Ленин ПСС издание 5 том 3

[Форум "Пикник на опушке"] [Книги на опушке] [Фантазия на опушке] [Проект "Эссе на опушке"]

В.И. Ленин. Полное собрание сочинений. Том 3

ПЕЧАТАЕТСЯ
ПО ПОСТАНОВЛЕНИЮ
ЦЕНТРАЛЬНОГО КОМИТЕТА
КОММУНИСТИЧЕСКОЙ ПАРТИИ
СОВЕТСКОГО СОЮЗА

В. И. ЛЕНИН

ПОЛНОЕ СОБРАНИЕ СОЧИНЕНИЙ

ИЗДАНИЕ ПЯТОЕ

ИЗДАТЕЛЬСТВО
ПОЛИТИЧЕСКОЙ ЛИТЕРАТУРЫ
МОСКВА· 1971

В. И. ЛЕНИН

ТОМ

ИЗДАТЕЛЬСТВО
ПОЛИТИЧЕСКОЙ ЛИТЕРАТУРЫ
МОСКВА· 1971

ПРЕДИСЛОВИЕ

Настоящий том содержит произведение В. И. Ленина «Развитие капитализма в России», написанное им в 1896-1899 годах и изданное отдельной книгой в 1899 году. В том включается также статья Ленина «Некритическая критика», напечатанная в мае - июне 1900 года, явившаяся ответом на рецензию одного из «легальных марксистов» на эту книгу.

Перед русскими марксистами в тот период встала задача глубокого изучения экономики России. Это было необходимо для окончательного идейного разгрома народничества и определения перспектив революционной борьбы рабочего класса, задач российской социал-демократии. Теоретическая работа русских марксистов, писал Ленин, должна направиться на конкретное изучение всех форм экономического антагонизма в России, должна «дать цельную картину нашей действительности, как определенной системы производственных отношений, показать необходимость эксплуатации и экспроприации трудящихся при этой системе, показать тот выход из этих порядков, на который указывает экономическое развитие» (см. Сочинения, 5 изд., том 1, стр. 307).

Это научное исследование и было осуществлено Лениным в книге «Развитие капитализма в России», которая явилась завершением ленинских работ 90-х годов, направленных против либеральных народников и

«легальных марксистов», на разработку программных положений революционного марксизма и их применение в конкретных условиях России. Ленин считал, что программа марксистской рабочей партии должна содержать характеристику основных черт экономического строя России, оценку основных классовых сил, определение основной цели и текущих задач революционной борьбы пролетариата. Ленинский труд «Развитие капитализма в России» вместе с другими произведениями Ленина создал теоретическую основу для выработки программы, стратегии и тактики большевизма.

Вопрос «о судьбах капитализма в России», вокруг которого разгорелась тогда борьба между революционными марксистами, с одной стороны, и либеральными народниками и «легальными марксистами», с другой стороны, был важнейшим вопросом теории и практики революционной борьбы. Это был вопрос о том, какой класс призван и может осуществить коренное переустройство общества, на какой класс должны ориентироваться революционеры. Это был вопрос о перспективах развития России, о судьбах революции и условиях ее победы в нашей стране. Ленин поставил эти вопросы в центре своего исследования. Вместо академических споров «о рынках для русского капитализма», какие вели между собой народники и «легальные марксисты», Ленин посвятил свой труд марксистскому анализу общественно-экономического строя и классовой структуры России, обоснованию руководящей роли пролетариата в предстоящей революции. Ленинская работа «Развитие капитализма в России» является замечательным образцом единства революционной теории и практики, соединения научного социализма с рабочим движением, использования теории в качестве оружия революционной практики.

В теоретическом введении Ленин разъясняет и развивает основные положения марксистской политэкономии об общественном разделении труда, простом товарном хозяйстве и неизбежном превращении его

в капиталистическое, о создании внутреннего рынка самим развивающимся капитализмом. В борьбе с народническими воззрениями Ленин защищает и обогащает марксистскую теорию капиталистического воспроизводства и кризисов, подчеркивает противоречия капиталистического накопления, реализации общественного продукта, антагонизма между расширением капиталистического производства и ограниченным потреблением вследствие растущего обнищания трудящихся. Раскрывая действительный смысл марксистской теории капиталистической экономики, Ленин указывает, что противоречия капитализма объясняют условия и причины его гибели, революционной замены новым, прогрессивным строем - социализмом. В последних главах книги Ленин на громадном и всестороннем фактическом материале исследует конкретное проявление в российской действительности общих экономических законов развития капиталистического общества.

Анализ развития капитализма в России Ленин начинает с характеристики капиталистической эволюции сельского хозяйства и разложения крестьянства. На основе огромного фактического материала Ленин неопровержимо доказал, что общественно-экономические отношения в русской деревне после реформы 1861 года характеризовались наличием и развитием тех противоречий, которые свойственны товарному хозяйству и капитализму. Эти противоречия показывали, что «строй экономических отношений в «общинной» деревне отнюдь не представляет из себя особого уклада («народного производства» и т. п.)», как утверждали народники, а представляет «обыкновенный мелкобуржуазный уклад». Ленин показал, что крестьянство не только дифференцируется, «оно совершенно разрушается, перестает существовать, вытесняемое совершенно новыми типами сельского населения, - типами, которые являются базисом общества с господствующим товарным хозяйством и капиталистическим производством. Эти типы - сельская буржуазия (преимущественно мелкая)

и сельский пролетариат, класс товаропроизводителей в земледелии и класс сельскохозяйственных наемных рабочих» (см. настоящий том, стр. 165, 166).

В работе «Развитие капитализма в России» Ленин дал глубокий анализ общественно-экономического строя помещичьего хозяйства и обрисовал характер эволюции его в пореформенную эпоху. Ленин показал, что в помещичьем хозяйстве сочетались тогда отработочная и капиталистическая системы хозяйства, что отработочная система - прямой пережиток барщинного хозяйства, которое господствовало при крепостном строе. С развитием товарного хозяйства и разложением крестьянства отработочная система постепенно вытеснялась капиталистической системой помещичьего хозяйства. Разоблачая идеализацию либеральными народниками отработочной системы и других пережитков крепостничества, Ленин убедительно доказал, что остатки крепостничества (отработки и барщина в пользу помещика за различные «отрезки» земли, круговая порука, высокие подати, отсутствие свободы распоряжения крестьянской землей, свободы передвижения и переселения крестьянства, гражданская неполноправность и т. д.) тяжелым гнетом ложились на крестьянство царской России.

Кроме помещичьей эксплуатации трудящееся крестьянство было задавлено кулацкой кабалой, грабежом со стороны торгового и ростовщического капитала, который играл громадную роль в пореформенной деревне. Ленин раскрыл глубокий антагонизм между крестьянством и помещиками, а внутри крестьянства - антагонизм между сельской буржуазией и сельским пролетариатом.

В работе «Развитие капитализма в России» показывается огромный рост торгового земледелия в пореформенный период, вскрываются особенности развития товарного производства и капитализма в сельском хозяйстве, выявляется прогрессивность капитализма в земледелии по сравнению с пережитками феодализма, а также по сравнению с мелким производством. Ленин

нанес сокрушительный удар буржуазной теории «устойчивости» мелкого крестьянского хозяйства. Он показал, что и в сельском хозяйстве крупное капиталистическое производство продуктивнее мелкого и неизбежно вытесняет его, что мелкое крестьянское хозяйство держится лишь расхищением труда и жизненных сил земледельца, расхищением производительных сил земли. Вскрывая безнадежность и безвыходность положения трудящегося крестьянства при капитализме, Ленин доказал, что мелким крестьянам нет спасения вне присоединения к революционному движению пролетариата, вне революционной борьбы вместе с пролетариатом против всего капиталистического строя.

В книге «Развитие капитализма в России» впервые дан марксистский анализ стадий и форм эволюции капитализма в промышленности пореформенной России. Ленин детально рассматривает три главные стадии развития капитализма в русской промышленности: мелкое товарное производство (мелкие, преимущественно крестьянские, промыслы) - капиталистическая мануфактура - фабрика (крупная машинная индустрия) в их неразрывной связи, показывает закономерное превращение мелкого товарного производства в капиталистическое, в мануфактуру, и перерастание последней в фабрику, в крупную машинную индустрию. При этом исследуется связь каждой из этих форм промышленности с сельским хозяйством.

На основе тщательного анализа обширного фактического материала Ленин выявляет параллелизм в разложении мелких производителей в земледелии и промыслах, вскрывает ожесточенную конкуренцию среди «кустарей», исследует процесс образования отдельными товаропроизводителями сравнительно крупных мастерских, развитие из раздробленного мелкого производства капиталистической простой кооперации. Ленин показывает, как мастерские со значительным числом рабочих вводят постепенно разделение труда и таким образом капиталистическая простая кооперация перерастает в капиталистическую мануфактуру. Ленин впервые

дал марксистскую характеристику целого ряда кустарных промыслов как мануфактурной стадии русского капитализма. Мануфактура, указывает Ленин, является промежуточным звеном между ремеслом и мелким товарным производством с примитивными формами капитала, с одной стороны, и между крупной машинной индустрией (фабрикой), с другой стороны.

Ленин подробно и всесторонне исследует развитие крупной машинной индустрии в России. Он характеризует крупную машинную (фабричную) индустрию как высшую ступень капитализма в промышленности, основной и существенный признак которой состоит в употреблении для производства системы машин. Переход от мануфактуры к фабрике, указывает Ленин, знаменует полный технический переворот, за которым неизбежно идет крутая ломка общественных отношений производства, окончательный раскол между различными группами участвующих в производстве лиц, обострение и расширение глубоких противоречий капитализма, а вместе с тем и массовое обобществление труда капитализмом, т. е. подготовку материальных условий для перехода к социализму. «Крупная машинная индустрия является, таким образом, последним словом капитализма, последним словом его отрицательных и «положительных моментов»» (стр. 455).

Ленин подчеркивает растущую концентрацию производства в русской промышленности. Уже в 1890 г. 71,1% общего числа всех фабрично-заводских рабочих было занято на крупных фабриках и заводах (с числом рабочих 100 и более человек). В 1894- 1895 гг. крупные предприятия составляли 10,1% всех фабрик и заводов и сосредоточивали 74% всех фабрично-заводских рабочих и свыше 70% суммы производства. В 1903 г. крупные фабрики, имевшие свыше 100 рабочих, составляли в Европейской России 17% всего числа фабрик и заводов и сосредоточивали 76,6% всего числа фабрично-заводских рабочих. Ленин особо отмечает, что русские большие фабрики были крупнее

германских. Сосредоточение все большей части рабочих на крупных фабриках и заводах, в больших городах и промышленных центрах способствовало сплочению и организации рабочего класса, увеличивало его силу и политическую роль в жизни страны, ее дальнейших судьбах.

В итоге исследования Ленин показал, что «Россия сохи и цепа, водяной мельницы и ручного ткацкого станка стала быстро превращаться в Россию плуга и молотилки, паровой мельницы и парового ткацкого станка» (стр. 597-598). Вместе с тем Россия, несмотря на развитие в ней капитализма, оставалась страной по преимуществу аграрной, отсталой в технико-экономическом отношении по сравнению с передовыми капиталистическими странами. Многочисленные остатки и пережитки крепостничества являлись главной причиной этого отставания, они тормозили развитие производительных сил страны, тяжелым гнетом лежали на народных массах.

Отмечая прогрессивный характер капитализма в сравнении с феодализмом, помещичьим строем и мелким производством, Ленин в то же время дал яркую характеристику глубоких противоречий и язв капиталистического строя. Произведение Ленина «Развитие капитализма в России» - это гневный обвинительный акт против царизма и русского капитализма.

Книга Ленина явилась не только завершением идейного разгрома народничества, но и разгромом «легальных марксистов». Ленин показал, что «легальные марксисты» являются апологетами капитала, врагами революционного марксизма.

«Легальные марксисты» встретили ленинский труд «Развитие капитализма в России» враждебной критикой. Ленин ответил на эти выпады статьей «Некритическая критика», которая была опубликована в журнале «Научное Обозрение». В этой статье Ленин указывает на необходимость резко размежеваться с людьми, которые, прикрываясь маской «марксистов», извращают революционный марксизм. С особой силой

подчеркнул Ленин задачи дальнейшего развития коренных положений марксизма на основе обобщения опыта классовой борьбы пролетариата в новых условиях.

В противоположность представителям «легального марксизма», которые всячески прикрашивали капитализм и превозносили буржуазию, Ленин подчеркивал, что капитализм представляет собой исторически преходящий строй, что его историческая роль заключается в создании материальных предпосылок и субъективных факторов пролетарской революции, перехода к социализму.

В своей работе «Развитие капитализма в России» Ленин дал ясную и четкую характеристику экономики и классовой структуры страны конца XIX столетия. Он вскрыл глубокую экономическую основу классовой борьбы и расстановки классовых сил накануне первой русской революции. Книга Ленина давала ответ на вопрос о характере грядущей революции и ее движущих силах, о роли в ней различных классов.

В своей работе Ленин дал политико-экономическое обоснование руководящей роли пролетариата в революции и доказал, что его сила в историческом развитии России неизмеримо больше, чем его численность в общей массе населения. Это целиком подтвердила в дальнейшем история трех революций. Тем самым Ленин нанес сокрушительный удар по догме оппортунистов в международном рабочем движении, согласно которой пролетариат не может и не должен бороться за власть и социализм, пока он не составляет большинства населения в стране.

Ленин показал экономическую основу двойственного положения и двойственной роли крестьянства, вскрыл антагонизм собственнических и пролетарских тенденций внутри крестьянства, корни колебаний его между буржуазией и пролетариатом. Вместе с тем Ленин показал глубокие источники революционности трудового крестьянства и обосновал необходимость союза рабочего класса и крестьянства для борьбы против помещиков, царизма, буржуазии.

Эти положения марксизма, развитые и обоснованные в книге Ленина более полвека назад, имеют и в настоящее время актуальное значение. Гениальные ленинские указания о гегемонии пролетариата, о союзе рабочих и крестьян являются руководящим началом в борьбе народов за демократию, национальное освобождение, за социализм.

Общий вывод, вытекающий из глубокого политико-экономического анализа, данного Лениным в «Развитии капитализма в России», состоял в том, что в России назревает великая народная революция, во главе которой стоит пролетариат, имеющий мощного союзника - многомиллионное крестьянство; эта революция не может ограничиться свержением царизма - пролетариат пойдет дальше, к свержению капитализма, к победе социализма.

Ленинский труд «Развитие капитализма в России» вышел в свет через пять лет после опубликования Энгельсом третьего тома «Капитала» Маркса и явился непосредственным продолжением гениального труда Маркса. В предисловии к третьему тому «Капитала» Энгельс указывает, что Маркс долго и тщательно изучал в подлинниках материалы об экономике пореформенной России. Он предполагал на примере России конкретизировать и развить дальше свое учение об эволюции капитализма в сельском хозяйстве. Россия с ее разнообразием форм землевладения и эксплуатации сельскохозяйственных производителей должна была в отделе земельной ренты играть такую же роль, какую играла Англия в первом томе «Капитала» при исследовании промышленного капитализма. Марксу не удалось осуществить этот план, указывает Энгельс. Этот план Маркса осуществил Ленин в книге «Развитие капитализма в России». Вместе с тем Ленин на основе исследования экономики России обогатил новыми положениями и другие разделы политической экономии капитализма, в особенности теорию возникновения и развития капиталистического способа производства, превращения простого товарного хозяйства в

капиталистическое и своеобразия этого процесса в сельском хозяйстве, теорию воспроизводства и кризисов, обобществления труда с ростом концентрации производства.

Неоценимое значение имеет книга Ленина «Развитие капитализма в России» для народов капиталистических и колониальных стран. Всем своим содержанием она убедительно доказывает, что при господстве капитала народные массы обречены на эксплуатацию и нищету, что единственный путь освобождения от ярма помещиков и цепей империализма - это путь революции, путь социализма.

РАЗВИТИЕ КАПИТАЛИЗМА В РОССИИ

ПРОЦЕСС ОБРАЗОВАНИЯ ВНУТРЕННЕГО РЫНКА ДЛЯ КРУПНОЙ ПРОМЫШЛЕННОСТИ ^_1

ПРЕДИСЛОВИЕ К ПЕРВОМУ ИЗДАНИЮ

В предлагаемой работе автор задался целью рассмотреть вопрос: как складывается внутренний рынок для русского капитализма? Известно, что вопрос этот поставлен уже давно главными представителями народнических воззрений (во главе их гг. В. В. и Н. -он), и наша задача будет состоять в критике этих воззрений. Мы не считали возможным ограничиться в этой критике разбором ошибок и неправильностей во взглядах противников; нам казалось недостаточным для ответа на поставленный вопрос привести факты, говорящие об образовании и росте внутреннего рынка, ибо могло бы являться возражение, что такие факты выбраны произвольно и опущены факты, говорящие против. Нам казалось необходимым рассмотреть и попытаться изобразить весь процесс развития капитализма в России в его целом. Само собою разумеется, что такая широкая задача была бы не под силу отдельному лицу, если бы не внести в нее ряд ограничений. Во-первых, как видно уже из заглавия, мы берем вопрос о развитии капитализма в России исключительно с точки зрения внутреннего рынка, оставляя в Стороне вопрос о внешнем рынке и данные о внешней торговле. Во-вторых, мы ограничиваемся одной пореформенной эпохой. В-третьих, мы берем главным образом и почти исключительно данные о внутренних чисто русских губерниях. В-четвертых, мы ограничиваемся исключительно одной экономической стороной процесса. Но и за

всеми указанными ограничениями остающаяся тема чрезвычайно широка. Автор отнюдь не скрывает от себя трудности и даже опасности брать столь широкую тему, но ему казалось, что для разъяснения вопроса о внутреннем рынке для русского капитализма безусловно необходимо показать связь и взаимозависимость отдельных сторон того процесса, который происходит во всех областях общественного хозяйства. Мы ограничиваемся поэтому рассмотрением основных черт процесса, предоставляя дальнейшим исследованиям более специальное изучение его.

План нашей работы таков. В I главе мы рассмотрим, возможно более кратко, основные теоретические положения абстрактной политической экономии по вопросу о внутреннем рынке для капитализма. Это послужит как бы введением для остальной, фактической части сочинения и избавит от необходимости многократных ссылок на теорию в дальнейшем изложении. В трех следующих главах мы постараемся охарактеризовать капиталистическую эволюцию земледелия в пореформенной России, именно во II главе будут разобраны земско-статистические данные о разложении крестьянства, в III - данные о переходном состоянии помещичьего хозяйства, о смене барщинной системы этого хозяйства капиталистическою, и в IV - данные о тех формах, в которых происходит образование торгового и капиталистического земледелия. Три дальнейшие главы будут посвящены формам и стадиям развития капитализма в нашей промышленности: в V главе мы рассмотрим первые стадии капитализма в промышленности, именно в мелкой крестьянской (так наз. кустарной) промышленности; в VI главе - данные о капиталистической мануфактуре и о капиталистической работе на дому и в VII главе - данные о развитии крупной машинной индустрии. В последней (VIII) главе мы сделаем попытку указать связь между отдельными, изложенными выше, сторонами процесса и дать общую картину этого процесса.

P. S.² К величайшему сожалению, мы не могли воспользоваться для настоящего сочинения тем замечательным анализом «развития сельского хозяйства в капиталистическом обществе», который дан К. Каутским в его книге: «Die Agrarfrage» (Stuttgart, Dietz, 1899; I. Abschn. «Die Entwicklung der Landwirtschaft in der kapitalistischen Gesellschaft» *) **.

Эта книга (полученная нами тогда, когда большая часть настоящего сочинения была уже набрана) представляет из себя самое замечательное, после 3-го тома «Капитала» ^_3, явление новейшей экономической литературы. Каутский исследует «основные тенденции» капиталистической эволюции земледелия, его задача - рассмотреть разнообразные явления в современном сельском хозяйстве, как «частные проявления одного общего процесса» (Vorrede ***, VI). Интересно отметить, до какой степени тождественны основные черты этого общего процесса в Западной Европе и в России, несмотря на громадные особенности последней как в экономическом, так и во внеэкономическом отношении. Напр., для капиталистического современного (moderne) земледелия вообще типично прогрессирующее разделение труда и употребление машин (Kautsky, IV, b, с), которое обращает на себя внимание и в пореформенной России (см. ниже, гл. III, § VII и VIII; гл. IV, особенно § IX). Процесс «пролетаризирования крестьянства» (заглавие VIII гл. книги Каутского) выражается повсюду в распространении всяческих видов наемной работы мелких крестьян (Kautsky, VIII, b); - параллельно этому мы наблюдаем в России образование громадного класса наемных рабочих с наделом (см. ниже, гл. II). Существование мелкого крестьянства во всяком капиталистическом обществе объясняется не техническим превосходством мелкого производства в земледелии, а тем, что мелкие крестьяне понижают свои потребности ниже уровня потребностей

* - «Аграрный вопрос» (Штутгарт, Дитц, 1899; I отдел: «Развитие сельского хозяйства в капиталистическом обществе»). Ред.

наемных рабочих и надрываются над работой несравненно сильнее, чем эти последние (Kautsky, VI, b; «сельскохозяйственный наемный рабочий находится в лучшем положении, чем мелкий крестьянин», - говорит Каутский неоднократно: S.* 110, 317, 320); аналогичное явление наблюдается и в России (см. ниже, гл. II, § XI, В ^_4). Естественно поэтому, что западноевропейские и русские марксисты сходятся в оценке таких, напр., явлений, как «земледельческие отхожие промыслы», употребляя русское выражение, или «наемная земледельческая работа бродячих крестьян», как говорят немцы (Kautsky, S. 192. Ср. ниже, гл. Ill, § X); - или такого явления, как отход рабочих и крестьян из деревень в города и на фабрики (Kautsky, IX, е; S. 343 особенно; и много других. Ср. ниже, гл. VIII, § II); - перенесение крупной капиталистической промышленности в деревню (Kautsky, S. 187. Ср. ниже VII, § VIII). Мы уже не говорим об одинаковой оценке исторического значения земледельческого капитализма (Kautsky, passim **, особенно S. 289, 292, 298. Ср. ниже, гл. IV, § IX), об одинаковом признании прогрессивности капиталистических отношений в земледелии сравнительно с докапиталистическими [Kautsky, S. 382: «Вытеснение des Gesindes (лично зависимых батраков, челяди) и der Instleute («среднее между батраком и арендатором»: крестьянин, арендующий землю за отработки) поденщиками, которые вне работы - свободные люди, было бы большим социальным прогрессом». Ср. ниже, гл. IV, § IX, 41. Каутский категорически признает, что о переходе деревенской общины к общинному ведению крупного современного земледелия «нечего и думать» (S. 338), что те агрономы, которые требуют в Западной Европе укрепления и развития общины, - вовсе не социалисты, а представители интересов крупных землевладельцев, желающих привязать к себе рабочих сдачей им клочков земли (S. 334), что во всех европейских странах представители инте-

ресов землевладельцев желают привязать сельских рабочих посредством наделения их землей и пытаются уже вводить в законодательство соответствующие мероприятия (S. 162), что против всех попыток помочь мелкому крестьянству посредством насаждения кустарных промыслов (Hausindustrie) - этого худшего вида капиталистической эксплуатации - «следует бороться самым решительным образом» (S. 181). Мы считаем необходимым подчеркнуть полную солидарность воззрений западноевропейских и русских марксистов ввиду новейших попыток представителей народничества провести резкое различие между теми и другими (см. заявление г-на В. Воронцова 17 февраля 1899 г. в обществе для содействия русской промышленности и торговле, «Новое Время», 1899, № 8255 от 19 февраля) ^_5.

Обложка второго издания книги В. И. Ленина «Развитие капитализма в России» с собственноручной надписью автора. - 1908 г.

ПРЕДИСЛОВИЕ КО ВТОРОМУ ИЗДАНИЮ ^_6

Настоящее сочинение написано в период кануна русской революции, во время некоторого затишья, которое наступило после взрыва крупных стачек 1895- 1896 годов. Рабочее движение тогда как бы ушло в себя, распространяясь вширь и вглубь и подготовляя начало демонстрационного движения в 1901 году.

Тот анализ общественно-хозяйственного строя и, следовательно, классового строения России, который дан в настоящем сочинении на основании экономического исследования и критического разбора статистических сведений, подтверждается теперь открытым политическим выступлением всех классов в ходе революции. Вполне обнаружилась руководящая роль пролетариата. Обнаружилось и то, что его сила в историческом движении неизмеримо более, чем его доля в общей массе населения. Экономическая основа того и другого явления доказана в предлагаемой работе.

Далее, революция обнаруживает теперь все более и более двойственное положение и двойственную роль крестьянства. С одной стороны, громадные остатки барщинного хозяйства и всевозможные пережитки крепостного права при невиданном обнищании и разорении крестьянской бедноты вполне объясняют глубокие источники революционного крестьянского движения, глубокие корни революционности крестьянства, как массы. С другой стороны, и в ходе революции, и в характере разных политических партий, и во многих

идейно-политических течениях обнаруживается внутренне противоречивое классовое строение этой массы, ее мелкобуржуазность, антагонизм хозяйских и пролетарских тенденций внутри нее. Колебание обнищавшего хозяйчика между контрреволюционной буржуазией и революционным пролетариатом так же неизбежно, как неизбежно то явление во всяком капиталистическом обществе, что ничтожное меньшинство мелких производителей наживается, «выходит в люди», превращается в буржуа, а подавляющее большинство либо разоряется совсем и становится наемными рабочими или пауперами, либо живет вечно на границе пролетарского состояния. Экономическая основа обоих течений в крестьянстве доказана в предлагаемой работе.

На этой экономической основе революция в России неизбежно является, разумеется, буржуазной революцией. Это положение марксизма совершенно непреоборимо. Его никогда нельзя забывать. Его всегда необходимо применять ко всем экономическим и политическим вопросам русской революции.

Но его надо уметь применять. Конкретный анализ положения и интересов различных классов должен служить для определения точного значения этой истины в ее применении к тому или иному вопросу. Обратный же способ рассуждения, нередко встречающийся у социал-демократов правого крыла с Плехановым во главе их, - т. е. стремление искать ответов на конкретные вопросы в простом логическом развитии общей истины об основном характере нашей революции, есть опошление марксизма и сплошная насмешка над диалектическим материализмом. Про таких людей, которые выводят, напр., руководящую роль «буржуазии» в революции или необходимость поддержки либералов социалистами из общей истины о характере этой революции, Маркс повторил бы, вероятно, приведенную им однажды цитату из Гейне: «Я сеял драконов, а сбор жатвы дал мне блох» ⁷.

На данной экономической основе русской революции объективно возможны две основные линии ее развития и исхода:

Либо старое помещичье хозяйство, тысячами нитей связанное с крепостным правом, сохраняется, превращаясь медленно в чисто капиталистическое, «юнкерское» хозяйство. Основой окончательного перехода от отработков к капитализму является внутреннее преобразование крепостнического помещичьего хозяйства. Весь аграрный строй государства становится капиталистическим, надолго сохраняя черты крепостнические. Либо старое помещичье хозяйство ломает революция, разрушая все остатки крепостничества и крупное землевладение прежде всего. Основой окончательного перехода от отработков к капитализму является свободное развитие мелкого крестьянского хозяйства, получившего громадный импульс благодаря экспроприации помещичьих земель в пользу крестьянства. Весь аграрный строй становится капиталистическим, ибо разложение крестьянства идет тем быстрее, чем полнее уничтожены следы крепостничества. Иными словами: либо - сохранение главной массы помещичьего землевладения и главных устоев старой «надстройки»; отсюда - преобладающая роль либерально-монархического буржуа и помещика, быстрый переход на их сторону зажиточного крестьянства, понижение крестьянской массы, не только экспроприируемой в громадных размерах, но закабаляемой к тому же теми или иными кадетскими выкупами, забиваемой и отупляемой господством реакции; душеприказчиками такой буржуазной революции будут политики типа, близкого к октябристам ⁸. Либо - разрушение помещичьего землевладения и всех главных устоев соответствующей старой «надстройки»; преобладающая роль пролетариата и крестьянской массы при нейтрализации неустойчивой или контрреволюционной буржуазии; наиболее быстрое и свободное развитие производительных сил на капиталистической основе при наилучшем, какое только мыслимо вообще в обстановке товарного производства, положении рабочей и крестьянской массы; - отсюда создание наиболее благоприятных условий для дальнейшего осуществления рабочим классом его настоящей и коренной задачи социалистического

переустройства. Возможны, конечно, бесконечно разнообразные сочетания элементов того или иного типа капиталистической эволюции, и только безнадежные педанты могли бы решать возникающие при этом своеобразные и сложные вопросы посредством одних только цитаток из того или иного отзыва Маркса про другую историческую эпоху.

Предлагаемое читателю сочинение посвящено анализу предреволюционной экономики России. В революционную эпоху страна живет так быстро и порывисто, что определение крупных результатов экономической эволюции в разгар политической борьбы невозможно. Гг. Столыпины, с одной стороны, либералы, с другой (и вовсе не одни только кадеты a la* Струве, а все кадеты ⁹ вообще), работают систематически, упорно и последовательно над завершением революции по первому образцу. Государственный переворот 3 июня 1907 г., только что пережитый нами, знаменует победу контрреволюции, стремящейся обеспечить полное преобладание помещиков в так наз. российском народном представительстве ¹⁰. Но насколько прочна эта «победа», - вопрос иной, и борьба за второй исход революции продолжается. Более или менее решительно, более или менее последовательно, более или менее сознательно к этому исходу стремится не только пролетариат, но и широкие крестьянские массы. Непосредственная массовая борьба, как ни старается контрреволюция задушить ее прямым насилием, как ни стараются кадеты задушить ее своими подленькими и лицемерными контрреволюционными идейками, прорывается то здесь, то там, несмотря ни на что, и налагает свой отпечаток на политику «трудовых», народнических партий, хотя верхи мелкобуржуазных политиков несомненно заражены (особенно «народные социалисты»¹¹ и трудовики ¹²) кадетским духом предательства, молчалинства¹³ и самодовольства умеренных и аккуратных мещан или чиновников.

Чем кончится эта борьба, каков будет окончательный итог первого натиска российской революции, - сейчас

еще нельзя сказать. Поэтому не настало еще время (да и непосредственные партийные обязанности участника рабочего движения не оставляют досуга) для полной переработки настоящего сочинения *. Второе издание не может выйти из рамок характеристики предреволюционной экономики России. Автор вынужден был ограничиться просмотром и исправлением текста, а также самыми необходимыми дополнениями из новейшего статистического материала. Таковы данные последних конских переписей, статистики урожаев, итоги всероссийской переписи населения 1897 года, новые данные фабрично-заводской статистики и т. д.

* Возможно, что такая переработка потребует продолжения предлагаемой работы: первый том пришлось бы тогда ограничить анализом предреволюционной экономики России, второй том посвятить изучению итогов и результатов революции.

Титульный лист второго немецкого издания (1872 г.) первого тома «Капитала» К. Маркса, которым пользовался В. И. Ленин.

ГЛАВА I
ТЕОРЕТИЧЕСКИЕ ОШИБКИ ЭКОНОМИСТОВ-НАРОДНИКОВ ¹⁴

Рынок есть категория товарного хозяйства, которое в своем развитии превращается в капиталистическое хозяйство и только при этом последнем приобретает полное господство и всеобщую распространенность. Поэтому для разбора основных теоретических положений о внутреннем рынке мы должны исходить из простого товарного хозяйства и следить за постепенным превращением его в капиталистическое.

I. ОБЩЕСТВЕННОЕ РАЗДЕЛЕНИЕ ТРУДА

Основой товарного хозяйства является общественное разделение труда. Промышленность обрабатывающая отделяется от добывающей, и каждая из них подразделяется на мелкие виды и подвиды, производящие в форме товара особые продукты и обменивающие их со всеми другими производствами. Развитие товарного хозяйства ведет таким образом к увеличению числа отдельных и самостоятельных отраслей промышленности; тенденция этого развития состоит в том, чтобы превратить в особую отрасль промышленности производство не только каждого отдельного продукта, но даже каждой отдельной части продукта; - и не только производство продукта, но даже отдельные операции по приготовлению продукта к потреблению. При натуральном хозяйстве общество состояло из массы однородных хозяйственных единиц (патриархальных

крестьянских семей, примитивных сельских общин, феодальных поместий), и каждая такая единица производила все виды хозяйственных работ, начиная от добывания разных видов сырья и кончая окончательной подготовкой их к потреблению. При товарном хозяйстве создаются разнородные хозяйственные единицы, увеличивается число отдельных отраслей хозяйства, уменьшается число хозяйств, производящих одну и ту же хозяйственную функцию. Этот прогрессивный рост общественного разделения труда и является основным моментом в процессе создания внутреннего рынка для капитализма. «... В товарном производстве и его абсолютной форме - капиталистическом производстве.., - говорит Маркс, - продукты лишь постольку являются товарами, т. е. полезностями, имеющими меновую стоимость, подлежащую реализации - превращению в деньги, - поскольку другие товары составляют эквивалент для них, поскольку другие продукты противополагаются им, как товары и как стоимости; другими словами, постольку, поскольку эти продукты производятся не как непосредственные средства существования для тех, кто произвел их, а как товары, как продукты, превращающиеся в потребительные стоимости лишь посредством превращения в меновую стоимость (деньги), посредством отчуждения. Рынок для этих товаров развивается вследствие общественного разделения труда; разделение производительных работ превращает их продукты взаимно в товары, в эквиваленты друг для друга, заставляя их служить один для другого рынком» («Das Kapital», III, 2, 177-178 *. Русск. пер. 526.¹⁵ Курсив наш, как и везде в цитатах, где не оговорено обратное).

Само собой разумеется, что указанное отделение промышленности обрабатывающей от добывающей, мануфактуры от земледелия, превращает и само земледелие в промышленность, т. е. в отрасль хозяйства, производящую товары. Тот процесс специализации, который отделяет один от другого различные виды обработки

продуктов, создавая все большее и большее число отраслей промышленности, - проявляется и в земледелии, создавая специализирующиеся районы земледелия (и системы земледельческого хозяйства ), вызывая обмен не только между продуктами земледелия и промышленности, но и между различными продуктами сельского хозяйства. Эта специализация торгового (и капиталистического) земледелия проявляется во всех капиталистических странах, проявляется в международном разделении труда, проявляется и в пореформенной России, как мы покажем подробно ниже.

