе в Португалии Сервантес влюбился в молоденькую актрису Ану Франку де Рохас. Плодом их недолгого романа стала дочь Изабель – единственный ребенок Сервантеса.
Вскоре Сервантес ушел с военной службы – слишком малó было жалование. В 1584 году он женился на девятнадцатилетней Кателине де Саларас-Паласьос. В поисках заработка он обращается ко многим занятиям, пытается заработать литературным трудом: пишет патриотические драмы, публикует пасторальный роман «Галатея», появившийся в продаже в 1585 году и понравившийся публике. Но литературный заработок мог прокормить писателя только в том случае, если бы у него был богатый и знатный покровитель. У Сервантеса же не было таланта приобретать знатных друзей. Между тем расходы росли. Умерли родители, погиб брат Родриго. У Мигеля на содержании кроме собственной жены и внебрачной дочери оказались две сестры и племянница.
В 1587 году Сервантес получает должность комиссара по закупкам провианта для армии. Пятнадцать лет он колесит по дорогам Испании и скупает излишки продовольствия по твердым ценам. Горячо сочувствуя голодным крестьянам, Сервантес предпочитает изымать излишки прежде всего у церкви. За это его чуть не отлучили от церкви и даже вызывали в комиссию по проверке национальной чистоты. Жизнь Сервантеса тяжела, заработки скудны, он вынужден жить вдали от семьи. Доверчивость и благородство Сервантеса довели его до тюрьмы. Он поместил казенные деньги в севильский банк, владелец которого вскоре объявил себя банкротом. По обвинению в сокрытии денег Сервантес попадает в 1592 году в тюрьму. Там он побывает еще три раза – в 1597, 1602, 1605 годах, причем во второй и третий раз по делу о невзысканных недоимках.
В 1603 году, выйдя из королевской тюрьмы, Сервантес потерял место сборщика налогов. В ту же зиму Сервантес вместе с семьей переехал в Вальядолид. К этому времени им уже написано около половины новелл и драм, вошедших в сборники 1613 и 1615 годов, а в тюрьме он начал работу над «Дон Кихотом», первый том которого вышел в свет в 1605 году. Успех превзошел все ожидания: книгу буквально сметали с прилавка. За год роман выдержал шесть изданий. Издатель потребовал от Сервантеса права на издание романа в Португалии, Каталонии и Валенсии. Дон Кихот и Санчо Панса становятся нарицательными персонажами. Но огромный успех первой части «Дон Кихота» мало что изменил в судьбе Сервантеса и его семьи. Как-то французский посол в Испании Дак Майен стал расхваливать в обществе высокопоставленных особ книгу Сервантеса, которую он знал почти наизусть. «Как бы мне хотелось познакомиться с ним!» – воскликнул француз. Ему тут же ответили, что он «стар, солдат, идальго и беден». «И такого гениального человека вы не содержите на государственные фонды?» – вскричал потрясенный герцог.
Очевидно, из-за безысходной нужды и в надежде на бесплатные похороны обе сестры и его жена постриглись в монахини. Сам Сервантес в 1609 году поступил в религиозное общество «Братство рабов святейшего причастия». В «Братстве» состояло множество высокопоставленных особ, и Сервантес, очевидно, пытался найти себе там покровителя. Вскоре он его нашел в лице графа де Лемоса, которому посвятил все произведения последних лет. Но появление покровителя не внесло в жизнь писателя благих перемен. Как-то граф Лемос собрался представить ко двору выдающихся поэтов. Сервантес попросил включить его в список приглашенных. Однако секретарь Лемоса включил вместо Сервантеса другого, молодого поэта.
Большим ударом для Сервантеса оказался выход в свет в 1614 году подложного второго тома «Дон Кихота», автор которого укрылся под псевдонимом Алонсо Фернандеса Авельянеды. Хотя заимствование чужих сюжетов в то время было делом обычным, Авельянеда не просто использовал чужую историю, но фактически написал злой памфлет на роман Сервантеса. Он огрубил и исказил героев, представив Дон Кихота в виде сумасшедшего старика, а Санчо Пансу как глупого и жадного обжору. Книга также содержала много обидных и несправедливых выпадов против самого Сервантеса. Подделка Авельянеды ускорила выход второго тома «Дон Кихота», напечатанного в конце 1615 года. За четыре дня до смерти Сервантес завершил свое последнее произведение – «северную повесть» «Странствия Персилеса и Сихизмунды», которую он начал писать еще в 1590-е годы и которая была опубликована в 1617 году, – уже после смерти писателя.
Умер Сервантес 23 апреля 1616 года. За две недели до смерти он принял монашеский сан и указал монастырь, где должны были покоиться его останки. Похоронили его францисканцы-терциарии за счет благотворительных сумм братства.
Как странно порой складываются судьбы произведений! Любимое сочинение Сервантеса, пасторальный роман «Галатея», сейчас никто не читает, кроме специалистов. Забыты и «Странствия Персилеса и Сихизмунды», на которые писатель возлагал столько надежд. Зато продолжаются «странствия» «Дон Кихота», когда-то задуманного в осмеяние нелепых рыцарских романов, буквально наводнивших всю Испанию, но по мере его создания превращавшегося в гениальный роман о великом безумце, способном создать в своем воображении целый мир, видеть его наяву и жить в нем. Непреходящую симпатию читателей к Дон Кихоту, внутреннее влечение к нему по-своему очень глубоко объяснил И. С. Тургенев. Отвечая на вопрос «Что выражает собою Дон Кихот?», русский писатель писал: «Веру, прежде всего, веру в нечто вечное, незыблемое, в истину, находящуюся вне отдельного человека, не легко ему дающуюся, требующую служения и жертвы. Дон Кихот проникнут весь преданностью к идеалу, для которого он готов подвергаться лишениям, жертвовать жизнью… Нам скажут, что идеал этот почерпнут расстроенным его воображением из фантастического мира рыцарских романов; согласны – и в этом-то состоит комическая сторона Дон Кихота; но самый идеал остается во всей своей нетронутой чистоте. Жить для себя, заботиться о себе Дон Кихот почел бы постыдным. Он весь живет (если можно так выразиться) вне себя, для других, для братьев, для истребления зла, для противодействия враждебным человечеству силам – волшебникам, великанам, то есть притеснителям».
Отмечая историческое значение деятельности Аввакума Петрова, А. Н. Толстой писал: «…в омертвелую словесность, как буря, ворвался живой, мужицкий, полнокровный голос. Это были гениальные „Житие“ и „Послания“ бунтаря, неистового протопопа Аввакума». Конечно, русская литература XVII века не была «омертвелой словесностью», но суть «бунтарского» творчества Аввакума Толстой обозначил очень точно.
Аввакум Петров был крупнейшим идеологом русского старообрядчества. Старообрядчество возникло как противодействие стремлению Русского государства объединить в единой обрядовой системе церковь великорусскую и церкви воссоединяемых украинских и белорусских областей. За основу была взята обрядовая система греческой церкви. Движение старообрядчества зародилось в среде низового духовенства, недовольного обременительными для него реформами патриарха Никона, но скоро под знаменем «старой веры» стали объединяться все недовольные и, прежде всего, крепостное крестьянство и «плебейские» элементы городского посада, оппозиционные государству.
Своеобразная, очень индивидуальная манера Аввакума, автобиографизм и субъективизм его сочинений связаны с тяжелыми обстоятельствами его личной жизни. Большую часть своих произведений Аввакум написал в Пустозерске, в земляном «срубе», где он просидел последние пятнадцать лет своей жизни. Здесь им было написано более шестидесяти сочинений: знаменитое «Житие», «слова», послания, толкования, поучения, челобитные, беседы, письма. Здесь, в Пустозерске, у Аввакума не было слушателей, он не мог проповедовать своим «детям духовным», и ему ничего не оставалось, как взяться за перо. Так родился гениальный писатель.
Все сочинения Аввакума писались в ожидании надвигающегося конца, мученической смерти, и его литературные взгляды, его писательская манера, в значительной мере определены этим положением. Он чужд лжи, притворства и лукавства. Искренность чувств – вот самое главное для Аввакума. «Я ведь не богослов, – что на ум попало, я тебе то и говорю», «писано моею грешною рукою, сколько Бог дал, лучше того не умею», – такими заверениями полны сочинения протопопа. Свою речь он называет «вяканием», свое писание – «ковырянием». Он пишет, как бы беседуя, имея перед глазами конкретного читателя, слушателя, который стоит здесь же, перед ним. «Сочиняя, Аввакум постоянно видит перед собой читателя, – пишет А. М. Панченко. – Это – тот же крестьянин или посадский мужик, с которым Аввакуму приходилось иметь дело с молодых лет, это его духовный сын, нерадивый и усердный, грешный и праведный, слабый и стойкий в одно и то же время. Это – „природный русак“, как и сам протопоп. Такому читателю нелегко понимать церковно-славянскую премудрость, с ним надо говорить просто, и Аввакум делает просторечие своим стилистическим принципом: „Чтущии и слышащии, не позазрите просторечию нашему, понеже люблю свой русской природной язык… Я не брегу о красноречии и не уничижаю своего языка русскаго“».
Аввакум Петров родился в 1620 или в 1621 году в селе Григорове Нижегородского края. Отец Аввакума, сельский поп, по образу жизни почти ничем не отличался от своей паствы. От трудностей и тягостей жизни он находил утешение в «питии хмельном». Мать же была «постница и молитвеница», именно она внушила своему сыну глубокое религиозное чувство. Отец Аввакума умер рано, и мать одна поднимала целый выводок ребятишек. Когда Аввакуму исполнилось семнадцать лет, мать женила его на четырнадцатилетней сироте, трудолюбивой и набожной девушке. Так в жизнь Аввакума вошла Настасья Марковна, которой суждено будет пройти со своим мужем через все мытарства и родить ему девятерых детей.
В двадцать один год Аввакум стал дьяконом, а в двадцать три «был поставлен в попы» в селе Лопатицы. Но долго он в Лопатицах не удержался из-за своего строптивого характера и ссоры с местным воеводой. В 1647 году Аввакум был вынужден вместе с женой и новорожденным сыном отправиться в Москву искать защиты от преследования властей. В столице он познакомился с царским духовником Стефаном Вонифатьевым и его единомышленниками – «ревнителями древлего благочестия», поставившими цель поднять религиозный и нравственный уровень духовенства, придать благообразие и чинность беспорядочной и суетной церковной службе.
Заручившись поддержкой Вонифатьева, Аввакум возвращается в Лопатицы. В Москве он поклялся «отцам», что будет «ревновать во Христе» и стараться о благочестии. Однако его усердие по исправлению нравов вновь воздвигло «бурю» и гнев «начальников». В конце концов, он вынужден был покинуть Лопатицы и переехать в Юрьевец-Повольский, где был рукоположен в протопопы, но и на новом месте продержался недолго, восстановив на этот раз против себя уже и местный клир и прихожан суровой проповедью нравственности. Ему уже было за тридцать, когда он «вдругорядь сволокся к Москве» и стал служить в Казанском соборе, где настоятелем был его покровитель Иван Неронов, входивший в круг ревнителей благочестия.
Наступил 1652 год, год изгнания взбунтовавшимся народом Аввакума из Юрьевца, год смерти московского патриарха Иосифа. Три последних года жизни патриарха русской церковью фактически руководили ревнители благочестия. С ними полностью был солидарен архимандрит новгородский Никон, который у себя в Новгороде осуществлял их идеи, непрестанно советуясь с ревнителями.
Реальных претендентов на патриарший престол было двое: «отец духовный» царя Стефан Вонифатьев и «собинный (особый) друг» царя честолюбивый и энергичный Никон. Царский духовник прямо указал на Никона как на достойного преемника покойного патриарха. Для ревнителей благочестия Никон был «наш друг», и они его поддержали. Как потом напишет Аввакум, не знали они, что «врага выпросили и беду на свою шею».
Как только Никон был поставлен патриархом, он сразу же изменил свое отношение к прежним друзьям, сразу же «возлюбил стоять высоко, ездить широко». Оговорив себе право быть независимым даже от царя, он тем более не собирался выслушивать назидания и обличения ревнителей.
Никон принял единоличное решение провести реформу русской церкви «по греческому чину». Этим он сразу же превратил ревнителей благочестия в своих врагов. Они верили в непогрешимость русских книг и русских обрядов и не верили грекам, потерявшим истинную веру, достоинство и добрые нравы под турецкой властью.
Первым выступать перед народом, обличая нововведения патриарха, стал протопоп Аввакум. После изгнания Ивана Неронова из Казанской церкви и заключения его в Спасов-Каменный монастырь, Аввакум отказался служить по новому образцу в Казанском соборе и демонстративно перенес службу во двор опального Неронова, приспособив для этой цели «сушило» – сарай для сена. Во время всенощной он был схвачен и посажен на цепь в подземелье московского Андроникова монастыря. Три дня и три ночи здесь держали протопопа, не давая ему пищи и воды. На четвертый день вывели Аввакума из погреба и стали уговаривать подчиниться патриарху, но перенесенные истязания лишь утвердили протопопа в мысли, что он страждет за правую веру.
Так начался крестный путь Аввакума. Никакие пытки и истязания, гонения и ссылки, уговоры царя и бояр, обещания земных благ за отказ от своих убеждений не смогут заставить его прекратить борьбу против «блудни еретической» – Никоновой реформы. «Держу до смерти, яко же приях; не прелагаю предел вечных, до нас положено: лежи оно так во веки веком!» – под таким девизом пройдет его вся дальнейшая жизнь.
17 сентября 1653 года Аввакум «за ево многое бесчинство» был сослан в Сибирь. Тринадцать недель везли мятежного протопопа вместе с семьей в Тобольск, много лишений и нужды пришлось им вытерпеть на этом длинном пути. В Тобольске Аввакум оставался недолго: пришел из Москвы указ ехать на Лену, а по дороге туда, в Енисейске, застал его новый указ – отправляться ему в Даурию под начальство воеводы Афанасия Пашкова. Воеводе было приказано искать в Даурской земле пашенные места с угодьями и в этих местах ставить остроги. В эту колонизационную экспедицию и был направлен Аввакум в качестве священника, из-за чего он оказался в прямой зависимости от начальника отряда.
Пашков, по отзыву самого Аввакума, был «суров человек», и ему будто бы «с Москвы от Никона приказано» было мучить Аввакума. Конфликт между воеводой и протопопом обозначился с первых дней их совместного путешествия и скоро превратился в упорную борьбу, о которой сам Аввакум впоследствии сказал: «…он меня мучил или я ево, – не знаю, Бог разберет в день века».
Вместе с мужем в далекую ссылку, в неведомые земли безропотно шла Настасья Марковна. Она рожала и хоронила по дороге детей, вытаскивала их из реки во время бури, спасала детей от голодной смерти, выкапывая коренья и подбирая недоеденные волками объедки. Марковна помогала мужу стойко переносить все невзгоды, и лишь однажды из ее истерзанной груди вырвался крик отчаяния: «Долго ли муки сея, протопоп, будет?» Но стоило протопопу вместо утешения сказать: «Марковна, до самыя смерти!», как, собрав все силы и волю, она со вздохом ответила: «Добро, Петрович, ино еще побредем!»
За вычетом того небольшого срока, когда Аввакуму было еще разрешено служить в церкви в Тобольске, почти все годы ссылки он разделял условия походного быта казаков-первопроходцев: тянул в ледяной воде дощаник, волок сани, валил и гнал по рекам строевой лес, ставил срубы, промышлял рыбу и зверя. Нужда и голод, побои и издевательства, полная зависимость от жестокосердного начальника только духовно укрепляли протопопа. В Сибири родилась слава Аввакума как героя и мученика за веру и правду, и молва о его подвиге и стойкости достигла Москвы.
Прошло почти одиннадцать лет. Протопопу приказано было вернуться в Москву, куда он и приехал в 1664 году. Никон к этому времени был уже отстранен от руководства церковью, и царь, фактически возглавивший церковную реформу, захотел «милостью» склонить Аввакума на свою сторону. Но протопоп и в Москве проявил свою непреклонность. Как царь и бояре ни старались переубедить его, прибегая к лести и подкупу, терпения мятежного протопопа хватило только на несколько месяцев. А потом он разразился гневной челобитной к царю, самовольно стал восстанавливать старые обряды и открыто проповедовать свои взгляды, вследствие чего «запустошил церкви» в Москве. Царь и власти в августе 1664 года приняли решение снова отправить его в ссылку в Мезень. Спустя полтора года протопопа вновь привезли в Москву, где был собран церковный собор для разбора и обличения раскольничьих заблуждений. Но и здесь, как гласит официальный документ, Аввакум «покаяния и повиновения не принес, а во всем упорствовал, еще же и священный собор укорял и неправославным называл». Тогда по решению собора Аввакум был расстрижен, предан проклятию как еретик и отправлен в Пафнутьев монастырь, где «заперши в темную полатку, скована держали целый год».
После новых бесполезных увещеваний, которые продолжались больше года и в которых со стороны церковных властей принимали участие прибывшие в Москву вселенские патриархи, Аввакум вместе со своими единомышленниками, попом Лазарем и иноком Епифанием, был отправлен в Пустозерский острог на Печоре, «место тундряное, студеное и безлесное». Здесь Лазарю и Епифанию были вырезаны языки и искалечены правые руки. Относительно Аввакума ограничились заточением в земляном «срубе», посадив его на хлеб и воду. Этот сруб представлял собой вырытую в земле глубокую яму, которую у входа охраняли стрельцы. Но и «осыпанный» мерзлой землей, без книг, Аввакум продолжал свою деятельность. Не имея возможности проповедовать в церкви и на площади, он взялся за перо, а не случалось пера под рукой – писал «в темнице лучинкою». Из пустозерского «рва» через «верных людей» передавались пламенные послания Аввакума сначала в Мезень, а оттуда в Москву. Никогда слава Аввакума не была так велика, а его деятельность столь опасна для властей, как теперь, когда он был заживо погребен за Полярным кругом. Не без прямого воздействия пустозерских писаний началось в 1668 году и продолжалось восемь лет Соловецкое восстание. Теперь Аввакум уже не столько уговаривал царя, сколько угрожал. Так, в челобитной к молодому царю Федору Алексеевичу он писал, что отец его угодил прямо в ад. Здесь содержался прямой намек – ведь царь Алексей Михайлович умер сразу после подавления Соловецкого восстания, проклятый его участниками. Это послание решило судьбу мятежного протопопа и его соузников. 14 апреля 1682 года осужденных привязали к четырем углам сруба, завалили дровами и берестой и сожгли.
Из приговора до нашего времени дошла только одна фраза: «За великие на царский дом хулы…»
Сказки Перро не были чем-то принципиально новым для французской литературы. И до него издавались сборники сказок, но они входили в разряд «низменного чтения» и не имели никакого отношения к миру прекрасного, где царил «высокий стиль». Перро первым предложил сказку читателю образованному, утонченному, искушенному, и тот восторженно ее принял. Между тем Перро не был собирателем фольклора. Он использовал те сказки, которые хорошо знал с детства и, сохраняя простоту их языка, в остальном обращался с ними достаточно свободно. В них он давал волю своей фантазии, становился их фактическим автором. О сказках Перро очень точно сказал И. С. Тургенев, который перевел их на русский язык: «Несмотря на свою несколько щепетильную, старофранцузскую грацию, сказки Перро заслуживают почетное место в детской литературе. Они веселы, занимательны, непринужденны, не обременены ни излишней моралью, ни авторской претензиею; в них еще чувствуется веяние народной поэзии, некогда их создавшей; в них есть именно та смесь непонятно-чудесного и обыденно-простого, которая составляет отличительный признак настоящего сказочного вымысла».
Родился Шарль Перро в 1628 году в семье адвоката Парижского парламента. Семья Перро не была дворянской, но отец стремился дать всем четырем сыновьям хорошее образование. Да и мать была женщиной образованной – она сама учила детей читать и писать. По замечанию французского историка Филиппа Арьеса, школьная биография Шарля – биография типичного отличника. За все годы обучения в коллеже ни он, ни его братья ни разу не были наказаны розгами, что удивительно для того времени. Прилежание братьев Перро дало свои плоды: по крайней мере, два из них стали знаменитыми. Старший, Клод, прославился как архитектор (он проектировал восточный фасад Лувра), механик, археолог, физик. Шарль, младший из братьев, довольно рано обнаружил литературный талант.
После окончания коллежа Шарль три года берет частные уроки права, получает диплом юриста и начинает карьеру адвоката. Но это скорее была дань семейной традиции, чем осознанный выбор жизненного пути. Много позднее он напишет в своих «Мемуарах»: «Я считаю, что было бы очень полезно сжечь все книги судебных дел… нет ничего лучшего в мире, как уменьшение числа судебных процессов». Сам Перро участвовал всего лишь в двух процессах. В это же время он пишет стихи, обратившие на себя внимание известного поэта Жана Шаплена, приближенного к придворным кругам. Шаплен рекомендует молодого человека всесильному Кольберу, министру финансов, и тот назначает его секретарем совета по литературному творчеству при только что организованной Малой академии.
Перро быстро завоевывает доверие Кольбера и становится одним из самых значительных лиц среди его окружения. Ему доверяют составление надписей для медалей и памятников в Академии надписей, он проводит инструктаж среди посланников, отправляющихся в заморские страны, но главная его должность – Генеральный секретарь в интендантстве королевских построек. Перро курирует строительные работы, начатые тогда в Лувре, Тюильри и Версале, проводит финансовые проверки. Благодаря его ходатайству сад Тюильри был открыт для посещения публикой.
В 1671 году Шарль Перро становится членом, а потом и секретарем Французской академии. Обладающий незаурядными организационными способностями, он предложил ряд новаций в работе Академии: жетоны для отчета о посещаемости заседаний, собственное устройство для голосования, открытость для публики процедуры приема в члены Академии. У Перро неплохое жалованье, которое он тратит на коллекционирование произведений искусств и приобретение недвижимости.
Кончина Кольбера в 1683 году ознаменовала завершение служебной карьеры Перро. Он выходит в отставку и полностью посвящает себя литературной деятельности, а также воспитанию своих шестерых детей (брак с Мари Гишон продолжался недолго – она скончалась после шести лет замужества).
В это время он уже довольно известный в придворных кругах поэт, но его галантные и сатирические поэмы, торжественные оды большой славы ему пока что не снискали. Слава поначалу придет к нему в виде скандала, разразившегося 27 января 1687 года после прочтения Перро на заседании Французской академии своей новой поэмы «Век Людовика Великого». С этого момента во французской словесности начинается девятилетняя «война», развернувшаяся между приверженцами современности («новыми») и апологетами античности («старыми»).
В своей поэме Перро сопоставил современную ему литературу с литературой века Августа к решительной невыгоде последней. Самым яростным оппонентом Перро стал знаменитый теоретик французского классицизма Николя Буало, который демонстративно покинул зал заседаний во время чтения поэмы и впоследствии неустанно осыпал колкими эпиграммами своего литературного врага.
В продолжение полемики, начатой в поэме, Перро в течение девяти лет пишет и публикует четырехтомный трактат, построенный в виде философского диалога, под названием «Сравнение древних и новых в вопросах искусств и наук». В этом трактате преимущество современных писателей над древними Перро выводил из общей идеи прогресса человеческой культуры. При всех полемических перехлестах и спорных утверждениях (согласно Перро, в процессе развития человечества наиболее высокой культурой оказывается та, что объединяет в себе опыт предшествующих эпох, дополняя его своими собственными открытиями, а потому Лувр совершеннее эфесских храмов, Лебрен выше Рафаэля, Паскаль умнее Платона, Буало значительнее Горация и Ювенала), он сформулировал очень важный тезис. В литературе так же, как и в жизни, существует прогресс, а потому, создавая искусство нового времени, нет резона опираться на авторитет древних. Логическим развитием и завершением этого спора со стороны Перро стал его большой труд «Знаменитые люди Франции нынешнего века» (1697–1700), где он поместил более ста биографий знаменитых ученых, поэтов, историков, врачей, художников.
Но бессмертие и подлинную славу Перро принесли не поэмы и ученые труды, а произведения, которых он, очевидно, немного стыдился – волшебные сказки. Иначе как объяснить тот факт, что лишь первые три из них, написанные в стихах, он открыто признал своими, четвертую он выпустил анонимно («Спящая красавица»), а затем, издавая сборник прозаических сказок, и вовсе укрылся за именем своего восемнадцатилетнего сына Пьера Перро д’Арманкура?
И все же обращение Перро к жанру сказки было закономерным: это позволило ему перейти от теории к практике. Выступая против подражания современной литературы античным образцам, он фактически выступил за возвращение искусства к национальным основам. Перро увидел в народных сказках тот национально окрашенный источник, который должен обновить литературу.
Первыми были написаны стихотворные сказки. Их Перро в 1695 году объединил в сборник, открывавшийся предисловием. В нем автор подчеркнул главный мотив, подтверждавший ценность этих сказок, – это «похвальная и поучительная мораль». По глубокому убеждению Перро, сказки должны быть связаны с каким-нибудь моральным уроком. «Добродетель в них всегда вознаграждается, порок наказывается». Сказки должны показать читателям, как важно быть трудолюбивым, честным, послушным, рассудительным.
В духе эстетических вкусов своего времени Перро стихи предпочитал прозе. Но его стихотворные сказки заметно уступают прозаическим. В последних он выступил подлинным мастером великолепной отточенной прозы, занимательным рассказчиком, искусно сплетающим юмористическое грубоватое повествование в народном духе с традициями салонной галантной культуры.
Сборник прозаических сказок, принесших Перро всемирную известность, впервые вышел в 1697 году одновременно в Париже и Гааге под названием «Сказки моей матушки Гусыни, или Истории и сказки былых времен с моральными поучениями». Это всем теперь известные «Спящая красавица», «Красная шапочка», «Синяя Борода», «Кот в сапогах», «Феи», «Золушка, или Хрустальная туфелька» (правильный перевод – «Туфелька, отороченная мехом»), «Рике с хохолком», «Мальчик-с-пальчик».
Свои сказки Перро писал в расчете как на детей, так и на взрослого читателя. Причем, если прозаическая часть сориентирована на детское восприятие, то стихотворная завершающая мораль, отмеченная иронией и игривостью, а в некоторых случаях и явно выраженным эротизмом, адресована взрослым. Авторское начало проявляется и в описаниях пейзажей, убранства комнат, и в портретных и психологических характеристиках героев, и в иронических попытках разумного объяснения чудес. Все это совершенно не свойственно устному народному творчеству.
И все же отношение Перро-сказочника к фольклору было принципиальным: в большинстве случаев он пользовался устной традицией, довольно точно воспроизводя рисунок народной сказки. Особенно это чувствуется в сказках «Красная шапочка», «Кот в сапогах», «Синяя борода». Любопытно, что его «Красная шапочка» является древнейшим источником текста. До Перро ни фольклорной, ни литературной версии этого сюжета не обнаружено. Некоторые исследователи сделали вывод, что именно от французского сказочника этот сюжет попадает в фольклор – уж больно широкое распространение он получает в европейском фольклоре последующих веков.
«Мальчик-с-пальчик», «Золушка» и «Спящая красавица», напротив, довольно далеки от фольклорной традиции. Этим сказкам присущ светский колорит, галантность, в них автор откровенно совмещает сказочную атрибутику с приметами современной ему действительности. Например, в «Золушке» сестры, собираясь на бал, наряжаются и причесываются по последней моде, украшают себя мушками, как модницы и модники конца XVII века. Пробуждение красавицы, проспавшей волшебным сном сто лет, тоже приходится на конец XVII века – ведь на ней платье с высоким воротником, «какие носили при короле Генрихе IV».
«Они волшебные и реалистические одновременно, эти сказки, – пишет о сказках Перро Е. Перехвальская. – И герои их действуют как вполне живые люди. Кот в сапогах – настоящий ловкий парень из народа, который благодаря собственной хитрости и находчивости не только устраивает судьбу своего хозяина, но и сам становится „важной особой“. „Он больше не ловит мышей, разве только иногда, для развлечения“. Мальчик-с-пальчик тоже вполне практично не забывает в последний момент вытащить у Людоеда из кармана мешок с золотом и так спасает от голодной смерти своих братьев и родителей».
Сборник сказок Перро породил моду на сказки. Под его прямым влиянием в литературе появляются многочисленные сказочные сборники других авторов. Сказка стала излюбленным жанром светских салонов и получила новую, сугубо салонную окраску, практически утратив фольклорную основу. Новое осмысление народной сказки придет спустя век, в романтическую эпоху, и начало этому положат братья Гримм.
Возвращаясь к последним годам жизни и творчества Шарля Перро, стоит отметить, что в 1700 году произошло его примирение с Буало. Глава партии «древних» признал правоту своего литературного противника. Эстетический спор выиграл Перро и его соратники.
16 мая 1703 года Шарль Перро умер в Париже.
Даниэля Дефо можно назвать безусловным основоположником реалистического романа Нового времени. Дело в том, что в начале XVIII века в Европе не было романов в современном понимании. Широко в это время распространены средневековые рыцарские романы, наполненные фантастикой, невероятными приключениями. В Испании чрезвычайно популярны плутовские романы, в центре которых история героя-плута, пикаро. Опираясь на сложившуюся романную традицию, а также на гениального «Дон Кихота», используя жанр путешествий (Англия в это время – крупнейшая морская держава), Дефо создал роман в современном понимании этого слова – историю жизни, индивидуальной судьбы частного человека. Он был просветителем и в своем понимании человека исходил из просветительского представления, согласно которому человек от природы добродетелен, но среда (воспитание и социальные обстоятельства) делают его плохим или хорошим.
Дефо был сыном своего времени – времени становления буржуазного общества. Его кипучая и деятельная натура соединяла в себе черты буржуазного дельца и порой беспринципного политика, яркого публициста и талантливого, многогранного писателя.
Даниэль Дефо родился в 1660 году (по другим сведениям – в 1661 году) в Лондоне. Его отец был торговцем мясом и владельцем небольшого свечного завода. Звали его Джеймс Фо. Аристократическую приставку Де Даниэль присоединил к своей фамилии позже и стал называться Дефо. Семья будущего писателя была пуританской, диссидентской. В Англии, где господствующей церковью была англиканская, пуритан не жаловали, для них были закрыты двери университетов, не было доступа к государственной службе. Родители Даниэля хотели видеть сына пуританским священником, но церковная карьера ничуть не привлекала юношу. Он мечтал стать удачливым купцом, процветающим промышленником. «Настоящий купец, – писал позже Дефо, – универсальный ученый. Он знает языки без помощи книг, географию без помощи карт… его торговые путешествия исчертили весь мир, его иностранные сделки, векселя и доверенности говорят на всех языках; он сидит в своей конторе и разговаривает со всеми нациями».
Но кипучая натура Дефо не может ограничиться только предпринимательской деятельностью. Когда в 1685 году произошло восстание герцога Монмутского против деспотичного короля Иакова II, молодой Дефо поспешил примкнуть к восставшим. Восстание потерпело поражение, герцог и многие его сторонники были казнены. Даниэль в течение некоторого времени был вынужден скрываться. В 1688 году он вступает в армию Вильгельма Оранского, прибывшего из Голландии для того, чтобы занять английский престол. Победа Вильгельма Оранского вошла в историю Англии под названием «славной революции». И в этой революции Дефо участвовал самым активным образом, поддерживая Вильгельма своим пером журналиста. В 1701 году он опубликовал стихотворный памфлет «Чистокровный англичанин», в котором защищал короля от обвинений в неанглийском происхождении. Королю Вильгельму Оранскому он адресовал и свой «Опыт о проектах» (1697). В этом памфлете он выдвинул прогрессивные идеи о реформах в различных областях общественной жизни – в области финансов, промышленности, воспитания и образования. Кстати, он первым потребовал для женщин равного с мужчинами образования. «Мужчины, писал Дефо, – должны считать женщин себе равными и воспитывать в них достойных себе соратниц».
Вильгельм Оранский оказывал Даниэлю Дефо всяческое покровительство, приблизил к себе, богато наградил. Но в 1702 году король Вильгельм погиб. На престол вступила дочь Иакова II Анна Стюарт, проводившая политику в поддержку английской аристократии и англиканской церкви. При поддержке правительства англиканская церковь усилила гонения на пуритан. Неуемный Дефо публикует очередной памфлет под названием «Кратчайший способ расправы с диссидентами», за который его предают суду. Суд приговорил памфлетиста к штрафу и троекратному выставлению в колодках у позорного столба. После этого ему предстояло оставаться в тюрьме на неопределенный срок, «по благоусмотрению королевы».
Гражданская казнь Дефо, состоявшаяся 29–31 июля 1703 года, обернулась для Дефо триумфом. За несколько дней до экзекуции Дефо написал «Гимн позорному столбу», который был отпечатан и распространен в Лондоне в тот день, когда писатель был выставлен у позорного столба. Люди, собравшиеся на площади, украсили столб цветами, публично приветствовали Дефо.
Тем не менее политическая карьера Дефо завершилась. Его коммерческие дела во время ареста пришли в полный беспорядок, деятельность свободного публициста оказалась крайне опасной, и склонный к компромиссам Дефо пошел на сделку с правительством. Он попадает в зависимость от министра Роберта Хартли, возглавлявшего партию тори – земельных аристократов. Хартли вызволил Дефо из тюрьмы и помог с деньгами. Отныне Дефо, сторонник буржуазной партии вигов, несет тайные обязанности правительственного агента и даже шпиона.
Позже Дефо неоднократно будет менять свою политическую ориентацию в зависимости от политической конъюнктуры. Свою беспринципность Дефо объяснял беспринципностью парламентской борьбы своего времени: «Я видел изнанку всех партий, изнанку всех их претензий и изнанку их искренности, и, подобно тому, как пророк сказал, что все суета и томление духа, я говорю о них: все это – простое притворство, видимость и отвратительное лицемерие со стороны каждой партии… Их интересы господствуют над их принципами».
Дефо справедливо считается отцом английской журналистики. В 90-е годы он сотрудничал в «Афинской газете», что принесло ей безусловную популярность. С 1704 по 1713 год он издает газету «Обозрение», исключительно популярную у мелких буржуа – торговцев и ремесленников. Как газетчик он был чрезвычайно предприимчив, проявляя исключительную изобретательность и настойчивость в погоне за сенсацией. Он посещал в Ньюгейтской тюрьме известных преступников, беседовал с ними, после чего в виде занимательной истории подавал этот материал читателям. В своем стремлении привлечь читателя к своей газете Дефо не чурался и откровенных мистификаций. Известна история, как воспользовался Дефо предстоящей казнью известного грабителя Джека Шеппарда, превратив ее в рекламную акцию. Сначала он подогревал интерес публики газетными публикациями стихов, якобы написанными преступником. Затем он договорился с Шеппардом, что в день казни, стоя уже с петлей на шее, тот подзовет своего «друга» и отдаст ему свою предсмертную исповедь, которую написал сам Дефо. Отчет о казни вместе с исповедью Шеппарда Дефо опубликовал в своей газете.
Умение сочинить занимательную историю, в которой необычные обстоятельства сочетаются с правдивостью деталей, подать эту историю как правду – характерная черта манеры Дефо-журналиста. Этот прием он использует позже и в своих романах.
Свой первый роман Даниэль Дефо написал в возрасте пятидесяти девяти лет. Это был «Робинзон Крузо», принесший писателю мировую славу. В основу романа была положена подлинная история моряка Александра Селькирка, вынужденного провести на необитаемом острове почти четыре с половиной года.
Дефо вряд ли полагал, что создает произведение, обреченное на бессмертие. «Робинзон» был написан в числе многих других произведений, которые Дефо писал быстро и тут же издавал. Роман произвел на публику ошеломляющее впечатление, и предприимчивый Дефо пишет вслед второй том приключений своего героя – о его торговых путешествиях в Индию, Китай и Сибирь (1720). Вскоре выходит и третий том, который содержит дидактические рассуждения Робинзона-буржуа о жизни. Эти два романа по художественному уровню и глубине содержания значительно уступают первому.
Дефо издал «Робинзона Крузо» без имени автора, выдав книгу за подлинные мемуары. И далее в своих романах, основанных на вымышленных биографиях героев, он будет использовать этот прием. Дефо умеет подогреть читательский интерес. Он пишет заведомо неправдоподобную историю (не может человек несколько лет в полном одиночестве прожить на необитаемом острове и не одичать), но пишет столь убедительно и достоверно, что читатель сразу же проникается верой в правдивость событий романа. Убедительность достигается за счет безыскусности рассказа – ведь повествование ведется от лица Робинзона, язык которого отличается предельной ясностью и простотой. Дефо всегда заботится о деталях, подробностях: они придают событиям правдивость и достоверность.
Для современного читателя «Робинзон Крузо» прежде всего приключенческий роман. Для читателя XVIII века эта книга помимо занимательности несла в себе глубокий социально-философский смысл. Сам Дефо видел в судьбе своего героя аллегорическое воплощение судьбы всего человечества. Волей обстоятельств Робинзон, рожденный и воспитанный в условиях XVIII века, оказался возвращенным к истокам развития человечества. За время жизни на острове ему суждено было пройти все этапы развития человечества так, как их понимал Дефо: после кораблекрушения – «естественное состояние» жизни на лоне природы, далее охота и рыболовство, затем скотоводство и земледелие, наконец обретение раба в лице Пятницы и в финале романа – основание на острове колонии (цивилизованное общество). Вместе с тем Робинзон – не только аллегория человека, но и истинный буржуа. На необитаемом острове он, как типичный делец, продолжает мыслить категориями убытков и прибыли. Его деловая сметка и здравый смысл органично сочетаются с религиозностью и набожностью пуританина. И все же, по словам исследовательницы английского романа А. А. Елистратовой, «в „Робинзоне Крузо“ было и нечто такое, что в дальнейшем оказалось не по плечу литературе. Только Гете в символической форме восславил в „Фаусте“ тот созидательный человеческий труд, который представлен в книге Дефо столь просто, казалось бы даже прозаично, а вместе с тем с такой захватывающей увлекательностью. Недаром Робинзон Крузо оказался единственным из героев, созданных английской литературой эпохи Просвещения, чье имя вошло в века как имя нарицательное, единственным, кто вошел в память читателей стольких поколений как типический образ огромной емкости и значимости».
Вслед за «Робинзоном» Дефо с удивительной быстротой написал целую серию романов криминального содержания. Все они были с живейшим интересом приняты английскими читателями. Воры и пираты, проститутки и куртизанки – вот персонажи этих книг. Если в «Робинзоне Крузо» обстоятельства сделают буржуа тружеником, проявляют в нем лучшие черты натуры, то в криминальных романах обстоятельства формируют в героях преступные наклонности. Иначе им просто не выжить. Дефо-просветитель убежден, что «ни один человек не делает зла ради него самого», но существует власть обстоятельств, и потому «необходимость делает честного человека мошенником».
Литературная слава не принесла Дефо денег. В последние годы его материальные дела пришли в полное расстройство. Скрываясь от кредиторов, он был вынужден жить вдали от семьи. В нищете, одинокий, Дефо умер в 1731 году и был похоронен на одном из лондонских кладбищ.
Литературное наследие Джонатана Свифта огромно, но для современного читателя он автор «Путешествия Гулливера», книги, которая прочно вошла в круг детского чтения, как «Дон Кихот» Сервантеса и «Робинзон Крузо» Дефо. Такая судьба книги наверняка удивила бы Свифта, писателя по преимуществу политического, яростного и гневного сатирика, чье негодование направлено на разоблачение пороков современного ему мира.
Джонатан Свифт происходил из семьи, насчитывающей несколько поколений англиканских священников. Приходским священником был и его дед Томас Свифт, ярый роялист, в эпоху революции 1649–1653 годов выступивший на стороне короля, за что и был посажен в тюрьму с конфискацией имущества. Его дети, а их было тринадцать, вынуждены были разъехаться по разным концам Англии. Более всего повезло старшему сыну Годвину, адвокату. Он обосновался в Ирландии, где преумножил свое состояние. Отец будущего писателя также отправился за лучшей долей в Ирландию, но судьба была к нему менее благосклонна. После многих хлопот он получил скромную должность смотрителя судебных зданий в Дублине, но вскоре умер, оставив молодую жену с маленькой дочерью на руках и практически без средств к существованию.
Джонатан родился в 1667 году, через семь месяцев после смерти отца. Мать не воспитывала его, передав мальчика на попечение дяди Годвина. В шесть лет он был отдан в школу Килкенни, а по окончании ее, в четырнадцать лет, поступил в Тринити-колледж Дублинского университета на богословский факультет. Учился Джонатан плохо. Вопросы богословия его не интересовали, единственной отдушиной были история и поэзия. Из-за плохих отметок к испытаниям на степень бакалавра Свифт был допущен только «по особой милости».
Закончить полный университетский курс Джонатану не пришлось из-за «славной революции» 1688 года. Свержение с английского престола короля-католика Якова II вызвало волну восстаний в Ирландии, и англичанин Свифт вынужден был покинуть страну. Летом 1789 года мать пристроила его на службу к своему дальнему родственнику, богатому и знатному лорду Уильяму Темплю. В прошлом известный дипломат, Темпль вышел в отставку еще при Карле II и, удалившись от политических дел, поселился в своем поместье Мур-Парк, где занимался литературой и искусством. С небольшими перерывами Свифт выполнял обязанности личного секретаря Темпля в течение десяти лет. А обязанности эти были разнообразны. В них входили обширная переписка Темпля, правка его литературных трудов, уроки для незаконнорожденной дочери лорда Эстер Джонсон. Эстер была на четырнадцать лет моложе Джонатана. Вскоре Свифт привязался к своей маленькой ученице. Со временем их дружбе суждено будет перерасти в любовь, и Эстер станет спутницей жизни писателя (узы церковного брака не связывали их, хотя есть предположение, что в 1716 году Свифт тайно обвенчался с Эстер). Свифт называл Эстер Стеллой, что значит «Звезда». Под этим именем она вошла в литературу: Стелле Свифт посвятил свои стихи, а письма, которые почти ежедневно он посылал ей из Лондона в течение 1710–1713 годов, позже составили книгу «Дневник для Стеллы».
Годы пребывания в Мур-Парке дали Свифту очень много. Здесь он имел возможность работать в прекрасной библиотеке Темпля, здесь познакомился со многими писателями и политиками, составлявшими круг общения лорда. В июле 1692 года Свифт получил степень магистра в Оксфорде, что давало ему возможность получить духовную должность – в ней Свифт видел путь к материальной независимости. В Мур-Парке началась творческая жизнь Свифта. В 1697 году он пишет остроумный памфлет «Битва книг», где включается в спор литераторов XVII–XVIII веков о «древних» и «новых» авторах. В этом споре Свифт в аллегорической форме доказывает превосходство древних авторов над современными («новыми»), защищая тем самым Темпля, который с позиций классицизма ставил античную литературу выше новой. В этом же году он пишет великолепную антицерковную сатиру «Сказка бочки», опубликованную, как и «Битва книг», в 1704 году.
«Сказка бочки» сделала имя Свифту. В ней писатель в своей излюбленной аллегорической форме выступил против тех, кто ведет бесконечные и бесплодные споры по поводу превосходства той или иной христианской конфессии. Название памфлета представляет собой английское идиоматическое выражение, соответствующее русской идиоме «Сказка про белого бычка» (пустая бесконечная болтовня). Это история о трех братьях, каждый из которых олицетворяет одну из форм христианства: Петр – католичество, Мартин – лютеранство и близкое к нему англиканство, Джек – кальвинизм, пуританство. Отец (христианство) оставил перед смертью своим сыновьям по кафтану и в своем завещании (Священное писание) велел носить их бережно, не менять их вид. Семь лет братья исполняли волю отца и были счастливы, но потом, желая приобщиться к светской жизни, украсили свои кафтаны по моде. Потом старший брат Петр объявил себя единственным наследником отца, приказал величать себя господином Петром, изобрел выгодные способы обирания доверчивых людей. Он сказочно разбогател и от спеси помешался. Вскоре братья рассорились до «великого разрыва». Мартин с Джеком вспомнили о завещании отца и решили привести кафтаны в первоначальный вид (церковная реформация XVI века). Но если Мартин обрывал аксельбанты и галуны, стремясь не повредить кафтан, то Джек так яростно срывал украшения, что от кафтана остались одни клочья. Известно проницательное суждение Вольтера, заметившего, что как бы Свифт ни «уверяет, что был исполнен почтения к Отцу, хотя и попотчевал его трех сыновей сотней розог, но недоверчивые люди нашли, что розги были настолько длинны, что задевали и Отца».
В 1699 году Темпль умер. Свифт вместе со Стеллой был вынужден покинуть Мур-Парк. Надо было искать средства к существованию, и в 1701 он получает церковный приход в местечке Ларакор в Ирландии. Однако в последующие годы Свифт большую часть времени проводит в Лондоне, где с головой погружается в общественно-политическую и литературную жизнь. Его часто видят в кофейнях Лондона, местах традиционного сбора политиков и поэтов. Здесь он обзаводится надежными друзьями, среди которых известные литераторы и журналисты – Р. Стил, Дж. Аддисон, А. Поуп, Дж. Гей.
Вскоре Свифт становится известным политическим журналистом. К его мнению прислушиваются, его публикаций боятся. Поначалу Свифт примыкал к партии вигов, находящихся в это время у власти. С их помощью он рассчитывал вырваться из своего сельского прихода и сделать карьеру в столице. Ирландское духовенство, зная о связях Свифта с правительством вигов, неоднократно поручало ему защищать свои интересы в Лондоне. Но со временем Свифт стал испытывать отвращение к методам вигской политики. Всеобщая продажность, взяточничество, коррумпированность вигского правительства оттолкнули писателя, и Свифт перешел в число сторонников партии тори. В это время шла война Англии с Францией за испанское наследство (1701–1713). В своих статьях и памфлетах Свифт выступает против этой войны, которая тяжелым бременем легла на плечи народа и приносила выгоду только стоящей у власти правящей клике вигов, во главе с герцогом Мальборо. Любимец королевы, Мальборо брал деньги у французского короля за проигранные ему сражения. Свифт разоблачил герцога и добился его отставки. Публикации Свифта сыграли большую роль в формировании общественного мнения против этой войны, и когда в 1713 году был заключен Утрехтский мир, то многие современники называли его «свифтовским миром».
Свифт тесно сблизился с вождями ториев, среди его ближайших друзей – виднейший торийский политик, талантливый публицист и философ Генри Болинброк. Свифт становится фактическим руководителем торийской еженедельной газеты «Исследователь», негласным советником торийского министерства, хотя и не получает никакого официального поста. Обладая исключительным влиянием на политику торийского кабинета, Свифт абсолютно бескорыстен. Выдвигая других на выгодные должности, он не приобрел себе ни богатства, ни чинов. Когда премьер-министр решил его материально поддержать и прислал ему в награду 50 фунтов стерлингов, разгневанный Свифт вернул эти деньги назад. «Я не наемный писака!» – написал он в сопроводительной записке. Министру пришлось принести извинения.
Постепенно Свифт становится опасным – слишком велико его влияние на общественное мнение. Недруги подсовывают королеве «Сказку бочки», и та, придя в ужас от прочитанного, требует удаления безбожника из Лондона. Вместо ожидаемого епископства Свифт получил в 1714 году неожиданное для него назначение деканом (настоятелем) кафедрального собора в Дублине. Фактически это была ссылка.
Свою бурную жизнь в Лондоне Свифт подробно описал в «Дневнике для Стеллы». В нем же он поведал о знакомстве с Эстер Ваномри, дочерью богатого лондонского купца. Он давал ей уроки. Девушка вскоре влюбилась в своего учителя и призналась ему в этом. После отъезда из Лондона Свифт продолжил переписку с Эстер, которую называл Ванессой. Ей он посвятил поэму «Каденус и Ванесса», где под именем Каденус (перевернутое «Деканус») вывел самого себя (1726). После смерти матери Ванесса переехала в Ирландию и поселилась в Сельбридже. Здесь ее навещал Свифт, здесь, в одиночестве, она ждала его писем. Однажды она написала письмо Стелле, после чего Свифт порвал с ней всякие отношения. Это стало страшным ударом для экзальтированной, слабой здоровьем Ванессы. В 1723 году она умерла.
В Дублине начался новый период в жизни Свифта. Отныне он посвятил свою деятельность публициста и писателя защите прав и интересов обездоленного ирландского народа. В своем памфлете «Предложение о всеобщем употреблении ирландской мануфактуры» (1720) Свифт призвал ирландцев не покупать английские товары, а развивать собственную промышленность. Памфлет вызвал страшный переполох в английском парламенте. Была назначена большая награда за раскрытие имя автора (памфлет вышел анонимно). Конечно, ни для кого не было секретом, что автор – Свифт, но для судебного разбирательства необходим был донос, но ни одного доноса на Свифта не последовало.
Это было только начало. Далее последовала серия памфлетов под названием «Письма суконщика», которые сделали Свифта в Ирландии национальным героем. От имени суконщика Свифт разоблачил мошенничество англичанина Вуда, получившего на откуп чеканку монеты для Ирландии. Вуд выпускал неполноценную монету. Свифт призвал ирландцев саботировать монету Вуда путем перехода к натуральному обмену. Ирландцы послушались Свифта, и английское правительство вынуждено было лишить Вуда права чеканить монету.
Эта история сделала Свифта чрезвычайно популярным. В честь него был основан «Клуб суконщика». Когда он ходил по улицам, множество людей кланялось и благословляло его. Был даже создан специальный отряд для его охраны. Когда английское правительство потребовало ареста Свифта, управлявший Ирландией лорд Картрайт сообщил, что для его ареста потребуется десять тысяч солдат, так как декана охраняют тысячи ирландцев.
Среди других многочисленных памфлетов, написанных Свифтом в защиту Ирландии, безусловно выделяется «Скромное предложение о детях ирландских бедняков» (1729). Это блестящий образец иронического обличения. «Скромное предложение» автора сводилось к решению проблемы вопиющей бедности ирландцев путем употребления в пищу мяса годовалых ирландских младенцев. По мнению автора, в дело могут пойти также волосы и кости – их следует использовать для выделки различных изделий, которыми можно торговать. Автор приводит и кулинарные советы: «Лучше покупать детей живыми и приготовлять их мясо еще теплым, из-под ножа, как приготовляют поросенка». Памфлетист произвел скрупулезные подсчеты и снабдил их множеством весомых «аргументов», наглядно демонстрируя, что при помощи его предложения ирландцы в короткий срок придут к процветанию. У. Теккерей не мог простить Свифту этого памфлета, отметив в своей лекции, посвященной великому сатирику, что «господин Декан» «входит в детскую веселой поступью людоеда». «Каннибальской» назвал иронию Свифта И. Тэн. С этим нельзя согласиться: в «каннибальской» иронии сатирика сквозит величайший гнев по поводу колониальной политики Англии, обрекшей на вымирание ирландский народ.
В 1726 году вышло из печати «Путешествие в различные отдаленные страны мира Лемюэля Гулливера, вначале хирурга, а затем капитана нескольких кораблей». Свою книгу Свифт начал писать еще в 1714 году. За годы работы над книгой писатель пережил кризис просветительских иллюзий. Первые две части еще полны просветительского оптимизма. В Лилипутии автор сатирически изобразил современную Англию – ее монархический строй, парламентские партии, религиозные разногласия. Беды Лилипутии (раздоры партий, угроза нашествия внешнего врага, постоянные смуты) – результат нарушения законов Разума и Природы, что легко можно исправить. Во втором путешествии Свифт изображает страну великанов Бробдингнег как идеальную монархию, а ее короля – как просвещенного, мудрого монарха, в своей политике руководствующегося принципами разума и высокой нравственности. Начиная с третьей части, оптимизм уже менее заметен. Четвертая часть рисует идеальное общество, но это общество разумных лошадей – гуингмов. Люди же выродились в звероподобных вонючих йэху. В этой части отчетливо ощущается полемика Свифта с Дефо. Свифт, в отличие от своего старшего современника, не верит в буржуазный прогресс и добродетели героя-буржуа. Его йэху – потомки английской супружеской пары, попавшей на необитаемый остров. В финале романа Гулливер, вернувшийся в Англию, не может находиться в обществе людей – они стали ему отвратительны. Успокоение он может найти только в конюшне среди лошадей.
В 1728 году в жизни Свифта происходит страшное событие: после продолжительной болезни умирает Стелла. Свифт потерял единственного по-настоящему близкого ему человека. Спустя десять лет он сам тяжело заболевает. С молодости он страдал головокружениями. Теперь прибавились сильные головные боли и глухота. Потом стала слабеть память. В 1742 году за Свифтом было установлен надзор – он впал в слабоумие. 7 октября 1745 году писатель скончался, оставив все свое состояние на постройку дома для умалишенных. Похоронен он был в Дублинском соборе, где был настоятелем. Эпитафию на могилу писатель составил себе сам: «Жестокое негодование не может больше терзать его сердце. Иди, путник, если можешь, подражай ревностному поборнику мужественной свободы».
Лоуренс Стерн – один из самых парадоксальных писателей XVIII века. Провинциальный священник, человек скромный и непритязательный, он никогда не стремился блистать в свете, не жаждал литературной славы, которая неожиданно свалилась на него в конце жизни. Автор всего лишь двух романов (причем второй остался незаконченным из-за смерти писателя), Стерн бесспорно является ключевой фигурой в литературе английского сентиментализма. Его славу и известность в континентальной Европе нельзя сравнить со славой и известностью никакого другого английского писателя второй половины XVIII века. Кстати, термин «сентиментальный» применительно к литературе закрепился в международном обиходе под влиянием названия второго романа Стерна «Сентиментальное путешествие по Франции и Италии».
Жизнь Лоуренса Стерна была бедна событиями. Родился он в 1713 году на юге Ирландии. Большую часть жизни провел в провинциальной глуши и безвестности. В своих мемуарах Стерн поведал о безрадостном детстве в многодетной семье прапорщика Роджера Стерна, о бесконечных переездах семьи с места на место, во время которых рождались и умирали маленькие братья и сестры Лоуренса, о жизни в очередной казарме, куда определяли по службе отца. Роджеру Стерну суждено было прослужить прапорщиком 20 лет и только за три месяца до смерти получить чин лейтенанта.
В это время Лоуренсу было 18 лет. Благодаря материальной помощи состоятельных родственников он поступает в Кембриджский университет, по окончании которого принимает духовный сан. Нет, не по призванию – к вопросам религии Стерн, дитя века Просвещения, всегда был достаточно равнодушен, если не полемично настроен, – по житейской необходимости. Надежда на будущий доходный приход обычно толкала наследников небогатых дворянских семей к избранию этого жизненного пути.
Протекция дальнего родственника позволила Лоуренсу получить скромный приход в Йоркшире. Потом будет более двадцати лет однообразной, рутинной жизни провинциального священника в небольшой деревушке Саттон-он-де-Форест близ Йорка. Будет женитьба без любви на женщине бесцветной, ничем не примечательной. Жизнь Стерна в эти годы ничем не отличается от жизни сотен ему подобных сельских попов.
Пастор Йорик, священник с именем шекспировского шута из «Гамлета», герой будущих романов Стерна – своеобразный автопортрет писателя. Кстати, в 1760 году Стерн опубликовал свои проповеди под названием «Проповеди мистера Йорика», которые тут же были названы в печати самыми «неприличными» за всю историю христианства.
«Заброшенный в глухую деревушку, разъезжающий по округе на тощей кляче, сам такой же худой, с неизлечимой болезнью („чахотка скоро сведет его в могилу“) – Йорик – Стерн был похож на „рыцаря печального образа“, с той лишь разницей, что понимал, в отличие от Дон Кихота, тщетность всяких попыток исправить мир, хоть и восхищался благородными душевными качествами „бесподобного ламанчского рыцаря“, ценил его гораздо больше, чем „величайшего героя древности“, и от души любил „со всеми его безумствами“» (С. Д. Артамонов).
Стерн много читает. Его начитанность просто поражает. О литературных пристрастиях Стерна свидетельствуют его собственные книги. В них много ссылок на античных и средневековых авторов, на писателей эпохи Возрождения и современные ему сочинения. Прекрасно ориентируется Стерн и в философии. Правда, свою ученость он предпочитает скрывать под маской шута и чудака. Немало искрометных шуток он отпускает по поводу, например, учения о разуме Дж. Локка (коего он безусловно уважал), дерзостно смеется над церковной догматикой и казуистикой, позволяя себе иронические выпады в сторону самого Фомы Аквинского, наиболее почитаемого и в наши дни христианского философа.
В начале 1760 года на немолодого сельского священника обрушилась слава. После выхода в свет двух томов «Жизни и мнений Тристрама Шенди, джентльмена» он становится кумиром всего читающего Лондона. Его приглашают в великосветские салоны. Среди его друзей знаменитые люди – актер Гаррик и живописец Рейнольдс. Правда, популярность «Тристрама Шенди» носила несколько скандальный характер. Публика предпочитала видеть в романе прежде всего шутовство и буффонаду, установку на эпатаж, смесь остроумия и непристойности. Мало кто тогда угадал в авторе модной книги гениального писателя, которому будет суждено во многом определить пути развития европейского романа XIX–XX веков.