Итак, общественное разделение труда есть основа всего процесса развития товарного хозяйства и капитализма. Вполне естественно поэтому, что наши теоретики народничества, объявляя этот последний процесс результатом искусственных мер, результатом «уклонения с пути» и пр. и пр., старались затушевать факт общественного разделения труда в России или ослабить значение этого факта. Г-н В. В. в своей статье: «Разделение труда земледельческого и промышленного в России» («Вестник Европы», 1884, № 7) «отрицал» «господство в России принципа общественного разделения труда» (стр. 347), объявлял, что у нас общественное разделение труда «не выросло из глубины народной жизни, а пыталось втиснуться в нее со стороны» (стр. 338). Г-н Н. -он в своих «Очерках» рассуждал следующим образом об увеличении количества хлеба, поступающего в продажу: «Это явление могло бы означать, что произведенный хлеб распределяется равномернее по государству, что архангельский рыболов ест теперь самарский хлеб, а самарский земледелец приправляет свой обед архангельской рыбой. В действительности же ничего подобного не происходит»

* Так, напр., И. А. Стебут в своих «Основах полевой культуры» различает в земледелии системы хозяйства по главному рыночному продукту. Главных систем хозяйства три: 1) полеводственная (зерновая, по выражению г. А. Скворцова); 2) скотоводственная (главный рыночный продукт - продукты скотоводства) и 3) заводская (техническая, по выражению г. А. Скворцова); главный рыночный продукт - земледельческие продукты, подвергаемые технической переработке. См. А. Скворцов. «Влияние парового транспорта на сельское хозяйство». Варшава, 1890. Стр. 68 и след.

(«Очерки нашего пореформенного общественного хозяйства». СПБ. 1893, стр. 37). Без всяких данных, вопреки общеизвестным фактам, здесь прямо декретируется отсутствие общественного разделения труда в России! Народническую теорию об «искусственности» капитализма в России и нельзя было построить иначе, как отрицая или объявляя «искусственной» самую основу всякого товарного хозяйства - общественное разделение труда.

II. РОСТ ПРОМЫШЛЕННОГО НАСЕЛЕНИЯ НА СЧЕТ ЗЕМЛЕДЕЛЬЧЕСКОГО

Так как в эпоху, предшествующую товарному хозяйству, промышленность обрабатывающая соединена с добывающей, а во главе этой последней стоит земледелие, то развитие товарного хозяйства представляется отделением от земледелия одной отрасли промышленности за другой. Население страны с слаборазвитым (или вовсе неразвитым) товарным хозяйством представляется почти исключительно земледельческим; этого однако не следует понимать так, что население занимается только земледелием: это означает лишь, что население, занятое земледелием, само обрабатывает продукты земледелия, что обмен и разделение труда почти отсутствуют. Развитие товарного хо-зяиства означает, следовательно, ео ipso отделение все большей и большей части населения от земледелия, т. е. рост промышленного населения на счет земледельческого. «По самой своей природе капиталистический способ производства постоянно уменьшает земледельческое население сравнительно с неземледельческим, так как в промышленности (в узком смысле) возрастание постоянного капитала на счет переменного связано с абсолютным возрастанием переменного капитала, несмотря на его относительное уменьшение. Наоборот, в земледелии переменный капитал, требуемый для обработки данного участка земли, уменьшается абсолютно; следовательно, возрастание переменного капитала возможно лишь тогда,

когда подвергается обработке новая земля, а это опять-таки предполагает еще большее возрастание неземледельческого населения» («Das Kapital», III, 2, 177. Русск. пер., стр. 526) ¹⁶. Таким образом, нельзя себе представить капитализма без увеличения торгово-промышленного населения на счет земледельческого, и всякий знает, что это явление самым рельефным образом обнаруживается во всех капиталистических странах. Вряд ли есть надобность доказывать, что значение этого обстоятельства в вопросе о внутреннем рынке громадно, ибо оно связано неразрывно и с эволюцией промышленности и с эволюцией земледелия; образование промышленных центров, увеличение их числа и притяжение ими населения не может не оказывать самого глубокого влияния на весь строй деревни, не может не вызывать роста торгового и капиталистического земледелия. Тем знаменательнее тот факт, что представители народнической экономии совершенно игнорируют этот закон как в своих чисто теоретических рассуждениях, так и в рассуждениях о капитализме в России (об особенностях проявления этого закона в России мы будем подробно говорить ниже, в VIII главе). В теориях гг. В. В. и Н. -она о внутреннем рынке для капитализма опущена сущая мелочь: отвлечение населения от земледелия к промышленности и влияние этого факта на земледелие *.

III. РАЗОРЕНИЕ МЕЛКИХ ПРОИЗВОДИТЕЛЕЙ

До сих пор мы имели дело с простым товарным производством. Теперь мы переходим к капиталистическому производству, т. е. предполагаем, что вместо простых товаропроизводителей перед нами, с одной стороны, владелец средств производства, с другой - наемный рабочий, продавец рабочей силы. Превращение мелкого производителя в наемного рабочего предполагает потерю им средств производства - земли, орудий труда,

* На одинаковое отношение к вопросу о росте индустриального населения западноевропейских романтиков и русских народников мы указывали в статье: «К характеристике экономического романтизма. Сисмонди и наши отечественные сисмондисты». (См. Сочинения, 5 изд., том 2. Ред.)

мастерской и пр. - т. е. его «обеднение», «разорение». Является воззрение, что это разорение «сокращает покупательную способность населения», «сокращает внутренний рынок» для капитализма (г. Н. -он, l. c.,* стр. 185. Тоже стр. 203, 275, 287, 339-340 и др. Та же точка зрения и у г. В. В. в большинстве его произведений). Мы не касаемся здесь фактических данных о ходе этого процесса в России, - в следующих главах мы подробно рассмотрим эти данные. В настоящее же время вопрос ставится чисто теоретически, т. е. о товарном производстве вообще при превращении его в капиталистическое. Указанные писатели ставят этот вопрос тоже теоретически, т. е. от одного факта разорения мелких производителей заключают к сокращению внутреннего рынка. Такое воззрение совершенно ошибочно, и объяснить его упорное переживание в нашей экономической литературе можно только романтическими предрассудками народничества (ср. указанную в примечании статью **). Забывают, что «освобождение» одной части производителей от средств производства необходимо предполагает переход этих последних в другие руки, превращение их в капитал; - предполагает, следовательно, что новые владельцы этих средств производства производят в виде товаров те продукты, которые раньше шли на потребление самого производителя, т. е. расширяют внутренний рынок; - что, расширяя свое производство, эти новые владельцы предъявляют спрос рынку на новые орудия, сырые материалы, на средства транспорта и пр., а также и на предметы потребления (обогащение этих новых владельцев естественно предполагает и рост их потребления). Забывают, что для рынка важно вовсе не благосостояние производителя, а наличность у него денежных средств; упадок благосостояния патриархального крестьянина, ведшего ранее преимущественно натуральное хозяйство, вполне совместим с увеличением в его руках количества денежных средств, ибо, чем дальше разоряется такой крестьянин, тем более вынужден

он прибегать к продаже своей рабочей силы, тем большую часть своих (хотя бы и более скудных) средств существования он должен приобретать на рынке. «С освобождением части сельского населения (от земли) освобождаются также его прежние средства существования. Они обращаются теперь в вещественные элементы переменного капитала» (капитала, затрачиваемого на покупку рабочей силы) («Das Kapital», I, 776) ¹⁷. «Экспроприация и изгнание части сельского населения не только освобождает вместе с рабочими их жизненные средства и их рабочий материал для промышленного капиталиста, но и создает внутренний рынок» (ibid.*, 778) ¹⁸. Таким образом, с абстрактно-теоретической точки зрения, разорение мелких производителей в обществе развивающегося товарного хозяйства и капитализма означает как раз обратное тому, что хотят вывести из него гг. Н. -он и В. В., означает создание, а не сокращение внутреннего рынка. Если тот же самый г. Н. -он, объявляющий a priori **, что разорение русских мелких производителей означает сокращение внутреннего рынка, цитирует тем не менее приведенные сейчас обратные утверждения Маркса («Очерки», с. 71 и 114), то это доказывает только замечательную способность этого писателя побивать себя цитатами из «Капитала».

IV. НАРОДНИЧЕСКАЯ ТЕОРИЯ О НЕВОЗМОЖНОСТИ РЕАЛИЗОВАТЬ СВЕРХСТОИМОСТЬ

Дальнейший вопрос в теории внутреннего рынка состоит в следующем. Известно, что стоимость продукта в капиталистическом производстве распадается на три следующие части: 1) первая возмещает постоянный капитал, т. е. ту стоимость, которая существовала и раньше в виде сырых и вспомогательных материалов, машин и орудий производства и т. п., и которая только воспроизводится в известной части готового продукта; 2) вторая часть возмещает переменный капитал, т. е.

покрывает содержание рабочего, и, наконец, 3) третья часть составляет прибавочную стоимость, принадлежащую капиталисту. Принимается обыкновенно (мы излагаем этот вопрос в духе гг. Н. -она и В. В.), что реализация (т. е. нахождение соответственного эквивалента, сбыт на рынке) первых двух частей не представляет затруднения, ибо первая часть идет на производство, а вторая - на потребление рабочего класса. Но как реализуется 3-я часть - прибавочная стоимость? Не может же она быть потреблена целиком капиталистами! И наши экономисты приходят к выводу, что «выходом из затруднения» по реализации сверхстоимости ¹⁹ является «приобретение внешнего рынка» (Н. -он. «Очерки», отд. IT, § XV вообще и стр. 205 в особенности; В. В. «Излишек снабжения рынка товарами» в «Отечественных Записках» за 1883 г. и «Очерки теоретической экономии». СПБ. 1895 г., стр. 179 и след.). Необходимость внешнего рынка для капиталистической нации объясняется названными писателями тем, что капиталисты не могут иначе реализовать продуктов. Внутренний рынок в России сокращается вследствие разорения крестьянства и вследствие невозможности реализовать сверхстоимость без внешнего рынка, а внешний рынок недоступен для молодой страны, слишком поздно выступающей на путь капиталистического развития, - и вот беспочвенность и мертворожденность русского капитализма объявляются доказанными на основании одних априорных (и притом теоретически неверных) соображений!

Г-н Н. -он, рассуждая о реализации, видимо имел в виду учение Маркса об этом предмете (хотя он ни одним словом не упомянул о Марксе в этом месте своих «Очерков»), но абсолютно не понял его и извратил до неузнаваемости, как мы сейчас увидим. Поэтому и произошла такая курьезная вещь, что его взгляды совпали во всем существенном со взглядами г-на В. В., которого никак нельзя обвинить в «непонимании» теории, ибо было бы величайшей несправедливостью заподозрить его хотя в малейшем знакомстве с ней. Оба автора излагают свои учения так, как будто бы

они первые говорили об этом предмете, дойдя «своим умом» до известных решений; оба самым величественным образом игнорируют рассуждения старых экономистов по этому вопросу, и оба повторяют старые ошибки, обстоятельнейшим образом опровергнутые во II томе «Капитала» *. Оба автора сводят весь вопрос о реализации продукта к реализации сверхстоимости, воображая, очевидно, что реализация постоянного капитала не представляет затруднения. Это наивное воззрение заключает в себе самую глубокую ошибку, из которой вытекли все дальнейшие ошибки народнического учения о реализации. На самом деле, трудность вопроса при объяснении реализации состоит именно в объяснении реализации постоянного капитала. Для того, чтобы быть реализованным, постоянный капитал должен быть снова обращен на производство, а это осуществимо непосредственно лишь для того капитала, продукт которого состоит в средствах производства. Если же возмещающий постоянную часть капитала продукт состоит в предметах потребления, то непосредственное обращение его на производство невозможно, необходим обмен между тем подразделением общественной продукции, которое изготовляет средства производства, и тем, которое изготовляет предметы потребления. В этом именно пункте и заключается вся трудность вопроса, не замечаемая нашими экономистами. Г-н В. В. представляет дело вообще так, будто целью капиталистического производства было не накопление, а потребление, глубокомысленно рассуждая о том, что «в руки меньшинства поступает масса материальных предметов, превышающая потребительные способности организма» (sic! **) «в данный момент их развития» (l. c., 149), что «не скромность и воздержание

* Особенно поразительна при этом смелость г-на В. В., превосходящая всякие границы литературно допустимого. Изложивши свое учение и обнаружив полное незнакомство со вторым томом «Капитала», где трактуется именно о реализации, г. В. В. тут же, невступно ²⁰, заявляет, что он «воспользовался для своих построений» именно теорией Маркса!! («Очерки теоретической экономии», очерк III. «Капиталистический закон (sic!?!) производства, распределения и потребления», стр. 162.)

фабрикантов служат причиной излишка продуктов, а ограниченность или недостаточная эластичность человеческого организма (! !), не успевающего расширять свои потребительные способности с той быстротой, с какой растет прибавочная стоимость» (ib., 161). Г-н Н. -он старается представить дело так, как будто он не считает потребление целью капиталистического производства, как будто он принимает во внимание роль и значение средств производства в вопросе о реализации, но на самом деле он совершенно не выяснил себе процесса обращения и воспроизводства всего общественного капитала, запутавшись в целом ряде противоречий. Мы не останавливаемся подробно на разборе всех этих противоречий (с. 203-205 «Очерков» г-на Н. -она) - это слишком неблагодарная задача (отчасти выполненная уже г. Булгаковым в его книге: «О рынках при капиталистическом производстве». М. 1897, стр. 237-245), да к тому же для доказательства приведенной сейчас оценки рассуждений г-на Н. -она достаточно разобрать его конечный вывод, именно, что внешний рынок является выходом из затруднения по реализации сверхстоимости. Этот вывод г-на Н. -она (в сущности простое повторение вывода г-на В. В.) показывает самым наглядным образом, что он совершенно не понял ни реализации продукта в капиталистическом обществе (т. е. теорию внутреннего рынка), ни роли внешнего рынка. В самом деле, есть ли хоть крупица здравого смысла в этом привлечении внешнего рынка к вопросу о «реализации»? Вопрос о реализации состоит в том, каким образом для каждой части капиталистического продукта по стоимости (постоянный капитал, переменный капитал и сверхстоимость) и по его материальной форме (средства производства, предметы потребления, в частности, предметы необходимости и предметы роскоши) найти

* Современному читателю не лишне напомнить, что г. Булгаков, а также цитируемые нередко ниже гг. Струве и Туган-Барановский старались быть марксистами в 1899 г. Теперь все они благополучно превратились из «критиков Маркса» в дюжинных буржуазных экономистов. (Примечание по 2-му изданию ²¹.)

Титульный лист немецкого издания (1885 г.) второго тома «Капитала» К. Маркса, которым пользовался В. И. Ленин.

замещающую ее на рынке другую часть продукта. Ясно, что внешняя торговля должна быть при этом абстрагирована, ибо привлечение ее ни на волос не подвигает вперед решения вопроса, а только отодвигает его, перенося вопрос с одной страны на несколько стран. Тот же самый г. Н. -он, который нашел во внешней торговле «выход из затруднения» по реализации сверхстоимости, рассуждает, например, о заработной плате таким образом: той частью годичного продукта, которую получают в виде заработной платы непосредственные производители - рабочие, «можно извлечь из обращения только такую часть средств существования, которая по стоимости равняется валовой сумме заработной платы» (203). Спрашивается, откуда знает наш экономист, что капиталисты данной страны произведут как раз столько и как раз такого качества средства существования, чтобы они могли быть реализованы заработной платой? Откуда знает он, что при этом можно обойтись без внешнего рынка? Очевидно, что знать этого он не может, что он просто устранил вопрос о внешнем рынке, ибо в рассуждении о реализации переменного капитала важно замещение одной части продукта другой и вовсе не важно, произойдет ли это замещение внутри одной или внутри двух стран. Однако по отношению к сверхстоимости он отступает от этой необходимой посылки и вместо решения вопроса просто уклоняется от вопроса, говоря о внешнем рынке. Сбыт продукта на внешнем рынке сам требует объяснения, т. е. нахождения эквивалента для сбываемой части продукта, нахождения другой части капиталистического продукта, способной заменить первую. Вот почему Маркс и говорит, что внешнего рынка, внешней торговли «совсем не надо принимать во внимание» при разборе вопроса о реализации, ибо «введение внешней торговли в анализ ежегодно воспроизводимой стоимости продукта может только запутать дело, не доставляя нового момента ни для самой задачи, ни для решения ее» («Das Kapital», ?, 469) ²². Гг. В. В. и ?. -он воображали, что они глубоко оценивали противоречия капитализма, указывая на затруднения по реализации

сверхстоимости. На самом же деле они оценивали противоречия капитализма крайне поверхностно, ибо если говорить о «затруднениях» реализации, о возникающих отсюда кризисах и проч., то должно признать, что эти «затруднения» не только возможны, но и необходимы по отношению ко всем частям капиталистического продукта, а отнюдь не по отношению к одной сверхстоимости. Затруднения этого рода, зависящие от непропорциональности распределения различных отраслей производства, постоянно возникают не только при реализации сверхстоимости, но и при реализации переменного и постоянного капитала; не только при реализации продукта в предметах потребления, но также и в средствах производства. Без этого рода «затруднений» и кризисов вообще не может существовать капиталистическое производство, производство обособленных производителей на не известный им мировой рынок.

V. ВЗГЛЯДЫ А. СМИТА НА ПРОИЗВОДСТВО И ОБРАЩЕНИЕ ВСЕГО ОБЩЕСТВЕННОГО ПРОДУКТА В КАПИТАЛИСТИЧЕСКОМ ОБЩЕСТВЕ И КРИТИКА ЭТИХ ВЗГЛЯДОВ У МАРКСА

Для того, чтобы разобраться в учении о реализации, мы должны начать с Ад. Смита, который положил основание ошибочной теории по данному вопросу, царившей безраздельно в политической экономии до Маркса. А. Смит разделял цену товара только на две части: переменный капитал (заработная плата, по его терминологии) и сверхстоимость («прибыль» и «рента» у него не соединяются вместе, так что всего он считал собственно три части) *. Точно так же разделял он и всю совокупность товаров, весь годичный продукт общества на те же части и прямо относил их в «доход» двух классов общества: рабочих и капиталистов (предпринимателей и землевладельцев, у Смита) **.

* Adam Smith. «An Inquiry into the nature and causes of the wealth of nations», 4-e изд., 1801, vol. I, p. 75 (Адам Смит. «Исследование о природе и причинах богатства народов», 4-е изд., 1801, том I, стр. 75. Ред.). Книга I: «О причинах увеличения производительной силы труда и о естественном порядке распределения продукта труда между различными слоями народа», гл. 6: «О составных частях цены товаров». Русск. пер. Бибикова (СПБ. 1866), т. I, стр. 171.

На чем же основано у него опущение третьей составной части стоимости - постоянного капитала? Ад. Смит не мог не видеть этой части, но он полагал, что она сводится тоже на заработную плату и сверхстоимость. Вот как он рассуждал об этом предмете: «В цене хлеба, например, одна часть оплачивает ренту землевладельца, другая - заработную плату или содержание работника и рабочего скота, употребленного на производство этого хлеба, и третья часть - прибыль фермера. Эти три части непосредственно или в последнем счете составляют, по-видимому, всю цену хлеба. Пожалуй, можно бы было думать, что необходима четвертая часть для возмещения капитала фермера или для возмещения изнашивания его рабочего скота и других орудий земледельческого хозяйства. Но следует принять во внимание, что цена всякого орудия в хозяйстве, например, рабочей лошади, сама состоит из тех же 3-х частей» (именно: ренты, прибыли и заработной платы). «Поэтому, хотя цена хлеба и оплачивает цену и содержание лошади, но тем не менее полная цена его разлагается, непосредственно или в конечном счете, на те же самые три части: ренту, заработную плату и прибыль» *. Маркс называет эту теорию Смита «изумительной». «Его доказательство состоит просто в повторении того же самого утверждения» (II, S. 366) ²³. Смит «отсылает нас от Понтия к Пилату» (I. В., 2. Aufl., S. 612 **) ²⁴. Говоря, что цена орудий хозяйства сама распадается на те же три части, Смит забывает добавить: и на цену тех средств производства, которые употреблены при изготовлении этих орудий. Ошибочное исключение постоянной части капитала из цены продукта стоит в связи у А. Смита (а равно и у последующих экономистов) с ошибочным пониманием накопления в капиталистическом хозяйстве, т. е. расширения производства, превращения сверхстоимости в капитал. А. Смит и здесь опускал постоянный капитал, полагая, что накопляемая, обращаемая в капитал часть сверхстоимости

целиком потребляется производительными рабочими, т. е. целиком идет на заработную плату, тогда как на самом деле накопляемая часть сверхстоимости расходуется на постоянный капитал (орудия производства, сырые и вспомогательные материалы) плюс заработная плата. Критикуя это воззрение Смита (а также Рикардо, Милля и др.) в I томе «Капитала» (отд. VII, «Процесс накопления», гл. 22: «Превращение сверхстоимости в капитал», § 2. «Ошибочное понимание расширенного воспроизводства у политико-экономов»), Маркс замечал там: во II томе «будет показано, что догма А. Смита, унаследованная всеми его преемниками, помешала политической экономии понять даже самый элементарный механизм процесса общественного воспроизводства» (I, 612) ²⁵. Ад. Смит виал в эту ошибку потому, что смешал стоимость продукта с вновь созданной стоимостью: последняя, действительно, распадается на переменный капитал и сверхстоимость, тогда как первая включает сверх того и постоянный капитал. Разоблачение этой ошибки дано было уже в анализе стоимости у Маркса, установившего различие между трудом абстрактным, создающим новую стоимость, и трудом конкретным, полезным, воспроизводящим раньше существовавшую стоимость в новой форме полезно-го продукта ²⁶.

Разъяснение процесса воспроизводства и обращения всего общественного капитала особенно необходимо при разрешении вопроса о национальном доходе в капиталистическом обществе. Чрезвычайно интересно, что А. Смит, говоря об этом последнем вопросе, не мог уже удержаться на своей ошибочной теории, исключающей постоянный капитал из всего продукта страны. «Валовой доход (gross revenue) всех жителей большой страны обнимает весь годовой продукт их земли и их труда, а чистый доход (neat revenue) обнимает то, что остается за вычетом расходов на поддержание, во-первых, их основного капитала, во-вторых, их оборотного капитала, т. е. чистый доход обнимает то, что они могут, не затрагивая своего капитала, обратить в запас (stock) для непосредственного потребления, или израс-

ходовать на средства существования, удобства или удовольствия» (A. Smith, кн. II. «О природе, накоплении и употреблении запаса», гл. II, vol. II, р. 18. Русск. пер., II, с. 21). Таким образом, из всего продукта страны А. Смит исключал капитал, утверждая, что он разложится на заработную плату, прибыль и ренту, т. е. на (чистые) доходы; но в валовой доход общества он включает капитал, отделяя его от предметов потребления (= чистый доход). На этом противоречии и ловит Маркс Ад. Смита: как же может быть капитал в доходе, если капитала не было в продукте? (Ср. «Das Kapital», II, S. 355 ²⁷.) Незаметно для самого себя Ад. Смит признает здесь три составные части стоимости всего продукта: не только переменный капитал и сверхстоимость, но также и постоянный капитал. В дальнейшем рассуждении Ад. Смит наталкивается и на другое важнейшее различие, которое имеет громадное значение в теории реализации. «Очевидно, - говорит он, - что все расходы на поддержание основного капитала должны быть исключены из чистого дохода общества. Ни материалы, необходимые для содержания в исправности полезных машин, промышленных орудий, полезных строений и пр., ни продукт труда, необходимого для превращения этих материалов в пригодную форму, никогда не могут составить части чистого дохода. Правда, цена этого труда может составить часть чистого дохода, так как занятые этим трудом рабочие могут обратить всю стоимость их заработной платы в запас непосредственного потребления». Но в других видах труда и «цена» (труда) «и продукт» (труда) «входят в этот запас непосредственного потребления: именно - цена труда входит в запас рабочих, а продукт - в запас других лиц» (A. Smith, ibid.). Здесь проглядывает сознание необходимости различать два вида труда: один - дающий предметы потребления, могущие войти в «чистый доход»; другой - дающий «полезные машины, промышленные орудия, строения и пр.», т. е. такие предметы, которые никогда не могут войти в личное потребление. Отсюда уже один шаг до признания того, что для объяснения реализации

безусловно необходимо различать два вида потребления: личное и производительное (= обращение на производство). Исправление двух указанных ошибок Смита (опущение постоянного капитала из стоимости продукта и смешение личного и производительного потребления) и дало возможность Марксу построить его замечательную теорию реализации общественного продукта в капиталистическом обществе.

Что касается до других экономистов между Ад. Смитом и Марксом, то они все повторяли ошибку Ад. Смита и потому не сделали ни шага вперед. Какая путаница царит поэтому в учениях о доходе, об этом мы скажем еще ниже. В том споре, который вели насчет возможности общего товарного перепроизводства Рикардо, Сэй, Милль и др. - с одной стороны, и Мальтус, Сисмонди, Чомерс, Кирхман и др. - с другой стороны, обе стороны стояли на почве ошибочной теории Смита, и потому, по справедливому замечанию г. С. Булгакова, «при неверности исходных точек зрения и неверном формулировании самой проблемы, эти споры могли повести только к пустым и схоластическим словопрениям» (l. c., стр. 21. См. изложение этих словопрений у Туган-Барановского: «Промышленные кризисы и т. д.». СПБ. 1894, стр. 377-404).

VI. ТЕОРИЯ РЕАЛИЗАЦИИ МАРКСА

Из вышеизложенного следует уже само собой, что основные посылки, на которых построена теория Маркса, состоят в двух следующих положениях. Первое - что весь продукт капиталистической страны, подобно единичному продукту, состоит из трех следующих частей: 1) постоянный капитал, 2) переменный капитал, 3) сверхстоимость. Для того, кто знаком с анализом процесса производства капитала в I томе «Капитала» Маркса, это положение подразумевается само

* Напр., Рикардо утверждал: «Весь продукт почвы и труда каждой страны разделяется на три части: одна из них посвящается на задельную плату, другая на прибыль, третья на ренту» («Сочинения», перевод Зибера. СПБ. 1882, стр. 221).

собой. Второе положение, что необходимо различать два большие подразделения капиталистического производства, именно (I подразделение) производство средств производства - предметов, которые служат для производительного потребления, т. е. для обращения на производство, которые потребляются не людьми, а капиталом, и (II подразделение) производство предметов потребления, т. е. предметов, идущих на личное потребление. «В одном этом делении больше теоретического смысла, чем во всех предшествовавших словопрениях относительно теории рынков» (Булгаков, l. c., 27). Является вопрос, почему такое деление продуктов по их натуральной форме необходимо именно теперь, при анализе воспроизводства общественного капитала, тогда как анализ производства и воспроизводства индивидуального капитала обходился без такого разделения, оставляя совершенно в стороне вопрос о натуральной форме продукта. На каком основании можем мы вводить вопрос о натуральной форме продукта в теоретическое исследование капиталистического хозяйства, построенного всецело на меновой стоимости продукта? Дело в том, что при анализе производства индивидуального капитала вопрос о том, где и как будет продан продукт, где и как будут куплены предметы потребления рабочими и средства производства капиталистами, был отодвигаем, как ничего не дающий для этого анализа и не относящийся к нему. Там подлежал рассмотрению только вопрос о стоимости отдельных элементов производства и о результате производства. Теперь же вопрос состоит именно в том, откуда возьмут предметы своего потребления рабочие и капиталисты? откуда возьмут последние средства производства? каким образом произведенный продукт покроет все эти запросы и даст возможность расширить производство? Здесь мы имеем, следовательно, не только «возмещение стоимости, но и возмещение натуральной формы продукта» (Stoffersatz. - «Das Kapital», II, 389) ²⁸, и потому безусловно необходимо различение продуктов, играющих совершенно разнородную роль в процессе общественного хозяйства.

Раз приняты во внимание эти основные положения, - вопрос о реализации общественного продукта в капиталистическом обществе не представляет уже трудности. Предположим сначала простое воспроизводство, т. е. повторение процесса производства в прежних размерах, отсутствие накопления. Очевидно, что переменный капитал и сверхстоимость II подразделения (существующие в форме предметов потребления) реализуются личным потреблением рабочих и капиталистов этого подразделения (ибо простое воспроизводство предполагает, что вся прибавочная стоимость потребляется и ни одна часть ее не превращается в капитал). Далее, переменный капитал и сверхстоимость, существующие в форме средств производства (I подразделение), должны быть для реализации обменены на предметы потребления для капиталистов и рабочих, занятых изготовлением средств производства. С другой стороны, и постоянный капитал, существующий в форме предметов потребления (II подразделение), не может быть реализован иначе, как обменом на средства производства, для того, чтобы быть снова обращенным на производство в следующем году. Таким образом мы получаем обмен переменного капитала и сверхстоимости в средствах производства на постоянный капитал в предметах потребления: рабочие и капиталисты (в подразделении средств производства) получают таким образом средства существования, а капиталисты (в подразделении предметов потребления) сбывают свой продукт и получают постоянный капитал для нового производства. При условии простого воспроизводства эти обмениваемые части должны быть равны между собою: сумма переменного капитала и сверхстоимости в средствах производства должна быть равна постоянному капиталу в предметах потребления. Наоборот, если предположить воспроизводство в расширяющихся размерах, т. е. накопление, то первая величина должна быть больше второй, потому что должен быть налицо излишек средств производства для начала нового производства. Возвращаемся, однако, к простому воспроизводству. У нас осталась нереализованной еще одна

часть общественного продукта, именно постоянный капитал в средствах производства. Он реализуется отчасти обменом между капиталистами этого же подразделения (например, каменный уголь обменивается на железо, ибо каждый из этих продуктов служит необходимым материалом или орудием в производстве другого), а отчасти и непосредственным обращением на производство (например, каменный уголь, добытый для того, чтобы быть обращенным в этом же предприятии опять на добычу угля; зерно в сельском хозяйстве и т. п.). Что касается до накопления, то исходным пунктом его является, как мы видели, избыток средств производства (которые берутся из сверхстоимости капиталистов этого подразделения), требующий также превращения в капитал части сверхстоимости в предметах потребления. Детально рассматривать вопрос, каким образом это добавочное производство будет соединяться с простым воспроизводством, мы считаем излишним. В нашу задачу не входит специальное рассмотрение теории реализации, а для уяснения ошибки народников-экономистов и для возможности сделать известные теоретические выводы о внутреннем рынке достаточно и вышесказанного *.

По интересующему нас вопросу о внутреннем рынке главный вывод из теории реализации Маркса следующий: рост капиталистического производства, а, следовательно, и внутреннего рынка, идет не столько на счет предметов потребления, сколько на счет средств производства. Иначе: рост средств производства обгоняет рост предметов потребления. В самом деле, мы

* См. «Das Kapital», II. Band, III. Abschn. («Капитал», том II, отдел III ²⁹. Ред.), где подробно исследовано и накопление, и разделение предметов потребления на предметы необходимости и предметы роскоши, и денежное обращение, и снашивание основного капитала, и т. д. Для читателей, не имеющих возможности ознакомиться с II томом «Капитала», можно рекомендовать изложение марксовой теории реализации в цитированной выше книге г. С. Булгакова. Изложение г. Булгакова удовлетворительнее, чем изложение г. М. Туган-Барановского («Промышл. кризисы», стр. 407-438), который сделал очень неудачные отступления от Маркса в построении своих схем и недостаточно разъяснил теорию Маркса; - удовлетворительнее также, чем изложение г. А. Скворцова («Основания политической экономии». СПБ. 1898, стр. 281-295), который держится неправильных взглядов по весьма важным вопросам о прибыли и о ренте.

видели, что постоянный капитал в предметах потребления (II подразделение) обменивается на переменный капитал + сверхстоимость в средствах производства (I подразделение). Но, по общему закону капиталистического производства, постоянный капитал растет быстрее переменного. Следовательно, постоянный капитал в предметах потребления должен возрастать быстрее, чем переменный капитал и сверхстоимость в предметах потребления, а постоянный капитал в средствах производства должен возрастать всего быстрее, обгоняя и рост переменного капитала (+ сверхстоимость) в средствах производства, и рост постоянного капитала в предметах потребления. То подразделение общественного производства, которое изготовляет средства производства, должно, следовательно, расти быстрее, чем то, которое изготовляет предметы потребления. Таким образом, рост внутреннего рынка для капитализма до известной степени «независим» от роста личного потребления, совершаясь более на счет производительного потребления. Но было бы ошибочно понимать эту «независимость» в смысле полной оторванности производительного потребления от личного: первое может и должно расти быстрее второго (этим его «независимость» и ограничивается), но само собою разумеется, что в конечном счете производительное потребление всегда остается связанным с личным потреблением. Маркс говорит по этому поводу: «Мы видели (книга II, отд. III), что происходит постоянное обращение между постоянным капиталом и постоянным капиталом...» (Маркс имеет в виду постоянный капитал в средствах производства, реализующийся обменом между капиталистами этого же подразделения) «... которое, с одной стороны, независимо от личного потребления в том смысле, что оно никогда не входит в это последнее, но которое тем не менее ограничено в конечном счете личным потреблением, ибо производство постоянного капитала никогда не происходит ради него самого, а происходит лишь оттого, что этого постоянного капитала больше потребляется в тех отраслях производства, продукты которых входят в личное

Обложка немецкого издания (1894 г.) первой части третьего тома «Капитала» К. Маркса, которым пользовался В. И. Ленин.

потребление» («Das Kapital», III, 1, 289. Русск. пер., стр. 242) ³⁰.