Публика оценила прежде всего «неправильность» романа. Складывалось впечатление, что Стерн сначала разобрал структуру современного ему романа – романа сюжетного, последовательно воспроизводящего историю жизни героя, – на кубики, а потом из этих кубиков сложил нечто непоследовательное, хаотичное, невозможное. Как отмечает исследователь английского романа А. А. Елистратова, «если прилагать к „Тристраму Шенди“ жанровые каноны „Робинзона Крузо“, „Памелы“ или „Тома Джонса“, то он может показаться эксцентрической клоунадой, затянувшейся на целых девять томов». Ну посудите сами: название романа «Жизнь и мнения Тристрама Шенди, джентльмена» настраивает читателя на традиционное жизнеописание героя, где всякое отступление, любая композиционная перестановка строго мотивированы и оправданы, а вместо этого действие романа Стерна может в любом месте прерваться, и только потому, что рассказчик вдруг вспомнил о том, что он забыл сказать раньше, или он вдруг забежал вперед и позаимствовал материал из следующей главы или тома. Обстоятельность бытоописательного романа Стерн доводит до абсурда – около трети книги посвящено перипетиям зачатия героя, который появляется на свет только к середине третьего тома, а к концу последнего, девятого, тома едва достигает шестилетнего возраста. При этом «жизнеописание» героя постоянно прерывается всякого рода отступлениями. И это не поучительные сентенции, традиционные для романа воспитания, а пространные рассуждения о самом незначительном и несерьезном: о формах и размерах носа, о дамских ночных рубашках, о пуговицах и петлях и т. п. Для английского просветительского романа обычно характерен панорамный охват событий, у Стерна же романный мир в основном ограничен Шенди-Холлом с его немногочисленными обитателями-чудаками, живущими своими забавами и иллюзиями, которые заменили им реальный мир. Не случайно сама фамилия Шенди значит на йоркширском диалекте «человек со странностями», «без царя в голове». Необычен и конец романа, который как бы обрывается на полуслове – «удачный вариант для романа, который не хотел стать сюжетно законченным» (Ю. Верховская).
В конце 1762 года здоровье Стерна, с университетских лет болевшего чахоткой, заметно ухудшилось, и врачи посоветовали ему провести зиму в мягком климате Южной Франции. К середине января писатель добрался до Парижа. Его самочувствие было настолько плохим, что врач отводил Стерну не больше месяца жизни. Газета «Лондон кроникл», ссылаясь на частное письмо из Парижа, поспешила сообщить своим читателям о смерти преподобного мистера Стерна, автора «Тристрама Шенди». И эта печальная весть вызвала шквал восторженных отзывов критики и взволнованных читательских откликов о безвременно ушедшем таланте. Однако вопреки всему Стерн стал быстро поправляться. Парижская жизнь так благотворно подействовала на Стерна, что он даже отложил поездку на юг.
Хотя парижское общество в основной своей части не читало «Тристрама Шенди» (роман переведут на французский язык только после смерти писателя), имя Стерна у всех на слуху: ведь о его книге много пишут в рецензиях и откликах французских журналов. Все торопятся познакомиться с автором нашумевшего романа, перед ним открываются двери светских салонов. Сам Стерн охотно посещает парижские театры, сближается с французскими энциклопедистами, особенно с Гольбахом и Дени Дидро. С последним его вскоре связывает крепкая дружба.
В июне 1762 года Стерн вынужден покинуть Париж. Здоровье его дочери Лидии резко ухудшилось – у нее была астма. Врачи посоветовали ехать на юг, и он вместе с женой и дочерью отправляется в Тулузу, а затем в Монпелье, где живет с семьей по май 1764 года. В июне этого же года писатель возвращается на родину, но в октябре 1765 года вновь уезжает на континент – путь его теперь лежит через Париж в Италию. Впечатления от этих двух поездок, очевидно, и легли в основу его второго романа «Сентиментальное путешествие по Франции и Италии».
Первые два тома «Сентиментального путешествия» вышли в свет в феврале 1768 года. Книга была распродана очень быстро, почти за месяц. Стерн предполагал написать третий и четвертый том к началу следующей зимы, о чем и уведомлял подписчиков. Однако смерть писателя не дала этим планам осуществиться: он умер 18 марта 1768 года. Итальянская часть «Сентиментального путешествия» так и осталась ненаписанной.
И во втором своем романе Стерн полемичен по отношению к традиции, но теперь уже романа-путешествия. Не случайно писатель, осознавая жанровое своеобразие своего произведения, писал дочери, что собирается создать «нечто новое, далекое от проторенных дорог». Хотя Стерн в своем «Сентиментальном путешествии» и присваивает каждой главе название города или почтовой станции, где останавливается пастор Йорик, писателя интересуют не быт и нравы тех или иных местностей, а анализ духовного «климата» его персонажа, легко меняющийся в зависимости от обстоятельств. Важные события и мелочи жизни пропускаются через сознание Йорика, то омрачая его душевное состояние, то рассеивая душевную смуту. Автор анализирует тончайшие оттенки переживаний Йорика, их переливы, внезапную смену. Создавая «пейзажи души», Стерн демонстрирует, как в конкретной ситуации в душе его героя возникает борьба между скаредностью и великодушием, трусостью и отвагой, низостью и благородством. И опять Стерн остается верен себе: душа его «сентиментального путешественника» открыта не только возвышенным, но и весьма легкомысленным впечатлениям. Рядом с чувствительными слезами и вздохами соседствует шутливая насмешка, ирония. «Все на свете можно обратить в шутку, – и в этом есть глубокий смысл», – провозглашает писатель.
Значение Стерна трудно переоценить, он «открыл повествовательному искусству новые перспективы» (А. А. Елистратова). Сентименталистов вдохновляла чувствительность Стерна, романтики видели в нем основоположника «романтической иронии», Пушкин-реалист восхищался наблюдательностью английского писателя. Взгляд же на Стерна из XXI века позволяет увидеть в нем предтечу модернистского и постмодернистского романа.
Филдинг по праву считается самым блестящим представителем английского просветительского реализма XVIII века. Своими романами он открыл путь крупнейшим реалистам XIX века. Себя он называл «творцом новой области в литературе», которой он «волен давать любые законы». Одним из важнейших законов Филдинг считал изображение людей такими, какие они есть, избегая выдуманных «характеров… ангельского совершенства… или дьявольской порочности», при этом писатель должен «уметь предсказывать поступки людей при тех или иных обстоятельствах на основании их характеров».
Филдинг родился в 1707 году в обедневшей аристократической семье. Его отец, армейский офицер, дослужившийся до генерала, принадлежал к младшей ветви графов Денби, притязавших на родство с Габсбургами. В семье было двенадцать детей, Генри был старший. Миссис Филдинг умерла в 1718 году, и на следующий год Генри был отправлен в Итон, в одну из самых аристократических школ Англии. Учился он неплохо, особенную любовь вызывали у него древнегреческая и римская литература.
После Итона Генри некоторое время жил в Солсбери, у своей бабки леди Гудл, которая не чаяла в нем души. В 18 лет он страстно влюбился в Сару Эндрюс, девушку, обладавшую не только прекрасной внешностью, но и внушительным приданым. Генри решил увезти ее из дома и во что бы то ни стало жениться на ней. План был раскрыт, молодых разлучили, а Генри отправили в Лондон, где он провел два-три года, предаваясь столичным развлечениям и прожигая деньги своей бабки. В 1728 году стараниями его родственницы леди Мери Уортли-Монтегю в Друри-Лейн была поставлена первая пьеса Филдинга «Любовь в нескольких масках». Вскоре после этого Генри поступил в Лейденский университет на филологический факультет, отец выделил ему на учебу двести фунтов в год. Но в Лейдене Филдингу суждено было проучиться только полтора года. Его отец женился вторично и перестал платить обещанное пособие. Генри возвращается в Лондон. Средств к существованию не было. Позже Филдинг вспоминал, что перед ним встал выбор: стать «наемным писакой или наемным кучером». Он выбрал путь профессионального литератора.
С 1729 по 1737 год Филдинг пишет 25 пьес. Это были в основном небольшие сатирические пьесы злободневного содержания – скетчи, пародии, фарсы. Одна из пьес была удостоена похвалы самого Свифта, который говорил, что, сколько помнит, смеялся в театре только два раза. Преобладающим качеством пьес Филдинга была их политическая направленность. И не случайно: годы увлечения Филдинга театром совпали с его активной политической деятельностью. Он примкнул к «сельской партии» – так называли себя оппозиционеры, объединившиеся против правительственной партии вигов (ее иронически называли «придворной»). «Сельская партия» была довольно пестрым антиправительственным блоком, единство которого обеспечивалось только резкой критикой правительства Роберта Уолпола с его беспринципностью и продажностью, что обеспечивало оппозиционерам значительную популярность в широких демократических кругах.
В 1734 году Филдинг женился на Шарлотте Крейдок, прелестной и очаровательной девушке. Ее мать, судя по всему, не одобряла ухаживания Филдинга, так как у него не было солидных и устойчивых средств дохода, да и связи его с театром не внушали ей доверия. Не дождавшись материнского благословения, молодые бежали и, несмотря на усилия миссис Крейдок вернуть дочь домой, успели обвенчаться. Через год мать Шарлотты умерла, оставив в наследство 1500 фунтов – по тем временам сумма немаленькая. Но Филдингу хватило их ненадолго. Он вел достаточно рассеянную светскую жизнь. Вместе с молодой женой он переехал в небольшое имение, оставшееся ему после матери. Девять месяцев он там жил, щедро принимая друзей и предаваясь сельским увлечениям. Затем, вернувшись в Лондон, он на остатки денег снял театр, где поставил одну за другой две комедии – «Паскен, или Драматическая сатира на современность» и «Исторический календарь 1736». В них политическая сатира Филдинга достигает максимальной силы. Популярность Филдинга-драматурга в это время огромна, и он уже видит себя владельцем собственного театра. Но в 1737 году правительство Уолпола приняло акт о театральной цензуре. Драматургической карьере Филдинга пришел конец: его театр был закрыт, пьесы запрещены к постановке.
В это время у Филдинга уже было двое детей, но почти не было денег, чтобы содержать семью. Чтобы поправить финансовые дела, он решается стать адвокатом. В тридцать один год Филдинг садится на студенческую скамью вместе с пятнадцатилетними юнцами. Через три года он был допущен к адвокатской практике. Но работы было мало. К тому же участились приступы подагры, которые не давали ему возможности регулярно бывать в суде. Чтобы не остаться без денег, Филдинг вновь берется за перо теперь уже журналиста. В течение 1739–1741 годов он издает журнал «Боец». Тогда же он написал свой первый роман «История покойного Джонатана Уайльда Великого», опубликованный в 1743 году. Роман представлял собой беллетризованное жизнеописание реального преступника, знаменитого вора и грабителя, повешенного в 1725 году в Ньюгейтской тюрьме.
В «Джонатане Уайльде» пригодился опыт Филдинга как драматурга-сатирика. Ряд эпизодов этого романа написан в форме диалогов. Сатирический роман Филдинга также злободневен, как злободневны его фарсы: раздоры между двумя партиями преступников в Ньюгейтской тюрьме за право властвовать над остальными обитателями тюрьмы сатирик приравнивает к борьбе между партиями тори и вигов в английском парламенте. Сама же история жизни Уайльда сатирически уподобляется «восхождению» других, более крупных по масштабу людей: государственных деятелей и великих завоевателей. Особенно прозрачна параллель между Джонатаном Уайльдом и Робертом Уолполом, главой тогдашнего английского правительства.
И все же сатира не стала ведущей тенденцией в романах Филдинга. Для писателя-просветителя не менее важно было также воплотить положительный идеал «человеческой природы» в живых, жизненно достоверных образах. Так появляются его знаменитые «комические эпопеи в прозе», первая из которых – «История приключений Джозефа Эндрюса и его друга Абраама Адамса» (1742). Этот роман вырос из пародии на нашумевший роман С. Ричардсона «Памела, или Вознагражденная добродетель» (1740). Ричардсон первым, вопреки традиции галантного романа, в качестве главной героини вывел простую служанку, подвергающуюся любовным преследованиям своего господина, сквайра Б. У ричардсоновского романа счастливый финал: своей необычайной добродетелью и стойкостью Памела покоряет сердце молодого дворянина, и тот, раскаявшись, женится на ней. Роман имел огромный успех. Читательницы всех сословий зачитывались им, а пасторы с церковных кафедр определяли эту книгу как катехизис нравственности и добродетели. Герой Филдинга Джозеф Эндрюс – родной брат Памелы. Как и сестра, он ревниво блюдет свою мужскую честь и отвергает домогательства своей хозяйки леди Буби (родной тетушки сквайра Б.), но вместо счастливого брака его ждет лишь увольнение. После многих приключений и странствий, которые складываются в выразительную картину английской жизни, Джозеф женится на простой девушке Фанни. В романе Филдинга появляется и безупречная героиня Ричардсона – Памела, супруга мистера Буби. Она уже успела усвоить все предрассудки привилегированного сословия, до которого она возвысилась благодаря своему браку, а потому выбор Джозефа вызывает у нее страшное негодование. Филдинг противопоставил истинную человечность и отзывчивость своего героя ханжеской добродетельности Памелы. Важным достижением Филдинга в романе стал образ пастора Адамса, друга и наставника Джозефа, наивного и простодушного, подобно Дон Кихоту вынужденного играть шутовскую роль. Не случайно у романа есть подзаголовок: «Написано в подражание манере Сервантеса, автора „Дон Кихота“».
Но в то время, когда читатели смеялись над первыми романами Филдинга, у него умерла жена и старшая дочь. Он был вне себя от горя. Его современница леди Луиза Стюарт писала: «Он любил ее страстно, и она отвечала ему взаимностью, но жизнь их была несчастливая, потому что они почти всегда были до противности бедны и лишь изредка ощущали покой и безопасность. Всем известно, до чего он был неосмотрителен, – если у него заводилось десятка два фунтов, ничего не могло помешать ему раздарить их, а не подумать о завтрашнем дне. Иногда они жили в приличных квартирах, даже с комфортом, иногда – в жалкой мансарде без всяких удобств, не говоря уже о местах предварительного заключения и о тайных жилищах, где его иногда отыскивали. Упрямая веселость помогала ему все это преодолеть, ей же более тонкая конституция мешала выдерживать заботы и тревогу и подорвала ее здоровье. Она стала чахнуть, схватила горячку и умерла у него на руках». В 1748 году, через четыре года после смерти жены, Филдинг женился на ее служанке Мери Дэниел, которая была от него на третьем месяце беременности. Это шокировало его друзей, а его сестра, жившая в его доме после смерти Шарлотты, покинула его. Тем не менее брак с Мери был для Филдинга счастливым. Она нежно заботилась о нем, была хорошей женой и матерью, подарила ему двух сыновей и дочку.
В 1749 году в печати появляется роман «История Тома Джонса, найденыша», лучшее произведение Филдинга. Об этой книге Теккерей писал: «Роман „Том Джонс“ воистину прелестен, по конструкции это просто чудо; мудрые мизансцены, сила наблюдательности, множество удачнейших оборотов и мыслей, разнообразный тон этой великой комической эпопеи держат читателя в непрерывном восхищении и ожидании». В основе сюжета – история злоключений незаконнорожденного юноши Тома Джонса, воспитанника богатого и добродушного судьи Олверти. Том великодушен и благороден, но порывист и безрассуден, даже добрые дела он ухитряется совершать так, что они начинают смахивать на провинности. Ему противопоставлен Блайфил, признанный наследник судьи и, как выясняется по ходу развития сюжета, – сводный брат Тома. Блайфил, образец добродетели, добропорядочности и разумности, на деле оказывается лицемером и отъявленным подлецом. Оба героя претендуют на руку и сердце Софьи Вестерн, дочери богатого помещика. Только Блайфил, в отличие от Тома, любит не прелестную Софью, а ее богатое приданое. Козни Блайфила и собственные опрометчивые поступки навлекают на Тома множество бед – изгнание из дома Олверти, скитания по дорогам Англии, тюрьму и даже угрозу виселицы. Но Филдинг спасает своего любимого героя и посрамляет его врага Блайфила.
Увлекательный, бурно развивающийся сюжет, убедительные в своей жизненности персонажи, искрящееся остроумие – все это способствовало небывалому успеху «Тома Джонса» у читающей публики. В течение первого года роман выдержал четыре издания, не считая многочисленных «пиратских» перепечаток. За свой роман Филдинг получил 700 фунтов стерлингов. Но невероятный успех «Тома Джонса» не смог обеспечить полной материальной независимости Филдинга. В 1748 году он был назначен мировым судьей по Вестминстеру. На этом посту Филдинг отличался безукоризненной честностью и стремился помогать беднякам, искавшим справедливости. Филдинг рассказывал, что до его назначения этот пост приносил до 500 фунтов в год грязных денег, он же не зарабатывал и 300, но чистых. Здоровье Филдинга к тому времени сильно сдало, но он не переставал писать. В 1751 году он опубликовал свой последний роман «Амелия», который любил более всех своих произведений. В 1754 году тяжело больной Филдинг завершил свою деятельность на поприще мирового судьи, разогнав «шайку злодеев и головорезов», державших в страхе весь Лондон. Он передал свою должность брату Джону Филдингу и отправился по совету врачей в Лиссабон. Но перемена климата не спасла писателя, через два месяца он умер. Ему было 47 лет.
В одном из своих писем леди Мери Уортли-Монтегю писала:
«Я жалею о смерти Г. Филдинга не только потому, что не смогу больше читать его сочинений, но мне кажется, что он потерял больше, чем другие, – ибо никто не наслаждался жизнью больше, чем он, хотя мало у кого было для этого так мало причин, так как высшим его предназначением было рыться в самых низких вертепах порока и грязи. ‹…› Его поразительный организм (даже когда он, с великим трудом, наполовину его сгубил) заставлял его забывать обо всем на свете перед паштетом из дичи или бокалом шампанского; и я убеждена, что он знал больше счастливых минут, чем любой из земных князей».
Современники Вольтера сохранили для нас историю о том, как на одном из писем ему вместо обычного адреса стояло: «Королю поэтов, философу народов, Меркурию Европы, оратору отечества, историку суверенов, певцу героев, верховному судье вкусов, покровителю искусств, благодетелю талантов, ценителю гения, бичу всех преследователей, врагу фанатиков, защитнику угнетенных, отцу сирот, пример для подражания богатым, опоре бедных, бессмертному образцу всех наших добродетелей». И письмо было доставлено по адресату – никто из почтовых чиновников не усомнился, кому оно предназначено, ибо человек, обладавший всеми этими качествами, в Европе был только один.
Вольтер, старейший из французских просветителей, в течение полувека стоял в центре эпохи Просвещения и до конца своей жизни оставался одним из ее признанных вождей. Его назвали «некоронованным королем» общественного мнения. «Вольтер не только человек, это – целый век»: он прожил 84 года, видел закат «короля-солнце» Людовика ХIV, наблюдал медленную агонию феодальной системы и умер незадолго до Великой французской буржуазной революции, которую идейно подготовил.
Круг его интересов был необычайно разносторонен: он с одинаковым триумфом выступал как мыслитель и историк; с ранних лет он дышал воздухом поэзии и свободомыслия, в 12 лет он уже поэт («Он Фебом был воспитан», – скажет о нем Пушкин); современники видели в нем великого драматурга. Вольтер работал для театра в течение шестидесяти лет и написал десятки пьес. Его эпическая поэма «Генриада», его тонкие, умные, изысканные эпиграммы, стихотворные послания, философские поэмы, его знаменитая «Орлеанская девственница», полная веселого шутовства и иронии, убийственных насмешек и сарказма прославили имя их создателя во всем мире. Вольтер умел смеяться, как никто в его время, над всякого рода рутиной и невежеством, о чем свидетельствуют его памфлеты. Его читали и почитали. Он был политиком, экономистом, юристом, увлекался физикой, химией, биологией, везде обнаруживая свои незаурядные способности.
Франсуа Мари Аруэ (таково настоящее имя Вольтера) родился 21 ноября 1694 года в Париже в семье королевского советника. Он учился в привилегированном коллеже Людовика Великого, где уже отличался бунтарским и независимым характером. Один из учителей, раздосадованный колкими репликами юного воспитанника Аруэ, сбежал однажды с кафедры и, взяв мальчишку за шиворот, крикнул: «Несчастный! Ты когда-нибудь станешь распространителем деизма во Франции!» Благочестивый иезуит не ошибся в своем предсказании. Аруэ пишет вольнодумные стихи, сатиры и эпиграммы на придворные круги, на регента Филиппа Орлеанского и его дочь, что не прошло мимо ушей властей: в 1717 году он был заключен в тюрьму Бастилию на одиннадцать месяцев. Таким образом, Вольтер на собственной шкуре испытал порядки французского абсолютизма и не единожды. После освобождения он уезжает на три года в Англию, где изучает труды Ньютона и становится популяризатором его учения. Около 15 лет он провел в имении своей приятельницы маркизы дю Шатле, где и создает главные свои труды.
Творчество Вольтера необъятно, оно составляет 90 томов, современники называли его «королем поэтов». Вершиной его поэтического творчества стала поэма «Орлеанская девственница» (1735), которую Пушкин назвал «катехизисом остроумия». В 1755 году после смерти маркизы Вольтер покупает поместье Ферней на границе Франции и Швейцарии, отчего становится недосягаем для французских властей, где и живет до конца своих дней. Этот дом вскоре становится центром интеллектуальной, культурной жизни Европы, «европейским постоялым двором», куда приезжали лучшие умы из многих стран, в том числе и России (граф Шувалов, князья Юсупов и Салтыков и др.). Здесь в 1758 году Вольтер пишет самую лучшую свою философскую повесть «Кандид».
ХVIII век создал свой особый литературный жанр – философский роман, философскую повесть, в которых авторы охотно прибегали к фантастическим сюжетам и героям, к приемам сказочного повествования, описывали далекие экзотические страны Востока. В легком комическом тоне писатели рассказывали разного рода были и небылицы, словно желая развлечь читателей, однако на самом деле под внешне авантюрным сюжете они стремились донести до читателя важные философские, политические, социальные идеи своего времени. Они поучали, говорили о серьезном смеясь, и их мысли действительно доходили до широких масс. Классическим образцом такого жанра и стали философские повести Вольтера, в особенности «Кандид, или Оптимизм».
На первый взгляд, это – сказка, однако на самом деле повесть представляет собой размышления автора о мире, полном нелепых предрассудков, насилия и жестокости, человеческой глупости. Общеизвестно, что героями сказок частенько бывают «простаки» или «дурачки». Вот таков и Кандид у Вольтера, не случайно в переводе имя героя означает «наивный», «беспечный». Он действительно наивен и чист душой и не подозревает, какие беды ему готовит жизнь. Кандид живет в замке спесивого и недалекого барона, кичащегося своей длинной родословной. Здесь же живет его прекрасная дочь Кунигунда и еще одно примечательное лицо – философ Панглос. Он сторонник философии Лейбница, в основе которой лежит идея об изначально предустановленной в мире гармонии и неустанно повторяет: «Все идет к лучшему в этом лучшем из миров».
Философ Панглос и его идея мировой гармонии – вот главный объект насмешек Вольтера. В гротескной форме он воспроизводит его разглагольствования: «…Все по необходимости существует для наилучшей цели. Вот, заметьте, носы созданы для того, чтобы носить очки, – поэтому мы носим очки. Ноги, очевидно, предназначаются быть обутыми, – и мы носим обувь. Камни были созданы, чтобы их тесать и строить из них замки, – и вот у монсеньора прекрасный замок… Свиньи созданы, чтобы их есть, – и мы едим свинину круглый год».
Чтобы опровергнуть философию оптимизма, Вольтер проводит своих героев через жесточайшие испытания, способные развеять самые радужные мысли об общественном устройстве. Все в этой повести пронизано одной мыслью – мир человеческий устроен плохо, всюду люди страдают от угнетения, войн и чудовищных болезней, и причины этого коренятся в порочных законах и нелепых предрассудках.
Оба героя, Кандид и Панглос, были изгнаны из замка, и на долю каждого выпала самая печальная участь. После долгих мытарств, измученные и опустошенные, они встречаются вновь, учитель и ученик. Терзаемый тяжкой болезнью, безносый, всеми гонимый Панглос, едва спасшийся от сожжения на костре и виселицы, несчастный и жалкий, с прежним тупым упорством проповедует идею оптимизма и гармонии, являя собой вечный образец слепой веры и глупости: «Я всегда оставался при своем прежнем убеждении, потому что я философ. Мне непристойно отрекаться от своих мнений». Высмеивая современное ему общественное устройство, Вольтер показывает в повести страну своей мечты. Кандид побывал в Эльдорадо, сказочном царстве, где не было монахов, инквизиции, казней, тюрем, где процветали науки и искусства.
Стиль повести насквозь ироничен, здесь в каждом слове намек: «Архидьякон сжигал людей чудесно…» Или вот автор рассказывает о казни некоего английского адмирала: «За что убили этого адмирала? – За то, что он не убил достаточно людей… в нашей стране убивают время от времени одного адмирала, чтобы придать бодрости другим». Вольтер не выдумал этот эпизод. В 1757 году английские власти действительно расстреляли адмирала Бинга за проигранное с французами сражение. Вольтер тщетно пытался его спасти. Повесть была напечатана в Женеве и оттуда попала в Париж. Церковники немедленно ее запретили, и вскоре книга была сожжена рукой палача. Однако только в 1759 году сожженный «Кандид» выдержал тринадцать изданий.
Исключительный авторитет, которым пользовался Вольтер у своих современников, был следствием не только его писательской деятельности, но и общественной, и, в частности, борьбой с церковью. «Раздавите гадину!» – этим лозунгом он неизменно заканчивал все свои письма друзьям, вновь и вновь напоминая о главной задаче, стоявшей перед ними. «Гадина», конечно, церковь, и не только католическая. Вольтер разоблачал ее в своих поэмах, повестях, драмах, памфлетах, но и это казалось ему недостаточным. Этот хилый, больной старик провел серию поразительных расследований. Все началось в 1762 году с «дела Каласа», считавшегося процессом века.
Тулузский коммерсант Калас, протестант, был обвинен в убийстве своего сына, католика. Тулузский парламент приговорил его к смертной казни через колесование. Вольтер почувствовал неладное, он не сомневался, что здесь поработала «гадина». Вскоре ему стало известно, что обвинение не было доказано, и он занялся расследованием дела: разыскивает родных Каласа, опрашивает адвокатов и коммерсантов и постепенно выясняется, что Калас невиновен, что сын его покончил собой, запутавшись в долгах. Перед Вольтером открылась страшная картина преступления, совершенного церковью, которая решила обыграть этот факт для поднятия своего авторитета и фанатизма у верующих. Гневу Вольтера не было предела: «Тулузские судьи колесовали самого невинного человека. Почти весь Лангедок стонет от ужаса». Отныне целью Вольтера стал пересмотр этого дела, хотя на дыбы поднялась и церковь, и парламент.
Он направляет тысячи писем во все инстанции с подробным изложением существа дела; он угрожает, что о «праведности» французского суда узнает вся Европа. Он беспокоит министров, надоедает канцлеру, умоляет о помощи фаворитку короля, снаряжает за свой счет вдову казненного в Париж. Свое слово Вольтер сдержал: вся Европа узнала о деле Каласа, вся Франция читает анонимные брошюры, разоблачающие тулузских судей. И он одерживает победу: дело было пересмотрено, Калас признан невиновным, католик-мракобес, ведший это дело, был уволен в отставку. Этим делом Вольтер приобрел огромную популярность в стране и Европе, его стали называть «спасителем Каласа», «адвокатом справедливости». Когда спустя тринадцать лет кто-то в толпе, окружившей Вольтера, спросил, что это за человек, ему ответила простая женщина: «Как! Вы разве не знаете? Это тот, кто спас Каласа». Ответ дошел до Вольтера, и он оценил его больше, чем все другие проявления восхищения, которые он вызывал.
Вольтер был чрезвычайно популярен и в России. Его хорошо знал Ломоносов, переводил на русский язык Кантемир. С ним переписывались граф Шувалов и сама Екатерина II, любившая демонстрировать перед Европой свою просвещенность. После смерти Вольтера она выписала в Россию его библиотеку и скульптуру, выполненную Гудоном, которая и поныне находится в Эрмитаже. Кстати, и Вольтер в течение всей своей жизни интересовался Россией и посвятил ее истории ряд своих трудов, например «Историю России при Петре I». «Он первый пошел по новой дороге и внес светильник философии в темные архивы истории», – отзовется об этом труде А. С. Пушкин.
Имя Дидро в нашем представлении выражает саму суть XVIII века, вошедшего в историю человечества под знаком французского Просвещения. Французские просветители выступали против «старого порядка» и теоретически обосновывали то «царство разума», которое будет возведено на месте обрушившегося здания феодального мира. Литературе в этом деле отводилось особое место – она должна была стать орудием перевоспитания и преобразования общества.
Никогда еще литература не была так тесно связана с философией и идеологией. Философия вторгалась во все сферы жизни, а литература становилась местом проверки новых воззрений на человека и общество. Философские концепции становились предметом споров героев художественных произведений, определяли сам сюжет, выверялись логикой его развития.
Век Просвещения обрел в Дидро своего выдающегося идеолога, гениального пропагандиста, замечательного беллетриста. Границы между литературой и философией у него были подвижными и весьма условными. По глубокому убеждению Дидро, поэт должен быть одновременно философом, ему должны быть ведомы пути развития человеческого духа, добрые и дурные явления общества. Философские же его труды исполнены живых картин, ярких, убедительных образов и нередко представляют собой художественные произведения в высшем смысле этого слова.
Дени Дидро родился 5 октября 1713 года в городе Лангре в зажиточной семье ножовщика, гордившейся своим двухсотлетним генеалогическим древом. Отец хотел видеть своего старшего сына священником, а потому отдал мальчика в местный иезуитский коллеж. В двенадцать лет Дени был тонзурирован, хотя у него не было склонности к духовной карьере, и отправлен учиться в парижский коллеж иезуитов д’Аркур. В столице отвращение к богословию у юного Дидро проявилось довольно скоро. Теологии он предпочел естественные науки: физику, математику, химию, физиологию. Увлекся он и языками – латинским, греческим, позже, в связи с пробудившимся интересом к философии, – английским.
После коллежа Дидро проучился два года у прокурора, но и тут ему не понравилось. Атмосфера крючкотворства и сутяжничества – это было совсем не то, о чем он мечтал. Вскоре отец, видя, что его сын не собирается следовать его указаниям, отказал ему в материальной поддержке. Так в двадцатилетнем возрасте Дидро пополнил многочисленную толпу парижских интеллигентов, перебивавшихся случайными грошовыми заработками. Как только не пытается Дидро заработать: занимается репетиторством, переводит с английского, даже на заказ сочиняет проповеди для аббатов. Одновременно он пополняет свое образование, в первую очередь изучает труды Лейбница, Декарта, Локка, Спинозы, за ними идут фундаментальные труды и новинки всех отраслей знаний и техники. Именно тогда он начинает собирать свою замечательную библиотеку.
В 1743 году Дидро тайно обвенчался с дочерью купеческой вдовы Антуанеттой Шампион. Несмотря на энергичные поиски средств к существованию, семью он свою прокормить не умел. От четырех детей, рожденных в браке, в живых осталась только дочь Мария-Анжелика (ей суждено будет стать первым биографом своего отца). Жил он в крохотной квартирке, расположенной под самым чердаком. Некий маркиз де Костри однажды высказался: «Бог мой! Куда бы я ни пошел, везде я слышу разговоры только об этом Руссо и об этом Дидро. Можно ли понять такое? Ничтожные люди, у которых нет собственных домов и которые живут на четвертом этаже! Право, к таким вещам привыкнуть невозможно!»
И все же нужда ничуть не повлияла на характер Дидро. Он был человеком удивительно терпимым, общительным и веселым, легко сходился с людьми, был любимцем светских салонов. Его добротой широко пользовались: целые разделы в сочинениях просветителей Туссена и Рейналя написаны рукой Дидро, есть вставка Дидро в трактате Руссо «О происхождении неравенства среди людей», известно, что Дидро даже помог нищему студенту написать памфлет против самого себя. Вольтер называл его «пантофил», то есть «вселюбящий». Дидро вел себя одинаково просто и непринужденно, общаясь с людьми самых разных сословий, не делая различий между простым рабочим и высокопоставленным вельможей. И ему это прощалось.
В 1747 году Дидро поступил неожиданный заказ от всесильного временщика Филиппа Морепа, наперсника Людовика XV в любовных похождениях. За две недели Дидро пишет галантный роман «Нескромные сокровища» в модном тогда стиле рококо и издает его под маркой несуществующего голландского издательства. Гривуазность романа, балансирующего порой на грани непристойности, создала вокруг него атмосферу скандала. Позже Дидро говорил, что он готов скупить и сжечь все напечатанные экземпляры «Нескромных сокровищ».
В это же время Дидро пишет ряд философских эссе, где с позиции деизма выступает против церковных догматов и авторитетов. Среди них – «Философские письма», которые Парижский парламент 7 июля 1746 года приговаривает к сожжению вместе с «Естественной историей души» Ламетри. Но это не останавливает Дидро. Критика католической ортодоксии продолжена в «Прогулке скептика» (1747), а в «Письмах слепых» (1749) он уже открыто проповедует атеистические взгляды.
Опубликование «Писем слепых» окончательно переполнило чашу терпения правительства. Вольнодумец и богохульник арестован и осужден на стодневное пребывание в тюремной башне Венсенского замка. Но заключение обернулось триумфом для Дидро. Он становится чрезвычайно популярным. В его тюремную камеру рвутся многочисленные посетители, и среди них – Жан-Жак Руссо.
После сорокадневного заключения Дидро был освобожден. Помогли друзья, среди которых многие были вхожи в придворные круги. Отныне он регулярный посетитель салона ученого барона Поля Анри Гольбаха, где собираются выдающиеся умы Европы – Д’Аламбер, Гельвеций, Жан-Жак Руссо, Дэвид Юм, Лоуренс Стерн…
Вместе с Д’Аламбером Дидро начинает издание «Энциклопедии, или Толкового словаря наук, искусств и художеств». Эту работу он считал главным делом своей жизни. Издание «Энциклопедии» для XVIII века явилось событием в культурном отношении беспрецедентным, удивительным и, пожалуй, самым значительным. Дидро сумел объединить вокруг издания всех просветителей – от Вольтера до Руссо. Энциклопедия выходила с 1751 по 1780 год, составила 35 томов, в том числе 11 справочных книг, содержавших рисунки, чертежи, карты, схемы, и 8 томов указателей. Сам Дидро написал для «Энциклопедии» более тысячи статей.
Наряду с этим шла напряженная работа над сочинениями по эстетике и философии. Свои философские и эстетические взгляды Дидро воплотил в художественной форме, создав два романа «Монахиня» (1760) и «Жак-фаталист и его хозяин» (1773) и повесть «Племянник Рамо» (1779). Эти произведения так и не были напечатаны при жизни автора. Сам же Дидро не считал себя прозаиком.
На сюжет «Монахини» Дидро натолкнула история некоей Маргариты Деламар, заточенной после скандального бракоразводного процесса в монастырь под угрозой исправительного дома для женщин легкого поведения. Став единственной наследницей родительского состояния, она затеяла судебный процесс, пытаясь расторгнуть «обет бедности» и выйти из монастыря. В иске ей было отказано, наследство она потеряла, а сама она так и осталась в монастыре. Кроме того, у Дидро были свои причины обратиться к теме монастырской жизни. Его родная сестра была монахиней и сошла с ума. Резко изменился характер брата, надевшего сутану священника. Возлюбленная его друга Д’Аламбера, мадемуазель Леспинас, была заточена в монастырь и бежала оттуда.
Главную героиню романа Дидро Сюзанну Симонен отправили в монастырь родители – она, незаконнорожденная дочь, должна искупить грех своей матери. Ее монастырская жизнь наполнена издевательствами, попранием человеческого достоинства, извращенными домогательствами. После смерти родителей Сюзанна обращается в суд, ссылаясь на отсутствие с ее стороны свободного волеизъявления при принятии обета. Дело проиграно, но девушка не смиряется, предпочтя надругательству над личностью побег из обители, скитания и лишения. Сюзанна, девушка из третьего сословия, наделенная чистотой помыслов и поступков, иллюстрировала любимую идею просветителей: врожденное нравственное благородство преобладает над благородством происхождения. Дидро придал этой идее замечательную художественную форму, построив свой роман в виде записок Сюзанны. И вместе с тем, во всем романе ощущается перо философа. Он лаконичен, здесь почти нет лирических описаний, раскрывающих поэзию чувств, углубленный анализ Сюзанны порой несоразмерен с ее небогатым жизненным опытом. «Перед нами достаточно сухая, почти протокольная запись», – сказал по поводу романного стиля Дидро С. Д. Артамонов.
После «Монахини» последовал «Жак-фаталист», где проблема свободы и несвободы была заявлена еще более глубоко и всесторонне. Фатализм был любимой темой философов XVIII века. По мнению Л. Воробьева, в этом романе «Дидро-художник сумел решить ту дилемму свободы, перед которой стал в тупик Дидро-философ: человеческая деятельность, конечно, определяется обстоятельствами, но она же и изменяет обстоятельства». Художественные и интеллектуальные достоинства «Жака-фаталиста» высоко оценил Гете, назвав роман «поистине первоклассным произведением», «тонким и изящным кушаньем, приготовленным и положенным на блюдо с большим искусством».
Повесть «Племянник Рамо» исследователи называют вершиной художественной прозы Дидро, где органическая связь философии и художества предстает особенно наглядно. Впервые среди писателей и философов Нового времени Дидро сумел продемонстрировать «разорванность сознания» (Гегель) современного человека, чьи принципы замешаны на абсолютной беспринципности. Вместе с тем, в образе главного героя повести, чье имя, а точнее, безымянность, вынесена в заглавие, просвечивает целое общество, основанное на частных привилегиях и произволе, где нормальным является именно нарушение всех моральных норм.
Издание «Энциклопедии» совершенно разорило Дидро. На помощь ему пришла Екатерина II, питавшая слабость к французской просветительской философии. Еще в 1762 году Екатерина предлагала Дидро перенести издание «Энциклопедии» в Россию. В 1765 году Екатерина позволила себе истинно царский жест: через посредничество князя Дм. А. Голицына, русского посла в Париже, она купила библиотеку Дидро и тут же назначила Дидро ее пожизненным хранителем с окладом в 1000 франков в год, выплатив ему жалование за пятьдесят лет вперед (по этому поводу философ шутил, что честь теперь его обязывает прожить еще пятьдесят лет). В 1785 году, после смерти Дидро, его библиотека была доставлена в Петербург. К сожалению, она не была сохранена как особый целостный фонд, подобно библиотеке Вольтера, и книги Дидро со временем растворились в книжных фондах Публичной библиотеки им. М. Е. Салтыкова-Щедрина в Петербурге.
Сам Дидро неоднократно оказывал услуги русской императрице. Он рекомендовал ей специалистов по разным отраслям науки и искусства. Именно Дидро мы обязаны появлением в Петербурге одного из главных его символов – «Медного всадника» Фальконе. Выступал Дидро и экспертом при покупке Екатериной коллекции картин барона Тьера, включавшей полотна Рафаэля, Ван-Дейка, Рембрандта, Пуссена и других величайших художников и ставшей основой картинной галереи Эрмитажа.
В 1773 году Дидро получил личное приглашение Екатерины посетить Петербург, куда он и отправился в мае того же года, пробыв в северной столице около пяти месяцев. Екатерина встретила его милостиво и дружески. Сам философ был настроен так деловито – ведь он представлял русскую царицу великим реформатором, с нетерпением ожидавшим его советов, – что даже не посчитал нужным соблюсти правила придворного этикета. Он явился на прием к Екатерине в черном кафтане, «в котором ходят только в чулан», как позже писала об этом дочь Дидро. Философ подолгу беседовал с Екатериной на различные государственные, философские и политические темы, написал замечания, резкие и бескомпромиссные, на ее проект «Наказа». Позже, вернувшись на родину, Дидро продолжал выполнять ряд поручений Екатерины, среди которых был проект организации университетского образования в России.
Последние десять лет своей жизни Дидро прожил в Париже. Из России он вернулся с подорванным здоровьем и со званиями действительного члена Российской академии наук и почетного члена Российской академии художеств. Дидро продолжал интенсивно работать – завершал издание «Энциклопедии», писал свои знаменитые очерки «Салоны», посвященные ежегодным художественным выставкам в Париже. Екатерина II купила ему особняк в дворянском предместье Сен-Жермен, куда писатель, наконец, вместе с семьей смог переехать из своей бедной квартиры в одном из домов Латинского квартала. В феврале 1784 года у него открылось кровохарканье, болезнь стала быстро прогрессировать. Незадолго до кончины Дидро посетил духовник из церкви святого Сульпиция и предложил покаяться в своих еретических заблуждениях, что, по его мнению, «произвело бы благоприятное впечатление». В ответ Дидро произнес: «Я верю, господин кюре, – произвело бы благоприятное впечатление. Но признайтесь, это было бы бесстыдной ложью с моей стороны».
Дидро умер 31 июля 1784 года, до последнего вздоха оставаясь атеистом.
Жан-Жак Руссо прожил жизнь, полную лишений, гонений, страданий, нравственных падений и высоких взлетов мысли и чувства. Он был властителем дум целого поколения, его бюст будет украшать тенистые аллеи парков, его имя с восторгом будут произносить мечтательные девушки, например пушкинская Татьяна в «глуши забытого селения» России. Его гневные строки и неистовое красноречие разбудит умы тысяч молодых людей. Он встанет вровень с Вольтером, а может и выше, этот сын женевского часовщика, в юности бродяга, нищий, не имевший систематического образования и дипломов, не обладавший эрудицией своих прославленных современников – Монтескье, Вольтера, Дидро. В конце жизни в своей знаменитой «Исповеди», этой самой правдивой книге мира, он расскажет нам свою историю.
Он родился в 1712 году в Швейцарии, в Женеве, куда еще его дед бежал от преследований церкви. 12-ти лет он был отдан в ученики нотариусу, потом в подмастерья граверу – в постоянной погоне за хлебом насущным чем он только не занимался: был преподавателем музыки (у Руссо рано обнаружился музыкальный талант), секретарем, чиновником. Судьба не раз забрасывала его в аристократические дома, но дольше всех он пробыл в поместье госпожи Варанс в Шамбери, которая приютила бездомного талантливого юношу на целых 12 лет. Жизнь в Шамбери позволила Руссо заняться своим самообразованием, он много читает, изучает музыку, пишет ряд музыкальных произведений. В 1740 году Руссо отправляется пытать счастья в Париж.
В столице он ютится на чердаке грязной и мрачной гостиницы и нередко голодает, однако пребывание в Париже имело и свои положительные стороны: он заводит знакомства с Дидро и другими уже известными просветителями, растет круг его интересов и познаний, а вскоре приходит и известность. В 1749 году Руссо пишет свой первый трактат «Рассуждение о науках и искусствах» и получает премию Дижонской академии. В нем он проводит мысль о том, что в обществе, где господствует социальное неравенство, развитие наук и искусств приводит лишь к развращению и порче нравов. Руссо идеализирует далекое историческое прошлое, когда, как ему кажется, человек, живя на лоне природы, сохранял в себе естественность мысли и чувства. Естественное состояние патриархального человека, дикаря, считал он, и составляет истинную сущность человека, а в условиях современной цивилизации она искажена. Это обращение к теме «естественного человека» получило в мировой литературе название «руссоизм», оно имело огромное влияние на философов, писателей, деятелей культуры самых разных стран Европы и Америки.
Современники утверждают, что выход в свет первого сочинения Руссо произвел некое подобие революции: несметные толпы стояли с утра у книжных лавок, где продавалась брошюра. Вскоре ему поступило выгодное предложение стать кассиром при сборщике налогов, но Руссо отказался: он не мог быть причастным к обиранию народа. Его называли сумасшедшим, но он определил свой жизненный путь: он не терпел роскоши даже в одежде. Продал все, что считал лишним, в том числе и часы: как он мог франтить, если народ голодал? А чтобы прокормить семью, он стал переписывать ноты по 10 су за страницу, чем и кормился почти до самой своей смерти. Точно так же Руссо отказался и от королевской пенсии после шумного успеха его оперы «Колдун», этого не могли понять даже его друзья. В следующем своем трактате «Рассуждение о происхождении и причинах неравенства между людьми» (1754) Руссо на заданный вопрос отвечает недвусмысленно: по природе люди равны, а источником неравенства и социального зла является частная собственность, которая разделила общество на бедных и богатых. Тем самым Руссо покушался на святая святых даже для его друзей-просветителей. Неудовольствие властей заставило Руссо покинуть Францию и вновь поселиться неподалеку от Женевы. В своем новом произведении – «Общественный договор» (1762) он провозглашает право народов на восстание против несправедливого тиранического режима и установление республиканской формы правления, ибо государство, по его мнению, должно объединять свободных и равноправных граждан, и основа такого государства – общественный договор (конституция) между всеми его членами. За 27 лет до штурма Бастилии Руссо отчетливо сформулировал священное право народов – свергать тиранов.
Руссо прославился не только своими политическими работами, его занимали и вопросы воспитания молодого поколения («Эмиль, или О воспитании»), не меньшую славу принесли ему и литературные произведения. Он и в литературе выступал как ниспровергатель, как новатор. В частности, он резко выступает против классицистической трагедии и канонов классицизма в целом. Остроконфликтным, исполненным гражданского пафоса, гражданского долга произведениям французских классицистов он противопоставил культ семейного патриархального очага, добрых, бесхитростных чувствительных героев. Все это были признаки нового литературного течения, которое и возглавил Руссо – сентиментализма. Сентиментализм провозгласил культ чувства, отвергая всякую рассудочность: «тот человек всех больше жил, кто больше чувствовал». Руссо впервые ввел в литературу так называемого «маленького человека», представителя третьего сословия, с его чувствами, интересами и заботами, показал его внутренний мир. Именно об этом его знаменитый роман «Юлия, или Новая Элоиза» (1761), который по праву называют «энциклопедией руссоизма».
Сюжет романа был взят из истории несчастной любви средневекового ученого-монаха Абеляра к своей ученице Элоизе, которые становятся жертвами своего неравного положения. Роман написан в форме писем, такая форма отвечала требованиям Руссо, ибо письма наилучшим образом раскрывают душу человека, мир его чувств. Герои живут на лоне пышной природы у подножия Альп. Главный герой – Сен-Пре – беден, он служит учителем у швейцарского дворянина. Сен-Пре хорош собой, умен, образован, он превосходит окружающих его людей своими нравственными достоинствами, но он находится в доме д’Этанжа на положении слуги. Он влюбляется в свою ученицу Юлию, которая отвечает ему взаимностью и становится его возлюбленной. Руссо создал образ девушки с сильным характером и прекрасной душой, возвышенной и тонкой, которая по достоинству оценила ум и талант Сен-Пре; у нее хватило мужества переступить вековые традиции предков и отдаться любви к человеку плебейского происхождения. В этом, по мнению автора, проявилось «священное право» самой природы, ибо «голос природы» сильнее житейской мудрости.
Однако отец Юлии думал иначе. Преданный принципам дворянской чести, он и не помышлял о возможности неравного брака своей дочери и уговаривал ее выйти замуж за 50-летнего г-на де Вольмара, человека их круга. В душе героини происходит борьба, она на распутье: кого предпочесть, отца или возлюбленного, чему отдаться, долгу или чувству? Возникает конфликт, столь характерный для Руссо: между естественным чувством и общепринятой моралью. Побеждает последняя: Юлия, как слишком послушная дочь, подчиняется воле отца, хотя это решение и противу ее сердца. Будь она более эгоистичной и решительной, она не совершила бы этой роковой ошибки, растоптав свое счастье и счастье Сен-Пре. Адюльтер же, тайная любовь, для них обоих была невозможна. В отчаянии герой уезжает на шесть лет за границу, надеясь, что время излечит сердечную боль, но, увы! Стоило ему вновь вернуться, как любовь с новой силой охватывает героев. Примечательно, что Руссо и мужа Юлии, г-на де Вольмара, рисует как человека благородного, который знал о любви героини к Сен-Пре, но не требовал от нее признаний, ибо понимал силу подлинной страсти. Более того, он предлагает Юлии пригласить Сен-Пре учителем для их детей.
Руссо не видел выхода из создавшегося положения, поэтому прибегает к чисто условному приему: Юлия тяжело заболевает, спасая тонущего ребенка, и умирает. Перед смертью она пишет прощальное письмо возлюбленному, в котором говорит о вечной любви к нему. Автор прекрасно понимал, что в мире, в котором живут его герои, счастливые браки по любви между дворянкой и простолюдином невозможны. «Счастье людей невозможно там, где строй человеческой жизни нарушает естественные отношения». Эту мысль подтверждает вторая сюжетная линия в романе, рассказывающая о любви аристократа и проститутки.
«Новая Элоиза» – роман лирический, раскрывающий перед нами тонкий и сложный духовный мир героев. Он отличается психологической глубиной и эмоциональностью. В немалой степени этому способствуют прочувствованные, взволнованные описания красот швейцарской природы, на лоне которой живут и любят герои романа. Роман имел невероятный успех. Читатели рыдали над всеми чувствительными местами, а дойдя до сцены смерти Юлии, по воспоминаниям современника, уже «не плакали, но кричали, выли как звери». В течение только ХVIII века он выдержал свыше семидесяти изданий, намного опередив все остальные произведения французской литературы того времени. В России роман пользовался не меньшим успехом, его можно было купить в книжной лавке Московского университета в том же 1761 году. Следы глубокого воздействия его можно обнаружить в «Евгении Онегине» Пушкина, в творчестве А. Радищева, Н. Карамзина, Л. Толстого и других русских писателей.
Последние восемь лет жизни Руссо провел в Париже, ютясь все в том же чердачном помещении, зарабатывая на жизнь перепиской нот. Силы его слабели, он тяжело заболел. В полном отчаянии он пишет воззвание к людям – он взывал к милосердию. Он просил о приюте, где мог бы провести остаток своих дней. На этот зов откликнулся один из его именитых почитателей маркиз де Жирарден. В его имении Эрменонвиль и поселяется Руссо. Именно сюда приедут к нему глава будущей революционной партии якобинцев М. Робеспьер и граф А. Сен-Симон, основоположник утопического социализма. Руссо умер в 1778 году. В период Великой Французской революции, которую он идейно подготовил, его прах будет перенесен в Пантеон великих людей Франции, его могила вскоре станет местом всеобщего паломничества и поклонения: воистину «…в мире целом он зажег пожар».
Литературным Колумбом XIX века назвал Вальтера Скотта Белинский. Он же определил причину его огромной популярности в начале века: «Дать историческое направление искусству XIX века – значило гениально угадать тайну современной жизни». Конкретность и верность «натуре» – вот что прежде всего отличало исторические романы Вальтера Скотта от туманной, приблизительной, фантастической старины современных ему романтиков. Прошлое для писателя В. Скотта – не некий условный, идеальный мир, а необходимое звено в истории цивилизации, источник современности. Одновременно Скотт всегда подчеркивал необходимость сочетания в романе исторических фактов с вымыслом, ибо первая задача романиста, по глубокому убеждению писателя, – развлекать. «Дайте мне факты, а воображения мне хватит своего…» – восклицал В. Скотт. И он подавал историю так, что она становилась интересна самому широкому читателю. «Шотландским чародеем», «волшебником» называли его восторженные почитатели.
У Вальтера Скотта были все основания стать великим историческим писателем. Он родился в 1771 году в семье процветающего эдинбургского адвоката и дочери профессора университета. Семейные анналы Скоттов входили в национальную летопись: и по отцовской и по материнской линиям род восходил к вождям старинных шотландских кланов. Прошлое родины с раннего детства стало вызывать острый интерес у Вальтера. Этому способствовал и сам древний Эдинбург с его величественным Эдинбургским замком, вздымающимся над городом на крутой скале, с полуразрушенным Кромвелем Голирудским дворцом – резиденцией шотландских королей, с мрачной Эдинбургской тюрьмой, которую в 1736 году взяли штурмом участники народного восстания. Будучи ребенком, он с восхищением слушал рассказы о героических сражениях шотландцев за свою национальную независимость. Еще были живы те, кто помнил последнее восстание 1745 года, когда Эдинбург – столица Шотландии – была взята мятежными войсками во главе с принцем Карлом-Эдуардом Стюартом.
Мать Вальтера страстно любила шотландский фольклор и эту любовь передала своему сыну. Значительную часть детства Вальтер провел на дедовской ферме. После перенесенного полиомиелита у него перестала действовать нога, и врачи посоветовали родителям отправить ребенка в деревню. Здесь, на лоне природы, здоровье его поправилось, но хромота осталась на всю жизнь.
Вальтер Скотт очень рано научился читать и писать. Истории, песни, легенды, сказания, что рассказывали ему местные жители, он не только слушал, но и старался записывать, и уже в восьмилетнем возрасте у него был небольшой личный архив, состоящий из нескольких тетрадей с записями. Он очень рано начал читать Шекспира, ставшего для него на всю жизнь самым любимым писателем, привлекали его внимание исторические хроники Шотландии, Англии и других европейских стран.
По окончании школы Вальтер Скотт поступает на юридический факультет Эдинбургского университета. Это было желание отца, считавшего, что профессия адвоката обеспечит будущее его сына, укрепит высокое социальное положение семьи. Изучение юриспруденции и работу в отцовской конторе юноша ухитрялся сочетать с далекими пешеходными прогулками по глухим уголкам Шотландии, где можно было записать старинную балладу, услышать забытую песню, познакомиться с уходящим в прошлое бытом шотландцев. В 1791 году Вальтер получил звание адвоката, занял место секретаря эдинбургского суда, а в дальнейшем стал шерифом округа.
Успешное восхождение по карьерной лестнице не мешало Вальтеру Скотту активно участвовать в деятельности Философического общества, выступая там с литературными докладами, изучить в совершенстве немецкий язык, предпринять ряд интересных экспедиций вглубь страны и исследовать практически все ее районы. Путешествуя по Озерному краю, Скотт встретил Шарлотту Шарпентье. Меньше чем через год они поженились. Им суждено будет счастливо прожить тридцать лет и воспитать четырех детей.
В Эдинбурге Шарлотта открыла свой салон, где собирались интересные люди. Здесь произошло знакомство Скотта с большим знатоком древней истории, собирателем антикварных книг Ричардом Хебером. Он станет консультантом Скотта при подготовке к изданию сборника «Песни шотландской границы». Это собрание подлинных народных шотландских исторических песен и баллад, записанных Скоттом непосредственно по устной передаче во время его шотландских путешествий, вышло в свет в 1802 году. Один из тогдашних критиков заметил, что эта книга заключала в себе «зачатки исторических романов». И это замечание оказалось пророческим. Далее последовали стихотворные поэмы самого Скотта: «Песнь последнего менестреля» (1805), «Мармион» (1808), «Дева озера» (1810) и др. Эти поэмы, написанные на национально-историческом материале, закрепили за Вальтером Скоттом репутацию знаменитого поэта. Читатели и критики высоко оценили этнографически-достоверную атмосферу поэм Вальтера Скотта, обусловленную научным подходом поэта к старине и местному колориту, языку, нравам и даже ландшафту. По замечанию Е. А. Соловьевой, «поэтическая история родного края – важнейшее достижение, итог поэтической деятельности будущего романиста, для которого эпическая поэзия была существенным и необходимым звеном в творческой биографии».
Укрепление материального благосостояния позволили Вальтеру Скотту осуществить свою мечту. В 1812 году он приобрел поместье Абботсфорд на реке Твид, где сразу же начал строить средневековый замок. В нем Скотт задумал разместить свою огромную библиотеку и замечательную коллекцию антиквариата. На строительство, продолжавшееся 12 лет, потребовались огромные денежные средства. Вальтер Скотт лично занимался проектированием поместья, в котором соединились элементы различных замков и монастырей Шотландии. Вскоре Абботсфорд превратился в своего рода музей средневекового быта, гостеприимно открывшего свои двери для многочисленных посетителей.
Свой первый исторический роман «Уэверли» Вальтер Скотт создал на сорок третьем году своей жизни. Опасаясь за свою литературную репутацию, он издал свой роман анонимно. Книга имела громадный успех, после чего Вальтер Скотт со свойственной ему энергией принялся писать исторические романы. Свое желание попробовать силы в прозе Скотт объяснял вступлением в литературу нового гениального поэта – Байрона, с которым он, поэт Вальтер Скотт, не может успешно соперничать. Стоит отметить, что сам Байрон не принимал поэзии Скотта, но был большим ценителем его романов.
Всего за 17 лет Вальтер Скотт написал 28 романов, не считая повестей и рассказов. «Уэверли» открыл шотландскую серию романов, среди которых – «Гай Маннеринг» (1815), «Антикварий» (1816), «Черный карлик» (1816), «Пуритане» (1816), «Роб Рой» (1817) и др. Когда шотландская тема была в основном исчерпана, Вальтер Скотт обратился к истории Англии. «Айвенго» (1820) открывает эту серию романов.
Несмотря на успех «Уэверли», Вальтер Скотт продолжал скрывать свое авторство, что весьма интриговало публику и укрепляло ее интерес к творчеству неизвестного писателя. В течение 10 лет его романы выходили за подписью «Автор Уэверли», хотя довольно скоро критики и читатели стали догадываться о подлинном имени автора уэверлеевских романов, а за рубежом переводчики и издатели начали выпускать эти романы под именем Вальтера Скотта.
Как правило, сюжет каждого романа Вальтера Скотта связан с каким-нибудь важным историческим событием – восстанием, гражданской войной, мятежом. Но Скотт, по выражению Пушкина, не имеет «холопского пристрастия к королям и героям». Исторических персонажей в его романах немного, и они не являются центральными, даже тогда, когда их именем назван роман. Внимание писателя (а значит, и читателя) сосредоточено на вымышленных персонажах, волею обстоятельств вовлеченных в исторические события. Гениальность Вальтера Скотта состояла в том, что он открыл существующее в жизни «соединение исторических событий с частными происшествиями», при этом его «роман отказывается от изложения исторических фактов и берет их только в связи с частным событием, составляющим его содержание» (В. Г. Белинский).