Это большее употребление постоянного капитала есть не что иное, как выраженная в терминах меновой стоимости большая высота развития производительных сил, ибо главная часть быстро развивающихся «средств производства» состоит из материалов, машин, орудий, строений и всяких других приспособлений для крупного и специально машинного производства. Вполне естественно поэтому, что капиталистическое производство, развивая производительные силы общества, создавая крупное производство и машинную индустрию, отличается и особенным расширением того отдела общественного богатства, который состоит из средств производства... «В этом отношении (именно по изготовлению средств производства) капиталистическое общество отличается от дикаря вовсе не тем, в чем видит это отличие Сениор, полагающий, что дикарь имеет особенную привилегию расходовать свой труд иногда таким образом, что он не дает ему никаких продуктов, обращающихся в доход, т. е. в предметы потребления. Различие состоит на самом деле в следующем:

a) Капиталистическое общество употребляет большую часть находящегося в его распоряжении годичного труда на производство средств производства (следовательно, постоянного капитала), которые не могут быть разложены на доход ни в форме заработной платы, ни в форме сверхстоимости и могут только функционировать в качестве капитала.

b) Если дикарь изготовляет лук, стрелы, каменные молотки, топоры, корзины и т. п., - то он совершенно отчетливо сознает, что израсходованное на это время он употребил не на производство предметов потребления, т. е., что он удовлетворил свою нужду в средствах производства и ничего более» («Das Kapital», ?, 436. Русск. пер., ЗЗЗ) ³¹. Это «отчетливое сознание» своего отношения к производству утратилось в капиталистическом обществе вследствие присущего ему фетишизма, представляющего общественные отношения людей

в виде отношений продуктов - вследствие превращения каждого продукта в товар, производимый на неизвестного потребителя, подлежащий реализации на неизвестном рынке. И так как для отдельного предпринимателя совершенно безразличен род производимого им предмета - всякий продукт дает «доход», - то эта же поверхностная, индивидуальная точка зрения была усвоена теоретиками-экономистами по отношению ко всему обществу и помешала понять процесс воспроизводства всего общественного продукта в капиталистическом хозяйстве.

Развитие производства (а, следовательно, и внутреннего рынка) преимущественно на счет средств производства кажется парадоксальным и представляет из себя, несомненно, противоречие. Это - настоящее «производство для производства», - расширение производства без соответствующего расширения потребления. Но это - противоречие не доктрины, а действительной жизни; это - именно такое противоречие, которое соответствует самой природе капитализма и остальным противоречиям этой системы общественного хозяйства. Именно это расширение производства без соответствующего расширения потребления и соответствует исторической миссии капитализма и его специфической общественной структуре: первая состоит в развитии производительных сил общества; вторая исключает утилизацию этих технических завоеваний массой населения. Между безграничным стремлением к расширению производства, присущим капитализму, и ограниченным потреблением народных масс (ограниченным вследствие их пролетарского состояния) есть несомненное противоречие. Именно это противоречие и констатирует Маркс в тех положениях, которые охотно приводятся народниками в подтверждение якобы их взглядов о сокращении внутреннего рынка, о непрогрессивности капитализма и пр. и пр. Вот некоторые из этих положений: «Противоречие в капиталистическом способе производства: рабочие, как покупатели товара, важны для рынка. Но капиталистическое общество имеет тенденцию ограничить их минимумом

цены, как продавцов их товара - рабочей силы» («Das Kapital», ?, 303) ³².

«... Условия реализации... ограничиваются пропорциональностью различных отраслей производства и потребительной силой общества... Чем больше развивается производительная сила, тем более приходит она в противоречие с узким основанием, на котором покоятся отношения потребления» (ibid., Ill, I, 225-226) ³³. «Пределы, в которых только и может совершаться сохранение и увеличение стоимости капитала, основывающееся на экспроприации и обеднении массы производителей, эти пределы впадают постоянно в противоречие с теми методами производства, которые капитал вынужден применять для достижения своей цели и которые стремятся к безграничному расширению производства, к безусловному развитию общественных производительных сил, которые ставят себе производство как самодовлеющую цель... Поэтому, если капиталистический способ производства есть историческое средство для развития материальной производительной силы, для создания соответствующего этой силе всемирного рынка, то он в то же время является постоянным противоречием между такой его исторической задачей и свойственными ему общественными отношениями производства» (III, 1, 232. Русск. пер., с. 194) ³⁴. «Последней причиной всех действительных кризисов остается всегда бедность и ограниченность потребления масс, противодействующая стремлению капиталистического производства развивать производительные силы таким образом, как если бы границей их развития была лишь абсолютная потребительная способность общества»* (III, 2, 21. Русск. пер., 395) ³⁶. Во всех этих

* Именно это место цитировал знаменитый (геростратовски знаменитый) Эд. Бернштейн в своих «Предпосылках социализма» («Die Voraussetzungen etc.», Stuttg. 1899, S. 67) ³⁵. Разумеется, наш оппортунист, поворачивающий от марксизма к старой буржуазной экономии, поспешил заявить, что это - противоречие в теории кризисов Маркса, что такой-то взгляд Маркса «не очень-то отличается от родберту-совской теории кризисов». На самом же деле «противоречие» имеется лишь между претензиями Бернштейна, с одной стороны, и его бессмысленным эклектизмом и нежеланием вдуматься в теорию Маркса, с другой. До какой степени не понял Бернштейн теории реализации, это видно из его поистине курьезного рассуждения, будто громадный рост массы прибавочного продукта необходимо должен означать увеличение числа имущих (или повышение благосостояния рабочих), ибо сами капиталисты, извольте видеть, и их «слуги» (sie! Seite 51-52) не могут «потребить» всего прибавочного продукта!! (Примеч. ко 2 изд.)

положениях констатируется указанное противоречие между безграничным стремлением расширять производство и ограниченным потреблением, и ничего более *. Нет ничего бессмысленнее, как выводить из этих мест «Капитала», будто Маркс не допускал возможности реализовать сверхстоимость в капиталистическом обществе, будто он объяснял кризисы недостаточным потреблением и т. п. Анализ реализации у Маркса показал, что «в конечном счете обращение между постоянным капиталом и постоянным капиталом ограничено личным потреблением» ³⁷, но этот же анализ показал истинный характер этой «ограниченности», показал, что предметы потребления играют меньшую роль в образовании внутреннего рынка сравнительно с средствами производства. А затем, нет ничего более нелепого, как выводить из противоречий капитализма его невозможность, непрогрессивность и т. д. - это значит спасаться в заоблачные выси романтических мечтаний от неприятной, но несомненной действительности. Противоречие между стремлением к безграничному расширению производства и ограниченным потреблением - не единственное противоречие капитализма, который вообще не может существовать и развиваться без противоречий. Противоречия капитализма свидетельствуют о его исторически преходящем характере, выясняют условия и причины его разложения и превращения в высшую форму, - но они отнюдь не исключают ни возможности капитализма, ни его прогрессивности сравнительно с предшествующими системами общественного хозяйства **.

Ошибочно мнение г-на Туган-Барановского, который полагает, что Маркс, выставляя эти положения, впадает в противоречие с своим собственным анализом реализации («Мир Божий», 1898, № 6, с. 123, в статье: «Капитализм и рынок»). Никакого противоречия у Маркса нет, ибо и в анализе реализации указана связь производительного и личного потребления.

* Ср. «К характеристике экономического романтизма. Сисмонди и наши отечественные сисмонди-сты». (См. Сочинения, 5 изд., том 2. Ред.)

VII. ТЕОРИЯ О НАЦИОНАЛЬНОМ ДОХОДЕ

Изложивши основные положения теории Маркса о реализации, мы должны еще указать вкратце на громадное значение ее в теории «потребления», «распределения» и «дохода» нации. Все эти вопросы, особенно последний, были до сих пор настоящим камнем преткновения для экономистов. Чем больше об этом говорили и писали, тем больше становилась путаница, проистекающая из основной ошибки А. Смита. Укажем здесь некоторые примеры этой путаницы.

Интересно отметить, например, что Прудон повторил, в сущности, ту же ошибку, придав только старой теории несколько иную формулировку. Он говорил:

«А (под которым разумеются все собственники, предприниматели и капиталисты) начинает предприятие с 10 000 франков, вперед расплачивается ими с рабочими, которые за это должны произвести продукты; после того как А обратил таким образом свои деньги в товары, он должен по окончании производства, например, по истечении года, снова обратить товары в деньги. Кому продает он свой товар? Конечно, рабочим, так как в обществе только два класса: с одной стороны - предприниматели, с другой - рабочие. Эти рабочие, получившие за продукты своего труда 10 000 фр. в качестве платы, которая удовлетворяет их необходимым жизненным потребностям, должны теперь, однако, заплатить более 10 000 фр., а именно еще за прибавку, получаемую А в форме процентов и других прибылей, на которые он рассчитывал в начале года: эти 10 000 фр. рабочий может покрыть только займом, а вследствие этого он впадает все в большие долги и нищету. Обязательно должно произойти одно из двух: или рабочий может потребить 9 в то время, как он произвел 10, или же он уплачивает предпринимателю только свою заработную плату, но тогда сам предприниматель впадает в банкротство и бедственное положение, так как не получает процентов на капитал, которые он все-таки с своей стороны принужден уплачивать» (Diehl. «Proudhon», II, 200 *, цитировано по

сборнику «Промышленность». Статьи из «Handworterbuch der Staatswissenschaften» *. M. 1896, стр. 101).

Как видит читатель, это все то же затруднение - как реализовать сверхстоимость, - с которым возятся и гг. В. В. и Н. -он. Прудон выразил его только в несколько особой форме. И эта особенность его формулировки еще более сближает с ним наших народников: и они точно так же, как Прудон, усматривают «затруднение» в реализации именно сверхстоимости (процента или прибыли, по терминологии Прудона), не понимая того, что путаница, заимствованная ими у старых экономистов, мешает объяснить реализацию не одной сверхстоимости, а также и постоянного капитала, т. е. что «затруднение» их сводится к непониманию всего процесса реализации продукта в капиталистическом обществе.

Об этой «теории» Прудона Маркс замечает саркастически:

«Прудон выражает свою неспособность понять это» (именно, реализацию продукта в капиталистическом обществе) «следующей нелепой формулой: l'ouvrier ne peut pas racheter son propre produit (рабочий не может вновь купить свой собственный продукт), потому что в него входит процент, присоединяющийся к издержкам производства (prix-de-revient)» («Das Kapital», III, 2, 379. Русск. пер., 698, с ошибками) ³⁸.

И Маркс приводит замечание, направленное против Прудона одним вульгарным экономистом, некиим Форкадом (Forcade), который «совершенно правильно обобщает то затруднение, которое Прудон выставил в такой узкой форме», именно Форкад говорил, что цена товаров содержит не только избыток над заработной платой, прибыль, но и часть, возмещающую постоянный капитал. Значит, - заключал Форкад против Прудона, - и капиталист не может на свою прибыль вновь купить товары (сам Форкад не только не решил этой проблемы, но и не понял ее).

Точно так же ничего не дал по этому вопросу и Родбертус. Выставляя с особенным ударением то положе-

ние, что «поземельная рента, прибыль на капитал и заработная плата суть доход» , Родбертус, однако, совершенно не выяснил себе понятия «дохода». Излагая, каковы были бы задачи политической экономии, если бы она следовала «правильному методу» (l. c., S. 26), он говорит и о распределении национального продукта: «Она» (т. е. истинная «наука о народном хозяйстве» - курсив Родбертуса) «должна бы была показать, каким образом из всего национального продукта одна часть предназначается всегда на возмещение употребленного на производство или сношенного капитала, а другая в качестве национального дохода - на удовлетворение непосредственных потребностей общества и его членов» (ibid., S. 27). Но хотя настоящая наука и должна бы была показать это, - однако «наука» Родбертуса ничего этого не показала. Читатель видит, что Родбертус повторил только слово в слово Ад. Смита, даже и не замечая, по-видимому, что ведь вопрос-то только тут и начинается. Какие же рабочие «возмещают» национальный капитал? как реализуется их продукт? - об этом он не сказал ни слова. Резюмируя свою теорию (diese neue Theorie, die ich der bisherigen gegenuberstelle, S. 32**) в виде отдельных тезисов, Родбертус говорит сначала о распределении национального продукта таким образом: «Рента» (известно, что под этим термином Родбертус разумел то, что принято называть сверхстоимостью) «и заработная плата суть, следовательно, доли, на которые распадается продукт, поскольку он является доходом» (S. 33). Эта весьма важная оговорка должна бы была натолкнуть его на самый существенный вопрос: он сейчас только сказал, что под доходом разумеются предметы, служащие для «удовлетворения непосредственных потребностей». Значит, есть продукты, не служащие для личного потребления. Как же они реализуются? -

* Dr. Rodbertus-Jagetzow. «Zur Beleuchtung der sozialen Frage». Berlin, 1875, S. 72 u. ff. (Д-р Родбертус-Ягецов. «К рассмотрению социального вопроса». Берлин, 1875, стр. 72 и следующие. Ред.) - эту новую теорию, которую я противопоставляю имевшимся до сих пор, с. 32. Ред.

Но Родбертус не замечает тут неясности и вскоре забывает об этой оговорке, говоря прямо о «делении продукта на три доли» (заработная плата, прибыль и рента) (S. 49- 50 и др.). Таким образом, Родбертус, в сущности, повторил учение Ад. Смита вместе с его основной ошибкой и ровно ничего не объяснил в вопросе о доходе. Обещание новой полной и лучшей теории распределения национального продукта - оказалось пустым словом. На самом деле Родбертус ни на шаг не подвинул вперед теории по этому вопросу; до какой степени сбивчивы были его понятия о «доходе» - показывают длиннейшие рассуждения его в 4-м социальном письме к фон-Кирхману («Das Kapital», Berlin, 1884) о том, следует ли относить деньги к национальному доходу, берется ли заработная плата из капитала или из дохода, - рассуждения, о которых Энгельс выразился, что они «относятся к области схоластики» (Vorwort ко II тому «Капитала», S. XXI ³⁹)***. Полная спутанность представлений о национальном доходе господствует вполне у экономистов и до сих пор. Так, например, Геркнер в своей статье о «Кризисах» в «Handworterbuch der Staatswissenschaften» (названный сборник, с. 81), говоря о реализации продукта в капиталистическом обществе (в § 5 - «распределение»), находит «удачным» рассуждение К. Г. Pay, который, однако, только повторяет ошибку А. Смита, деля весь продукт общества на доходы. Р. Мейер в своей статье о «доходе» (там же, с. 283 и сл.) приводит сбивчивые определения А. Вагнера (тоже повторяющего ошибку А. Смита) и откровенно сознается, что «трудно отличать доход от капитала», а «самое трудное есть

* Ibid., S. 32: «... bin ich genotigt, der vorstehenden Skizze einer besseren Methode auch noch eine vollstandige, solcher besseren Methode entsprechende Theorie, wenigstens der Verteilung des Nalionalproduhts, hinzuzufugen» (Там же, стр. 32: «... я вынужден присоединить к настоящему очерку лучшего метода также и полную, этому лучшему методу соответствующую, теорию по крайней мере распределения национального продукта». Ред.).

*** Поэтому совершенно неправ К. Diehl, когда он говорит, что Родбертус дал «новую теорию распределения дохода». [«Handworterbuch der Staatswissenschaften», Art. «Rodbertus», В. V, S. 448 («Словарь государственных наук». Статья «Родбертус». Том V, стр. 448. Ред.).]

различие между выручкой (Ertrag) и доходом (Einkommen)».

Мы видим, таким образом, что экономисты, много толковавшие и толкующие о недостаточном внимании классиков (и Маркса) к «распределению» и «потреблению», не смогли разъяснить ни на йоту самых основных вопросов «распределения» и «потребления». Это и понятно, так как нельзя и толковать о «потреблении», не поняв процесса воспроизводства всего общественного капитала и возмещения отдельных составных частей общественного продукта. На этом примере подтвердилось еще раз, как нелепо выделять «распределение» и «потребление», как какие-то самостоятельные отделы науки, соответствующие каким-то самостоятельным процессам и явлениям хозяйственной жизни. Политическая экономия занимается вовсе не «производством», а общественными отношениями людей по производству, общественным строем производства. Раз эти общественные отношения выяснены и проанализированы до конца, - тем самым определено и место в производстве каждого класса, а, следовательно, и получаемая ими доля национального потребления. И разрешение той проблемы, пред которой остановилась классическая политическая экономия и которую ни на волос не двинули всяческие специалисты по вопросам «распределения» и «потребления», - дано теорией, непосредственно примыкающей именно к классикам и доводящей до конца анализ производства капитала, индивидуального и общественного.

Вопрос о «национальном доходе» и о «национальном потреблении», абсолютно неразрешимый при самостоятельной постановке этого вопроса и плодивший только схоластические рассуждения, дефиниции и классификации, - оказывается вполне разрешенным, когда проанализирован процесс производства всего общественного капитала. Мало того: этот вопрос перестает существовать отдельно, когда выяснено отношение национального потребления к национальному продукту и реализация каждой отдельной части этого продукта. Остается только дать название этим отдельным частям.

«Чтобы не запутывать дела, создавая бесполезные затруднения, необходимо отличать валовую выручку (Rohertrag) и чистую выручку от валового дохода и чистого дохода.

Валовая выручка или валовой продукт есть весь воспроизведенный продукт...

Валовой доход есть та часть стоимости (и измеряемая ею часть валового продукта - Bruttoprodukts oder Rohprodukts), которая остается за вычетом части стоимости во всем производстве (и измеряемой ею части продукта), возмещающей вложенный на производство и потребленный в нем постоянный капитал. Валовой доход равен, следовательно, заработной плате (или той части продукта, которая предназначена обратиться снова в доход рабочего) + прибыль + рента. Чистый же доход есть сверхстоимость, следовательно - прибавочный продукт, остающийся за вычетом заработной платы и представляющий собой реализованную капиталом и подлежащую разделу с землевладельцем прибавочную стоимость (и измеряемый ею прибавочный продукт).

... Если же рассматривать доход всего общества, то национальный доход состоит из заработной платы плюс прибыль, плюс рента, т. е. из валового дохода. Впрочем, и это является одной абстракцией, так как все общество, при капиталистическом производстве, становится на капиталистическую точку зрения и считает чистым доходом только доход, распадающийся на прибыль и ренту» (III, 2, 375-376. Русск. пер., с. 695-696) ⁴⁰.

Таким образом, разъяснение процесса реализации внесло ясность и в вопрос о доходе, разрешив основное затруднение, препятствовавшее разобраться в этом вопросе, именно: каким образом «доход для одного становится капиталом для другого» ⁴¹? каким образом продукт, состоящий из предметов личного потребления и распадающийся вполне на заработную плату, прибыль и ренту, может заключать еще в себе постоянную часть капитала, которая никогда не может быть доходом? Анализ реализации в III отделе второго тома

«Капитала» вполне разрешил эти вопросы, и Марксу в заключительном отделе III тома «Капитала», посвященном вопросу о «доходах», пришлось лишь дать названия отдельным частям общественного продукта и сослаться на этот анализ второго тома *.

VIII. ПОЧЕМУ НЕОБХОДИМ ДЛЯ КАПИТАЛИСТИЧЕСКОЙ НАЦИИ ВНЕШНИЙ РЫНОК?

По поводу изложенной теории реализации продукта в капиталистическом обществе может возникнуть вопрос: не противоречит ли она тому положению, что капиталистическая нация не может обойтись без внешних рынков?

Необходимо помнить, что приведенный анализ реализации продукта в капиталистическом обществе исходил из предположения об отсутствии внешней торговли: выше было уже отмечено это предположение и показана его необходимость при таком анализе. Очевидно, что ввоз и вывоз продуктов только запутал бы дело, нисколько не помогая разъяснению вопроса. Ошибка гг. В. В. и Н. -она в том и состоит, что они привлекают внешний рынок для объяснения реализации сверхстоимости: ровно ничего не объясняя, это указание на внешний рынок только прикрывает теоретические ошибки их; это - с одной стороны. С другой стороны, оно позволяет им отделаться, посредством этих ошибочных «теорий», от необходимости объяснить факт развития внутреннего рынка для русского капитализма *. «Внешний рынок» для них является просто отговоркой, затушевывающей развитие капитализма (а, следовательно, и рынка) внутри страны, - отговоркой

* См. «Das Kapital», III, 2, VII. Abschnitt: «Die Revenuen», гл. 49: «Zur Analyse des Produktionsprozesses» («Капитал», т. Ill, ч. 2. Отдел VII: «Доходы», гл. 49: «К анализу процесса производства». Ред.) (русск. пер., с. 688-706). Здесь Маркс указывает также и обстоятельства, помешавшие прежним экономистам понять этот процесс (стр. 379-382. Русск. пер., с. 698-700) ⁴².

** Г-н Булгаков очень верно замечает в вышецитированной книге: «До сих пор рост хлопчатобумажного производства, рассчитанного на крестьянский рынок, совершается непрерывно, следовательно, это абсолютное сокращение народного потребления...» (о котором толкует г. Н. -он) «... мыслимо только теоретически». (Стр. 214-215.)

тем более удобной, что она избавляет их также и от необходимости рассмотреть факты, свидетельствующие о завоевании русским капитализмом внешних рынков *.

Необходимость внешнего рынка для капиталистической страны определяется вовсе не законами реализации общественного продукта (и сверхстоимости в частности), а, во-1-х, тем, что капитализм является лишь как результат широко развитого товарного обращения, которое выходит за пределы государства. Поэтому нельзя себе представить капиталистической нации без внешней торговли, да и нет такой нации.

Как видит читатель, эта причина - свойства исторического. И от нее народники не могли бы отделаться парой обветшалых фраз о «невозможности для капиталистов потребить сверхстоимость». Тут пришлось бы рассмотреть - если бы они действительно хотели поставить вопрос о внешнем рынке - историю развития внешней торговли, историю развития товарного обращения. А рассмотрев эту историю, нельзя было бы, конечно, изображать капитализм случайным уклонением с пути.

Во-2-х, то соответствие между отдельными частями общественного производства (по стоимости и по натуральной форме), которое необходимо предполагалось теорией воспроизводства общественного капитала и которое на деле устанавливается лишь как средняя величина из ряда постоянных колебаний, - это соответствие постоянно нарушается в капиталистическом обществе вследствие обособленности отдельных производителей, работающих на неизвестный рынок. Различные отрасли промышленности, служащие «рынком» друг для друга, развиваются не равномерно, а обгоняют друг друга, и более развитая промышленность ищет внешнего рынка. Это нисколько не означает «невозможность для капиталистической нации реализовать сверхстоимость», как готов глубокомысленно заключить народник. Это указывает лишь на непро-

* Волгин. «Обоснование народничестиа в трудах г. Воронцова»), СПБ, 1896. Стр. 71-76.

порциональность в развитии отдельных производств. При другом распределении национального капитала то же самое количество продуктов могло бы быть реализовано внутри страны. Но для того, чтобы капитал оставил одну область промышленности и перешел в другую, необходим кризис в этой области, и какие же причины могут удержать капиталистов, которым грозит такой кризис, от поисков внешнего рынка? от поисков пособий и премий для облегчения вывоза и т. д.?

В-З-х. Законом докапиталистических способов производства является повторение процесса производства в прежних размерах, на прежнем техническом основании: таково барщинное хозяйство помещиков, натуральное хозяйство крестьян, ремесленное производство промышленников. Напротив, законом капиталистического производства является постоянное преобразование способов производства и безграничный рост размеров производства. При старых способах производства хозяйственные единицы могли существовать веками, не изменяясь ни по характеру, ни по величине, не выходя из пределов помещичьей вотчины, крестьянской деревни или небольшого окрестного рынка для сельских ремесленников и мелких промышленников (так называемых кустарей). Напротив, капиталистическое предприятие неизбежно перерастает границы общины, местного рынка, области, а затем и государства. И так как обособленность и замкнутость государств разрушены уже товарным обращением, то естественное стремление каждой капиталистической отрасли промышленности ведет ее к необходимости «искать внешнего рынка».

Таким образом, необходимость искать внешнего рынка отнюдь не доказывает несостоятельности капитализма, как любят изображать дело народники-экономисты. Совсем напротив. Эта необходимость наглядно показывает прогрессивную историческую работу капитализма, который разрушает старинную обособленность и замкнутость систем хозяйства (а, следовательно, и узость духовной и политической жизни), который связывает все страны мира в единое хозяйственное целое.

Мы видим отсюда, что две последние причины необходимости внешнего рынка - опять-таки причины характера исторического. Чтобы разобрать их, надо рассмотреть каждую отдельную отрасль промышленности, ее развитие внутри страны, ее превращение в капиталистическую, - одним словом, надо взять факты о развитии капитализма в стране, - и нет ничего удивительного, что народники пользуются случаем уклониться от этих фактов под сень ничего не стоящих (и ничего не говорящих) фраз о «невозможности» и внутреннего и внешнего рынка.

IX. ВЫВОДЫ ИЗ I ГЛАВЫ

Резюмируем теперь вышеразобранные теоретические положения, имеющие непосредственное отношение к вопросу о внутреннем рынке.

1) Основным процессом создания внутреннего рынка (т. е. развития товарного производства и капитализма) является общественное разделение труда. Оно состоит в том, что от земледелия отделяются один за другим различные виды обработки сырья (и различные операции по этой обработке) и образуются самостоятельные отрасли промышленности, обменивающие свои продукты (теперь уже товары) на продукты земледелия.

Земледелие таким образом само становится промышленностью (т. е. производством товаров), и в нем происходит тотже процесс специализации.

2) Непосредственным выводом из предыдущего положения является тот закон всякого развивающегося товарного и тем более капиталистического хозяйства, что индустриальное (т. е. неземледельческое) население возрастает быстрее земледельческого, отвлекает все больше и больше населения от земледелия к промышленности обрабатывающей.

3) Отделение непосредственного производителя от средств производства, т. е. экспроприация его, знаменуя переход от простого товарного производства к капиталистическому (и составляя необходимое условие этого перехода), создает внутренний рынок. Процесс этого создания внутреннего рынка идет с двух сторон:

с одной стороны, средства производства, от которых «освобождается» мелкий производитель, превращаются в капитал в руках их нового владельца, служат для производства товаров, и, следовательно, сами превращаются в товар. Таким образом даже простое воспроизведение этих средств производства требует теперь уже покупки их (раньше эти средства производства воспроизводились большей частью в натуральном виде и отчасти изготовлялись дома), т. е. предъявляет рынок на средства производства, а затем и продукт, произведенный теперь при помощи этих средств производства, тоже превращается в товар. С другой стороны, средства существования для этого мелкого производителя становятся вещественными элементами переменного капитала, т. е. денежной суммы, расходуемой предпринимателем (все равно, землевладельцем ли, подрядчиком, лесопромышленником, фабрикантом и т. д.) на наем рабочих. Таким образом, эти средства существования превращаются теперь также в товар, т. е. создают внутренний рынок на предметы потребления.

4) Реализация продукта в капиталистическом обществе (а, следовательно, и реализация сверхстоимости) не может быть объяснена без уяснения того - 1) что общественный продукт, как и единичный, распадается по стоимости на три части, а не на две (на постоянный капитал + переменный капитал + сверхстоимость, а не только на переменный капитал + сверхстоимость, как учили Адам Смит и вся последующая политическая экономия до Маркса) и 2) что по своей натуральной форме он должен быть разделен на два крупные подразделения: средства производства (потребляются производительно) и предметы потребления (потребляются лично). Установив эти основные теоретические положения, Маркс вполне объяснил процесс реализации продукта вообще и сверхстоимости в частности в капиталистическом производстве и обнаружил полную неправильность привлечения внешнего рынка к вопросу о реализации.

5) Теория реализации Маркса пролила свет и на вопрос о национальном потреблении и доходе.

Из вышеизложенного явствует само собою, что вопрос о внутреннем рынке, как отдельный самостоятельный вопрос, не зависящий от вопроса о степени развития капитализма, вовсе не существует. Поэтому-то теория Маркса и не ставит нигде и никогда этого вопроса отдельно. Внутренний рынок появляется, когда появляется товарное хозяйство; он создается развитием этого товарного хозяйства, и степень дробности общественного разделения труда определяет высоту его развития; он распространяется с перенесением товарного хозяйства от продуктов на рабочую силу, и только по мере превращения этой последней в товар капитализм охватывает все производство страны, развиваясь главным образом на счет средств производства, которые занимают в капиталистическом обществе все более и более важное место. «Внутренний рынок» для капитализма создается самим развивающимся капитализмом, который углубляет общественное разделение труда и разлагает непосредственных производителей на капиталистов и рабочих. Степень развития внутреннего рынка есть степень развития капитализма в стране. Ставить вопрос о пределах внутреннего рынка отдельно от вопроса о степени развития капитализма (как делают экономисты-народники) неправильно.

Поэтому и вопрос о том, как складывается внутренний рынок для русского капитализма, сводится к следующему вопросу: каким образом и в каком направлении развиваются различные стороны русского народного хозяйства? в чем состоит связь и взаимозависимость между этими различными сторонами?

Последующие главы и будут посвящены рассмотрению данных, содержащих ответ на эти вопросы.

ГЛАВА II
РАЗЛОЖЕНИЕ КРЕСТЬЯНСТВА

Мы видели, что основой образования внутреннего рынка в капиталистическом производстве является процесс распадения мелких земледельцев на сельскохозяйственных предпринимателей и рабочих. Едва ли не каждое сочинение об экономическом положении русского крестьянства в пореформенную эпоху указывает на так называемую «дифференциацию» крестьянства. Следовательно, наша задача состоит в том, чтобы изучить основные черты этого явления и определить его значение. В последующем изложении мы пользуемся данными земско-статистических подворных переписей ⁴³.

I. ЗЕМСКО-СТАТИСТИЧЕСКИЕ ДАННЫЕ О НОВОРОССИИ

Г-н В. Постников в своем сочинении: «Южнорусское крестьянское хозяйство» (М. 1891) ⁴⁴ собрал и обработал данные земской статистики по Таврической, отчасти также Херсонской и Екатеринославской губерниям. В литературе о крестьянском разложении это сочинение должно быть поставлено на первое место, и мы считаем необходимым свести по принятой нами системе собранные г. Постниковым данные, дополняя их иногда данными земских сборников. Таврические земские статистики приняли группировку крестьянских дворов по величине посева - прием очень удачный, позволяющий точно судить о хозяйстве каждой группы вследствие преобладания в этой местности

зерновой системы хозяйства при экстенсивном земледелии. Вот общие данные о хозяйственных группах таврического крестьянства *.

Группы крестьян	По Днепровскому уезду	По трем уездам
% всего числа дво- ров	Ha 1 двор	% всего числа дво- ров	Средний размер посева на 1 двор, десятин	Вся площадь посева десятин	То же в % к итогу	% всего числа дво- ров
душ об. пола	работ- ников муж. пола
I. He сеющие	9	4,6	1,0	7,5	-	-	-		40,2
II. Сеющие до 5 дес.	11	4,9	1,1	11,7	3,5	34 070	2,4	12,1
III. » 5-10 »	20	5,4	1,2	21	8,0	140 426	9,7
IV. » 10-25 »	41,8	6,3	1,4	39,2	16,4	540 093	37,6	37,6	39,2
V. » 25-50 »	15,1	8,2	1,9	16,9	34,5	494 095	34,3	50,3	20,6
VI. » более 50 »	3,1	10,1	2,3	3,7	75,0	230 583	16,0
Итого	100	6,2	1,4	100	17,1	1 439 267	100

Неравномерность в распределении посева очень значительна: ²/₅ всего числа дворов (имеющие около ³/₁₀ населения, ибо состав семьи здесь ниже среднего) имеют в своих руках около ¹/₈ всего посева, принадлежа к малосеющей, бедной группе, которая не может покрыть своих потребностей доходом от своего земледелия. Далее, среднее крестьянство обнимает тоже около ²/₅ всего числа дворов, которые покрывают свои средние расходы доходом от земли (г. Постников считает, что на покрытие средних расходов семьи требуется 16-18 десятин посева). Наконец, зажиточное крестьянство (около ¹/₅ дворов и ³/₁₀ населения) сосредоточивает в своих руках более половины всего посева, причем размер посева на 1 двор ясно показывает «коммерческий», торговый характер земледелия этой группы. Чтобы точно определить размеры этого торгового земледелия в разных группах, г. Постников употребляет следующий прием. Из всей посевной площади хозяйства он выделяет площади: пищевую (дающую продукт

* Нижеследующие данные относятся большею частью к трем северным материковым уездам Таврической губ.: Бердянскому, Мелитопольскому и Днепровскому, или же к одному последнему.

на содержание семьи и батраков), кормовую (на корм скоту), хозяйственную (на посевное зерно, площадь под усадьбами и пр.) и определяет таким образом размер рыночной или торговой площади, продукт которой идет в продажу. Оказывается, что у группы с 5-10 дес. посева всего лишь 11,8% посевной площади дает рыночный продукт, тогда как по мере увеличения посева (по группам) этот процент повышается следующим образом: 36,5%-52%-61%. Следовательно, зажиточное крестьянство (2 высшие группы) ведет уже торговое земледелие, получая в год 574-1500 руб. валового денежного дохода. Это торговое земледелие превращается уже в капиталистическое, так как размеры посева у зажиточных крестьян превышают рабочую норму семьи (т. е. то количество земли, которое может обработать семья своим трудом), заставляя их прибегать к найму рабочих: в трех северных уездах Таврической губ. зажиточное крестьянство нанимает, по расчету автора, свыше 14 тысяч сельских рабочих. Наоборот, бедное крестьянство «отпускает рабочих» (свыше 5 тысяч), т. е. прибегает к продаже своей рабочей силы, так как доход от земледелия дает, например, в группе с 5-10 дес. посева только около 30 руб. деньгами на двор *. Мы наблюдаем, следовательно, здесь именно тот процесс создания внутреннего рынка, о котором и говорит теория капиталистического производства: «внутренний рынок» растет вследствие превращения в товар, с одной стороны, продукта торгового, предпринимательского земледелия; с другой стороны - вследствие превращения в товар рабочей силы, продаваемой несостоятельным крестьянством.