Сюжетные мотивы почти всех вальтерскоттовских романов более или менее однотипны: это жизненные странствия и приключения молодого человека, разлученного с возлюбленной; это история молодой девушки, на руку которой претендуют два соперника, а отец или опекун желает ее выдать не за того, кого она любит. Однако за этими частными ситуациями у Вальтера Скотта всегда проступает столкновение политических интересов, разных общественных позиций. Это позволяло писателю подавать историю «домашним образом» (А. С. Пушкин), а читателю почувствовать свою сопричастность к ней.
В своих романах Вальтер Скотт изобразил множество эпох – от средневековой Англии до современной Шотландии, причем он прекрасно знает и умеет изобразить материальную и духовную культуру каждой эпохи. Одежда, обстановка жилищ и замков, архитектура, оружие и доспехи рыцарей, женские украшения, светская и церковная утварь – за всем этим стоят глубокие знания Вальтера Скотта – историка, этнографа, знатока геральдики. Важным источником его романов стало устное народное творчество, те английские и шотландские баллады, которые он собирал всю жизнь. Фольклорные мотивы и документально точные сведения удивительным образом дополняют друг друга в его романах и, в конечном счете, способствуют созданию убедительной истории человеческих судеб в пределах определенной эпохи.
В 1826 году на семью Вальтера Скотта обрушилась беда. Экономический кризис, разразившийся в Англии в 1825 году, повлек за собой разорение издательской фирмы Баллантайна, пайщиком которой был Вальтер Скотт. У него были все юридические основания для того, чтобы уклониться от ответственности за долги своего друга и компаньона, но он не пошел на это, заявив, что до 1830 года выплатит огромный долг в размере 130 000 фунтов стерлингов. Несмотря на горе – от пережитых волнений умирает жена, Вальтер Скотт с необычайной энергией принимается за литературную работу. Помимо романов, он пишет критические статьи и обзоры, исторические труды, среди которых – многотомная «История Наполеона Бонапарта». Но здоровье писателя не выдерживает. В 1830 году он переносит первый апоплексический удар, парализовавший его правую руку. Едва оправившись от болезни, он вновь берется за работу – диктует свои новые книги секретарю. В 1831 году последовал второй удар, за ним – третий. По совету врачей Скотт предпринимает большое путешествие на военном фрегате, посещает Италию, Францию. Ему становится хуже, и он в предчувствии скорой смерти спешит в родной Абботсфорд. Там 21 сентября 1832 года, не оправившись от четвертого удара, Вальтер Скотт скончался. Незадолго до смерти он записал в своем дневнике:
«Я приближаюсь к финалу своей карьеры: я быстро схожу со сцены. Вероятно, я был самым плодовитым писателем современности; для меня утешением будет думать, что я никогда не пытался пошатнуть веру в человека, разрушить человеческие принципы и что я не написал ничего такого, которое я на своем смертном одре хотел бы уничтожить».
Народная сказка довольно поздно была признана Большой литературой. Долгое время считали, что произведения фольклора должны только рассказываться, существовать изустно. Романтики первыми стали всерьез изучать народное творчество, собирать, обрабатывать и издавать народные песни, сказки, баллады, предания. Благодаря романтикам столь долго презираемые народные сказки стали воистину народным чтением. Сколько чудесных и необыкновенных приключений, насыщенных житейской мудростью и неистребимым оптимизмом, нашли в них маленькие и взрослые читатели!
Богатство это огромно и неисчерпаемо, и в собирании и сбережении его братьям Гримм принадлежит особое место. Они одними из первых европейских фольклористов осознали историко-культурную, эстетическую и духовную ценность народной сказки, призвали сохранять ее как национальное богатство. «Настало время, – говорили братья Гримм, – спасать древние предания и сказки, чтобы они не исчезли навсегда в беспокойных днях наших, как искра в колодце или роса под лучами горячего солнца».
Родина братьев Гримм и их предков находится в юго-восточном Гессене. Здесь, в городе Ханау, 4 января 1785 года родился Якоб Гримм, а 24 января 1786 года – Вильгельм Гримм. Через пять лет семья Гримм переехала в Штайнау – отец, Филипп Вильгельм Гримм, был переведен в этот город управляющим и окружным судьей. Семья Гриммов была большая. После Якоба и Вильгельма родились еще братья Карл, Фердинанд, Людвиг, Эмиль и сестра Шарлотта. При всей скромности и бережливости семья жила в дружбе и согласии. Дом был открыт для друзей, для детей устраивали веселые праздники, хотя в доме знали цену заработанным деньгам. Филипп Вильгельм пользовался в городе всеобщим уважением. Человек порядочный и честный, он с ранних лет внушал детям чувство верности и долга, любовь к отчизне и родному краю.
В начале 1796 года семью Гримм постигло страшное несчастье. Скоропостижно от воспаления легких умер отец, оставив после себя сорокалетнюю вдову с шестью детьми на руках. Семье пришлось съехать со служебной квартиры. Якоб и Вильгельм, словно взрослые, стали делить с матерью заботы о младших братьях и сестренке.
В 1798 году мать отправила Якоба и Вильгельма в Кассель, к своей сестре Генриетте Циммер, камеристке ландграфини Гессенской, принявшей активное участие в судьбе своих любимых племянников. Мальчики были определены в лицей, по окончании которого – Якоб в 1802-м, а Вильгельм в 1803 году – поступили на юридический факультет Марбургского университета. Обычно лицеисты затрачивали семь-восемь лет на подготовку в университет. Якобу для этого понадобилось только четыре, а Вильгельму пять лет. И этим они во многом обязаны своей тетушке, оплачивавшей дополнительные частные уроки. Но решающим условием оказалось их неутомимое усердие: ежедневно им приходилось выдерживать по шесть часов школьных занятий и по четыре-пять часов частных уроков. Кроме того, Якоб после смерти отца взял на себя все деловые хлопоты, связанные с управлением их маленьким состоянием и попечительством над младшими детьми. «Суровая школа, – констатирует биограф братьев В. Шооф, – которую прошел Якоб после ранней смерти отца, потребовавшей от него железной самодисциплины, способствовала тому, что у мальчика рано развились свойства, проявившиеся позднее таким достойным восхищения образом: преданность семье, верность и высочайшее сознание долга».
В Марбургском университете Якоб, а затем и Вильгельм, сблизился с Фридрихом Карлом фон Савиньи, самым молодым профессором, специалистом по римскому праву. Ему суждено будет оказать наибольшее влияние на жизнь и творчество братьев Гримм. Братья с упоением слушали его лекции, а вскоре стали вхожи в его дом, где была прекрасная библиотека. Савиньи был всесторонне образован, знал и любил литературу. Он ввел братьев в круг немецких романтиков, способствовал определению их научных интересов. Братья все более убеждались: не юридическая и административная карьера их призвание, а исследование поэзии и языка – вот что должно стать для них главным.
Осенью 1805 года Якоб Гримм возвращается в Кассель, куда годом позже приезжает и Вильгельм. К тому времени все семейство Гримм уже жило в Касселе. Семья сняла квартиру в доме на Иоханисштрассе 78/79, позже известном всему миру как «Дом сказки братьев Гримм» (дом был разрушен во время Второй мировой войны). В поисках хлеба насущного Якоб устроился секретарем военной коллегии. Эта служба не привлекала его, но Якоб был единственным кормильцем семьи Гримм. Все попытки Вильгельма устроиться на службу потерпели неудачу. Кроме того, у болезненного Вильгельма после смерти матери в 1808 году стала развиваться болезнь сердца.
После приезда Вильгельма из Марбурга начинается многолетнее научное сотрудничество братьев. В 1807 году в «Новом литературном вестнике» в Мюнхене появляются их первые научные статьи о старинных немецких поэмах и средневековом немецком романе. Год спустя братья становятся сотрудниками гейдельбергской «Газеты для отшельников», основанной романтиками А. фон Арнимом и К. Бретано. В 1811 году отдельной книгой появились переводы Вильгельма «Древнедатские героические песни», а вслед за ними вышла первая книга Якоба «О старонемецком мейстерзанге». Хотя братья Гримм работали чаще всего вместе и через всю свою жизнь пронесли чувство взаимной братской любви и глубокой привязанности друг другу, каждый из них сохранял свою творческую индивидуальность, имел свой круг интересов, свое направление в исследовании. Якоб был в первую очередь исследователем, обладавшим строгим аналитическим умом. Вильгельм был натурой художественного склада, поэтом, а потому его привлекало, прежде всего, мастерство поэтических переводов, художественные особенности памятников древней поэзии.
В Касселе братья Гримм начали собирать сказки. Они разъезжали по гессенскому краю в поисках знатоков сказок и, найдя очередного рассказчика, стремились разговорить его, дословно записать очередную сказку. В отличие от своих предшественников, которые по большей части свободно обращались со сказочными сюжетами, братья Гримм в записанных ими устных сказках ничего не меняли и ничего не искажали. Современный фольклор они сравнивали с полем, где буря сгубила почти все колосья, а себя они называли собирателями колосков, уцелевших «где-то возле низкой изгороди или кустарника, окаймляющего дорогу». Эти колоски – «народные песни да вот эти наивные домашние сказки. Места у печки, у кухонного очага, чердачные лестницы, еще не забытые праздники, луга и леса с их тишиной, но, прежде всего, безмятежная фантазия – вот те изгороди, что сберегли их и передали от одной эпохи к другой».
Чаще всего братья Гримм обращались к пожилым людям, так как в первую очередь они хранили в памяти передаваемые из поколения в поколение устные предания, легенды, сказки. Поначалу братья Гримм ставили перед собой задачу сохранить записанную сказку в первозданном виде, зафиксировать наиболее древний ее вариант, в котором отражены еще примитивные формы мышления и языка, народные суеверия. Но со временем братья стали придавать собранному материалу собственную языковую форму, сохраняя при этом нетронутыми сказочные сюжеты, не нарушая строй, композицию сказки, особенности речи ее героев. Они сумели найти тот своеобразный стиль, который позволил сказкам заиграть во всем их поэтическом блеске и благодаря которому сборники сказок братьев Гримм распространились по всему миру.
Первый том «Детских и семейных сказок» вышел в 1812 году в Берлине под Рождество. Успех книги был ошеломляющим. Друг братьев И. Геррес сразу после получения книги пишет Вильгельму: «Мы получили детские сказки, которых с нетерпением ждали мои дети, и с тех пор они их не выпускают из рук. Младшая дочурка может уже многие рассказать. Моя старшенькая успела распространить их в городе среди детей, и уже через три дня к нам пришел мальчик, чтобы взять почитать книжку, где говорится о кровяных колбасках и колбасках жареных. Вечерами моей жене приходилось читать по семь сказок кряду, и, судя по впечатлению и неослабевающему вниманию, все сказки, что вполне естественно, прекрасно выдержали испытание. Вы вполне достигли своей цели и в мире детства воздвигли себе несокрушимый памятник».
Ободренные всеобщим признанием, братья Гримм сразу начинают готовить к печати второй том. Он был издан в 1815 году. Их дело начинает принимать поистине национальный характер и размах: многие люди обращаются к ним, предлагая помощь в дальнейшем собирании сказок и сообщая те сказки, которые знают сами. Братья получают сказки марбургские, вестфальские, померанские, швейцарские и из ряда других областей Германии в записях известных писателей, ученых и друзей. Любопытно, что в сборнике братьев Гримм оказалось много французских сказок. Две главные сказительницы, у которых братья записали большую часть сказок, – Мария Гассенпфлуг и Доротея Фиман, – были выходцами из семей французских гугенотов, вынужденных когда-то переселиться в Германию. Естественно, женщины рассказывали в основном французские сказки, бытовавшие в их семьях. Так почти все сказки Шарля Перро перекочевали в сборник братьев Гримм. В отдельных случаях сходство со сказками французского автора было столь очевидно, что братья после второго издания убрали из сборника «Кота в сапогах» и «Синюю бороду», а в остальных случаях постарались уменьшить сходство на текстологическом уровне.
В 1822 году вышел третий том сказок. Так получилось, что, начиная со второго тома, основная работа по собиранию сказок легла почти исключительно на Вильгельма. Хотя интерес Якоба к собиранию сказок и расширению сборника не исчезал, но на первое место у него все же выходила научная работа, связанная с исследованиями в области средневекового германского права и немецкой мифологии. Так и сложилось, что дополнение и расширение сборника сказок целиком легли на Вильгельма. Он был редактором семи новых прижизненных изданий сказок. Вильгельм стремился не только увеличивать от издания к изданию количество сказочных текстов, но и поэтически их обработать, сделать их стилистически едиными. Он же и поручил своему брату-художнику Людвигу Эмилю проиллюстрировать сборник.
«Детские и семейные сказки» скоро стали подлинно народной книгой в Германии и за ее пределами. К концу XIX века в Германии вышло 25 полных изданий сказок братьев Гримм. А начиная с 1820 года их сказки начинают переводиться на европейские языки – датский, голландский, английский, французский. В 60-е годы XIX века сказки братьев Гримм навсегда вошли в круг детского и семейного чтения русского читателя.
А братьев Гримм после публикации их сказочного сборника ждали еще великие свершения на поприще филологической науки. Научно-литературная деятельность братьев снискала им широкое признание. С 1831 по 1837 годы – они профессора Геттингенского университета. В 1841 году они избираются профессорами Берлинского университета и становятся членами Прусской академии наук. Будучи патриотами своей страны, братья всегда подчеркивали актуальность своих занятий прошлым. В своих трудах по истории языка, средневековой германской словесности, праву, фольклору, мифологии ученые видели большое общественное дело, чрезвычайно важное для современности. Среди их фундаментальных трудов – «История немецкого языка» (1848) и «Словарь немецкого языка», завершение работы над которым выпало уже на долю немецких ученых XX века.
Вильгельму Гримму, отличавшемуся слабым здоровьем, суждено было первым уйти из жизни. Его смертельная болезнь, начавшаяся с фурункула на спине, развивалась чуть больше двух недель. 16 декабря 1859 года паралич легких прекратил его мучения. После похорон брата в семейной Библии, где отмечались важнейшие семейные события, Якоб записал: «Пройдет совсем немного времени, и я последую за своим любимым братом и буду лежать рядом с ним, как почти всегда был с ним рядом при жизни». Он умер от удара 20 сентября 1863 года. Якоба Гримма похоронили рядом с Вильгельмом на берлинском кладбище святого Матфея.
Э.Т.А. Гофман по праву считается «универсальной личностью в искусстве» и самым ярким представителем романтического направления в немецкой литературе начала XIX века. Он проявил свой талант во многих областях человеческой деятельности. По образованию, полученному согласно семейной традиции, он был юристом. По окончании юридического университета в Кенигсберге Гофман работал в апелляционном суде, зарекомендовав себя честным судьей с независимыми взглядами на человеческое достоинство.
Не находя полного удовлетворения в своей профессиональной деятельности, Гофман с головой окунулся в искусство, став превосходным живописцем и графиком. Благодаря своей природной наблюдательности он с блеском передавал портретное сходство с оригиналом. Однажды на одном бал-маскараде в Познани он распространил карикатуры, отмеченные удивительным портретным сходством с известными в городе людьми, за что был выслан из города. Гофман писал декорации для театра и даже расписывал церковь иезуитов в Глогау вместе с художником Молинари. Тонкое эстетическое чутье, особая восприимчивость к прекрасному, к гармонии отличала и его литературное творчество.
Более всего Гофман любил музыку. Он был выдающимся музыкантом своего времени: играл на нескольких музыкальных инструментах (клавире, органе, скрипке, гобое), служил капельмейстером в театре г. Бамберга, как музыкальный критик и автор блестящих музыкальных рецензий печатался в бамбергской «Всеобщей музыкальной газете». Наконец, он был оригинальным композитором, автором первой немецкой романтической оперы «Ундина», премьера которой с огромным успехом прошла в Берлине в 1816 году. Кроме того, он написал ряд зингшпилей (т. е. комических опер): «Маска», «Веселые музыканты», а также опер «Любовь и ревность», «Напиток бессмертия». Как композитор он носил псевдоним – Иоганн Крейслер, впоследствии так будет назван его любимый литературный герой. Выше других композиторов Гофман ценил Моцарта, перед гением которого преклонялся всю жизнь. Он даже изменил свое имя, заменив данное при крещении Вильгельм, на Амадей, как у Моцарта.
Обладая способностями к разным видам искусства, Гофман выше всех ценил именно музыку, которая позволяла ему уйти из мира тяжелой реальности, где его преследовали горькие разочарования в любви, отчаянная бедность, потеря горячо любимой маленькой дочери. Музыка представлялась Гофману проводником в «романтическую страну, где царят небесные чары звуков». «Музыка производила на меня совсем особое, непостижимое впечатление, – говорил писатель устами своего героя, – словно давно обещанное исполнение прекраснейших снов нездешнего мира сбывалось наяву».
Музыка и живопись занимали важное место не только в жизни Гофмана, вошедшего в историю мировой культуры как выдающийся писатель-романтик, но и в его творчестве. Творческое наследие Гофмана-прозаика обширно и разнообразно и представлено произведениями разных жанров: романами, новеллами, сказками, либретто опер, музыкальными эссе, критическими статьями. Первым произведением, увидевшим свет, был «Кавалер Глюк» – наполовину новелла, наполовину критическая статья о музыке Кристофа Виллибальда Глюка, с которым Гофман был лично знаком. Главной мыслью, пронизывающей это произведение, является романтический взгляд на музыку как на самое романтическое из всех искусств, «потому что сфера ее – бесконечное».
Другим образцом полуновеллы-полуэссе является «Дон Жуан», посвященный знаменитой опере Моцарта, в котором писатель говорит о том, что служение музыкальному искусству требует от его жрецов полной самоотдачи и самоотречения. Уже в первых произведениях Гофмана складывается своеобразная эстетическая концепция писателя, согласно которой все люди делятся на «музыкантов» и «немузыкантов». «Музыканты» – это чудаки, люди «не от мира сего», в глазах обывателей – «сумасшедшие», но на самом деле обладающие повышенной чуткостью к восприятию известий из горнего мира, мира божественного вдохновения, слышащие «музыку сфер». «Немузыканты», напротив, ограничены и пошлы в своих стремлениях, это обыватели, филистеры. Мир музыки и мир антимузыкальный – для Гофмана великая антитеза, рождающая двоемирие в мироощущении писателя и двуплановость его творческого метода, в котором соединяются черты романтической и реалистической эстетики. «Двоемирие» стало опознавательным знаком творчества Гофмана, его «визитной карточкой».
В Берлине в 1814 году Гофман сблизился с писателями-романтиками Тиком, Брентано и Шамиссо и вместе с ними создал литературное общество «Серапионовых братьев». Свое название молодые литераторы взяли от имени отшельника Серапиона, которого посещали многочисленные видения, отсюда и стремление участников кружка пережить, прочувствовать свое творчество. Поэтому во главу угла они поставили художественный принцип ясновидения – т. е. правдоподобия воображаемого, и в их творчестве слились реальность и мистика, материальное и запредельное. Яркий пример тому – новеллы сборника Гофмана «Серапионовы братья», в которых ясно ощущается связь с «черным», готическим романом. Новелла, которая принесла Гофману самый большой прижизненный успех, «Мадемуазель де Скюдери», посвящена теме раздвоения человеческой личности, когда в одном человеке уживаются виртуозный мастер-ювелир и маньяк-убийца. Злой рок и дурная наследственность толкают уважаемого в городе ювелира Рене Кардильяка на преступления с целью вернуть украшения, сделанные им на заказ. Кардильяк – первый в галерее гофмановских «двойников» – людей с разорванным сознанием.
Одним из своих лучших произведений Гофман называл сказку «Золотой горшок». Обращение писателя к этому жанру неслучайно. Сказка – это жанр, который дает возможность для полета фантазии. Отличительной чертой «Золотого горшка» является тесное переплетение реальности и вымысла. В ней действуют одновременно и студент Ансельм, и конректор Паульман, и надворный советник, а также змейка Серпентина, князь духов Фосфор, волшебник Саламандр. В сказке попугай превращается в человека, старуха варит волшебное зеркало, а в библиотеке происходит настоящее сражение между колдуньей-свеклой и волшебником-саламандром. Главный герой сказки – студент Ансельм ищет Золотой горшок – зеркало истины, в котором в истинном свете отражаются все человеческие поступки. Одновременно Золотой горшок – это символ и принадлежность чудесной далекой страны, куда стремятся все люди с поэтической душой, такие, как Ансельм и его возлюбленная Серпентина.
Другой сказкой, прославившей Гофмана, является «Крошка Цахес по прозванию Циннобер». Гофман рассказывает историю удивительного превращения урода Цахеса во всемогущего правителя одного из маленьких немецких княжеств. А также о судьбе студента Бальтазара, ревностно охраняющего сказочный мир природы и поэзии от вторжения пошлости и обыденности. При всей сказочности сюжета, наличии превращений, волшебных предметов и прочих сказочных атрибутов правомерно назвать это произведение сатирической пародией на современное Гофману немецкое общество и государство. Это проявляется и в актуализации важных социально-политических и философских проблем, таких как человек и власть, «служение не делу, а лицам», в самом гротескно-сатирическом стиле повествования. Вывод Гофмана в конце сказки очевиден: богатство и человеческая глупость, забвение законов природы и красоты ведут к диктатуре глупости и пошлости.
С течением времени в творчестве Гофмана усиливаются мистические элементы и настроение трагической обреченности человека, что нашло наиболее полное воплощение в романе «Эликсиры сатаны». Настоящее предусловие всех запутанных коллизий романа – распад единого, органически связанного мира. Нет единого братского человечества, мыслил Гофман, есть разные враги, временами надевающие дружеские личины. Главный герой романа – насельник монастыря Медард, личность гениального типа, человек с духовной властью над людьми, с силой внушения и обаяния. Но свои духовные способности он применяет во вред окружающим. Он творит зло, будучи частью зла и сам страдая от зла. В этом романе писатель проявил особенный интерес к тайнам человеческой психики – «ночной стороне души», поэтому в романе развит мотив двойника. В Медарде скрыт некий «черный» человек, насильник и убийца – его двойник, мрачное воплощение тайной стороны души.
Вместе с нарастанием трагизма творческий метод Гофмана постепенно развивается в сторону усиления реалистической тенденции, примером чему служит повесть «Повелитель блох». В ней Гофман прощается с романтизмом, осмеивая его. Герой Перигринус Тис получает от волшебника чудесное увеличительное стекло, позволяющее ему читать у людей в мыслях. Но он недолго пользуется возможностью видеть людей насквозь и отказывается от волшебного стекла, истребляющего в его душе доверчивость к людям и добродушие. Повесть «Повелитель блох» сыграла роковую роль в жизни Гофмана. Ко времени ее написания Гофман из-за своей честности и неподкупности в суде нажил много влиятельных врагов. Власти решили расправиться с писателем, предъявив ему обвинение в разглашении государственной тайны в романе «Повелитель блох». Их не смущало то, что Гофман был тяжело болен и уже не мог обходиться без посторонней помощи.
Своеобразным итогом творчества Гофмана является роман «Житейские воззрения кота Мурра». Главным его героем является музыкант Крейслер – одна из самых замечательных фигур в немецкой литературе. В образе Крейслера воплощена трагедия непонятого и невостребованного Художника, чей дневник служит промокашкой для записок «ученейшего кота» Мурра. Так в одном романе соединяются трагедия и гротеск.
Последним значительным произведением писателя является новелла «Угловое окно», по праву считающаяся программной для новой, реалистической манеры писателя, которой, к сожалению, уже не дано было осуществиться. Автор обращается к реальной жизни, к реальным людям, к реальной политической ситуации – оккупации Германии Наполеоном. Герои, которые раньше парили в облаках своих фантазий, теперь прямо и непосредственно общаются с окружающими, автор оправдывает присутствие на этом свете всех людей – и музыкантов, и немузыкантов. Образ главного героя новеллы, прикованного болезнью к инвалидному креслу, списан писателем с самого себя. Гофман с особенной силой ставит вопрос о крушении родственных уз и о социальном неравенстве, о тяжких последствиях войны, о нищих и инвалидах, до которых никому нет дела. Без сомнения, новелла «Угловое окно» открыла бы новый, реалистический этап в творчестве Гофмана, если бы его жизнь не оборвалась трагически от тяжелой болезни.
Гофман, один из самых любимых писателей не только Германии, но и всего мира, оставил в наследство потомкам завет: «отрешись от всего земного, возлюби свою мечту, и она принесет тебе все: и богатство, и красоту, и радость. Возлюби поэзию, ибо в ней высшее знание».
Оноре де Бальзак оставил своим читателям не просто большое количество романов, но историю французского общества первой половины XIХ века, запечатленную в судьбах его многочисленных героев; действующие лица его произведений – врачи, судьи, стряпчие, государственные деятели, купцы, ростовщики, банкиры, светские дамы, куртизанки – переходят из книги в книгу, и это придает достоверность и правдивость миру, сотворенному писателем. «Самим историком должно было оказаться само французское общество, мне оставалось только быть его секретарем», – говорил Бальзак. Он родился в 1799 году в г. Туре в семье зажиточного крестьянина, отец хотел видеть в сыне коммерсанта, но будущий писатель настаивает на литературной карьере. Отец соглашается при условии, что через год Оноре будет знаменит. Бальзак едет в Париж и, подобно многим будущим своим героям, он со страстностью талантливого провинциала стремится завоевать столицу. Его лозунг: «Что не удалось Наполеону совершить мечом, то я выполню пером». Однако все его попытки стать знаменитостью терпят крах, и отец перестает его субсидировать. Бальзак оказывается в нищете и, чтобы выбраться из нее, пишет самые разные произведения, в том числе и романы «кошмаров и ужасов», пытается заняться издательским делом, но ни слава, ни богатство не приходили. Более того, от этого периода «литературного свинства» (как назовет его сам писатель) у него останется огромный долг, выплачивать который ему придется до конца своих дней; подорвав свое здоровье титаническим трудом, писатель умрет сравнительно молодым (1850).
Первым его произведением, получившим известность, стал исторический роман «Шуаны» (1829), написанный на события Великой французской революции конца ХVIII века, но настоящий успех приходит к Бальзаку с выходом в свет романа «Шагреневая кожа» (1831). В работе над этой книгой писатель приходит к мысли о создании универсальной картины современного общества – эпопеи «Человеческая комедия». «Шагреневая кожа» станет первоначальным наброском гигантского замысла, в ней будут намечены контуры эпопеи, ее основная тематика, композиция, конфликты и характеры, ее главные выводы о законах и судьбах буржуазного общества. «Шагреневая кожа» служит как бы введением в «Человеческую комедию», поэтому по богатству тем, по широте и универсальности охвата жизни, по уровню художественных обобщений роман превосходит все другие произведения писателя. Он проводит нас по всем кругам буржуазного ада: из мрачных притонов ведет в добропорядочную мещанскую семью, из игорного дома и лавки ростовщика – в роскошный особняк банкира, из аристократического салона – в бедную студенческую мансарду и т. п. Иными словами, здесь вся будущая «Человеческая комедия» в миниатюре, многие сцены в романе являются зародышами последующих произведений: в сцене оргии у банкира Тайфера намечена тема и тон романа «Утраченные иллюзии»; в рассказе героя романа Рафаэля находим сюжет романа «Отец Горио»; в разговоре героя с антикваром – тема повести «Гобсек» и т. д. Точно так же и герои романа станут прообразами основных характеров эпопеи, и прежде всего сам Рафаэль – родоначальник всех бальзаковских героев, молодых людей, вынужденных пробивать себе дорогу самостоятельно: Растиньяка, Люсьена, Шарля Гранде.
Предметом своего анализа в романе Бальзак избирает историю бедного, но честолюбивого студента Рафаэля, который живет в Париже «без родственников, без друзей, один посреди ужасной пустыни, где всякий для вас хуже врага…» Два пути рисовались перед ним в момент выбора: занятие наукой и отказ от погони за богатством, размеренное, спокойное существование, умение довольствоваться самым ничтожным в браке с Полиной, к которой герой был искренне привязан. Но какой дорогой ценой надо было заплатить за все это: надо было примириться с материальными лишениями, с вечной скудостью – иными словами, это означало духовно погибнуть, убить свой талант, превратиться в улитку. А Рафаэль – натура одаренная, кипучая, с большими страстями и пылкими желаниями. Он не хочет прозябать, а жить полной многоцветной жизнью. Поэтому он рвет с Полиной, хотя и восхищается ею. Только там, наверху общества, в среде аристократов и богачей, для героя существовала жизнь роскошная и свободная, полная больших чувств и страстей. Стать одним из этих избранных – такова его цель. Мечты Рафаэля воплощаются в облике прекрасной графини Феодоры, покорить Феодору – значило покорить и все высшее общество. Отныне девизом героя становится: «Феодора или смерть!» Но первые же шаги Рафаэля в «свете» разрушают его иллюзии, перед ним искусственный, взвинченный, болезненный мир, где идет «борьба всех против всех», где обаятельная Феодора, которая казалась «не женщиной, а романом», на деле оказывается настоящим чудовищем из кошмарных сказок, тщеславным и эгоистичным. Когда Рафаэль перестал возбуждать ее любопытство, она отбросила его, как сломанную надоевшую игрушку. В борьбе за покорение графини герой растрачивает все свои благородные идеалы и качества. «Феодора передала мне проказу своего тщеславия, заглядывая вглубь собственной души, я увидел, что она поражена гангреной, что она гниет». Усвоив принципы «света», Рафаэль превращается в такого же себялюбца и циника, погоня за наслаждениями становится его единственной целью. Ужасная сцена его смерти показывает, что в герое не осталось ничего человеческого: он умирает в припадке бессильной, отвратительной похоти.
Роман принес писателю не только долгожданную славу, перед ним открылись двери некоторых светских салонов. Бальзак увлекся их блеском и мишурой, он решил стать «равным среди равных»: создает легенду о своем дворянском происхождении и присоединяет к фамилии частицу «де», герб красуется на дверцах его кареты, на ливреях лакеев, заказывает себе ослепительные жилеты, а между тем невыплаченный громадный долг продолжал висеть над ним. В начале 30-х годов Бальзак приступает к реализации своего грандиозного проекта под названием «Человеческая комедия». Он хотел написать 140 романов, успел создать 93. Все произведения пишутся по возвращающемуся принципу: писатель стремился запечатлеть в них сам процесс жизни, в которой со смертью одного человека жизнь не прекращается. Он не обходит ни одного характера, ни одной профессии, ни старости, ни юности, ни зрелого возраста, здесь политика, нравы, искусство, семья, быт и в основе всего – история человеческого сердца: «Я начинаю понимать, что я больше историк, чем романист». Судьбы всех его героев определены эпохой, это герои своего времени. Всего в «Человеческой комедии» около 3 тыс. персонажей. Чтобы не перепутать их, писатель составил на каждого особый паспорт и по каталогу следил за их развитием.
Чтобы воплотить подобный замысел в жизнь, надо было обладать уникальным художественным воображением, Бальзак был им наделен. По рассказам современников, он в состоянии был часами с величайшим увлечением говорить о своих героях как о живых, хорошо знакомых ему людях, он буквально сживался с ними, радовался и горевал вместе с ними. Однажды к нему пришел его друг и увидел писателя, в изнеможении лежавшего почти без пульса в кресле. На крик: «Скорее за доктором, г-н Бальзак умирает!» писатель проговорил: «Ты ничего не понимаешь: только что умер отец Горио». В другой раз он с волнением, возбужденный, вскричал: «Растиньяк женился!» Весь цикл романов эпопеи Бальзак делит на 3 серии: «Этюды о нравах», «Этюды аналитические» и «Этюды философские». Самая крупная серия первая, в нее вошли наиболее известные произведения: «Отец Горио», «Гобсек», «Евгения Гранде», «Утраченные иллюзии», «Блеск и нищета куртизанок», «Банкирский дом Нюсинген» и т. д. Один из узловых романов в ней – «Отец Горио» (1843), к нему идут и от него отходят многие другие произведения. Роман состоит из трех сюжетных линий (отца Горио, Растиньяка и Вотрена), каждая из которых призвана раскрыть ведущую тему – «отцов» и «детей» и связанную с ней тему развращающего влияния денег. Старик Горио испортил дочерей своей непомерной к ним любовью, и они, привыкшие видеть в нем лишь некое лицо, снабжающее их деньгами, забывают о нем. Они любили отца за его двухмиллионное состояние, когда же он, все отдав им, стал нищим, дочери не сочли нужным даже похоронить его. Перед смертью старик прозревает и проклинает бездушный мир: «Я предпочитаю быть нищим, беспризорным. По крайней мере, когда любят бедняка, он может быть уверен, что любим сам по себе». Другая сюжетная линия в романе связана с образом Эжена Растиньяка, бедного студента, жившего в том же пансионе, что и Горио. Его история, в отличие от линии Горио, восходящая, она напоминает нам судьбу Рафаэля из «Шагреневой кожи», Люсьена из «Утраченных иллюзий». Единственный капитал Растиньяка – молодость и красота, поначалу и он хочет «только трудом достичь богатства», но под влиянием парижской жизни он утрачивает свои «провинциальные иллюзии», и немалую роль в его «перевоспитании» суждено сыграть Вотрену, еще одному центру в романе. Образ Вотрена – одна из неожиданностей Парижа. Беглый каторжник, он страшно богат и имеет могущественные связи. Он прекрасно знает все тайны, все движущие силы общества, в котором живет, и раскрывает их студенту. Бывший каторжник внушает ему, что каторга это лишь оборотная сторона высшего света, а сам свет – потенциальная каторга; что тайна крупных состояний сокрыта в преступлениях, которые забыты, потому что чисто сделаны. А потому «преступайте законы, и вы достигнете славы, всякий порок в позолоте в этом мире и есть добродетель». Он развращает ум и душу Растиньяка, стремясь сделать из него орудие для своей мести высшему свету. Это он вводит молодого человека в салон виконтессы де Босеан, которая также преподает Растиньяку уроки жизни, удивительно напоминающие те, что он слышал от каторжника: «Смотрите на мужчин и женщин, как на почтовых лошадей, гоните не жалея, пусть мрут на каждой станции, – и вы достигнете предела в осуществлении своих желаний. Запомните… перестав быть палачом, вы превратитесь в жертву». В «Отце Горио» Эжен Растиньяк показан в самом начале своего жизненного пути, его судьбу писатель прослеживает во многих других книгах. Он будет одним из немногих, кто добьется высот карьеры, славы и богатства, он станет министром, пэром Франции. Писатель покажет, как будет происходить «восхождение» его героя: переход от провинциала к крупному деятелю осуществлялся в Растиньяке безболезненно, минуя угрызения совести и нравственные муки, в отличие от других персонажей-неудачников.
Повесть «Гобсек» (1830) – это еще одна из художественных вершин Бальзака, герой которой, ростовщик Гобсек (дословно – Живоглот), вырастает в грандиозный символ времени. Это человек, у которого сердце – «слиток металла», для которого мерило всему золото. «Жизнь – машина, которая приводит в движение деньги. Деньги, золото – вот духовная сущность нашего общества», – говорит герой. Даже во внешнем облике его отмечены цвета драгоценного металла: «его желтоватая бледность напоминает цвет серебра, с которого слезла позолота»; глаза у него были «маленькие, желтые, словно у хорька». Этот человек без возраста и пола был похож на автомат. Но Гобсек еще и философ, в отличие от пустых и ограниченных аристократов он отличается большим умом и способностью к глубоким аналитическим размышлениям. У него «взгляд Бога», пишет автор, он видит все, что совершается в сердцах, он проникает в самые сокровенные мысли окружающих людей и великолепно знает психологию и аристократов, и бедняков. Ему, например, абсолютно ясен облик «светского льва» Максима де Трайля, «бездушного игрока», который разоряется сам, разоряет свою любовницу, ее мужа, ее детей и который производит в салонах больше разрушений, нежели «артиллерийская батарея». Гобсек – негласный правитель Парижа, «властелин жизни», в руках которого судьбы тысячи людей. Страсть к золоту уничтожает постепенно все остальные чувства героя, превращая его в скрягу-маньяка, которому представляется, что золотые монеты живут и множатся, как и люди. Повесть завершается мрачным описанием отвратительной кладовой Гобсека, рассказом о его страшной смерти. Этим финалом писатель развенчивает философию денег и одного из ее носителей. Подлинные хозяева жизни – банкиры, ростовщики, торговцы – погрязли в преступлениях, нравственных и экономических. Бальзак с пристальным вниманием изучает души этих людей, создавая целую коллекцию типов финансовых гениев («Банкирский дом Нюсинген», «Евгения Гранде», «Утраченные иллюзии», «Крестьяне»). Следующий круг буржуазного ада – политическая жизнь общества, писатель не щадит усилий, чтобы развенчать лицемерный, корыстный характер самих основ государства – парламента, суда, администрации, лозунгов о равенстве, демократии («Цезарь Бирото», «Музей древностей»); губительный денежный дух вторгся и в семью: золото разрушает ее основы («Полковник Шабер»), разрушает любовь родителей к детям («Евгения Гранде»), любовь детей к родителям («Отец Горио»), превращает брак в коммерческую сделку («Брачный контракт»), любовь – в проституцию («Кузина Бетта»). Бальзак завершает картину жизни буржуазного общества темой искусства и художника, рисуя этот мир как царство всеобщей продажности («Утраченные иллюзии»).
Жизнь большинства героев Бальзака – это во многом собственная жизнь писателя со всеми ее трагедиями, сомнениями, находками и потерями. Может быть, поэтому его герои так убедительны. Он, Бальзак, пришел в столицу из провинции, мечтая положить у своих ног Париж; он, как Гобсек и Гранде, мечтал о миллионах; он, как Рафаэль, проиграл в Пале-Рояле последний фрак. «Утраченные иллюзии» – это и его иллюзии, и «шагреневая кожа» – это его жизнь, конвульсивно сжимавшаяся жизнь большого труженика, которому для работы не хватало 24 часов суток.
Один из самых читаемых в наше время европейских писателей XIX века, Стендаль был почти не замечен современниками. Между тем его романы стали важными вехами, мимо которых не могло пройти мировое литературное движение. Непохожесть Стендаля на современных ему писателей (только его ученик Проспер Мериме в чем-то ему близок) неоднократно ставила в тупик исследователей литературы. «Стендаль – человек XVIII столетия, заблудившийся в героической наполеоновской эпохе», – писал в начале XX века исследователь его жизни и творчества Стрыенский. Другие же утверждали обратное: Стендаль – человек XX века, он родился на столетие раньше, чем ему полагалось. Да и сам писатель как-то сказал: «Я беру билет в лотерее, главный выигрыш которой таков: чтобы меня читали в 1935 году».
Есть и третья точка зрения: «Он (Стендаль) родился в должное время и в должном месте, он был блестящим представителем своего времени и выразил в своем творчестве свойственные его стране и эпохи тенденции, идеи и волнения» (Б. Г. Реизов).
Настоящее имя Стендаля – Анри Бейль. Когда он служил в армии Наполеона, ему пришлось побывать в саксонском городке Штендале. Отсюда и произошел псевдоним – Стендаль.
Год рождения Стендаля – 1783, место рождения – небольшой провинциальный южно-французский городок Гренобль. В какой-то мере Стендаль – современник революции. Во всяком случае его детские годы окрашены впечатлениями революционных событий. Маленький Анри восторженно взирал на солдат республиканской армии, проходивших мимо их дома по площади Гренетт. Позже Стендаль вспоминал: «Я сшил маленькое трехцветное знамя и в дни побед республиканцев носил его один по нежилым комнатам нашего большого дома. У меня разорвали мое знамя, и я стал думать о себе как о мученике за родину. Я любил свободу с ожесточением… у меня было два или три изречения, которые я писал повсюду. Они заставляли меня проливать слезы умиления. Вот одно, которое приходит мне на ум: „Жить свободным или умереть“».
Мать Стендаля умерла рано, когда мальчику было семь лет. Он остался на попечении отца и тетки, с которыми отношения у него так и не сложились. Семья была образованная и обеспеченная: отец был адвокатом, дед, отец матери, – уважаемым в городе врачом. Анри очень любил деда, вольтерьянца и демократа. Именно дед оказал на мальчика влияние, позволял ему читать книги просветителей, которые отец, ярый монархист, проклял и закрыл под замок в книжном шкафу.
Очень рано Анри увлекся точными науками, прежде всего математикой. В 1799 году он приехал в Париж поступать в Политехническую школу, но быстро забыл о ней. Вместо экзаменов он посещает театры, заводит романы с артистками, попробует учиться живописи, начинает писать комедию в духе Мольера и… быстро ее забрасывает. Услышав от своего кузена Марсиаля Дарю, что готовится новый поход в Италию, Анри решает: «К черту Политехническую школу, скучный Париж, салоны, комедии, музыку, живопись, фехтование!» Желая во что бы то ни стало принять участие в военной кампании, он поступает в военное министерство на должность мелкого чиновника и в апреле 1800 года отбывает в действующую армию.
Проявить чудеса героизма в итальянском походе Анри не удалось. Свои впечатления от битвы при Маренго, коей он был только наблюдателем, Стендаль позже иронически опишет в автобиографических заметках «Жизнь Анри Брюлара», а в «Пармской обители» наделит их Фабрицио, который так же, как и юный Анри, спешит на поле брани при Ватерлоо, чтобы покрыть себя бессмертной славой.
Прослужив два года в гарнизонах Северной Италии и исполнившись отвращением к гарнизонной скуке, Анри Бейль подал в отставку и вернулся в Париж. Теперь он мечтает о славе величайшего поэта, он занимается философией и литературой, посещает театр, составляет множество планов и набросков комедий и трагедий. Отец крайне недоволен сыном, бездельником и шалопаем. Тот скудный пансион в сто пятьдесят франков, который вымолил у него Анри, конечно, был недостаточен для молодого человека, мечтающего о светской жизни. Тогда Анри обратился к коммерции. Он поступил на службу к торговцу в Марселе, чтобы, научившись торговле, потом научиться зарабатывать миллионы.
Годичное пребывание в Марселе в качестве приказчика навсегда внушило Стендалю глубокое отвращение к торговле и к самому слову «коммерция». В июле 1806 года он вернулся в Париж, а уже осенью в качестве интенданта он вновь на военной службе, которая завершится в 1814 году вместе с падением Наполеона. Начинается новый период его жизни, давший богатейший материал начинающему писателю. «О том, что я видел, пережил, писатель-домосед не догадался бы и в тысячу лет», – вспоминал об этом времени Стендаль. За восемь лет он объездил с армией Наполеона почти всю Европу, долгое время жил в Германии, побывал в Австрии, по своей воле принял участие в русском походе. Стендаль был участником Бородина, видел пожар Москвы, отступал вместе с французской армией по Смоленской дороге. Благодаря великому самообладанию, которое никогда его не покидало, он переправился через Березину за несколько часов до разгрома. «Я пал вместе Наполеоном в 1814 году, – писал Стендаль, – лично мне это падение доставило только удовольствие».
Отношение Стендаля к Наполеону было весьма неоднозначным. Писателя всегда привлекали натуры сильные, несгибаемые, волевые. Именно этим объясняется любовь Стендаля к итальянскому Возрождению, давшему блестящую плеяду ярких, сильных, страстных личностей. Именно в этом кроется источник противоречивой оценки Стендалем Наполеона. Писатель приветствовал генерала Бонапарта, которого вынесла наверх волна революции, но, будучи страстным республиканцем и тираноборцем, Стендаль не примет Наполеона-императора, а потому отречение Бонапарта оставит его равнодушным. Ничтожество режима Реставрации вновь возвысит «маленького капрала» в глазах Стендаля: «Я уважал Наполеона всей силой презрения к тому, что пришло ему на смену».
Получив небольшую пенсию, Анри Бейль уезжает в Милан, который полюбился ему еще в начале его военной карьеры. Здесь он прожил семь лет, здесь началась его литературная деятельность.
Первые книги Стендаля посвящены музыке, живописи, архитектуре: «Жизнь Гайдна, Моцарта и Метастазио» (1815), «История живописи Италии» (1817), «Рим, Неаполь, Флоренция» (1817). Последнюю книгу он впервые подписывает псевдонимом «Стендаль». В эту же пору Стендаль сближается с карбонариями – руководителями итальянского национально-освободительного движения. К движению карбонариев была причастна и Метильда Висконтини – ее Стендаль любил страстной и неразделенной любовью. Свою первую встречу с Метильдой в 1819 году писатель назвал «началом большой музыкальной фразы». Но в 1821 году, убедившись, что его любовь никогда не будет взаимной, а также чувствуя к себе недоверие со стороны карбонариев, которым он так сочувствовал (кто-то из недругов пустил слух, что он агент французского правительства), Стендаль уезжает в Париж.
Еще в Милане Стендаль начал писать психологический трактат «О любви», где он попытался дать математически точный анализ «человеческого сердца». Книга была завершена и опубликована в Париже в 1822 году, успеха у читателя никакого не имела, и только после смерти автора она приобрела необычайную популярность. Далее последовал эстетический трактат «Расин и Шекспир» (1823). В нем Стендаль выразил свое отношение к современному искусству – классицизму и романтизму, включившись тем самым в ожесточенную полемику между «классиками» и «романтиками». Для Стендаля романтизм – это искусство, соответствующее потребностям времени. Называя новое искусство романтическим, Стендаль по существу формулирует программу реалистического искусства (термин «реализм» возникнет только во второй половине века). Не случайно после издания «Расина и Шекспира» Проспер Мериме писал своему другу Стендалю: «Надеюсь, отныне не будут именовать романтиками господ Гюго, Ансло и их братию!»
«Расин и Шекспир» принес Стендалю некоторую известность, но личная его судьба складывалась трудно. Пенсия была очень маленькой, литературные заработки ничтожны. В 1827 году у Стендаля произошел разрыв с женщиной, которую он в своих воспоминаниях называл Манти (графиня Клементина Кюриаль). В это время писатель всерьез подумывал о самоубийстве и даже написал завещание. Возможно, Стендаля спасла работа над романом «Арманс» – первым художественным произведением, которое он написал уже в сорокатрехлетнем возрасте.
Роман «Арманс» не имел успеха у читающей публики, и для самого Стендаля он стал только пробой пера. Сюжет для своего второго романа «Красное и черное» Стендаль почерпнул на страницах «Судебной газеты». Именно этот роман обратит на себя внимание европейских читателей и принесет ему посмертную мировую славу. История реального Антуана Берте, гувернера в семье провинциального дворянина, стрелявшего из ревности в церкви в бывшую любовницу, мать его учеников, найдет свое художественное отражение в судьбе талантливого плебея Жюльена Сореля. Стендаль сумел поднять обыденное уголовное преступление на уровень историко-философского исследования французского общества начала XIX века. У романа есть подзаголовок – «Хроника XIX века». История и удивительная карьера Жюльена Сореля позволили писателю охватить все сферы современной общественной жизни.
Жюльен Сорель по своему образованию, интеллектуальным запросам и душевным качествам не подходит к той среде, в которой родился. При Наполеоне он мог бы стать генералом, даже пэром Франции, но в эпоху Реставрации личных достоинств и талантов для выскочки-плебея явно недостаточно. А он жаждет карьеры, денег, наконец самоутверждения. Для достижения цели Жюльен должен отказаться от самого себя, надеть маску лицемера. Ему почти все удается, он становится шевалье и офицером, женихом дочери всемогущего маркиза. Но в какой-то момент оказывается, что игра не стоила свеч, что та «высшая жизнь», к которой так стремился Жюльен, не дает ни счастья, ни душевного удовлетворения, а только ведет к утрате самого себя. На судебном процессе Жюльен позволил себе роскошь снять с себя маску послушания и бросить в глаза судящего его общества жестокие обвинения. Его отправляют на гильотину не за выстрел в госпожу де Реналь, а за то, что он, плебей, восстал против своей жалкой участи и попробовал занять подобающее ему место под солнцем.
Роман вышел в свет в 1830 году за несколько месяцев до Июльской революции и не был замечен официальной критикой. Не привлек он и широкого читателя, привыкшего к эмоциональному, экспрессивному слогу романтиков, к их яркой и броской образности, неприемлемой для Стендаля. Писатель всегда стремился к точности и ясности. Позже, по поводу своего второго великого романа «Пармская обитель», он скажет наполовину в шутку, наполовину всерьез: «Сочиняя „Монастырь“, я прочитывал каждое утро, чтобы найти надлежащий тон, две или три страницы Гражданского кодекса». Только три великих литературных гения по достоинству оценили роман «Красное и черное» – это Гете, Бальзак, Пушкин.
Когда революция свершилась и Бурбоны пали, Стендаль получил возможность вновь поступить на государственную службу. Он был назначен консулом в маленький итальянский городок Чивита-Веккия, располагавшийся недалеко от Рима. Служба не мешала ему заниматься литературным творчеством, а также часто ездить в Париж («чтобы вдохнуть там два или три куба новых идей») и Рим, который он знал досконально и очень любил. Итальянская тема становится ведущей в его творчестве, а итальянский характер, страстный, полный неукротимой энергии, становится предметом исследования. Роман с героем-французом «Люсьен Левен», который Стендаль начал писать в 1843 году, так и остался незаконченным.
Как-то в 1832 году, роясь в рукописях одной из частных римских библиотек, Стендаль обнаружил старинные хроники, относящиеся к XVI–XVIII векам. В них повествовалось о кровавых убийствах и громких судебных процессах Папского государства. Они пленили Стендаля безыскусностью рассказа и страстными, цельными характерами, не скованными никакими условностями. Он решил переработать их и напечатать в виде небольших исторических повестей. Так появляются «Итальянские хроники» (1837–1839).
В основу второго великого романа «Пармская обитель» также легла одна из старинных рукописей, повествующая о скандальных похождениях папы римского Павла III Фарнезе. Главные герои романа – Фабрицио дель Донго и его тетка Сансеверина – жизнелюбивы и страстны. Они совершают множество смелых, опасных поступков, и их бесстрашие вызывает восхищение. Это истинно «героические души», защищающие свое человеческое достоинство в обстановке неограниченного деспотического произвола властей. Но дело не только в разладе с обществом и с режимом, при котором им приходится жить. «Героические души» влечет риск, опасность, борьба. Спокойное, буржуазно-стандартное существование не для них.
На «Пармскую обитель», опубликованную в 1839 году, был только один критический отзыв. Эта была восторженная статья Бальзака «Этюд о Бейле». Стендаль был тронут и взволнован поддержкой столь знаменитого писателя, его похвалами и советами. «Вы пожалели покинутого на улице сироту», – писал он в ответном письме Бальзаку.
Последние годы своей жизни Стендаль чувствовал себя неважно. Давно мучила подагра, после удара стала плохо слушаться рука, появились проблемы с речью. Последние два года писатель работал над новым романом «Ламьель». Но работа над ним не была завершена. 22 марта 1842 года Стендаля сразил второй апоплексический удар. Писатель умер на следующее утро, не приходя в сознание. За гробом шли четыре человека, среди них был Мериме. Французские газеты посчитали, что умер мелкий немецкий стихотворец Фредерик Штиндехаль – по-французски – «Стендхалль».
Среди великих французских писателей первой половины XIX века Мериме наименее заметная фигура. И дело не в том, что его литературное наследие невелико: оно умещается в трех небольших томах.
В нем не было огромной продуктивности, характерной для Жорж Санд, Гюго, Стендаля, Бальзака. Мериме нечасто публиковался, и кроме художественных произведений он написал и другие, специальные книги – труды по истории, археологии, путевые заметки, замечательные литературные и исторические портреты. Очень точно о Мериме сказал Н. Я. Берковский:
«Мериме – превосходный писатель. Он мастер. Но я бы сказал, что он замечательный, но не гениальный писатель. Вот Бальзак, Стендаль – это гениальные, а Мериме – нет. Это талантливый писатель, очень острый, но вот гения он был лишен. А так называемого мастерства, остроты, изобретательности у Проспера Мериме сколько угодно».
В отличие от своих великих современников Мериме никогда не писал монументальных произведений. Самые большие его художественные вещи – «драма для чтения» «Жакерия» (1828) и небольшой по объему роман «Хроника царствования Карла IX» (1829). Любимым жанром Мериме была новелла, требующая предельной чеканности и простоты формы.
В Мериме не было фанатичной преданности служению литературе, он не «сжигал» себя в интенсивной литературной деятельности, подобно Бальзаку. Зато он был замечательным, талантливым чиновником, сыгравшим огромную роль в сохранении и реставрации архитектурных памятников Франции.
Мериме больше чувствовал себя человеком светским, эпикурейцем, умеющим наслаждаться жизнью. Известно, что он был «бонвиван», большой любитель женщин, не чуждался он и обильных, изысканных трапез. Кстати, современники его часто упрекали в литературном дендизме, да и сам Мериме утверждал, что сочиняет для развлечения, в минуту отдыха от светских удовольствий. Но стоит ли ему верить на слово? Ведь он был великим мистификатором…
Проспер Мериме родился в 1803 году в Париже. Его отец, Леонар Мериме, был известный художник, секретарь школы изящных искусств. Мать, Анна Моро, тоже была художницей, ее салон пользовался популярностью в среде людей искусства. Проспер был единственным ребенком, и его воспитанием занимались очень тщательно, с детства прививая ему вкус к литературе и изящным искусствам. Большую роль в судьбе Мериме сыграла мать, страстная вольтерьянка, женщина, обладавшая сильным характером и широкими интеллектуальными запросами. Она обучала сына живописи, знакомила с сочинениями «безбожников» XVIII века, прививала независимость в суждениях и эстетических пристрастиях. Мериме не суждено будет обзавестись собственной семьей, его семейный круг составляла мать, которую он боготворил. Она жила с сыном до самой своей смерти, создавая ему необходимую атмосферу семейного уюта и тепла.
Мериме получил прекрасное образование. Восьми лет он был отдан в Парижский императорский лицей, затем продолжил обучение в Сорбонне. Отец мечтал видеть его знаменитым адвокатом, но Проспер не испытывал желания облачиться в адвокатскую мантию. Его влечет литература. Он пополняет свои знания, изучает греческий и испанский языки (английский он уже в юности знал в совершенстве), философию, английскую литературу (его кумиры – Байрон и Шекспир).
Большую роль в формировании эстетических пристрастий Мериме сыграло его знакомство в 1822 году со Стендалем, человеком сложившимся, обладавшим большим жизненным и литературным опытом. Между ними двадцать лет разницы, но они симпатизируют друг другу, и Стендаль часто прислушивается к мнению своего младшего друга, всегда скептически настроенного, отвергающего все и всяческие авторитеты.
Вхождение в литературу у Мериме началось с двух замечательных литературных мистификаций. Первой стал сборник драматических пьес «Театр Клары Гасуль» (1825). Мериме приписал авторство своих пьес вымышленной испанской актрисе. Сборник открывал портрет актрисы, а точнее, портрет самого Мериме в испанском женском наряде. Далее шло предисловие, написанное неким Жозефом Л’Эстранжем, переводчиком, биографом и издателем Клары Гасуль.
Пьесы, входящие в сборник, наглядно показывали, что писатель может и должен творить свободно, не оглядываясь ни на какие литературные правила. В эпоху господства на французском театре классицизма с его жесткими канонами это был смелый шаг, направленный на утверждение новых принципов в искусстве. Мистификация удалась. Немало читателей и литературных критиков поверило в существование Клары Гасуль, замечательной актрисы и писательницы, смелой, решительной и обаятельной женщины.
В 1827 году была опубликована книга «Гузла» («Гусли») без указания автора. Этот сборник прозаических баллад Мериме их автор выдал за подлинные произведения южнославянской поэзии, якобы собранной и переведенной на французский язык анонимным фольклористом. Хотя позже Мериме говорил, что этот сборник он написал «между делом», «Гузла» выдает обширные знания ее создателя в области филологии, истории, этнографии и, безусловно, демонстрирует его незаурядный талант. Во вторую мистификацию также поверили. Среди обманутых были Мицкевич и Пушкин.
Расцвет исторического жанра во французской литературе был предвосхищен Стендалем в его трактате «Расин и Шекспир», где он выдвинул задачу создать национальную историческую трагедию. И Мериме пишет «Жакерию», «сцены феодальных времен». В основу драмы положены события крестьянского восстания 1358 года, одного из самых кровавых эпизодов французской истории. «Я пытался дать представление о жестоких нравах четырнадцатого столетия», – писал о «Жакерии» Мериме. И в этом вновь проявилась полемическая позиция драматурга по отношению к традиции. В пьесе Мериме нет ни одного идеального героя, носителя некоего морального урока – ни среди знатных людей, ни среди крестьян. Все персонажи социально обусловлены, они достоверны, убедительны и воспринимаются читателем как живые люди.
Вслед за «Жакерией» Мериме пишет «Хронику царствования Карла IX», один из лучших французских исторических романов. Он вновь обращается к переломной, трагической эпохе. Действие романа протекает в годы гражданских и религиозных войн, охвативших Францию во второй половине XVI века. Кульминацией исторического повествования стала Варфоломеевская ночь, страшная резня гугенотов, учиненная католиками. И гугеноты, и католики представлены в романе одинаково неприглядно. Мериме не приемлет религиозного фанатизма в любой форме, он источник смуты, национального раскола, разрыва семейных отношений. При этом Мериме отказывается судить людей XVI века с нравственных позиций века XIX. Ведь нравственные представления меняются, «и то, что сарацины и варвары называли подвигом, мы теперь называем разбоем и злодейством».
1829 год стал поворотным в творчестве Мериме. С 3 мая в журнале «Ревю де Пари» начинается публикация тех замечательных новелл, которые прославят имя своего автора и принесут ему широкую популярность и любовь читателя. Это «Маттео Фальконе», «Видение Карла IX», «Таманго», «Взятие редута», «Этрусская ваза», «Партия в триктрак». Отныне до конца жизни Мериме будет писать только новеллы, доведя этот жанр до высшей степени совершенства. В новеллистике он будет сохранять связь и одновременно полемизировать с романтической традицией, широко используя темы и мотивы, введенные в литературный обиход романтиками. Это и увлечение экзотикой («Таманго»), и изображение нравов людей, связанных с традиционным национальным укладом («Маттео Фальконе», «Коломба», «Кармен»), и интерес к мистическому и иррациональному («Венера Илльская», «Локис»), и воспроизведение колорита и духа минувших исторических эпох («Души чистилища», «Федериго»), и разоблачение эгоизма и опустошенности светского общества («Этрусская ваза», «Двойная ошибка»), и сочувственное внимание людям деклассированным, представляющим «дно» общества («Арсена Гийо»). И вся эта многообразная романтическая тематика решается Мериме в сугубо реалистическом ключе.
Далеко не каждому, даже великому, писателю суждено создать образ мирового масштаба, образ-миф, подобный образу Гамлета, Дон Жуана, Фауста. А Мериме это удалось. Речь идет, конечно, о Кармен. Это демоническая женщина, женщина-страсть, женщина-стихия. Это то, перед чем всегда преклонялись романтики. Но одновременно Карменсита крутит сигары на табачной фабрике в Севилье, она мошенница, ловко выуживающая у зевак деньги. В этой новелле весь Мериме, поместивший сугубо романтическую тему в реалистический контекст.
В 1830 году произошли знаменательные события и в жизни Мериме. В июне он уезжает на полгода в Испанию. Он путешествует по стране так, как до него редко кто пытался путешествовать: в дилижансе или верхом с одним проводником, останавливаясь, где придется, ночуя в бедных, пропахших дымом вентах, деля ужин со случайными попутчиками. Его интересуют нравы и быт испанского народа, он влюбляется в Испанию, в испанских женщин, из-за которых совершает, по его признанию, массу глупостей. В Мадриде он знакомится с юной Евгенией Монтихо, будущей супругой будущего императора Франции Наполеона III. Отныне на многие годы их свяжет глубокая и верная дружба. Результатом первого путешествия в Испанию станут его знаменитые «Письма из Испании» (1831–1833), прекрасный образец прозы Мериме и неисчерпаемый кладезь сюжетов для его испанских новелл.
Оппозиционность Мериме режиму Реставрации и близость его к «доктринерам» – либеральной партии, участвовавшей в подготовке Июльской революции 1830 года, – дало свои плоды. После революции Мериме получает награды, назначения в различные министерства. Но самой важной и любимой должностью для Мериме стала должность инспектора в Генеральной инспекции исторических памятников. Об этом назначении он с удовлетворением сообщал своему другу: «Оно глубоко отвечает моим интересам, моей лености, моему стремлению к путешествиям». Впоследствии он был назначен вице-президентом Комиссии по историческим памятникам.
Мериме очень дорожил своим местом инспектора. Новый взлет его карьеры произошел при Наполеоне III, в эпоху Второй империи.
В 1853 году, когда Мериме не без протекции Евгении Монтихо стал сенатором и разбогател, он отказался от жалования инспектора, сохранив за собой эту должность. Он ушел в отставку по здоровью только в 1860 году, оставшись вице-президентом Комиссии по историческим памятникам до конца своих дней.
Мериме по должности много и с удовольствием путешествовал. Юг Франции, запад Франции, Корсика, Греция, Турция, Испания, Англия… Он быстро становится знатоком в области архитектуры и истории. Его поразительная эрудиция проявляется в специальных трудах, не утративших своего значения и в наше время. Но перегруженный чиновник, ученый-эрудит, светский человек на какое-то время восторжествовали над писателем. Во всяком случае с 1834 по 1846 год появилось только шесть новелл, а потом и вовсе последовало двадцать лет литературного молчания.
В 1843 году Мериме был избран в члены Академии надписей и изящной словесности, 14 марта 1844 года он становится одним из «бессмертных» во Французской академии. А 15 марта разразился страшный скандал в связи с публикацией «Арсены Гийо». История несчастной проститутки, которая неожиданно оказывается нравственнее и выше светской дамы, лицемерной ханжи и святоши, произвела эффект разорвавшейся бомбы. Те, кто вчера выбирал Мериме в академики, сегодня уже искренне об этом жалели. Сам Мериме не ожидал такого скандала, но отнесся к нему с иронией: «Шум, поднятый вокруг моей новеллы, выеденного яйца не стоит». С иронией он относится и к своему высокому положению. Во время заседаний в Академии он рисует портреты-шаржи своих собратьев-академиков, и эти шаржи буквально рвут из рук друг у друга.
Еще одна замечательная страница жизни и творчества Мериме – это его любовь к России и русской литературе. Он выучил русский язык, чтобы читать русских писателей в подлиннике. Он переводил на французский язык Пушкина, Гоголя, Тургенева. С последним его связывала большая дружба. Вообще Мериме был в Европе одним из первых пропагандистов русской литературы, о которой он был очень высокого мнения.
Мериме суждено было дожить до трагического для Франции 1870 года. Разразилась франко-прусская война. Мериме уже был тяжело болен, и он понимал, что жить ему осталось недолго. Предчувствовал он и военное поражение Франции. «Сердце мое обливается кровью, я плачу, когда думаю о страданиях и унижении этих глупых французов, – пишет умирающий писатель своим друзьям, – но какими бы неблагодарными и нелепыми они ни были, я все-таки их люблю».
После седанской катастрофы Мериме уехал из Парижа в Канн. Здесь он умер 23 сентября 1870 года, пережив Вторую империю на несколько дней.
Его называли «Александром Великим», – кто с восхищением и гордостью, кто с иронией и завистью. Его читали все, – и тот, кто лишь недавно приобщился к литературе, и читатель искушенный, обладавший вкусом и избирательностью. Менее талантливый и глубокий, чем его великие современники Стендаль, Бальзак, Гюго, Александр Дюма увлекал читателя занимательной интригой, блестящим фейерверком остроумного красноречия, отважными и жизнерадостными героями, всепобеждающим жизнелюбием.
Плодовитость Дюма-писателя была потрясающей. Сам он работал по двенадцать – пятнадцать часов в сутки, работал, как машина, как огромное литературное предприятие. Враги его обвиняли в использовании труда «литературных негров». Признавая наличие у себя штата сотрудников и помощников, Дюма не без основания считал себя единственным автором своих произведений. На долю соавторов обычно приходилась черновая, подготовительная работа, включавшая подборку исторических документов, разработку того или иного образа или ситуации, иногда выбор сюжета. Главный же труд, создание литературного произведения, которое будут читать все, принадлежал Александру Дюма. Мастерская рука «Александра Великого» вносила в рукопись ту особую атмосферу, которую Достоевский называл «дюмасовским интересом». Не случайно, что ни одно из произведений, написанных его сотрудниками самостоятельно, не поднялось до уровня романов, созданных «фирмой Александра Дюма».
Дюма-писатель был неотделим от Дюма-человека. Он был великим жизнелюбцем, любил восторженное почитание толпы, любил делиться славой и деньгами. Ему было интересно все на свете, но ему и самому хотелось быть в центре внимания всего света. Он сам придумывал о себе истории, стремясь говорить с читателями через головы издателей, критиков, журналистов. Таким разговором с читателями были и его многочисленные «Записки», «Путешествия», «Воспоминания», «Дневники», расцвеченные неукротимой авторской фантазией.
Дюма любили, критиковали и… все равно любили. В. Г. Белинский, великий русский критик, один из первых переводчиков Дюма на русский язык, писал о нем с раздражением: «г. Дюма бывает очень несносен со своими дикими претензиями на гениальность и на соперничество с Шекспиром, с которым у него общего столько же, сколько у петуха с орлом». И тут же признавался: «он добрый малый и талантливый беллетрист. Самую нелепую сказку умеет он рассказать вам так, что, несмотря на бессмысленность ее содержания, натянутость положений и гаэрство эффектов, вы прочтете ее до конца». Парализованный, полуослепший Гейне на пороге смерти черпал оптимизм в романах Дюма: «Дюма – самый замечательный рассказчик из всех, кого я знаю, – какая легкость! Какая непринужденность! И какой он добрый малый!» Жорж Санд писала, что романы Дюма – «лучшее лекарство от физической и моральной усталости. Ошибки же его – ошибки гения, слишком часто опьяненного своей мощью». И даже Гюго, ссорившийся с Дюма всю жизнь, признавался в старости, что любит его все больше и больше, и «не только потому, что вы – одно из ослепительных явлений моего века, но и потому, что вы – одно из его утешений».
Происхождение великого французского романиста Александра Дюма не совсем французское. Его отец, Тома-Александр Дюма, был сыном нормандского аристократа, маркиза Дави де ля Пайтри и чернокожей невольницы Мари-Сезетт Дюма с острова Санто-Доминго. Восемнадцатилетним юношей Тома-Александр прибыл во Францию. Великая революция, провозгласившая лозунг «Свобода, равенство, братство!», нашла в его лице верного сподвижника и позволила ему реализовать свои амбиции. Солдат, капрал, лейтенант, бригадный генерал, генерал армии – все эти ступеньки на карьерной лестнице ему удалось преодолеть в двадцать месяцев. Но любовь к республике не позволила генералу Дюма завоевать доверия Наполеона. Когда он скончался в 1806 году, его вдове и детям в пенсии было отказано. Маленькому Александру в это время было четыре года.
Семья покойного генерала Дюма жила в небольшом провинциальном городе Вилле-Коттре. Денег не было, и Александр рос, не имея возможности получить хоть какое-нибудь образование. Грамоте и письму его выучил местный священник. Тринадцати лет юноша поступил писцом к местному нотариусу – у Александра был поразительно красивый почерк. Его страстью стали книги, которые он читал жадно и беспорядочно: Библия, «Иллюстрированная мифология», «Естественная история» Бюффона, «Робинзон Крузо», романы Вальтера Скотта, драматургия Шиллера… В восемнадцать лет он увидел случайно постановку «Гамлета». Так он открыл для себя Шекспира, о котором до этого и не подозревал. «Вообразите слепца, которому вернули зрение», – записывает он в своем дневнике. Дюма решает стать драматургом. Его путь лежит в Париж. Только там он найдет театр, достойный его таланта.
В Париже по протекции генерала Фуа, бывшего соратника генерала Дюма, юноша устраивается писцом в канцелярию герцога Орлеанского. Он много и жадно читает, на сон выделено только четыре часа. Один из сотрудников канцелярии составил ему гигантский список книг, который, по его мнению, должен знать каждый образованный человек. Для Дюма, обладавшего феноменальной памятью, это стало своего рода университетом.
В 1825 году Дюма удалось в соавторстве написать и протолкнуть на сцену одноактный водевиль. Триста франков гонорара за театральный пустячок, равные трехмесячному жалованию писца, вдохновляют его закрепить успех на поприще драматургии. Вкусы, склонности, симпатии Дюма и, наконец, его темперамент делают его горячим сторонником романтического движения. Он примыкает к кружку молодых энтузиастов во главе с Виктором Гюго.
«Генрих III и его двор» стал первой пьесой, написанной в новом, романтическом стиле, с которой Дюма прорвался на сцену французского театра. 11 февраля 1829 года состоялась премьера. Живописный и эффектный сюжет, непредсказуемо развивающаяся интрига, необыкновенные страсти, резко очерченные, яркие характеры, – все это так было непохоже на традиционные классицистические постановки! Успех был потрясающим. Так началась блестящая драматургическая карьера Александра Дюма.
Июльская революция 1830 года поддержала революцию литературную, утвердив на французском театре романтическую драму и мелодраму. Сам Дюма в своих воспоминаниях с гордостью повествовал, как он принимал участие в июльских событиях: строил на улицах баррикады, участвовал в маршах Национальной гвардии, пел вместе с восставшим народом «Марсельезу». Какое-то время он даже питал надежду, что получит министерский портфель в новом кабинете министров. Ведь новый король Луи-Филипп, герцог Орлеанский, – его друг и покровитель! Но из этого ничего не получилось, и театр вновь принял его в свое лоно. Он пишет и ставит с неизменным успехом по пять-шесть пьес в год.
К концу тридцатых годов Дюма-драматург известен во всей Европе, он богат, авторитетен в литературных кругах, дружит с принцами Орлеанского дома. У него множество орденов и медалей, которых он добивается в каждой стране, где ему удается побывать. Он окружен друзьями и красивыми женщинами, он расточителен и жаден до всех радостей и наслаждений жизни. Семьи у него так и не сложилось, но он всегда материально поддерживал тех женщин, с которыми у него была связь. Еще в начале своей парижской одиссеи Дюма сошелся с белошвейкой Катрин Лабэ. В 1824 году Катрин родила ему сына, которого он признал. Младенца нарекли Александром, и он стал впоследствии автором знаменитой «Дамы с камелиями».
В 1838 году в газете «Ла Пресс» началась публикация первого исторического романа Дюма «Шевалье д’Арманталь». Это был так называемый роман-фельетон – роман с продолжением, который должен с первых строк увлечь читателя и держать его в напряжении от одного номера газеты к другому. Вообще-то автором «Шевалье» был молодой провинциальный профессор Огюст Маке. Но Александр Дюма доработал и отредактировал текст Маке, после чего рукопись стала неузнаваемой. Роман вышел под именем одного Дюма. Это было обязательное требование издателя, справедливо рассудившего, что настоящий успех произведению принесет только имя мэтра.
Читатели восторженно приняли нового Дюма – Дюма-романиста. А «Александр Великий» понял, что исторические романы – это золотая жила. С этого момента началось длительное сотрудничество Дюма и Маке. Особенно плодотворной их совместная работа была над «Тремя мушкетерами» и «Графом Монте-Кристо» – лучшими и наиболее характерными для Дюма произведениями. Но в этом сотрудничестве всегда «Маке выступал лишь в роли мраморщика, а скульптором был Дюма» (А. Моруа). Тогда же у Дюма выработались определенные приемы работы с соавторами, которых со временем составился целый штат. Именно работа с соавторами дала писателю возможность создавать большое количество произведений. Соавторы писали отдельные главы и отдельные сцены. Для Дюма это были всего лишь черновики. Он сводил материал в единое целое, переписывая рукопись заново, придавая ей свой особый динамичный стиль, вводя в нее новых персонажей и новые сцены, оживляя текст блестящим диалогом.
Опираясь на традиции Вальтера Скотта, которого Дюма высоко ценил, французский писатель создал тем не менее свою модель исторического, а точнее, историко-приключенческого романа, рассчитанного на самого широкого читателя. В истории Дюма привлекал необычный исторический анекдот, полный драматизма или даже мелодраматизма. Он находил эти анекдоты в мемуарах и документах эпохи, по-своему ярко расцвечивал их и закладывал в основу романного сюжета. Мало кому, например, известно, что один из самых фантастических по содержанию романов «Граф Монте-Кристо», роман о человеке, сумевшем из всеми забытого узника стать сказочным богачом и отомстить своим обидчикам, написан по материалам архивов парижской полиции. Волшебное перо Александра Дюма сумело превратить страшную и грубую в своей прозаичности реальную историю в захватывающий и по-своему поэтичный роман о благородном мстителе. «История для меня – только гвоздь, на который я вешаю свою картину», – заявлял писатель.
Своеобразны и герои Дюма, по силе, энергии и великодушию похожие на своего создателя. В отличие от вальтерскоттовских героев, являющихся всего лишь скромными участниками исторических событий, герои Дюма в эти события вмешиваются и определяют их ход. По этому поводу Андре Моруа писал: «Чудо заключается в том, что эти вымышленные персонажи ухитряются присутствовать в решающие моменты подлинной истории. Атос прячется под эшафотом во время казни Карла I Стюарта и слышит его последние слова; именно ему адресует Карл знаменитое „Remember!“. Атос и д’Артаньян вдвоем восстанавливают Карла II на английском троне. Арамис пытается подменить Людовика XIV его братом-близнецом, который впоследствии станет Железной маской. История низводится до уровня любимых и знакомых персонажей и тем самым до уровня читателя».
«Граф Монте-Кристо» принес его создателю большие деньги. В 1844 году Дюма начинает строить в аристократическом предместье Парижа фантастический замок «Монте-Кристо», окруженный парком с водопадами, прудами и искусственными гротами. Здесь он принимал гостей – многочисленных друзей, актеров и актрис, всевозможных прихлебателей из литературных и театральных кругов. В замке Дюма принимали всех, всех обильно кормили и всех развлекали. Сам же рабочий кабинет хозяина замка, расположенный на самом верху, был обставлен со спартанской простотой. Там стояли походная кровать, некрашеный стол, два стула, на камине – книги. Огромные деньги вложил Дюма и в роскошный Исторический театр, где должны были идти только его пьесы, созданные на основе его наиболее успешных романов. Дюма никогда не считал деньги, он говорил, что его карман наполняется золотом сам собой, как в сказке. Он щедро делился своими деньгами, особенно любил помогать молодым начинающим писателям.
Революция 1848 года принесла Дюма разорение. Прогорел Исторический театр, писателя со всех сторон начали осаждать кредиторы. Его имущество описывают, литературные гонорары уходят на уплату долгов. Замок «Монте-Кристо», в который Дюма вложил около миллиона франков, по решению суда был продан за смехотворно малую сумму – 30 100 франков. Спасаясь от кредиторов, Дюма какое-то время живет в Бельгии, но он и там ухитряется оказывать материальную поддержку политическим эмигрантам, врагам Наполеона III.
В 1858 году по приглашению графа Кушелева-Безбородко Дюма приехал в Россию. Он посетил Санкт-Петербург, Москву, Нижний Новгород, познакомился с Казанью и Астраханью, проехал на Кавказ. Результатом восьмимесячной поездки стали замечательные путевые заметки – «От Парижа до Астрахани» и «Кавказ». В них писатель в свойственной ему манере остроумной и живой болтовни, смешивая реальные факты с вымыслом, совершая экскурсы в историю, передал свои впечатления от России.
В шестидесятые годы работоспособность Дюма не уменьшилась. Он продолжает писать драмы, комедии, романы. Но хотя талант его не потускнел, он уже с трудом пристраивает свои пьесы, его романы далеко не всегда востребованы – у публики уже другие запросы и другие кумиры… Он продолжает путешествовать, даже сам участвует в неаполитанско-сицилийском походе Гарибальди. Его делу он пожертвовал свою яхту «Эмма» и пятьдесят тысяч франков. Но поход завершился неудачей.
В последние годы могучее здоровье Александра Дюма стало сдавать. Спасаясь от кредиторов, весной 1870 года он уезжает на юг Франции. Там он узнает о начале франко-прусской войны. А ведь в 1866 году он написал роман «Прусский террор», в котором отметил серьезную угрозу Франции, идущую от Пруссии. Но никто тогда во Франции эти предостережения всерьез не принял…
Известие о первых поражениях французов Дюма воспринял как личное горе. Вскоре его настиг первый удар. Полупарализованный, он еще смог добраться до имения сына и сказать ему: «Я хочу умереть у тебя». Через несколько месяцев его не стало.
«Невозможно стать поэтом или художником без того, чтобы не быть эхом человечества», – таково было твердое убеждение Жорж Санд. И ей суждено было стать этим «эхом». Огромный резонанс, который имели ее идеи нравственного обновления жизни, позволяет увидеть в ней одну из центральных фигур европейской культуры XIX века. Романистка не вписывалась в сложившийся веками образ женщины – как писательницы, так и литературной героини. И ее героини были свободными, отличными от традиционных литературных женских образов. Устремленная к свободе, к прогрессу, писательница боролась за освобождение женщины, за ее права распоряжаться собой, своими чувствами, своим телом. Всей своей жизнью она стремилась доказать, что освобождение женщины возможно через труд, через материальную независимость.
Несоответствие традиции подчас вызывало резко отрицательное восприятие Жорж Санд и ее героинь критикой и читателями. Но она нужна была всем. Одним – как негативный пример, как иллюстрация к тезису о «безнравственности», другим – как писатель, который поможет найти ответы на волнующие вопросы современности. И уж для всех имя Жорж Санд было больше, чем литературное имя: оно воплощало представление о современной женщине, о ее «равновеликости» мужчине в семейной и общественной жизни. Жоржсандовская этика любви и брака стала своего рода ориентиром тех людей, которые не только теоретизировали о необходимости изменения нравов и облагораживания семейных отношений, но и стремились воплотить новые идеалы в семейной жизни.
Амандина-Люсиль-Аврора Дюпен (таково подлинное имя Жорж Санд) появилась на свет 1 июля 1804 года в Париже. По своему рождению она связана с двумя классами (себя Аврора называла «полубарышня-полумужичка»): ее прадед – знаменитый маршал Франции Морис Саксонский, отец, Морис Дюпен де Франкеней, – дворянин, офицер наполеоновской армии; мать, Софи Делаборд, – бродячая актриса, имевшая и до и после брака множество любовников. Когда Авроре было четыре года, отец погиб, упав с лошади. Его вдова вскоре уехала в Париж, оставив девочку на попечении бабушки и заявив на прощание: «Ноги моей не будет в семейном поместье Ноане, пока жива свекровь». Бабушка сделала все, чтобы Аврора получила прекрасное образование. Сама она обожала и баловала внучку. Девочка, в отличие от большинства своих сверстниц, пользовалась почти неограниченной свободой. Она ездила верхом в мужском костюме, отчаянно гонялась на охоте за зайцами, свободно общалась с молодыми людьми.
Когда Авроре было всего 17 лет, госпожа Дюпен скончалась, оставив внучке богатое состояние. Мать жила своей жизнью и мало интересовалась дочерью. Через год после смерти бабушки в Париже Аврора познакомилась с бароном Казимиром Дюдеваном. Юная девушка, сирота, совсем не разбиравшаяся в людях, увидела в нем покровителя и опору в жизни. Казимир был старше Авроры на десять лет, не докучал ухаживаниями, не демонстрировал своей заинтересованности в ее наследстве и умел ее развлечь. Всех этих достоинств барона оказалось достаточно для того, чтобы Аврора решилась выйти за него замуж. Оборотная сторона семейной жизни открылась перед ней очень быстро: муж, оказывается, не любил читать, не выносил музыку и заводил постоянные интрижки с горничными и модистками.
Совместная супружеская жизнь Авроры и Казимира Дюдеван продолжалась восемь лет. В 1823 году Аврора родила сына Мориса, а спустя пять лет – дочь Соланж. Независимая в поступках и свободная в волеизъявлении, Аврора стала одна, не спрашивая разрешения супруга, ездить в Ла Шартр. Там у нее сложился свой круг общения – студенты, молодые юристы, начинающие литераторы, приезжавшие из Парижа в провинциальный городок на лето. Ее раскованная и свободная манера поведения, эксцентрическая одежда – блуза и брюки – вызывала осуждение со стороны местных дворян и буржуа.
На одном из пикников в Ла Шартре Аврора познакомилась с девятнадцатилетнем Жюлем Сандо. Ее сразу привлек этот хрупкий, очаровательный блондин, «завитой, как маленький Иоанн Креститель на рождественских картинках». Сам Жюль без памяти влюбился в прекрасную госпожу Дюдеван, и покорила его не столько женская красота, сколько мощный интеллект и сильный характер Авроры. Сама же Аврора испытывала к Жюлю чувства сродни материнским. «Милое дитя», «малыш Сандо», «Маленький Жюль» для нее стал одновременно ребенком и возлюбленным.
После отъезда Жюля в Париж Аврору уже ничто не может удержать в Ноане. Она сообщает мужу, что переезжает в столицу и отныне собирается жить самостоятельно и отдельно от него, дети же пока остаются в Ноане. Узнав о решении жены, Казимир рыдает, но не решается ее остановить.
Перебравшись в январе 1831 года в Париж, Аврора открыто поселяется с Жюлем Сандо в небольшой квартирке на набережной Сен-Мишель. Вскоре она туда забирает свою маленькую дочь. Даже для свободного революционного Парижа Аврора выглядит слишком экстравагантно. Чтобы свободнее себя чувствовать и меньше тратиться.
В Жюле Сандо обнаружилась тяга к литературе, и Аврора взялась помочь ему написать роман «Роз и Бланш». Книга, вышедшая под их общим именем Ж. Сандо, неожиданно имела успех. Аврора предложила Жюлю выпустить под общим именем и только что написанный ею роман «Индиана». Но тот, как честный человек, отказался подписывать произведение, к которому он не имел никакого отношения. Сама Аврора не хотела подписываться женским именем, уверенная, что это обречет роман на провал. Тогда родился псевдоним «Жорж Санд» – под ним будут выходить все написанные госпожой Дюдеван произведения. Отныне Жорж Санд стала ставить в мужской род все прилагательные, которые к ней относились, как бы подчеркивая тем самым свою принадлежность к мужскому сообществу со всеми его правами и свободами.
Опубликованный весной 1832 года роман «Индиана» имел потрясающий успех. Выпущенные вслед романы «Валентина» (1832), «Лелия» (1833) этот успех закрепили. Опираясь на свой собственный жизненный опыт, Жорж Санд сразу нашла тему и героиню. Ее героиня – это глубоко мыслящая и искренне чувствующая женщина, восставшая против фальши и лицемерия буржуазной семьи. Романтическое бунтарство героинь явно пришлось ко времени и имело большой общественный резонанс. Прокламируемая молодой писательницей свобода чувств для женщины органично перекликалась с утверждением независимости и достоинства человеческой личности; так называемый «женский вопрос» у Жорж Санд перерастал в проблему свободы личности вообще.
Сама же Жорж Санд быстро становится не только знаменитостью, но и достопримечательностью Парижа. Ей прощали немыслимые вещи: прием посетителей в шелковом халате и турецких туфлях без задников, публичное курение вишневой трубки, прямой и жесткий разговор, разбавленный крепкими словечками и смачными шутками. Прощали ей и многочисленных любовников, которых она никогда не скрывала и довольно часто меняла. Правда, надо отдать должное, в основе ее очередного любовного увлечения всегда лежало большое, искреннее чувство. Примечательно, что все почти любовники Жорж Санд были значительно моложе. Так что к ее любви всегда примешивалось чувство материнства.
В 1833 году в жизнь Жорж Санд вошел двадцатитрехлетний поэт-романтик Альфред де Мюссе. Роман протекал бурно и через год завершился разрывом. Плодами любви Альфреда были многочисленные стихи, посвященные своей возлюбленной, и блистательная комедия «С любовью не шутят». А сама Жорж Санд, даже в самый романтический период их отношений, с железной педантичностью выполняла свою ежедневную норму – двадцать страниц нового романа. Работа для нее всегда была на первом месте. Поэта-романтика это бесило: «Я работал целый день: выпил бутылку водки и написал стихотворение. Она выпила литр молока и написала половину тома».
Осенью 1836 года суд провинции Ла Шартр одобрил требование писательницы о разделе имущества с мужем Казимиром Дюдеваном и официальном раздельном проживании. В отношении любой другой истицы суд однозначно был бы неумолим и согласно закону мать, известную свободным образом жизни, непременно лишил бы права воспитывать детей. Но магия имени Жорж Санд, ее полная уверенность в своей собственной правоте совершили немыслимое: Жорж Санд получила обратно свое поместье в Ноане и детей. Правда, надо отдать должное и барону Дюдевану. Во время судебного процесса он так ничего и не сказал в свою защиту.
Самой большой любовью Жорж Санд стал Фредерик Шопен, великий польский композитор. Нежный, чувствительный, аристократичный, больной чахоткой, он был моложе своей возлюбленной на семь лет. «Мои три ребенка», – говорила Жорж Санд о Морисе, Соланж и Шопене. Осенью 1839 года Жорж Санд сняла в Париже квартиру на улице Пигаль, где она вместе с детьми и Шопеном прожила три года. Это пик расцвета ее творческой деятельности, время увлечения идеями социалистов-утопистов. В своих новых романах она выходит за пределы камерной темы бунта одинокой женщины. В романы Жорж Санд входит социальная проблематика, ее герои, усваивающие республиканские и социалистические идеи, мечтают уже не только о личном счастье, но и о счастье народа. На улице Пигаль задумываются и создаются лучшие романы Жорж Санд: «Орас», «Консуэло», «Странствующий подмастерье».
Квартира на улице Пигаль стала центром духовной жизни Парижа, Франции и Европы. Здесь часто можно было видеть Бальзака, Генриха Гейне, художника Эжена Делакруа, Проспера Мериме, Виктора Гюго. Здесь Пьер Леру, проповедник идей христианского социализма, встречался с композитором Ференцем Листом, увлекавшимся учением Сен-Симона. Здесь читал свои стихи польский поэт Адам Мицкевич, а начинающая певица Полина Виардо восхищала всех своим прекрасным голосом. И всех этих разных людей объединяла дружба с Жорж Санд.
Последующие шесть лет семья Жорж Санд прожила в Ноане. Здесь Шопен много сочинял и импровизировал, а Жорж Санд заботилась о его здоровье и писала свои романы – как всегда по двадцать страниц в день. Отношения их были непростыми, Шопен был не самым легким в общении человеком. Масла в огонь подливала подросшая Соланж, которая напропалую кокетничала с Шопеном и упорно настраивала его против матери, приписывая ей множество несуществующих любовников. Однажды впавший в ярость Шопен не пожелал разобраться и навсегда покинул Ноан.
Революционные февральские события 1848 года в Париже вновь стали для Жорж Санд источником вдохновения. Со всей энергией и страстностью она погружается в бурные политические события. Она сторонница левореспубликанской партии, редактор и основной автор официального органа Временного правительства «Бюллетень Республики», она публикует статьи о тяжелом положении рабочих, призывает улучшить их уровень жизни, отстаивает повышение оплаты труда женщинам-работницам.
Поражение революции 1848 года, роспуск Национального собрания в декабре 1851 года, установление диктатуры «маленького Наполеона» навсегда отвратили Жорж Санд от политической борьбы и заставили усомниться во многих идеях утопического социализма. Когда разразился политический террор и начались кровавые расправы над республиканцами, Жорж Санд, пользуясь своим личным знакомством с президентом, будущим императором Наполеоном III, обратилась к нему с призывом объявить амнистию. Ей удалось спасти многих людей от политической ссылки и даже от эшафота. За это ее прозвали «святой из Берри», и она очень гордилась этим прозвищем.
После событий 1848 года Жорж Санд почти безвыездно живет в Ноане. Большая проблематика уходит из ее произведений. Писательница возвращается к стилю и проблематике камерного романа первого периода ее творчества. Много времени она отдает семье, воспитывает любимых внучек, увлекается театром марионеток, ведет обширную переписку. В Ноане ее навещают друзья, среди них – Иван Сергеевич Тургенев. Падение Наполеона III она восприняла почти равнодушно, события Парижской коммуны – враждебно, назвав их «ужасной авантюрой».
Скончалась Жорж Санд 8 июня 1876 года на руках у своих родных. Прощаясь с ней, Виктор Гюго сказал: «Я оплакиваю умершую и приветствую бессмертную… Жорж Санд останется гордостью нашего века и нашей страны».
Виктору Гюго суждено было оставить своим читателям огромное количество произведений самых разных жанров. Он писал легко, хорошо и доступно для самого широкого читателя. В его произведениях массовый читатель находил простые и близкие ему истины, трогательные страницы о невинно обиженных и оскорбленных бедняках и владетельных негодяях, яркую, исполненную высокой патетики проповедь милосердия, добра и справедливости.
Виктор Гюго прожил долгую жизнь. Он родился в 1802 году, когда, по его словам, «веку было два года», и ушел из жизни на закате столетия – в 1885 году. Он был свидетелем трех революций, на его глазах обрушились две империи, менялись династии на французском престоле. Сам он всегда был в центре политических событий, бросаясь в бой с любой формой ущемления прав человека, поднимая голос протеста против любой несправедливости, защищая униженных и оскорбленных. Он неоднократно рисковал жизнью, долгие годы прожил в политическом изгнании за пределами Франции, но всегда продолжал оставаться верным своим демократическим идеалам.
Гюго жил и творил в эпоху великих имен и дарований. Его современниками – друзьями и соперниками – были Бальзак, Жорж Санд, Дюма, Мериме, Мюссе и многие другие. Но все эти гиганты не заслоняют гений Гюго. Он общепризнанный вождь романтического искусства во Франции, учитель, обладающий огромным авторитетом.
Политика вошла в жизнь Виктора Гюго семейным разладом. Его отец, выходец из народных низов, выдвинулся во время революции и стал наполеоновским генералом. Мать будущего писателя, дочь богатого судовладельца из Нанта, Наполеона ненавидела и была сторонницей изгнанных из Франции королевской династии Бурбонов. Когда маленькому Виктору было девять лет, его родители разошлись. Он остался с горячо любимой матерью и попал под влияние ее монархических взглядов. Вместе со старшими братьями Абелем и Эженом Виктор рано пристрастился к чтению, а затем и к литературному сочинительству.
В 15 лет Виктор получил свою первую награду на поэтическом конкурсе, объявленном Французской академией, а через два года на конкурсе, объявленном Литературной академией Тулузы, завоевал высший приз – Золотую лилию, обогнав даже прославленного поэта Ламартина.
Поэтический сборник «Оды», опубликованный в 1822 году, сделал Виктора Гюго общепризнанным поэтом: книга быстро разошлась, хотя критики хранили молчание. В этом же году случилось еще одно знаменательное событие. Он, наконец, смог жениться на Адель Фуше, в которую был страстно влюблен с детства.
Скоро Гюго сближается с кружком молодых романтиков и становится завсегдатаем их собраний. Он увлекается Шекспиром, интересуется Рабле и Сервантесом, его привлекают романы Вальтера Скотта и поэзия Байрона. Он определяется в своих политических взглядах. На смену детскому благонамеренному легитимизму приходит увлечение Наполеоном и политический либерализм.
Драма «Кромвель» (1827), написанная по образцу шекспировских исторических хроник, ознаменовала окончательный переход Гюго на позиции романтизма. Предисловие к этой драме – своеобразное теоретическое обоснование новой романтической драматургии – стало манифестом новой, романтической литературы. Отныне Гюго – признанный лидер французских романтиков, а его квартира на улице Нотр-Дам-дю-Шан – литературный салон, где собираются молодые революционеры от литературы.
Июльская революция 1830 года во многом определила творческие искания Гюго. На волне революции выросла его романтическая драматургия, проникнутая политическим свободомыслием и глубоким демократизмом. За четырнадцать лет, начиная с 1829 года, он создает восемь романтических драм, ознаменовавших смену идейно-художественных ориентиров во французском театре.
За два дня до начала июльской революции Гюго приступил к работе над романом «Собор Парижской Богоматери». Это было не первое обращение Гюго к прозе. В 1824 и 1826 годах вышли в свет его два романа «Ган Исландец» и «Бюг Жаргаль», написанные в духе «неистового» романтизма. Но именно «Собор» отмечен зрелым мастерством Гюго-прозаика, именно «Собор» открыл ряд романов мирового значения, созданных им. Об этом в свое время проницательно заметил критик Сент-Бев, который написал, что Гюго в совершенстве владеет богатством красок, что ему присуще глубокое знание разноликой и разноголосой толпы – «всех этих нищих, ученых, бродяг, философов, властолюбцев; непревзойденное чувство формы, несравненное умение передать пленительность, красоту и величие материального мира, поразительное, соперничающее по мастерству с самим оригиналом воспроизведение гигантского памятника… „Собор Парижской Богоматери“ – это первый по времени, но, конечно, не самый значительный из тех грандиозных романов, который он призван написать и напишет».
Гюго создал свой тип исторического романа. Для него в истории важен, прежде всего, моральный смысл, извечная борьба добра и зла. Нарисовав живописную картину жизни средневекового Парижа, писатель тем не менее отказался от воспроизведения каких бы то ни было исторических событий. Немногие же исторические персонажи оттеснены на задний план многочисленными вымышленными героями.
Романтические черты романа проявились в ярко выраженной контрастности стиля, образов, построения произведения. У Гюго нет полутонов, из всех красок он предпочитает две – черную и белую. Его исключительные герои, разделенные на положительных и отрицательных, воплощают то или иное нравственное качество. Уличная плясунья Эсмеральда символизирует нравственную красоту простого человека, капитан Феб де Шатопер – высшее общество, внешне блестящее, но внутренне опустошенное и эгоистическое, архидьякон Клод Фролло – темные мрачные силы католической церкви. Замечателен образ Квазимодо, символизирующий пробуждение души народа: уродливый внешне и отверженный по социальному статусу, он оказывается наиболее высоконравственным героем. Сущность этого человека, а точнее – «почти» человека (Квазимодо по-латыни означает «как будто», «почти»), пробудила доброта Эсмеральды и любовь к ней. Главным же героем романа стал сам Собор – «каменная книга Средневековья», «огромная каменная симфония», «колоссальное творение человека и народа».
В «Соборе Парижской Богоматери» было много нового. Впервые персонажами первого плана стали трюаны, босяки, нищие – простой народ. Впервые писатель в художественной форме поставил серьезную социально-культурную проблему, касающуюся сохранения памятников старины. Создав роман-поэму о величайшем архитектурном творении национального гения Франции, Гюго открыл потрясенным современникам его непреходящий, бесценный характер. До появления романа французы с легкостью перестраивали или вовсе сносили памятники старины. После «Собора» был создан специальный Комитет по изучению исторических памятников и их охране.
Гюго с восторгом принял Июльскую революцию и приветствовал нового короля Луи-Филиппа. На писателя посыпались милости. В 1841 году он избран во Французскую академию. При вступлении Гюго произнес политическую речь, в которой высказался в защиту конституционной монархии. В 1845 году особым декретом Луи-Филиппа Гюго был возведен в графское достоинство и получил титул пэра Франции. Однако сороковые годы – период кризиса в творчестве Гюго, связанного с неясностью его политических взглядов. Постепенное разочарование в июльской монархии, которая не сдержала обещаний либерализации общества, вновь утвердила цензуру, ввела жестокие репрессии, породило, как писал Гюго в предисловии к своему поэтическому сборнику «Песни сумерек», «то странное сумеречное состояние души и общества, тот туман вокруг и неуверенность внутри, тот неясный полусвет, в котором мы живем».
Решающую роль в дальнейшей жизни и творчестве Гюго сыграла революция 1848 года. Гюго принимает самое активное участие в политической жизни Франции. Он избирается сначала членом Учредительного, а затем Законодательного собраний. Июньское восстание рабочих напугало Гюго, но его жестокое подавление сделало писателя их союзником. Отныне Гюго – постоянный и мужественный защитник народа и последовательный республиканец. Он произносит речи в защиту народа, предупреждает о возможности реакционного государственного переворота.
Опасения Гюго подтвердились. В ночь на 2 декабря 1851 года президент Французской республики Луи Бонапарт распустил Национальное собрание и Государственный совет и стал диктатором. Государственный переворот сопровождался жестоким террором. Гюго был одним из тех немногих депутатов, которые пытались препятствовать перевороту и террору. Вместе с пятью товарищами он образовал республиканский «Комитет сопротивления». Они обходили трудовые кварталы Парижа, писали и расклеивали прокламации, произносили речи на площадях, призывая людей подниматься на борьбу, руководили постройкой баррикад. Вскоре Гюго был вынужден перейти на нелегальное положение – его голова была оценена в 25 тысяч франков.
Писатель был вынужден покинуть Францию. Под чужим именем он едет в Брюссель, где в 1852 году публикует язвительный памфлет «Наполеон маленький», посвященный новому французскому императору Наполеону III, личности «вульгарной, пустой, ходульной, ничтожной». Начинается новый этап жизни и творчества писателя – время политической эмиграции, которая растянется на девятнадцать лет.
После выхода «Наполеона маленького» Луи Бонапарт добился изгнания Гюго из Бельгии. Писатель поселился сначала на английском острове Джерси, где продолжал разоблачать Наполеона III (сборник стихов «Возмездие»), а затем в 1855 году переехал на соседний остров Гернси. В 1859 году Луи Бонапарт объявил амнистию. Большинство политических изгнанников, измученных жизнью на чужбине, ее приняли. Виктор Гюго от амнистии отказался. Он заявил: «Верный обязательству, принятому мною перед своей совестью, я разделю до конца изгнание, в котором пребывает свобода. Когда вернется свобода, вернусь и я».
Непреклонность Гюго вызвала восхищение у французов. По рукам ходил тайно отпечатанный ответ писателя на амнистию французского императора. Особенно боготворила великого вольнолюбца молодежь. Отныне его стали звать «отец Гюго».
На острове Гернси Гюго пишет в защиту народа самые крупные свои социальные романы – «Отверженные» (1862), «Труженики моря» (1866), «Человек, который смеется» (1869). «Отверженных» Гюго писал двадцать лет. Свой роман он назвал «эпосом души», имея в виду историю Жана Вальжана, его нравственного совершенствования. Как и в других произведениях, Гюго понимает историю человечества как «путь от зла к добру, от неправого к справедливому, от лжи к истине, от мрака к свету». Это движение, по мнению писателя, должно происходить как в сфере социальной жизни, так и в сознании людей. Главные герои романа – отверженные члены общества, это бывший каторжник Жан Вальжан, проститутка Фантина и ее обездоленная маленькая дочь Козетта, бедный юноша Мариус, беспризорник Гаврош. Судьбы героев в целом типичны, взяты Гюго из жизни: прототипы есть и у Вальжана, и у Фантины, во многом автобиографична история Мариуса. Но Гюго – романтик, он не скрывает, что в его романе «идея родила персонажи, персонажи произвели драму». Обычные судьбы обычных персонажей поверяются истинностью «идеи» гуманизма и милосердия, наполняются приключениями, исключительными событиями. Сердечное отношение епископа Мириэля к обворовавшему его Вальжану влечет за собой перерождение бывшего каторжника. Он становится другим человеком и, принимая от епископа эстафету добра, несет его другим отверженным.
4 сентября 1870 года, в день провозглашения Франции республикой, Гюго возвращается во Францию. Париж принял политического изгнанника как национального героя. В это время идет франко-прусская война. Уже через две недели Париж был осажден. И вновь Гюго в центре событий. Он пишет политические прокламации, обращается к немцам с воззванием прекратить войну. Избранный в Национальное собрание, заседавшее в безопасном Бордо, Гюго взывает с его трибуны к защите Франции, обличает изменников, готовых заключить позорный мир с немцами. После того как правое большинство собрания лишило Гарибальди депутатского мандата (в это время он сражался в рядах французской армии), Гюго подает в отставку.
Гюго возвратился в Париж 18 марта 1871 года. В этот день, день провозглашения Парижской коммуны, он хоронил своего скоропостижно скончавшегося сына Шарля. Траурный кортеж двигался от Орлеанского вокзала к кладбищу Пер-Лашез. Вооруженные коммунары и восставшие национальные гвардейцы с оружием в руках образовали траурный эскорт. Перед траурной процессией народ разгораживал проходы в баррикады. Гремели барабаны, трубили трубы. Так восставший Париж выражал свое соболезнование великому писателю.
После похорон Гюго вместе с семьей поспешно уехал в Бельгию улаживать имущественные дела покойного сына. Под влиянием пристрастной буржуазной прессы он стал осуждать действия коммунаров, но после разгрома Коммуны и страшного террора, развязанного властями, выступил в их защиту. За это его брюссельский дом был подвергнут разгрому, а он сам чудом избежал гибели. Бельгийское правительство вновь изгнало писателя из страны.
На события Парижской коммуны Гюго откликнулся сборником стихов «Грозный год» (1872). События Коммуны оказали влияние и на давно задуманный писателем роман «Девяносто третий год». Опубликование романа в 1874 году совпало с обострением политической обстановки во Франции, связанной с подготовкой нового монархического переворота. Со всем пылом республиканца Гюго в романе прославил мужество и героизм французского народа, защитившего страну от контрреволюционных мятежников и иностранных интервентов (в центре сюжета романа – контрреволюционный монархический мятеж в Вандее). Гюго-романтик остался верен себе: при всем трагическом накале страстей писатель стремился передать «величие и человечность» революционного переворота XVIII столетия.
В 1873 году Гюго настиг новый удар судьбы: после неизлечимой болезни умер его второй сын Франсуа-Виктор. Но писатель не сломался, он продолжал вести интенсивную литературную и общественную жизнь. В январе 1876 года Гюго был избран сенатором Национального собрания, и он тут же выступил со страстной речью об амнистии коммунарам. В доме Гюго по-прежнему собираются литераторы и политические деятели. Сам же писатель ежедневно несколько часов посвящает литературной работе.
До последних дней своей жизни Гюго был полон энергии в борьбе с несправедливостью. Он обрушивал гневные памфлеты на головы монархистов, выступал против захватнических войн, поднимал голос в защиту восставших Сербии, Крита, Кубы, призывал итальянцев к борьбе за счастливую и свободную Италию. Он обратился к Александру III с просьбой помиловать народовольцев, приговоренных к повешению за покушение на жизнь царя. И царь, идя навстречу великому Гюго, помиловал девятерых.
Восьмидесятилетие Виктора Гюго Париж отметил всеобщей манифестацией. Около миллиона человек прошли мимо окон его дома, непрерывно скандируя: «Да здравствует Виктор Гюго!» В этом же году улицу, на которой жил писатель, назвали его именем.
Гюго умер 22 мая 1885 года. В этот день в стране был объявлен общенациональный траур. На площади Согласия статуи городов Франции облачили в траурный креп. Тело Гюго было выставлено для прощания с народом под Триумфальной аркой на площади Звезды. В похоронах великого писателя участвовало более двух миллионов человек, собравшихся со всех концов Франции и Европы. Смерть Виктора Гюго побудила Национальное собрание принять решение о возвращении Пантеону первоначального значения – усыпальницы праха великих французов – и похоронить его именно там.
Фенимор Купер – создатель американского романа в самых разнообразных его жанрах: историческом («Шпион», «Линкольн»), морском («Лоцман», «Красный корсар», «Морская волшебница»), нравоописательном («Домой», «Дома»), авантюрно-приключенческом (пенталогия о Кожаном Чулке), романа-памфлета («Моникины»), утопическом («Кратер») – всего 33 произведения. В них Купер воссоздает художественную историю своего времени и недавнего американского прошлого. При жизни писателя его романами зачитывалась и восхищалась вся Европа, ибо в его лице европейский читатель познакомился с первым американским писателем, а через него – с незнакомой и манящей Америкой. В романтическом мире Купера во всем своем великолепии представлена американская экзотика: таинственные девственные леса, гигантские водопады и озера, красочная жизнь индейцев, их песни, обряды и сказания.
Писатель родился в 1789 году, отец его, владелец обширных поместий, основал новый поселок, получивший имя Куперстаун, существующий и поныне. Купер учился в школе, потом два года в колледже, где «бил баклуши», за что отец отдает сына в матросы. В течение пяти лет он плавал на судах, потом женился, вернулся в поместье и «на спор» начал писать. Успех приходит к нему с выходом в свет в 1821 году исторического романа «Шпион», в котором автор воскрешает недавнее героическое прошлое Америки, ее борьбу за независимость от Англии. Любовь к родине – так можно было бы обозначить тему романа, главный герой которого, Гарви Бирч, жертвует собой, своей семьей, своим честным именем во имя благородной цели. Он поставлен в ситуацию, опасную вдвойне: Бирч играет роль английского шпиона для того, чтобы замаскировать шпионаж в пользу американской армии, поэтому ему грозят и его преследуют и свои, и чужие. Вот почему автор наделяет его почти нечеловеческим предвидением, невероятным бесстрашием и хладнокровием. Роман насыщен захватывающими событиями, целым каскадом приключений, эмоциональная атмосфера его доведена до предела, здесь все: любовь во всех ее стадиях, ревность, болезни, смерть, ярость битв, позор поражения и радость победы. Роман был переведен на многие европейские языки, писателя стали называть «американским Вальтер Скоттом». Окрыленный успехом, Купер пишет новые произведения: «Пионеры»(1823), «Лоцман» (1823). Когда в 1826 году он уезжал в Европу, соотечественники провожали его шумно и торжественно.
Семь лет жизни в Европе прошли для писателя в непрестанном труде: «Последний из могикан» (1826), «Прерия» (1827), «Красный корсар» (1828), «Морская волшебница» (1830) и др. Здесь возникает замысел о создании пенталогии, объединенной общими героями. В Европе писатель дышал воздухом революционной Франции. Вернувшись на родину, он попал в атмосферу беззастенчивого цинизма и жажды наживы, которая оттолкнула и ужаснула его. В статьях, а также романах «Моникины», «Домой» и «Дома» он бросает вызов духу торгашества, воцарившемуся на родине: «Доллар, доллар – ничего, кроме доллара! Эти слова звучат повсюду – на площадях, на бирже, в светских гостиных и на кафедрах». Трудно представить себе гнев и ярость, которые обрушила на голову писателя пресса, его обвиняли в ненависти к родине, бесталанности. «Я разошелся с родиной. Пропасть между нами огромна. Кто кого опередил – покажет время», – писал он. Купер оказался в полной изоляции, теперь каждое его произведение встречали в штыки. В 1840–1841 годах он пишет романы «Зверобой» и «Следопыт», завершившие цикл о Кожаном Чулке.
Эпопея о Кожаном Чулке находится в центре творчества Купера. И ее главный герой Натти Бумпо, и мир, в котором он живет, – это родина писателя, ее люди, ее недавнее прошлое и настоящее, ее древний и новый фольклор: мифы и предания индейцев, сказания белых американцев. Это еще и история «фронтира» – движения американских пионеров с востока на запад, к берегам Великих озер, к Скалистым горам, за которыми начинались прерии. Однако «фронтир» это не только «граница цивилизации», это и особые условия жизни со своей моралью и законами. История главного героя неразрывно связана с историей освоения американцами новых земель. Однако следует помнить, что романтикам свойственно было идеализировать близкую им среду, поэтому в романах пенталогии поселения «фронтира» слишком благополучны и чисты по нравам и образу жизни; здесь почти нет нищеты, расистских выходок, картин разгула и т. п. Кстати, Купер никогда не видел «живого» дикого индейца, сведения о них он черпал из книг. Вся пенталогия строится по принципу ретроспекции: первый по времени написания роман «Пионеры» рассказывает о заключительном акте уже отзвучавшей трагедии индейского народа и самого Натти Бумпо, это самое драматическое произведение из всего цикла. В следующих романах автор словно возвращается в прошлое, ко времени зрелости и юности героя, к истокам трагедии.
Обширные земли судьи Темпля, одного из главных героев романа «Пионеры», были когда-то угодьями индейцев-делаваров, вымершего племени. Последний из них, индейский вождь Чингачгук (Великий Змей) превратился в дряхлого Джона: принял христианство и спился. В горьких словах его отражена трагедия всего индейского народа: белые пришельцы ограбили, споили, физически истребили аборигенов страны. Писатель представляет эту проблему как эпилог уже отзвучавшей трагедии. Основной драматический конфликт в романе возникает между старым пионером Натти Бумпо, защищающим свое человеческое достоинство, и представителями власти. Его подозревают в мошенничестве и обрушивают на старика всю силу американского закона: запрещают охотиться, обрекая тем самым на голодную смерть, либо требуют изгнания. Судья Темпль знает о происках шерифа, но не только не вступается за Натти, но и применяет к нему строжайшие статьи закона, забывая о том, что Натти только что спас его единственную дочь от дикого животного. Вынеся позорное наказание, герой сжигает свою хижину и уходит в глубь лесов, подальше от «ябед и крючков закона». Симпатии и сочувствие автора всецело на стороне Натти, «человека с голубиным сердцем в львиной груди».
«Последний из могикан» – самый авантюрный и известный из романов Купера. Здесь действуют неукротимые и свободолюбивые Бумпо (Соколиный Глаз) и Чингачгук, полные сил и здоровья. Бумпо молод, отважен, умен, всезнающ, предусмотрителен и непобедим. Он вырос среди индейцев, которых считает своими братьями, у них он научился искусству охоты, понимать крик птиц, глаза его читают лес как открытую книгу. Чингачгук – его верный друг, отважный, мудрый воин и вождь. Сын Чингачгука, Ункас, – самый яркий образ в романе, непревзойденный по дерзкой отваге и пылкий влюбленный. Он прекрасен станом и лицом, быстр, как молния, ловок, как белка, смел и силен, как тигр, – это настоящий лесной бог. Он погибает, спасая свою возлюбленную, и с ним кончается род могикан. Вокруг индейцев царит мир любви, преданной дружбы, презрения к трусам и ненависти к врагам. Но никакой доблести не хватает героям, чтобы удержать исчезающий мир. Элегическое название романа как бы предваряет трагическую развязку. Гибель индейского народа, его поэтической культуры, его своеобразного, глубоко гуманного уклада жизни символически передана в гибели двух прекрасных героев – Ункаса и Коры. Погребальные песни и танцы индейских девушек над их телами воспринимаются как ритуальный обряд по поводу трагедии целого народа. Один из вариантов этой трагедии в романе – судьба еще одного героя, Магуа, который был рожден вождем и воином племени гуронов, но пришли белые, научили пить огненную воду, и он превратился в бездельника и пьяницу. Сюжет романа состоит, главным образом, из сети интриг и хитросплетений Магуа, который мстит своим обидчикам сторицей, это он становится виновником гибели Ункаса и Коры, но при этом гибнет и сам. Это могучий непобедимый враг, по силе равный трем своим противникам. Автор наделяет его необыкновенной наружностью, талантом предводителя и дипломата. Писатель использует различные художественные приемы, рассказывая о жизни индейцев. Запоминаются в романе батальные сцены с участием Ункаса – индейцы безмерно чтили воинскую отвагу, их военные обычаи полны благородства и неповторимой мрачной красоты. Картины битвы, погони резко сменяются изображением мирной жизни, такова, например, сцена у затухающего костра, около которого сидят отец и сын, полная лиризма, любви и нежности.
Купера многое не устраивало в современной Америке, его тревожило ее будущее. Он первым в американской литературе поднимает тему земли, этот нерешенный американской революцией вопрос. Он пишет трилогию «Чертов Палец» (1845), «Землемер» (1845) и «Краснокожие» (1846), в которой не скрывает своего возмущения по поводу хищнических захватов спекулянтами свободных земель, которые они отбирали у бедняков-фермеров. Никто в американской литературе вплоть до начала ХХ века не поставил вопроса о социальной борьбе в деревне с такой остротой, как это сделал Купер.
Скончался Купер в своем поместье в 1851 году. В Европе писателя всегда ценили больше, чем на родине, почти все европейские писатели XIХ века зачитывались его произведениями; получили они широкую известность и в России. Восторженным поклонником Купера был Белинский, который ставил его в один ряд с Пушкиным, Шекспиром и Гете.
Человек блестящего таланта и горестной судьбы – так сегодня воспринимают американского поэта, прозаика, критика Эдгара По многочисленные его поклонники в самых разных странах мира. Он родился в Бостоне в 1809 году, а к двум годам вместе со старшим братом и сестрой остался круглым сиротой. Его родители были актерами, мать была прославленной исполнительницей шекспировских и шиллеровских ролей. Позже По с гордостью писал, что был сыном женщины, отдавшей искусству красоту, молодость и талант. Ребенка усыновил крупный виргинский купец Джон Аллан, в доме которого Эдгар рос, окруженный учителями, слугами и любовью миссис Аллан. В 1815 году семья Алланов уезжает в Англию, где мальчик был помещен в престижный лондонский пансионат; по возвращении из Англии они поселяются в Ричмонде, а Эдгар продолжает учебу в местном университете. Среди своих сверстников он выделялся замечательными способностями: был отличным наездником, пловцом, музыкантом, гимнастом. Его редкая красота сочеталась с благородством и изяществом манер, прямотой характера и резким неприятием расчетливости и мелочности. Он увлекается поэзией, пишет сам стихи, рисует, изучает историю, физику, астрономию, ботанику, проявляет выдающиеся математические способности, хорошо знает медицину, древние языки. А между тем дома назревала тяжелая драма между юношей и приемным отцом. Его неровный, порывистый характер был непонятен Аллану, человеку практическому, далекому от искусства. Размолвки с главой дома привели к тому, что крутой нравом купец лишил 17-летнего Эдгара материальной поддержки, юноша вынужден был покинуть Ричмонд, а с ним и университет, в котором проучился всего год. Началась скитальческая жизнь, полная лишений и смутных надежд. Чтобы как-то прокормиться, Эдгар вынужден был завербоваться в солдаты, но не выдержал более года казарменной жизни. Благодаря заступничеству миссис Аллан приемный отец выкупил его из армии. Эдгар По предпринимает попытки издать сборники стихов за свой счет, но они остались незамеченными критикой и читателями. По требованию купца Эдгар поступает в военную академию Вест-Пойнт (1830), однако жесткая дисциплина, подчиненная уставу, была не для него, и Эдгар добивается своего исключения из академии. На этот раз разрыв с отчимом был окончательный. Через год Аллан умер, не упомянув имени Эдгара в своем завещании.