Чтобы ознакомиться ближе с этим явлением, посмотрим на положение каждой отдельной группы крестьянства. Начнем с высшей. Вот данные о ее землевладении и землепользовании :

* Г-н Постников справедливо замечает, что в действительности различия между группами по величине денежного дохода от земли гораздо значительнее, ибо в расчетах принята 1) одинаковая урожайность и 2) одинаковая цена сбываемого хлеба. На деле же зажиточные крестьяне имеют лучшие урожаи и выгоднее продают хлеб.

Мы видим, следовательно, что зажиточное крестьянство, несмотря на наивысшую обеспеченность его надельной землей, концентрирует в своих руках массу купчих и арендуемых земель, превращается в мелких землевладельцев и фермеров *. На аренду 17-44 дес. расходуется в год, по местным ценам, около 70-160 руб. Очевидно, что мы имеем здесь дело уже с коммерческой операцией: земля становится товаром, «машиной для добывания деньги».

Возьмем далее данные о живом и мертвом инвентаре:

Группы дворов	Днепровский уезд Таврической губ. Десятин пашни на 1 двор
Надельной ⁴⁵	Купчей	Арендованной	Всего
I. Не сеющие	6.4	0,9	0,1	7,4
II. Сеющие до 5 дес.	5,5	0,04	0,6	6,1
III. » 5-10 »	8,7	0,05	1,6	10,3
IV. » 10-25 »	12,5	0,6	5,8	18,9
V. » 25-50 »	16,6	2,3	17,4	36,3
VI. » свыше 50 »	17,4	30,0	44,0	91,4
В среднем	11,2	1,7	7,0	19,9

Группы дворов	По трем уездам Таврич. губ.	В Днепров. у. Приходится на 1 двор инвентаря **
Приходится голов скота на 1 двор	% дворов без раб. скота
Рабочего	Прочего	Всего	Перево- зочного	Пахотного
I. Не сеющие	0,3	0,8	1,1	80,5	-	-
II. Сеющие до 5 дес.	1,0	1,4	2,4	48,3	-	-
III. » 5-10 »	1,9	2,3	4,2	12,5	0,8	0,5
IV. » 10-25 »	3,2	4,1	7,3	1,4	1,0	1,0
V. » 25-50 »	5,8	8,1	13,9	0,1	1,7	1,5
VI. » свыше 50 »	10,5	19,5	30,0	0,03	2,7	2,4
В среднем	3,1	4,5	7,6	15,0

* Заметим, что сравнительно значительное количество купчей земли у несеющих объясняется тем, что в эту группу вошли лавочники, владельцы промышленных заведений и проч. Смешение подобных «крестьян» с земледельцами составляет обычный недостаток земско-статистических данных. Мы будем еще говорить об этом недостатке ниже.

** Перевозочный инвентарь - брички, телеги, фургоны и т. п. Пахотный - плуги, буккеры (скоропашки) и проч.

Зажиточное крестьянство оказывается во много раз обеспеченнее инвентарем, чем бедное и даже чем среднее. Достаточно взглянуть на эту табличку, чтобы понять полную фиктивность тех «средних» цифр, с которыми так любят оперировать у нас, говоря о «крестьянстве». К торговому земледелию у крестьянской буржуазии присоединяется здесь и торговое скотоводство, именно: взращивание грубошерстных овец. Относительно мертвого инвентаря приведем еще данные об улучшенных орудиях, заимствуя их из земско-статистических сборников *. Из всего числа жнеек и косилок (3061) - 2841, т. е. 92,8%, находятся в руках крестьянской буржуазии (¹/₅ всего числа дворов).

Вполне естественно, что у зажиточного крестьянства и техника земледелия стоит значительно выше среднего (больший размер хозяйства, более обильный инвентарь, наличность свободных денежных средств и т. д.), именно: зажиточные крестьяне «производят свои посевы скорее, лучше пользуются благоприятной погодой, заделывают семена более влажной землей», вовремя производят уборку хлеба; одновременно вместе с возкою и молотят его и т. д. Естественно также, что величина расхода на производство земледельческих продуктов понижается (на единицу продукта) по мере увеличения размеров хозяйства. Г-н Постников доказывает это положение особенно подробно, пользуясь следующим расчетом: он определяет количество работников (вместе с наймитами), голов рабочего скота, орудий и пр. на 100 десятин посева в различных группах крестьянства. Оказывается, что это количество уменьшается по мере увеличения размеров хозяйства. Например, у сеющих до 5 десятин приходится на 100 десятин надела 28 работников, 28 голов рабочего скота, 4,7 плуга и буккера, 10 бричек, а у сеющих свыше 50 десятин - 7 работников, 14 голов рабочего скота, 3,8 плуга и буккера, 4,3 брички. (Мы опускаем более детальные данные по всем группам, отсылая тех,

* «Сборник стат. свед. по Мелитопольскому уезду». Симферополь, 1885 г. (Т. I. «Сборник стат. свед. по Таврической губ.») ⁴⁶, - «Сборник стат. свед. по Днепровскому уезду». Т. П. Симф. 1886 г.

кто интересуется подробностями, к книге г. Постникова.) Общий вывод автора гласит: «С увеличением размера хозяйства и запашки у крестьян расход по содержанию рабочих сил, людей и скота, этот главнейший расход в сельском хозяйстве, прогрессивно уменьшается, и у многосеющих групп делается почти в два раза менее на десятину посева, чем у групп с малой распашкой» (стр. 117 назв. соч.). Этому закону большей продуктивности, а, следовательно, и большей устойчивости крупных крестьянских хозяйств г. Постников совершенно справедливо придает важное значение, доказывая его весьма подробными данными не только для одной Новороссии, но и для центральных губерний России *. Чем дальше идет проникновение товарного производства в земледелие, чем сильнее, следовательно, становится конкуренция между земледельцами, борьба за землю, борьба за хозяйственную самостоятельность, - тем с большей силой должен проявиться этот закон, ведущий к вытеснению среднего и бедного крестьянства крестьянской буржуазией. Необходимо только заметить, что прогресс техники в сельском хозяйстве выражается различно, смотря по системе сельского хозяйства, смотря по системе полеводства. Если при зерновой системе хозяйства и при экстенсивном земледелии этот прогресс может выразиться в простом

* «Земская статистика с неоспоримой ясностью показывает, что чем более размер крестьянского хозяйства, тем менее на данную площадь пахотной земли содержится инвентаря, рабочих людей и рабочего скота» (стр. 162 назв. соч.).

Интересно отметить, как отразился этот закон в рассуждениях г-на В. В. В цитированной выше статье («Вести. Евр.», 1884, № 7) он делает такое сопоставление: в центральной черноземной полосе на одну крестьянскую лошадь приходится 5-7-8 дес. пашни, тогда как «по правилам трехпольного севооборота» полагается 7-10 дес. («Календарь» Баталина). «Следовательно, на обезлошадение части населения этой области России нужно смотреть до известной степени как на восстановление нормального отношения между количеством рабочего скота и площадью, подлежащей обработке» (стр. 346 в указанной статье). Итак, разорение крестьянства ведет к прогрессу сельского хозяйства. Если бы г. В. В. обратил внимание не только на агрономическую, но и на общественно-хозяйственную сторону этого процесса, то он мог бы увидеть, что это есть прогресс капиталистического земледелия, так как «восстановление нормального отношения» рабочего скота и пашни достигается либо помещиками, заводящими свой инвентарь, либо крупными посевщиками из крестьян, т. е. крестьянской буржуазией.

расширении посева и сокращении числа рабочих, количества скота и пр. на единицу посева, то при скотоводственной или технической системе хозяйства, при переходе к интенсивному земледелию, тот же прогресс может выразиться, например, в посеве корнеплодов, требующих большего количества рабочих на единицу посева, или в заведении молочного скота, в посеве кормовых трав и пр. и пр.

К характеристике высшей группы крестьянства надо добавить еще значительное употребление наемного труда. Вот данные по 3-м уездам Таврической губернии:

Г-н В. В. в указанной статье рассуждал об этом вопросе следующим образом: он брал процентное отношение числа хозяйств с батраками ко всему числу крестьянских хозяйств и заключал: «Число крестьян, прибегающих для обработки земли к помощи наемного труда, сравнительно с общей массой народа, совершенно ничтожно: 2-3, maximum 5 хозяев из 100, - вот и все представители крестьянского капитализма; это» (батрацкое крестьянское хозяйство в России) «не система, прочно коренящаяся в условиях современной хозяйственной жизни, а случайность, какая была и 100 и 200 лет тому назад» («Вестн. Евр.», 1884, №7, стр. 332). Какой смысл сопоставлять число хозяйств с батраками со всем числом «крестьянских» хозяйств, когда в это последнее число входят и хозяйства батраков? Ведь по подобному приему можно бы отделаться и от капитализма в русской промышленности: стоило бы лишь взять процент промысловых семей, держащих наемных рабочих (т. е. семей фабрикантов и фабрикан-

тиков) ко всему числу промысловых семей в России; получилось бы «совершенно ничтожное» отношение к «массе народа». Несравненно правильнее сопоставлять число батрацких хозяйств с числом одних лишь действительно самостоятельных хозяйств, т. е. живущих одним земледелием и не прибегающих к продаже своей рабочей силы. Далее г. В. В. упустил из виду мелочь: именно - что батрацкие крестьянские хозяйства принадлежат к числу крупнейших: «ничтожный» в «общем и среднем» процент хозяйств с батраками оказывается очень внушительным (34-64%) у того зажиточного крестьянства, которое держит в своих руках больше половины всего производства, которое производит крупные количества зерна на продажу. Можно судить поэтому о нелепости того мнения, будто ото батрацкое хозяйство - «случайность», бывшая и 100- 200 лет тому назад! В-третьих, только игнорируя действительные особенности земледелия, можно брать, для суждения о «крестьянском капитализме», одних батраков, т. е. постоянных рабочих, опуская поденщиков. Известно, что наем поденных рабочих играет особенно большое значение в сельском хозяйстве *.

Группы дворов	Процент хозяйств с батраками	Доля посева (в %) у каждой группы
I. He сеющие	3,8	-
II. Сеющие до 5 дес.	2,5	2
III. » 5-10 »	2,6	10
IV. » 10-25 »	8,7	38
V » 25-50 »	34,7	34	50
VI. « свыше 50 »	64,1	16
Итого	12,9	100

Переходим к низшей группе. Ее составляют несеющие и малосеющие хозяева; они «не представляют большой разницы в своем хозяйственном положении... как те, так и другие либо служат батраками у своих односельчан, либо промышляют сторонними и большей частью земледельческими же заработками» (стр. 134 указ. соч.), т. е. входят в ряды сельского пролетариата. Заметим, что, например, в Днепровском уезде в низшей группе 40% дворов, а не имеющих пахотных орудий 39% всего числа дворов. Наряду с продажей своей рабочей силы сельский пролетариат извлекает доход от сдачи в аренду своей надельной земли:

* Англия - классическая страна земледельческого капитализма. И в этой стране 40,8% фермеров не имеют наемных рабочих; 68,1% фермеров имеют не более 2-х рабочих; 82% фермеров имеют не более 4-х рабочих (Янсон, «Сравнительная статистика», т. II, стр. 22-23. Цитировано по Каблукову: «Вопрос о рабочих в сельском хозяйстве», стр. 16). Но хорош был бы экономист, который бы забыл о массе нанимающихся поденно сельских пролетариев, как бродячих, так и оседлых, т. е. находящих «заработки» в своих деревнях.

Группы дворов	Днепровский уезд Проценты
Домохозяев, сдающих надельную землю	Сдаваемой надельной земли
I. Не сеющие	80	97,1
II. Сеющие до 5 дес.	30	38,4
III. » 5-10 »	23	17,2
IV. » 10-25 »	16	8,1
V. » 25-50 »	7	2,9
VI. » свыше 50 »	7	13,8
По уезду	25,7	14,9

Всего по 3-м уездам Таврической губ. сдавалось (в 1884-1886 гг.) 25% всей крестьянской пашни, причем сюда не вошла еще земля, сдаваемая не крестьянам, а разночинцам. Всего сдает землю в этих 3-х уездах около ¹/₃ населения, причем арендует наделы сельского пролетариата главным образом крестьянская буржуазия. Вот данные об этом.

В трех уездах Таврической губернии	снято десятин надельной земли у соседей	в %
хозяевами, сеющими до 10 дес. на двор	16 594	6
» » 10-25 » » »	89 526	35
» » 25 и более » »	150 596	59
Всего	256 716	100

«Надельная земля служит в настоящее время предметом обширной спекуляции в южнорусском крестьянском быту. Под землю получаются займы с выдачей векселей, ... земля сдается или продается на год, два и более долгие сроки, 8, 9 и 11 лет» (стр. 139 цит. соч.). Таким образом, крестьянская буржуазия является также представительницей торгового и ростовщического капитала *. Мы видим здесь наглядное опровержение того народнического предрассудка, будто «кулак» и «ростовщик» не имеют ничего общего с «хозяйственным мужиком». Напротив, в руках крестьянской буржуазии сходятся нити и торгового капитала (отдача денег в ссуду под залог земли, скупка разных продуктов и пр.) и промышленного капитала (торговое земледелие при помощи

* Пользуясь сама «очень многочисленными» сельскими кассами и ссудо-сберегательными товариществами, которые приносят «существенную помощь» «крестьянам с достатком». «Крестьяне маломощные поручителей за себя не находят и ссудами не пользуются» (стр. 368 цит. соч.).

найма рабочих и т. п.). От окружающих обстоятельств, от большего или меньшего вытеснения азиатчины и распространения культуры в нашей деревне зависит то, какая из этих форм капитала будет развиваться на счет другой. Посмотрим, наконец, на положение средней группы (посев 10-25 дес. на двор, в среднем 16,4 дес). Ее положение переходное: денежный доход от земледелия (191 руб.) несколько ниже той суммы, которую расходует в год средний тавричанин (200-250 руб.). Рабочего скота здесь по 3,2 штуки на двор, тогда как для полного «тягла» требуется 4 штуки. Поэтому хозяйство среднего крестьянина находится в положении неустойчивом, и для обработки своей земли ему приходится прибегать к супряге *.

Обработка земли супрягой оказывается, разумеется, менее продуктивной (трата времени на переезды, недостача лошадей и проч.), так что, например, в одном селе г. Постникову передавали, что «супряжники часто буккеруют в день не более 1 дес, т. е. вдвое меньше против нормы» **. Если мы добавим к этому, что в средней группе около ¹/₅ дворов не имеет пахотных орудий, что эта группа более отпускает рабочих, чем нанимает (по расчету г. Постникова), - то для нас ясен будет неустойчивый, переходный характер этой группы между крестьянской буржуазией и сельским

* По Мелитопольскому уезду из 13 789 дворов этой группы лишь 4218 обрабатывают землю сами, а 9201 - спрягаются. По Днепровскому, и:) 8234 дворов 4029 обрабатывают землю сами, а 3835 - спрягаются. См. земско-статистические сборники по Мелитопольскому уезду (стр. Б. 195) и по Днепровскому (стр. Б. 123).

** Г-н В. В. в указанной статье много рассуждает о супряге, как «принципе кооперации» и т. д. Это ведь так просто, в самом деле: замолчать тот факт, что крестьянство распадается на резко различные группы, что супряга есть кооперация падающих хозяйств, вытесняемых крестьянской буржуазией, и затем толковать «вообще» о «принципе кооперации», - вероятно, о кооперации между сельским пролетариатом и сельской буржуазией!

пролетариатом. Приведем несколько более подробные данные о вытеснении средней группы:

Днепровский уезд Таврической губернии *
Группы домохозяев	% к итогу	Надельной земли	Купчей земли	Арендо- ванной земли	Сданной в аренду земли	Все земле- пользование группы	Посевная площадь
Дво- ров	Душ обоего пола	Деся- тин	%	Деся- тин	%	Деся- тин	%	Деся- тин	%	Деся- тин	%	Деся- тин	%
Бедная	39,9	32,6	56445	25,5	2003	6	7839	6	21551	65,5	44736	12,4	38439	11
Средняя	41,7	42,2	102794	46,5	5376	16	48398	35	8311	25,3	148257	41,2	137344	43
Зажиточная	18,4	25,2	61844	28	26531	78	81646	59	3039	9,2	166982	46,4	150614	46
Всего по уезду	100	100	221083	100	33910	100	137883	100	32901	100	359975	100	326397	100

Таким образом, распределение надельной земли наиболее «уравнительно», хотя и в нем заметно оттеснение низшей группы высшими. Но дело радикально меняется, раз мы переходим от этого обязательного землевладения к свободному, т. е. к купчей и арендованной земле. Концентрация ее оказывается громадной, и в силу этого распределение всего землепользования крестьян совсем не похоже на распределение надельной земли: средняя группа оттесняется на второе место (46% надела -

* Данные из земско-статистического сборника. Они относятся ко всему уезду, включая селения, не причисленные к волостям. Данные графы: «все землепользование группы» вычислены мною; сложено количество земли надельной, арендованной и купчей и вычтена земля, сданная в аренду.

[[При оцифровке левую и правую части таблицы, расположенные соттветственно на страницах 70 и 71 пришлось объединить в единую таблицу. Вследствие этого информация страниц 70-71 была несколько перераспределена. См. оригинал в необходимых случаях]]

41% землепользования), зажиточная весьма значительно расширяет свое землевладение (28% надела - 46% землепользования), а бедная группа выталкивается из числа земледельцев (25% надела - 12% землепользования).

Приведенная таблица показывает нам интересное явление, с которым мы еще встретимся, именно: уменьшение роли надельной земли в хозяйстве крестьян. В низшей группе это происходит вследствие сдачи земли, в высшей - вследствие того, что в общей хозяйственной площади получает громадное преобладание купчая и арендованная земля. Обломки дореформенного строя (прикрепление крестьян к земле и уравнительное фискальное землевладение) окончательно разрушаются проникающим в земледелие капитализмом.

Что касается, в частности, до аренды, то приведенные данные позволяют нам разобрать одну весьма распространенную ошибку в рассуждениях экономистов-народников по этому вопросу. Возьмем рассуждения г-на В. В. В цитированной статье он прямо ставил вопрос об отношении аренды к разложению крестьянства. «Способствует ли аренда разложению крестьянских хозяйств на крупные и мелкие и уничтожению средней, типичной группы?» («Вестн. Евр.», I. с, стр. 339-340). Этот вопрос г. В. В. решал отрицательно. Вот его доводы: 1) «Большой процент лиц, прибегающих к аренде». Примеры: 38-68%; 40-70%; 30- 66%; 50-60% по разным уездам разных губерний. - 2) Невелика величина участков арендуемой земли на 1 двор: 3-5 дес. по данным тамбовской статистики, - 3) Крестьяне с малым наделом арендуют больше, чем с большим.

Чтобы читатель мог ясно оценить не то что состоятельность, а просто пригодность таких доводов, приводим соответствующие данные по Днепровскому уезду *.

* Совершенно аналогичны данные и по Мелитопольскому и Бердянскому уездам.

	% арендующих дворов	Дес. пашни на 1 арендующий двор	Цена 1 дес. в рублях
У сеющих до 5 дес.	25	2,4	15,25
» » 5-10»	42	3,9	12,00
» » 10-25»	69	8,5	4,75
» » 25-50»	88	20,0	3,75
» » свыше 50 »	91	48,6	3,55
По уезду	56,2	12,4	4,23

Спрашивается, какое значение могут иметь тут «средние» цифры? Неужели тот факт, что арендаторов «много» - 56%, - уничтожает концентрацию аренды богачами? Не смешно ли брать «средний» размер аренды [12 дес. на арендующий двор. Часто берут даже не на арендующий, а на наличный двор. Так поступает, напр., г. Карышев в своем сочинении «Крестьянские вненадельные аренды» (Дерпт, 1892; второй том «Итогов земской статистики»)!, - складывая вместе крестьян, из которых один берет 2 десятины за безумную цену (15 руб.), очевидно, из крайней нужды, на разорительных условиях, а другой берет 48 десятин, сверх достаточного количества своей земли, «покупая» землю оптом несравненно дешевле, по 3,55 руб. за десятину? Не менее бессодержателен и 3-й довод: г. В. В. сам позаботился опровергнуть его, признавши, что данные, относящиеся «к целым общинам» (при распределении крестьян по наделу), «не дают правильного понятия о том, что делается в самой общине» (стр. 342 указанной статьи) *.

* Г-н Постников приводит интересный пример подобной же ошибки земских статистиков. Отмечая факт коммерческого хозяйства зажиточных крестьян и требование ими земли, он указывает, что «земские статистики, видимо считая такие проявления в крестьянской жизни чем-то незаконным, стараются умалить их» и доказать, что аренда определяется не конкуренцией богачей, а нуждой крестьян в земле. Составитель «Памятной книжки Таврической губ.» (1889), г. Вернер, чтобы доказать это, группировал по величине надела крестьян всей Таврической губ., взяв группу крестьян с 1-2 работниками и 2-3 штуками рабочего скота. Оказалось, что в пределах этой группы с расширением размеров надела понижается количество арендующих дворов и арендуемой земли. Понятно, что подобный прием ровно ничего не доказывает, ибо взяты только крестьяне с одинаковым количеством рабочего скота и опущены именно крайние группы. Вполне естественно, что при равенстве в количестве рабочего скота должен быть равен и размер обрабатываемой земли, а, следовательно, чем меньше надел, тем больше аренда. Вопрос состоит именно в том, как распределяется аренда между дворами с неравным количеством рабочего скота, инвентаря и т. д.

Было бы большой ошибкой думать, что концентрация аренды в руках крестьянской буржуазии ограничивается единоличной арендой, не простираясь на общественную, мирскую аренду. Ничего подобного. Арендованная земля распределяется всегда «по деньгам», и отношение между группами крестьянства нисколько не меняется при мирских арендах. Поэтому рассуждения, например, г. Карышева, будто в отношении мирских аренд к единоличным проявляется «борьба двух начал (!?) - общинного и личного» (стр. 159,1. с), будто общинным арендам «свойственно трудовое начало и принцип равномерного распределения снятого участка между общинниками» (230 ibid.), - эти рассуждения относятся целиком к области народнических предрассудков. Несмотря на свою задачу подвести «итоги земской статистики», г. Карышев старательно обошел весь обильный земско-статистический материал о концентрации аренды в руках небольших групп зажиточного крестьянства. Приведем пример. По трем указанным уездам Таврической губ. земля, арендованная у казны обществами крестьян, распределяется по группам следующим образом:

Маленькая иллюстрация «трудового начала» и «принципа равномерного распределения» !

	Число арендующих дворов	Число десятин	В % к итогу	Десятин на 1 арендую- щий двор
Сеющие до 5 дес.	83	511	1	4	6,1
» 5-10 »	444	1427	3	3,2
» 10-25 »	1732	8711	20		5,0
» 25-50 »	1245	13375	30	76	10,7
» свыше 50 »	632	20283	46	32,1
Всего	4136	44307	100		10,7

Таковы данные земской статистики о южнорусском крестьянском хозяйстве. Полное разложение крестьянства, полное господство в деревне крестьянской буржуазии ставится этими данными вне сомнения *.

* Говорят обыкновенно, что данные о Новороссии не позволяют делать общих выводов, вследствие особенностей этой местности. Мы не отрицаем, что разложение земледельческого крестьянства здесь сильнее, чем в остальной России, но из дальнейшего будет видно, что особенность Новороссии вовсе не так велика, как иногда думают.

Весьма интересно поэтому отношение к этим данным гг. В. В. и Н. -она, тем более, что оба эти писателя признавали раньше необходимость поставить вопрос о разложении крестьянства (г. В. В. в указанной статье 1884 года, г. Н. -он в «Слове» 1880 г. - замечанием о том любопытном явлении в самой общине, что «нехозяйственные» мужики забрасывают землю, а «хозяйственные» подбирают себе лучшую; см. «Очерки», с. 71). Необходимо заметить, что сочинение г. Постникова носит двойственный характер: с одной стороны, автор искусно собрал и тщательно обработал чрезвычайно ценные земско-статистические данные, сумев при этом отрешиться от «стремления рассматривать крестьянский мир как нечто целое и однородное, каким он и до сих пор еще представляется нашей городской интеллигенции» (стр. 351 назв. соч.). С другой стороны, автор, не руководимый теорией, совершенно не сумел оценить обработанных им данных и взглянул на них с крайне узкой точки зрения «мероприятий», пустившись сочинять проекты о «земледельческо-ремесленно-заводских общинах», о необходимости «ограничить», «обязать», «наблюдать» и пр. и пр. И вот наши народники постарались не заметить первой, положительной части сочинения г. Постникова, обратив все внимание на вторую часть. И г. В. В., и г. Н. -он принялись с пресерьезным видом «опровергать» совершенно несерьезные «проекты» г. Постникова (г. В. В. в «Русской Мысли» за 1894 г., № 2; г. Н. -он в «Очерках», с. 233, прим.), обвиняя его за нехорошее желание ввести капитализм в России и тщательно обходя те данные, которые обнаружили господство капиталистических отношений в современной южнорусской деревне *.

* «Любопытно», - писал г. Н.-он, что г. Постников «проектирует 60-десятинные крестьянские хозяйства». Но «раз сельское хозяйство попало в руки капиталистов», то производительность труда может «завтра» еще повыситься, «60-десятинные хозяйства надо будет (!) обращать в 200- или 300-десятинные». Видите, как это просто: так как сегодняшней мелкой буржуазии в нашей деревне грозит завтра крупная, - поэтому г. Н. -он не хочет знать ни сегодняшней мелкой, ни завтрашней крупной!

II. ЗЕМСКО-СТАТИСТИЧЕСКИЕ ДАННЫЕ ПО САМАРСКОЙ ГУБЕРНИИ

От южной окраины перейдем к восточной, к Самарской губернии. Берем Новоузен-ский уезд, последний по времени обследования; в сборнике по этому уезду дана наиболее подробная группировка крестьян по хозяйственному признаку *. Вот общие данные о группах крестьянства (дальнейшие сведения относятся к 28 276 дворам надельного населения, со 164 146 душами обоего пола, т. е. к одному русскому населению уезда, без немцев и без «хуторян» - домохозяев, ведущих хозяйство и в общине и на хуторах. Прибавление немцев и хуторян значительно усилило бы картину разложения).

Группы домохозяев	% ко всему числу дворов	Средний размер посева на 1 двор десятин	% посевной площади к итогу
Бедная	Без рабочего скота	20,7	37,1%	2,1	2,8	8,0%
С 1 голов, раб. скота	16,4	5,0	5,2
Средняя	» 2-3 голов. » »	26,6	38,2%	10,2	17,1	28,6%
» 4 » » »	11,6	15,9	11,5
Богатая	» 5-10 » » »	17,1	24,7%	24,7	26,9	63,4%
» 10-20 » » »	5,8	53,0	19,3
» 20 и более » »	1,8	149,5	17,2
Всего	100		15,9	100

Концентрация земледельческого производства оказывается очень значительной: «общинные» капиталисты (Vi4 всего числа дворов, именно дворы с 10 и более головами рабочего скота) имеют 36,5% всего посева - столько же, сколько и 75,3% всего бедного и среднего крестьянства, вместе взятого! «Средняя» цифра (15,9 дес. посева на 1 двор) является и здесь, как всегда, совершенно фиктивной, создавая иллюзию общего довольства. Посмотрим на другие данные о хозяйстве разных групп.

* «Сборник стат. свед. по Самарской губ. Т. VII, Новоузенский уезд». Самара, 1890 г. Однородная группировка дана и по Николаевскому уезду (т. VI, Самара, 1889), но сведения здесь гораздо менее подробны. В «Сводном сборнике по Самарской губ.» (т. VIII, вып. 1, Самара, 1892) дана лишь группировка по наделу, о неудовлетворительности которой мы будем говорить ниже.

Итак, в низшей группе самостоятельных хозяев очень немного; усовершенствованные орудия бедноте не достаются вовсе, а среднему крестьянству достаются в ничтожном количестве. Концентрация скота еще сильнее, чем концентрация посевов; очевидно, что зажиточное крестьянство соединяет с крупными капиталистическими посевами капиталистическое скотоводство. На противоположном полюсе мы видим «крестьян», которых следует отнести к батракам и поденщикам с наделом, ибо главным источником средств к жизни является у них продажа рабочей силы (как сейчас увидим), а по одной - по две головы скота дают иногда и землевладельцы своим батракам, чтобы привязать их к своему хозяйству и произвести понижение заработной платы.

Само собой разумеется, что группы крестьян различаются не только по размеру хозяйства, но и по способу его ведения: во-1-х, в высшей группе очень значительная доля хозяев (40-60%) снабжена усовершенствованными орудиями (главным образом, плуги, затем конные и паровые молотилки, веялки, жнейки и пр.). В руках 24,7% дворов высшей группы сосредоточено 82,9% всех усовершенствованных орудий; у 38,2% дворов средней группы - 17,0% усовершенствованных орудий; у 37,1% бедноты - 0,1% (7 орудий

из 5724) *. Во-2-х, у малолошадных крестьян в силу необходимости оказывается, сравнительно с многолошадными, «иная система хозяйства, иной строй всей хозяйственной деятельности», как говорит составитель сборника по Новоузенскому уезду (стр. 44- 46). Состоятельные крестьяне «дают земле отдыхать... пашут с осени плугами... весной перепахивают и под борону сеют... вспаханную залежь укатывают катками, когда проветрит земля... под рожь двоят», тогда как малосостоятельные «не дают земле отдыха и из года в год сеют на ней русскую пшеницу... под пшеницу пашут весной однажды... под рожь не парят и не пашут, а сеют наволоком... под пшеницу пашут поздней весной, отчего хлеб часто не всходит... под рожь пашут однажды, а то наволоком и не вовремя... пашут зря одну и ту же землю ежегодно, не давая отдыха». «И т. д. и т. д. без конца» - заключает составитель этот список. «Констатированные факты радикального различия хозяйственных систем у больше- и малосостоятельных имеют своим последствием зерно плохого качества и плохие урожаи у одних, сравнительно лучшие урожаи у других» (ibid.).

Группы домохозяев	% хозяев, обраба- тывающих весь надел собств. ин- вентарем	% хозяев, имеющих усовер- шен. орудия	Количество всего скота (в переводе на крупный) на двор голов	% к итогу всего количества скота
Без рабоч. скота	2,1	0,03	0,5	1,5	6,4%
С 1 гол. раб. ск.	35,4	0,1	1,9	4,9
» 2-3 гол. раб. ск.	60,5	4,5	4,0	16,8	28,6%
» 4 » » »	74,7	19,0	6,6	11,8
» 5-10 » » »	82,4	40,3	10,9	29,2	65,0%
» 10-20 » » »	90,3	41,6	22,7	20,4
» 20 и более » »	84,1	62,1	55,5	15,4
Всего	52,0	13,9	6,4	100

Но как могла создаться такая крупная буржуазия в земледельческом общинном хозяйстве? Ответ дают цифры землевладения и землепользования по группам. Всего у крестьян взятого нами подразделения имеется 57 128 дес. купчей земли (у 76 дворов) и 304 514 дес. арендованной земли, в том числе 177 789 дес. вненадельной аренды у 5602 дворов; 47 494 дес. арендованной надельной земли в других обществах у 3129 дворов и 79 231 дес. арендованной надельной земли в

* Интересно, что из этих же данных г. В. В. («Прогрессивные течения в крестьянском хозяйстве». СПБ. 1892, с. 225) выводил движение «крестьянской массы» к замене отсталых орудий усовершенствованными (с. 254). Прием получения этого, совершенно ложного, вывода очень простой: г. В. В. взял из земского сборника итоговые данные, не потрудившись заглянуть в таблицы, показывающие распределение орудий! Прогресс капиталистов-фермеров (состоящих членами общины), употребляющих машины для удешевления производства товара-хлеба, превращен одним почерком пера в прогресс «крестьянской массы». И г. В. В., не стесняясь, писал: «Хотя машины приобретаются зажиточными хозяевами, но пользуются ими все (sic! !) крестьяне» (221). Комментарии излишни.

своем обществе у 7092 дворов. Распределение этой громадной площади, составляющей более ²/₃ всей посевной площади крестьян, таково: [см. таблицу на стр. 80. Ред.]

Мы видим здесь громадную концентрацию купчей и арендованной земли. Более ⁹/₁₀ всей купчей земли - в руках 1,8% дворов наиболее крупных богачей. Из всей арендованной земли 69,7% сосредоточено в руках крестьян-капиталистов, и 86,6% - в руках высшей группы крестьянства. Сопоставление данных об аренде и о сдаче надельной земли ясно показывает переход земли в руки крестьянской буржуазии. Превращение земли в товар ведет и здесь к удешевлению оптовой закупки земли (а, следовательно, и к барышничеству землей). Определяя цену одной десятины арендуемой вненадельной земли, получаем такие цифры от низшей группы к высшей: 3,94; 3,20; 2,90; 2,75; 2,57; 2,08; 1,78 руб. Чтобы показать, к каким ошибкам приводит народников это игнорирование концентрации аренды, приведем для примера рассуждения г-на Карышева в известной книге: «Влияние урожаев и хлебных цен на некоторые стороны русского народного хозяйства» (СПБ. 1897 г.). Когда хлебные цены падают, при улучшении урожая, а арендные цены растут, тогда - заключает г. Карышев - арендаторы-предприниматели должны уменьшать спрос и, значит, цены аренды подняты представителями потребительского хозяйства (I, 288). Вывод совершенно произвольный: вполне возможно, что крестьянская буржуазия поднимает цены аренды, несмотря на понижение хлебных цен, ибо улучшение урожая может компенсировать понижение цены. Вполне возможно, что зажиточные крестьяне, и при отсутствии такой компенсации, поднимают арендные цены, понижая стоимость производства хлеба посредством введения машин. Мы знаем, что употребление машин в сельском хозяйстве возрастает и что эти машины концентрируются в руках крестьянской буржуазии. Вместо того, чтобы изучать разложение крестьянства, г. Карышев подставляет произвольные и неверные посылки о среднем крестьянстве. Поэтому все его аналогично

построенные заключения и выводы в цитированном издании не могут иметь никакого значения.

Группы домохозяев	% дво- ров, имею- щих купчую землю	На 1 двор деся- тин	% всей купчей земли	Аренда вненадельной земли	Аренда надельной земли	% к итогу всей арен- дован- ной земли	% дво- ров бес- хозяй- ных, сдаю- щих землю
% двор. арен- дую- щих	На 1 двор деся- тин	В других обществах	В своем обществе
% дво- ров	На 1 двор деся- тин	% дво- ров	На 1 двор деся- тин
Без раб. скота	0,02	100	0,2	2,4	1,7	1,4	5,9	5	3	0,6	47,0
С 1 гол. раб. ск.	-	-	-	10,5	2,5	4,3	6,2	12	4	1,6	13,0
» 2-3 » » »	0,02	93	0,5	19,8	3,8	9,4	5,6	21	5	5,8	2,0
» 4 » » »	0,07	29	0,1	27,9	6,6	15,8	6,9	34	6	5,4	0,8
» 5-10 » » »	0,1	101	0,9	30,4	14,0	19,7	11,6	44	9	16,9	0,4
» 10-20 » » »	1,4	151	6,0	45,8	54,0	29,6	29,4	58	21	24,3	0,2
» 20 и более » »	8,2	1254	92,3	65,8	304,2	36,1	67,4	58	74	45,4	0,1
Всего	0,3	751	100	19,8	31,7	11,0	15,1	25	11	100	12

Выяснив разнородные элементы в крестьянстве, мы можем уже легко разобраться в вопросе о внутреннем рынке. Если зажиточное крестьянство держит в своих руках около ²/₃ всего земледельческого производства, то ясно, что оно должно давать еще несравненно большую долю поступающего в продажу хлеба. Оно производит хлеб на продажу, тогда как несостоятельное крестьянство должно прикупать себе хлеб, продавая свою рабочую силу. Вот данные об этом *:

Группы домохозяев	% домохоз., держащ. наемн. работников	% работн. муж. пола занятых земледельч. промыслами
Без рабочего скота	0,7	71,4
С 1 голов, раб. скота	0,6	48,7
» 2-3 » » »	1,3	20,4
» 4 » » »	4,8	8.5
» 5-10 » » »	20,3	5,0
» 10-20 » » »	62,0	3.9
» 20 и более » »	90,1	2,0
Всего	9,0	25,0

Предлагаем читателям сравнить с этими данными о процессе создания внутреннего рынка рассуждения наших народников... «Если богат мужик, - процветает фабрика, и наоборот» (В. В. «Прогрессивные течения», с. 9). Г-на В. В., очевидно, совершенно не интересует вопрос об общественной форме того богатства, которое нужно для «фабрики» и которое создается не иначе, как превращая в товар продукт и средства производства, с одной стороны, рабочую силу - с другой. Г-н Н. -он, говоря о продаже хлеба, утешает себя тем, что этот хлеб - продукт «мужика-землепашца» (стр. 24 «Очерков»), что, перевозя этот хлеб, «железные дороги живут мужиком» (стр. 16). - В самом деле, разве эти

* К продаже рабочей силы мы приравниваем то, что статистики называют «земледельческими промыслами» (местными и отхожими). Что под этими «промыслами» разумеется батрачество и поденщина, это ясно из таблицы промыслов («Сводный сборник по Самарской губ.», т. VIII): из 14 063 мужчин, занятых «сельскохозяйственными промыслами», - батраков и поденщиков (считая пастухов и пахарей) - 13 297 человек.

«общинники»-капиталисты не «мужики»? «Мы еще когда-нибудь будем иметь случай указать, - писал г. Н. -он в 1880-м году и перепечатывал в 1893 г., - что в местностях, где преобладает общинное землевладение, земледелие на капиталистических началах почти совсем отсутствует (sic!!) и что оно возможно лишь там, где общинные связи или совсем порваны или рушатся» (с. 59). Никогда такого «случая» г. Н. -он не встретил и не мог встретить, ибо факты показывают именно развитие капиталистического земледелия среди «общинников» и полное приспособление пресловутых «общинных связей» к батрацкому хозяйству крупных посевщиков.

Совершенно аналогичными оказываются отношения между группами крестьян и по Николаевскому уезду (цит. сборник, с. 826 и сл. Исключаем проживающих на стороне и безземельных). Так, например, 7,4% дворов богачей (с 10 и более штук рабочего скота), имея 13,7% населения, сосредоточивают 27,6% всего скота и 42,6% аренды, тогда как 29% дворов бедноты (безлошадных и однолошадных), при 19,7% населения, имеют лишь 7,2% скота и 3% аренды. К сожалению, таблицы по Николаевскому уезду, повторяем, чересчур кратки. Чтобы покончить с Самарской губернией, приводим следующую в высшей степени поучительную характеристику положения крестьянства из «Сводного сборника» по Самарской губернии:

«... Естественный прирост населения, усиливаемый еще иммиграцией малоземельных крестьян из западных губерний, в связи с появлением на поприще сельскохозяйственного производства спекуляторов-торговцев землей с целью наживы, с каждым годом все усложняли формы найма земли, повышали ее ценность, сделали землю товаром, так скоро и сильно обогатившим одних и разорившим много других. Как на иллюстрацию к последнему, укажем на размеры запашек некоторых южных купеческих и крестьянских хозяйств, в которых

* Новоузенский уезд, взятый нами для иллюстрации, показывает особенную «живучесть общины» (по терминологии г. В. В. и К°): из таблички «Сводного сборника» (с. 26) мы видим, что в нем 60% общин переделяли землю, тогда как в других уездах только 11-23% (по губернии 13,8% общин).

запашки в 3-6 тысяч десятин не редкость, а некоторые практикуют посевы и до 8- 10-15 тысяч десятин, при аренде нескольких десятков тысяч казенной земли.

Земледельческий (сельский) пролетариат в Самарской губернии в значительной степени обязан своим существованием и ростом последнему времени, с его возрастающим производством зерна на продажу, повышением арендных цен, с распашкой целинных и выгонных земель, расчисткой леса и тому подобными явлениями. Безземельных дворов по всей губернии насчитывается всего 21 624, тогда как бесхозяйных 33 772 (из числа надельных), а безлошадных и однолошадных вместе 410 604 семьи с 600 тыс. душами обоего пола, считая по 5 душ с дробью на семью. Мы осмеливаемся считать и их за пролетариат, хотя они юридически и располагают той или другой долей из общинного участка земли; фактически, это - поденщики, пахари, пастухи, жнецы и тому подобные рабочие в крупных хозяйствах, засевающие на своей надельной земле ¹/₂-1 десятину для прокормления остающейся дома семьи» (стр. 57-58).

Итак, исследователи признают пролетариатом не только безлошадных, но и однолошадных крестьян. Отмечаем этот важный вывод, вполне согласный с выводом г. Постникова (и с данными групповых таблиц) и указывающий настоящее общественно-хозяйственное значение низшей группы крестьянства.

III. ЗЕМСКО-СТАТИСТИЧЕСКИЕ ДАННЫЕ ПО САРАТОВСКОЙ ГУБЕРНИИ

Переходим теперь к средней черноземной полосе, к губернии Саратовской. Берем Камышинский уезд - единственный, по которому дана достаточно полная группировка крестьян по рабочему скоту *.

* По другим 4-м уездам губернии группировка по рабочему скоту сливает среднее и зажиточное крестьянство. См. «Свод статистических сведений по Саратовской губ.», ч. I. Саратов, 1888. Б. Комбинационные таблицы Саратовской губернии по разрядам крестьян. - Комбинационные таблицы у саратовских статистиков построены так: все домохозяева разбиты на 6 категорий по надельной земле, каждая категория на 6 групп по рабочему скоту и каждая группа на 4 подразделения по числу работников муж. пола. Итоги подведены только по категориям, так что по группам приходится делать подсчет самому. О значении такой таблицы скажем ниже.

Вот данные о всем уезде (40 157 дворов, 263 135 душ об. пола. Десятин посева 435 945, т. е. по 10,8 десятины на «средний» двор):

Группы домохозяев	% дворов	% насе- ления об. пола	Средний размер посева десят.	% всей посевной площади	% дворов без по- сева	Всего скота в пе- рев. на крупн. на 1 двор	% ко всему коли- честву скота
Без рабоч. скота	26,4	46,7	17,6	1,1	2,8	12,3	72,3	0,6	2,9	11,8
С 1 гол. раб. »	20,3	15,9	5,0	9,5	13,1	2,3	8,9
» 2 » » »	14,6	32,2	13,8	8,8	11,8	34,4	4,9	4,1	11,1	32,1
» 3 » » »	9,3	10,3	12,1	10,5	1,5	5,7	9,8
» 4 » » »	8,3	10,4	15,8	12,1	0,6	7,4	11,2
» 5 и более »	21,1	21,1	32,0	27,6	53,3	53,3	0,2	14,6	56,1	56,1
Всего	100		100	10,8	100		22,7	5,2	100

Таким образом, мы видим здесь опять концентрацию посевов в руках крупных посевщиков: зажиточное крестьянство, составляющее лишь пятую часть дворов (и около трети населения) *, держит в своих руках более половины всего посева (53,3%), причем размер посева ясно указывает на коммерческий характер его: 27,6 дес. в среднем на двор. У зажиточного крестьянства приходится также значительное количество скота на двор: 14,6 голов (в переводе на крупный, т. е. считая 10 шт. мелкого за одну крупную), и из всего количества крестьянского скота в уезде почти ³/₅ (56%) сосредоточено в руках крестьянской буржуазии. На противоположном полюсе деревни

* Заметим, что, группируя дворы по состоятельности или по размеру хозяйства, мы всегда получаем больший состав семьи в зажиточных слоях крестьянства. Это явление указывает на связь крестьянской буржуазии с крупными семьями, получающими большее количество наделов; - отчасти и наоборот: оно свидетельствует о меньшем стремлении к разделам у зажиточного крестьянства. Не следует однако преувеличивать значение многосемейности зажиточных крестьян, которые, как видно из наших данных, прибегают в наибольшем размере к найму рабочих. «Семейная кооперация», о которой любят толковать наши народники, является таким образом базисом капиталистической кооперации.

мы видим противоположное явление: полную обделенность низшей группы, сельского пролетариата, который составляет в нашем примере немного менее ¹/₂ дворов (около ¹/₃ населения), получая, однако, из общей доли посева лишь ¹/₅-ю, а из всего количества скота и того меньше (11,8%). Это уже по преимуществу батраки, поденщики и промышленные рабочие с наделом.

Рядом с концентрацией посевов и возрастанием торгового характера земледелия идет превращение его в капиталистическое. Мы видим знакомое уже явление: продажу рабочей силы в низших группах и покупку ее в высших.

Здесь необходимо важное разъяснение. Уже П. Н. Скворцов заметил совершенно справедливо в одной из своих статей, что в земской статистике придается непомерно «широкое» значение термину «промысел» (или «заработки»). В самом деле, к «промыслам» относят все и всяческие занятия крестьян вне надела; и фабриканты и рабочие, и владельцы мельниц, бахчей и поденщики, батраки; и скупщики, торговцы и чернорабочие; и лесопромышленники и лесорубы; и подрядчики и строительные рабочие; и представители свободных профессий, служащие и нищие и т. д. - все это «промышленники»! Это дикое словоупотребление есть переживание того традиционного - мы вправе даже сказать: официального - воззрения, по которому «надел»

есть «настоящее», «естественное» занятие мужика, а все остальные занятия относятся безразлично к «сторонним» промыслам. При крепостном праве такое словоупотребление имело raison d'etre *, но теперь это - вопиющий анахронизм. Подобная терминология держится у нас отчасти и потому, что она замечательно гармонирует с фикцией о «среднем» крестьянстве и прямо исключает возможность изучать разложение крестьянства (особенно в тех местностях, где «сторонние» занятия крестьян обильны и разнообразны. Напомним, что Камышинский уезд является выдающимся центром сарпиноч-ного промысла). Обработка подворных сведений о крестьянском хозяйстве будет неудовлетворительной, пока «промыслы» крестьян не будут распределяемы по их экономическим типам, пока среди «промышленников» не будут отделяться хозяева от наемных рабочих. Это - минимальное количество экономических типов, без разграничения которых экономическая статистика не может быть признана удовлетворительной. Желательна, разумеется, более подробная группировка, например: хозяева с наемными рабочими - хозяева без наемных рабочих - торговцы, скупщики, лавочники и пр. - ремесленники в смысле работающих на потребителя промышленников и т. д.

Возвращаясь к нашей табличке, заметим, что мы имели все же известное право отнести «промыслы» на счет продажи рабочей силы, ибо наемные рабочие преобладают обыкновенно среди крестьянских «промышленников». Если бы можно было выделить из последних одних наемных рабочих, то мы получили бы, конечно, несравненно меньший процент «промышленников» в высших группах.

Группы домохозяев	% хозяев с наемными рабочими мужского иола	% промысловых хозяйств
Без рабочего скота	1,1	90,9
С 1 голов, раб. скота	0,9	70,8
» 2 » » »	2,9	61,5
» 3 » » »	7,1	55,0
» 4 » » »	10,0	58,6
»5 и более » »	26,3	46,7
Всего	8,0	67,2

Что касается данных о наемных рабочих, то мы должны отметить здесь полную ошибочность мнения г. Харизоменова, будто «краткосрочный наем [рабочих] на жнитво, покос и поденщину, составляя слишком

** Говорим «обработка», потому что собираются сведения о промыслах крестьян при подворных переписях очень обстоятельные и подробные.

распространенное явление, не может служить характерным признаком силы или слабости хозяйства» (стр. 46 «Введения» к «Своду»). И теоретические соображения, и пример Западной Европы, и русские данные (о них ниже) заставляют, напротив, видеть в найме поденных рабочих весьма характерный признак сельской буржуазии.

Наконец, относительно аренды данные показывают и здесь тот же захват ее крестьянской буржуазией. Заметим, что в комбинационных таблицах саратовских статистиков не дано число хозяев, арендующих землю и сдающих ее, а только количества арендо- * ванной и сданной земли; нам придется поэтому определять величину аренды и сдачи на наличный, а не на арендующий двор.

Группы домохозяев	Приходится на 1 надельный двор	% к итогу земли десятин
На- дель- ной пашни	Арен- дован- ной земли	Сдан- ной в арен- ду земли	На- дель- ной	Арен- дован- ной	Сдан- ной в арен- ду	Всего земле- пользо- вания (надельная земля + аренда - сдача)
Без раб. скота	5,4	0,3	3,0	16		1,7		52,8		5,5
С 1 гол. раб. скота	6,5	1,6	1,3	14		6		17,6		10,3
» 2 » » »	8,5	3,5	0,9	13	34	9,5	30,1	8,4	17,3	12,3	34,6
» 3 » » »	10,1	5,6	0,8	10	9,5	4,8	10,4
» 4 » » »	12,5	7,4	0,7	11	11,1	4,1	11,9
» 5 и более »	16,1	16,3	0,9	38		62,2		12,3		49,6
Всего	9,3	5,4	1,5	100		100		100		100

Таким образом и здесь мы видим, что чем зажиточнее крестьянство, тем больше оно арендует, несмотря на большую обеспеченность его надельной землей. И здесь мы видим, что зажиточное крестьянство оттесняет среднее и что роль надельной земли в крестьянском

* Всего по уезду сдается 61 639 дес. пашни, т. е. около Ve всей надельной пашни (377 305 десятин).

хозяйстве имеет тенденцию уменьшаться на обоих полюсах деревни.

Остановимся подробнее на этих данных об аренде. G ними связаны весьма интересные и важные исследования и рассуждения г. Карышева (цит. «Итоги») и «поправки» к ним г. Н. -она.

Г-н Карышев посвятил особую главу (III) «зависимости аренды от достатка съемщиков». Общий вывод, к которому он пришел, состоит в том, что «при прочих равных условиях борьба за съемную землю склоняется в пользу более состоятельных» (стр. 156). «Дворы, сравнительно более обеспеченные... оттесняют на второй план группу дворов менее обеспеченных» (стр. 154). Мы видим, следовательно, что вывод из общего обзора данных земской статистики получается тот же самый, к которому приводят и изучаемые нами данные. При этом изучение зависимости размеров аренды от размеров надела привело г-на Карышева к тому выводу, что группировка по наделу «затемняет смысл интересующего нас явления» (стр. 139): «большими арендами... пользуются а) менее обеспеченные землей разряды, но Ь) более обеспеченные в них группы. Очевидно, здесь мы имеем дело с двумя прямо противоположными влияниями, смешение которых препятствует понять значение каждого» (ib.). Этот вывод разумеется сам собою, если мы последовательно будем проводить точку зрения, различающую группы крестьян по состоятельности: мы видели везде в наших данных, что зажиточное крестьянство перебивает аренду, несмотря на то, что оно лучше наделено землей. Ясно, что именно зажиточность двора является определяющим фактором при аренде и что этот фактор видоизменяется только, но не перестает быть определяющим, с изменением условий надела и условий аренды. Но г. Карышев, хотя и исследовал влияние «достатка», не стоял последовательно на указанной точке зрения, и потому охарактеризовал явление неточно, говоря о прямой зависимости между земельным обеспечением съемщика и арендой. Это с одной стороны. С другой стороны, оценить все значение перебивания аренды богатеями

помешала г. Карышеву односторонность его исследования. Изучая «вненадельную аренду», он ограничивается тем, что сводит земско-статистические данные об аренде, без отношения к собственному хозяйству съемщиков. Понятно, что при таком, более формальном, изучении вопрос об отношении аренды к «достатку», о торговом или коммерческом характере аренды не мог быть разрешен. Г-н Карышев, например, имел в руках те же данные по Камышинскому уезду, но он ограничился перепечаткой абсолютных цифр одной аренды (см. приложение № 8, с. XXXVI) и вычислением средних величин аренды на надельный двор (текст, стр. 143). Концентрация аренды в руках зажиточного крестьянства, промышленный характер ее, связь ее со сдачей земли низшей группой крестьянства, - все это осталось в стороне. Итак, г. Карышев не мог не заметить, что земско-статистические данные опровергают народническое представление об аренде и показывают вытеснение бедноты зажиточным крестьянством, но он дал неточную характеристику этого явления и, не изучив его со всех сторон, впал в противоречие с этими данными, повторяя старую песенку о «трудовом начале» и т. д. Но и простое уже констатирование экономической розни и борьбы в крестьянстве показалось гг. народникам ересью, и они пустились «исправлять» г. Карышева по-своему. Вот как делает это г. Н. -он, «пользующийся», как он заявляет (стр. 153, прим.), возражениями против г. Карышева со стороны г. Н. Каблукова. В § IX своих «Очерков» г. Н. -он рассуждает об аренде и разных формах ее. «Когда во владении крестьянина, - говорит он, - находится земли достаточно настолько, чтобы существовать земледельческим трудом на собственной земле, то он ее не арендует» (152). Итак, существование предпринимательства в крестьянской аренде, перебивание ее богачами, ведущими торговые посевы, г. Н. -он, не обинуясь, отрицает. Его доказательства? - Никаких абсолютно: теория «народного производства» не доказывается, а декретируется. Против г. Карышева г. Н. -он приводит из

земского сборника по Хвалынскому уезду табличку, доказывающую, что «при одинаковой наличности рабочего скота, чем меньше земли в наделе, тем более приходится этот недостаток пополнять арендой» (153) *, и еще: «если крестьяне поставлены в совершенно одинаковые условия по владению скотом, и если у них в хозяйстве есть достаточно рабочих сил, то они снимают тем больше земли, чем меньшим наделом владеют сами» (154). Читатель видит, что подобные «выводы» - простая словесная придирка к неточной формулировке г-на Карышева, что вопрос о связи аренды с достатком г. Н. -он просто заговаривает бессодержательными пустяками. Не ясно ли само собою, что при одинаковой наличности рабочего скота, чем меньше своей земли, тем больше аренды? Об этом нечего и говорить, ибо тут берется одинаковым именно тот достаток, о различиях в котором идет речь. Утверждение г-наН. -она, что крестьяне, имеющие достаточно земли, не арендуют, - этим абсолютно не доказывается, и таблички г-наН. -она показывают только, что он не понимает приводимых им цифр: приравнивая крестьян по количеству надельной земли, он еще рельефнее выставляет этим роль «достатка» и перебивание аренды в связи со сдачей земли беднотой (со сдачей тем же зажиточным крестьянам, разумеется) *. Пусть читатель вспомнит приведенные сейчас данные о распределении аренды по Камышинскому уезду; представьте себе, что мы выделили крестьян с «одинаковой наличностью рабочего скота» и, разбивая их на категории по наделу и на подразделения по работникам, заявляем, что чем меньше земли, тем они больше арендуют, и т. п. Разве от такого приема улетучится группа зажиточного крестьянства? А г. Н. -он своими пустыми фразами до-

* Совершенно такую же табличку дают статистики и по Камышинскому уезду. «Сборник стат. свед. по Сарат. губ.», т. XI. Камышинский уезд, стр. 249 и сл. Поэтому мы вполне можем пользоваться данными по взятому нами уезду.

** На то, что приводимые г. Н. -оном данные побивают его выводы, указал уже г. П. Струве в своих «Критических заметках».

стиг именно того, что она улетучилась и он получил возможность повторять старые предрассудки народничества.

Абсолютно непригодный прием г. Н. -она - расчислять аренду крестьян на один двор по группам с 0, 1, 2 и т. д. работниками - повторяет и г. Л. Маресс в книге «Влияние урожаев и хлебных цен и т. д.» (I, 34). Вот маленький примерчик тех «средних», которыми смело пользуется г. Маресс (подобно другим авторам книги, написанной с предвзятой народнической точки зрения). По Мелитопольскому уезду - рассуждает он - на один арендующий двор приходится десятин аренды - 1,6 дес. в дворах без работников муж. пола; 4,4 дес. - в дворах с одним работа.; 8,3 - с двумя; 14,0 - с тремя (с. 34). И заключение - о «приблизительно равномерном подушном распределении аренды» ! ! Г-н Маресс не счел нужным посмотреть на действительное распределение аренды по группам дворов разной хозяйственной состоятельности, хотя он мог это узнать и из книги г. В. Постникова и из земских сборников. «Средняя» цифра - 4,4 дес. аренды на 1 аренд, двор в группе дворов с 1 работн. муж. пола получена из сложения таких цифр, как 4 дес. в группе дворов, сеющих 5-10 дес. и имеющих 2-3 гол. раб. скота, - и 38 дес. в группе дворов, сеющих более 50 дес. и имеющих 4 и более голов рабочего скота. (См. Сборник по Мелитопольскому уезду, стр. Г. 10-11.) Неудивительно, что при сложении богачей и бедноты вместе и при делении на число слагаемых можно везде, где угодно, получить «равномерное распределение» !

В действительности по Мелитопольскому уезду 21% дворов богачей (25 и более дес. посева), при 29,5% крестьянского населения, имеют, - несмотря на наибольшую обеспеченность их надельной и купчей землей, - 66,3% всей арендованной пашни. (Сборник по Мелитопольскому уезду, стр. Б. 190-194.) Наоборот, 40% дворов бедноты (до 10 дес. посева), при 30,1% крестьянского населения, имеют, - несмотря на наименьшую их обеспеченность надельной и

купчей землей, - 5,6% всей арендованной пашни. Как видите, очень похоже на «равномерное подушное распределение» !

Г-н Маресс основывает все свои расчеты относительно крестьянской аренды на «допущении», что «арендующие дворы по преимуществу приходятся на две низшие по обеспеченности группы» (по обеспеченности наделом); что «арендуемая земля имеет среди арендующего населения равномерное подушное (sic!) распределение»; и что «аренда обусловливает переход крестьян из низших по обеспеченности групп в высшие» (34-35). Мы показали уже, что все эти «допущения» г-на Маресса прямо противоречат действительности. На деле все это обстоит как раз наоборот, и г. Маресс не мог бы не заметить этого, если бы, - трактуя о неравенствах в хозяйственном быте (с. 35), - взял данные о группировке дворов по хозяйственным признакам (а не по владению наделом) и не ограничивался голословным «допущением» народнических предрассудков.

Сравним теперь Камышинский уезд с другими уездами Саратовской губернии. Отношения между группами крестьян везде однородны, как показывают нижеследующие данные по тем 4-м уездам (Вольскому, Кузнецкому, Балашовскому и Сердобскому), в которых соединено, как мы сказали, среднее и зажиточное крестьянство:

Следовательно, везде мы видим оттеснение бедноты достаточным крестьянством. Но в Камышинском уезде зажиточное крестьянство и численно больше и богаче, чем в других уездах. Так, в 5-ти уездах губернии (включая и Камышинский) дворы распределяются но раб. скоту так: без раб. скота - 25,3%; с 1 головой - 25,5%; с 2-20%; с 3- 10,8%; и с 4 и более - 18,4%, тогда как по Камышинскому уезду, как мы видели, зажиточная группа больше, но зато несостоятельная несколько меньше. Далее, если мы соединим среднее и зажиточное крестьянство, т. е. возьмем дворы с 2 и более головами раб. скота, то получим следующие данные по уездам:

Группы домохозяев	4 уезда Саратовской губернии в % к итогу
Дво- ров	Насе- ления об. пола	Всего скота	На- дель- ной земли	Аренды	Всего земле- пользо- вания	Посе- ва
Без раб. скота	24,4	15,7	3,7	14,7	2,1	8,1	4,4
С 1 гол. »	29,6	25,3	18,5	23,4	13,9	19,8	19,2
«2 и более	46,0	59,0	77,8	61,9	84,0	72,1	76,4
Всего	100	100	100	100	100	100	100

*Приходится на 1 двор, имеющий 2 и более головы рабочего скота*
	Камышин- ский	Вольский	Кузнецкий	Балашов- ский	Сердобский
Рабочего скота, голов	3,8	2,6	2,6	3,9	2,6
Всего » »	9,5	5,3	5,7	7,1	5,1
Надельной земли, дес.	12,4	7,9	8	9	8
Арендован. » »	9,5	6,5	4	7	5,7
Посева » »	17	11.7	9	13	11

То есть в Камышинском уезде достаточное крестьянство богаче. Этот уезд принадлежит к наиболее многоземельным: 7,1 дес. надела на 1 ревизскую душу ⁴⁷ муж. пола против 5,4 дес. по губернии. Следовательно, многоземелье «крестьянства» означает лишь большую численность и большее богатство крестьянской буржуазии.

Заканчивая этим обзор данных по Саратовской губернии, мы считаем необходимым остановиться на вопросе о группировке крестьянских дворов. Как, вероятно, заметил уже читатель, мы отвергаем a limine группировку по наделу и пользуемся исключительно группировкой по хозяйственной состоятельности (по раб. скоту; по посеву). Необходимо мотивировать такой прием. Группировка по наделу

пользуется несравненно большей распространенностью в нашей земской статистике, и в защиту ее приводят обыкновенно два следующих, на первый взгляд очень убедительных, довода *. Говорят, во-1-х, что для изучения быта земледельческого крестьянства естественна и необходима группировка по земле. - Такой довод игнорирует существенную особенность русской жизни, именно: несвободный характер надельного землевладения, которое носит, в силу закона, уравнительный характер и мобилизация которого до последней степени стеснена. Весь процесс разложения земледельческого крестьянства в том и состоит, что жизнь обходит эти юридические рамки. Пользуясь группировкой по наделу, мы складываем вместе бедняка, который сдает землю, и богача, который арендует или покупает землю; - бедняка, который забрасывает землю, и богача, который «собирает» землю; - бедняка, который ведет самое плохое хозяйство с ничтожным количеством скота, и богача, который имеет много скота, удобряет землю, вводит улучшения и пр. и пр. Мы складываем, другими словами, сельского пролетария с представителями сельской буржуазии. Получаемые от такого сложения «средние» затушевывают разложение и являются потому чисто фиктивными *. Описанные нами выше комбинационные таблицы саратовских статистиков дают

* См., например, введения к «Своду» по Саратовской губ., к «Сводному сборнику» по Самарской губ., к «Сборнику» оценочных сведений по 4-м уездам Воронежской губ. и другие земско-статистические издания.

** Пользуемся редким случаем отметить свою солидарность с мнением г. В. В., который приветствовал в своих журнальных статьях 1885 и последующих годов «новый тип земско-статистических изданий», именно комбинационные таблицы, позволяющие группировать подворные сведения не по наделу только, но и по хозяйственной состоятельности. «Необходимо, - писал тогда г. В. В., - цифровые данные приурочивать не к такому конгломерату разнообразнейших экономических групп крестьян, как село или община, а к самим этим группам» (В. В. «Новый тип местно-стат. издания», стр. 189 и 190 в «Северном Вестнике» 1885 г., № 3. Цитировано в «Введении» к «Своду» по Саратовской губ., стр. 36). К величайшему сожалению, г. В. В. ни в одной из своих позднейших работ не попытался взглянуть на данные о разных группах крестьянства и даже замолчал, как мы видели, фактическую часть книги г. В. Постникова, который едва ли не впервые попробовал разработать данные о разных группах крестьянства, а не о «конгломератах разнообразнейших групп». Отчего бы это?

возможность наглядно показать непригодность группировки по наделу. Возьмем, напр., категорию безнадельных крестьян в Камышинском уезде (см. «Свод», с. 450 и сл., Сборник по Камышинскому уезду, т. XI, с. 174 и сл.). Составитель «Свода», характеризуя эту категорию, называет ее посев «весьма незначительным» («Введение», с. 45), т. е. относит ее к бедноте. Возьмем таблицы. «Средний» посев этой категории - 2,9 дес. на двор. Но взгляните, как образовалась такая «средняя»: от сложения вместе крупных посевщиков (по 18 дес. на двор в группе с 5 и более головами рабочего скота; дворов этой группы во всей категории около 1/8, но у них около половины всего посева категории) - и бедноты, безлошадных, с 0,2 дес. посева на двор! Возьмите дворы с батраками. Всего в категории их очень мало - 77, т. е. 2,5%. Но из этих 77 - 60 в высшей группе, сеющей по 18 дес. на двор, и в ней дворы с батраками составляют уже 24,5%. Ясно, что мы затушевываем разложение крестьян, изображаем неимущее крестьянство в лучшем свете, чем оно есть в действительности (от прибавления к нему богачей и от вычисления средних), а зажиточное крестьянство, наоборот, изображаем менее сильным, ибо в категории многонадельных вместе с большинством состоятельных входят и несостоятельные (известно, что и в многонадельных общинах всегда есть несостоятельные). Нам ясна теперь неправильность и второго довода в защиту группировки по наделу. Говорят, что при такой группировке мы получаем всегда правильное повышение признаков состоятельности (количество скота, посева и пр.) с повышением размеров надела. - Факт бесспорный, ибо надельная земля является одним из важнейших факторов благосостояния. Поэтому в многонадельном крестьянстве оказывается всегда больше представителей крестьянской буржуазии, а от этого и «средние» цифры для всей категории по наделу повышаются. Однако из всего этого никак еще нельзя вывести правильности такого приема, который сливает сельскую буржуазию и сельский пролетариат.

Заключаем: ограничиваться группировкой по наделу при обработке подворных данных о крестьянстве не следует. Экономическая статистика необходимо должна положить в основание группировки размеры и типы хозяйства. Признаки для различения этих типов должны быть взяты сообразно с местными условиями и формами земледелия; если при экстенсивном зерновом хозяйстве можно ограничиться группировкой по посеву (или по рабочему скоту), то при других условиях необходимо принять в расчет посев промышленных растений, техническую обработку сельскохозяйственных продуктов, посев корнеплодов или кормовых трав, молочное хозяйство, огородничество и т. д. Когда крестьянство соединяет в широких размерах и земледельческие и промысловые занятия, - необходима комбинация двух указанных систем группировки,- т. е. группировки по размерам и типам земледелия и группировки по размерам и типам «промыслов». Вопрос о приемах сводки подворных записей о крестьянском хозяйстве вовсе не такой узко специальный и второстепенный вопрос, как можно бы думать с первого взгляда. Напротив, не будет никакого преувеличения сказать, что в настоящее время это - основной вопрос земской статистики. Полнота подворных сведений и техника их собирания достигли высокой степени совершенства, но вследствие неудовлетворительной сводки масса драгоценнейших сведений прямо-таки теряется, и исследователь получает в свое распоряжение только «средние» цифры (по общинам, волостям, разрядам крестьян, по величине надела и т. д.). А эти «средние», как мы уже видели и увидим ниже, зачастую совершенно фиктивны.

* О технике земских переписей смотри, кроме вышеназванных изданий, статью г. Фортунатова в I томе «Итогов земской статистики». Образцы подворных карточек напечатаны в «Введении» к «Сводному сборнику по Самарской губ.» и к «Своду» по Сарат. губ., в «Сборнике стат. свед. по Орловской губ.» (т. II, Елецкий у.), в «Материалах для статистики Красноуфимского уезда Пермской губ.». Вып. IV. Особенной полнотой отличается пермская карточка.

IV. ЗЕМСКО-СТАТИСТИЧЕСКИЕ ДАННЫЕ ПО ПЕРМСКОЙ ГУБЕРНИИ

Перенесем теперь наш обзор земско-статистических данных в губернию, находящуюся в совершенно отличных условиях: Пермскую. Берем Красноуфимский уезд, по которому мы имеем группировку дворов по размеру земледельческого хозяйства *. Вот общие данные о земледельческой части уезда (23 574 двора - 129 439 душ об. пола).

Группы домохозяев	% дво- ров	% насе- ления обоего пола	посева на 1 двор, десят.	% ко всему количеству посева	На 1 двор скота	% ко всему количеству скота
рабо- чего	всего в перев. на крупный
Не обрабаты- вающие земли	10,2	6,5	-	-	8,9		0,3	0,9	1,7	15,4
Обраб. до 5 д.	30,3	24,8	1,7	8,9		1,2	2,3	13,7
» 5-10 »	27,0	26,7	4,7	22,4			2,1	4,7	24,5
» 10-20 »	22,4	27,3	9,0	35,1		68,7	3,5	7,8	33,8		60,1
» 20-50 »	9,4	13,5	17,8	28,9	33,6	6,1	12,8	23,2	26,3
» свыше 50 »	0,7	1,2	37,3	4,7	11,2	22,4	3,1

Всего	100	100	5,8	100			2,4	5,2	100

И здесь, следовательно, несмотря на значительно меньшие размеры посева, мы видим те же самые отношения между группами, ту же концентрацию посева и скота в руках небольшой группы зажиточного крестьянства. Отношение между землевладением и действительным хозяйственным пользованием землей оказывается и здесь таким же, как в знакомых уже нам губерниях **.