Эдгар По предпринимает новые попытки издания своих стихотворений, он уже полностью осознавал себя сложившимся поэтом. Приют он находит в Балтиморе в доме своей тетки Марии Клемм и ее дочери Виргинии, живших в крайней нужде. По лихорадочно ищет работу, но везде получает отказ. Лишь премия в 100 долларов за рассказ «Рукопись, найденная в бутылке» (1833) спасает молодого писателя от голода и открывает ему дорогу в литературу. С этого времени он становится профессиональным журналистом. К началу 40-х годов он был уже непревзойденным мастером «малой формы», становится одним из известнейших писателей Америки. В 1840 году он издает два тома своих новелл «Гротески и арабески». Эдгар По – писатель-романтик, поэтому в его рассказах такое большое место занимают невероятные фантастические события, однако чудесное, непостижимое, как правило, подчинено у него строгой логике, таинственное обрастает реальными, тщательно подобранными деталями, страшное находит объяснение в естественном. У него может быть самый неправдоподобный сюжет – и в то же время сотни деталей из реальной действительности создают впечатление подлинности. Эту особенность художественной манеры писателя подметил еще Ф. Достоевский: «В По если есть фантастичность, то какая-то материальная. Видно, что он вполне американец, даже в самых фантастических своих произведениях». Действительно, Эдгар По, категорически не принимая мира дельцов, оставался тем не менее сыном своего века, века бурного экономического развития Америки, века научно-технического прогресса. Герои многих его произведений, находясь в экстремальных ситуациях, оказываются способны трезво, рационалистически оценивать происходящее. Родерик Эшер («Падение дома Эшер»), смертельно напуганный своим преступлением, тем не менее с математической точностью мысленно воспроизводит то, что происходит в склепе, где заживо погребена его сестра леди Маделейн. В рассказе «Низвержение в Мальстрем» обрисованы три ступени познания человеком окружающей его среды: наблюдение, обобщение и практическое действие, доказывающее правильность его выводов. Попав в смертельную воронку гигантского водоворота (существующего в данном месте и поныне), герой за несколько часов становится седым, но спасает свою жизнь потому, что подметил закономерность вращения водяной пучины. Неистребимая любознательность и есть жизнестойкость, желает сказать нам автор. Одна из главных тем в творчестве По – тема распада человеческих связей, чаще всего семейных, тема безумия и обреченности как некоего рокового начала в жизни человека. В новелле «Падение дома Эшер» она получает свое философское воплощение. История упадка и гибели аристократического рода в результате крайней изощренности чувств воспринимается как итог культуры, вступившей в стадию кризиса. Брат и сестра Эшер совершенно нежизнеспособны, они больны постепенным угасанием личности. В изображении По эти черты не только трагичны, но и прекрасны. В самой агонии этих двух необычайно красивых людей таится какое-то очарование для автора.
Знаменитые «страшные» новеллы писателя – это глубочайшее раскрытие психики человека на грани безумия. Он со скрупулезной точностью анализирует душевное состояние маньяка-убийцы, дикие переходы его от бешеной радости к неописуемому страху и наоборот. Вместе с тем здесь постоянно присутствует рационалистическое начало, автор остается трезвым аналитиком, раскрывающим причины подобного состояния преступника («Сердце-обличитель», «Черный кот», «Бочонок амонтильядо»). Повествование в новелле «Колодец и маятник» напоминает современную замедленную кинопроекцию, когда явление расчленяется на десятые доли секунды. Человек осужден инквизицией. Автору безразлично, кто он, как и за что осужден. Осужденный переживает первый приступ ужаса, почувствовав себя в кромешной тьме склепа. Пыток нет, но По изображает ожидание мучений и смерти как самый изощренный вид пыток. Осужденный не видит никого – только адскую секиру, управляемую незримой рукой, и сдвигающиеся стены своей тюрьмы: движется слепая, неумолимая машина, неотвратимость ее движения рождает самый дикий, звериный ужас. Эдгар По умел нагнетать страх до предела, однако задачей его было показать, как крепнет сила разума человека в борьбе со страхом и мучениями. Уродливое, трагическое в новеллах писателя нередко переплетается с комическим, и тогда возникает гротескная ситуация, как, например, в новелле «Король Чума», где описывается пир в лавке гробовщика под председательством короля Чумы Первого.
В 1836 году Эдгар По женился на своей молоденькой кузине Виргинии. Он безумно любил свою жену, но их судьба сложилась печально. Постоянная нужда преследовала писателя, несмотря на его известность. Виргиния была слабого здоровья, и писатель несколько раз буквально вырывал ее из рук смерти. В 1846 году семья впала в настоящую нищету. В одной из газет появилась заметка о бедственном положении По и его жены. Она заканчивалась призывом к друзьям и почитателям Эдгара По помочь ему «в горький час нужды»; писатель был вынужден принять эту милостыню. А в начале 1847 года Виргиния умерла. По глушил вином и опиумом сердечную тоску. В своих рассказах писатель создал культ неземной любви к прекрасной женщине, увековечив таким образом свою возлюбленную («Морелла», «Лигейя»).
Эдгар По является создателем жанра детективной новеллы в мировой литературе. Эти «логические рассказы», как называл их сам автор, соединяют в себе художественное повествование и научную мысль. В них происходит самое, казалось, необъяснимое событие, но герой-аналитик, сыщик-любитель Дюпен силой своей логики и смекалки превращает его в цепь реальных последовательных действий. В рассказе «Убийство на улице Морг» герой впервые предстает перед читателем, он не только мастер своего дела, он – сыщик-артист, занятие детективными расследованиями доставляет ему эстетическое наслаждение, он без устали тренирует свой ум, вырабатывает метод, с помощью которого можно разгадать любую загадку жизни. Его метод строится на строгом математическом расчете, скрупулезном изучении «мелочей», сочетающемся со смелой интуицией. С одной стороны, он детально исследует шляпку гвоздя в оконной раме, благодаря чему становится ясным, что именно таким путем, через окно, обладая сверхчеловеческой ловкостью, скрылся убийца. С другой – Дюпен дает рискованное объявление в газете о будто бы пойманном им орангутанге. Герой оказывается прав: хозяин обезьяны найден, убийца выяснен, парижская полиция посрамлена. К числу детективных рассказов относятся также: «Тайна Мари Роже», «Украденное письмо», «Золотой жук». Сыщик Дюпен станет прообразом знаменитого Шерлока Холмса Конан Дойла. Есть у Эдгара По новеллы-загадки («Овальный портрет», «Три воскресенья на одной неделе»), комические новеллы («Очки», «Черт на колокольне»).
Смерть По покрыта до сих пор тайной. В сентябре 1849 года он с большим успехом прочел лекцию о «Поэтическом принципе» в Ричмонде и получил за нее солидную сумму денег. Что случилось потом – неясно, он был найден на улице в бессознательном состоянии то ли от чрезмерной дозы принятых наркотиков, то ли был усыплен грабителями. Вскоре он скончался в больнице. Жизнь и смерть Эдгара По полны тайн, домыслов, легенд, ясно одно, что он погиб от усталости, от отчаяния, от чудовищного перенапряжения духовных сил, от нервного и психического истощения.
Весь творческий путь Николая Михайловича Карамзина как автора художественных произведений укладывается в небольшой, чуть больше десяти лет, промежуток времени – с 1791 по 1803 год. После этого Карамзин занялся историей и двадцать три года своей жизни отдал созданию двенадцатитомной «Истории Государства Российского». Тем не менее тринадцати лет литературного творчества оказалось достаточно для того, чтобы добиться славы великого писателя и реформатора русской литературы и русского языка, наметить один из магистральных путей развития русской литературы XIX века. Не случайно целый период развития русской литературы (1890–1910) современники называли карамзинским. Исследователи творчества Карамзина не без основания считают, что XIX век в русской литературе не совпадает с календарным – он начался на десятилетие раньше, с карамзинской прозы.
Карамзин стал первым среди ведущих писателей, кто сделал литературу профессией, причем профессией благородной, уважаемой. Он узаконил право писателя получать деньги за свой труд. Сам Карамзин нигде не служил, не был помещиком, не имел чинов, особых званий. «Он был дворянин и литератор, – писал Г. А. Гуковский, – и добился такого положения, что восторженные юноши в Петербурге мечтали о том, чтобы пешком пойти в Москву посмотреть на него».
Карамзин создал русского читателя, умеющего наслаждаться литературным текстом как явлением искусства, изящной словесности. Он сделал хорошую книгу достоянием широкого читателя: его повести проникли в провинцию, читались людьми самого разного культурного уровня. Он подготовил этого читателя к восприятию творчества писателей новой формации – Жуковского, Пушкина, Гоголя, Достоевского.
Будущий писатель родился 1 декабря 1766 года в селе Михайловка (Преображенское) Симбирской губернии, в семье небогатого отставного капитана Михаила Егоровича Карамзина, чей род восходил к татарскому военачальнику Кара-Мурзе, в незапамятные времена перешедшему на службу московскому царю. Детство юного Карамзина прошло в селе Знаменское на берегу Волги. Когда ему исполнилось десять лет, он был отдан в Симбирский пансион Фовеля, где быстро прослыл первым учеником. В четырнадцать лет Карамзина отвезли в Москву и устроили в пансион Шадена, доктора философии из Тюбингена, бывшего профессора Московского университета. Наибольшее внимание в пансионе уделялось изучению языков и нравственному развитию воспитанников. Шаден сразу выделил юного Карамзина, обратив внимание на его успехи в языках. Чтобы юноша мог практиковаться, Шаден даже ввел его в дома своих московских знакомых немцев и французов. Как лучшему ученику Карамзину вместе с другими старшими воспитанниками было разрешено слушать лекции в университете.
По совету Шадена Карамзин собирался поступать в Лейпцигский университет, но стесненность в средствах вынудила его надеть военный мундир. Для прохождения службы он едет в 1781 году в Петербург, но военная карьера его не прельщает, и при первой возможности он выходит в отставку и уезжает в 1784 году в Симбирск. Там он познакомился с И. П. Тургеневым, который вовлек его в круг масонов. Вступив в круг «вольных каменщиков», Карамзин с рекомендациями Тургенева вновь уезжает в Москву, где сближается с известным издателем, масоном Н. И. Новиковым и становится участником его литературно-издательских начинаний. Он даже живет в доме, принадлежащем масонской организации, как бы в своеобразном монастыре.
Карамзин пробует себя в поэзии, осваивая жанры интимной лирики, но главным делом начинающего писателя стало участие в издании журнала «Детское чтение для сердца и разума», первого периодического издания для юных читателей, издававшегося Новиковым.
Четыре года Карамзин был вместе с «вольными каменщиками». А потом произошел разрыв и с масонством, и со всем новиковским кругом. Наступил период зрелости. Далее Карамзин выбрал свой собственный путь, где нет места мистике и конспирации, нет руководящей и направляющей по жизни силы. Карамзин решил отправиться в путешествие по Европе – это закрепляло разрыв с масонами и знаменовало начало новой жизни. На путешествие он истратил почти все деньги, оставшиеся от отцовского имения.
Путешествие началось 18 мая 1789 года и продолжалось восемнадцать месяцев. Он побывал в Германии, Швейцарии, Франции и Англии. Поставив перед собой задачу познать природу и нравы чужих стран, Карамзин много читал, наблюдал, размышлял, добивался встреч с выдающими людьми Европы – писателями, философами, учеными. В 1790 году он несколько месяцев жил в Париже, слушал в Национальном собрании речи Мирабо и Робеспьера, наблюдал революцию в действии и отнесся к ней без сочувствия.
Осенью 1790 года Карамзин вернулся в Россию в модном фраке и с модной высокой прической, с множеством французских, немецких и английских книг, с большим запасом идей и впечатлений. С 1791 года он начал издавать «Московский журнал», выходивший два года. В нем писатель начал по частям публиковать «Письма русского путешественника», где отразились его впечатления от четырех европейских государств, которые он посетил. Хотя книга была стилизована под реальный жизненный документ (письма, по уверению автора, писались «где и как случилось, дорогою, на лоскутках, карандашом»), она создавалась как литературное произведение, где есть место вымыслу и художественной условности.
«Письма русского путешественника» принесли Карамзину известность, но подлинная слава пришла к нему после публикации в «Московском журнале» повести «Бедная Лиза». Повесть была написана на классический сентименталистский сюжет о любви представителей разных сословий: ее герои – дворянин Эраст и крестьянка Лиза – не могут быть счастливы как в силу нравственных причин, так и по социальным условиям жизни. Карамзин первым из русских писателей, обращавшихся к теме неравной любви, решился развязать свою повесть так, как подобный конфликт скорее всего разрешился бы в реальных условиях русской жизни – гибелью героини. Печальная история любви дворянина и крестьянки была рассказана так поэтично и эмоционально, что «читатели и читательницы проливали слезы о бедной Лизе, и эти слезы были приятны для них, и повесть открывала им в их собственной душе богатства, ранее скрытые» (Г. А. Гуковский).
Карамзинская повесть совершила подлинный переворот в литературе и читательском сознании. Одна за другой стали появляться повести, варьирующие сюжет Карамзина. Читатели же восприняли литературный сюжет как историю жизненно достоверную и реальную. После публикации повести окрестности Симонова монастыря, где Карамзин поселил свою героиню, сделались местом паломничества, а пруд, в который бросилась бедная девушка, народная молва окрестила «Лизиным прудом». Как точно заметил В. П. Топоров, «впервые в русской литературе художественная проза создала такой образ подлинной жизни, который воспринимался как более сильный, острый и убедительный, чем сама жизнь».
В 1792 году начались репрессии, направленные против масонов. Новиков был заключен в крепость, а московская масонская ложа была разгромлена. Сам Карамзин, давно разошедшийся с масонами, был все же на подозрении у властей, но это не помешало ему публично защитить Новикова и его друзей. Цензурные условия становились все более жесткими, и Карамзин вынужден был прекратить издание «Московского журнала», обеспечивавшего ему стабильный заработок, – к этому времени писатель живет только за счет своего литературного труда. В 1794–1795 годах он выпускает в Москве два тома литературного альманаха «Аглая», где публикует по преимуществу свои собственные сочинения. Среди них обращают на себя внимание повести «Остров Борнгольм» и «Сьерра-Морена». В них Карамзин вновь выступает принципиальным новатором, вводя в русскую прозу романтику тайн, ужасов ночи, средневековых замков и незаконных страстей.
В царствование Павла I Карамзину пришлось совсем туго. В это время он занимался по преимуществу переводами, знакомя русских писателей с неизвестными для них произведениями зарубежной литературы. В 1797 году при издании сборника переводов «Пантеон иностранной словесности…» Карамзин столкнулся с цензурными препонами. Кроме того, на него поступил ряд доносов, поданных на высочайшее имя. Сложно складывались и обстоятельства личной жизни. В 1801 году Карамзин женится на Елизавете Ивановне Протасовой, но в 1802 году она умирает после родов дочери Софьи. В 1803 году он вступает во второй брак с Екатериной Андреевной Колывановой, сводной сестрой поэта Петра Андреевича Вяземского. Это была замечательная женщина, восхищавшая окружающих редкостной красотой и незаурядными душевными качествами. Екатерина Андреевна дала Карамзину семейное счастье, возможность плодотворно работать в избранной области, как говорил сам писатель, «приняться за такой труд, который мог бы остаться памятником души и сердца…»
В 1802 году Карамзин предпринял издание литературно-политического журнала «Вестник Европы». Это было издание принципиально нового типа – первый русский «толстый» журнал, сочетавший серьезность и разнообразие публикуемого материала с живостью и доступностью его изложения. Сам Карамзин выступил в «Вестнике Европы» публицистом, комментатором политических событий и международным обозревателем. Литературная часть журнала играла не менее важную роль. Здесь были опубликованы последние повести Карамзина, среди которых наиболее значительной является историческая повесть «Марфа Посадница, или Покорение Новгорода» (1803). Для этой повести Карамзин нашел новый стиль повествования, предвосхищающий интонации «Истории Государства Российского».
Карамзин давно замышлял масштабный исторический труд о России. Друг писателя, М. Н. Муравьев, когда-то бывший учителем Александра I, взялся похлопотать о том, чтобы правительство помогло Карамзину в его занятиях историей. В 1803 году царь официально назначил Карамзина историографом и дал ему пенсию. Карамзин передал «Вестник Европы» в другие руки и принялся с рвением за работу. Он читал, изучал, рылся в старинных рукописях. Так началось создание «Истории Государства Российского».
В 1800–1810 годах разгорелась острая полемика между учениками Карамзина – сторонниками его реформ в литературе и языке и членами общества «Беседа любителей русского слова» во главе с А. С. Шишковым, стоящих на позициях классицизма. «Бои на Парнасе» были долгими и упорными, противники обменивались колкими эпиграммами, зло высмеивали друг друга, но Карамзин совершенно устранился от полемики. Впоследствии он лично познакомился с Шишковым и сумел его очаровать. Вообще Карамзин обладал огромным обаянием. Его спокойное достоинство, свободная и умная речь, острый ум покоряли самых разных людей.
В 1816 году Карамзин приехал в Петербург, а через два года появились первые восемь томов «Истории Государства Российского». Успех книги был неслыханным и объяснялся тем, что научная проза историка Карамзина обладала выдающимися художественными достоинствами: все хотели прочесть историю своей страны, изложенную одновременно научно и увлекательно.
С 1816 года Карамзин летом проживает в Царском Селе, неподалеку от дворца. После работы над «Историей», которая занимает все утро, он прогуливается по парку, иногда с царем Александром, которому он был лично представлен еще в 1811 году. Писатель сумел стать личным другом царя, при этом оставался независимым в своих мнениях. Он не хотел ни чинов, ни денег, и это еще более укрепляло его независимость. Часто в Царское Село приезжали друзья, писатели, старики и молодежь. За круглым столом в гостиной велись разговоры на литературные и политические темы. Зимой эти беседы переносились в Петербург. Постоянными посетителями салона Карамзиных были Жуковский, Батюшков, А. И. Тургенев, П. А. Вяземский, бывал здесь и юный Пушкин. В 1820 году, когда Пушкину грозила тяжелая кара за вольнолюбивые и сатирические стихи, Карамзин лично перед царем хлопотал о нем и сумел смягчить его участь.
Карамзин умер в мае 1826 года, не успев закончить двенадцатый том «Истории Государства Российского», посвященный событиям Смутного времени. Смерть его явилась результатом жестокой простуды, полученной 14 декабря 1825 года. В этот день Карамзин был на Сенатской площади…
Жизнь Бестужева-Марлинского была ярка приключениями, она словно выражала собой романтическую эпоху с ее страстями, героикой поведения, возвышенными представлениями о человеке и его предназначении. «Мы живем в веке романтизма», – заявил Марлинский в одной своей статье. Прожив короткую, удивительно яркую и богатую жизнь, писатель говорил о ней: «В судьбе моей столько чудесного, столько таинственного, что и без походу, без вымыслов она может поспорить с любым романом Виктора Гюго».
Александр Бестужев родился в 1797 году в Петербурге, в родовитой, но обедневшей дворянской семье. Отец будущего писателя, вольнодумец, во многом разделявший взгляды Радищева, своих пятерых сыновей воспитывал по программе «благонравия дворянских юношей», которую составил сам. Из этой семьи четверо братьев впоследствии станут декабристами. Деятельность, верность долгу, смелость отличали Бестужевых.
В девять лет юный Саша был отдан в Горный корпус, но не закончил это учебное заведение. Его привлекала военная карьера. Расставаясь с Горным корпусом, он сказал иронически своей матери: «Так меня и без Горного корпуса в Сибирь сошлют». Слова оказались пророческими.
В 1816 году Бестужев поступил в лейб-гвардейский Драгунский полк, расквартированный в Марли, под Петергофом (отсюда его литературный псевдоним Марлинский, известный всей читающей России). Его служба и положение в свете складываются благоприятно. С 1822 года он уже в должности адъютанта герцога А. Вюртембергского, родного брата императрицы Марии Федоровны. А в начале 1825 года он получает чин штабс-капитана.
Бестужев, молодой, блестящий офицер, сразу стяжал себе репутацию отчаянного бретера. Казалось, его захватила бурная светская жизнь, полная увлечений светскими красавицами, дуэлями из-за остроумного словца или насмешливой карикатуры. Позже, на следствии по делу декабристов, Федор Глинка рассказывал о Бестужеве: «Я ходил задумавшись, а он рыцарским шагом и, встретясь, говорил мне: „Воевать, воевать!“ ‹…› И впоследствии всегда почти прослышивалось, что где-нибудь была дуэль и он был секундантом или участником». В этом весь характер Бестужева, с детских лет тяготевшего к героическому типу поведения. Сам же свет, как позже признавался писатель, «забавлял меня очень редко, но не пленял никогда».
В начале двадцатых годов Бестужев сближается со свободомыслящей дворянской молодежью, становится ближайшим другом и единомышленником К. Ф. Рылеева. Вместе друзья приступают к изданию альманаха «Полярная звезда» (1823, 1824 и 1825), ставшего органом декабристов и привлекшего к сотрудничеству все наиболее жизнеспособные силы русской литературы. Бестужев выступал в «Полярной звезде» не только как издатель, но и как литературный обозреватель, а также автор исторической прозы.
В январе 1824 года Бестужев был принят Рылеевым в «Северное общество» и стал одним из деятельных его членов. Вместе с Рылеевым он принял сторону Пестеля, настаивавшего на республиканской форме правления в России и искоренении царской фамилии. События междуцарствия, наступившего в России после смерти Александра I и отказа великого князя Константина принять престол, сподвигли декабристов решиться на немедленное осуществление государственного переворота. Когда вечером 14 декабря 1825 года, сразу же после подавления мятежа на Сенатской площади, начался сыск и дознание, новый царь Николай I не сомневался в том, что мятежом руководил Александр Бестужев.
Позже, уже на следствии, Бестужев назовет Рылеева и Оболенского «мечтателями», а себя – «солдатом», которому надлежит «не рассуждать, а действовать». Он признается, что его вдохновлял пример братьев Орловых, которые с помощью одного гвардейского полка отобрали престол у Петра III и возвели на него Екатерину II. Известен каламбур Бестужева, широко разошедшийся среди единомышленников накануне восстания: «Переступаю за Рубикон, а рубикон значит – руби все, что попало».
Ввиду самоличной явки и «чистосердечного признания» Александр Бестужев не был сослан на каторгу вместе с братьями, а после заключения в финской крепости «Форт Слава» осенью 1827 года был отправлен на поселение в Якутск. В 1829 году Бестужев по его личному прошению был переведен рядовым в действующую армию на Кавказ без права получения офицерского чина.
Идеал и реальная жизнь разошлись. Шла изнурительная война. Почти полное духовное одиночество, происки начальства, тяжелая солдатская лямка, а потом и болезнь приводят Бестужева к мысли о самоубийстве («Ей-богу, лучше пуля, чем жизнь, которую я веду»). В боях он показывал чудеса храбрости, мечтая дослужиться до офицерского чина – это дало бы ему возможность уйти с постылой военной службы. Только занятие литературой становится единственной отдушиной Бестужева. Так на Кавказе рождается новый писатель – Марлинский (фамилия Бестужев отныне в литературе под запретом). И если литератора и издателя Бестужева помнил достаточно узкий круг единомышленников, то Марлинский становится всеобщим кумиром. Его слава на время затмевает славу Пушкина.
Начиная с 1830 года одна за другой в петербургских журналах появляются лучшие повести Марлинского: «Испытание», «Лейтенант Белозор», «Фрегат „Надежда“», «Мореход Никитин», «Аммалат-бек». Все в них пленяет читателей: стремительное, пестрое повествование, сильные чувства и страсти героев, их готовность на подвиг. Все запутанное у него распутывается, самые трагические ситуации чаще всего разрешаются счастливо. Он увлекается и увлекает своим узорчатым стилем, каламбурами, гусарскими остротами. Как говорил Белинский, «у Марлинского каждая копейка ребром, каждое слово завитком». Повесть, по мнению самого автора, «должна вцепляться в память остротами, в ней не обойтись без курбетов и прыжков».
Стиль Марлинского – это художественное воплощение сознания и мировосприятия возвышенного романтика. В одном из своих писем братьям в Сибирь писатель признавался: «Что же касается до блесток, ими вышит мой ум; стряхнуть их – значило бы перестать носить свой костюм, быть не собою. Таков я в обществе и всегда, таков и на бумаге… Я не притворяюсь, не ищу острот – это живой я».
В повестях Марлинского читатели видели отражение жизни самого писателя. Действительно, автобиографичность, точнее исповедальность, – ведущая черта его творчества. Сюжеты его повестей, несмотря на их исключительность и авантюрность, экзотичность и экстравагантность, опирались на увиденное и пережитое. Чувства героев были чувствами самого писателя. «Моей чернильницей было сердце», – провозгласил Марлинский.
Своим героям, с их страстями и тягой к приключениям, Марлинский ищет достойный фон. Он меняет эпохи и костюмы. Мир аристократического салона сменяет экзотический Кавказ, суровые просторы Беломорья. Автор уходит в историческое прошлое России, ища там высокие образцы героического поведения. И никогда не забывает о занимательности.
В мае 1836 года Бестужев-Марлинский был, наконец, произведен в прапорщики. Этот офицерский чин, по собственному признанию Бестужева, он «выстрадал и выбил штыком». Но производство в офицеры ненамного облегчило жизнь писателя. Его переводят в крепость Гагры, известную своим убийственным климатом. Для крайне ослабленного болезнями Бестужева это было равнозначно смертному приговору. Он обращается с просьбой о переводе из действующей армии на статскую службу. В этом ему по личному распоряжению Николая I отказано.
Осень и зима 1836 года у Бестужева прошли в бесконечных походах и переездах. По дороге в Кутаис, к последнему месту службы, Бестужев узнал о смерти Пушкина, с которым его связывала большая дружба. На могиле Грибоедова в Тифлисе он заказал молебен «за убиенных боляр Александра и Александра» – за Пушкина и Грибоедова.
Седьмого июня 1837 года Бестужев был убит при высадке десанта на мысе Адлер. Тела его не нашли, и в обществе долго ходили слухи, что он жив и скрывается где-то в горах Кавказа.
На повестях Бестужева-Марлинского выросло целое поколение молодых людей, стремящихся «быть как Марлинский». Образ блестящего офицера и дуэлянта, ореол мученика, пострадавшего за справедливость, героическая и во многом таинственная смерть способствовали его огромной популярности, придавали его повестям статус «учебника жизни». Сохранились свидетельства, рассказывающие о том, какое глубокое воздействие проза А. А. Бестужева-Марлинского оказывала на молодых людей. Тургенев, например, в одном из писем писал о том, что в молодости целовал его имя «на журнальных обложках».
Однако к концу 1840-х годов в русской литературе романтизм начал ощутимо тесниться реализмом. Витиеватый стиль Марлинского стал восприниматься как излишне напыщенный, даже искусственный. То, что еще вчера казалось у писателя чрезвычайно привлекательным, стало раздражать, вызывать насмешки, многочисленные пародии. «Литература и вкус публики приняли новое направление. Все это оказалось вдруг, неожиданно. Марлинский, доселе шедший, по-видимому, впереди всех, вдруг очутился позади», – писал в 1847 году В. Г. Белинский, подводя итог литературой деятельности А. А. Бестужева-Марлинского, но нисколько не умаляя его заслуг. И именно Белинскому принадлежит, пожалуй, самое точное определение места и роли этого писателя в русской литературе. Великий критик назвал Бестужева-Марлинского «творцом, или, лучше сказать, зачинщиком русской повести».
Владимир Федорович Одоевский – фигура в русской культуре особенная. Он был одним из последних Рюриковичей, князем, одним из самых «загадочных» и деятельных людей своего времени, человеком энциклопедических познаний и обширнейшей эрудиции.
Свою родословную Одоевский вел от мученика князя Михаила Всеволодовича Черниговского. Отец писателя – князь Федор Сергеевич был статским советником, директором Московского отделения Государственного ассигнационного банка, мать – урожденная Филиппова, происходила из бедного и незнатного дворянского рода. О матери Одоевского ходила легенда, что она простолюдинка, чуть ли не крепостная, но это было не так. Федор Сергеевич скончался, когда сыну едва минуло четыре года, и юный князь был вынужден жить с корыстным отчимом и равнодушной матерью, которую он тем не менее любил и уважал всю жизнь. Семейная драма, вторжение в детство писателя отчима – человека малокультурного, алчного и грубого – породили глубокую раздвоенность в сознании подростка, что в дальнейшем повлияло и на его творчество.
В. Ф. Одоевский был чрезвычайно одаренной личностью с активной жизненной позицией, он окончил Благородный пансион при Московском университете с золотой медалью и сделал блестящую карьеру на государственной службе: от рядового чиновника Министерства иностранных дел до первоприсутствующего сенатора. Он принимал участие в подготовке цензурного устава 1828 года – одного из самых замечательных и прогрессивных документов русского законодательства той эпохи.
В памяти потомков Одоевский остался и как выдающийся музыкант и теоретик музыки. Любимым композитором князя был Бах, и большинство своих собственных сочинений Одоевский писал в излюбленной Бахом форме фуги. Сконструированный им орган писатель назвал в честь Баха – Себастьяном. Другим любимцем Одоевского был Бетховен. Писатель был знатоком, тонким ценителем и пропагандистом его творчества, ставя его в один ряд с Й. Гайдном и В. А. Моцартом. Именно Одоевский подготовил русскую публику к восприятию музыки Г. Берлиоза, а на обеде, устроенном в честь Р. Вагнера, посетившего в то время Россию, назвал его «великим художником, раздвинувшим область музыки». Дружеские отношения связывали Одоевского с выдающимися русскими композиторами того времени: М. И. Глинкой, А. Н. Верстовским, А. А. Алябьевым, Н. Г. Рубинштейном. При энергичном содействии Одоевского Н. Г. Рубинштейном была основана Московского консерватория, в которой, по предложению Одоевского была открыта кафедра истории русского церковного пения. Одоевский любил древнерусское церковное пение, работал над его исследованием, обладал хорошим собранием древнерусских богослужебных певческих рукописей. Одоевский основал Общество древнерусского искусства, задачей которого он видел восстановление синтеза иконописи, архитектуры и церковного пения на древней национальной основе. На почве любви к музыке и изучении ее теоретических основ Одоевский сошелся с А. С. Грибоедовым. Дружеские отношения связывали этих двух выдающихся русских писателей в течение многих лет.
Одоевский вел широкую благотворительную деятельность: он председательствовал в Обществе посещения бедных в Петербурге, был организатором первых в России детских приютов, участвовал в работе Максимилиановской и Елизаветинской больниц, Крестовоздвиженской общины сестер милосердия. Большой вклад внес Одоевский в развитие русской педагогики. С 1839 по 1841 год, находясь в должности правителя дел Комитета главного попечительства детских приютов, он проводил различные мероприятия, направленные на улучшение воспитательно-образовательной работы детских приютов, издавал руководства и учебные пособия.
Но в историю русской культуры Одоевский вошел, прежде всего, как оригинальный прозаик. Первыми произведениями Одоевского, увидевшими свет, были стихи под названием «Отчаяние любви», напечатанные в журнале «Благонамеренный» в 1820 году и подписанные «П-н». Юношеская лирика Одоевского связана с его увлечением Н. Щербатовой, в которой он искал «души мужчины, с умом светлым, с мыслями обширными», но, найдя суетную «вертушку», «решил оставить женщин в покое». Этот незрелый стихотворный опус был во многом подражанием «Эоловой арфе» В. А. Жуковского, поэтому впоследствии Одоевский открещивался от него и утверждал, что не писал в молодости стихов. Известность начинающему автору принесли опубликованные в «Вестнике Европы» прозаические «Письма к Лужницкому старцу» (1822), подписанные так: «Фалалей Повинухин». По форме это – нравоописательный очерк и вместе с тем первый в русской литературе опыт изображения мыслящего «героя времени», за которым вскоре последуют Чацкий, Печорин, Онегин. Главный герой – Арист – человек с умом и сердцем, философ-идеалист, бросающий вызов закосневшей в праздности и тщеславии толпе. В этом произведении впервые звучит важная впоследствии для Одоевского тема стремления к самосовершенствованию как цели человеческого существования.
В 1823 году вместе с Д. В. Веневитиновым Одоевский организует «Общество любомудрия», членами которого были И. В. Киреевский, А. И. Кошелев, Н. М. Рожалин, В. П. Титов и др. На своих заседаниях участники Общества беседовали о современной философии, читали собственные философские сочинения. Особенно любима ими была философия тождества Ф. В. Шеллинга. Вслед за Шеллингом Одоевский оценивает искусство как высшую форму духовной деятельности человека, где эстетическое неотделимо от нравственного. Собрания любомудров проходили в кабинете Одоевского в Газетном переулке, в весьма живописной обстановке, напоминавшей комнату Фауста: огромное количество книг, в том числе старинных и редких, лежало на шкафах, полках и полу, химические и оптические приборы на столе, человеческий скелет в углу и даже фортепьяно. За энциклопедические познания, интерес к эзотерике, экзотичность бытовой обстановки и одежды современники прозвали Одоевского «русским Фаустом». И сам себя Одоевский часто сравнивал с Фаустом. «Общество любомудрия» просуществовало до восстания декабристов, после чего его основатель «с особенной торжественностью предал огню в своем камине и устав, и протоколы».
В том же, 1823 году Одоевский сблизился с В. К. Кюхельбекером, издавая с ним альманах «Мнемозина». В руках Одоевского сосредоточилась административная и редакционная деятельность, к тому же он был одним из основных авторов издания. На страницах «Мнемозины» Одоевский продолжил критику светского общества в сатирической аллегории «Старики, или Остров Панхаи» и в повести «Елладий». Целью этого журнала Одоевский считал распространение идей современной немецкой философии, в том числе романтической эстетики. С точки зрения писателя, это поможет решить общеромантическую задачу создания оригинальной русской литературы. Выход первых частей «Мнемозины» стал ярким литературным событием. В полемику с альманахом вступила большая часть русских журналов. Наиболее ожесточенной была журнальная война Одоевского с Ф. В. Булгариным. Но постепенно читательский интерес к этому изданию угас, к тому же Кюхельбекер, не одобрявший резкость журнальной полемики Одоевского, отошел от дел, журнал закрылся, но дружеские отношения связывали Кюхельбекера и Одоевского всю жизнь.
В 1826 году Одоевский переехал в Петербург, где женился на Ольге Степановне Ланской, фрейлине, дочери гофмаршала, члена Государственного совета, сестре известного масона, близкого к розенкрейцерам. Бездетная семейная жизнь Одоевского, представлявшаяся современникам благополучной, была осложнена драматичной любовью Одоевского к дальней родственнице жены Надежде Николаевне Ланской.
После переезда в Петербург Одоевский сохранил тесные связи с московской литературной средой и в «Московском вестнике» опубликовал свои «апологи» – небольшие рассказы-притчи в восточном антураже, героями которых являются брамины, дервиши и мудрецы-созерцатели. Самым значительным замыслом 20-х годов является исторический роман о мучениках науки «Иордан Бруно и Петр Аретино», который остался незавершенным.
В 1830 году Одоевский опубликовал новеллу «Последний квартет Беетговена», а год спустя «Opere del cavaliere Giambattista Piranesi» – первые новеллы из задуманного цикла «Дом сумасшедших». Эта книга должна была содержать около десятка повестей, рисующих непризнанных гениев, чей дар воспринимается обывателями как сумасшествие. Для «Дома сумасшедших» предназначалась также новелла о любимом композиторе Одоевского Иоганне Себастьяне Бахе. Бах для писателя – образец того, каким должен быть художник, познавший таинства высшей гармонии и проникший в недоступные простому человеку сферы духовной жизни. При этом финал жизни такого человека всегда трагичен: он умирает в одиночестве и бедности. Новеллы о художниках окончательно упрочили литературную известность Одоевского. Пушкин назвал «Последний квартет Беетговена» книгой, «замечательной по мыслям и по слогу», доказывающей, «что возникают у нас писатели, которые обещают стать наряду с прочими европейцами, выражающими мысли нашего века». В этот же цикл входила и повесть «Импровизатор», повествующая о гениальном пианисте, вступившем в сговор с нечистыми силами. В связи с «Импровизатором» в критике заговорили о появлении в русской словесности нового жанра – «философической повести».
Расцвет литературного творчества Одоевского приходится на 1830 – начало 1840-х годов, когда им были опубликованы «Пестрые сказки с красным словцом, собранные Иринеем Модестовичем Гомозейкою». В сборник вошли фантастические сказки, разные по типу повествования, но одинаковые по сатирическому пафосу. Рядом с образцами социальной сатиры («Сказка о том, по какому поводу Ивану Богдановичу Отношенью не удалося в Светлое воскресенье поздравить своих начальников с праздником») и бытовой фантастики («Сказка о мертвом теле, неизвестно кому принадлежащем»), аллегорические рассказы с критикой воспитания («Сказка о том, как опасно девушкам ходить по Невскому проспекту»), располагается обработка фольклорной былички («Игоша») и пародия на сентиментальную французскую прозу («Жизнь и похождения одного из здешних обывателей в стеклянной банке»). Одоевский впервые вводит в литературу тему «истории одного города», предвосхищая герценовский Малинов, салтыковский Крутогорск и провинциальную Россию А. Н. Островского. Объединяющим началом цикла является фигура «собирателя» сказок Иринея Модестовича Гомозейки, ученого чудака, ломающего голову «над началом вещей и прочими тому подобными нехлебными предметами». Гомозейка выступает своего рода alter ego автора, от его имени ведется проповедь целостного познания мира, утверждения высоких идеалистических начал в жизни человека. Кроме «Пестрых сказок» Одоевский написал и другие сказки, полюбившиеся детям и ставшие неотъемлемыми частями детского чтения: «Городок в табакерке» и «Мороз Иванович». Эти сказки кроме занимательного сюжета выполняли и отчетливые просветительские и педагогические функции.
В своей прозе 30-х годов Одоевский в основном обращался к критике несовершенств и пороков современному ему общества. Героя новеллы «Новый год» светская жизнь превращает из идеалиста и мечтателя в пустого и заурядного человека. Трагедии человеческой жизни, лишенной духовных стремлений, посвящена новелла «Бригадир», резко обличительные картины петербургского света возникают в новеллах «Бал» и «Насмешка мертвеца». При этом Одоевский стремился не к поверхностной критике порочного светского общества, а к проникновению в его глубинные механизмы. В повести «Княжна Мими» критики отметили умение автора «анатомировать» свет, а также живость рассказа и оригинальность характеров. Одним из опытов создания Одоевским целостных характеров является другая повесть – «Княжна Зизи», главной героиней которой является женщина необыкновенная, которая в малом семейном кругу смогла показать более благородства и твердости души, нежели многие мужчины на государственном поприще.
В своем петербургском, а затем и московском салоне Одоевский предпринял попытку сблизить ученых, музыкантов, литераторов, чиновников, светских людей разночинцев. Здесь бывали Пушкин, Глинка, Жуковский, Вяземский, Лермонтов, Шаховской, Крылов, Белинский, Достоевский, Островский, Фет, Л. Н. Толстой. Салон был своеобразным музыкальным центром, где играли почти все приезжие знаменитости, в том числе Ф. Лист и Р. Вагнер.
В конце 1830-х – начале 40-х годов Одоевский публикует несколько повестей мистического и фантастического содержания: «Сегелиель», «Сильфида», «Косморама», «Саламандра». Эти повести принадлежат к лучшей, наиболее оригинальной и вместе с тем наименее изученной части творческого наследия Одоевского и отражают эволюцию его философских взглядов: от шеллигианства к «мистическому идеализму». В этот период Одоевский увлекается мистикой и оккультизмом, углубленно изучает труды средневековых и новых мистиков: Я. Беме, Сен-Мартена, Дж. Пордеча, алхимика Парацельса, а также масонскую литературу, одновременно читая новейшие научные труды по химии, физике, медицине, психологии. Писатель пытался создать некую метасистему, примиряющую внешне противоположные вещи: свидетельства духа и данные академической науки. В этой метасистеме особое место отводится гносеологии: отсюда обостренный интерес Одоевского к проблемам психической жизни, к явлениям на грани бессознательного (сон, «животный магнетизм», месмеризм). Согласно Одоевскому, высшей формой познания является интуитивное («инстинктуальное») знание, возникшее как результат непосредственной связи человека с природными началами, утраченное с развитием цивилизации. Тема двоемирия и общения людей со стихийными духами становится основной в мистических повестях Одоевского.
Самым известным произведением писателя стал роман «Русские ночи». Композиция романа была очень популярна в то время в Европе: это цепь рассказов, объединенных рассуждениями действующих лиц. Сам же Одоевский определял «Русские ночи» как «драму». Этот роман явился одним из самых ярких произведений романтического универсализма и в то же время он стал итогом философского движения Одоевского 20-30-х годов. Из четырех приятелей, героев романа, представляющих современный прагматизм, преклонение перед опытным знанием (Виктор и Вячеслав) и шеллингианство (Ростислав), авторское мнение наиболее полно выражает Фауст – «мистик». Увлекающийся, подобно самому Одоевскому, опытной наукой, свободно ориентирующийся в сфере последних научных открытий и теорий, Фауст отвергает возможность представить все многообразие мира как единство. Основной тон романа – разочарование в плодах тысячелетней истории цивилизации, неудовлетворенность состоянием современного человечества в целом. Заключительная фраза романа: «Девятнадцатый век принадлежит России!» выражала убеждение Одоевского в том, что именно России предназначено выполнить великую общечеловеческую миссию и стать во главе всемирного просвещения. Та же идея должна была быть реализована и в незавершенном романе Одоевского «4338 год», где будущая Россия изображена как идеальное государство, самое сильное в мире, корень успеха которого кроется в достигнутом синтезе наук и искусств.
По собственному утверждению, Одоевский прожил «долгую, чернорабочую жизнь». Он скончался в Москве в возрасте 65 лет, внезапно, после непродолжительной болезни, и был похоронен на кладбище Донского монастыря. Вклад В. Ф. Одоевского в русскую культуру огромен, и потомкам еще только предстоит оценить его во всей полноте.
Давно подмечено, что чем значительнее талант художника, тем больше невзгод выпадает на его долю. За божественный дар приходится расплачиваться: кому нищетой, кому одиночеством, а кому и темницей… Судьба Гоголя наглядно иллюстрирует эту закономерность.
Николай Васильевич Гоголь родился 20 марта 1809 года в местечке Великие Сорочинцы Миргородского уезда Полтавской губернии. Его родители были помещиками среднего достатка. Помимо будущего писателя в семье был еще один сын (ум. в 1819) и 4 дочери.
До 1820 года Гоголь вместе с братом обучался в Полтавском уездном училище, затем брал приватные уроки, а в 1821 году был определен в новооткрытую Гимназию высших наук в Нежине. Во время учебы Гоголь проявлял разностороннюю одаренность: сочинял стихи и прозу, участвовал в самодеятельных спектаклях и как актер, и как декоратор. Однако мечтал он отнюдь не о литературной, а о юридической карьере, надеясь принести своими трудами пользу обществу.
В школьные годы сформировался и характер Гоголя, определяющими чертами которого были любознательность и скрытность.
По окончании учебы в 1828 году, строя самые радужные планы, Гоголь едет в Петербург, но очень скоро его юношеский энтузиазм иссякает. Ему долгое время не удавалось определиться на службу, к тому же и сам дух чопорной и своекорыстной северной столицы оказывается ему глубоко чужд. Романтически настроенному юноше приходится столкнуться и с материальными затруднениями.
После смерти отца (1825) имущественное положение семьи значительно ухудшилось, и Гоголю в Петербурге приходится полагаться на собственные силы. Он думал поправить дела, опубликовав свою романтическую поэму «Ганц Кюхельгартен» (1829). Однако, ученически подражательное, это произведение критикой было встречено скептически, и Гоголь выкупил у книгопродавца тираж поэмы и сжег почти все ее экземпляры.
Деньги, которые мать прислала Гоголю для уплаты долгов по имению, Гоголь использовал на неожиданную поездку на пароходе в Германию. Сам он объяснял это внезапное бегство в чужие края тем, что с помощью перемены мест хотел избавиться от угнетавшей его любовной неудачи, хотя биографы писателя никаких следов его влюбленности в это время не обнаруживают.
Дальнейшая биография Гоголя не изобилует внешними событиями, в ней бросаются в глаза прежде всего постоянные переезды писателя по городам и странам.
В конце 1829 года молодому человеку все же удается получить место писца, а потом и помощника столоначальника в одном из департаментов Министерства внутренних дел. Несмотря на то что начальник департамента, известный автор поэтических идиллий, В. И. Панаев Гоголю покровительствует, никаких успехов на чиновничьем поприще тот не обнаруживает. Он органически не приемлет атмосферу беспрекословного чинопочитания, определяющую нравственный климат любого «присутственного места», однако непосредственное знакомство с чиновничьим бытом даст ему впоследствии богатейший материал для творчества.
Гоголь сосредоточивается на литературной работе. В 1830 году в журнале «Отечественные записки» печатается его повесть «Бисаврюк, или Вечер накануне Ивана Купала», которая позднее в несколько измененном виде вошла в сборник повестей под общим названием «Вечера на хуторе близ Диканьки» (1831–1832, 2 части).
Обратившись к изображению жизни украинского народа, Гоголь избегает как традиционной «бурлескной» интерпретации, так и какой-либо идеализации ее. Начинающему писателю удалось проникнуть в сущность поэзии быта и нравов «племени поющего и пляшущего» (Пушкин). Яркая колоритность жанровых сцен и неподдельный комизм характеров и ситуаций был сразу же замечен читателями и критиками. Пушкин о «Вечерах…» отозвался так: «Вот настоящая веселость, искренняя, непринужденная, без жеманства, без чопорности. А местами какая поэзия! Какая чувствительность! Все это так необыкновенно в нашей нынешней литературе, что я доселе не образумился».
«Вечера…», объединившие в себе романтические и реалистические тенденции, – важный этап в творческой эволюции Гоголя, который через десять лет станет лидером русской прозы.
Знакомство с В. А. Жуковским, состоявшееся еще до появления «Вечеров…», позволяет Гоголю войти в круг общения с П. А. Плетневым, а затем и с Пушкиным, олицетворявшим для вчерашнего провинциала и русскую поэзию и светское общество.
Вдохновленный успехом, Гоголь принимается за работу над комедией «Владимир 3-й степени», которая осталась незаконченной, так как он понял, что цензура ее не пропустит. Он хочет переехать на Украину и хлопочет о должности на кафедре истории в Киевском университете, однако это намерение не увенчалось успехом. Тем не менее Гоголь увлеченно занимается историей и пишет «Отрывок из истории Малороссии».
Мысль о преподавании не оставляет его, и в 1834 году с помощью влиятельных друзей Гоголь все-таки добивается назначения адъюнкт-профессором при кафедре всеобщей истории в Петербургском университете. С энтузиазмом приступив к чтению лекций, Гоголь довольно скоро охладел к педагогической деятельности и оставил кафедру.
Теперь все его помыслы сосредоточиваются на новых литературных проектах, которые завершаются выходом в свет «Арабесок» и «Миргорода» (обе книги – 1835).
Своего рода ключ к этим произведениям содержится уже в «Вечерах…», в которых повесть «Иван Федорович Шпонька…» уводила читателей из романтического мира былой казачьей вольницы в мир пошлых и безликих обывателей.
В новых его произведениях рассказывается вроде бы о самых обыкновенных людях и обстоятельствах их существования, однако сама эта заурядная жизнь в изображении Гоголя становится призрачной и одновременно таящей в себе такие бездны страстей, которые и не снились романтикам.
Контрастную по отношению к современной провинциальной и столичной атмосфере картину дает Гоголь в исторической повести «Тарас Бульба». Личное благополучие для запорожских «лыцарей», отнюдь не отличающихся благонравием и кротостью, отступает перед защитой интересов отеческой веры и независимости. При этом писатель не скрывает, что и в этом могучем сообществе кипят могучие индивидуалистические страсти, заставляющие идти против интересов отечества.
Ведущий критик эпохи В. Г. Белинский откликнулся на новые произведения Гоголя большой статьей, в которой прямо назвал писателя «главою литературы, главою поэтов».
Как и в «Вечерах…», Гоголь не отказывается от фантастики, но теперь иррациональное начало обнаруживается им в самой повседневности нового времени. Так, в повести «Нос» (1836) писатель предвосхитил некоторые тенденции XX столетия, сумев совместить реалистическую сатиру с тончайшей пародией на романтическое толкование происходящего.
В комедии «Ревизор» (1836), сюжет которой был подсказан Пушкиным, Гоголь выступил как новатор и в драматургии. В этой пьесе нет традиционного деления персонажей на отрицательные и положительные, а ее финал не разрешает кризисной ситуации. Наряду с обличением бездушия и своекорыстия провинциальных чиновников Гоголь создал картину всеобщего человеческого несовершенства и развращенности, подчеркивая в автокомментарии к пьесе, что те или иные черты Хлестакова и других персонажей комедии присущи любому человеку, не исключая и автора.
В «Ревизоре» нет вознагражденной добродетели и развенчанного порока. Действие заканчивается «немой сценой», приближавшейся по длительности к символическому моменту «вечного окаменения», которое по авторскому пониманию почти равнозначно Божественному суду над всеми персонажами пьесы – или над человечеством вообще. Не случайно сам Гоголь говорил по этому поводу: «Что ни говори, но страшен тот ревизор, который ждет нас у дверей гроба. ‹…› Перед этим ревизором ничто не укроется…»
Гоголь остался недоволен актерским ансамблем, который сыграл «Ревизора» в привычном водевильном духе; удручала его и критика, в основном рассматривавшая пьесу как традиционную комедию нравов. Печалило и охлаждение отношений с Пушкиным, который для Гоголя оставался первым русским литератором.
Он решает сменить обстановку и летом 1836 года покидает Россию. Писатель посетил Германию, затем Швейцарию, Францию, Италию. Путешествие растянулось на три года. За границей начинается работа над главным произведением Гоголя – «Мертвые души» (1-я ч., 1841), сюжет которого также был подсказан Пушкиным. В этой книге писатель хотел объять «всю Русь», хотя и «с одного боку».
В «Мертвых душах» сочетается несколько традиционных прозаических схем. В первую очередь это вроде бы «роман путешествия», берущий начало от Стерна и Карамзина. Перед читателем разворачивается детально прописанная картина провинциальной России, причем Гоголь в дальнейшем намеревался отправить Чичикова даже и в Сибирь. «Мертвые души» можно рассматривать и как «роман характеров», обилие каковых позволяет художнику очертить самые разнообразные человеческие типы. Наличествует в «Мертвых душах» и еще одна стародавняя романная традиция – традиция «плутовского романа» (Чичиков завоевывает место под солнцем, не брезгуя никакими средствами).
Но сам Гоголь в процессе работы над этим произведением определяет его жанр как поэму. Контраст между «живыми» (бурлаки, капитан Копейкин, Россия-тройка и т. д.) и «мертвыми душами» является важнейшим средством раскрытия смысла поэмы. Афера Чичикова заключается в извлечении вполне материальной выгоды из ничего, из умерших «душ». Продемонстрировав различные степени ничтожества тех, кто владеет душами живыми, Гоголь не ограничился их осуждением. Во втором томе своей поэмы он попытался нарисовать и положительные примеры. По авторскому замыслу этот том являлся переходным звеном к третьему, заключительному тому, в котором главный герой сумел духовно возродиться.
Опубликованный Гоголем 1-й том «Мертвых душ» вызвал бурю откликов самых разных толков. С одной стороны, его упрекали в отсутствии патриотизма, в клевете на отечество. С другой – один из видных славянофилов К. С. Аксаков, горячий почитатель Гоголя и близко знакомый с ним, сопоставил его с Гомером, увидев в «Мертвых душах» возрождение древнего эпоса. Белинский оспорил мысль о «бесстрастии» гоголевской манеры, роднящей его с творцами эпоса, и поставил «Мертвые души» в ряд самых значительных современных произведений, обличающих социальное устройство России.
Гоголь остался крайне недоволен тем, как восприняли его новое произведение. Он искренно желал открыть обществу смысл жизни, научить его правильному бытию, нормы которого, как ему казалось, он открыл. Не случайно тон писем его к ближайшим друзьям (семейство Аксаковых) становится поучающим и категоричным. Помимо этих огорчений еще в 1840 году Гоголь пережил приступ тяжелой нервной болезни, которая наложила отпечаток на всю его оставшуюся жизнь.
Близкие к писателю люди видели, что Гоголь сильно изменился. П. В. Анненков утверждал: «Великую ошибку сделает тот, кто смешает Гоголя последнего периода с тем, который начинал тогда жизнь в Петербурге, и вздумает прилагать к молодому Гоголю нравственные черты, выработанные гораздо позднее, уже тогда, как свершился важный переворот в его существовании». А С. Т. Аксаков отметил, что перемена эта состояла в «постоянном стремлении Гоголя к улучшению в себе духовного человека и преобладании религиозного направления…»
Летом 1842 года он вновь уезжает в Германию, а затем поселяется в Риме, сосредоточиваясь на подготовке к печати собрания своих сочинений в четырех томах.
В этом же году опубликована и новая его повесть «Шинель», положившая начало целой литературной школе в русской словесности. Приписываемое Достоевскому выражение «Все мы вышли из гоголевской „Шинели“» очень точно отражает влияние Гоголя на литературу середины XIX столетия. Недаром вскоре в ход пойдет понятие «гоголевское направление» (Н. Г. Чернышевский). Большинство писателей этого периода не просто подражают Гоголю, но демонстративно подчеркивают свой пиетет перед ним.
Значение «Шинели» не сводится к тому, что в ней объектом сочувственного изображения является «маленький человек» (впервые это сделал Пушкин в «Станционном смотрителе»). Гоголь противопоставил личности ее социальную функцию. Не нашедший своего места в чиновничьей иерархии Башмачкин создает свой ирреальный мир, в котором он является властелином, а любимые буквы играют роль фаворитов. Символом иллюзорной реальности, породившей Акакия Акакиевича, является фантом Шинели, к обретению которой сводится вся жизнь бедного чиновника, а утрата оборачивается его гибелью. Сам Башмачкин, при всем его ничтожестве, становится той «лакмусовой бумажкой», что определяет нравственную цену человека в мире, где ценится лишь богатство и знатность.
В «Сочинениях» Гоголь впервые опубликовал и комедии «Женитьба» и «Игроки», в которых все, что составляет интересы обывателя, вновь оказывается миражем, иллюзией.
В 1842–1845 годах, проживая за границей, Гоголь усиленно работал над 2-м томом «Мертвых душ». В письмах он жалуется на трудности в работе, которая способствовала и рождению текста, и «строению» собственной души. В процессе обмена мнениями со своими корреспондентами у писателя возникает замысел книги «писем», разъяснявших бы и смысл его творчества, и его представления о подлинно добродетельном человеке, и смысл жизни вообще.
1845 год для Гоголя был крайне напряженным – в физическом и в духовном отношениях. Облегчения он ищет в религии: часто посещает богослужения в храмах, внимательно изучает святоотеческую литературу и даже собирается уйти в монастырь, а в 1848 году предпринимает паломничество в Иерусалим, ко Гробу Господню.
В этот период душевных сомнений и борений Гоголь сжег 2-й том «Мертвых душ». По его словам, это было необходимо:
«Появление второго тома в том виде, в каком он был, произвело бы скорее вред, нежели пользу. ‹…› Бывает время, когда нельзя иначе устремить общество или даже все поколение к прекрасному, пока не покажешь всю глубину его настоящей мерзости; бывает время, что даже вовсе не следует говорить о высоком и прекрасном, не показавши тут же ясно, как день, путей и дорог к нему для всякого».
Несколько переработанные и отредактированные письма к реальным лицам составили книгу «Выбранные места из переписки с друзьями» (1847), которой Гоголь придавал большое значение. В ней он стремился объяснить, почему до сих пор не закончил свое главное творение, и представить свое понимание задач искусства. Рисуя картину морального кризиса в отечестве, Гоголь предлагал свою утопическую программу всеобщего исправления нравов, хотя учительские функции литературы он отвергал. Программа эта заключалась в неукоснительном исполнении своего долга всеми «сословиями» и «званиями» – от царя до последнего мужика, чему более всего должно способствовать соблюдение христианских заповедей.
«Выбранные места…» русской общественностью были встречены столь же резко отрицательно, как горячо приветствовались ранее «Мертвые души». Белинский в бесцензурном «Письме к Гоголю» обвинил его в обскурантизме и даже ханжестве. «Письмо…» это получило широкое распространение.
Гоголя такое обвинение глубоко задело. В ответном послании к критику он отчасти признал, что книга действительно получилась не совсем удачной, но со своей стороны упрекал Белинского в односторонности взглядов и атеизме.
Для самого писателя религия в это время является единственным прибежищем и надеждой. Еще в 1845 году он приступил к работе над трудом о Божественной литургии, оставшимся незаконченным и увидевшим свет только после его кончины.
Весной 1850 года душевно мятущийся Гоголь предпринимает попытку устроить свою семейную жизнь и делает предложение А. М. Виельгорской, с отцом которой познакомился еще в Риме в 1838 году. Однако, несмотря на то, что Гоголя в этой семье глубоко почитали как писателя, родство с ним для аристократов оказалось невозможным. Гоголя этот отказ глубоко уязвил и, возможно, был одной из причин усиления его душевного расстройства.
Он возвращается в Россию и останавливается в Москве, продолжая писать 2-й том «Мертвых душ». В начале 1852 года в одном из писем он сообщает, что труд его «совершенно окончен». Но все это время Гоголь в смятении, он не знает, как и для чего ему жить. Душевный кризис привел к тому, что писатель, опасаясь, что книга неблагоприятно повлияет на русское общество, в ночь с 11 на 12 февраля 1852 года сжег беловую рукопись 2-го тома, а 21 февраля и сам он окончил земное существование.
Влияние Гоголя на последующее развитие русской, а впоследствии и мировой литературы трудно переоценить. Современники видели в нем прежде всего обличителя пошлости и защитника социальной справедливости, в последующем столетии обнаружились и достижения его гротескно-фантастической поэтики, а также философско-нравственная направленность и гуманистический пафос его творчества.
Шарлотта Бронте родилась в 1816 году в семье йоркширского сельского священника. Патрик Бронте когда-то был простым ткачом, но мечтал учиться. Обладая редким трудолюбием, упорством и большими способностями, он сумел поступить в Кембридж, где изучал богословие. По окончании университета он женился, получил сан священника и церковный приход в одном из глухих районов Йоркшира – Тортоне. Здесь родились его дети – пять дочерей и сын. После рождения младшей дочери, Анны, умерла жена Патрика Бронте. Вместе с детьми он переезжает в поселок Хоуорот, расположенный все в том же Йоркшире, недалеко от Лидса и Галифакса, известных своими ткацкими фабриками.
Дом, куда переехало семейство Бронте, располагался рядом с кладбищем. Могилы были видны почти из всех окон. «Можно ли удивиться, – пишет В. В. Ивашева, – что болезненная и нервная Шарлотта, проникаясь суевериями края, боялась голосов умерших, которые ей мерещились в порывах особенно пронзительного западного ветра, разгадывала вещие сны, боялась будущего, в котором очень рано перестала надеяться увидеть что-либо светлое и радостное». Сам Хоуорот окружали вересковые пустоши, продуваемые всеми ветрами. Шарлотта с детства любила гулять по вересковым полям, и эти прогулки подогревали ее романтическое воображение. Позже этот мир вересковых полей найдет свое воплощение на страницах ее книг.
Патрик Бронте был суровым и замкнутым человеком. Семья была очень бедна, но он отвергал любую помощь, которую воспринимал как милостыню. Так однажды он бросил в камин шесть пар новых башмачков, которые прислали богатые соседи его детям. Ведением хозяйства в доме занималась сестра покойной жены – мисс Брэнуэлл, также не отличавшаяся ни мягкостью, ни душевной теплотой.
В 1824 году Шарлотта и три ее сестры были отданы отцом в приют для детей-сирот бедного духовенства – Коун-Бридж. Здесь их должны были подготовить к профессии гувернантки. Обстановка в пансионе была ужасающа: его попечитель преподобный мистер Уилсон морил пансионерок голодом и холодом. Позже, в романе «Джен Эйр», мистер Уилсон станет прототипом казначея Ловудского благотворительного заведения для бедных девиц мистера Броклхерста, ханжи и лицемера. Холод и грязь в помещениях, недоедание привели в Коун-Бридже в 1825 году к вспышке тифа, от которого слегли сорок пять учениц из восьмидесяти. Погибло много воспитанниц, среди них были старшие сестры Шарлотты – Мария и Елизавета. Патрик Бронте поспешил забрать домой оставшихся в живых, совершенно больных Шарлотту и Эмилию. Больше он не рискнет учить своих детей в бесплатном учебном заведении. Позже, в 1831–1832 годах, Шарлотта будет учиться в хорошем платном пансионе Роу-Хэд. А пока воспитанием и образованием детей занялся сам отец. Он направлял их чтение, старался общаться с ними как со взрослыми, обсуждая в их присутствии события политической жизни, новинки беллетристики.
Все дети Бронте были поразительно талантливы. Они любили живопись и музыку, очень рано начали писать, а Брэнуэлл и Шарлотта еще и прекрасно рисовали. Тайком от взрослых дети начали писать историю фантастической страны Энгрии, которую придумали сами. Энгрия была населена необыкновенными героями и героинями, события происходили в величественных замках на фоне ярких, экзотических пейзажей. Мир Энгрии был совершенно не похож на серую и будничную жизнь семьи бедного сельского священника.
В 1835 году Шарлотта поступила учительницей в пансион Роу-Хэд, где проработала до 1838 года. Потом, до 1842 года, работала гувернанткой, как и ее сестры. В 1842 году Шарлотта отважилась вместе с Эмили отправиться в Брюссель, чтобы в совершенстве изучить французский язык и расширить круг знаний. У них была мечта со временем открыть свой пансион. Денег у сестер не было, и они на правах то ли пансионерок, то ли учительниц английского языка поступают в пансион г-на и г-жи Эже.
Кристиан Эже, директор пансиона, был умным и тонким педагогом. Он сразу отметил необыкновенную одаренность молодых англичанок. Знаток литературы, он давал им много ценных советов, подсказывал, что читать из французской литературы. Шарлотта влюбилась в г-на Эже. Это была возвышенная любовь, но г-жа Эже устроила страшный скандал, и Шарлотта была вынуждена в 1843 году покинуть Брюссель и вернуться домой.
В 1846 году Шарлотта вместе со своими сестрами публикует сборник стихов под псевдонимом «братья Белл», доброжелательно встреченный критикой. В этом же году, втайне от родных, она отправила в лондонское издательство свой первый роман «Учитель», который был отвергнут издателем, посчитавшим, что книга не может быть интересна современному читателю. Позже многие сюжетные мотивы этого раннего романа найдут свое развитие в последнем романе Шарлотты Бронте «Виллет».
В 1847 году, опять втайне от родных, Шарлотта посылает в издательство под псевдонимом Керрер Белл свой следующий роман «Джен Эйр». На этот раз роман понравился и был напечатан в октябре этого же года. «Джен Эйр» сразу стала литературной сенсацией и вызвала бурю откликов, споров и рецензий. Большинство журналов сообщали о рождении нового гения, но были и такие, кто осуждал автора за дух неповиновения и протеста. Так, Э. Ригби, критик консервативного журнала «Квотерли Ревью», писала: «„Джен Эйр. Автобиография“ прежде всего и абсолютно антихристианское сочинение. На каждой его странице слышен ропот против преимуществ богатых и лишений бедных… Книга насквозь проникнута безбожным духом недовольства… Мы не колеблясь заявляем, что в „Джен Эйр“ выражены те же взгляды и мысли, которые ниспровергли власть и отрицают законы, божеские и человеческие, за границей и питают чартизм и смуту в нашей стране».
История бедной некрасивой гувернантки, более всего на свете ценящей свою независимость и человеческое достоинство, вызвала у читателей глубокое сочувствие, а умение писательницы соединять реальное с романтическим, способность построить увлекательное повествование, в котором угадываются бессмертные мотивы сказочной Золушки, определили удивительное обаяние книги, ничуть не утраченное и в наше время.
Свой роман Шарлотта посвятила У. Теккерею, перед которым она благоговела, но не была с ним лично знакома. Это посвящение сыграло с ней злую шутку. Слух о том, что роман был написан не мужчиной, а женщиной, учительницей Шарлоттой Бронте, распространился очень быстро. Поползли сплетни о том, что Шарлотта была гувернанткой в доме Теккерея, и у них был роман. Сплетни подогревались и странным совпадением: у Теккерея была душевнобольная жена, а в романе мистер Рочестер держит в своем замке втайне от всех буйно помешанную жену. Об этих семейных обстоятельствах Теккерея Шарлотта ничего не знала, и светские сплетни приводили ее, воспитанную в строгих моральных правилах, в ужас. Но Теккерей воспринимал эти слухи с юмором. Сам он очень высоко оценил роман молодой писательницы, и когда она при личной встрече попыталась принести ему извинения, он отнесся к ней сердечно и доброжелательно.
Успех «Джен Эйр» во многом способствовал успеху романов Эмили «Грозовой перевал» и Энн «Агнесс Грей», которые вышли из печати вскоре после романа Шарлотты под псевдонимами все тех же братьев Белл (Эллиса и Эктона). Публика расхватывала их, думая, что они также принадлежат перу автора «Джен Эйр». Успех принес сестрам Бронте материальную независимость, и они оставляют тяжкий и унизительный труд гувернанток. Сестры вернулись в отцовский дом в надежде посвятить себя литературе, но счастье их длилось недолго. В 1849 году в Хоуорот приезжает брат Брэнуэл, изгнанный из лондонского дома мистера Робинсона, где он служил гувернером, за связь с его женой. Смертельно больной (у него скоротечная чахотка), он сначала предается запою, а затем обращается к наркотикам. За ним преданно ухаживает Эмили, а затем Энн. Заразившись туберкулезом от умирающего брата, все трое они уходят из жизни в течение 1848–1849 гг. Шарлотта осталась одна со слепым отцом, без своих горячо любимых сестер, с которыми она привыкла делиться каждой мыслью.
Но Шарлотта продолжала работать над новым романом. Она начала писать роман «Шерли» в начале 1848 года, в самый разгар чартистского движения в Англии. Писательница не решилась положить в основу нового романа события, связанные с чартизмом. Слишком злободневна была тема, и обращение к ней столь популярной писательницы могло, по словам ее современника, «раздуть пламя из все еще тлеющих углей недовольства». Шарлотта обратилась к истории луддитского движения. Этот материал был ей близок: индустриальный Йоркшир, где жила семья Бронте, был одним из центров луддитского движения.
«Шерли» – социальный роман. Ведущие его проблемы и коллизии – взаимоотношения хозяина и рабочих, положение детей бедняков и неимущих, буржуазная филантропия и буржуазный реформизм. И, конечно, в центре романа – женская «проблема» как часть общего положения всех зависимых и угнетаемых. «Мужчины Англии! – восклицает романистка. – Взгляните на бедных дочерей ваших, которые увядают подле вас, обреченные на преждевременную старость и чахотку! Жизнь для них – пустыня!» В романе, как всегда бывало у Шарлотты, силен биографический элемент. Своих главных героинь – Кэролайн и Шерли – писательница наделила чертами своих любимых сестер Энн и Эмили, одарив их в финале романа личным счастьем, которого они так и не получили в жизни.
Последний роман Шарлотты Бронте «Виллет» был опубликован в 1853 году. В нем особенно силен автобиографический элемент. Роман творчески переосмыслил брюссельскую историю Шарлотты, историю ее самой большой, но неразделенной любви. Это ее единственный роман, имеющий трагический финал.
В этом же году в Хоуороте появился молодой священник Артур Белл Николс, которого назначили помощником Патрика Бронте. Он сразу влюбился в Шарлотту и вскоре попросил ее руки. Его начитанность и скромность также произвели впечатление на Шарлотту. Но ее отец был против этого брака, а Шарлотта не хотела огорчать отца. И только решение Артура отправиться миссионером в Индию заставило ее принять предложение молодого человека. Брак был счастливым, но недолгим. На одной из прогулок по любимым вересковым полям молодая супружеская пара попала под сильный дождь. Беременность и сильная простуда спровоцировали обострение туберкулеза – семейной болезни Бронте. 31 марта 1855 года Шарлотты Бронте не стало.
Чарльз Диккенс занимает особое место в английской литературе. Когда его ближайший друг, писатель Дж. Форстер, однажды назвал его Неподражаемым, то вся Англия начала называть так своего любимого писателя. Слава и популярность Диккенса были безмерны и не ослабевали на протяжении всей его тридцатипятилетней литературной деятельности. Диккенса называли «совестью нации», «защитником неимущих и обездоленных». Честертон феномен Диккенса объяснил тем, что «у великого писателя общие с народом вкусы. Он глубоко связан духом с обычными людьми…Диккенс не писал то, что хочет народ, он хотел того, чего народ хочет». И хотя отзывы о книгах Диккенса были разными, а порой и прямо противоположными, «в представлении всей страны Диккенс оставался первым и знаменитейшим писателем Англии, более того – стал постепенно человеком-мифом» (В. В. Ивашева).
Диккенс родился в 1812 году в Портсмуте в семье чиновника морского ведомства. Его родители не могли похвастаться благородным происхождением: слуги и мелкие чиновники определяли их родословную. Время, проведенное в маленьком городке Чаттеме, куда отец был переведен по службе в 1814 году, оказалось самым счастливым для маленького Чарльза. Здесь мальчик поступил в школу, где учился с огромным удовольствием, вместе с отцом и старшей сестрой ходил в театр, участвовал в любительских спектаклях. Но больше всего Чарльз полюбил чтение. В отцовской библиотеке было несколько десятков книг, и мальчик рано открывает для себя Дефо, Филдинга, Смоллета, Сервантеса.
Семья Диккенсов вела безалаберный и беспечный образ жизни. Деньги занимались и легко тратились. Окончательно запутавшись в долгах, распродав почти все домашнее имущество, отец Диккенса вместе с семьей перебирается в Лондон, куда его переводят по службе. Десятилетнего Чарльза оставляют в Чаттеме завершать школьный семестр. Через несколько месяцев ему в одиночку придется добираться до Лондона. Семья Диккенсов к этому времени окончательно погрязла в долгах. Шести фунтов в неделю, которые зарабатывал глава семейства, явно не хватало, бездумные траты продолжались, долги росли. Кончилось это тем, что Джон Диккенс был посажен в долговую тюрьму Маршалси. Туда же в скором времени перебралась и семья несостоятельного должника. Это допускалось законом: семья заключенного за неуплату долгов могла находиться вместе с ним, не будучи арестованной.
Чарльза туда не взяли. Дальний родственник по матери пристроил мальчика на свою фабрику ваксы приклеивать этикетки на банки за шесть шиллингов в неделю. Чарльз должен был содержать себя и помогать семье. Именно тогда он начал свое знакомство с Лондоном, с его трущобами. Об этом периоде жизни Диккенс не любил рассказывать. «Какие чудовищные воспоминания вынес я оттуда! – вспоминал он позже. – Какие видения! Порок, унижения, нищета!» Переживания одинокого подростка, предоставленного самому себе в огромном, неприветливом городе, писатель воссоздаст в романах «Оливер Твист», «Дэвид Копперфильд», «Крошка Доррит».
Небольшое наследство, полученное после смерти бабушки, матери Джона Диккенса, спасло семью: долги были уплачены, и семья покинула долговую тюрьму. Чарльз опять начал посещать школу. Он был счастлив и учился с упоением. Он был душой любительских спектаклей, для которых сам писал пьесы.
В пятнадцать лет образование Чарльза завершилось. Отец определяет его рассыльным при судейской конторе, вскоре он получает место клерка. Чарльз в совершенстве изучил стенографию, что позволило ему писать на заказ репортажи о судебных заседаниях. В семнадцать лет Диккенс пережил первую любовь – глубокую и мучительную. Девушку звали Мария Белл. Ей льстило внимание красивого, пылкого юноши. Но она, дочь банкира, не собиралась связывать жизнь с бедным стенографистом. Через много лет Диккенс напишет Марии: «Для меня совершенно очевидно, что пробивать себе дорогу из нищеты и безвестности я начал с одной неотступной мыслью – о Вас».
Весной 1832 года Диккенс получает место парламентского репортера. Его стенографические отчеты отличаются исключительной полнотой и точностью, и их печатают авторитетные лондонские газеты – «Миррор оф парламент», «Морнинг кроникл». В перерывах между парламентскими сессиями Диккенс в качестве корреспондента объезжает многие города Англии и Шотландии. Чарльз уже зарабатывает немалые деньги и фактически содержит родителей и младших сестер и братьев.
Репортерская деятельность очень помогла Диккенсу в становлении его как писателя. Многочисленные наброски, эскизы, зарисовки с натуры, накопленные молодым репортером, легли в основу его «Очерков Боза» (1833–1836), ставших своеобразной прелюдией к его романному творчеству. Эти очерки рисуют быт и нравы британской столицы. Взгляд писателя в них трезв и ироничен, оптимизм неистребим. Шутливость заложена в названии самого произведения. Боз – детское прозвище Чарльза, которое потом он передал своему сыну.
В 1836 году Диккенс женился на Кэт Хогарт, дочери своего издателя Дж. Хогарта. Они прожили в браке 22 года, родили девять детей, но этот брак вряд ли можно назвать счастливым. Кэт чуть ли не с первых дней семейной жизни страшно ревновала мужа, и не всегда безосновательно. Со временем они все больше и больше отдалялись друг от друга. «Она приятна и уступчива, – писал Диккенс о своей жене, – но понять меня ее ничто не заставит». В 1858 году на постановке любительского спектакля Диккенс встретил восемнадцатилетнюю актрису Эллен Тернан. Завязавшийся между ними бурный роман послужил причиной окончательного разрыва между супругами.
Успех «Очерков Боза» натолкнул издателей Чэпмена и Холла на мысль предложить начинающему писателю стать автором текста к серии рисунков известного художника Р. Сеймура о приключениях нескольких безалаберных и чудаковатых охотников и рыболовов. Рисунки должны были выходить отдельными брошюрами (4 рисунка и 24 страницы текста в каждой). Диккенс принял предложение. После первого выпуска Сеймур трагически погиб, и Диккенс взял инициативу в свои руки. Он сам выбрал художника – им оказался Хэблот Браун, рисовавший под псевдонимом Физ. Их сотрудничество распространится на многие романы Диккенса. Сама же инициатива в развитии сюжета и характеров отныне переходит к Диккенсу. Так в 1837 году появляется первый его роман – «Записки Пиквикского клуба», самая замечательная комическая эпопея XIX века. Этот роман прославил Диккенса и поставил его в первые ряды английских литераторов.
После «Посмертных записок Пиквикского клуба» один за другим появляются его романы «Приключения Оливера Твиста» (1838), «Жизнь и приключения Николаса Никльби» (1839), «Лавка древностей» (1841), «Барнеби Радж» (1841), «Жизнь и приключения Мартина Чезлвита» (1844), «Домби и сын» (1848). В этих романах определяется диккенсовская тематика и проблематика: несчастное детство (Оливер Твист, Нелли из «Лавки древностей», Флоранс из «Домби и сын»), школа и воспитание, история злоключений и формирования характера молодого человека (Николас Никльби, Мартин Чезлвит), буржуазные отношения, ломающие и коверкающие личные, семейные связи (мистер Домби). Эта тематика приводит писателя к подробному реалистическому описанию английского общества. Отражается эта тематика и в любимых Диккенсом образах чудаков – своего рода взрослых детей, сохранивших изначально присущие человеку качества: доброту, справедливость, стремление помочь другому, юмористическое восприятие жизненных невзгод. В отличие от взрослых персонажей, чьи характеры сформировали социальные обстоятельства, чудаки и дети неподвластны законам реального мира. Они создают свой мир – мир добра, красоты, истинной человечности.
Романы Диккенса знакомят читателя и с его реформаторской деятельностью, с тем, что он полагал своим высочайшим долгом. Описание работного дома («Оливер Твист»), бесчеловечных порядков в школе Сквирза («Николас Никльби») – это не только замечательные образцы сатирической прозы Диккенса, но и превосходная, острая публицистика. С 1843 по 1848 год Диккенс пишет пять рождественских повестей. В «голодные сороковые», на пике подъема чартистского движения, писатель обращается к англичанам, и к богатым, и к бедным, с призывом делать добро без расчета, любить и помогать ближнему. С момента опубликования рождественские повести сразу же стали широко известны и любимы в Англии.
В своей нравственной проповеди, желании достучаться до читателя Диккенс прибегает к гротеску, патетике, порой навязчивой дидактике. «По его мнению, – пишет Н. А. Соловьева, – совесть богачей, тех, кто держит в руках власть и от кого зависит благосостояние народа, проснется, если будет смягчено их сердце, и тогда будет достигнуто столь желанное Диккенсу взаимопонимание между классами». Со временем сфера его общественной деятельности расширится. Он будет выступать с речами в промышленных городах – Ливерпуле и Бирмингеме, призывая «честных людей, принадлежащих к различным слоям общества» к взаимопониманию. «Я верю в бедняков и, насколько это было в моих силах, всегда стремился представить их перед богатыми в самом благоприятном свете и, надеюсь, до моего смертного часа буду ратовать за то, чтобы условия, в которых они живут, были несколько улучшены и чтобы они получили возможность стать настолько же счастливее и разумнее», – пишет Диккенс в одном из писем 1844 года. Следует отметить, что реформаторская деятельность Диккенса имела практические результаты: был принят ряд законов, улучшающих систему образования, состояние работных домов привлекло внимание властей, были улучшены жилищные условия рабочих.
В 1842 году Диккенс вместе с женой совершил поездку в США, ожидая, что найдет там образец справедливой демократической республики, но его постигло глубокое разочарование. «Это не та республика, которую я хотел посетить, – сообщал он в одном из писем, – не та республика, которую я видел в мечтах. По мне либеральная монархия – даже с ее тошнотворными придворными бюллетенями – в тысячу раз лучше здешнего правления». Впечатления от поездки Диккенс воплотил в серии очерков «Американские заметки» (1842), в переписке, а также в романе «Мартин Чезлвит». С 1844 года писатель вместе с семьей часто уезжал из Англии, подолгу жил в Италии, Швейцарии, Франции, но все его литературные замыслы всегда оставались связанными с родиной.
В 50-60-е годы усиливается критический пафос Диккенса. Созданы блестящие социально-сатирические романы «Холодный дом» (1853), «Тяжелые времена» (1854), «Крошка Доррит» (1857). В них Диккенс обращается к важнейшим проблемам эпохи. Социальная система в Англии, политический и общественный строй, проблемы судопроизводства и парламентской борьбы, жесточайшая эксплуатация рабочих – все подвергается критике. Писатель создает грандиозные образы-символы Канцлерского суда («Холодный дом»), Министерство Волокиты («Крошка Доррит»), шахтерский город-спрут Коктаун («Тяжелые времена»). В «Дэвиде Копперфильде» (1850) и «Больших ожиданиях» (1861) очень велико автобиографическое, лирическое начало. Но если в первом романе мироощущение писателя в целом оптимистично, то для второго романа характерно пессимистическое звучание, тема несбывшихся «больших ожиданий».
В 50-е годы общественная деятельность Диккенса отличается многообразием и разносторонностью. Он лично добивается открытия воскресных школ для бедняков, создает и возглавляет журнал «Домашнее чтение», привлекая к сотрудничеству многих известных и начинающих литераторов. Страстно влюбленный в театр, он участвует в организации любительских спектаклей и выступает в них в качестве актера. С 1858 года Диккенс начал выступать с чтением своих произведений перед публикой. Он читал, мастерски перевоплощаясь в своих героев, и получал от этого огромное удовольствие. Публика высоко оценила публичные выступления Диккенса, его талант актера и личное обаяние. В качестве чтеца он объехал всю Англию, а в 1867–1868 годах вновь посетил США, где имел такой же успех, как и на родине. Но публичные выступления подтачивали и без того хрупкое здоровье писателя.
Последний роман Диккенса «Тайна Эдвина Друда» (1870) свидетельствует об обращении писателя к детективному жанру. Роману суждено было остаться незаконченным. Диккенс построил сюжет своего романа столь увлекательно и талантливо, что уже более ста лет выдвигают разнообразные версии, как же должен был развиваться роман и был ли действительно убит Эдвин Друд.
Диккенс ушел из жизни в расцвете своей славы и таланта. Врачи запретили ему выступать публично, и 13 марта 1870 года, последний раз появившись на сцене перед лондонской публикой, он попрощался с ней. 9 июня того же года он скончался от удара. Его похоронили в Уголке поэтов Вестминстерского аббатства. 14 июня, день его похорон, стал днем национального траура.
Судьба Теккерея складывалась не так удачно, как Диккенса, хотя они писать и печататься начали одновременно, оба были талантливы и отражали конфликты и проблемы своей эпохи. Популярность Теккерея значительно уступала славе Диккенса, но вместе с тем в Англии в середине века все были согласны с тем, что именно эти два писателя являются крупнейшими светилами на литературном небосклоне. И если творчество Диккенса было сориентировано на самые широкие слои английского общества, то читателей Теккерея следовало искать, прежде всего, в среде интеллигенции. А потому неудивительно, что «его популярность возрастала по мере того, как уходила в прошлое викторианская Англия, зарождалось современное искусство XX века» (Н. А. Соловьева).
Уильям Теккерей родился в 1811 году в Калькутте в семье состоятельного служащего Ост-Индской компании. Отец умер, когда будущему писателю было всего четыре года. Вскоре мать вышла замуж вторично, а шестилетнего Уильяма отправили в Англию к деду в графство Миддлсекс. В двенадцать лет его определили в школу Чертерхауз. Школьные годы протекли безрадостно. Не по душе пришелся Теккерею и Кембриджский университет, в котором он проучился только два года. Ближайшим другом Теккерея стала мать. Она вместе с мужем перебралась в Англию, поближе к любимому сыну. Переписка с матерью, которой Теккерей поверял все свои тайны, делился своими творческими планами, свидетельствует о его разнообразных интересах и незаурядных способностях. В стенах Кембриджа он меньше всего интересовался учебой, но зато активно участвовал в студенческой жизни: писал сатирические стихи в студенческий журнал «Сноб» и помещал туда же карикатуры на профессоров и надзирателей.
Не завершив университетского курса, Теккерей отправляется в Германию, где в Веймаре даже был представлен Гете. Затем, возвратившись в Англию, он занялся издательской деятельностью вместе со своим отчимом Кармайклом-Смитом, снискавшим любовь и доверие Теккерея. В начале 30-х годов Теккерей постоянно бывает в Париже, где учится рисунку и живописи, мечтая стать художником. Его остро интересуют вопросы политики. Находясь в Париже во время Июльской революции и внимательно следя за событиями, разворачивающимися на родине, он пишет матери: «Я не чартист, я только республиканец, я хотел бы видеть всех людей равными, а эту наглую аристократию развеянной по всем ветрам». Называя аристократию «проклятием страны», Теккерей тем не менее не был сторонником политики «физической силы» и называл чартистов «опасными фанатиками».
В Париже Теккерей вел жизнь «свободного художника». Встреча с двумя карточными шулерами лишила его значительной части отцовского наследства, а в 1834 году потерпел крах индийский банк, куда были вложены остальные деньги отца. Теккерей попытался заработать на жизнь как художник-карикатурист. 1836 году выходит его первая книга в виде буклета «Флора и Зефир». Это был сборник комических рисунков с подписями, которые пародируют балетные штампы. В это же время покончил жизнь самоубийством иллюстратор «Записок Пиквикского клуба», и Теккерей предложил Диккенсу свои услуги художника. Но наброски не понравились Диккенсу, и Теккерей был отвергнут. Спустя много лет на одном банкете Теккерей в присутствии Диккенса вспомнил об их первой встрече и сказал, что тот первый заставил его усомниться в призвании рисовальщика и тем самым повернул его в русло литературной работы. И все же Теккерей не расстался со своим увлечением графикой. На протяжении своей жизни он сам иллюстрировал почти все свои произведения.
В 1836 году Теккерей женился на горячо любимой им Изабелле Шоу. Но испытания и несчастия молодого Теккерея продолжались: родив ему двух девочек, на восьмом году семейной жизни Изабелла сошла с ума и была помещена в психиатрическую клинику. Теккерей до конца жизни заботился о ней. Утешением для него стали дочери Энн и Гарриэт, для которых он всегда был любящим и нежным отцом. Старшая дочь Энн Теккерей-Ритчи впоследствии стала писательницей и биографом отца.
Начало литературной деятельности Теккерея связано с журналистикой. Свои статьи, очерки, пародии, заметки на злободневные социально-политические темы он печатает в журнале «Фрэзер», а его сотрудничество с журналом «Панч» начиная с 1842 года делает этот комический еженедельник известным во многих странах изданием. Особым успехом у читателей пользовались пародии Теккерея на салонные романы и так называемые ньюгейтские романы, в которых преступники изображались в ореоле романтики. С 1846 года он начинает публиковать в «Панче» серию сатирических очерков «Книга снобов», давших широкую и выразительную картину жизни современной Англии в ее различных социальных срезах. Именно у Теккерея слово «сноб» приобрело особое значение. Для писателя сноб – это «тот, кто подло преклоняется перед подлым явлением». Снобизмом, по мнению Теккерея, заражено все английское общество: «…все мы, снизу доверху, перед кем-нибудь раболепствуем и пресмыкаемся, а кого-нибудь сами презираем и топчем».
«Книга снобов» стала своего рода эскизом к самому знаменитому роману Теккерея «Ярмарка тщеславия» (1847–1848). Эта книга сыграла в судьбе Теккерея такую же роль, как и «Записки Пиквикского клуба» в судьбе Диккенса. После публикации романа Теккерей выдвинулся в первые ряды английских писателей. Очевидно, понимая все значение своего нового романа, он впервые поставил под ним свое имя. До этого он подписывался забавными псевдонимами: Майкл Анджело Титмарш, Желтоплюш, Толстый корреспондент и т. д. Заглавие романа Теккерей позаимствовал из сатирической аллегории Джона Беньяна «Путь паломника» (1684), где в одной из глав описывается Ярмарка житейской суеты. На ней все продается и все находится в обороте: «дома, почести, привилегии, титулы, даже королевства, различные удовольствия – публичные женщины, развратники, жены, мужья, господа, слуги, жизнь, кровь, тело, душа, золото, серебро…»
Сюжет «Ярмарки тщеславия» строится на сплетении судеб многочисленных персонажей, руководствующихся различными суетными желаниями. Теккерей дал своей книге красноречивый подзаголовок: «Роман без героя», тем самым подчеркнув, что в нем читатель не найдет необыкновенных, выдающихся личностей. Весь роман пронизывает ирония, которая распространяется и на положительных, но далеко не идеальных персонажей. Нежная и кроткая Эмилия Седли, «голубая» героиня в духе Диккенса, тоже не свободна от эгоизма и тщеславия, а капитан Доббин с его бескорыстной любовью к ней живет в плену самообмана. Не случайно автор наградил его «говорящей» фамилией: dobbin переводится с английского как «кляча». «Ирония позволила Теккерею создать психологически многомерных персонажей, не приукрашивая и не идеализируя их, – пишет Е. Ю. Гениева. – Теккерей спешит внушить читателю, что бессердечие, бесчувственность, лицемерие, страсть к наживе – следствие не их личной нравственной испорченности, а неблагоприятных обстоятельств – неправильного воспитания, развращающего влияния среды». Самой яркой и эффектной фигурой в романе оказалась авантюристка Ребекка Шарп, коварная, честолюбивая и изворотливая, настойчиво прокладывающая себе дорогу к счастью. Автор делится с читателем пониманием причин возникновения подобного характера. «Пожалуй, и я была бы хорошей женщиной, – рассуждает Бекки, – имей я пять тысяч фунтов в год». Сам автор надел на себя маску Кукольника, управляющего персонажами романа как марионетками. На обложке первого издания «Ярмарки» он поместил свой собственный автопортрет – в шутовском колпаке на подмостках ярмарочного балагана.
После «Ярмарки тщеславия» к Теккерею, наконец, пришла долгожданная слава. Закончилась погоня за заработком. Отныне он свободен от зависимого положения журналиста-профессионала и может сосредоточить свои силы на крупных жанровых формах. Однако он не оставляет окончательно и привычного для него жанра очерка. В пятидесятые годы Теккерей создает два интересных исторических очерковых цикла, написанных для публичных выступлений. Это «Английские юмористы» (1851), серия литературных портретов писателей и художников XVIII века, и «Четыре Георга» (1855), исторический обзор политической системы Англии за последние полтораста лет.
В 1850 году была закончена публикация романа Теккерея «История Пенденниса», написанная в соревновании с диккенсовским «Дэвидом Копперфильдом». В «Пенденнисе» Теккерей предпринял попытку найти в современном обществе положительного героя. В отличие от Диккенса Теккерей не идеализирует своего «героя», не предлагает его в качестве примера для подражания: «Мой Пенденнис и не ангел и не прохвост. Если вам это не нравится – как угодно. Я не могу изображать ни ангелов, ни прохвостов, потому что их не вижу».
После «Пенденниса» последовали социально-исторический роман «История Генри Эсмонда» (1852), семейная хроника «Ньюкомы» (1853–1855). В них чувствуется полнокровный расцвет дарования автора «Ярмарки тщеславия» и вместе с тем начало какого-то душевного надлома. Социальный скепсис Теккерея в пятидесятые годы усугубляется событиями личного характера. Теккерей увлекся миссис Джейн Брукфилд, женой близкого знакомого писателя, священника Уильяма Брукфилда. Чувство, которое питал писатель к жене своего давнего приятеля, не могло пройти незамеченным окружающими. Последовал скандал, и по настоянию мужа Джейн в 1851 году супруги уехали на Мадейру.
Осенью 1852 года Теккерей уехал в Америку. В эти годы писателя начинают посещать мысли о приближении смерти. Обеспокоенный будущим своих дочерей, он ищет заработки, которые позволили бы им обеспечить безбедную жизнь. С лекциями Теккерей объехал много городов южных и северных штатов, был хорошо принят американцами и имел хорошую прессу. Уезжая на родину весной 1853 года, Теккерей не испытывал к Штатам того чувства гнева и раздражения, которые переполняли Диккенса десять лет назад. Американские впечатления Теккерея найдут свое отражение в одном из последних романов писателя «Виргинцы» (1857–1859).
Возвращение четы Брукфилдов в Лондон делает невозможным пребывание Теккерея в британской столице. Он терзается, ревнует, работа над «Ньюкомами», которые выходят отдельными выпусками, не клеится. Вместе с дочерьми Теккерей уезжает в Рим, и там зимой 1854 года тяжело заболевает. С этого момента его здоровье, и без того слабое, неуклонно ухудшается. Теккерей все же нашел в себе силы закончить роман, а также очерки «Четыре Георга». С их чтением он выступил сначала в Америке, где он побывал в 1855–1856 годах, а затем в Англии.
В 1859 году Теккерей принял предложение стать редактором журнала «Корнхилл мэгэзин». Он сумел привлечь к сотрудничеству лучшие силы тогдашней литературной Англии. Сам Теккерей продолжает писать, но успех «Виргинцев», печатавшихся в «Корнхилле», уже не радует автора. Сказывалась болезнь, душевная усталость, ощущение личной неустроенности.
В последние пять лет жизни Теккерей уже с трудом мог заставить себя писать и выступать с публичными лекциями. И все же нельзя говорить о упадке его таланта. Последний роман «Дени Дюваль», оставшийся незаконченным из-за смерти писателя, был назван Диккенсом «лучшим романом» Теккерея.
Смерть Теккерея наступила внезапно 24 декабря 1863 года.
Датский сказочник Ханс Кристиан Андерсен был сыном бедного сапожника, он увидел свет в маленьком домике под черепичной крышей в городке Оденсе в 1805 году. С детства его мечтательную душу околдовал театр. Четырнадцати лет Андерсен уезжает в Копенгаген, чтобы получить образование и стать актером. На сцену он не попал, его первые драматические произведения были еще слабы, но театральная дирекция сумела разглядеть в юноше искру таланта. Он получает стипендию и право бесплатного обучения в латинской школе. По окончании ее Андерсен пробует писать романы, стихи, но мировое признание принесли ему сказки.
Его дебютом как сказочника следует считать 1835 год, когда он работает над первым сборником «Сказки, рассказанные детям» (1841). Писатель с детства знал и любил народную сказку, на этой доброй почве и расцвел его талант. О чем бы он ни рассказывал в своих первых сказках – троллях, феях, русалках и прочих чудесах, он придавал им удивительную правдоподобность, его герои словно переходят из волшебного мира в реальный и наоборот. Таковы его «Огниво», «Принцесса на горошине», «Свинопас», «Маленький Клаус и Большой Клаус» и др. Но автор заимствовал сюжеты не только из датских народных сказок, а и из итальянских, испанских, арабских источников (сказочник много ездил по миру, был в Германии, Италии, Испании, на Балканах, в Северной Африке и Малой Азии). Многие сюжеты были придуманы им самим: «Дюймовочка», «Стойкий оловянный солдатик», «Оле Лукойе», «Русалочка» и т. д. Одна из самых поэтичных и добрых сказок раннего периода Андерсена – «Русалочка», героиня которой беззаветно любит принца и готова на все, чтобы добиться от него ответного чувства. Еще она хочет обрести человеческую душу, но этот путь очень сложен. Морская волшебница дает ей человеческие ноги, самые легкие, самые очаровательные ноги на свете, и Русалочка научилась ходить, восхищая всех своей грациозной походкой. Но никто не знал, какие адские муки причинял ей каждый шаг, за красоту и очарование Русалочка платила пронзающей, как меч, болью, а за свое стремление к земле – тем, что насыщала ее собственной кровью. Но самое большое испытание выпадает на ее долю, когда сестры-русалки приносят ей нож: только убив принца, она сможет потом вновь вернуться в море, иначе погибнет с первыми лучами солнца. Маленькая Русалочка не может убить любимого. Способность творить добро, жертвовать во имя его победы – в этом главный смысл сказки Андерсена, этому она учит и детей, и взрослых, не случайно писатель поместил перед «Русалочкой» обращение «Ко взрослым». Сказки его вскрывают настоящее в человеке, недаром автор часто употребляет слово «настоящий». Герой его «Огнива» – настоящий солдат, решительный и мужественный; таков и оловянный солдатик, даже принцесса из сказки «Принцесса на горошине» тоже настоящая: ее невероятная чувствительность – обнаружить горошину под множеством перин – свойственна только изнеженным натурам. Поначалу критики упрекали Андерсена в том, что в его сказках нет привычной назидательности, привычного почтения к королям и принцам, а это как раз и составляет неповторимую черту его произведений: его герои, их поступки открывают перед большими и маленькими читателями мир добра, мир подлинных нравственных ценностей.
С наибольшей силой эта тема раскрывается в сказке «Новое платье короля», в которой король не занимается государственными делами, а только переодевается, однако великолепие костюмов не может скрыть его подлинную сущность. Примечательно, что истина здесь «глаголет устами ребенка», существа не испорченного, не умеющего лгать и притворяться. Главная мысль в сказке «Свинопас» – вновь сопоставление истинного и искаженного: высокомерная принцесса отвергает настоящую любовь, настоящую прекрасную розу и настоящего живого соловья, но восхищается убогими подделками, за что и наказана. В сказках Андерсена присутствует социальная проблематика и нередко она очень сильна, как, например, в сказке «Маленький Клаус и Большой Клаус», где разница между героями именно в том, что один беден, а другой богат. Порой не короли и принцы побеждают у него бедняков, а, напротив, простой солдат ловко проводит их («Огниво»), бедная маленькая Дюймовочка отказывается выйти замуж за богатого крота («Дюймовочка»). В сказочные сюжеты Андерсен непринужденно вводит бытовые подробности, порой юмористические: это почетные устрицы на хвосте знатной водоплавающей тетушки Русалочки («Русалочка»), в «Принцессе на горошине» король идет сам отворять ворота, а королева стелет постель принцессе; в «Свинопасе» король сам нанимает свинопаса и ходит по дворцу в стоптанных туфлях. Героиня сказки «Дикие лебеди», тоже принцесса, выполняет работу крестьянки: делает нитки из крапивы и вяжет рубахи. Короли у писателя могут быть и слабыми, и смешными, и чванливыми, и глупыми – он низводит владык до уровня простых людей.
Но вот Андерсен расстается с волшебниками, феями, королевами воображаемых стран, его все больше притягивает окружающий мир, люди из плоти и крови со своими заботами и бедами. Это происходит в 40-е годы – новый и наивысший взлет сказочного творчества. В это время писатель издает «Новые сказки», куда вошли такие шедевры, как «Снежная королева», «Соловей», «Гадкий утенок», «Девочка со спичками» и др. «Нет сказок лучше тех, которые создает сама жизнь», – говорил он. Андерсен умел в тусклой обыденности окружающих нас предметов открыть чудесное, найти поэтический смысл в какой-нибудь штопальной игле или старом крахмальном воротничке («Воротничок»). Но, очеловечивая неодушевленные предметы, автор высмеивал человеческие пороки: хвастливость, корысть, суетность. Его собственные произведения ничуть не уступают по образной силе и глубокому философскому содержанию народным сказкам. «Новые сказки» предназначены как для детей, так и для взрослых, в них есть внешняя событийная канва и «подтекстовый», серьезный план. Сказка «Соловей» развивает на более высоком уровне идеи «Свинопаса» – о ценностях подлинных и мнимых. Прослышал китайский император, что в саду у него поет дивная птица соловей, и велел доставить его во дворец. Пение соловья настолько его очаровало, что и он и его придворные простили птичке ее неказистый внешний вид. Но вскоре император Японии прислал в подарок искусственного соловья, певшего всего одну песню, зато усыпанного драгоценными камнями. Настоящего соловья прогнали, а всеобщей любимицей стала заводная игрушка. Не беда, что в искусственном горле звучала одна и та же песня, – кому нужно настоящее искусство! Оказалось, нужно. Китайский император заболел, явилась смерть и села ему на грудь. Лишенный всех атрибутов власти, – смерть забрала у него корону и саблю, – всеми покинутый, умирающий император тщетно просит механическую птицу спеть: она не умела петь без завода. По счастью, прилетел настоящий соловей и силой своего чудесного голоса прогнал смерть и вернул императора к жизни. Итак, спасительно и животворно лишь настоящее искусство. Тема животворной силы истинного искусства, противостоящего мертвенной бессмысленности подделок, волновала многих писателей, но никому не удалось разрешить ее так блистательно и столь лаконичным образом, как Хансу Кристиану Андерсену. Тема этой сказки поистине всечеловеческая, она остается актуальной и поныне. «Гадкий утенок» знаменит потому, что он убедительно рисует борьбу «через тернии к звездам», которую пришлось вести когда-то и самому писателю. Главная ее тема – противостояние художника и мира обывателей, который представлен эпизодами из жизни уток, кур и других бессловесных созданий. Для уток пределы мира не распространяются дальше птичьего двора и канавки с лопухами. На птичьем дворе нужно бороться за существование, и утятам предстоит этому научиться. Добрый знак, если утенок хорошо гребет лапками – из него может выйти толк. Маленький убогий домик, где живут хозяйский кот и курица, – это другой, но столь же ограниченный мирок. Здесь важно, умеешь ли ты нести яйца, выгибать спину и пускать искры? Если нет, то не суйся со своим мнением. А плавать по воде и нырять – это вздор. Ни один из обитателей домика никогда не додумался бы до такого. Герои-животные у Андерсена столь же разнообразны, как и люди. Предметы, животные, птицы, растения имеют свою «психологию», она узнаваема читателем, ибо эти герои нужны автору прежде всего для того, чтобы с их помощью рассказать о людях.
В 50-е годы выходят в свет «Истории» и «Новые сказки и истории». В произведения этих сборников все более проникают черты реальности, их героями писатель делает великих современников, ученых, художников. Истории заметно упрощаются, в них уже нет принцев-лебедей, троллей, но есть мыши, крысы, замерзающий ребенок.
Именно в сказках Андерсен достиг совершенства, и его гений проявился в них благодаря необычайному сочетанию внешних и внутренних обстоятельств: насколько он помнил, сказки окружали его всегда, еще с бедного детства, однако самый психический склад писателя, его необузданная фантазия делала его сказки более правдоподобными, чем написанные им романы, пьесы, стихи. «Моя жизнь – прекрасная сказка, богатая событиями, благословенная», – такой видел свою судьбу Андерсен на вершине славы. Умер он в Копенгагене в 1875 году. Его сказки переведены на более чем 100 языков мира, это высшее счастье, о каком может мечтать любой писатель.
Тургенев входит в плеяду блистательных русских прозаиков середины XIX века. Он обладал особым даром художника, способного схватывать красоту мгновений быстротекущей жизни. «Наше время, – говорил Тургенев, – требует уловить современность в ее преходящих образах; слишком запаздывать нельзя». И он, как никто другой, ощущал течение времени; особенно Тургенев был чуток к тому, что стоит «накануне», что еще только носится в воздухе. Более того, он все время заглядывал, забегал вперед. «Острое художественное чутье, – пишет исследователь его жизни и творчества Ю. Лебедев, – позволяет ему по неясным, смутным еще штрихам настоящего уловить грядущее и воссоздать его в неожиданной конкретности, в живой полноте». Отсюда особый ритм тургеневских повестей и романов, заданный драматическим сюжетом, стремительной его завязкой, яркой кульминацией и часто трагическим финалом. Отсюда особый лирический тон повествования, удивительная способность извлекать поэзию из любого прозаического явления и факта.
Иван Сергеевич Тургенев родился 28 октября 1818 года в Орле в старинной дворянской семье. Он был вторым сыном Сергея Николаевича Тургенева и Варвары Петровны Тургеневой, урожденной Лутовиновой. В семье Тургеневых особого лада не было. Отец писателя холодно относился к матери, на которой женился не по любви, а с целью поправить свое материальное благополучие. Свои обиды мать вымещала на окружающих, особенно строга до жестокости была с крепостными и часто наказывала поркой за самые ничтожные провинности. Виденного и слышанного в детстве было вполне достаточно для воспитания в сердце Тургенева глубокой ненависти и отвращения к крепостному праву.
Родители заботились о воспитании мальчиков. Уже в детском возрасте Тургенев свободно говорил на трех европейских языках и читал классиков английской, немецкой и французской литературы в подлиннике.
В начале 1827 года семья Тургеневых перебралась в Москву: необходимо было позаботиться о хорошем образовании детей. Успешно завершив образование в частном пансионе Краузе, Тургенев в 1833 году поступает на словесный факультет Московского факультета. Через год он перевелся в Петербургский университет на филологическое отделение, где сблизился с профессором русской словесности П. А. Плетневым – поэтом, литературным критиком, другом Пушкина. Плетнев опубликовал в журнале «Современник» два тургеневских стихотворения без подписи автора.
По окончании Петербургского университета Тургенев отправился в Германию, желая продолжить обучение на философском факультете Берлинского университета. Четырехлетнее пребывание в Германии укрепило молодого Тургенева в мыслях о превосходстве европейской цивилизации над культурой и порядками в России. Он становится убежденным западником, уверенным в благотворности европейского пути развития России.
Вернувшись в 1841 году в Россию, Тургенев решил преподавать философию и даже сдал магистерский экзамен. Но сделать ученую карьеру он не захотел и поступил на службу в Министерство внутренних дел. Такой выбор был не случайным: в стенах именно этого учреждения рассматривался вопрос о возможной отмене крепостного права. Но прослужил в министерстве Тургенев недолго, так как быстро разочаровался в полезности службы. В 1845 году он вышел в отставку и целиком отдался литературному творчеству.
За два года до этого Тургенев познакомился с Белинским, высокого оценившим поэтические произведения начинающего литератора и его блестящую философскую подготовку. Великий критик стал идейным вдохновителем Тургенева, убедив его обратиться к изображению народной жизни.
Летние месяцы Тургенев обычно проводил в деревне, предаваясь своей любимой страсти – охоте. Свои впечатления от охотничьих путешествий по Орловской, Курской, Тульской и Калужской губерниям он отразил в очерке «Хорь и Калиныч», опубликованном в 1847 году в журнале «Современник». Неожиданный успех очерка побудил Тургенева написать в том же русле цикл произведений. Один за другим на протяжении пяти лет в «Современнике» публикуются очерки, вышедшие в 1852 году отдельной книгой под названием «Записки охотника». «Запискам» суждено было стать летописью русской народной жизни дореформенной эпохи. Здесь впервые в центр повествования был поставлен русский крестьянин, как коренная сила русской нации, определяющая ее жизнеспособность и дальнейшее развитие. Очерки Тургенева русское общество встретило с воодушевлением, увидев в них не только живой и целостный образ народной России, но и протест против крепостной системы. Среди почитателей «Записок охотника» был и наследник престола, великий князь Александр Николаевич, будущий освободитель крестьян.
Тем временем в личной жизни Тургенева произошли важные перемены. В 1843 году он познакомился с гастролировавшей в Париже французской певицей Полиной Виардо и полюбил ее на всю жизнь. «…Я ничего не видел на свете лучше Вас… – писал Тургенев Виардо несколько лет спустя, – …встретить Вас на своем пути было величайшим счастьем моей жизни, моя преданность и благодарность не имеют границ и умрут только вместе со мной». В 1845 году он последовал за нею и ее семьей (она была замужем) во Францию и сопровождал ее в турне по Европе. Отныне вся его дальнейшая жизнь разделится между Россией и Францией.
В 1852 году Тургенев узнал о смерти Гоголя и отозвался на нее некрологом, опубликованным в «Московских ведомостях», где отметил великое общественное значение его творчества. Хотя статья Тургенева не содержала никаких предосудительных мыслей, он был арестован за нарушение цензурных правил (цензурный комитет запретил печатать статьи о кончине Гоголя). Месяц писатель провел на съезжей в Петербурге, а потом был сослан в родовое имение Спасское-Лутовиново под надзор полиции. Во время спасской ссылки, которая длилась полтора года, он написал цикл повестей «Два приятеля», «Затишье», «Переписка», где он начал исследовать психологию русского интеллигента, культурного дворянина – возвышенного идеалиста, терпящего крах при столкновении с трудностями реальной жизни. Критика назвала этого героя «лишним человеком», воспользовавшись названием одной из повестей Тургенева.
Тема «лишнего человека» стала центральной в первом романе Тургенева «Рудин» (1855), написанном в разгар неудачной для России Крымской войны, в обстановке грядущих общественных перемен. В Рудине отразилась трагическая судьба тургеневского поколения, воспитанного философским немецким идеализмом (это позволило Герцену увидеть в Рудине автобиографические черты). Рудин образован, даровит и даже талантлив, но совершенно не способен идти дальше благородного кипения и горения. Он не способен к упорному, каждодневному труду, систематической работе, и тем не менее этот романтик-энтузиаст замахивается на заведомо неисполнимые дела, например перестроить в одиночку всю гимназическую систему образования. Тургенев испытывает Рудина любовью, и он этого испытания не выдерживает: когда юная Наталья Ласунская влюбляется в него, он пасует, фактически отказываясь от любимой девушки. Наталья – первая у писателя в его ряду «тургеневских девушек». Это чистые, цельные и сильные натуры, способные на глубокое, самозабвенное чувство. После «Рудина» мотив «испытание любовью» станет сквозным почти для всех его романов.
Вслед за «Рудиным» через три года в печати появляется роман «Дворянское гнездо», повествующее о судьбах не только отдельных людей, но и целого дворянского сословия, уходящего с авансцены политической и духовной жизни русского общества. Если «Дворянское гнездо» было встречено доброжелательно и критиками, и читателями – светлая поэзия и благородный нравственный пафос привлекали всех, то роман «Накануне» (1860) получил весьма неоднозначную оценку со стороны современной критики. В нем Тургенев попытался ответить на мучившие его вопросы: кто они, «новые люди»? из каких общественных слоев они появятся? по какому пути пойдет Россия в своем обновлении? Стоящий на революционных позициях Н. А. Добролюбов, сотрудник журнала «Современник», отозвался на роман Тургенева статьей «Когда же придет настоящий день?» В ней он выступил против идей Тургенева, сторонника либеральных реформ. Молодой критик поучительным тоном объяснял знаменитому писателю, где и в чем тот не прав. Познакомившись со статьей еще до публикации, Тургенев умоляет Н. А. Некрасова, редактора «Современника», не публиковать ее. Когда же статья все же была опубликована, Тургенев разрывает все отношения с журналом, в котором публиковался пятнадцать лет и принимал участие в его организации.
Следующий роман Тургенева «Отцы и дети» (1862) также вызвал множество противоречивых и противоположных оценок. В нем Тургенев попытался осмыслить и объективно изобразить характер и направление деятельности «новых людей», «религией» которых стал вульгарный материализм. «В основании главной фигуры, Базарова, легла одна поразившая меня личность молодого провинциального врача (он умер незадолго до 1860 года). В этом замечательном человеке воплотилось – на мои глаза – то едва народившееся, еще бродившее начало, которое потом получило название нигилизма. Впечатление, произведенное на меня этой личностью, было очень сильно и в то же время не совсем ясно…» – позже писал Тургенев в своей статье по поводу «Отцов и детей».
Мрачными настроениями проникнут роман «Дым» (1867). «Это роман глубоких сомнений и слабо теплящихся надежд, – пишет Ю. Лебедев. – В нем изображается особое состояние мира, периодически случающееся в истории человечества: люди потеряли освещающую их жизнь цель, смысл жизни заволокло туманом. Герои живут и действуют как впотьмах: спорят, ссорятся, суетятся, бросаются в крайности».
В середине 1870-х годов Тургенев создал свой последний роман – «Новь», где сочувственно изобразил революционеров-народников, пытающихся донести свои идеи до крестьян. И все же он противопоставил им героя-«постепеновца» Соломина, который не «бунтует» народ, а занимается практическим делом: организует фабрику на артельных началах, строит школу и библиотеку.
С середины шестидесятых годов Тургенев почти постоянно жил за границей. Весной 1863 года Полина Виардо оставила сцену и вместе с семьей переселилась в Баден-Баден. Сюда же приехал и Тургенев. Он приобрел здесь участок, примыкающий к вилле Виардо, и построил дом. После франко-прусской войны 1870 года Виардо вынуждены были покинуть Баден-Баден. Они возвращаются во Францию и поселяются в местечке Буживаль. Туда же переселяется и Тургенев. Чужую семью он считает своей, детей Виардо любит больше собственной дочери, которая не поладила с певицей. Он выдает замуж всех дочерей Виардо, наделяя их приданым, намного превышающим то, которое он выделил собственной дочери. Любовь Тургенева к Полине Виардо как никогда сильна. «Ах, мои чувства к Вам слишком велики и могучи, – писал он ей в одном из писем. – Я не могу больше жить вдали от Вас, – я должен чувствовать Вашу близость, наслаждаться ею, – день, когда мне не светили ваши глаза, – день потерянный». Между тем писатель остро ощущал свое одиночество и неприкаянность. В беседе с писателем П. Д. Боборыкиным он посетовал: «Жизнь моя сложилась так, что я не сумел свить собственного гнезда. Пришлось довольствоваться чужим».
В 1870-е годы талант Тургенева достигает европейского признания. На Западе он самый известный из всех русских писателей, его произведения переводятся на французский, немецкий, английский языки. Сам Тургенев целенаправленно и упорно внушает европейцам уважение к русской литературе, знакомя их литераторов и общественных деятелей с ее шедеврами. В 1879 году Оксфордский университет присвоил ему звание почетного доктора права за содействие «Записками охотника» делу освобождения крестьян от крепостной зависимости. Среди его близких друзей – знаменитые писатели Гюстав Флобер, Эмиль Золя, Ги де Мопассан, Альфонс Доде.
Триумфальны приезды Тургенева в Россию в 1779 и 1880 годах, сопровождающиеся бурным чествованием его таланта. Писатель чувствует благотворные перемены к нему со стороны русской молодежи, долгое время таившей на него обиду за Базарова.
Среди последних произведений Тургенева «Стихотворения в прозе», создававшиеся в течение четырех лет (с 1878 по 1882 год) и вобравшие в себя все главные мотивы и темы его творчества. Этот цикл явился своеобразным прощанием писателя с жизнью, родиной и искусством. Не случайно сам Тургенев назвал свой сборник «Senilia» («Старческое»). Новое название циклу предложил М. М. Стасюлевич, редактор «Вестника Европы», где впервые в 1882 году были напечатаны отобранные Тургеневым пятьдесят стихотворений в прозе.
Между тем, в январе 1882 года стали проявляться первые признаки тяжелой болезни, оказавшейся для Тургенева смертельной. Врачи обнаружили у него рак позвоночника. За несколько дней до кончины он завещал похоронить себя на Волковом кладбище в Петербурге, возле могилы Белинского. 22 августа 1883 года Тургенева не стало. Траурный поезд привез гроб с телом Тургенева в Петербург. На каждой остановке его встречали толпы людей, желающих проводить в последний путь великого писателя.
По складу своего характера Гончаров был непохож на людей, которые сформировались под влиянием динамичных и бурных шестидесятых годов XIX века. Он стоял в стороне от политических партий и течений, от нарастающей общественной борьбы и не слишком доверял резким и стремительным переменам. Будучи человеком медлительным и флегматичным, Гончаров и литературную известность обрел только в тридцать пять лет, когда его первый роман «Обыкновенная история» увидел свет.
Спокойствие и уравновешенность отличает Гончарова-художника от современных ему писателей, захваченных общественными страстями, полных духовными порывами. Его, как писателя, интересуют в жизни устойчивые формы, не зависящие от общественных интересов и политических пристрастий. По глубокому убеждению Гончарова, «творчество может являться только тогда, когда жизнь установится», а едва народившиеся явления туманны и неустойчивы и потому не могут быть доступны творчеству. Работа над каждым романом занимала у писателя не менее десяти лет: «Обыкновенную историю» он опубликовал в 1847 году, роман «Обломов» – в 1859-м, «Обрыв» – в 1869 году. Все три своих романа Гончаров рассматривал как трилогию, в центре которой – исследование «коренного народного нашего типа», воплотившегося в Александре Адуеве, Обломове, Райском. Тот факт, что «Обломов», центральный роман трилогии, вызывал и вызывает резко противоположные оценки и интерпретации, свидетельствует о том, что Гончаров сумел воплотить в нем существенные стороны русской жизни во всей ее полноте и противоречивости.
Критики неоднократно отмечали преобладание у Гончарова художественного изображения над прямой авторской мыслью и приговором. Он никогда не поучает и не направляет читателя, не навязывает никаких готовых выводов. «Он изображает жизнь такою, какой ее видит как художник, и не пускается в отвлеченную философию и нравоучения» (Ю. В. Лебедев).
Иван Александрович Гончаров родился 6 июня 1812 года в городе Симбирске в семье крупного купца-хлеботорговца. В семье было четверо детей – два сына и две дочери. Когда Ивану исполнилось семь лет, отец умер. Забота о хозяйстве легла на плечи матери, Авдотьи Матвеевны, а воспитанием детей занялся их крестный отец, отставной моряк Николай Николаевич Трегубов. Он был родом из старинного дворянского семейства, и благодаря ему купеческая семья Гончаровых вошла в круг симбирского дворянства, что оказало немаловажное влияние на характер воспитания будущего писателя. Первоначальное образование Гончаров получил дома, под началом Трегубова, а затем был определен в частный пансион к священнику Троицкому. Здесь мальчик выучил французский и немецкий языки, пристрастился к чтению.