* «Материалы для статистики Красноуфимского уезда Пермской губ.». Вып. III. Таблицы. Казань, 1894. Для сравнения мы приведем ниже главные данные и по Екатеринбургскому уезду, по которому дана такая же группировка. «Сборник стат. свед. по Екатеринбургскому уезду Пермской губ.». Изд. Екат. уездного земства. Екатеринбург, 1891.

** Всего надельной земли у этих крестьян (всех групп) - 410 428 дес, т. е. в «среднем» на 1 двор 17,5 дес. Затем арендуют крестьяне пашни 53 882 дес. и покосов 597 180 дес, а всего, следовательно, 651 062 дес. (дворов, арендующих пашню, - 8903, а арендующих покос, - 9167) и сдают надельной земли: пашни - 50 548 дес. (8553 хозяина) и покосов - 7186 дес. (2180 хозяев), всего 57 734 дес.

То же перебивание аренды наиболее обеспеченным зажиточным крестьянством; тот же переход надельной земли (посредством сдачи) от несостоятельного крестьянства к состоятельному, то же уменьшение роли надельной земли, происходящее в двух различных направлениях, на обоих полюсах деревни. Чтобы читатель мог конкретнее представить себе эти процессы, приводим данные об аренде в более подробном виде:

В высших группах крестьянства (концентрирующих, как мы знаем, наибольшую долю аренды) аренда носит, следовательно, явный промышленный, предпринимательский характер, вопреки общераспространенному мнению экономистов-народников.

Переходим к данным о наемном труде, которые особенно ценны по этому уезду вследствие их полноты (именно: присоединены данные о найме поденных рабочих):

*Проценты к итогу*
Группы домохозяев	Дворов	Населен. обоего пола	земли
Надельной	Арендо- ванной	Сданной	Всего земле- пользования
Не обрабатыв. земли	10,2	6,5	5,7	0,7	21,0	1,6
Обрабатыв. до 5 дес.	30,3	24,8	22,6	6,3	46,0	10,7
» 5-10 »	27,0	26,7	26,0	15,9	19,5	19,8
» 10-20 »	22,4	27,3	28,3	33,7	10,3	32,8
» 20-50 »	9,4	13,5	15,5	36,4	2,9	29,8
» более 50 »	0,7	1,2	1,9	7,0	0,3	5,3
Всего	100	100	100	100	100	100

Группы домохозяев	На один двор	% двор., арен- дующих пашни	На 1 аренд. двор пашни, дес.	% двор., арендующих покосы	На 1 арендующ. двор покоса, дес.
Душ. обоего пола	Надельной земли
Не обрабатыв. земли	3,51	9,8	0,0	0,7	7,0	27,8
Обрабат. до 5 дес.	4,49	12,9	19,7	1,0	17,7	31,2
» 5-10 »	5,44	17,4	34,2	1,8	40,2	39,0
» 10-20 »	6,67	21,8	61,1	4,4	61,4	63,0
» 20-50 »	7,86	28,8	87,3	14,2	79,8	118,2
» более 50 »	9,25	44,6	93,2	40,2	86,6	261,0
Всего	5,49	17,4	37,7	6,0	38,9	65,0

Группы хозяйств	Число работ- ников муж. пола на 1 двор	Число хозяйств, нанимающих рабочих	% хозяйств, нанимающих рабочих
сроко- вых	на косьбу	на жатву	на мо- лотьбу	сроко- вых	на косьбу	на жатву	на мо- лотьбу
Не обрабатыв.	0,6	4	16	-	-	0,15	0,6	-	-
Обраб. до 5 д.	1,0	51	364	340	655	0,7	5,1	4,7	9,2
» 5-10 »	1,2	268	910	1385	1414	4,2	14,3	20,1	22,3
» 10-20 »	1,5	940	1 440	2325	1371	17,7	27,2	43,9	25,9
» 20-50 »	1,7	1 107	1 043	1 542	746	50,0	47,9	69,6	33,7
» более 50 »	2,0	143	111	150	77	83,1	64,5	87,2	44,7
Всего	1,2	2 513	3 884	5 742	4 263	10,6	16,4	24,3	18,8

Мы видим здесь наглядное опровержение того мнения саратовских статистиков, будто наем поденных рабочих не является характерным признаком силы или слабости хозяйства. Напротив, это - в высшей степени характерный признак крестьянской буржуазии. По всем видам поденного найма мы наблюдаем повышение процента нанимающих хозяев вместе с повышением состоятельности, несмотря на то, что наиболее состоятельное крестьянство наилучше обеспечено и семейными рабочими. Семейная кооперация и здесь является базисом капиталистической кооперации. Далее, мы видим, что число хозяйств, нанимающих поденщиков, превышает число хозяйств, нанимающих сроковых рабочих, в 2¹/₂ раза (в среднем по уезду) - берем наем поденщиков на жатву; статистики не дали, к сожалению, общего числа хозяйств, нанимающих поденщиков, хотя эти сведения и имелись. В трех высших группах из 7679 дворов нанимают батраков 2190 дворов, а поденщиков на жатву - 4017 дворов, т. е. большинство крестьян зажиточной группы. Разумеется, наем поденщиков - вовсе не особенность Пермской губернии, и если мы видели выше, что в зажиточных

группах крестьянства нанимают батраков от 2 до 6 и 9 десятых всего числа хозяев этих групп, то отсюда прямой вывод следующий. Большинство зажиточных крестьянских дворов пользуется наемным трудом в тех или других формах. Необходимым условием существования зажиточного крестьянства является образование контингента батраков и поденщиков. Наконец, чрезвычайно интересно отметить, что отношение числа хозяйств, нанимающих поденщиков, к числу хозяйств, нанимающих батраков, понижается от низших групп крестьянства к высшим. В низших группах число хозяйств, нанимающих поденщиков, всегда превышает, и во много раз, число хозяйств, нанимающих батраков. Наоборот, в высших группах число хозяйств, нанимающих батраков, оказывается иногда даже большим, чем число хозяйств, нанимающих поденщиков. Этот факт явно указывает на образование в высших группах крестьянства настоящих батрацких хозяйств, основанных на постоянном употреблении наемного труда; наемный труд распределяется равномернее по временам года, и получается возможность обходиться без более дорогого, без более хлопотливого найма поденщиков. Приведем кстати сведения о наемном труде по Елабужскому уезду Вятской губ. (зажиточное крестьянство здесь слито с средним).

Если допустить, что каждый поденщик работает по одному месяцу (28 дней), то окажется, что число поденщиков втрое выше числа сроковых рабочих. Отмечаем

мимоходом, что и в Вятской губернии мы видим знакомые уже нам отношения между группами и по найму рабочих и по аренде и сдаче земли.

Группы домохозяев	Дворов	Душ об. пола	Наемных работников	Всего скота	Надельной пашни	% дворов
срочных	поденных	арен- дующих	сдающих землю
Число	%	%	Число	%	Число	%	%	%
Безлошадн.	4258	12,7	8,3	56	3,2	16031	10,6	1,4	5,5	7,9	42,3
С 1 лошад.	12851	38,2	33,3	218	12,4	28015	18,6	24,5	27,6	23,7	21,8
Многолош.	16484	49,1	58,4	1481	84,4	106318	70,8	74,1	66,9	35,3	9,1
Всего	33593	100	100	1755	100	150364	100	100	100	27,4	18,1

Весьма интересны подворные данные об удобрении земли, приводимые пермскими статистиками. Вот результат обработки этих данных ⁴⁸:

Таким образом, и здесь мы видим глубокое различие в системе и способе хозяйства у бедноты и у зажиточных крестьян. И такое различие должно быть везде, ибо зажиточное крестьянство везде сосредоточивает в своих руках большую часть крестьянского скота и имеет больше возможности расходовать свой труд на улучшение хозяйства. Поэтому, если мы знаем, например, что пореформенное «крестьянство» в одно и то же время и создавало контингент безлошадных и бесскотных дворов и «возвышало сельскохозяйственную культуру», переходя к удобрению земли (подробно описываемому г-ном В. В. в его «Прогрессивных течениях в крестьян, хоз.», стр. 123-160 и сл.), то это с полной ясностью указывает нам, что «прогрессивные течения» знаменуют просто-напросто прогресс сельской буржуазии. Еще явственнее сказывается это на распределении улучшенных сельскохозяйственных орудий, о которых есть тоже данные в пермской статистике. Данные эти однако собраны не по всей земледельческой части уезда, а лишь по 3-му, 4-му и 5-му районам его, обнимающим 15 076 дворов из 23 574. Улучшенные орудия зарегистрированы следующие: веялок 1049, сортировок 225 и молотилок 354, всего 1628. Распределение по группам таково:

Еще иллюстрация к тому «народническому» положению г-на В. В., будто улучшенными орудиями пользуются «все» крестьяне!

Данные о «промыслах» позволяют нам на этот раз выделить два основных типа «промыслов», знаменующие 1) превращение крестьянства в сельскую буржуазию (владение торгово-промышленным заведением) и 2) превращение крестьянства в сельский пролетариат (продажа рабочей силы, так называемые «земледельческие промыслы»). Вот распределение по группам этих «промышленников» диаметрально противоположного типа *:

Группы домохозяев	% хозяйств, вообще вывозящих навоз	Вывозилось возов навоза на 1 двор (вывозящий)
Обрабатывающие до 5 дес.	33,9	80
» 5-10 »	66,2	116
» 10-20 »	70,3	197
» 20-50 »	76,9	358
» свыше 50 »	84.3	732
Всего	51,7	176

Группы домохозяев	На 100 хозяйств приходится улучшенных орудий	Всего улучшенных орудий	% к итогу числа улучшенных орудий
Не обрабатывающие	0,1	2	0,1
Обрабатыв. до 5 дес.	0,2	10	0,6
» 5-10 »	1,8	60	3,7
» 10-20 »	9,2	299	18,4
» 20-50 »	50,4	948	58,3	77,2
» более 50 »	180,2	309	18,9
Всего	10,8	1628	100

Группы домохозяев	На 100 хозяев приходится торгово-промышленных заведений	Распределение торгово-пром. заведений по группам в % к итогу	% хозяйств с земледельческими промыслами
Не обрабатывающие	0,5	1,7		52,3
Обрабатыв. до 5 дес.	1,4	14,3		26,4
» 5-10 »	2,4	22,1		5,0
» 10-23 »	4,5	34,3	61.9	1,4
» 20-50 »	7,2	23,1	0,3
» более 50 »	18,0	4,5	-
Всего	2,9	100		16,2

Сопоставление этих данных с данными о распределении посева и о найме рабочих показывает нам опять-

* «Земледельческие промыслы» выделены тоже лишь по 3-м последним районам. Торгово-промышленных заведений всего 692, именно: 132 водяные мельницы, 16 маслобоек, 97 смолокурен и дегтярен, 283 «кузницы и др.» и 164 «лавки, трактиры и пр.».

таки, что разложение крестьянства создает внутренний рынок для капитализма.

Мы видим также, как глубоко извращается действительность, когда самые разнородные типы занятий сливаются в одну кучу под именем «промыслов», или «заработков», когда «соединение земледелия с промыслами» изображается (как, например, у гг. В. В. и Н. -она) как нечто само себе равное, однородное и исключающее капитализм.

Укажем в заключение на однородность данных по Екатеринбургскому уезду. Если мы выделим из 59 709 дворов уезда безземельных (14 601 двор), имеющих только покос (15 679 дворов) и запускающих весь надел (1612 дворов), то получим об остальных 27 817 дворах такие данные: 20 тыс. дворов несеющих и малосеющих (до 5 дес.) имеют всего 41 тыс. десятин посева из 124 тыс. дес, т. е. менее ¹/₃. Напротив, 2859 зажиточных дворов (с посевом более 10 дес.) имеют 49 751 дес. посева, имеют 53 тыс. дес. аренды из всего количества 67 тыс. дес. (в том числе 47 тыс. дес. из 55 тыс. дес. арендованных крестьянских земель). Распределение двух противоположных типов «промыслов», а равно и дворов с батраками, оказывается по Екатеринбургскому уезду вполне однородным с распределением этих показателей разложения по Красноуфимскому уезду.

V. ЗЕМСКО-СТАТИСТИЧЕСКИЕ ДАННЫЕ ПО ОРЛОВСКОЙ ГУБЕРНИИ

В нашем распоряжении находится 2 сборника по Елецкому и Трубчевскому уездам этой губернии, дающие группировку крестьянских дворов по количеству рабочих лошадей *.

* «Сборник стат. свед. по Орловской губ.», т. II, М. 1887. Елецкий уезд, и т. III, Орел, 1887. Трубчев-ский уезд. По последнему уезду в данные не вошли пригородные общины. Данные об аренде мы берем общие, соединяя надельную и вненадельную аренду. Количество сданной земли определено нами приблизительно по числу дворов, сдающих весь надел. На основании полученных цифр определено уже и землепользование каждой группы (надел + купчая земля + аренда - сдача).

Соединяя оба эти уезда вместе, приводим общие данные по группам.

Отсюда видно, что общие отношения между группами и здесь те же самые, какие мы видели раньше (концентрация купчей и арендованной земли зажиточными, переход к ним земли от бедноты и т. д.). Совершенно однородны также отношения между группами и по отношению к наемному труду, к «промыслам» и к «прогрессивным течениям» в хозяйстве:

Итак, и в Орловской губернии мы видим разложение крестьянства на два полярно противоположных типа: с одной стороны, на сельский пролетариат (забрасывание земли и продажа рабочей силы), с другой стороны, на крестьянскую буржуазию (покупка земли, аренда ь значительных размерах, особенно аренда наделов,

улучшение хозяйства, наем батраков и поденщиков, опущенных здесь, присоединение к земледелию торгово-промышленных предприятий). Но размер земледельческого хозяйства у крестьян здесь вообще гораздо ниже, чем в вышеприведенных случаях; крупных посевщиков несравненно меньше, и разложение крестьянства, если судить по этим двум уездам, представляется поэтому более слабым. Мы говорим: «представляется» вот на каких основаниях: во-1-х, если здесь мы наблюдаем, что «крестьянство» превращается гораздо быстрее в сельский пролетариат; выделяя едва заметные группы сельских буржуа, то зато мы видели уже и обратные примеры, когда особенно заметным становится этот последний полюс деревни. Во-2-х, здесь разложение земледельческого крестьянства (мы ограничиваемся в этой главе именно земледельческим крестьянством) затемняется «промыслами», которые достигают особого развития (40% семей). А в «промышленники» и здесь попадает, рядом с большинством наемных рабочих, меньшинство торговцев, скупщиков, предпринимателей, хозяев и пр. В-З-х, здесь разложение крестьянства затемняется вследствие отсутствия данных о тех сторонах местного земледелия, которые всего сильнее связаны с рынком. Развитие торгового, рыночного земледелия направлено здесь не на расширение посевов для сбыта зерна, а на производство конопли. С этим продуктом связано здесь наибольшее количество торговых операций, а данные таблиц, приведенных в сборнике, не выделяют именно этой стороны земледелия у разных групп. «Конопляники доставляют главный доход крестьянам» (т. е. денежный доход. Сборник по Трубчевскому у., стр. 5 поселенных описаний и мн. др.), «на возделывание конопли обращено главное внимание крестьян... Весь навоз... идет на удобрение конопляников» (ibid., 87), «под коноплю» делаются всюду займы, коноплей уплачиваются долги (ibid., passim). Для удобрения конопляников зажиточные крестьяне покупают навоз у бедноты (Сборник по Орловскому у., т. VIII. Орел, 1895, стр. 105), конопляники сдаются и арендуются в своих и чужих общинах (ibid., 260),

обработкой конопли занята часть тех «промышленных заведений», о концентрации которых мы говорили. Ясно, насколько неполна та картина разложения, в которой нет сведений именно о главном торговом продукте местного земледелия *.

VI. ЗЕМСКО-СТАТИСТИЧЕСКИЕ ДАННЫЕ ПО ВОРОНЕЖСКОЙ ГУБЕРНИИ

Группы домохозяев	% семей	% насе- ления об. пола	Надель- ной земли на двор	% земли	% арен- дующих дворов	% земли	Всего землеполь- зования	Голов скота (в пер. на крупный) на 1 двор	% всего скота
на- дель- ной	куп- чей	арен- дован- ной	сдан- ной	в %	на 1 двор
Безлошад.	22,9	15,6	5,5	14,5	3,1	11,2	1,5	85,8	4,0	1,7	0,5	3,8
С 1 лошад.	33,5	29,4	6,7	28,1	7,2	46,9	14,1	10,0	25,8	7,5	2,3	23,7
» 2-3 »	36,4	42,6	9,6	43,8	40,5	77,4	50,4	3,0	49,3	13,3	4,6	51,7
» 4 и бол.	7,2	12,4	15,2	13,6	49,2	90,2	34,0	1,2	20,9	28,4	9,3	20,8
Всего	100	100	8,6	100	100	52,8	100	100	100	9,8	3,2	100

Группы домохозяев	% хозяйств с наемными рабочими	% дворов с промыслами	На 100 хозяйств торг. и промышленн. заведений	Улучшенные орудия (по Елецкому уезду)
На 100 хозяйств приходится орудий	% всего числа орудий
Безлошадные	0,2	59,6	0,7	0,01	0,1
С 1 лош.	0,8	37,4	1,1	0,2	3,8
» 2-3 »	4,9	32,2	2,6	3.5	42,7
» 4 и более	19,4	30,4	11,2	36,0	53,4
Всего	3,5	39,9	2,3	2,2	100

Сборники по Воронежской губернии отличаются особенной полнотой сведений и обилием группировок. Кроме обычной группировки по наделу мы имеем по нескольким уездам группировку по рабочему скоту, по работникам (по рабочим силам семей), по промыслам (не занимающиеся промыслами; занимающиеся промыслами: а) сельскохозяйственными, Ь) смешанными и с) торгово-промышленными), по батракам (хозяйства с нанимающимися в батраки; - без батраков и без нанимающихся в батраки; - с нанятыми батраками). Последпяя группировка проведена по наибольшему числу уездов, и на первый взгляд можно бы думать, что она наиболее пригодна для изучения разложения крестьянства. На деле однако это не так: группа хозяйств, отпускающих батраков, далеко не обнимает всего сельского пролетариата, ибо в нее не входят хозяйства, отпускающие поденщиков, чернорабочих, фабрично-заводских рабочих, рабочих по строительным и земляным работам, прислугу и т. д. Батраки составляют лишь часть наемных рабочих, поставляемых «крестьянством». Группа хозяйств, нанимающих батраков, тоже крайне неполна, ибо в нее не входят хозяйства, нанимающие поденщиков. Нейтральная группа

* Составитель сборника по Орловскому у. сообщает (табл. № 57), что у зажиточных крестьян скоп навоза от 1 головы крупного скота почти вдвое выше, чем у несостоятельных (391 пуд на 1 голову при 7,4 штуках скота на 1 двор против 208 пудов на 1 голову при 2,8 шт. скота на 1 двор. И этот вывод получился при группировке по наделу, которая ослабляет действительную глубину разложения). Происходит это от того, что беднота вынуждена употреблять солому и навоз на топливо, продавать его и пр. «Нормальный» скоп навоза от 1 головы скота (400 пудов) достигается, следовательно, лишь у крестьянской буржуазии. Г-н В. В. мог бы и по этому поводу рассуждать, (как он рассуждает по поводу обезлошадения) о «восстановлении нормального отношения» между количеством скота и количеством навоза.

(не отпускающая и не нанимающая батраков) сливает вместе по каждому уезду десятки тысяч семей, соединяя тысячи безлошадных с тысячами многолошадных, соединяя арендующих землю и сдающих ее, соединяя земледельцев и неземледельцев, соединяя тысячи наемных рабочих и меньшинство хозяев и т. д. Общие «средние» для всей нейтральной группы получаются, например, от сложения вместе дворов безземельных или имеющих 3-4 дес. на 1 двор (надельной и купчей земли всего) с дворами, которые имеют свыше 25, 50 десятин надельной земли и прикупают в собственность десятки и сотни десятин земли (Сборник по Бобровскому уезду, стр. 336, гр. № 148; по Новохоперскому уезду, стр. 222), - от сложения вместе дворов с 0,8-2,7 штуками всего скота на семью и дворов с 12-21 штуками всего скота (ibid.). Понятно, что при помощи таких: «средних» нельзя представить разложения крестьянства, и нам приходится взять группировку по рабочему скоту, как наиболее приближающуюся к группировке по размерам земледельческого хозяйства. В нашем распоряжении находятся 4 сборника с такой группировкой (по Землянскому, Задонскому, Нижнедевицкому и Коротоякскому уездам), из которых мы должны выбрать Задонский уезд, ибо по остальным не дано отдельных сведений о купчей и сдаваемой земле по группам. Ниже мы приведем сводные данные о всех этих 4-х уездах, и читатель увидит, что выводы из них получаются те же самые. Вот общие данные о группах по Задонскому уезду (15 704 двора, 106 288 душ об. пола, 135 656 дес. надельной земли, 2882 дес. купчей, 24 046 дес. арендованной, 6482 дес. сданной земли). [См. таблицу на стр. 108. Ред.]

Отношения между группами и здесь однородны с предыдущими губерниями и уездами (концентрация купчей земли и аренды, переход надельной земли от сдающих ее несостоятельных к арендующим и зажиточным крестьянам и т. д.), но значение зажиточного крестьянства оказывается здесь несравненно более слабым. Крайне ничтожные размеры земледельческого хозяйства крестьян естественно выдвигают даже вопрос, относится

ли местное крестьянство к земледельцам, а не к «промышленникам»? Вот данные о «промыслах», - сначала о распределении их по группам.

Распределение улучшенных орудий и двух противоположных типов «промыслов» (продажа рабочей силы и торгово-промышленное предпринимательство) и здесь таково же, как в вышерассмотренных данных. Громадный процент хозяйств с «промыслами», преобладание хозяйств, покупавших хлеб, над хозяйствами, продававшими хлеб, преобладание денежного дохода от «промыслов» над денежным доходом от земледелия *, - все это дает основание считать этот уезд скорее «промысловым», чем земледельческим. Посмотрим, однако, что это за промыслы? В «Сборнике оценочных сведений по крестьянскому землевладению в Землянском, Задонском, Коротоякском и Нижнедевицком уездах» (Воронеж, 1889) дан перечень всех профессий «промышленников» и местных и отхожих (всего 222 профессии), с распределением их на группы по наделу, с указанием размеров заработка в каждой профессии. Из этого

* В немногочисленной высшей группе крестьянства мы видим обратное: преобладание продаж хлеба над покупкой, получение денежного дохода главным образом от земли, высокий процент хозяев с батраками, с улучшенными орудиями, с торгово-промышленными заведениями. Все типичные черты крестьянской буржуазии сказываются наглядно и здесь (несмотря на ее малочисленность), сказываются в виде роста торгового и капиталистического земледелия.

перечня видно, что громадное большинство крестьянских «промыслов» состоит в работе по найму. Из 24 134 «промышленников» в Задонском уезде - 14 135 батраков, возчиков, пастухов, чернорабочих, 1813 строительных рабочих, 298 городских, заводских и других рабочих, 446 находится в частном услужении, 301 нищий и т. д. Другими словами, громадное большинство «промышленников» - представители сельского пролетариата, наемные рабочие с наделом, продающие свою рабочую силу сельским и индустриальным предпринимателям *. Таким образом, если мы берем отношение между различными группами крестьянства в данной губернии или в данном уезде, то мы везде видим типичные черты разложения, как в многоземельных степных губерниях, с громадными сравнительно посевами крестьян, так и в наиболее малоземельных местностях, с миниатюрными размерами крестьянских «хозяйств»; несмотря на самое глубокое различие аграрных и сельскохозяйственных условий, отношение высшей группы крестьянства к низшей везде одинаково. Если же мы сравниваем различные местности, то в одних особенно рельефно сказывается образование из крестьян сельских предпринимателей, - а в других - образование сельского пролетариата. Само собой разумеется, что в России,

* В дополнение к сказанному выше о понятии «промыслов» в земской статистике приведем более подробные данные о крестьянских промыслах данной местности. Земские статистики разделили их на 6 разрядов: 1) сельскохозяйственные промыслы (59 277 челов. из всего числа 92 889 «промышленников» в 4-х уездах). Среди громадного большинства наемных рабочих здесь попадаются однако и хозяева (бахчевники, огородники, пасечники, может быть часть ямщиков и т. п.). 2) Ремесленники и кустари (20 784 челов.). Среди настоящих ремесленников (= работающих по заказу потребителей) здесь очень много наемных рабочих, особенно строительных и т. п. Последних мы насчитали свыше 8 тысяч (попадаются, вероятно, и хозяева: булочники и т. п.). 3) Прислуга - 1737 чел. 4) Торговцы и хозяева-промышленники - 7104 чел. Как мы уже говорили, выделение этого разряда из общей массы «промышленников» особенно необходимо. 5) Свободные профессии - 2881 чел., в том числе 1090 нищих; кроме них, бродяги, жандармы, проститутки, полицейские и т. п. 6) Городские, заводские и другие рабочие - 1106 чел. Местных промышленников - 71 112, отхожих - 21 777; муж. пола - 85 255, жен. пола - 7634. Величина заработка самая разнообразная: напр., по Задонскому уезду 8580 чернорабочих зарабатывают 234 677 руб., а 647 торговцев и хозяев-промышленников - 71 799 руб. Можно себе представить, какая получится путаница, если свалить в одну кучу все эти разнохарактернейшие «промыслы», - а так и поступают обыкновенно наши земские статистики и наши народники.

как и во всякой другой капиталистической стране, последняя сторона процесса разложения захватывает несравненно большее число мелких земледельцев (и, вероятно, большее число местностей), чем первая.

VII. ЗЕМСКО-СТАТИСТИЧЕСКИБ ДАННЫЕ ПО НИЖЕГОРОДСКОЙ ГУБЕРНИИ

По трем уездам Нижегородской губернии - Княгининскому, Макарьевскому и Васильскому - данные земско-статистической подворной переписи сведены в групповую таблицу, разделяющую крестьянские хозяйства (только надельные и притом только крестьян, живущих в своей деревне) на 5 групп по рабочему скоту («Материалы к оценке земель Нижегородской губернии. Экономическая часть». Вып. IV, IX и XII. Нижн.-Новг. 1888, 1889, 1890).

Соединяя вместе эти три уезда, получаем следующие данные о группах хозяйств (в трех названных уездах данные эти охватывают 52 260 дворов, 294 798 душ об. пола. Надельной земли - 433 593 дес, купчей - 51 960 дес, арендованной - 86 007 дес. считая аренду всякой земли, и надельной и вненадельной, и пашни и покосов; сданной - 19 274 дес):

И здесь, следовательно, мы видим, что зажиточное крестьянство, несмотря на то, что оно лучше обеспечено надельной землей (процентная доля надельной земли в высших группах выше процентной доли их населения), концентрирует купчую землю (у 9,6% зажиточных дворов - 46,2% купчей земли, тогда как у 2 ⁄ 3 дворов неимущего крестьянства менее четвертой части всей купчей земли), концентрирует и аренду, «собирает» и надельную землю, сдаваемую беднотой, и, благодаря всему этому, действительное распределение земли, находящейся в пользовании «крестьянства», оказывается совсем непохожим на распределение надельной земли. Безлошадные в действительности имеют в своем распоряжении меньшее количество земли, чем обеспеченный им законом надел. Однолошадные и двухлошадные увеличивают свое землевладение только на 10-30% (с 8,1 дес. до 9,4 дес, с 10,5 дес. до 13,8 дес), тогда как зажиточные крестьяне увеличивают свое землевладение в полтора - два раза. Тогда как различия между группами по количеству надельной земли были ничтожны, - различия между ними по действительным размерам земледельческого хозяйства оказываются громадными, как это видно из вышеприведенных данных о скоте и из нижеследующих данных о посеве:

Группы домохозяев	Посев на 1 двор, дес.	% ко всему количеству посева	% дворов с батраками	% хозяев с торгово-промышл. заведениями*	% дворов с отхожими заработками
Безлошадные	1,9	11,4	0,8	1,4	54,4
С 1 лош.	4,4	32,9	1,2	2,9	21,8
» 2 »	7,2	32,4	3,9	7,4	21,4
» 3 »	10,8	15,6	8,4	15,3	21,4
» 4 и более	16,6	7,7	17,6	25,1	23,0
Всего	5,0	100	2,6	5,6	31,6

Различие между группами по размеру посева оказывается еще больше, чем по размеру их действительного землевладения и землепользования, не говоря уже о раз-

личиях по размеру надела *. Это еще и еще раз показывает нам полную непригодность группировки по надельному землевладению, «уравнительность» которого превратилась теперь в одну юридическую фикцию. Остальные столбцы таблицы показывают, каким образом происходит в крестьянстве «соединение земледелия с промыслом»: зажиточное крестьянство соединяет торговое и капиталистическое земледелие (высокий процент дворов с батраками) с торгово-промышленными предприятиями, тогда как беднота соединяет продажу своей рабочей силы («отхожие заработки») с ничтожными размерами посевов, т. е. превращается в батраков и поденщиков с наделом. Заметим, что отсутствие правильного понижения процента дворов с отхожими заработками объясняется чрезвычайным разнообразием этих «заработков» и «промыслов» нижегородского крестьянства: помимо сельскохозяйственных рабочих, чернорабочих, строительных и судовых рабочих и пр., в число промышленников здесь входит сравнительно очень значительное число «кустарей», владельцев промышленных мастерских, торговцев, скупщиков и т. д. Понятно, что смешение столь различного типа «промышленников» нарушает правильность данных о «дворах с заработками» **.

К вопросу о различиях в земледельческом хозяйстве разных групп крестьян заметим, что в Нижегородской губернии «удобрение составляет одно из главнейших условий, определяющих степень производительности пахотных полей» (стр. 79 Сборника по Княгининскому уезду). Средний сбор ржи правильно повышается по мере увеличения удобрения: при 300-500 возах навоза на 100 дес. надела сбор ржи равен 47,1 меры с 1 дес, а при 1500 и более возов - 62,7 меры (стр. 84, ibid.).

* Если мы примем количество надельной земли у безлошадных (на 1 двор) за 100, то для высших групп количество надельной земли выразится цифрами: 159, 206, 259, 321. Соответствующий ряд цифр о действительном землевладении каждой группы будет такой: 100, 214, 314, 477, 786; а для размеров посева по группам: 100, 231, 378, 568, 873.

** О «промыслах» нижегородского крестьянства см. у М. Плотникова «Кустарные промыслы Нижегородской губернии» (Нижн.-Новг. 1894), таблицы в конце книги и земско-статистические сборники, особенно по Горбатовскому и Семеновскому уездам.

Ясно поэтому, что различие между группами по размеру земледельческого производства должно быть еще выше, чем различие по размеру посева, и что нижегородские статистики делали большую ошибку, изучая вопрос об урожайности крестьянских полей вообще, а не полей несостоятельного и зажиточного крестьянства в отдельности.

VIII. ОБЗОР ЗЕМСКО-СТАТИСТИЧЕСКИХ ДАННЫХ ПО ДРУГИМ ГУБЕРНИЯМ

Как заметил уже читатель, мы пользуемся при изучении разложения крестьянства исключительно земско-статистическими подворными переписями, если они охватывают более или менее значительные районы, если они дают достаточно подробные сведения о важнейших признаках разложения и если (что особенно важно) они обработаны так, чтобы можно было выделить различные группы крестьян по их хозяйственной состоятельности. Изложенные выше данные, относящиеся к 7 губерниям, исчерпывают земско-статистический материал, который удовлетворяет этим условиям и которым мы имели возможность пользоваться. В интересах полноты, укажем теперь вкратце и на остальные, менее полные, данные подобного же рода (т. е. основанные на сплошных подворных переписях).

По Демянскому уезду Новгородской губернии мы имеем групповую таблицу о крестьянских хозяйствах по числу лошадей («Материалы для оценки земельных угодий Новгородской губернии. Демянский уезд». Новгород, 1888). Здесь нет сведений об аренде и сдаче земли (в десятинах), но и те данные, которые имеются, свидетельствуют о полной однородности отношений между зажиточным и неимущим крестьянством в этой губернии по сравнению с другими губерниями. И здесь, например, от низшей группы к высшей (от безлошадных к имеющим 3 и более лошадей) повышается процент хозяйств с купчей и арендованной землей, несмотря на то, что многолошадные выше среднего обеспечены надельной землей. У 10,7% дворов с 3 и более лошадьми, при 16,1% всего населения, имеется 18,3%

всей надельной земли, 43,4% купчей земли, 26,2% арендованной земли (если можно судить о ней по размерам посева ржи и овса на арендованной земле), 29,4% всего числа «промышленных построек», тогда как у 51,3% безлошадных и однолошадных дворов, при 40,1% населения, лишь 33,2% надельной земли, 13,8% купчей земли, 20,8% арендованной (в указанном смысле), 28,8% «промышленных построек». Другими словами, и здесь зажиточное крестьянство «собирает» землю и соединяет с земледелием торгово-промышленные «промыслы», а неимущее - бросает землю и превращается в наемных рабочих (процент «лиц с промыслами» понижается от низшей группы к высшей, от 26,6% у безлошадных до 7,8% у имеющих 3 и более лошадей). Неполнота этих данных заставляет нас не включать их в нижеследующую сводку материала о разложении крестьянства.

По той же причине не включаем мы и данные о части Козелецкого уезда Черниговской губернии («Материалы для оценки земельных угодий, собранные Черниговским стат. отделением при губ. земской управе», т. V, Чернигов, 1882; по количеству рабочего скота сгруппированы данные о 8717 дворах черноземного района уезда). Отношения между группами и здесь те же самые: у 36,8% дворов без рабочего скота, при 28,8% населения - 21% собственной и надельной земли, 7% арендованной земли, зато 63% всего количества сданной этими 8717 дворами земли. У 14,3% дворов с 4 и более штуками рабочего скота, при 17,3% населения, 33,4% собственной и надельной земли, 32,1% арендной и лишь 7% сданной земли. К сожалению, остальные дворы (с 1-3 штуками рабочего скота) не подразделены на более мелкие группы.