В десятилетнем возрасте Иван вместе со старшим братом Николаем был определен в Московское коммерческое училище. Мать надеялась, что сыновья пойдут по стопам отца. Но коммерсантами братья Гончаровы не стали: не доучившись в училище два года, Иван поступил на словесный факультет Московского университета. Николай стал учителем словесности.
Молодые люди, учившиеся тогда, в 30-е годы, в Московском университете, в большинстве своем были охвачены благородным стремлением к знаниям, которые потом можно было бы применить на поприще общественного служения Отечеству. «Мы, юноши, – вспоминал Гончаров, – смотрели на университет, как на святилище, и вступали в его стены со страхом и трепетом… Свободный выбор наук, требующий сознательного взгляда на свое влечение к той или иной отрасли знания, и зарождавшееся из этого определение своего будущего призвания – все это захватывало не только ум, но и всю молодую душу». Подобные мысли объясняют ту романтическую приподнятость стремлений, с которой Гончаров после окончания университета определился на статскую службу. Он уехал в Симбирск, где поступил на должность секретаря губернатора, исполненный решимости начать борьбу со взяточничеством и злоупотреблениями местных чиновников. Но служба у губернатора не оправдала его надежд. Почувствовав, что он начинает привыкать к бесцельной сонной жизни провинциального города, Гончаров через год уезжает в Петербург.
В 1835 году Гончаров поступил на службу в департамент внешней торговли Министерства финансов (он в совершенстве знал английский, немецкий и французский языки). Так он начал служебную карьеру чиновника, продолжавшуюся около тридцати лет. Поначалу, впрочем, служба его не сильно обременяла, и он, по его признанию, «для себя, без всяких целей, писал, сочинял, переводил, изучал поэтов и критиков».
Вскоре после своего приезда в Петербург Гончаров познакомился с семейством Майковых. В их доме был литературный салон, выпускались рукописные журналы. В них Гончаров поместил несколько стихов и две повести. Он не рассматривал эти произведения серьезно, считая их достойными лишь для семейного «издания». В течение пятнадцати лет Гончаров писал только для себя и для тесного круга друзей. Его литературный талант быстро обратил на себя внимание, но в ответ на недоуменные вопросы друзей, почему он не печатается, Гончаров заявлял, что от природы ленив. Так он получил прозвище «принц де Лень» или просто «де Лень», которое он безоговорочно принял и даже иногда подписывал этим именем свои письма.
Известность пришла к Гончарову с публикацией романа «Обыкновенная история». Прежде чем представить произведение на суд широкого читателя, писатель прочитал его у Майковых, а затем познакомил с романом Белинского. Великий критик высоко оценил роман и предсказал ему успех, а его автору – большое будущее. Белинский не ошибся: «Обыкновенная история» произвела в Петербурге фурор.
Центральный конфликт «Обыкновенной истории» – столкновение «романтика жизни» с «человеком дела». Первый – Александр Адуев – «восторжен до сумасбродства», второй – его дядюшка Петр Адуев – «ледян до ожесточения». Столкновение этих двух героев придавало роману исключительно современное звучание. Гончаров обозначил в романе эпохальный исторический перелом, охвативший Россию: на смену романтическому идеализму «александрийской» эпохи, поэзии старого барского быта шел прозаический «железный» век с его практичностью, сосредоточенностью на материальном интересе. На чьей же стороне сам Гончаров, позиции какого героя он разделяет? А истина, как обычно бывает в жизни, где-то посередине: наивна оторванная от жизни мечтательность, но страшен и деловой, расчетливый прагматизм. Недаром всегда уверенный в собственной правоте Адуев-старший осознает ущербность своей жизни в тот момент, когда Адуев-младший, отбросив все романтические иллюзии, встает на деловую дядюшкину стезю.
Осенью 1852 года у Гончарова появилась возможность отправиться в кругосветное путешествие в качестве секретаря при адмирале Е. В. Путятине. 7 октября писатель на фрегате «Паллада» покидает Кронштадт, увозя с собой наброски будущих романов «Обломов» и «Обрыв». Гончаров отправился в путешествие не с развлекательной, а с конкретной практической целью: это «вглядывание, вдумывание в чужую жизнь» с целью провести «параллель между чужим и своим». Путешествие продолжалось два с половиной года. О своих впечатлениях Гончаров рассказал в очерках, которые назвал «Фрегат „Паллада“». Одновременно с очерками пишется второй великий роман – «Обломов». Его уже давно ждут читатели, ведь еще в 1847 году была опубликована «увертюра всего романа» – «Сон Обломова». Но роман пишется как всегда долго. Писатель не может ускорить свой творческий процесс: «То, что не пережито, не выношено мной, то не доступно моему перу».
Вышедший в 1859 году, «Обломов» имел колоссальный успех. Л. Н. Толстой писал тогда: «Обломов имеет успех не случайный, не с треском, а здоровый, капитальный и невременный в настоящей публике». Тургенев как-то сказал Гончарову: «Пока останется хоть один русский – до тех пор будут помнить „Обломова“». В современной Гончарову критике центральное место принадлежало статье Н. А. Добролюбова «Что такое обломовщина?», где роман был оценен как «произведение русской жизни, знамение времени». С точки зрения революционно-демократического критика Добролюбова, Обломов символизирует лень, бездействие и застой всей крепостнической системы. По мнению же А. В. Дружинина, критика другой общественно-эстетической ориентации, заслуга Гончарова в том, что он «крепко сцепил все корни обломовщины с почвой народной жизни и поэзии – проявил нам ее мирные и незлобные стороны, не скрыв ни одного из ее недостатков».
Пока вызревали творческие замыслы Гончарова, в его служебной карьере произошли значительные перемены. Ему предложили место цензора «с тремя тысячами рублей жалования и с 10 000 хлопот» – так охарактеризовал эту должность сам писатель. В течение четырех лет (1856–1859) он работал на этом неблагодарном поприще. И, несмотря на то что ему удалось спасти от цензуры ряд произведений Лермонтова, Тургенева, Достоевского, Писемского, Островского, в литературных кругах цензурная служба Гончарова вызывала недоумение и раздражение.
Отставка, в которую вышел Гончаров в феврале 1860 года, продолжалась недолго. В июле 1862 года он был назначен редактором официальной газеты Министерства внутренних дел «Северная пчела». Через год он уже член Совета по делам книгопечатания, а в 1865 году его назначают членом Главного управления по делам печати. Так Гончаров стал одним из руководителей русской цензуры. Но Гончарова эта должность не слишком привлекала, а потому, как только он выслужил в 1867 году пенсию, тут же ушел в отставку.
Теперь Гончаров мог полностью отдаться литературной работе. В 1869 году он публикует свой третий, последний роман «Обрыв», задуманный еще в 1847 году. По признанию писателя, он вложил в него все свои «идеи, понятия и чувства добра, чести, честности, нравственности, веры, – всего, что… должно составлять нравственную природу человека».
«Обрыв» был задуман как роман о художнике (его первоначальное название и было «Художник»). Гончаров собирался в образе талантливого дилетанта Райского показать «род артистической обломовщины», «русскую даровитую натуру, пропадающую даром, без толку». По мере написания замысел романа разрастался, что отразилось в изменении его названия. Писателя всегда волновали поиски путей органического развития России, снимающего крайности патриархальности и буржуазного прогресса. В «Обрыве» он продолжает исследование этой проблемы, но по мере развития в России революционного движения и широкого распространения нигилистических идей Гончаров становится решительным противником крутых общественных перемен. «Символично название романа, которое заключает в себе идейную суть произведения, – пишет А. Б. Криницын. – Обрыв – это и место жуткого убийства, и трагическое непонимание двух поколений, обрыв традиций и падение в бездну неверия».
В отличие от первых двух романов «Обрыв» вызвал множество негативных критических отзывов. Особенно это касалось образа нигилиста Марка Волохова, в котором революционно-демократическая критика увидела попытку писателя дать в ложном свете представителя нового поколения, носителя новых идей. Досталось Гончарову и от умеренных либералов. Последние в трактовке образа того же «грязного» Марка Волохова усмотрели некий «поэтический ореол», авторские симпатии. Но у простого читателя «Обрыв» имел большой успех.
Начиная с «Обыкновенной истории», критики всегда отмечали то необыкновенное мастерство, с каким Гончаров рисовал женские характеры. Но в жизни писатель так и не сумел найти ту единственную, которая составила бы ему счастье семейной жизни. Биографические данные о Гончарове скудны: после его смерти согласно его распоряжению был уничтожен почти весь архив писателя. Между тем известна его страстная любовь к Елизавете Толстой. Она была значительно моложе сорокапятилетнего писателя и не ответила на его чувства. Елизавета Толстая оказала влияние на создание образа Софьи Беловодовой («Обрыв»), красивой самовлюбленной женщины, холодной аристократки.
И все же в последние годы жизни Гончаров обрел семью. В 1878 году умер его верный и преданный слуга Карл Трейгут, оставив после себя вдову и трех малолетних детей. Гончаров взял на себя попечение об этой семье и очень привязался к детям. Он завещал им все свое состояние и даже право собственности на свои последние произведения.
Творческие силы Гончарова не иссякали до последнего момента. Начиная с семидесятых годов он обращается к малым формам – статьям, очеркам, мемуарам. Он автор блестящей критической статьи о комедии Грибоедова «Горе от ума» «Мильон терзаний» (1872), в 1888 году Гончаров публикует серию очерков «Слуги старого века». Будучи уже не в состоянии писать, он диктует свои последние произведения Е. К. Трейгут. Писатель полон новых идей, образов, чувств, но здоровье его слабеет. В начале сентября 1891 года Гончаров простудился, болезнь развивалась быстро, и в ночь на 15 сентября он умер от воспаления легких. Перед смертью Гончаров просил своих друзей похоронить его в Александро-Невской лавре, где-нибудь у обрыва. Его друзья выполнили эту просьбу.
Дальние предки великого русского писателя Ф. М. Достоевского по отцовской линии принадлежали к старинному дворянскому роду. Но к XVIII веку они утратили дворянские привилегии. Дед и дядя писателя были скромными православными священниками. Отец, Михаил Андреевич, вышел уже из разночинной среды, но благодаря способностям и упорству получил медицинское образование и в 1821 году занял место лекаря Московской Мариинской больницы для бедных. В 1827 году он получил чин коллежского асессора и с ним – потомственное дворянство. В 1819 году М. А. Достоевский женился на Марии Федоровне Нечаевой, происходившей из купеческой семьи. Мать будущего писателя была женщиной живого характера, музыкально одаренной, понимавшей поэзию и вместе с тем глубоко религиозной. Она же была первой учительницей для своих детей.
Федор Михайлович Достоевский родился в Москве в 1821 году. Во флигеле Мариинской больницы, где жила тогда их семья, прошло его детство. Социальное окружение семьи много значило в становлении мироощущения Достоевского. С одной стороны, ему с детства была знакома московская беднота, посещавшая Мариинскую больницу. С другой – рядом были родственники матери, среди которых и профессор Московского университета В. М. Котельницкий, и богатейшее купеческое семейство Куманиных. Мир вокруг него изобиловал контрастами.
В круге чтения Достоевского в ранние годы особое место занимала Библия. Это была крепкая основа религиозного воспитания и вместе с тем источник сильных нравственных переживаний. Трагическое величие человека, вступающего в диалог с Богом, еще в детстве поразило его и заставляло снова обращаться к библейским сюжетам. С детских лет в сознание Достоевского прочно вошел Пушкин – как самое полное и гармоничное выражение русского духа. От восхищения его поэзией писатель постепенно приходит к пониманию высшей красоты и правды, заключенных в пушкинском творчестве, к пониманию данной поэтом правильной меры всему, что есть в жизни и в литературе. В дальнейшем, в знаменитой «Речи о Пушкине», написанной по случаю открытия в Москве на Тверском бульваре памятника великому русскому поэту, Достоевский назовет Пушкина «Всемирным поэтом».
В 1838 году братья Михаил и Федор Достоевские, по желанию отца, поступили в Главное инженерное училище. После Москвы Петербург представляется Достоевскому особенно угрюмым и холодным, казенная обстановка училища – чуждой и угнетающей. С этого времени Достоевский все более сосредоточивается на внутренней душевной жизни, его умственное и художественное развитие в первые петербургские годы отличается исключительной интенсивностью. От субъективной рефлексии он переходит к размышлениям о человеке вообще и в письме к брату в 1839 году так формулирует предмет своих исканий: «Человек есть тайна. Ее надо разгадать, и ежели будешь ее разгадывать всю жизнь, то не говори, что потерял время; я занимаюсь этой тайной, ибо хочу быть человеком».
В августе 1841 года Федор Михайлович Достоевский был произведен в офицеры и получил право жить вне училища, на частной квартире. Впервые он почувствовал себя «вольным, одиноким, независимым» среди громадного и неизвестного города. Так в сознание и творчество Достоевского стал входить Петербург. В 1840-е годы с разгадывания «петербургских тайн» начинается у Достоевского проникновение в сферу современных общественных отношений, в «тайну» человека. В 1843 году, по окончании училища, он был зачислен на службу при петербургской инженерной команде, но вскоре, осенью 1844 года, вышел в отставку.
В 1845 году вышел первый роман молодого писателя – «Бедные люди». В этом произведении была предпринята попытка исследовать психологию «маленького человека» в связи с окружающим его миром. «Бедные люди» – роман с ощутимым гуманистическим пафосом. Каждый человек, утверждает автор, даже «маленький» – это личность. Макар Девушкин – человек бедный, почти нищий, но он способен бескорыстно любить. Он на последние гроши посылает Вареньке то прянички, то конфетки, желая только одного – порадовать ее, скрасить невеселую одинокую жизнь. Роман носит на себе отпечаток сентиментальной и романтической литературы, но вместе с тем это и первая ласточка зарождающегося натурализма. Не случайно «неистовый Виссарион» так отозвался о нем: «Слава тому писателю, чья муза обращена к обитателям чердаков и подвалов и говорит нам: „Это ваши братья, люди“». А Н. А. Некрасов сказал: «Вот, новый Гоголь явился в русской литературе!»
Уже в «Бедных людях» проявляется тема, ставшая в дальнейшем характерной для творчества Достоевского, тема двойничества, раздвоенного мироощущения, двойного существования человека. В Макаре Девушкине соединяются осознаваемое чувство собственного достоинства и униженное положение в обществе. Тема раздвоенности сознания, раздвоенности души акцентирована и в повести 1846 года «Двойник», где личность главного героя, титулярного советника Якова Петровича Голядкина, оказалась разорванной на «Я» (Голядкин-старший) и «Не-Я» (Голядкин-младший).
Социально-философские искания писателя к концу 1840-х годов тесно связываются с деятельностью кружка Петрашевского. Он многое впитал из самой атмосферы кружка, проникся некоторыми идеями социалистов-утопистов. Так в его творчестве возник образ социальной гармонии – любовно-братского единения людей на лоне природы, образ «золотого века человечества». Этот образ предстает в романе «Подросток» во сне Версилова, а также в видении героя из рассказа «Сон смешного человека». Такие эпизоды – узлы важнейших идейных и эмоциональных мотивов у Достоевского, это «точки, о которых грезит сердце». На одном из собраний петрашевцев Достоевский читал знаменитое письмо Белинского к Гоголю. Это стало одним из последних эпизодов кружка, за которым давно следило III отделение. В конце апреля 1849 года петрашевцы были арестованы и заключены в Петропавловскую крепость. 22 декабря Достоевский вместе с товарищами пережил на Семеновском плацу страшные минуты ожидания казни. Их он помнил всю жизнь и воссоздал в рассказе князя Мышкина с необычайной выразительностью. Тогда, в последние мгновения перед смертью, автор «Идиота» испытывал восторженное и болезненное ощущение неимоверной яркости и духовной полноты каждого мига оставшейся жизни. Когда напряжение на плацу достигло предела, появился курьер с приказом о помиловании. Достоевский был приговорен к четырем годам каторги с последующей службой рядовым. Он пережил громадный внутренний перелом в дни перед отправкой в Сибирь. Но не упал духом: он верил, что вернется к жизни, к творчеству.
На пути в острог, в Тобольске, Достоевскому и его товарищам удалось увидеться с женами декабристов П. Е. Анненковой, Ж. А. Муравьевой, Н. Д. Фонвизиной. Встреча с этими русскими женщинами, «всем пожертвовавшими для высочайшего нравственного долга», оставила глубокий след в душе писателя, а подаренное ими Евангелие он хранил всю жизнь и читал даже за несколько часов до смерти. После освобождения из острога Достоевский служил рядовым в Семипалатинске, в конце 1855 года получил чин унтер-офицера, а через год – прапорщика. Достоевский использовал все возможные пути для возвращения гражданских прав и прежде всего – права печататься. В конце концов, ему удается добиться коренного изменения в судьбе: в 1857 году ему возвращают дворянство.
Будучи в Семипалатинске, Достоевский познакомился с губернским секретарем А. И. Исаевым и его женой Марией Дмитриевной. Любовь Марии Дмитриевны, натуры страстной и экзальтированной, принесла писателю не только радости, но и душевные муки. Их отношения складывались драматично, но после смерти Исаева в 1857 году состоялась их свадьба, однако брак оказался несчастливым. В 1859-м Достоевский получил разрешение выйти в отставку и вернуться в Россию. Он жадно читал все вышедшие за годы его сибирского заточения книги, перечитывал европейских историков, древних авторов, произведения святоотеческой литературы. Он возобновил отношения с редакциями журналов, с радостью ощутив в себе прилив творческих сил и богатство замыслов.
В 1860 году вместе со своим братом Михаилом, который был известным журналистом и переводчиком (в частности, перевел «Дон Карлоса» Фр. Шиллера), Достоевский издавал в Петербурге журнал «Время». Здесь он напечатал свои первые произведения после ссылки «Дядюшкин сон» и «Село Степанчиково», роман «Униженные и оскорбленные», а также «Записки из мертвого дома», воспроизводящие потрясающие по глубине картины жизни русской каторги. В этом журнале писатель развертывает программу «почвенничества» – нового направления в русской литературе и общественной мысли. Девизом нового направления было восстановление связи духовной и общественной жизни с исконными народными началами, с национальной «почвой». Эта связь, считал Достоевский, была нарушена реформой Петра, оторвавшей от народа образованное сословие и обрекшей его на умственные шатания, духовную неприкаянность, на поклонение ложным ценностям. Пока в человеке нет любви к ближнему своему, человеческие отношения не будут нормальны и никакая социальная гармония не осуществится, – считал писатель. «Были бы братья, будет и братство. Если же нет братьев, то никаким „учреждением“ не получите братство», – говорил он в «Дневнике писателя». В 1863 году журнал «Время» был запрещен. Достоевский пробовал издавать другой журнал – «Эпоха», но безуспешно.
В 1862 году он предпринял путешествие по Европе. В Лондоне встретился с А. И. Герценом, познакомился с анархистом М. А. Бакуниным, побывал также в Париже, Германии, Италии. Писатель был не просто разочарован тем, что увидел, а шокирован. Запад, по его признанию, это «царство Ваала». Берлин произвел на писателя «самое кислое впечатление». Но особенно поразил Лондон, это скопище страдальцев, брошенных на произвол судьбы своими же братьями – людьми, с его вопиющей нищетой рядом с богатыми кварталами, шокирующими контрастами красоты и уродства, почти легализованной проституцией, в том числе детской. Достоевский всю свою жизнь положил на то, чтобы показать людям, в какую пропасть ведет западный путь развития, какими чудовищными человеческими трагедиями чреват так называемый технический прогресс. После этой поездки Достоевский написал ряд публицистических очерков под общим названием «Зимние заметки о летних впечатлениях» (1863), которые проникнут резкой критикой европейской цивилизации.
1864 год стал для Достоевского одним их самых тяжелых: сначала умерла его жена, вскоре – брат. Вместе с тем творчество писателя в эту пору поднимается на новую философскую высоту. Он раскрывает трагедию современного человека, показывает потрясающие по драматизму душевные состояния, которые порождены противоречиями эпохи и самой человеческой натуры. Одним из лучших его романов стал «Преступление и наказание» (1866). Замысел этого произведения родился у писателя еще в омском остроге, но непосредственным поводом к его осуществлению стали студенческие волнения в Петербурге и, как следствие, громкие уголовные процессы, на которых камнем преткновения была социалистическая идея «разрешения крови по совести». Убийство старухи-процентщицы студентом Раскольниковым – это эксперимент, который он ставит на себе, пытаясь выяснить, «тварь ли он дрожащая» или «существо высшего порядка». Но, убив ее, Раскольников убивает себя. Разрешением «крови по совести» Раскольников сделал шаг к «последней свободе», к самой страшной нравственной катастрофе, которая может ожидать человека, но выход из бесконечных страданий, пишет Достоевский, есть – это любовь к ближнему. Именно любовь Сони Мармеладовой спасает Раскольникова и возвращает к жизни.
Мир «Преступления и наказания» – это мир города, мир Петербурга. Петербургские реалии глубоко входят во внутренний мир героев, создают эмоциональное и интеллектуальное напряжение. Достоевский считал императора Петра разрушителем национальных основ, и Петербург как его создание – город мрачный, грязный, удушающий, одним словом – мертвый. Петербург знаменует собой ту фазу развития общества, когда оно пришло к «идеалу содомскому». Тема Петербурга как живого образа, одного из полноправных героев произведений, возникает у Достоевского часто: и в повести «Хозяйка», и в «Белых ночах», и в «Униженных и оскорбленных».
При написании романа «Преступление и наказание» Достоевский заключил с издателем договор на очень жестких условиях: при малейшей задержке автор теряет права на свою рукопись. Понимая, что закончить роман за месяц он не сможет, Достоевский начинает писать другой – «Игрок». И свой день строит следующим образом: до обеда работает над «Преступлением и наказанием», после – над «Игроком». Роман «Игрок» был закончен точно в срок, но издателя не оказалось дома, тогда Достоевского буквально спасла стенографистка Анна Григорьевна Сниткина, которая зарегистрировала рукопись в полицейском участке. С тех пор Анна Григорьевна стала верным другом писателя и его «правой рукой» во всех издательских делах. В феврале 1867 года они поженились и уехали на четыре года за границу, где пробыли более четырех лет. Там писатель продолжал свою литературную деятельность, там возник замысел романа «Идиот».
В этом романе Достоевский изобразил героя – идеал человеческой личности, «цельный образ лучшего человека», правдивого, религиозного, готового к самопожертвованию, служащего правде, а не деньгам. Таков князь Лев Николаевич Мышкин. Но фиаско, которое терпит кроткий князь, заставляет задуматься над тем, насколько востребованы в обществе такие, как он, носители идеи братства и соборности.
Заграничный период 1867–1871 годов оказался для Достоевского насыщенным и плодотворным. Неотразимо действовали на него живописные полотна Рафаэля, Тициана, Карраччи, Гольбейна. Наблюдая общественную и политическую жизнь Европы и следя по газетам за событиями в России, Достоевский с особенной остротой ощущает кризисное состояние современного общества. Начиная работу над «Бесами», он намеревался создать политический памфлет, обращенный против западников и нигилистов. Но в итоге он создал роман-предупреждение, глубочайший по силе поставленных философских и нравственных проблем.
В июле 1871 года Достоевский вернулся из-за границы и получил от Некрасова предложение напечатать в «Отечественных записках» большой роман. Достоевского тогда особенно волновала тема «отцов и детей», поэтому он написал роман «Подросток». Достоевский рисует картину распада современной семьи, утраты святынь, разрушения моральных основ. Роман «Подросток» был напечатан в журнале «Гражданин», который Достоевский редактировал с 1873 года.
Последняя и высочайшая вершина творчества Достоевского – роман «Братья Карамазовы», над которым писатель работал в 1878–1880 годы. Этот роман был задуман как произведение о будущем России. Все герои романа ищут истину, но истина очевидна, хотя до нее еще надо дорасти: эта истина христианской любви и бесконечного совершенствования, заповеданного людям Христом. Любимому герою писателя Алеше Карамазову предстоит доказать, что идеал высшей гармонии не противостоит природе человека, этот идеал достижим.
С именем Ф. М. Достоевского в русской литературе связано начало новой эпохи, эпохи поиска новейших путей постижения человека. Время, в которое жил писатель, середина XIX века, это годы тотального кризиса, охватившего все стороны русской жизни от политической сферы до положения в обществе отдельного человека. Писатель обладал особой чуткостью к трагическим сторонам жизни человека. В своем творчестве он утверждал ценность каждой человеческой личности. Его герои – мятущиеся, ищущие, страдающие. «Человек создан для страданий» – вот формула Достоевского. Его романы – редкие образцы глубокого психологического анализа, не щадящего самых сокровенных тайн человеческого сердца. Писатель осмысливал современное состояние человека и общества в тесной связи с историческим прошлым. Он считал, что в старинном патриархальном укладе жизни следует искать истоки гармонии людей между собой и с миром. Но, к сожалению, возврата к той эпохе быть не может. Современная же жизнь, особенно устройство буржуазной жизни на Западе, пугали писателя.
Достоевский умер 28 января 1881 года и был похоронен в Александро-Невской лавре.
Лесков – писатель трудной судьбы. На фоне бурно протекающей общественно-политической и литературной жизни второй половины XIX века его позиция человека и художника удивляет своей «отдельностью», своим противостоянием всем «течениям» и «направлениям». Для писателей революционно-демократической ориентации он был автором «пасквильных» антинигилистических романов и «доносительных статей». Открещивались от него писатели и критики консервативно-охранительного лагеря: Катков, редактор консервативного журнала «Русский вестник», где долгое время сотрудничал Лесков, сказал, расставаясь с писателем: «Жалеть нечего, – он совсем не наш». Не устраивал Лесков и либерально-демократическую цензуру 1860-1870-х годов, стремившуюся не допускать его произведения к публикации. Безусловное признание пришло к нему только в конце 1880-х годов, но даже тогда никто не смог предугадать его дальнейшую судьбу, его посмертную славу, ту огромную популярность, какую он завоюет в XX веке.
Среди великих классиков русской литературы Лесков наименее «классичен» в силу какого-то редкостного художнического дара, отмеченного неисчерпаемой изобретательностью, потрясающей «русскостью». Горький первым определил суть этого дара. Поставив Лескова в один ряд такими творцами русской литературы, как Л. Толстой, Гоголь, Тургенев, Гончаров, Горький увидел в нем удивительную широту охвата русской жизни («он, Лесков, пронзил всю Русь»), отметил его особый взгляд «на историю России», на путь ее движения. Уже современники называли Лескова «изографом» и сравнивали его мастерство с иконописью и древнерусским зодчеством. Написанную Лесковым галерею самобытных народных типов Горький назвал «иконостасом праведников и святых» России.
По своему происхождению Лесков – типичный разночинец. Он родился в селе Горохово Орловской губернии 4 (16) февраля 1831 года. Отец будущего писателя, Семен Дмитриевич, по воспоминаниям Лескова, «большой, замечательный умник и дремучий семинарист», порвал с духовной средой и поступил на гражданскую службу в орловскую уголовную палату. Он был личностью весьма колоритной, чудаковатой («антик», по определению сына) и был способен на удивительные и безрассудные поступки, которые, однако, ему прощались. Женился он на Марье Петровне Алферьевой – бесприданнице, зато «чистокровной аристократке». В отличие от своего непрактичного, «фантазироватого» мужа, она обеими ногами стояла на земле, была тверда и упорна в ведении дома, а временами даже «люта». Дома особого достатка не было, семья была большая, и все держалось на крутой и властной матери.
Детство Лескова в основном прошло в деревне. Рос мальчик свободно, если не сказать безнадзорно. Отец своей властью не злоупотреблял и детьми почти не занимался. У матери просто не было времени уделять внимание строптивому первенцу, наделенному от природы «нетерпячим» нравом. Сам Лесков вспоминал: «В деревне я жил в полной свободе… Сверстниками моими были крестьянские дети, с которыми я и жил душа в душу. Простонародный быт я знал до мельчайших подробностей… Народ надо просто знать, как самую свою жизнь, не штудируя ее, а живучи ею. Я, слава Богу, так и знал его, то есть народ, – знал с детства и без всяких натуг и стараний…»
Родители хотели дать сыну солидное образование, мечтали о его успешной служебной карьере. В 1841 году его отправляют учиться в орловскую гимназию. Но из села Панино, где жила семья Лесковых, было трудно следить за учебой строптивого подростка. Сам же Николай особенно не утруждал себя учебой, гимназические порядки его раздражали, учеба казалась нудной и ненужной. Проучившись пять лет и получив удостоверение ученика третьего класса (что закрывало ему путь в лицей и университет), Лесков поступает канцелярским служителем в Орловскую палату уголовного суда. Позже Лесков не раз пожалеет о своем легкомысленном отношении к учебе.
В 1849 году по приглашению дяди Сергея Петровича Алферьева, профессора Киевского университета, Лесков переезжает в Киев, ставший для него «житейской школой». Здесь он служит столоначальником по «рекрутскому столу ревизского отделения» Киевской казенной палаты, но свободное время проводит в общении с «молодыми профессорами тогдашнего университетского кружка», посещает на правах вольнослушателя лекции на юридическом и филологическом факультетах. Все поглощается и усваивается в огромных дозах – богословие и философия, иконография и древнерусское зодчество, украинский и польский языки, литература. Много позже Лесков сетовал на то, что у него не было учителей, что он рос «дичком»: «Мы не те литераторы, которые развивались в духе известных начал и строго приготовлялись к литературному служению. Нам нечем похвалиться в прошлом; оно у нас было по большей части и мрачно и безалаберно». Но это не совсем так. Именно в Киеве он нашел ту литературно-культурную среду, которая во многом повлияла на взгляды писателя. Покорил будущего писателя и сам древний город своими «лыцарскими» нравами, традициями, живучестью исторических преданий, заповедей. Не случайно Киев займет исключительно большое место в произведениях Лескова.
В 1853 году Лесков женился на Ольге Васильевне Смирновой, дочери состоятельного киевского коммерсанта. Но брак оказался неудачным. Сын Лескова (от второго брака) писал: «По дружным отзывам, жившим потом в нашем родстве, в ней не было ума, сердца, выдержки, красоты… Обилие ничем не возмещаемых „не“. При условии, что в дарования Лескова не входили мягкость и уживчивость, удачи ждать было неоткуда. Ее и не было…» Николай Семенович и Ольга Васильевна расстались в 1860 году. Второй брак Лескова был гражданским: в 1865 году его женой стала Екатерина Степановна Бубнова. Через год родился сын Андрей – будущий биограф писателя. Этому браку суждено было продержаться двенадцать лет, в 1877 году произошел разрыв.
В 1857 году Лесков оставил службу и стал сотрудником промышленно-коммерческой компании А. Я. Шкотта, его дальнего родственника, и переехал на службу в село Райское Пензенской области. Годы коммерческой службы (1857–1859) Лесков вспоминал как «самое лучшее время… жизни». В качестве агента фирмы «Шкотт и Вилькенс» он кочевал от низовий Поволжья до Петербурга, от Пинских болот до Саратова, «с возка и барки» вглядываясь в Русь, впитывая жизненные впечатления, пополняя золотой запас знаний человеческих характеров, обычаев, профессий, национальных нравов, языковых диалектов и профессиональных наречий. Пензенские и поволжские впечатления отразятся в рассказах «Железная воля», «Загон», в «Очерках винокуренной промышленности», «Страстная суббота в тюрьме» и др.
В 1861 году Лесков переехал в Петербург. Здесь суждено было родиться писателю Лескову. Хотя поначалу он попробует себя в качестве журналиста. Его яркие, темпераментно и интересно написанные статьи быстро делают его заметной фигурой в литературных кругах.
Достаточно скоро определяется его политическая позиция: он отвергает концепции революционных «нетерпеливцев», выступая приверженцем постепенных, эволюционных перемен. Будучи постоянным сотрудником либерально-умеренной газеты «Северная пчела», Лесков неоднократно на ее страницах выступает с критикой революционных идей литераторов журнала «Современник».
30 мая 1862 года в передовице «Северной пчелы», посвященной бушевавшим в Петербурге пожарам (молва связывала поджоги с молодыми людьми из революционной среды), Лесков обращается к полиции и «петербургскому начальству» с требованием назвать народу «поджигателей». С возмущением отозвался Лесков в статье и о «политических демагогах» – составителях «мерзкого и возмутительного воззвания» (имелась в виду прокламация левых революционеров «Молодая Россия», предлагавших «истребить» обитателей Зимнего дворца). В накаленной атмосфере политической борьбы, развернувшейся вокруг правительственных реформ, автор «пожарной» статьи и либеральными, и демократическими кругами был заклеймен как провокатор и как агент Третьего отделения. Лесков получает анонимные письма с угрозами. Его даже вызывают на дуэль. Эти события наложили отпечаток на весь жизненный и творческий путь писателя. И через много лет Лесков будет все еще оправдываться, что его неправильно поняли.
А пока, надеясь, что страсти, вызванные его публикацией, утихнут, Лесков отправляется в Париж. Но он не дает о себе забыть, публикуя циклы путевых очерков «Из одного дорожного дневника», «Русское общество в Париже», в которых вновь демонстрирует полное неприятие «всеотрицающего направления» и «красных дурачков».
Тяжелые для писателя последствия вызвала публикация в 1864 году романа «Некуда» (его Лесков издал под псевдонимом «М. Стебницкий»), где наряду с честными, но заблуждающимися нигилистами Лесков вывел омерзительных личностей, скрывающих за революционными фразами свои эгоистичные, корыстные интересы. В героях романа легко узнавались реальные революционеры и близкие им литераторы. Вокруг романа разразился скандал, либералы и радикальные демократы увидели в нем политический донос. По Петербургу даже распускались ложные слухи, что роман был сделан по заказу жандармского управления. И тем не менее к проблеме нигилизма Лесков обратится еще не раз. Наиболее откровенным выражением его позиции станет роман «На ножах» (1870–1871), в котором для многих героев увлечение нигилистическими идеями обернулось жизненной драмой.
В атмосфере скандала и полемического шума совершенно незамеченной прошла публикация повести «Леди Макбет Мценского уезда». Лесков создал народную драму шекспировского масштаба, поставив в центр повествования женщину, утратившую нравственные ориентиры и отдавшуюся темным инстинктам. В повести нет места идеализации русского народа. Это история о том, как «простой человек» «спускает… на волю всю свою звериную простоту, начинает глупеть, издеваться над собою, над людьми, над чувством…» Совпадая тематически с писателями-демократами, «шестидесятниками» Н. В. Успенским, Н. Г. Помяловским, В. А. Слепцовым и др., Лесков решительно разошелся с ними в идеологическом плане. Для «шестидесятников» важно было объяснить нищету и бездуховность простолюдина его экономической эксплуатацией. Лескова интересовала психология, сознание, мировосприятие народа. Проблему нравственного самосознания и духовной развитости человека писатель связал с вопросом веры и безверия.
В 1870-е годы в творчестве Лескова вызревает идея праведничества. Он твердо уверен, что сила его таланта «в положительных типах». Преодоление идеологического кризиса, охватившего Россию и расколовшего ее, Лесков видит в духовно-религиозном единении национальных сил. Этой мыслью воодушевлены его знаменитые произведения «Соборяне» (1872), «Запечатленный ангел» (1872), «Очарованный странник» (1873).
Лесков всегда искал и находил в русской жизни праведных людей. О них цикл «Праведники», создававшийся в 1870-1880-е годы. В предисловии к сборнику Лесков рассказал, что на создание книги его подвигло «лютое беспокойство», вызванное мрачными словами «большого русского писателя» (А. Ф. Писемского), объявившего, что он во всех соотечественниках видит лишь «одни гадости» и «мерзости». Лесков задался целью найти на Руси таких людей, чья жизнь свидетельствовала об ином. И он убедился, что праведники встречаются везде – и в городе, и в деревне, и среди дворян, и среди крестьян. Праведником может быть чиновник, мастеровой, офицер, священнослужитель… Это обыкновенные люди, которые могут ошибаться, совершать опрометчивые поступки, но жить они стараются по слову Божьему, по закону любви и правды. У каждого из них «доброта… преобладала над умом и выходила не из сознания превосходства добра над злом, а прямо безотчетно истекала из… натуры».
В 1880-1890-е годы Лесков сблизился с Л. Н. Толстым и его семьей. Лесков испытывал к Толстому благоговейное чувство как к гениальному писателю и «учителю жизни». «Я именно „совпал“ с Толстым… Я ему не подражал, а я раньше говорил то же самое, но только не речисто, неуверенно, робко и картаво», – признавался Лесков. Многие его поздние произведения, такие как «Томление духа», «Фигура», «Пустоплясы», «проложные» сказания и легенды написаны под сильным и непосредственным влиянием Толстого. Между тем к последователям Толстого, к «толстовству», Лесков относился неприязненно. Он был уверен, что со смертью великого писателя «вся игра в толстовство кончится: да так кончится, что и вспоминать об этом никто не будет».
В 1890-е годы в творчестве Лескова возобладали критические и скептические тенденции. Резкие высказывания Лескова о православной церкви, жесткая критика современного общества приводят к тому, что писателя в феврале 1883 года увольняют из Ученого комитета Министерства народного просвещения по рассмотрению книг, издаваемых для народа, в котором он служил с 1874 года. Его книги с трудом проходят цензуру.
В конце февраля 1894 года Лесков пошел навстречу настойчивой просьбе П. М. Третьякова и разрешил написать для его галереи свой портрет. Для этого из Москвы в Петербург приехал художник В. А. Серов. В 1895 году портрет впервые демонстрировался на передвижной выставке в Академии художеств. Лесков посетил ее в день открытия – 13 февраля. Впечатление писателя от выставленного портрета передал его сын А. Н. Лесков: «Полное восхищение сохранил Лесков, и когда тот был закончен и выставлен. Однако совершенно иное впечатление было вынесено писателем от того, как он „обрамлен“. И надо сказать – рама удивляла.
Дома Лесков спрашивал потом о ней всех побывавших на выставке, хмурился и, отходя к окну, умолкал… И не мудрено: буро-темная, почти черная, вся какая-то тягостная, – что в ней могло нравиться, от гостомельских лет суеверному и мнительному Лескову? Тем более уже неизлечимо больному… ‹…› Измученное долголетними страданиями лицо смотрело из нее как… из каймы некролога».
Через несколько дней Лесков выехал прокатиться вокруг Таврического сада. Это вызвало обострение болезни (грудной жабы), которой Лесков уже много лет страдал. 21 февраля (3 марта) 1895 года писатель скончался. Похоронен он был в соответствии с его просьбой на Литературных мостках Волкова кладбища, недалеко от Шелгунова, Добролюбова, Писарева. Завещал он также не произносить на его похоронах никаких речей:
«Я знаю, что во мне было много дурного и что я никаких похвал и сожалений не заслуживаю. Кто хочет порицать меня, тот должен знать, что я сам себя порицал».
Михаил Евграфович Салтыков-Щедрин вошел в историю русской литературы как мастер резкой обличительной сатиры. Сатирическая литература в Европе имеет долгую историю. Свифт и Мольер в Западной Европе, Гоголь и Крылов в России. Но в отличие от своих российских предшественников, чей смех был по большей части задушевным, «смехом сквозь слезы», Салтыков-Щедрин оставил образцы юмора жесткого и едкого. Если Гоголь, к примеру, в своих произведениях указывал на недостатки человеческой личности или на национальные пороки, то Салтыков выражал свое непримиримое отношение к политической и социальной системе. Сообразно с целью и использование художественных приемов. Ирония Гоголя в основе своей лирична, а образы Щедрина гиперболизированы, фантастичны, гротесковы. В его книгах действительность приобрела нелепые, ненормальные очертания: летающие губернаторы, человек-органчик, фаршированная голова. Потому и лексические средства, использованные Салтыковым, направлены на то, чтобы вызвать у читателя резкое неприятие изображаемого: он часто использует зоологизмы для описания человеческих характеров, сравнивает жизнь со зловонным болотом.
При всем том единственным стимулом к написанию своих сатирических обличений писатель называл Россию. «Я люблю Россию до боли сердечной», – писал он и потому показывал всю нелепость жизни, надеясь, что его книги помогут что-то изменить.
Писатель родился в Тверской губернии, в Калязинском уезде, усадьбе Спас-Угол в семье помещика-крепостника. В детстве будущий писатель оказался свидетелем «всех ужасов крепостного права», которые воспринимались окружающими как норма жизни. Грамоте он начал учиться у крепостного художника Павла, которого запомнил на всю жизнь. В десятилетнем возрасте мальчик поступил в Московский дворянский институт, а затем, в 1838 году в числе лучших учеников был переведен в Царскосельский лицей, который окончил в 1844 году. В лицее еще сильны были пушкинские традиции, общее увлечение поэзией. И Салтыков зарекомендовал себя незаурядным поэтом. Его первое печатное произведение – стихотворение «Лира» – появилось в журнале «Библиотека для чтения», а другие стихи печатались в «Современнике». Но поэтом Салтыков не стал и впоследствии не любил вспоминать о своих поэтических опытах. В 1844 году он поступил на службу в канцелярию Военного министерства.
В юные студенческие годы Салтыков сблизился с Петрашевским и членами его кружка. На «пятницах» Петрашевского обсуждались проблемы, актуальные для русской и западноевропейской общественно-политической жизни. Петрашевцы говорили о необходимости реформ и освобождении крестьян, мечтали о будущем переустройстве общества на социалистических началах, изучали экономические науки и философские труды социалистов-утопистов Оуэна, Фурье, Сен-Симона. Позже в одном из своих произведений Салтыков-Щедрин с благодарностью назвал Петрашевского «многолюбимым и незабвенным другом и учителем» («Губернские очерки»). В 1848 году, сразу после вспышки буржуазных революций в Западной Европе, кружок петрашевцев был запрещен, а его члены подвергнуты различного рода наказаниям. Например, Достоевского подвергли гражданской казни и сослали в Омский острог на 4 года. Салтыков, который не принадлежал к числу активистов кружка, избежал расправы и не был сослан. Но он остро переживал случившееся и постоянно задавался вопросом, почему в мире царствует такая чудовищная социальная несправедливость. Людей, которые хотят своей родине и своему народу только добра, объявляют злейшими врагами.
Этот вопрос поставлен начинающим писателем в одном из его первых произведений – «Запутанное дело» (1848). Главный герой – Мичулин – близок автору не только по увлеченности идеями социалистов-утопистов. Он выражает выстраданные писателем мысли о том, что мир – это социальная пирамида, на верху которой кучка благополучных и довольных «хозяев жизни», а внизу – тысячи людей, питающихся лебедой и несущих на себе всю тяжесть этой пирамиды. Цензура усмотрела в повести «вредный образ мыслей», и Салтыков был сослан под полицейский надзор в глухую, провинциальную Вятку. «Вятский плен» продолжался 8 лет, и, как ни странно, оказала писателю огромную услугу. Здесь, в Вятке, он приобрел огромный жизненный опыт, узнал русскую провинцию, знание изнутри чудовищных пороков этой «государственной пирамиды». Он познакомился с массой людей, на которых «Русь держится». В январе 1856 года он возвратился в Петербург с богатым запасом впечатлений: «Я видел все безобразия провинциальной жизни, но не вдумывался в них, а как-то машинально впитывал их телом и только по выезде из Вятки и по возвращении в Петербург, когда снова очутился в литературном кругу, я надумал изобразить пережитое в „Губернских очерках“», – писал Салтыков.
«Губернские очерки» были опубликованы в «Русском вестнике» год спустя. Это произведение наследовало традицию гоголевских «Мертвых душ» и тургеневских «Записок охотника» – показать Россию в эпическом плане. Город Крутогорск, в котором разворачиваются события, – это обобщенный образ провинциального города. «Губернские очерки» – положили начало так называемой «обличительной литературе», где на первый план выдвигается психология чиновничьего быта. В «Очерках» появляется традиционный для русской литературы образ дороги. Писатель описывает быт и нравы крутогорцев то с легкой иронией, то с едкой сатирической нотой. Народ в провинциальной России, констатирует автор, неграмотен, дремуч, а потому его положение безнадежно. Те же, кто грамоте выучился, употребляют свои знания не на благо себе и городу. Общим «недугом» образованной части населения является «страсть к французским фразам».
«Губернские очерки» – глубокое и разностороннее исследование провинциальной жизни на разных социальных уровнях, в разных сферах. Эта книга заставила удивиться и ужаснуться тому, что совершается каждодневно вокруг и становится нормой жизни. «Этой боли сердечной, этой нужде сосущей, которую мы равнодушно называем именем ежедневных, будничных явлений, никогда нет скончания…» В «Губернских очерках» писатель впервые подписался псевдонимом «Надворный советник Н. Щедрин», и в дальнейшем стал использовать двойную фамилию – «Салтыков-Щедрин». После публикации «Очерков» писателя стали воспринимать как защитника народа, ему стали писать письма с описанием издевательств и зверств в русских городах и весях.
В 1858 году писатель был назначен вице-губернатором в Рязань, а в 1860 – в Тверь. В 1862 году он вышел в отставку и поселился в Петербурге, став с 1863 года одним из редакторов «Современника». Вскоре он вернулся к гражданской службе и исполнял должность управляющего казенной палатой в Пензе, в Туле и, наконец, в Рязани. Неся службу с высокой требовательностью к себе, Салтыков пытался принимать действенные меры для облегчения участи того или иного человека. Своим упорством он поражал как просителей, так и начальство. В 1868 году Салтыков-Щедрин окончательно покинул государственную службу и вплотную занялся журналистикой. В некрасовских «Отечественных записках» он стал сначала одним из сотрудников, а 10 лет спустя – редактором. Закрытие журнала в апреле 1884 года писатель пережил как личную трагедию. Его лишили главного – «возможности ежемесячно беседовать с читателем», которого он «искренне и горячо любил».
В 1870 году вышла, пожалуй, самая известная книга Салтыкова-Щедрина «История одного города». Работа над романом велась давно. Еще в 1859 году в очерке «Гегемонии» из сборника «Невинные рассказы» иронически описывается сюжет о призвании варягов на русскую землю. Пресловутый город Глупов впервые упоминается в очерках «Литераторы-обыватели» и «Наши глуповские дела» (1861). В последнем дается общая характеристика глуповцев и описание нескольких губернаторов: рыжего, сивого и карего. А упоминание о губернаторе с фаршированной головой встречается в одном из писем 1967 года Н. А. Некрасову.
Этому необычному произведению придана форма летописи, исторической хроники. На самом же деле это лишь маска, скрывающая животрепещущую современность и злободневность. В одном письме писатель признавался: «Мне нет дела до истории. Я пишу современную жизнь. Историческая сатира не была целью, а только формой». По словам А. С. Бушмина, «условная форма прошедшего времени избрана неслучайно. Она была логически и реально, следовательно, и художественно оправдана, служила для выражения идеи о преемственности основ современной жизни с прошлым». «Историческая форма» позволила писателю, во-первых, избежать придирок цензуры, а во-вторых, показать, что сущность описываемых явлений не изменилась на протяжении столетий. «История была использована Щедриным как метод обобщения и иносказания».
Включение в повествование фантастического элемента также позволяет автору более свободно говорить на темы запрещенные, а фольклорный элемент (сказки, пословицы, народные выражения) позволил живо и дерзко описать факты в манере «наивного летописца-обывателя». Смех Щедрина горек. Но есть в нем и наслаждение тем, что все, наконец, предстает в истинном свете, всему объявляется настоящая цена, все названо своим именем.
Среди литературных источников «Истории одного города» следует отметить как исторические, так и собственно литературные. К первым относятся «История России» Соловьева и «Слово о полку Игореве». Ко вторым: «История села Горюхина» А. С. Пушкина, «Гаргантюа и Пантагрюэль» Рабле, «Принц Пудель» Лабуле. С «Путешествиями Гулливера» Свифта книгу Салтыкова-Щедрина роднит жанр социально-политического памфлета. Неслучайно Щедрина называли «русским Свифтом». По мнению Б. Эйхенбаума, роман Щедрина – «это не портретная галерея, не последовательная история, а серия карикатур и анекдотов, рисующая с разных сторон царскую Россию».
В романе «Господа Головлевы», написанном в 1875–1880 годах, писатель показывает на примере одной семьи распад помещичьего класса. На гибельность происходящего указывает и композиция, в каждой главе которой говорится о чьей-либо смерти, то есть семья обречена на вымирание, поскольку изначально была основана на нездоровых отношениях. О разладе семей писали многие великие прозаики. Л. Н. Толстой искал, в чем причина несчастий семей, если каждый ее член в отдельности духовно высоко развит и интересен. Ф. М. Достоевский считал, что разлад семьи – это следствие неблагополучия социального положения, утраты христианских ценностей. Усадьба Головлевых – это ловушка, в которой каждого подстерегает смерть. В этом семействе нет любви, дети делятся на «любимчиков» и «постылых», личное достоинство попирается и тут и там, страсть к накопительству разрушает нравственную основу. Вкупе с тем, что члены этой семьи непригодны к деятельности, их праздность губит и их самих, и их окружение. Каждого члена семьи подстерегает горькая одинокая смерть – и хозяйку Арину Петровну, и ее любимца Иудушку, и «блудного сына» Степку, и всех остальных. Тема «Господ Головлевых» продолжена в романе-хронике «Пошехонская старина». Там воспроизводится семья Затрапезных, в которой тоже нет ни семейной любви, ни строгих моральных принципов, но есть скопидомство, унизительные телесные наказания и, как следствие, много смертей. Слово «старина» в этом произведении лишено уютного, грустно-веселого смысла воспоминаний о старых добрых временах. Это злая сатира, беспощадная, как сама жизнь, где «кресты целуют по совести, кому прикажут», а «французская актриса не обладала драматическими талантами, зато могла отличить большой разврат от маленького». Пошехонье – это определенный жизненный уклад, мироощущение, корни которого – в самодержавно-крепостническом строе. Пошехонье – это «омут унизительного бесправия». Но писатель смотрит на пошехонскую старину глазами прозревшего человека. Он писал о личной ответственности каждого за нравственное состояние общества, о праве «бороться и погибать». В этом долг человека «не только перед самим собой, но и перед человечеством».
В начале 1880-х годов Салтыков-Щедрин совершил поездку за границу, он посетил Германию, Францию, Швейцарию. Западная Европа произвела на писателя тягостное впечатление. Утрата духовности, всеобщая жажда наживы – это не просто констатация существующего положения вещей, а приговор, который западная цивилизация вынесла сама себе.
Особая статья в творчестве Салтыкова-Щедрина – это его сказки 1880-х годов. Это сказки для взрослых, поскольку в них поднимаются политические проблемы. Едкая ирония и сатира обрушиваются на разных людей: на помещиков («Дикий помещик»), на либералов («Премудрый пискарь»), на пустословов («Коняга»), даже на «Московские ведомости» («Как один мужик двух генералов прокормил»). Самая безудержная фантастика в сказочном мире Щедрина пронизана реальным «духом времени» и выражает его. Под влиянием времени преображаются традиционные персонажи сказок. Заяц оказывается «здравомыслящим», баран – «непомнящим», осел – «меценатом». И все они, звери, птицы, рыбы, эти очеловеченные животные вершат суд и расправу, ведут научные диспуты, даже проповедуют. Особое место занимают сказки о правдоискателях: «Путем-дорогою», «Приключение с Крамольниковым», «Рождественская сказка», «Ворон-челобитчик», «Христова ночь». Знаменательно, что в большинстве сказок правдоискатели имеют человеческий облик.
В своих произведениях Салтыков-Щедрин дает яркие картины русской жизни и во многих проявляет себя великим художником. На протяжении двадцати лет в его произведениях встречали отклик все крупные явления русской общественной жизни. Его своеобразная манера писать «рабий язык», как говорил он сам, была отчасти причиной того, что он не был оценен по достоинству при жизни. Символичными представляются слова писателя из его завещания сыну: «Паче всего люби родную литературу и звание литератора предпочитай всякому другому».
Великий русский писатель Лев Николаевич Толстой родился в Тульской губернии, в имении Ясная Поляна. Он принадлежал к самому верхнему слою дворянства, к древнейшим родам графов Толстых по линии отца и князей Болконских – по материнской. Предок Толстого находился среди первых лиц «гнезда Петрова», был одним из сподвижников Петра Великого. Дед, князь Болконский – генерал-аншеф при Екатерине Великой. Он – четвероюродный племянник А. С. Пушкина (прабабка матери Толстого и прабабка Пушкина – родные сестры).
Он не помнил свою мать, рано умершую, но он феноменально запомнил свои младенческие ощущения от нежных материнских прикосновений и ласк, он помнил тембр ее голоса. В 8-летнем возрасте Лев Толстой остался круглым сиротой, вместе с братом Николаем и сестрой Марией. Но их опекуны, графини Ергольская и Юшкова, смогли сделать так, чтобы детство маленьких отпрысков старинного графского рода было счастливым. Толстой подробно описал его в своем романе «Детство» (1852), выведя себя под именем главного героя Николеньки Иртеньева, мальчика из богатой и знатной семьи, окруженного атмосферой благополучия, любви; нежного, доброго, с отзывчивым сердцем и размышляющим умом. Все события, описанные Толстым, происходили с ним, и размышления и чувства Николеньки – это чувства и мысли самого автора. Толстой подробно описывает, как расцветает жизнь в маленьком существе, как откликается его сердце на все события его каждодневного бытия, как развивается его ум пытливым анализом всех звуков внешнего мира. В этом вся непреходящая прелесть книги. Коленьку Иртеньева писатель впоследствии вывел на страницы романа «Война и мир» под именем Пети Ростова.
Толстой был необыкновенным ребенком. Он испытывал настоящую страсть к иностранным языкам и выучил их около десяти: не только общеупотребительные: французский, немецкий, английский, польский, но и экзотические: турецкий и персидский. Мальчиком Толстой проявил удивительную способность учиться самостоятельно. Поэтому, став взрослым, он выбрал философский факультет Казанского университета. В руки пятнадцатилетнего Толстого попали сочинения женевского философа Жан-Жака Руссо, которые его захватили. Он заказал себе медальон с портретом Руссо, носил на груди и до конца жизни был верным его последователем. Уважение к природе, стремление сообразовывать свою жизнь, все свои поступки с законами природы, скептическое отношение к дарам цивилизации, воспринятое от Руссо, наложили свою печать на все произведения Толстого и на саму его жизнь. Чтение Евангелий, образ Иисуса Христа, призвавшего людей отказаться от насилия, увлекли писателя к идеям и чувствам человеколюбия.
Вскоре Толстой перешел на юридический факультет университета. Но не доучился и отправился на военную службу на Кавказ. Начиная с 1847 года Толстой вел дневник, который выработал у него навыки наблюдения и психологического анализа. Лев Николаевич Толстой вошел в литературу спокойно и с достоинством. В 24 года, будучи офицером русской армии, он послал рукопись «Детства» в самый престижный тогда журнал – «Современник», и деньги на обратную пересылку, если редакция не сочтет возможным напечатать сочинение. Он писал: «… я с нетерпением ожидаю вашего приговора. Он или поощрит меня к продолжению любимых занятий, или заставит сжечь все начатое». Ответ последовал самый положительный. Некрасов, Чернышевский, Тургенев хвалили. Рукопись пошла тотчас же в печать, а за ней последовали «Отрочество» (1854) и «Юность» (1857). Ему прочили место преемника Гоголя, главы русской литературы. Так стал он с первых же публикаций живым классиком. Мы со школьной скамьи помним ставшие хрестоматийными строки из первой книги Толстого:
«Счастливая, счастливая, невозвратимая пора детства! Как не любить, не лелеять воспоминаний о ней? Воспоминания эти освежают, возвышают мою душу и служат для меня источником лучших наслаждений».
Служа на Кавказе, Толстой написал цикл военных рассказов («Набег», «Рубка леса»), в которых вскрыл всю скрытую правду войны. А когда началась Крымская война, он уехал в действующую армию. Свои впечатления от войны он изложил в «Севастопольских рассказах» (1855). Причем это впечатление было двойственным. С одной стороны, тяжелые переживания связаны с человеческими страданиями на войне: физическими и душевными. С другой стороны, из общения с солдатами и офицерами русской армии Толстой вынес ощущение силы русского духа, стойкости и величия. «Герой Севастополя – народ русский, – писал Толстой, – невозможно поколебать силу русского народа».
В том же, 1855 году Толстой вышел в отставку и приехал в Петербург, где свел знакомство с крупнейшими литераторами того времени: Тургеневым, Дружининым, Боткиным, Григоровичем. В Петербурге писателя встречали как героя – защитника Севастополя и смелого писателя. Зрелый Толстой был смел и абсолютно самостоятелен в своих суждениях, не считаясь с господствующими в обществе мнениями, чем крайне поражал знавших его людей. Все восхищались тогда Шекспиром. Авторитет английского автора был непререкаем, а Толстой его отвергал, никак не соглашаясь признать его гениальным. Сотрудники «Современника», когда он бывал в редакции, перешептывались: «Посмотрите на этого человека – он не признает Шекспира!»
Все с благоговением произносили имя Бетховена. Толстой же и его решался отвергать. К Пушкину, несмотря на несколько хвалебных фраз в адрес поэта, относился довольно прохладно и чуть ли не более ценил Фета. Современники побаивались писателя, особенно его взгляда. Он глядел на собеседника своими колючими глазами, и, казалось, проникал в самые потаенные его глубины, как бы вывертывая человека наизнанку. Поэтому П. И. Чайковский страшно волновался накануне встречи с Толстым, он боялся его проницательного взгляда. Но его опасения были напрасны, Толстой плакал, слушая его музыку.