В «Материалах по исследованию землепользования и хозяйственного быта сельского населения Иркутской и Енисейской губерний» есть весьма интересная групповая таблица (по числу рабочих лошадей) крестьянских и поселенских хозяйств в 4-х округах Енисейской губернии (т. III, Иркутск, 1893, стр. 730 и сл.). Весьма интересно наблюдать, что отношения зажиточного

сибиряка к поселенцу (а в этих отношениях вряд ли бы и самый ярый народник решился искать пресловутой общинности!) - в сущности совершенно тождественны с отношениями наших зажиточных общинников к их безлошадным и однолошадным «собра-там». Соединяя вместе поселенцев и крестьян-старожилов (такое соединение необходимо потому, что первые служат рабочей силой для вторых), мы получаем знакомые черты высших и низших групп. У 39,4% дворов низших групп (безлошадных, с 1 и 2 лошадьми), при 24% населения, лишь 6,2% всей запашки и 7,1% всего скота, тогда как у 36,4% дворов с 5 и более лошадей, при 51,2% населения, - 73% запашки и 74,5% всего скота. Последние группы (5-9, 10 и более лошадей), при 15-36 дес. запашки на 1 двор, прибегают в широких размерах к наемному труду (30-70% хозяйств с наемными рабочими), тогда как три низшие группы, при 0-0,2-3-5 дес. запашки на 1 двор, отпускают рабочих (20-35-59% хозяйств). Данные об аренде и сдаче земли представляют единственное, встреченное нами, исключение из правила (о концентрации аренды зажиточными), и это - такое исключение, которое подтверждает правило. Дело в том, что в Сибири нет именно тех условий, которые создали это правило, нет обязательного и «уравнительного» надела, нет сложившейся частной собственности на землю. Зажиточный крестьянин не покупает и не арендует земли, а захватывает ее (так было, по крайней мере, до сих пор); сдача-аренда земли носит скорее характер соседских обменов, и потому групповые данные об аренде и сдаче не показывают никакой законосообразности *.

По трем уездам Полтавской губернии мы можем приблизительно определить распределение посева (зная

* «Собранные на местах материалы о фактах сдачи-аренды земельных угодий признаны были не заслуживающими особой разработки, так как самое явление существует лишь в зачаточном виде; единичные случаи сдачи-аренды имеют место редко, отличаясь полнейшей случайностью, и никакого еще влияния на экономическую жизнь Енисейской губернии не оказывают» («Материалы», т. IV, вып. 1, стр. V, введение). Из 424 624 дес. мягкой пашни у крестьян-старожилов Енисейской губ. 417 086 дес. принадлежит к «захватно-родовой» земле. Аренда (2686 дес.) почти равна сдаче (2639 дес), не составляя и одного процента к сумме захватной земли.

число хозяйств с разными размерами посева, определенными в сборниках «от - до» такого-то числа десятин, и помножая число дворов каждого подразделения на среднюю величину посева между указанными пределами). Получатся такие данные о 76 032 дворах (все поселяне, без мещан) с 362 298 дес. посева: 31 001 дворов (40,8%) не имеют посева или сеют лишь до 3 дес. на 1 двор, у них всего 36 040 дес. посева (9,9%); 19 017 дворов (25%) сеют свыше 6 дес. на 1 двор, у них 209 195 дес. посева (57,8%). (См. «Сборники по хозяйственной статистике Полтавской губ.», уезды Константиноградский, Хорольский и Пирятинский ⁴⁹.) Распределение посева оказывается очень похожим на то, которое мы видели в Таврической губернии, несмотря на меньшие, в общем, размеры посевов. Понятно, что столь неравномерное распределение возможно лишь при концентрации купчей и арендованной земли в руках меньшинства. Мы не имеем полных данных об этом, ибо в сборниках нет группировки дворов по хозяйственной состоятельности, и должны ограничиться следующими данными по Константиноград-скому уезду. В главе о хозяйстве сельских сословий (гл. II, § 5 «Земледелие») составитель сборника сообщает такой факт: «Вообще, если разделить аренды на три разряда: аренды, в которых приходится на участника: 1) до 10 дес, 2) от 10 до 30 дес. и 3) более 30 дес, то для каждого из этих разрядов получатся следующие данные *:

По Калужской губ. имеем лишь следующие, весьма отрывочные и неполные данные о посеве хлебов у 8626 дворов (около /го всего числа крестьянских дворов в губернии *).

То есть, у 21,6% дворов, при 30,6% населения, - 36,6% рабочих лошадей, 45,1% посева, 43,1% валового дохода от посевов. Ясно, что и эти цифры говорят о концентрации купчей и арендованной земли зажиточным крестьянством.

	Относительное число	На 1 участника приходится земли, дес.	Из арендуемой земли сдается на сторону в %
участников	арендован. земли
Мелкие аренды (до 10 дес.)	86,0	35,5	3,7	6,6
Средние » (10-30 »)	8,3	16,6	17,5	3,9
Крупные (свыше 30 »)	5,7	47,9	74,8	12,9
Всего	100	100	8,6	9,3

	Группы дворов по размеру посева Засевающие озимого, мер
Не сеющие	до 15	15-30	30-45	45-60	свыше 60	Всего
% дворов	7,4	30,3	40,2	13,3	5,3	3,0	100
» душ об. пола	3,3	25,4	40,7	17,2	8,1	5,3	100
» посевной площади	-	15,0	39,9	22,2	12,3	10,6	100
» всего числа раб. лошад.	0,1	21,6	41,7	19,8	,9,6	7,2	100
» валового дохода от посева	-	16,7	40,2	22,1	21,0	100
Десятин посева на 1 двор	-	2,0	4,2	7,2	9,7	14,1	-

По Тверской губ., несмотря на богатство сведений в сборниках, обработка подворных переписей крайне неполна; группировки дворов по хозяйственной состоятельности нет. Этим недостатком пользуется г. Вихляев в «Сборнике стат. свед. по Тверской губ.» (т. XIII, в. 2. «Крестьянское хозяйство». Тверь, 1897), чтобы отрицать «дифференциацию» крестьянства, усматривать стремление к «большей равномерности» и петь гимн «народному производству» (стр. 312) и «натуральному хозяйству». Г-н Вихляев пускается в самые рискованные и голословные суждения о «дифференциации», не только не приведя никаких точных данных о группах крестьян, но даже и не выяснив себе той элементар-

* «Стат. обзор Калужской губ. за 1896 год». Калуга, 1897, стр. 43 и сл., 83, 113 приложений.

ной истины, что разложение происходит внутри общины, что поэтому толковать о «дифференциации» и брать исключительно группировки по общинам или по волостям - просто смешно *.

IX. СВОДКА ВЫШЕРАЗОБРАННЫХ ЗЕМСКО-СТАТИСТИЧЕСКИХ ДАННЫХ О РАЗЛОЖЕНИИ КРЕСТЬЯНСТВА

Для того, чтобы сравнить между собою и свести воедино вышеприведенные данные о разложении крестьянства, мы не можем, очевидно, брать абсолютные цифры и складывать их по группам: для этого требовались бы полные данные по целой группе районов и одинаковость приемов группировки. Мы можем сравнивать и сопоставлять только отношения между группами высшими и низшими (по владению землей, скотом, орудиями и т. д.). Отношение, выраженное, например, тем, что 10% дворов имеют 30% посева, абстрагирует различие абсолютных цифр и потому годно для сравнения со всяким подобным отношением любой местности. Но для такого сравнения надо выделить в другой местности тоже 10% дворов, не больше и не меньше. Между тем размеры групп в разных уездах и губерниях не равны. Значит, приходится дробить эти группы, чтобы взять по каждой местности одинаковую процентную долю дворов. Условимся брать 20% дворов для зажиточного крестьянства и 50% - для несостоятельного,

* Как курьез, приводим один образчик. «Общий вывод» г-на Вихляева гласит: «Покупка земель крестьянами Тверской губ. имеет тенденцию уравнять размеры землевладения» (стр. 11). Доказательства? - Если взять группы общин по размеру надела, то у малонадельных общин окажется больший процент дворов с купчей землей. - О том, что покупают землю зажиточные члены малонадельных общин, г. Вихляев и не догадывается! Понятно, что разбирать подобные «выводы» ярого народника нет надобности, тем более, что смелость г-на Вихляева сконфузила даже экономистов его же лагеря. Г-н Карышев в «Русском Богатстве» (1898, № 8), хотя и заявляет свое глубокое сочувствие тому, как г. Вихляев «хорошо ориентируется среди тех задач, которые ставятся в переживаемую минуту экономике страны», но все же вынужден признать, что г. Вихляев чересчур «оптимист», что его выводы о стремлении к равномерности «малодоказательны», что его данные «ничего не говорят», а заключения его - «не имеют основания».

т. е. будем составлять из высших групп группу в 20% дворов, а из низших групп - группу в 50% дворов. Поясним этот прием на примере. Положим, что мы имеем пять групп такого размера от низшей к высшей: 30%, 25%, 20%, 15% и 10% дворов (S = 100%). Для составления низшей группы берем первую группу и ⁴/₅, второй группы (30 + ^25·4 ⁄ ₅ = 50%), а для составления высшей берем последнюю группу и ² ⁄ ₃ предпоследней группы (10 + ^15·2 ⁄ ₃ = 20%), причем, разумеется, и процентные доли посева, скота, орудий и пр. определяются таким же образом. То есть, если процентные доли посева, приходящиеся на указанные доли дворов, будут таковы: 15%, 20%, 20%, 21% и 24% (S = 100%), тогда на долю нашей высшей группы в 20% дворов придется (24 + ^21·2 ⁄ ₃ = ) 38% посева, а на долю нашей низшей группы в 50% дворов придется (15 + ^20·4 ⁄ ₅ = ) 31% посева. Очевидно, что, дробя таким образом группы, мы ни на йоту не изменяем действительных отношений между высшими и низшими слоями крестьянства *. Необходимо же такое дробление, во-1-х, потому, что мы получаем таким образом вместо 4-5-6-7 различных групп три крупные группы с ясно определенными признаками ; во-2-х, только таким путем достигается сравнимость данных о разложении крестьянства в самых различных местностях с самыми различными условиями.

* Подобный прием допускает небольшую ошибку, вследствие которой разложение представляется более слабым, чем оно есть на самом деле. Именно: к высшей группе прибавляются средние, а не высшие представители следующей группы; к низшей группе прибавляются средние, а не низшие представители следующей группы. Ясно, что эта ошибка тем больше, чем крупнее группы, чем меньше число групп.

** В следующем параграфе мы увидим, что взятые нами размеры групп очень близко подходят к группам всего русского крестьянства, распределенного по количеству лошадей на 1 двор.

Для суждения о взаимоотношении групп мы берем следующие данные, имеющие наибольшую важность в вопросе о разложении: 1) число дворов; 2) число душ обоего пола крестьянского населения; 3) количество земли надельной; 4) купчей; 5) арендованной; 6) сданной в аренду; 7) всего землевладения или землепользования группы (надельная земля + купчая + аренда - сдача); 8) посева; 9) рабочего скота; 10) всего скота; 11) дворов с батраками; 12) дворов с заработками (выделяя, по возможности, те виды «заработков», среди которых преобладает работа по найму, продажа рабочей силы); 13) торгово-промышленных заведений, и 14) улучшенных земледельческих орудий. Отмеченные курсивом данные («сдача земли» и «заработки») имеют отрицательное значение, показывая упадок хозяйства, разорение крестьянина и превращение его в рабочего. Все остальные данные имеют положительное значение, показывая расширение хозяйства и превращение крестьянина в сельского предпринимателя.

По всем этим данным мы вычисляем для каждой группы хозяйств процентные отношения к итогу по уезду или по нескольким уездам одной губернии и затем определяем (по описанному нами приему), какая процентная доля земли, посева, скота и т. д. придется на долю 20-ти процентов дворов из высших групп и 50-ти процентов дворов из низших групп *.

Приводим составленную таким образом таблицу, которая охватывает данные по 21-му уезду 7-ми губерний о 558 570 крестьянских хозяйствах с населением в 3 523 418 душ обоего пола.

* Просим читателя не забывать, что теперь мы имеем дело не с абсолютными цифрами, а лишь с отношениями между высшим и низшим слоем крестьянства. Поэтому, например, мы берем теперь процентные отношения числа дворов с батраками (или с «заработками») не к числу дворов данной группы, а ко всему числу дворов с батраками (или с «заработками») в уезде, т. е. мы определяем теперь не то, насколько каждая группа пользуется наемным трудом (или прибегает к продаже рабочей силы), а определяем лишь отношение между высшей и низшей группой по употреблению наемного труда (или по участию в «заработках», в продаже рабочей силы).

Таблица А *. Из высших групп составлена группа в 20% дворов

* Примечания к таблице см. на стр. 84. (Настоящий том, стр. 126. Ред.)

Таблица А [[правая половина таблицы при оцифровке объединена с левой, располагавшейся на стр. 122, и вся таблица вынесена в отдельный файл]].

Таблица Б *. Из низших групп составлена группа в 50% дворов

* Примечания к таблице см. на след. странице. (Настоящий том, стр. 126. Ред.)

Таблица Б [[правая половина таблицы при оцифровке объединена с левой, располагавшейся на стр. 123, и вся таблица вынесена в отдельный файл]].

1) По Таврической губ. сведения о сданной земле относятся только к двум уездам: Бердянскому и Днепровскому.

2) По той же губернии к улучшенным орудиям отнесены косилки и жатки.

3) По обоим уездам Самарской губернии вместо процента сданной земли взят процент сдающих надел бесхозяйных дворов.

4) По Орловской губернии количество сданной земли (а, след., и всего земли в пользовании) определено приблизительно. То же относится и к четырем уездам Воронежской губернии.

5) По Орловской губернии сведения об улучшенных орудиях имеются лишь по одному Елецкому уезду.

6) По Воронежской губернии вместо числа дворов с заработками взято (по трем уездам: Задонскому, Коротоякскому и Нижнедевицкому) число дворов, отпускающих батраков.

7) По Воронежской губернии сведения об улучшенных орудиях имеются лишь по двум уездам: Землянскому и Задонскому.

8) По Нижегородской губернии вместо дворов с «промыслами» вообще взяты дворы с отхожими промыслами.

9) По некоторым уездам вместо числа торгово-промышленных заведений пришлось взять число дворов с торгово-промышленными заведениями.

10) Когда в сборниках есть несколько граф о «заработках», - мы старались выделить те «заработки», которые наиболее точно выражают работу по найму, продажу рабочей силы.

11) Арендованная земля бралась, по возможности, вся: и надельная и вненадельная, и пашни и покосы.

12) Напоминаем читателю, что по Новоузенскому уезду исключены хуторяне и немцы; по Красноуфимскому у. взята только земледельческая часть уезда; по Екатеринбургскому у. исключены безземельные и имеющие только покос; по Трубчевскому уезду исключены пригородные общины; по Княгининскому уезду исключено промысловое село Большое Мурашкино и т. д. Исключения эти отчасти сделаны нами, отчасти обусловлены характером материала. Очевидно поэтому, что в действительности разложение крестьянства должно быть сильнее, чем это представлено в нашей таблице и диаграмме.

Для того, чтобы иллюстрировать эту сводную таблицу и сделать наглядным полную однородность отношений между высшими и низшими группами крестьянства в самых различных местностях, мы составили нижеследующую диаграмму, на которую нанесены процентные данные таблицы. Направо от столбца, определяющего процентные доли всего числа дворов, идет линия, показывающая положительные признаки хозяйственной состоятельности (расширение землевладения,

увеличение количества скота и т. д.), а слева идет линия, показывающая отрицательные признаки хозяйственной силы (сдача земли, продажа рабочей силы; эти столбцы оттенены особой штриховкой). Расстояние от верхней горизонтальной линии диаграммы до каждой сплошной кривой линии показывает долю зажиточных групп в общей сумме крестьянского хозяйства, а расстояние от нижней горизонтальной линии диаграммы до каждой пунктирной кривой линии показывает долю несостоятельных групп крестьянства в общей сумме крестьянского хозяйства. Наконец, чтобы яснее изобразить общий характер сводных данных, мы провели «среднюю» линию (определенную вычислением арифметических средних из тех процентных данных, которые занесены на диаграмму. «Средняя» линия для отличия от остальных окрашена в красный цвет). Эта «средняя» линия показывает нам, так сказать, типичное разложение современного русского крестьянства.

Теперь, чтобы подвести итог приведенным выше (§§ I-VII) данным о разложении, рассмотрим столбец за столбцом этой диаграммы.

Первый столбец направо от столбца, указывающего проценты дворов, отмечает долю населения, приходящегося на высшую и низшую группу. Мы видим, что везде состав семей у зажиточного крестьянства оказывается выше, а у несостоятельного - ниже среднего. О значении этого факта мы уже говорили. Добавим, что было бы неправильно брать за единицу для всех сопоставлений не двор, семью, а 1 душу населения (как любят делать народники). Если расход зажиточной семьи увеличивается вследствие большего состава семей, то, с другой стороны, масса расходов в болыпесемейном дворе сокращается (на постройки, на домашнее обзаведение и хозяйство и пр. и пр. Особенно подчеркивают выгодность в хозяйственном отношении больших семей Энгельгардт в «Письмах из деревни» и Трирогов в книге «Община и подать». СПБ. 1882). Поэтому брать за единицу сопоставлений 1 душу населения, не принимая во внимание этого сокращения расходов, - это значит искусственно и фальшиво

приравнивать положение «души» в большой и малой семье. Впрочем, диаграмма ясно показывает, что зажиточная группа крестьянства концентрирует гораздо большую долю земледельческого производства, чем это следовало бы по расчету на одну душу населения.

Следующий столбец - надельная земля. В распределении ее замечается наибольшая уравнительность, как это и должно быть в силу юридических свойств надела. Однако даже здесь начинается процесс вытеснения бедноты зажиточными: везде мы видим, что высшие группы владеют несколько большей долей надельной земли, чем их доля населения, а низшие группы - несколько меньшей. «Община» подается в сторону интересов крестьянской буржуазии. Но по сравнению с действительным землевладением, неравномерность в распределении надельной земли еще совершенно ничтожна. Распределение надела не дает (как это ясно видно из диаграммы) никакого понятия о действительном распределении земли и хозяйства *.

Далее - столбец о купчей земле. Повсюду она концентрируется зажиточными: пятая часть дворов держит в своих руках около 6 или 7 десятых всех крестьянских купчих земель, тогда как на долю половины дворов бедноты приходится maximum 15%! Можно судить поэтому, какое значение имеют «народнические» хлопоты о том, чтобы «крестьянство» могло покупать как можно больше земли и как можно дешевле.

Следующий столбец - аренда. И здесь мы видим везде концентрацию земли зажиточными (на одну пятую долю дворов 5-8 десятых всей арендованной земли), которые к тому же снимают землю дешевле, как мы видели выше. Это перебивание аренды крестьянской буржуазией наглядно доказывает, что «крестьянская аренда» носит промышленный характер (покупка земли для продажи продукта) *. Говоря это, мы вовсе

* Достаточно одного взгляда на диаграмму, чтобы видеть непригодность группировки по наделу для изучения крестьянского разложения.

** Весьма курьезно в книге г-на Карышева об арендах «Заключение» (гл. VI). После всех своих голословных и противоречащих данным земской статистики утверждений об отсутствии промышленного характера в крестьянской аренде, г. Карышев выдвигает здесь «арендную теорию» (заимствованную у В. Рошера и т. п.), сиречь изложенные под ученым соусом desiderata (пожелания. Ред.) западноевропейского фермерства: «продолжительность арендного срока» («необходимо... «хозяйское» обращение земледельца с землей», стр. 371) и умеренная высота арендной платы, оставляющая в руках арендатора заработную плату, процент и погашение на прилагаемые им капиталы и предпринимательскую прибыль (373). И г. Карышев нисколько не смущается тем, что подобная «теория» фигурирует рядом с обычным народническим рецептом: «предотвратить» (398). Чтобы «предотвратить» фермерство, г. Карышев пускает в ход «теорию» фермерства! Подобное «заключение» естественно завершило основное противоречие книги г. Карышева, который, с одной стороны, разделяет все народнические предрассудки и от души сочувствует таким классическим теоретикам мелкой буржуазии, как Сисмонди (см. Карышев. «Вечнонаследственный наем земель на континенте Европы». М. 1885), а с другой стороны, не может не признать, что аренда дает «толчок» (стр. 396) разложению крестьянства, что «слои более состоятельные» оттесняют менее состоятельных, что развитие аграрных отношений ведет именно к батрачеству (стр. 397).

однако не отрицаем факта аренды из нужды. Напротив, диаграмма показывает нам совершенно иной характер аренды у бедноты, которая цепляется за землю (на ¹/₂ дворов 1-2 десятых всей аренды). Есть крестьянин и крестьянин.

Противоречивое значение аренды в «крестьянском хозяйстве» особенно выступает при сличении столбца об аренде со столбцом о сдаче земли (первый столбец слева, т. е. среди отрицательных признаков). Здесь мы видим как раз обратное: главные сдатчики земли - низшие группы (на ¹/₂ дворов 7-8 десятых сданной земли), которые стремятся отделаться от надела, переходящего (вопреки запрещениям и стеснениям закона) в руки хозяев. Итак, когда нам говорят, что «крестьянство» арендует землю и «крестьянство» же сдает землю, то мы знаем, что первое относится главным образом к крестьянской буржуазии, второе - к крестьянскому пролетариату.

Отношение купли, аренды и сдачи земли к наделу определяет и действительное землевладение групп (столбец 5-й справа). Везде мы видим, что действительное распределение всей находящейся в распоряжении крестьян земли не имеет уже ничего общего с «уравнительностью» надела. На долю 20% дворов приходится от 35% до 50% всей земли, а на долю 50% дворов - от 20% до 30%. В распределении посева (следующий столбец) оттеснение высшею группой низшей выступает еще резче, - вероятно, потому, что неимущее крестьянство

часто не в состоянии хозяйственно пользоваться своей землей и забрасывает ее. Оба столбца (о всем землевладении и о посеве) показывают, что покупка и аренда земли ведут к уменьшению доли низших групп в общей системе хозяйства, т. е. к оттеснению их зажиточным меньшинством. Это последнее играет уже теперь главенствующую роль в крестьянском хозяйстве, сосредоточивая в своих руках почти такую же долю посева, как и все остальное крестьянство, вместе взятое.

Два следующие столбца показывают распределение в крестьянстве рабочего скота и всего скота. Процентные доли скота очень незначительно отличаются от процентных долей посева: это и не могло быть иначе, так как количество рабочего скота (а также и всего скота) определяет размер посева и в свою очередь определяется им.

Следующий столбец показывает долю разных групп крестьянства в общей сумме торговых и промышленных заведений. Пятая часть дворов (зажиточная группа) сосредоточивает около ¹/₂ этих заведений, a ¹/₂ дворов бедноты - лишь около ¹/₅*, то есть «промыслы», выражающие превращение крестьянства в буржуазию, сосредоточиваются преимущественно в руках наиболее состоятельных земледельцев. Зажиточные крестьяне вкладывают, следовательно, капитал и в земледелие (покупка земли, аренда, наем рабочих, улучшение орудий и пр.), и в промышленные заведения, и в торговлю, и в ростовщичество: торговый и предпринимательский капитал находятся в тесной связи, и от окружающих условий зависит, какая из этих форм капитала получает преобладание.

Данные о дворах с «заработками» (первый столбец слева, в числе отрицательных признаков) характеризуют тоже «промыслы», имеющие однако противоположное значение, знаменующие превращение крестьянина в пролетария. Эти «промыслы» сосредоточены в руках бедноты (на 50% дворов 60-90% всего числа дворов

* И эта цифра (около ¹/₅ всех заведений), конечно, преувеличена, ибо в разряде несеющих и безлошадных и однолошадных крестьян смешаны сельскохозяйственные рабочие, чернорабочие и пр. с неземледельцами (лавочниками, ремесленниками и пр.).

с заработками), тогда как зажиточные группы принимают в них ничтожное участие (не надо забывать, что мы не могли точно отделить хозяев от рабочих и в этом разряде «промышленников»). Стоит сопоставить данные о «заработках» с данными о «торгово-промышленных заведениях», чтобы видеть полную противоположность двух типов «промыслов», чтобы понять, какую невероятную путаницу создает обычное смешение этих типов.

Дворы с батраками оказываются везде сосредоточенными в группе зажиточного крестьянства (на 20% дворов 5-7 десятых всего числа батрацких хозяйств), которое (несмотря на свою болыпесемейность) не может существовать без «дополняющего» его класса сельскохозяйственных рабочих. Мы видим здесь наглядное подтверждение тому положению, которое высказано было выше: именно, что сопоставлять число батрацких хозяйств с общим числом крестьянских «хозяйств» (в том числе и с «хозяйствами» батраков) - нелепо. Гораздо правильнее сопоставлять число батрацких хозяйств с одной пятой долей крестьянских дворов, ибо зажиточное меньшинство сосредоточивает около ³/₅ или даже ²/₃ всего числа батрацких хозяйств. Предпринимательский наем рабочих в крестьянстве далеко превосходит наем рабочих из нужды, по недостатку семейных рабочих: на долю 50% неимущего и малосемейного крестьянства падает лишь около ¹/₁₀ всего числа батрацких хозяйств (и здесь, впрочем, в число неимущих попали лавочники, промышленники и пр., нанимающие рабочих вовсе не из нужды).

Последний столбец, показывающий распределение улучшенных орудий, мы могли бы озаглавить, по примеру г. В. В., так: «прогрессивные течения в крестьянском хозяйстве». Наиболее «справедливым» оказывается распределение этих орудий в Новоузен-ском уезде Самарской губернии, где у пятой части зажиточных дворов - только 73 орудия из 100, а у половины дворов бедноты - целых три штуки из сотни.

Переходим к сравнению различных местностей по степени крестьянского разложения. На диаграмме явственно выделяются в этом отношении два рода

местностей: в Таврической, Самарской, Саратовской и Пермской губерниях разложение земледельческого крестьянства оказывается заметно сильнее, чем в Орловской, Воронежской, Нижегородской губерниях. Линии первых четырех губерний идут на диаграмме ниже средней красной линии, а линии последних трех губерний идут выше средней, т. е. показывают меньшее сосредоточение хозяйства в руках зажиточного меньшинства. Первого рода местности - наиболее многоземельные и строго земледельческие (в Пермской губернии выделены земледельческие части уездов), с экстенсивным характером земледелия. При таком характере земледелия разложение земледельческого крестьянства легко учитывается и сказывается поэтому наглядно. Наоборот, в местностях второго рода мы видим, с одной стороны, такое развитие торгового земледелия, которое нашими данными не учитывается, например, посевы конопли в Орловской губернии. С другой стороны, мы видим здесь громадное значение «промыслов», как в смысле работы по найму (Задонский уезд Воронежской губ.), так и в смысле неземледельческих занятий (Нижегородская губерния). Значение обоих этих обстоятельств в вопросе о разложении земледельческого крестьянства громадно. О первом (различия формы торгового земледелия и сельскохозяйственного прогресса в различных местностях) мы уже говорили. Значение второго (роль «промыслов») не менее очевидно. Если в данной местности масса крестьянства состоит из батраков, поденщиков или промысловых наемных рабочих с наделом, то разложение земледельческого крестьянства выразится здесь, разумеется, очень слабо *. Но для правильного представления о деле надо сопоставить этих типичных представителей сельского пролетариата с типичными представителями крестьянской буржуазии. Воронежский поденщик с наделом, уходящий на «заработки» на юг, должен быть сопоставлен с таврическим крестья-

* Весьма возможно, что в среднечерноземных губерниях, каковы Орловская, Воронежская и др., разложение крестьянства и действительно гораздо слабее, вследствие малоземелья, тяжести податей, вследствие большого развития отработков: все это условия, задерживающие разложение.

ДИАГРАММА, ИЗОБРАЖАЮЩАЯ ТАБЛИЦЫ А к Б

нином, производящим громадные посевы. Калужский, нижегородский, ярославский плотник должен быть сопоставлен с ярославским, московским огородником или крестьянином, держащим скот для продажи молока, и т. д. Точно так же, если масса местного крестьянства занята обрабатывающей промышленностью, получая от своих наделов лишь небольшую часть средств к жизни, - то данные о разложении земледельческого крестьянства должны быть дополнены данными о разложении промыслового крестьянства. В V главе мы и займемся этим последним вопросом, теперь же нас занимает лишь разложение типично земледельческого крестьянства.

X. ИТОГОВЫЕ ДАННЫЕ ЗЕМСКОЙ СТАТИСТИКИ И ВОЕННО-КОНСКОЙ ПЕРЕПИСИ 50

Мы показали, что отношения между высшей и низшей группами крестьянства отмечаются именно теми чертами, которые характерны для отношений сельской буржуазии к сельскому пролетариату, - что эти отношения замечательно однородны в самых различных местностях с самыми различными условиями; - что даже числовые выражения этих отношений (т. е. процентные доли групп в общем количестве посева, скота и пр.) колеблются в очень небольших, сравнительно, пределах. Естественно является вопрос: насколько эти данные об отношениях между группами в разных местностях можно утилизировать для составления представления о группах, на которые распадается все русское крестьянство? Другими словами: по каким сведениям можно судить о составе и взаимоотношении высшей и низшей группы во всем русском крестьянстве?

Сведений этих у нас очень мало, так как в России не производится сельскохозяйственных переписей, которые бы подвергали массовому учету все земледельческие хозяйства страны. Единственный материал для суждения о тех хозяйственных группах, на которые распадается наше крестьянство, это - сводные данные земской статистики и военно-конской переписи о распределении рабочего скота (или лошадей) между

крестьянскими дворами. Как ни скуден этот материал, тем не менее и из него возможны небезынтересные выводы (конечно, очень общие, приблизительные, валовые), особенно благодаря тому, что отношения между многолошадным и малолошадным крестьянством были уже подвергнуты анализу и оказались замечательно однородными в самых различных местностях.

По данным «Сводного сборника хозяйственных сведений по земским подворным переписям» г-на Благовещенского (т. I. «Крестьянское хозяйство». М. 1893) ⁵¹, земские переписи охватили 123 уезда в 22 губерниях с 2 983 733 крестьянскими дворами и 17 996 317 душами об. пола населения. Но данные о распределении дворов по рабочему скоту не везде однородны. Именно, в трех губерниях мы должны выкинуть 11 уездов *, по которым распределение дано не на четыре, а только на три группы. По остальным же 112 уездам в 21 губернии мы получили следующие сводные данные, относящиеся почти к 2 ¹/₂ миллионам дворов с 15 миллионами населения:

Группы хозяйств	Дворов	% дворов	У них голов рабочего скота **	% всего рабочего скота	На 1 двор голов рабочего скота
Без раб. скота	613 238	24,7	53,3	-	-	-
С 1 гол. раб. скота	712 256	28,6	712 256	18,6	1
» 2 » » »	645 900	26,0		1 291 800	33,7	2
» 3 и более	515 521	20,7		1 824 969	47,7	3,5
Всего	2 486 915	100		3 829 025	100	1.5

Эти данные охватывают немногим менее четвертой части всего числа крестьянских дворов в Европейской России («Свод статистических материалов, касающихся экономического положения сельского населения Европейской России» - издание канцелярии комитета министров. СПБ. 1894 - считает в 50 губ. Европейской России 11 223 962 двора в волостях, в том числе крестьянских 10 589 967 дворов). По всей России мы имеем

* 5 уездов Саратовской губ., 5 - Самарской и 1 - Бессарабской.

** Здесь с лошадьми соединены и волы, считанные по паре за 1 шт.

данные о распределении лошадей между крестьянами в «Статистике Российской империи. XX. Военно-конская перепись 1888 г.» (СПБ. 1891) и тоже: «Стат. Росс. имп. XXXI. Военно-конская перепись 1891 г.» (СПБ. 1894). Первое издание содержит обработку данных, собранных в 1888 г. о 41 губ. (в том числе 10 губ. Царства Польского), а второе - о 18 губ. Европ. России плюс Кавказ, Калмыцкая степь и Область Войска Донского.

Выделяя 49 губерний Европ. России (по Донской области сведения не полны) и соединяя вместе данные 1888 и 1891 годов, получаем следующую картину распределения всего числа лошадей, принадлежащих крестьянам в сельских обществах.

В 49 губерниях Европейской России
Группы х о з я й с т в	Крестьянских дворов	У них лошадей	На 1 двор приходится лошадей
всего	в %	всего	в %
Безлошадные	2 777 485	27,3	55,9	-	-		-
С 1 лошадью	2 909 042	28,6	2 909 042	17,2	1
» 2 лошадьми	2 247 827	22,1	4 495 654	26,5	2
» 3 »	1 072 298	10,6	22,0	3 216 894	18,9	56,3	3
» 4 и более	1 155 907	11,4	6 339 198	37,4	5,4
Всего	10 162 559	100	16 960 788	100	1,6

Итак, по всей России распределение рабочих лошадей в крестьянстве оказывается очень близким к той «средней» величине разложения, которую мы вывели выше на нашей диаграмме. В действительности разложение оказывается даже несколько глубже: в руках 22-х процентов дворов (2,2 миллиона дворов из 10,2 миллионов) сосредоточено 9¹/₂ миллионов лошадей из 17-ти миллионов, т. е. 56,3% всего числа. Громадная масса в 2,8 миллиона дворов совсем обделена, а у 2,9 миллиона однолошадных дворов лишь 17,2% всего числа лошадей *.