Толстой любил Ларошфуко, ценил его афоризмы (он перевел из них 98). Холодный, скептический ум Ларошфуко был родствен Толстому. Даже самые дорогие сердцу писателя персонажи его романа не избегли его «психологического скальпеля». Толстой не терпел никакой фальши, лицемерия, сентиментальности. Признаки излишней чувствительности он наблюдал в Тургеневе и относился к нему сдержанно, а иногда и насмешливо. Даже когда Тургенев обратился к нему со знаменитым письмом («Великий писатель земли русской!..»), он не удержался от насмешки над этим патетическим воззванием.
В Петербурге Толстой пробыл очень недолго, его тяготила шумная столичная жизнь, душа искала уединения, и он приехал в родное поместье – Ясную Поляну, которая была духовным прибежищем писателя. Толстой был богат, и его имение предоставляло ему спокойное место для творческой работы, не обремененной заботами о хлебе насущном. В деревне Толстой продолжал писать, занимаясь попутно и хозяйственными заботами, и педагогической деятельностью. Он открыл на свои средства «образцовую» школу для крестьянских детей в Ясной Поляне и несколько школ в окрестных деревнях, составил программу обучения и написал букварь, в который вошли его знаменитые детские рассказы и сказки. Общество отнеслось к его новому делу с удивлением и недоумением. Свои взгляды на педагогику и на русскую жизнь в целом Толстой изложил в издаваемом им журнале «Ясная Поляна». Его планы были громадны – целью было преобразование всей русской жизни. Учениками в школах Толстого были крестьянские дети, не тронутые цивилизацией, не утратившие естественности, открытые и доверчивые. Учить же их были призваны интеллигенты, вооруженные всяческими знаниями. Предполагалось, что учащиеся и учителя в ходе занятий поделятся друг с другом – дети получат знания, учителя воспримут детскую чистоту и непосредственность. В результате и должно было сложиться «единое человечье общежитие», если вспомнить здесь известную формулу Маяковского. Однако цель, им себе поставленная, не достигалась и достигнута быть не могла – накопленные веками противоречия не снимались таким простым способом. Убедившись в этом, Толстой к 1863 году потерял к школе интерес.
В Ясной Поляне Толстой написал несколько рассказов о крестьянах и помещиках. О том, какая огромная, почти непроходимая пропасть лежит между ними («Утро помещика», «Поликушка»). Идеи своего любимого Руссо писатель воплотил в самом ярком произведении 50-х годов – повести «Казаки». В ней цивилизованный человек противопоставляется людям «природным», «естественным». Казаки, люди «грубые» и «нецивилизованные», живут настоящей жизнью, по законам природы. Кавказские казаки – это человеческий идеал для писателя: они независимы и смелы, исполнены чувства собственного достоинства, они не боятся грубой работы, не знают условностей, которые придумали себе люди цивилизованные. Толстой протестует против фальши в человеческом обществе.
Увлекшись идеями «чистого искусства», Толстой написал рассказы «Люцерн», «Альберт» и «Три смерти». В них звучит тема искусства как прорыва в высшие сферы бытия, при этом отмечается, что сам художник, жрец «чистого искусства» в реальной жизни может быть неблагообразен и смешон.
В 1857 году Толстой женился, у него один за другим рождались дети, жизнь вошла в спокойное и счастливое русло. Толстой отошел от общественной деятельности и полностью посвятил себя семье и творчеству. В это время он создал свои лучшие произведения – «Войну и мир» (закончена в 1869) и «Анну Каренину» (1876). В своем романе «Война и мир» Толстой обрисовал войну реально, с художественной правдой, стараясь при этом уловить стихийные, бессознательные начала человеческой жизни. Толстой проникает в психологию героев, показывает частные человеческие судьбы на фоне общей народной судьбы в историческом процессе. В романе обнажаются самые различные сферы русской жизни времен Отечественной войны 1812 года: духовная, военная, политическая, идеологическая, светская. Описывая несколько «дворянских гнезд» и перипетии их жизни, Толстой утверждает, что счастье человека – не в славе и не в светском успехе, а в спокойных и ладных семейных отношениях, в любви ко всем и вся.
Тема семьи и брака развивается писателем и в романе «Анна Каренина». Неблагополучие семьи трактуется писателем как катализатор неблагополучной жизни общества в целом. В романе воспроизводится жизнь нескольких семей: Карениных, Облонских, Щербацких, Левиных и других. Но центральным образом является Анна Каренина, с которой связаны основные авторские наблюдения. Прототипом Карениной была Мария Александровна Пушкина, дочь великого поэта. С нее списан портрет Анны: черные кудри, блеск в глазах, живость во взгляде и походке. Толстой ставит во главу угла проблему моральной ответственности человека за свои поступки. Все, кто судит Анну, сами погрязли в разврате. Анна сама судит себя, бросившись под поезд.
Поздний Толстой стал больше проповедником, чем писателем. Увлеченный странными, неосуществимыми идеями непротивления злу насилием, он создал своеобразный кодекс поведения, переиначив евангельские заповеди, он создал собственное «евангелие», за что в 1901 году был отлучен от Церкви. В «Исповеди» (1882) Толстой рассказал о своем постепенном разочаровании в религии. Отрицая все современные порядки, единственное и вместе с тем несомненное средство спасения он усматривал во всеобщем и безусловном отказе от насилия. Отказ от насилия никогда и ни в коем случае не был для Толстого формой примирения со злом. Он исходил прежде всего из того, что во всей предшествующей истории насилие не привело к уничтожению зла: одни формы эксплуатации и порабощения лишь сменялись другими. Толстой учитывал также, что техническая вооруженность человечества растет и потому со временем применение насилия может поставить весь мир перед угрозой самоуничтожения. Однако Толстой, как это вообще часто с ним бывало, абсолютизировал возможности и значение «непротивления злу насилием». Он отказывался, несмотря на многочисленные резонные возражения, признать, что применение силы в каких-то обстоятельствах может оказаться неизбежным, что обойтись без нее иногда все-таки невозможно.
В «Исследовании догматического богословия» (1884) Толстой безоговорочно развенчал догматы православной веры, а в трактате «В чем моя вера?» (1884) противопоставил им свое религиозно-нравственное учение, проповедь «непротивления злу насилием». Трактат же «Так что же нам делать?» (1886), в основание которого легли наблюдения самого писателя над жизнью трудового люда, главным образом во время переписи, представил широкую картину народных бедствий и нищеты.
Позднее, во время голода 1891–1892 годов, Толстой самым деятельным образом участвовал в оказании помощи голодающим. Усилиями его и его помощников было открыто почти две сотни столовых. В статьях о голоде, обращенных ко всему миру, он рассказал о причинах сложившегося положения и прямо предъявил обвинение дворянскому сословию.
Период после «перелома» принес Толстому первые свершения в области драматургии, в 80-х годах были написаны «Власть тьмы» (1886) и «Плоды просвещения» (1890), а уже после смерти писателя, в 1911 году, опубликован «Живой труп». Отношение Толстого к театральному искусству было сложным, хотя в молодости он был увлечен театром. В Казанском университете играл на любительской сцене, в Москве был знаком со многими артистами Малого театра, являлся поклонником таланта Щепкина и Мартынова, посещал театры-балаганы в Москве, Петербурге, Харькове, Саратове, в Париже любил посещать французские сцены. Но при этом он считал театр формой эксплуатации людей, а балет – самым безнравственным видом искусства. По мнению писателя, современное ему искусство находилось в глубоком кризисе. По его собственному признанию, «понимать драму вообще» он начал в 1854 году, под влиянием драматических произведений Гоголя и Островского. Позже Толстой задался целью создать театр для народа, театр, который бы воспитывал, обучал, выводил из тьмы невежества.
В основе драмы «Власть тьмы» лежали реальные факты. Крестьянин Тульской губернии Ефрем Колосков во время свадьбы своей падчерицы публично покаялся в грехах, в убийстве ребенка. Толстой узнал об этом от прокурора Давыдова, а впоследствии сам встречался с Колосковым в тюрьме. Власть тьмы, по Толстому, это власть невежества и глупых предрассудков и это власть денег в обществе, где старые патриархальные традиции разрушены.
В контрасте с «Властью тьмы» выступает комедия «Плоды просвещения», где помещичья жизнь показана глазами мужиков-ходоков. И мораль заключается в том, что жизнь бар пуста и никчемна, а вот подлинную жизнь проживают крестьяне, потому что главное для них – труд. Искусство, музыка, наука – это баловство, тяжелый физический труд – вот источник истинного духовного и физического благосостояния, по мысли Толстого. Сюжет драмы «Живой труп» тоже был взят писателем из уголовной хроники. В его основе подлинный факт из «дела супругов Гемар». Между мужем и женой не было любви, и супруга завела себе любовника. Добиться развода не было никакой возможности из-за сложности брачного законодательства. Тогда ее муж решил симулировать смерть. «Соломенная вдова» заключила второй брак, но вскоре ложь обнаружилась, и госпожу Гемар судили как двоемужницу. Главным героем драмы Толстого стала все-таки не жена, а муж. Федор Протасов – не в силах вести лживую, двустороннюю жизнь. Он решает исчезнуть из жизни тех, кто тяготится его существованием. Ценою нищенства, бездомности, утраты имени ему удается отвоевать свою свободу, свою независимость, но вскоре наступило время расплаты, и он вынужден нажать на курок револьвера.
Проблеме трагичности жизни были посвящены психологические повести Толстого «Смерть Ивана Ильича» и «Крейцерова соната». Последний роман Толстого «Воскресение» (1899) стал итоговым для своего столетия и для своего автора. Александр Блок назвал его «завещанием века уходящего веку новому». Толстой искренне верит, что наступает новое время – время воскресения добра и милосердия. Поэтому его герой Дмитрий Нехлюдов, встретив в суде обманутую и брошенную им когда-то Катюшу Маслову, решительно переломил свою жизнь, отказался от владения землей, взял на себя ответственность за всю ее дальнейшую жизнь, с головой окунулся в хлопоты о многих и многих арестантах. А Катюше появление перед нею Нехлюдова вернуло давнюю чистую любовь к нему, заставило ее думать и помнить не только о себе, но и о других.
В начале ХХ века Толстой не перестает откликаться на самые злободневные проблемы и протестовать против насилия. В 1900 году он выступает со статьей «Не убий», где требует от правительства прекратить репрессии против взбунтовавшихся студентов. После революции 1905 года в своем знаменитом «Не могу молчать» (1908) он осуждает правительственный террор и смертные казни революционеров и бунтующих крестьян.
Толстой не переставал работать над собой всю жизнь. Наконец, духовные искания заставили его на восемьдесят третьем году пешком уйти из Ясной Поляны, уйти в никуда. Это не был семейный кризис, как многие думали тогда, это была духовная драма. И чем она закончилась, победой великого писателя или его поражением – вопрос до сих пор остается открытым.
Чехов завершает русский XIX век. Он был милым, застенчивым, интеллигентным человеком. «Как барышня», – заметил, любуясь им, Лев Толстой.
Антон Павлович Чехов родился 17(29) января 1860 года в Таганроге. Его дед и отец были крепостными крестьянами. Дед, Егор Чехов, человек недюжинных способностей и твердого характера, выкупился на волю за большие деньги, скопленные им за много лет. После этого он поступил на службу к графине Платовой в ее имения – степные слободы Крепкую и Княжую и дослужился там до должности управляющего. В этих степных слободах в ранней юности не раз бывал и будущий писатель отчасти как гость у своего деда, отчасти как работник у него же. Эти поездки в степные места отразились впоследствии в нескольких рассказах Чехова.
Ко времени рождения Антона его отец, Павел Егорович, был в Таганроге владельцем бакалейной лавки; дети помогали ему в торговле. Павел Егорович придерживался суровых и патриархальных методов воспитания, работать приходилось много и трудно; подзатыльники, порка – все это было привычным и узаконенным явлением. Вместе с тем Павел Егорович не был лишен умственных интересов и даже некоторой образованности, он наизусть читал Кольцова, рисовал и играл на скрипке.
Семи лет от роду Антон Чехов был определен в греческую школу, где пробыл два года. Павлу Егоровичу приходилось вести дела с местными греками, он стремился к тому, чтобы сыновья Николай и Антон, которых он думал определить по торговой части, знали греческий язык. Вот почему Чехов попал в это учебное заведение, где, по словам его биографа, старшего брата Александра, «обучались, главным образом, дети шкиперов, дрягилей, матросов, мелких маклеров, греков-ремесленников». Учили там безграмотные учителя, а родители отдавали обычно в эту школу своих детей «не столько для обогащения ума книжной наукой, сколько для того, чтобы они (дети) не баловались и не мешали дома».
Большее влияние на духовное становление Чехова оказали театр и библиотека. Завсегдатаем галерки Таганрогского театра Чехов стал с тринадцатилетнего возраста; в исполнении местных трупп и заезжих знаменитостей он имел возможность увидеть на сцене русский классический репертуар, пьесы Шекспира, современные водевили и мелодрамы. В обширный круг чтения юного Антоши вошли Сервантес, Гюго, Тургенев, Гончаров, естествоиспытатель Гумбольдт, философ Бокль и наряду с ними разнообразные юмористические журналы и сборники.
В 1869 году Чехов поступил в таганрогскую классическую гимназию. Это была обычная провинциальная казенная гимназия, о которой можно себе составить представление по рассказу Чехова «Человек в футляре». Инспектор этой гимназии А. Ф. Дьяконов послужил прототипом для Беликова. Законоучитель протоиерей Покровский дал Чехову шутливое прозвище Чехонте, которое стало его литературным псевдонимом. Уже в гимназические годы Чехов производил впечатление богато одаренного юноши. Учитель русского языка обращал на него всегда особенное внимание, а товарищи любили его увлекательные рассказы, в которых явственно пробивались юмористические нотки. «Для него еще в юности „борьба за существование“ развернулась в неприглядной, бескрасочной форме ежедневных, мелких забот о куске хлеба… – писал М. Горький. – Он видел жизнь только как скучное стремление людей к сытости, покою; великие драмы и трагедии ее были скрыты для него под толстым слоем обыденного».
В 1876 году отец Чехова, торговые дела которого пошатнулись, вынужден был закрыть свою лавочку и переехать в Москву. Антон Павлович остался в Таганроге один, без семьи. Для Чехова наступили особенно трудные времена. Ему приходилось учиться и одновременно зарабатывать на жизнь не только для себя, но и для отчаянно нуждавшейся семьи. Он продолжал жить в доме, который был для него родным, но теперь перешел в чужие руки. За угол, который отвел Чехову новый хозяин дома, он должен был бесплатно заниматься с его племянником. Кроме того, ему приходилось искать для себя и другие грошовые уроки, почти все свободное от занятий время уходило на репетиторство. Этот период нужды и лишений способствовал в то же время развитию у Чехова чувства независимости и собственного достоинства.
В 1879 году Чехов окончил гимназию и поступил в Московский университет на медицинский факультет. Он очень серьезно занялся медициной, не менее серьезно, чем литературной деятельностью. «Не сомневаюсь, – писал он впоследствии, – занятия медицинскими науками имели серьезное влияние на мою литературную деятельность; они значительно раздвинули область моих наблюдений, обогатили меня знаниями, истинную цену которых для меня, как для писателя, может понять только тот, кто сам врач… Знакомство с естественными науками, с научным методом всегда держало меня настороже, и я старался, где было возможно, соображаться с научными данными, а где невозможно – предпочитал не писать вовсе».
В 1884 году Чехов окончил университет. К этому времени он был уже писателем, заметным сотрудником юмористических изданий. В 1880 году в журнале «Стрекоза» было опубликовано «Письмо к ученому соседу», печатался он также в журналах «Будильник», «Зритель», «Мирской толк», «Москва», «Свет и тени», «Спутник». С 1882 года начинается сотрудничество Чехова в «Осколках», лучшем юмористическом журнале того времени. Работу в этом журнале и близкое общение с его редактором Н. А. Лейкиным Чехов считал важным фактом своей писательской биографии.
Ранние чеховские рассказы близки к анекдотам. Его юморески создают обобщенные образы, лишенные конкретных индивидуальных черт. Человек в них равен своему социальному положению. Это – «отставной коллежский регистратор», «лавочник», «редактор ежедневной газеты», безымянные «папаша» и «мамаша» и другие. Общий склад современной жизни предстает как нечто полудикое, дремучее. В рассказе «Хамелеон» (1884) мгновенные переходы от угодничества к самоуправству – это черты полицейского надзирателя. Некоторые рассказы выдержаны в сатирическом духе Салтыкова-Щедрина («Самообольщение», «Рыбье дело»).
Постепенно его отношение к традициям русской классики заметно усложняется. Юмор все чаще соседствует с лиризмом, психологическим анализом, «поэзией настроений». Анекдотические образы-маски все больше уступают место индивидуальным характерам. В рассказах Чехова начинают появляться серьезные и печальные темы, возникают вопросы о смысле жизни, о счастье, свободе, о познании истины. Так обстоит дело в знаменитой повести «Степь» (1888). Степь принимает облик живого существа, она изнывает, томится и тоскует. Вместе с тем в степи есть нечто богатырское, она навевает мальчику Егорушке сказочные мысли, и он знает, что по степи должны были бы ездить люди вроде Ильи Муромца и Соловья-разбойника и что богатыри были бы ей к лицу. Эти образы и картины сплетаются с мыслью о счастье. Простые русские люди любят вспоминать прошлое, к настоящему же относятся почти с презрением.
Своеобразной вехой в творчестве Чехова стал некролог великому путешественнику Пржевальскому, опубликованный в 1888 году.
Впервые внимание Чехова привлек человек «подвига, веры и ясно осознанной цели». Люди, ему подобные, считает Чехов, доказывают возможность существования деятелей иного типа, чем «скептики, мистики, психопаты, иезуиты, философы, либералы и консерваторы». Смысл жизни таких людей, как Пржевальский, их «подвиги, цели и нравственная физиономия доступны пониманию даже ребенка», и это для Чехова лучшее доказательство их нужности для народа.
Через два года после этого некролога Чехов сам пошел по пути Пржевальского и совершил с исследовательскими целями путешествие на остров Сахалин. Для Чехова же это был гражданский поступок, своеобразное «хождение в народ». В книге «Остров Сахалин» Чехов выступил как исследователь народной жизни, протекающей в условиях каторги и ссылки. Изучив специальную литературу и проверив научные данные личными впечатлениями художественно зоркого наблюдателя, Чехов рассказал обо всем увиденном и узнанном из книг с удивительной сдержанностью и полным беспристрастием. Чехов говорит о жестокости и о человечности, о мрачном и об отрадном, но суровых картин и впечатлений у него, разумеется, больше. «Что в России… страшно, то здесь обыкновенно», – пишет Чехов.
Чаще всего в 90-е годы Чехов стремится показать, как в самых разных людях зарождается мысль о правде и неправде, как возникает первый толчок к переоценке жизни, личной и общей, как человек, совсем, казалось бы, к тому не подготовленный, выходит из состояния умственной и душевной пассивности. В рассказе 1886 года «Тяжелые люди» (первая редакция) Чехов писал: «Бывают в жизни отдельных людей несчастья, например, смерть близкого, суд, тяжелая болезнь, которая резко, почти органически изменяет в человеке характер, привычки и даже мировоззрение». В этих словах заключена целая художественная программа, которую Чехов осуществлял последовательно на протяжении многих лет. Об этом писал он в «Горе», «Беде», «Лешем», «Дуэли», «Скрипке Ротшильда», «Убийстве» и других произведениях.
Смерть близкого как толчок к пересмотру всей жизни, к переоценке ее – это тема рассказа «Горе». К основным темам и мотивам «Горя» Чехов вернулся несколько лет спустя в «Скрипке Ротшильда» (1894). Под влиянием внезапно обрушившегося горя, смерти жены, и собственной тяжелой болезни герой, незаурядный и артистически одаренный, подводит итоги своей жизни. Он сочинил перед смертью мелодию, в которую вложил свои недоуменные и печальные вопросы; в исполнении другого музыканта она звучит так уныло и скорбно, что слушатели плачут. Растревоженная душа пробудившегося человека продолжает жить в искусстве и будит беспокойство в людях и в «Горе», и в «Скрипке Ротшильда».
В мире, ненормальном до безумия, нормальное воспринимается как ненормальность, а безумие как здравый смысл. У Чехова в «Палате № 6» показано то «всеобщее безумие», которое считается обыденным порядком жизни. Там все ненормальны: один болен равнодушием, другой – неизлечимой пошлостью, третий – тупой наглостью, четвертый – главный герой Иван Дмитрич – болен манией преследования, и в то же время в его безумии есть нечто донкихотское: он – единственный среди всех, кто думает и говорит «о человеческой подлости, о насилии, попирающем правду, о прекрасной жизни, какая со временем будет на земле».
В «Черном монахе» (1894) другой чеховский больной, Коврин, страдающий манией величия, в периоды обострения болезни становится мечтателем, опьяненным красотой мира, чувствующим ту радость, которая должна быть нормальным состоянием человека. Когда же болезнь затухает и Черный монах покидает его, он становится капризен и мелочен, несправедлив и жесток. Вместе с манией его оставляет величие. Жизнь такова, что человеку нужно стать безумцем, чтобы вернуть себе радость жизни, широту мысли, душевный размах, т. е. то, что должно быть нормой человеческого существования.
Говоря о коренной испорченности, о ненормальности современной жизни, Чехов не оставляет места ни для каких иллюзий. Это яснее всего сказывается в рассказах Чехова о деревне. Он не увидел в деревне ни особых общинных «устоев», ни «власти земли» и ничего иного, что возвышало бы деревню над всей современной жизнью, и это было недаром воспринято современниками как новое слово о деревне. Обнаженность неправды, ее привычность, ужасы жизни современной деревни – все это ярче и страшнее, чем в других произведениях Чехова, отразилось в его повести «В овраге» (1900). Здесь показана не просто грубость и несправедливость жизни, а ее страшная жестокость и господство в ней наглой силы, ни в чем не сомневающейся и уверенной в себе. Убийство малого ребенка ради корыстных целей воспринимается не как злодеяние, а как бытовое явление. Обман и обсчитывание, тайная торговля водкой, открытый разврат, фабрикация фальшивых денег, изгнание из дома старого и ослабевшего владельца – все это рядовые детали общей картины.
Вторая половина 90-х годов и начало нового века ознаменовались в жизни Чехова некоторыми событиями и фактами, вносящими новые черты в его биографию. В начале 1895 года 114 ученых, писателей и публицистов Петербурга и Москвы подали новому государю (Николаю II) петицию о стеснениях печати. Эта петиция была составлена в решительных тонах и начиналась с заявления о том, что «профессия литературная» поставлена в Российской империи «вне правосудия». В числе подписавших петицию значилось и имя Чехова.
1898 год принес Чехову блестящий триумф его пьесы «Чайка» в Московском Художественном театре. Чехов крепко связал свою судьбу драматурга с Художественным театром и завязал дружеские отношения с его актерами и руководителями. В том же, 1898 году началось знакомство Чехова с М. Горьким, знакомство сначала заочное. Между Чеховым и М. Горьким началась переписка. В следующем году в Ялте писатели впервые встретились, и их отношения стали дружескими. С именем М. Горького связано громкое общественное выступление Чехова. В 1900 году Чехов был избран почетным членом Академии наук, в 1902 году этой же чести был удостоен М. Горький. Однако вскоре избрание М. Горького было объявлено Академией наук недействительным, и Чехов, вместе с Короленко, в знак протеста вернул свой академический диплом.
В 1901 году Чехов женился на артистке Московского Художественного театра Ольге Леонардовне Книппер, но из-за чахотки часто был вынужден жить в разлуке с женой: она была связана с Москвой, Чехов же по совету врачей должен был поселиться в Ялте. На ялтинский период падает большая работа Чехова по подготовке Собрания своих сочинений.
Исторические события, свидетелем которых был Чехов в последние годы жизни, глубоко захватили его. Русско-японская война и начавшееся революционное брожение в стране вызвали у Чехова такой страстный интерес, что многие добрые его знакомые не узнавали в нем прежнего Чехова. Теперь, в 1900-е годы, у Чехова поэтика малых величин ведет к обобщениям социально-исторического масштаба. Это очень ясно сказывается в его трилогии 1898 года «Человек в футляре», «Крыжовник» и «О любви». Боязнь перемен – такова основа всего современного зла.
Болезнь А. П. Чехова – туберкулез легких – прогрессировала. Он как медик уже отчетливо видел признаки приближающейся смерти. Чехов ушел из жизни в июле 1904 года в немецком городке Баденвейлере, спокойно, попрощавшись с женой, и немецким врачом, лечащим его, выпив бокал шампанского и сказав по-немецки: «Ich sterbe» («Я умираю»). Вместе с ним ушел и XIX век, роскошный, блиставший талантами, и если соотносить его с мировой культурой этого времени, то преимущественно русский век.
Знаменитый русский беллетрист Владимир Галактионович Короленко был человеком высокой гуманности, необыкновенной мягкости и отзывчивости. Тонкая художественность и чувство природы – отличительные черты его прозы. Вместе с тем трудно найти писателя, жизнь которого была бы столь мрачна и трудна, как у него: более половины жизни Короленко провел в заключении и в ссылках.
В. Г. Короленко родился 27 июля 1853 года на Украине, в городе Житомире Волынской губернии. Его отец был уездным судьей, происходившим из старинного рода украинских казаков, мать – полька, женщина большой душевной стойкости и силы. Короленко учился сначала в частном пансионе, затем в житомирской гимназии. Когда ему исполнилось тринадцать лет, отца перевели по службе в маленький уездный город Ровно, где будущий писатель окончил с серебряной медалью реальную гимназию. Отец писателя, чиновник судебного ведомства, получивший образование в кишиневском «непривилегированном пансионе», выделялся в среде провинциального чиновничества разносторонностью культурных запросов и неподкупной честностью, что делало его для окружающих чудаковатым, непонятным человеком. После его смерти обыватели говорили: «Чудак был, а что вышло: умер, оставил нищих». После его смерти матери стоило огромного труда воспитывать детей на крошечное пособие.
Пятнадцатилетний Короленко, как и вся его семья, после смерти отца оказался перед лицом горькой бедности, и нужны были поистине героические усилия матери, чтобы он смог закончить гимназию. В детстве Короленко мечтал стать героем, пострадать за родной народ. «Маленький романтик», как он сам назвал себя впоследствии, в эти годы был в значительной степени предоставлен самому себе и пользовался почти неограниченной свободой. Долгими вечерами он любил слушать украинскую сказку, которую рассказывал кучер отца или соседка. Во время гимназических каникул Володя жил в деревне, наблюдая тяжелую жизнь украинских крестьян. Впечатления детских и юношеских лет дали ему материал для многих произведений.
В раннем детстве Короленко видел жестокость времен крепостного права. С детства он знал и о национальном неравенстве, которое особенно давало себя чувствовать на юго-западе России. Громадную роль в формировании характера и мировоззрения Короленко сыграли годы, проведенные в гимназии. И хотя в школьную программу не входили имена Гоголя, Тургенева, Некрасова, а за упоминание Белинского, Добролюбова, Чернышевского и Шевченко сажали в карцер и давали «волчий билет», Короленко с восторгом читал «Записки охотника», зная чуть ли не наизусть всего Некрасова, и ставил себе в образец для подражания революционера Рахметова из романа Чернышевского «Что делать?».
В 1871 году Короленко приехал в Петербург и поступил в Технологический институт. «В Петербург я приехал с семнадцатью рублями, – вспоминал писатель, – и два года прошло в трудовой борьбе с нуждой». После занятий он раскрашивал ботанические атласы, выполнял чертежные работы, занимался корректурой, получая за все это деньги, достаточные только для того, чтобы не умереть с голоду. Его студенческая жизнь началась с того, что он стал участником многочисленных студенческих сходок, где велись горячие споры на философские и социально-экономические темы.
Не окончив Технологический институт, в 1874 году Короленко переезжает в Москву и поступает в Петровскую земледельческую и лесную академию. Здесь он слушает лекции великого русского ученого К. А. Тимирязева и по его поручению рисует для лекций демонстрационные таблицы для лекций. Тимирязев вошел в сознание Короленко как идеальный тип русского ученого.
В академии Короленко сближается с революционно настроенной молодежью, читает нелегальную литературу. Ему поручается заведование тайной студенческой библиотекой, распространяющей книги главным образом революционного содержания. В марте 1876 года за участие в студенческих беспорядках Короленко был исключен из академии, арестован и выслан из Москвы под надзор полиции сначала в Вологодскую губернию, затем в Кронштадт. По прошествии года он переселился в Петербург, где зарабатывал средства на жизнь разными профессиями: уроками, рисованием и главным образом корректурой. Корректором он работал в петербургской газете «Новости». Тогда же он начал помышлять о литературном творчестве и пишет свой первый рассказ – «Эпизоды из жизни искателя» (1879). Герой рассказа выбирает для себя трудный путь служения народу и отказывается от личного счастья. Это соответствовало настроению самого Короленко. На квартире в то время Короленко скрывались участники революционного подполья, хранилась недозволенная к распространению литература. Короленко готовился к деятельности пропагандиста и, для того чтобы иметь возможность легче войти в народную жизнь, изучал сапожное ремесло.
В марте 1879 года Короленко, по подозрению в печатании и распространении революционных воззваний, был снова арестован и заключен в Литовский замок. Летом 1879 года он был выслан в Глазов – глухой городок Вятской губернии. Полный энергии и молодой силы, он даже ссылку готов был рассматривать под углом зрения практического изучения жизни народа. В ссылке у Короленко окончательно созрело желание всерьез приняться за литературную работу. В 1880 году появился в печати рассказ «Ненастоящий город», где, сильно подражая, по признанию самого Короленко, Успенскому, он изображал Глазов.
В октябре 1879 года «в отвращение влияния его самостоятельных и дерзких наклонностей на других политических ссыльных, имеющих молодые лета», как писал глазовский исправник в докладе по начальству, Короленко вновь был выслан, теперь в наиболее отдаленный район глазовского уезда – Березовские Починки. Березовскими Починками ссыльные скитания молодого писателя не окончились. С 1880 года против него было заведено новое дело. Он обвинялся в самовольных отлучках с места ссылки и в недозволенных связях с политическими ссыльными. Вскоре после покушения на Александра II в январе 1880 года Короленко был арестован и заключен сначала в вышневолоцкую политическую тюрьму, а затем отправлен на поселение в Пермскую губернию.
Находясь в Перми на положении ссыльного, Короленко перепробовал несколько профессий: сапожника, табельщика, письмоводителя стола статистики на Уральско-горнозаводской железной дороге. Здесь он работает до 11 августа 1881 года – дня очередного ареста, после которого последовала самая длительная и самая отдаленная ссылка.
1 марта 1881 года был убит император Александр II. Правительство Александра III потребовало, чтобы часть политических ссыльных была приведена к специальной присяге. Текст такой присяги получил и Короленко, но подписать его демонстративно отказался. В заявлении на имя пермского губернатора Короленко написал: «совесть запрещает мне произвести требуемое от меня обещание в существующей форме». Его арестовали и, соблюдая особые предосторожности, как крайне опасного преступника увезли в Сибирь. Не зная, что его ждет в дальнейшем, доведенный до отчаяния Короленко, находясь в одиночке военно-каторжного отделения тобольской тюрьмы, написал такое стихотворение:
В декабре 1881 года Короленко был доставлен в слободу Амгу Якутской области. Здесь в тяжелых условиях жизни, вдали от каких-либо культурных центров, началась его работа над такими произведениями, как «Сон Макара», «Убивец», «В дурном обществе». Однако выступать в печати ему было категорически запрещено. «Исправник прямо объявил мне, – писал Короленко в одном из своих писем из Амги, – что писать для печати безусловно не допускается».
Вспоминая о своих ссыльных скитаниях, Короленко иронически писал, что «в народ» он «был доставлен на казенный счет». В то же время Короленко с глубоким вниманием изучал жизнь якутского народа, записывал фольклор, знакомился с языком. Впечатления тех лет послужили основанием для целого ряда сибирских рассказов и очерков, которые составили значительную часть в творческом наследии писателя. В 1885 году Короленко получил разрешение возвратиться в Европейскую Россию без права жительства в столичных городах. Он поселился в Нижнем Новгороде, где и прожил более десяти лет. Эти годы ознаменованы наивысшим расцветом его творчества. В столичных журналах регулярно печатают его рассказы о очерки. В 1886 году он познакомился с Л. Н. Толстым, в следующем году – с Чеховым и Глебом Успенским. В 1886 году Короленко женился на своей давней московской знакомой Авдотье Семеновне Ивановской, вскоре появляются на свет дети. С 1895 года Короленко стал одним из почетных издателей журнала «Русское богатство».
В 1896 году Короленко переехал в Петербург, а с 1900 года поселился в Полтаве. Вскоре Короленко был избран почетным членом Академии наук по разряду изящной словесности. Он по-прежнему активно участвовал в общественно-политической жизни страны, выступил с резким протестом против исключения М. Горького из состава почетных академиков.
В 1906 году над писателем нависла новая угроза административных репрессий. В декабре 1905 года Короленко выступил в газете «Полтавщина» с «Открытым письмом», в котором требовал немедленного суда над неким Филоновым, под чьим руководством был подавлен крестьянский бунт в селе Сорочинцы Полтавской губернии. Через несколько дней после опубликования этого письма Филонов был убит выстрелом из револьвера. Короленко стали обвинять «в подстрекательстве к убийству». Прямолинейные, резкие ответы писателя на все обвинения против него составили цикл очерков, известных под названием «Сорочинская трагедия».
Своей книгой «Бытовое явление» Короленко отозвался на события 1905 года. Лев Толстой писал об этой книге так: «Ее надо перепечатать и распространять в миллионах экземпляров. Никакие думские речи, никакие трактаты, никакие драмы, романы не произведут одной тысячной доли того благотворного действия, какое должна произвести эта статья».
В книгах писателя, написанных в разные годы, красной нитью проходит мысль о бесправном, бедственном положении русского народа. Короленко с большим сочувствием описывает жизнь и крестьян, и ссыльных, и мелких ремесленников, и городской бедноты, и беспризорников. Популярностью пользовались его рассказы «Сон Макара», «В дурном обществе», «Ночью», «Федор Бесприютный», «Марусина заимка». Особая статья в творчестве Короленко – это его рассказы для детей («Дети подземелья», «Слепой музыкант» и другие). Неслучайно многие из них были рекомендованы для детского чтения: в них писатель учил добру, состраданию, отзывчивости на чужую боль. Самым крупным произведением Короленко была автобиографическая повесть «История моего современника», над которой писатель работал в течение 15 лет и которая так и осталась незавершенной.
Умер Короленко 25 декабря 1921 года в Полтаве после тяжелой болезни, хотя писать он не прекращал до последних минут жизни.
Сын ирландского врача, О. Уайльд с детства был окружен миром поэзии и красоты, вбирал в себя атмосферу прекрасного, царившую в доме, и с юных лет он уверовал, что окружать себя красотой – единственно достойное человека занятие. В английской литературе не много найдется писателей, столь последовательно и бескомпромиссно отвергавших отвратительное лицемерие и духовное убожество, поразившее английское общество конца XIХ века. Как уродлива нынешняя жизнь, задавленная вульгарностью и меркантилизмом! Как отвратительно это царство денег! Жизнь, по мнению Уайльда и его духовного наставника, известного английского публициста и философа Д. Рескина, есть красота, но современная буржуазная цивилизация не сочетается с красотой.
Еще учась в Оксфордском университете, Уайльд становится известен как поэт и как человек, неординарный в своем поведении и суждениях. Он прославился своими пьесами, некоторые из них идут на сценах театров и поныне («Веер леди Уиндемир», 1892, «Идеальный муж», 1895, «Как важно быть серьезным», 1895, «Саломея», 1895 и др.), сборниками сказок «Счастливый принц» (1888), «Гранатовый домик» (1891), но истинную славу ему принес роман «Портрет Дориана Грея».
Время, в которое жил писатель, было одновременно и яркое, и противоречивое. Внешне мир еще казался спокойным и устойчивым, а Англия времен королевы Виктории – благополучной и незыблемой. Однако исподволь все настойчивее давали о себе знать пошлость и мещанство, узость интересов и невежество. В английской литературе вряд ли найдется еще писатель, столь последовательно и бескомпромиссно отвергавший лицемерие и духовное убожество «высших» классов Англии. Самый образ жизни Уайльда, его вызывающее поведение, диковинные вкусы, остроумные парадоксы и насмешки вызывали раздражение и ненависть, его травили долгие годы, не прощая ему нарушения общепринятых правил.
Уайльд действительно обращал на себя внимание изысканной небрежностью в костюме, неизменным перстнем в форме скарабея, фиалкой в петлице. Ему нравилось озадачивать людей эксцентричностью суждений и поступков. Рассказывают, что, прогуливаясь однажды по Пикадилли, он зашел в лавку цветочника, выставившего в витрине изящные примулы, и попросил убрать цветы. «Прикажете доставить их домой, сэр? – Нет, просто уберите из окна. По-моему, они устали на солнце». Вступив на американский берег, куда он приехал с лекциями, Уайльд заявляет таможеннику, подошедшему с декларацией: «Мне нечего в нее внести, кроме своего гения». Кто-то из американцев стал при писателе нахваливать английский здравый смысл и услышал в ответ: «Вы подразумеваете нашу наследственную глупость?»
А между тем еще в те дни, когда Уайльд, окруженный поклонниками, блистал в светских гостиных и литературных салонах, в «доброй старой Англии» уже разворачивался гнусный скандал, закончившийся для Уайльда судом и заключением его в Редингскую тюрьму (1895), после которой он, сломленный и больной, прожил всего два года. За взлетами и падениями, перепадами славы и позора, какие выпали на его долю, четко обозначился закон полной несовместимости большого таланта художника и буржуазной пошлости, стремления к прекрасному и лицемерия викторианской Англии, свободного творчества и убогости вкусов. Это был удел большинства «прóклятых» поэтов последней трети ХIХ века. Жизнь и творчество Уайльда стали предвестием непризнания и непонимания искусства бунтарей нового, ХХ века, чье новаторство станет причиной гонений и нападок со стороны официальных властей.
Свое понимание жизни и искусства Уайльд изложил в статьях («Кисть, перо и отрава», «Упадок лжи»), основной смысл которых сводится к тезису о том, что искусство, его создания неизмеримо выше и совершеннее, чем творения природы, оно создает и разрушает мир, «оно может творить чудеса, когда хочет, и по одному его зову из пучин выходят морские чудовища… миндальное дерево расцветет зимою, и зреющая нива покроется снегом». Художник сначала создает тип, а жизнь старается потом его скопировать. Искусство не причиняет нам боли, рассуждает Уайльд, через него и только через него мы можем оградить себя от низменных опасностей жизни.
Поиск романтики и красоты пройдет через все его творчество писателя, именно эти качества определяют его «Сказки» (Уайльд писал их для своих сыновей), в которых он распахивает перед читателем захватывающий и красочный мир, где красные ибисы подстерегают на отмелях золотых рыбок, а свадебные пиры увенчивает танец розы, его рассказы, но наиболее яркое свое воплощение эстетическая программа Уайльда нашла в романе «Портрет Дориана Грея» (1890), герой которого, богатый и избалованный красавец, в совершенстве воплотил мечту автора об уходе из реального мира в мир воображаемый, мир красоты и искусства, где нет никаких преград для свободного наслаждения, где нет даже старости и уродства.
Уайльд выступал не только за свободу творчества художника, он принципиально возражал против всяких нравственных норм, сковывающих, по его мнению, действия людей. «Единственный способ отделаться от искушения – уступить ему. А если вздумаешь бороться с ним, душу будет томить влечение к запретному, и тебя измучают желания», – провозглашает в романе лорд Генри, в уста которого автор вкладывает множество собственных наблюдений и размышлений, циничный и остроумный наставник молодого Дориана Грея. Он внушает юноше мысль о том, что цель человеческой жизни – наслаждение.
Устами своего героя писатель возражает против всякой практической деятельности, ибо все стремления Дориана должны быть направлены на то, чтобы превратить свою жизнь в искусство, сделать ее столь же прекрасной, как прекрасен и сам Дориан («Вашим искусством была жизнь… Вы положили себя на музыку»). Иными словами, в некий кодекс жизни возводится аморализм.
Дориан, как и лорд Генри, эгоист, он живет по принципу «мои наслаждения – прежде всего!» Удовлетворение своих прихотей становится для него главным смыслом жизни, на практике этот культ праздного наслаждения героя оборачивается прямыми преступлениями, в буквальном смысле для достижения своих целей он идет по трупам, безжалостно устраняя или попросту убивая всех, кто оказывается на его пути к удовольствию. Дориан превращается в сущее исчадие ада, в воплощение зла. С легкостью он отвергает актрису Сибиллу Вейн, которая покорила его своей игрой, талант которой поблек, стоило ей страстно влюбиться в него. В отчаянии девушка кончает жизнь самоубийством. Дориан решился на убийство своего друга, талантливого художника Холлуорда, как только почувствовал в его лице угрозу для себя. Когда-то Холлуорд создал прекрасный портрет Дориана, чтобы тем самым сохранить в нетленности удивительную красоту героя. Благодаря дьявольским силам, с которыми Дориан заключает некий союз, портрет становится зеркалом его чудовищной душевной перемены: все злодеяния, совершенные героем, отражаются на нем, сам же герой, несмотря на прожитые годы, остается юным и прекрасным. В приступе бессильной ярости Дориан пытается уничтожить свое безобразное изображение, но падает бездыханным возле портрета. На шум прибежали слуги, они увидели мертвого страшного старика, лежавшего у портрета прекрасного юноши. Нанося удары по портрету, Дориан пытался тем самым убить свою совесть, свою душу, но это означало одновременно и физическое самоуничтожение, ибо без души человек мертв. Крушение Дориана в конце романа – это крушение человека, пытавшегося подменить реальную жизнь мечтой о прекрасном свободном мире и жить по законам этого мира. В отличие от своих героев Уайльд отчетливо видел невозможность этого «искусственного рая», между истинной красотой и реальным миром нет и не может быть гармонии, они чужды друг другу, и попытки жить по законам красоты в обыденной действительности обречены на провал, так как ведут к аморализму и преступлению. Писатель вошел в мировую литературу как блестящий стилист, как автор уникальных парадоксов, например: «Грех – единственное в жизни, ради чего вообще стоит жить», – провозглашает его остроумец лорд Генри.
В 1891 году выходит в свет сборник рассказов «Преступление лорда Артура Сэвила»; последним его произведением станет «Баллада Редингской тюрьмы», написанная через полгода после освобождения (1898). В основе ее лежит мысль: «Любимых убивают все». Это еще один парадокс, выстраданный писателем, итог его горького опыта, запечатленный в библейском изречении: «Худшие враги человека – ближние его». Уайльд взял на себя неосуществимую задачу – эстетизировать жизнь, с его точки зрения слишком убогую, но эта ноша оказалась ему не по силам, и, подобно многим своим современникам, он умер молодым, на сорок пятом году жизни. А мечта, которой он жил, осталась, и она не исчезнет, пока сохраняется разлад между искусством и действительностью.
Стивенсон – ведущая фигура английского неоромантизма. Художественное произведение, по его мнению, должно являться одновременно «реалистическим и идеальным», соединять в себе правду жизни и идеальное в ней. Принцип мужественного оптимизма явился основополагающим в его программе неоромантизма и его жизни. Стремясь обнаружить необыкновенное в повседневной действительности, Стивенсон хотел, по словам писателя Генри Джеймса, развивать «лучшие чувства – нетерпение, дерзание, решимость, страсть, любопытство, благородство, красноречие, дружелюбие», страстно желая, чтобы «традиция этих драгоценных качеств не исчезла».
Роберт Луис Стивенсон родился в Эдинбурге 13 ноября 1850 года в семье потомственного морского инженера. Его дальние предки по линии отца были мелкими фермерами. Дед стал видным морским инженером, строителем маяков, мостов и волнорезов. Эту традицию в профессии продолжили отец и дядя Стивенсона. По материнской линии Стивенсон принадлежал к старинному роду Бэлфуров, известному шотландскому клану. Мать Стивенсона, Маргарет Изабель Бэлфур, была дочерью священника из Колинтона – прихода, расположенного вблизи Эдинбурга.
Для Стивенсона его родословная была частью истории его родной Шотландии. Еще в детстве он жадно впитывал семейные предания и легенды, а став взрослым, искал им документальное подтверждение, по-мальчишески надеясь на то, что его род восходит к легендарным Роб Рою или Мак-Грегору.
Ранние годы будущего писателя прошли под неусыпным надзором трех человек: матери, отца и няни. В два года он перенес круп, и это самым непоправимым образом отразилось на его здоровье. У него развилась тяжелая «грудная болезнь», которая позже перешла в туберкулез. «Детство мое, – вспоминал он, – сложная смесь переживаний: жар, бред, бессонница, тягостные дни и томительные долгие ночи. Мне более знакома „Страна кровати“, чем зеленого сада».
В шесть лет маленького Роберта определили в школу, но учиться там ввиду слабого здоровья он не смог. Школы менялись, и нигде он надолго не задерживался. Частые пропуски, жестокие насмешки со стороны одноклассников, отсутствие прилежания – все это не способствовало успехам. Даже читать он научился только в восемь лет, а научившись, сразу увлекся чтением. Знаменательно, что в 1864 году Роберта Луиса определили в эдинбургскую школу для «отсталых и болезненных детей», там он изучал только те предметы, которые его привлекали, – французский, латынь и геометрию.
Родители Стивенсона хотели, чтобы он пошел по стопам отца. Следуя их желаниям, в 1867 году Роберт Луис поступил в Эдинбургский университет, где в течение трех лет изучал курс инженерных наук. Он даже написал научный доклад «Новый вид проблескового огня для маяков» (1871), за который был удостоен серебряной медали. Но сразу же после получения награды Роберт заявил отцу, что не считает инженерное дело делом своей жизни. Тогда было решено, что он станет адвокатом. В 1876 году Роберт Луис сдал выпускные экзамены по шотландскому праву, получил звание адвоката, сфотографировался в академической мантии и парике, но адвокатской практикой заниматься не стал.
В студенческие годы свой бунт против родительской опеки Роберт Луис выражал достаточно своеобразно, с удовольствием играя роль «нищего художника». Он одевался небрежно и странно с точки зрения респектабельного Эдинбурга. «Он выглядел, как пахарь или цыган», вспоминал один эдинбуржец, с осуждением описывая костюм Стивенсона, состоящий из «парусиновых брюк и черной рубашки с открытым воротом и галстуком, который походил на лоскут, оторванный от выброшенного на помойку ковра». Посещение «убежищ греха» и игра в порок также были частью эпатажного поведения Стивенсона, что рождало скандальные слухи, чрезвычайно раздражавшие его отца, и тот в какой-то момент объявил, что лишает сына наследства.
В 1873 году здоровье Роберта Луиса резко ухудшилось, и врачи посоветовали ему уехать на юг, во Францию. Результатом путешествия из Дувра в Ментону явился очерк «Дороги», опубликованный в ноябре 1873 года. И с этого момента вплоть до смерти Стивенсона не было ни одного года, чтобы в печати не появилось какое-нибудь его новое произведение.
Франция оставила большой след в жизни Стивенсона. В 1876 году он вместе со своим другом Уолтером Симпсоном предпринял на каноэ путешествие по рекам и каналам Франции и Бельгии. В деревушке Грез они присоединились к шумной компании молодых английских и американских художников. Здесь Стивенсон встретил американку Фэнни Осборн (Фрэнсис Матильду, урожденную Ванден-Гриф). Она жила со своими детьми отдельно от мужа, была на десять лет старше Роберта. Он предложил Фэнни развестись с Осборном и выйти за него замуж.
Прошло три с половиной года, прежде чем они сумели пожениться. Родители лишили Роберта материальной поддержки, но это не остановило его. Вслед за Фэнни, отправившейся в Америку разводиться с мужем, Роберт Луис пересекает в трюме корабля Атлантику, затем две недели едет в общем вагоне эмигрантского поезда из Нью-Йорка в Сан-Франциско. Далее он следует в Монтерей. Один, верхом на лошади, тяжело больной, он чудом не погибает на последнем этапе пути. «Это был странный и мучительный отрезок моей жизни, – писал он одному из своих друзей. – Согласно всем правилам, смерть казалась неизбежной, но спустя некоторое время мой дух снова воспрял в божественном бешенстве и стал понукать и пришпоривать мое хилое тело с немалым усилием и немалым успехом».
19 мая 1880 года в Сан-Франциско Стивенсон сочетался браком с Фанни. 7 августа молодожены первым классом возвращаются в Англию. Дорогу оплатил отец, смирившийся с этим браком.
Все эти годы Стивенсон не переставал работать. Итогом путешествия на каноэ по рекам Франции стали замечательные путевые очерки «Путешествие внутрь страны». Увлечение средневековой французской поэзией вылилось в прекрасные поэтические стилизации и рассказ «Ночлег Франсуа Вийона». Далее последовала серия рассказов «Современные тысяча и одна ночь», остроумная пародия на авантюрно-приключенческую литературу в ее ремесленном варианте, публиковавшаяся с июня по октябрь 1878 года в журнале «Лондон». Путешествие по Севенским горам в компании со строптивым осликом осенью 1878 года послужило материалом для книги очерков «Путешествие с ослом» (1879). Американские впечатления легли в основу еще одной книги очерков – «Эмигрант-любитель» (1880).
Итак, по возвращении Стивенсона из Америки в Англию произошло его примирение с отцом. Здесь немаловажную роль сыграла Фэнни, сумевшая найти подход к строптивому старику. Томас Стивенсон назначил молодым скромное содержание и даже подарил дом, который Роберт Луис в знак признательности называл Скерривор, по имени самого знаменитого маяка, построенного его отцом.
С октября 1881 года по январь в детском журнале «Янг Фолкс» под псевдонимом «Капитан Джордж Норт» Стивенсон печатает роман «Остров сокровищ». Роман, как вспоминал позже писатель, начался с детской забавы. Его пасынок Ллойд попросил написать «что-нибудь интересное». Наблюдая, как мальчик что-то рисует, Стивенсон сам увлекся и нарисовал карту несуществующего острова, населив его воображаемыми персонажами. Стивенсон задумал книгу для мальчиков, а потому в романе «женщины исключались». По признанию Стивенсона, он «с восторженным рвением» писал по главе в день, а вечером читал ее в кругу семьи и друзей. Родные и близкие проявили живейшее участие в работе над романом. «Мой отец, взрослый ребенок и романтик в душе, сразу же загорелся идеей этой книги», – вспоминал Стивенсон. Именно Томас Стивенсон придумал знаменитый сундук Билли Бонса и составил опись предметов, которые должны были там находиться. Он же придумал и эпизод с бочкой с яблоками, забравшись в которую герой и раскрыл коварный замысел пиратов. «Простая и легкая на вид книга „Остров сокровищ“ при внимательном рассмотрении оказывается многоплановой, – замечает М. В. Урнов. – Авантюрный сюжет в ней при всей его традиционности – повествование о пиратах, приключениях на море и затерянном острове – оригинален. Он построен по принципу увлекательной мальчишеской игры, вдохновляемой энергичной мечтой и требующей от юного участника приложения всех своих сил».
Публикация «Острова сокровищ» отдельным изданием в 1883 году сделала Стивенсона любимым писателем. Роман увлек людей всех возрастов и различных социальных кругов. Даже английский премьер-министр Гладстон признавался, что зачитывался романом далеко за полночь.
Стивенсон тяжело поплатился за пылкое рвение. Его здоровье резко ухудшилось. У него начались горловые кровотечения, он начал слепнуть, тяжелые ревматические боли не давали ему спать. Врачи предписали ему полный покой и даже запретили разговаривать. Полуслепой, лежа в постели, общаясь с окружающими жестами, Стивенсон не прекращал литературной работы. Из-под его пера выходят «страшные» повести «Окаянная Дженнет» и «Веселые молодцы», навеянные народными шотландскими мотивами. В 1886 году появляется в печати «Странная история доктора Джекила и мистера Хайда», рассказывающая о трагических последствиях фантастического эксперимента героя по расщеплению собственной личности. По признанию Стивенсона, сюжет повести он увидел во сне. Страшные сны сопровождали его с раннего детства, а в университетские годы под влиянием некоей микстуры, предписанной врачом, у Стивенсона возникла привычка «смотреть сны», оставшаяся на всю жизнь. Сочиняя перед сном какую-нибудь историю, писатель заметил, что эти истории продолжаются и во сне, где их разыгрывают маленькие человечки, часто нарушающие заданный им сюжет. Так во сне «человечки» не только дали писателю идею повести о докторе Джекиле, но и разыграли из нее несколько сцен.
Повесть имела у читателей грандиозный успех, особенно в Америке. Ее многочисленные публикации укрепили материальное положение Стивенсона. В 1887 году умер Томас Стивенсон, оставив Роберту Луису наследство в виде 23 тысяч фунтов стерлингов. Не испытывающий отныне затруднения в деньгах, Стивенсон коренным образом меняет свою жизнь. Сначала он с семьей переезжает в Америку, где его ждал восторженный прием. Затем он с «чадами и „домочадцами“» семь месяцев бороздит на яхте «Каско» просторы южных морей. Это морское путешествие вернуло Стивенсона к жизни, почти прекратились горловые кровотечения. Он завершает роман «Владелец Балантрэ», пишет «Катриону», продолжение «Похищенного».
В июне 1889 года Стивенсон с семьей отправился во второе плаванье на американском торговом судне «Экватор», а в декабре он приобрел на острове Уполу (архипелаг Самоа) участок земли, где было начато строительство дома. Через год семья Стивенсонов окончательно обосновалась на Самоа. Друзья назвали дом писателя Стивенсонией. Туда отправлялись толпы паломников, почитателей таланта писателя, в доме подолгу гостили друзья. «В торжественных случаях весь штат прислуги красовался в набедренных повязках из шотландки королевских цветов» (Р. Олдингтон). Сам писатель непрерывно писал. Он поднимался в пять-шесть утра и работал до полудня, потом следовал перерыв до пяти часов вечера, и он снова садился за стол до полуночи. Отдыхом ему служила флейта, чтение вслух в семейном кругу, поездки верхом на лошади. Живя на Самоа, Стивенсон создает сборники рассказов «Вечерние беседы на острове» и очерков «В Южных морях» о быте и нравах жителей Океании, пишет политические статьи в защиту жителей Самоа, ведет обширную переписку. Большую часть времени, свободного от литературного труда, он посвящает Самоа и самоанцам. Туземцы чтили Стивенсона, прозвав его Тузиталой (Сказителем).
3 декабря 1894 года Стивенсон, по обыкновению, весь день работал над романом «Уир Гермистон». Вечером, спустившись в гостиную, он нашел Фэнни в мрачном настроении: ее терзали мысли, что с кем-то из близких должно случиться несчастье. Он попытался ее развлечь, но вдруг схватился за голову и упал. Смерть наступила от кровоизлияния в мозг.
С почестями туземцы подняли Тузиталу, покрытого государственным английским флагом, на вершину горы Веа, прорубив дорогу сквозь тропический лес. Здесь Стивенсон нашел свое последнее пристанище.
Творческое наследие Гюстава Флобера не велико, величие и популярность его книг многие исследователи объясняли совершенством его стиля. Действительно, не так уж много найдется в мировой литературе писателей – блестящих художников слова. Он определял на слух каждую фразу, насколько хорошо она построена. И все же трудно объяснить непреходящую ценность его книг только исключительным мастерством. Творчество Флобера было знаменем времени, в нем нашли свое выражение важные моменты истории Франции и Европы в целом: «Идеальное кончилось, лирическое исчерпало себя. Наступило отрезвление. Суровая, беспощадная правда проложила себе путь в искусство». Изменения, происшедшие в жизни французского общества второй половины ХIХ века, совпали с окончательным крушением романтических настроений в литературе. Случилось так, что эти перемены совпали с духовным переломом в самом писателе. Кончилась юность, завершился процесс становления личности Флобера. Он прошел школу романтического ученичества, мучительно расставаясь со своими юношескими романтическими идеалами. К началу 1850-х годов Флобер выступает уже зрелым писателем-реалистом. Он поселяется в своем имении Круассе близ Руана, где и живет всю свою жизнь, вдали от всякой общественной и политической деятельности. Это было добровольное уединение художника, рано осознавшего, что идеалы красоты и благородства находятся в непримиримом противоречии с пошлостью буржуазного существования. Перешагнув свое 20-летие, Флобер все чаще жалуется на скуку, тоску, на мещанские привычки и узость интересов своих руанских сограждан. Он приходит к мысли, что пошлость и всеобъемлющая глупость неистребимы, что они в природе человека. Свой дом в Круассе он будет называть «берлогой», «пещерой», позднее – «башней из слоновой кости», в которой он и будет заниматься любимым делом – искусством. Он работал, «как вол», «как каторжник, прикованный в своем подземелье», творчество заполнит всю его жизнь без остатка.
Сотни романов были написаны до Флобера о супружеской неверности. Воспользовавшись уже известным в литературе сюжетом, писатель нашел способ рассказать не только о трагической судьбе еще одной запутавшейся женщины, но и выразить свое отношение к окружающей жизни, поэтому роман «Госпожа Бовари» (1850) приобрел многоплановый, глубокий социально-философский смысл. Как в зеркале, в нем отразилась атмосфера 50-х годов XIХ века во Франции, пережившей крушение револ