* Как изменяется в последнее время распределение лошадей в крестьянстве, об этом можно судить по следующим данным военно-конской переписи 1893-1894 гг. («Статистика Росс, имп.» XXXVII). В 38 губерниях Евр. России было в 1893-1894 гг.: 8 288 987 крестьянских дворов; из них безлошадных - 2 641 754, или 31,9%; однолошадных - 31,4%; двухлошадных - 20,2%; трехлошадных - 8,7%; с 4-мя лошадьми и более - 7,8%. Лошадей у крестьян было 11 560 358; из этого числа 22,5% было у однолошадных; 28,9% - у двухлошадных; 18,8% - у трехлошадных и 29,8% - у многолошадных. Таким образом, у 16,5% зажиточных крестьян - 48,6% всего числа лошадей.

Опираясь на выведенные выше законосообразности в отношениях между группами, мы можем теперь определить настоящее значение этих данных. Если пятая доля дворов сосредоточивает половину всего числа лошадей, то отсюда безошибочно можно заключить, что в ее руках не менее (а вероятно более) половины всего земледельческого производства крестьян. Такая концентрация производства возможна только при концентрации в руках этого состоятельного крестьянства большей части купчих земель и крестьянской аренды как вненадельных, так и надельных земель. Именно это состоятельное меньшинство главным образом покупает и арендует земли, несмотря на то, что оно, наверное, наилучше обеспечено надельной землей. Если «средний» русский крестьянин в самый хороший год едва-едва сводит концы с концами (да и то неизвестно, сводит ли), то это состоятельное меньшинство, обеспеченное значительно выше среднего, не только оплачивает все расходы самостоятельным хозяйством, но и получает избытки. А это значит, что оно является товаропроизводителем, что оно производит земледельческие продукты на продажу. Мало того: оно превращается в сельскую буржуазию, соединяя с сравнительно крупным земельным хозяйством торгово-промышленные предприятия, - мы видели, что именно такого рода «промыслы» наиболее типичны для русского «хозяйственного» мужика. Несмотря на наибольший размер семей, на наибольшее число семейных работников (состоятельное крестьянство всегда характеризуется этими признаками, и на ¹/₅ долю дворов должна прийтись большая доля населения, примерно около ³/₁₀), - это состоятельное меньшинство в наибольших размерах пользуется трудом батраков и поденщиков. Из всего числа русских крестьянских хозяйств, прибегающих к найму батраков и поденщиков, значительное большинство должно прийтись на долю этого состоятельного меньшинства. Мы вправе сделать этот вывод как на основании предыдущего анализа, так и из сопоставления доли населения в этой группе с долей рабочего скота, а, следовательно, с долей посева и хозяйства

вообще. Наконец, только это состоятельное меньшинство может принимать прочное участие в «прогрессивных течениях крестьянского хозяйства» ⁵². Таково должно быть отношение этого меньшинства к остальному крестьянству, но само собою разумеется, что в зависимости от различия аграрных условий, систем сельского хозяйства и форм торгового земледелия это отношение принимает различный вид и проявляется иначе *. Одно дело - основные тенденции крестьянского разложения, другое дело - формы его в зависимости от различных местных условий.

Положение безлошадного и однолошадного крестьянства как раз обратное. Мы видели выше, что земские статистики и последнее (не говоря уже о первом) относят к сельскому пролетариату. Поэтому вряд ли есть преувеличение в нашем примерном расчете, относящем к сельскому пролетариату всех безлошадных и до ЪЦ однолошадных крестьян (около ¹/₂ всего числа дворов). Это крестьянство наименее обеспечено надельной землей, зачастую сдает ее по неимению инвентаря, семян и пр. Из общей крестьянской аренды и покупки земель ему перепадают жалкие крупицы. Своим хозяйством ему никогда не прокормиться, и главным источником средств к жизни являются у него «промыслы» или «заработки», т. е. продажа своей рабочей силы. Это - класс наемных рабочих с наделом, батраков, поденщиков, чернорабочих, строительных рабочих и пр. и пр.

XI. СРАВНЕНИЕ ВОЕННО-КОНСКИХ ПЕРЕПИСЕЙ ЗА 1888-1891 И 1896-1900 ГОДЫ

Военно-конские переписи 1896 и 1899-1901 годов позволяют теперь сравнить новейшие данные с приведенными выше.

* Весьма возможно, например, что в местностях с молочным хозяйством несравненно правильнее была бы группировка по числу коров, а не по числу лошадей. При условиях огородной культуры ни тот, ни другой признак не могут быть удовлетворительными и т. д.

Соединяя 5 южных губерний (1896) и 43 остальных (1899-1900), получаем по 48 губерниям Европейской России следующие данные:

За 1888-1891 годы мы привели данные по 49 губерниям. Из них нет новейших сведений только по одной, именно Архангельской, губернии. Вычитая относящиеся к ней данные из приведенных выше, получим по тем же 48-ми губерниям за 1888-1891 годы такую картину:

Сравнение 1888-1891 и 1896-1900 гг. показывает растущую экспроприацию крестьянства. Число дворов увеличилось почти на 1 миллион. Число лошадей уменьшилось, хотя и очень слабо. Число безлошадных дворов

возросло особенно быстро, и процент их поднялся с 27,3% до 29,2%. Вместо 5,6 миллиона бедноты (безлошадные и однолошадные) мы имеем уже 6,6 млн. Весь прирост числа дворов пошел на увеличение числа дворов бедноты. Процент богатых по числу лошадей дворов уменьшился. Вместо 2,2 млн. многолошадных мы имеем только 2,0 млн. Число средних и зажиточных дворов вместе (с 2 и более лош.) осталось почти без изменения (4465 тыс. в 1888-1891 гг., 4508 тыс. в 1896-1900 гг.).

Итак, выводы из этих данных получаются следующие.

Рост нищеты и экспроприации крестьянства не подлежит сомнению.

Что касается соотношения между высшей и низшей группой крестьянства, то это соотношение почти не изменилось. Если мы, по приемам, описанным выше, составим низшие группы в 50% дворов и высшие в 20% дворов, то получим следующее. В 1888-1891 годах у 50% дворов бедноты было 13,7% лошадей. У 20% богачей - 52,6%. В 1896-1900 годах у 50% дворов бедноты было тоже 13,7% общего числа крестьянских лошадей, а у 20% богачей - 53,2% общего числа лошадей. Соотношение групп, следовательно, почти не изменилось.

Наконец, все крестьянство в целом стало беднее лошадьми. И число и процент многолошадных уменьшились. С одной стороны, это знаменует, видимо, упадок всего крестьянского хозяйства в Европ. России. С другой стороны, нельзя забывать, что в России число лошадей в сельском хозяйстве ненормально высоко по отношению к культурной площади. В мелкокрестьянской стране это и не могло быть иначе. Уменьшение числа лошадей является, след., до известной степени «восстановлением нормального отношения рабочего скота к количеству пашни» у крестьянской буржуазии (ср. рассуждения об этом г-на В. В. выше, в главе II, § I).

Здесь уместно будет коснуться рассуждений об этом вопросе в новейших сочинениях г. Вихляева («Очерки русской с.-х. действительности». СПБ. изд. журнала

«Хозяин») и г. Черненкова («К характеристике крестьянского хозяйства». Вып. I. M. 1905). Они так увлеклись пестротой цифр о распределении лошадей в крестьянстве, что превратили экономический анализ в статистическое упражнение. Вместо изучения типов крестьянского хозяйства (поденщик, средний крестьянин, предприниматель) они изучают, как любители, бесконечные столбцы цифр, точно задавшись целью удивить мир своим арифметическим усердием.

Только благодаря такой игре в цифирьки г. Черненков и мог сделать мне такое возражение, будто я «предвзятым» образом толкую «дифференциацию», как новое (а не старое) и почему-то непременно капиталистическое явление. Вольно же было г. Черненкову думать, будто я делаю выводы из статистики, забывая экономику ! будто я доказываю что-либо одним лишь изменением в числе и распределении лошадей! Чтобы осмысленно взглянуть на разложение крестьянства, надо взять все в целом: и аренду, и покупку земель, и машины, и заработки, и рост торгового земледелия, и наемный труд. Или, может быть, для г. Черненкова это тоже не «новые» и не «капиталистические» явления?

XII. ЗЕМСКО-СТАТИСТИЧЕСКИЕ ДАННЫЕ О КРЕСТЬЯНСКИХ БЮДЖЕТАХ

Чтобы покончить с вопросом о разложении крестьянства, рассмотрим вопрос еще с другой стороны - по наиболее конкретным данным о крестьянских бюджетах. Мы увидим таким образом наглядно всю глубину различия между теми типами крестьянства, о которых у нас идет речь.

1896-1900 гг.
Группы хозяйств	Крестьянских дворов	У них лошадей	На 1 двор приходится лошадей
всего	в %	всего	в %
Безлошадные	3242462	29,2	59,5	-	-		-
С 1 лош.	3361778	30,3	3361778	19,9		1
» 2 »	2446731	22,0		4893462	28,9		2
» 3 »	1047900	9,4	18,5	3143700	18,7	51,2	3
» 4 и более	1013416	9,1	5476503	32,5	5,4
Всего	11112287	100		16875443	100		1,5

1888-1891 гг.
Группы хозяйств	Крестьянских дворов	У них лошадей	На 1 двор приходится лошадей
всего	в %	всего	в %
Безлошадные	2765970	27,3	55,8	-	-		-
С 1 лош.	2885192	28,5	2885192	17,1		1
» 2 »	2240574	22,2		4481148	26,5		2
» 3 »	1070250	10,6	22,0	3210750	18,9	56,4	3
» 4 и более	1154674	11,4	6333106	37,5	5,5
Всего	10116660	100		16910196	100		1,6

В приложении к «Сборнику оценочных сведений по крестьянскому землевладению в Землянском, Задонском, Коротоякском и Нижнедевицком уездах» (Воронеж, 1889) даны «статистические данные о составе и бюджетах типичных хозяйств», отличающиеся чрезвычайной полнотой *. Из 67 бюджетов мы опускаем один,

* Крупным недостатком этих данных является, во-1-х, отсутствие группировок по различным признакам; Во-2-х, отсутствие текста, сообщающего те сведения о выбранных хозяйствах, которые не могли войти в таблицы (таким текстом снабжены, например, данные о бюджетах по Острогожскому уезду). В-3-х, крайняя неразработанность данных о всех неземледельческих занятиях и всякого рода «заработках» (на все «промыслы» дано лишь 4 графы, тогда как одно описание одежды и обуви заняло 152 графы!).

как совершенно неполный (бюджет № 14 по Коротоякскому уезду), а остальные делим на 6 групп по рабочему скоту: а - без лошади; б - cl лош.; в - с 2 лош.; г - с 3 лош.; д - с 4 лош. и е - с 5 и более лошадьми (ниже для означения групп мы употребляем лишь эти литеры а - е). Группировка по этому признаку, правда, не вполне пригодна для данной местности (ввиду громадного значения «промыслов» в хозяйстве и низших и высших групп), но нам приходится взять ее ради сравнимости бюджетных данных с вышеразобранными данными подворных переписей. Такая сравнимость достижима единственно при разделении «крестьянства» на группы, тогда как общие и огульные «средние» имеют совершенно фиктивное значение, как мы уже видели и увидим ниже *. Отметим кстати здесь то интересное явление, что «средние» бюджетные данные почти всегда характеризуют хозяйство, стоящее выше среднего типа, т. е. изображают действительность в лучшем свете, чем она есть **. Происходит это, вероятно, оттого, что самое понятие «бюджет» предполагает мало-мальски уравновешенное хозяйство, а таковое нелегко найти среди бедноты. Для иллюстрации сопоставим распределение дворов по рабочему скоту по бюджетным и по остальным данным:

* Исключительно такими «средними» пользуется, например, г. Щербина как в изданиях Воронежского земства, так и в своей статье о крестьянских бюджетах в книге «Влияние урожаев и хлебных цен и т. д.>>.

** Это относится, например, к бюджетным данным по Московской губ. (т. VI и VII «Сборника»), по Владимирской («Промыслы Владим. губ.»), по Острогожскому уезду, Воронежской губ. (т. II, вып. 2 «Сборника») и особенно к бюджетам, приведенным в «Трудах комиссии по исследованию кустарной промышленности» ⁵³ (по Вятской, Херсонской, Нижегородской, Пермской и другим губерниям). Бюджеты гг. Карпова и Манохина в названных «Трудах», а равно г. П. Семенова (в «Сборнике материалов по изучению сельской общины». СПБ. 1880) и г. Осадчего («Щербановская волость, Елисаветградского уезда, Херсонской губ.») выгодно отличаются тем, что характеризуют отдельные группы крестьян.

Ясно отсюда, что пользоваться бюджетными данными можно лишь посредством вывода средних для каждой отдельной группы крестьянства. Такой обработке мы и подвергли названные данные. Излагаем их по 3-м рубрикам: (А) общие результаты бюджетов; (Б) характеристика земледельческого хозяйства и (В) характеристика жизненного уровня.

(А) Общие данные о величине расходов и доходов таковы:

Таким образом, разница в размерах бюджетов по группам оказывается громадная; если даже оставить в стороне крайние группы, все же бюджет у д более чем впятеро выше, чем у б, тогда как состав семьи у д менее чем втрое больше, чем у б.

Достаточно взглянуть на долю расходов на хозяйство в общей сумме расходов каждой группы, чтобы видеть, что перед нами фигурируют здесь и пролетарии и хозяева: у а - расход на хозяйство лишь 14% всего расхода, aye - 61%. О различиях в абсолютной величине расходов на хозяйство нечего и говорить. Не только у безлошадного, но и у однолошадного крестьянина этот расход ничтожен, и однолошадный «хозяин» стоит гораздо ближе к обычному (в капиталистических странах) типу батраков и поденщиков с наделом. Отметим также весьма значительные различия в проценте расходов на пищу (у а почти вдвое больше, чем у е): как известно, высота этого процента свидетельствует о низком жизненном уровне и составляет наиболее резкое отличие бюджетов хозяина и рабочего.

Группы хозяйств	всего	Число бюджетов в процентах
вообще	в %	в 4 у. Воро- нежск. губ.	в 9 у. Воро- нежск. губ.	в 112 уез- дах 21 губ.	в 49 гу- берн. Европ. России
Без рабоч. скота	12	18,18		17,9	21,7	24,7	27,3
С 1 штукой »	18	27,27		34,7	31,9	28,6	28,6
» 2 штуками »	17	25,76		28,6	23,8	26,0	22,1
» 3 » »	9	13,64	28,79	18,8	22,6	20,7	22,0
» 4 » »	5	7,575
» 5 и более »	5	7,575
Всего	66	100		100	100	100	100

Приходится на одно хозяйство (в рублях)
	Число душ об. пола на 1 семью	Валовой	Чистый доход	Денежный	Баланс	Сколько должен рублей	Недоимка
доход	расход	доход	расход
а)	4,08	118,10	109,08	9,02	64,57	62,29	+2,28	5,83	16,58
б)	4,94	178,12	174,26	3,86	73,75	80,99	-7,24	11,16	8,97
в)	8,23	429,72	379,17	50,55	196,72	165,22	+31,50	13,73	5,93
г)	13,00	753,19	632,36	120,83	318,85	262,23	+56,62	13,67	2,22
д)	14,20	978,66	937,30	41,36	398,48	439,86	-41,38	42,00	-
е)	16,00	1766,79	1593,77	173,02	1047,26	959,20	+88,06	210,00	6
	8,27	491,44	443,00	48,44	235,53	217,70	+17,83	28,60	7,74

Средний размер расходов на 1 хозяйство
	На пищу	На остальное личное потребление	На хозяйство	Подати и повинности	Всего
Руб.	%	Руб.	%	Руб.	%	Руб.	%	Руб.	%
а)	60,98	55,89	17,51	16,05	15,12	13,87	15,47	14,19	109,08	100
б)	80,98	46,47	17,19	9,87	58,32	33,46	17,77	10,20	174,26	100
в)	181,11	47,77	44,62	11,77	121,42	32,02	32,02	8,44	379,17	100
г)	283,65	44,86	76,77	12,14	222,39	35,17	49,55	7,83	632,36	100
д)	373,81	39,88	147,83	15,77	347,76	37,12	67,90	7,23	937,30	100
е)	447,83	28,10	82,76	5,19	976,84	61,29	86,34	5,42	1593,77	100
	180,75	40,80	47,30	10,68	180,60	40,77	34,35	7,75	443,00	100

* «Сборник» выделяет все «расходы на личные и хозяйственные нужды, кроме пищи», от расходов на содержание скота, причем в первой рубрике стоят рядом расходы, например, на освещение и на аренду. Очевидно, что это неправильно. Мы выделили личное потребление от хозяйственного («производительного»), относя к последнему расходы на деготь, веревки, ковку лошадей, ремонт строений, инвентарь, сбрую, на работников и сдельные работы, на пастуха, на аренду земли и на содержание скота и птицы.

** «Остатки от прежних лет» состоят в хлебе (натурой) и в деньгах; здесь дана общая сумма, так как мы имеем дело с валовым, и натуральным и денежным, расходом и доходом. - Четыре рубрики <�промыслов> списаны с заголовков «Сборника», который не дает больше ничего о «промыслах». Заметим, что в группе д к промышленным предприятиям следует, видимо, отнести и извоз, который дает двум хозяевам этой группы по 250 руб. дохода, причем один из этих хозяев держит батрака.

Итак, доход от «промыслов» превышает валовой доход от земледелия в двух крайних группах: у пролетария - безлошадного и у сельского предпринимателя. «Личные промыслы» низших групп крестьян состоят, разумеется, главным образом, из работы по найму, а в числе «разных доходов» крупную статью составляет доход от сдачи земли. В общее число «хозяев-земледельцев» попадают даже такие, у которых доход от сдачи земли немногим меньше, а иногда и больше валового дохода от земледелия: например, у одного безлошадного валовой доход от земледелия - 61,9 руб., а от сдачи земли - 40 руб. ; у другого - от земледелия - 31,9 руб., а от сдачи земли - 40 руб. Не надо забывать притом, что доход от сдачи земли или от батрачества идет целиком на личные нужды «крестьянина», а из валового дохода от земледелия надо вычесть расход на земледельческое хозяйство. Произведя такое вычитание, получим у безлошадного чистый доход от земледелия - 41,99 руб., а от «промыслов» - 59,04 руб., у однолошадного - 69,37 и 49,22 руб. Уже одно сопоставление этих цифр показывает, что мы имеем перед собой типы сельскохозяйственных рабочих с наделом, покрывающим часть расходов на содержание (и понижающим благодаря этому заработную плату). Смеши-

вать подобные типы с хозяевами (земледельцами и промышленниками) значит нарушать вопиющим образом все требования научного исследования.

На другом полюсе деревни мы видим именно таких хозяев, которые соединяют с самостоятельным земледельческим хозяйством торгово-промышленные операции, приносящие значительный (при данном жизненном уровне) доход, достигающий нескольких сот рублей. Полная неопределенность рубрики «личные промыслы» скрывает от нас различия низших и высших групп в этом отношении, но уже самые размеры доходов от этих «личных промыслов» показывают глубину этого различия (напомним, что в разряд «личных промыслов» воронежской статистики могут войти и нищенство, и батрачество, и служба в должности приказчика, управляющего и пр. и пр.).

По размерам чистого дохода опять-таки резко выделяются безлошадные и однолошадные, имеющие самые жалкие «остатки» (1-2 рубля) и даже дефициты в денежном балансе. Ресурсы этих крестьян не выше, если не ниже, ресурсов наемных рабочих. Только начиная с двухлошадных крестьян, видим мы хоть кое-какие чистые доходы и остатки в несколько десятков рублей (без которых не может быть и речи о мало-мальски правильном ведении хозяйства). У зажиточного крестьянства размер чистых доходов достигает такой суммы (120-170 руб.), которая резко выделяет его из общего уровня русского рабочего класса *.

	Средний доход на 1 хозяйство	Состав дохода от «промыслов»
от земле- делия⁵⁴	от «промыс- лов»	остатки от прежних лет	всего	от «личных промыс- лов»	от извоза	от промыш- ленных заведений и пред- приятий	разных доходов
а)	57,11	59,04	1,95	118,10	36,75	-	-	22,29
б)	127,69	49,22	1,21	178,12	35,08	6	2,08	6,06
в)	287,40	108,21	34,11	429,72	64,59	17,65	14,41	11,56
г)	496,52	146,67	110	753,19	48,77	22,22	48,88	26,80
д)	698,06	247,60	33	978,66	112	100	35	0,60
е)	698,39	975,20	93,20	1766,79	146	34	754,40	40,80
	292,74	164,67	34,03	491,44	59,09	19,36	70,75	15,47

Понятно, что соединение в одно целое рабочих и хозяев и вывод «среднего» бюджета дает картину «умеренного довольства» и «умеренного» чистого дохода:

* Кажущееся исключение представляет разряд д с громадным дефицитом (41 руб.), который, однако, покрыт займом. Дело объясняется тем, что в 3-х дворах (из 5-ти дворов этого разряда) были свадьбы, стоившие 200 руб. (Весь дефицит пяти дворов = 206 р. 90 к.) Поэтому расход этой группы на личное потребление, кроме пищи, поднялся до очень высокой цифры - 10 р. 41 к. на 1 душу об. пола, тогда как ни в одной другой группе, не исключая и богачей (е), этот расход не достигает и 6-ти рублей. Следовательно, этот дефицит совершенно противоположен, по своему характеру, дефициту бедноты. Это - дефицит не от невозможности удовлетворить минимальные потребности, а от повышения потребностей, несоразмерного с доходом данного года.

491 руб. дохода, 443 руб. расхода, 48 руб. избытка, в том числе 18 руб. деньгами. Но подобная средняя совершенно фиктивна. Она только прикрывает полную нищету массы низшего крестьянства (а и б, т. е. 30 бюджетов из 66), которое при ничтожном размере дохода (120-180 руб. на семью валового дохода) не в состоянии сводить концы с концами и существует, главным образом, батрачеством и поденщиной.

Точный учет денежных и натуральных доходов и расходов дает нам возможность определить отношение крестьянского разложения к рынку, для которого важен только денежный доход и расход. Доля денежной части бюджета в общем бюджете оказывается по группам следующей:

Мы видим, следовательно, что процент денежного дохода и расхода (особенно правильно расхода) увеличивается от средних групп к крайним. Наиболее резко выраженный торговый характер носит хозяйство безлошадного и многолошадного хозяина, а это означает, что оба живут, главным образом, продажей товара, только у одного таким товаром является его рабочая сила, а у другого продукт, произведенный на продажу с значительным (как увидим) употреблением наемного труда, т. е. продукт, принимающий форму капитала. Другими словами, и эти бюджеты показывают нам, что разложение крестьянства создает внутренний рынок для капитализма, превращая, с одной стороны, крестьянина в батрака, а, с другой стороны, в мелкого товаропроизводителя, в мелкого буржуа.

	Процент денежной части
расхода	дохода
к валовому
расходу	доходу
а)	57,10	54,6
б)	46,47	41,4
в)	43,57	45,7
г)	41,47	42,3
д)	46,93	40,8
е)	60,18	59,2
	49,14	47,9

Другой не менее важный вывод из этих данных - тот, что во всех группах крестьянства хозяйство в весьма значительной степени стало уже торговым, попало в зависимость от рынка: менее 40% нигде не опускается денежная часть дохода или расхода. А этот процент следует признать высоким, ибо речь идет о валовом доходе мелких земледельцев, в котором считано даже содержание скота, т. е. считана солома, мякина и т. п. * Очевидно, что даже крестьянство средней черноземной полосы (где денежное хозяйство в общем развито слабее, чем в промышленной полосе или в степных окраинах) не может абсолютно существовать без купли-продажи, находится уже в полной зависимости от рынка, от власти денег. Нечего и говорить о том, какое громадное значение имеет этот факт и в какую глубокую ошибку впадают наши народники, когда они стараются замолчать его **, увлекаемые своим сочувствием к натуральному хозяйству, безвозвратно канувшему в вечность. В современном обществе нельзя жить, не продавая, и все, что задерживает развитие товарного хозяйства, ведет лишь к ухудшению положения производителей. «Вредные стороны капиталистического способа производства, - говорит Маркс о крестьянине, - ... совпадают здесь с вредом, проистекающим от недостаточного развития капиталистического способа производства. Крестьянин становится купцом и промышленником без тех условий, при которых он мог бы производить свой продукт в виде товара» («Das Kapital», III, 2, 346. Русский перевод, стр. 671) ⁵⁶.

Заметим, что бюджетные данные вполне опровергают то довольно распространенное еще воззрение, которое приписывает важную роль податям в деле развития товарного хозяйства. Несомненно, что денежные оброки

* Расход на содержание скота почти весь натуральный: из 6316,21 руб., расходуемых на это всеми 66 хозяйствами, деньгами израсходовано только 1535,2 руб., из которых 1102,5 руб. падает на 1 хозяина-предпринимателя, держащего 20 лошадей, видимо, с промышленными целями.

** Особенно часто встречалась эта ошибка в прениях (1897-го года) о значении низких хлебных цен ⁵⁵.

и подати были в свое время важным фактором развития обмена, но в настоящее время товарное хозяйство уже вполне стало на ноги, и указанное значение податей отходит далеко на второй план. Сопоставляя расход на подати и повинности со всем денежным расходом крестьян, получаем отношение: 15,8% (по группам: а- 24,8%; б- 21,9%; в - 19,3%; г - 18,8%; д -15,4% и е - 9,0%). Следовательно, максимальный расход на подати втрое меньше остального денежного расхода, обязательного для крестьянина при современных условиях общественного хозяйства. Если же мы будем говорить не о роли податей в развитии обмена, а об отношении их к доходу, то мы увидим, что отношение это непомерно высоко. Как сильно тяготеют над современным крестьянином традиции дореформенной эпохи, это всего рельефнее видно из существования податей, поглощающих седьмую часть валового расхода мелкого земледельца, или даже батрака с наделом. Кроме того, распределение податей внутри общины оказывается поразительно неравномерным: чем состоятельнее крестьянин, тем меньшую долю составляют подати ко всему его расходу. Безлошадный платит сравнительно с своим доходом почти втрое больше, чем многолошадный (см. выше табличку о распределении расходов). Мы говорим о распределении податей внутри общины потому, что если рассчитать размер податей и повинностей на 1 десятину надела, то размер их окажется почти уравнительным. После всего вышеизложенного нас не должна удивлять эта неравномерность; она неизбежна в нашей общине, покуда эта община сохраняет свой обязательный, тягловый характер. Как известно, крестьяне делят все подати по земле: доля податей и доля земли сливается для них в одно понятие «душа» *. Между тем разложение крестьянства ведет, как мы видели, к уменьшению

* См. В. Орлов. «Крестьянское хозяйство». «Сборник стат. свед. по Моск. губ.», т. IV, в. I. - Триро-гов. «Община и подать». - Keussler. «Zur Geschichte und Kritik des bauerlichen Gemeindebesitzes in Russland» (Кейслер. «К истории и критике крестьянского общинного владения в России». Ред.). - В. В. «Крестьянская община» («Итоги земской статистики», т. I).

роли надельной земли на обоих полюсах современной деревни. Естественно, что при таких условиях распределение податей по надельной земле (неразрывно связанное с обязательным характером общины) ведет к переложению податей с зажиточного крестьянства на бедноту. Община (т. е. круговая порука ⁵⁷ и отсутствие права отказа от земли) становится все более и более вредной для крестьянской бедноты *.

(Б) Переходя к вопросу о характеристике крестьянского земледелия, приведем сначала общие данные о хозяйствах:

Группы	Чис- ло хо- зя- ев	Чис- ло душ обо- его пола на 1 семью	Число работников на 1 семью	Дво- ров с бат- ра- ками	Число хозяев	Надел	Посева на 1 двор десят.	Дес. посе- ва на 1 душу обо- его пола	% арен- дован- ной земли к своей
сво- их	наня- тых	всего	сдаю- щих зем- лю	арен- дую- щих землю	земли на 1 двор, дес.	на соб- ствен- ной земле	на арен- дован- ной земле	всего
a)	12	4,08	1	-	1	-	5	-	5,9	1,48	-	1,48	0,36	-
б)	18	4,94	1	0,17	1,17	3	3	5	7,4	2,84	0,58	3,42	0,69	20,5
в)	17	8,23	2,17	0,12	2,29	2	-	9	12,7	5,62	1,31	6,93	0,84	23,4
г)	9	13,00	2,66	0,22	2,88	2	-	6	18,5	8,73	2,65	11,38	0,87	30,4
д)	5	14,20	3,2	0,2	3,4	1	-	5	22,9	11,18	6,92	18,10	1,27	61,9
е)	5	16,00	3,2	1,2	4,4	2	-	5	23	10,50	10,58	21,08	1,32	100,7
Всего	66	8,27	1,86	0,21	2,07	10	8	30	12,4	5,32	2,18	7,5	0,91	41,0

Из этой таблички видно, что отношение между группами по сдаче и аренде земли, по размерам семьи и посева, по найму батраков и пр. оказывается совершенно однородным и по бюджетным и по вышеразобранным массовым данным. Мало того: и абсолютные данные о хозяйстве каждой группы оказываются очень близкими к данным по целым уездам. Вот сравнение бюджетных и вышеразобранных данных:

* Само собою разумеется, что еще больший вред крестьянской бедноте принесет столыпинское (ноябрь 1906 г.) разрушение общины ⁵⁸. Это - русское «enrichissez-vous» («обогащайтесь». Ред.): черносотенцы - богатые крестьяне! грабьте вовсю, только поддержите падающий абсолютизм! (Прим. ко 2-му изд.)

Таким образом, положение безлошадного и однолошадного крестьянина во всех указанных местностях представляется почти одинаковым, так что бюджетные данные можно считать достаточно типичными.

Приводим данные об имуществе и инвентаре крестьянского хозяйства различных групп. [См. таблицу на стр. 151. Ред.]

	На один двор приходится *
у безлошадных	у однолошадных
душ об. пола	аренды десятин	посева десятин	всего скота голов	душ об. пола	аренды десятин	посева десятин	всего скота голов
Бюджеты	4,1	-	1,5	0,8	4,9	0,6	3,4	2,6
4 уезда Воронеж, губ.	4,4	0,1	1,4	0,6	5,9	0,7	3,4	2,7
Новоуз. у. Самарс. губ.	3,9	0,3	2,1	0,5	4,7	1,4	5,0	1,9
4 у. Саратовской губ.	3,9	0,4	1,2	0,5	5,1	1,6	4,5	2,3
Камыш, у. Сарат. губ.	4,2	0,3	1,1	0,6	5,1	1,6	5,0	2,3
3 уезда Нижегор. губ.	4,1	0,2	1,8	0,7	5,2	1,1	4,4	2,4
2 уезда Орловской губ.	4,4	0,1	?	0,5	5,7	1,0	?	2,3

Эта таблица наглядно иллюстрирует ту разницу в обеспечении разных групп инвентарем и скотом, о которой мы говорили выше на основании массовых данных. Мы видим здесь совершенно различную имущественную обеспеченность различных групп, причем это различие доходит до того, что даже лошади оказываются у неимущего крестьянина совсем не такие, как у состоятельного **. Лошадь однолошадного крестьянина, это - настоящая «живая дробь», правда все-таки не «четверть лошади», а целых «двадцать семь пятьдесят вторых» лошади! *** 60

* Размер посева не по 4-м, а по одному Задонскому уезду Воронежской губ.

** В немецкой сельскохозяйственной литературе есть монографии Дрекслера, содержащие данные о весе скота у землевладельцев разных групп по количеству земли 59. Данные эти еще рельефнее, чем приведенные цифры русской земской статистики, показывают неизмеримо худшее качество скота у мелких крестьян по сравнению с крупными крестьянами и особенно помещиками. Я надеюсь обработать эти данные для печати в недалеком будущем. (Примеч. ко 2-му изданию.)

*** Если бы применить эти бюджетные нормы о стоимости строений, инвентаря и скота в разных группах крестьянства - к тем итоговым данным по 49 губерниям Евр. России, которые были приведены выше, то оказалось бы, что одна пятая доля крестьянских дворов владеет значительно большим количеством средств производства, чем все остальное крестьянство.

Таблица со стр.151 [[перенесена при оцифровке в отдельный файл для широких таблиц]]

Возьмем далее данные о составе расходов на хозяйство *:

Состав расходов на хозяйство в рублях на один двор
Группы	На пастуха и мелкие расходы	На пополнение и ремонт	На аренду	На работников и сдельные работы	Итого	На корм скота	Всего
строе- ний	инвен- таря и скота	всего
а)	0,52	2,63	0,08	2,71	0,25	3,52	7,00	8,12	15,12
б)	2,94	4,59	5,36	9,95	6,25	2,48	21,62	36,70	58,32
в)	5,73	14,38	8,78	23,16	17,41	3,91	50,21	71,21	121,42
г)	12,01	18,22	9,70	27,92	49,32	6,11	95,36	127,03	222,39
д)	19,32	13,60	30,80	44,40	102,60	8,20	174,52	173,24	347,76
е)	51,42	56,00	75,80	131,80	194,35	89,20	466,77	510,07	976,84
Всего	9,37	13,19	13,14	26,33	35,45	10,54	81,69	98,91	180,60

Эти данные очень красноречивы. Они рельефно показывают нам полную мизерность «хозяйства» не только безлошадного, но и однолошадного крестьянина, - и полную неправильность обычного приема рассматривать таких крестьян вместе с немногочисленным, но сильным крестьянством, расходующим сотни рублей на хозяйство, имеющим возможность и улучшать инвентарь, и принанимать «работничков», и вести широкую «закупку» земли, арендуя на 50-100-200 рублей в год **. Заметим кстати, что сравнительно высокий расход безлошадного крестьянина на «работников и сдельные работы» объясняется, по всей вероятности, тем, что статистики смешали под этой рубрикой две совершенно различные вещи: наем рабочего, который должен работать инвентарем нанимателя, т. е. наем батрака

* Расход на содержание скота производится преимущественно натурой, остальные же расходы на хозяйство - большей частью денежные.

** Как мила должна быть такому «хозяйственному мужичку» «арендная теория» г-на Карышева, требующая долгих арендных сроков, удешевления аренды, вознаграждения за улучшения и пр. Это именно то, что ему нужно.

или поденщика, - и наем соседа-хозяина, который должен своим инвентарем обработать землю нанимателя. Эти, диаметрально противоположные по своему значению, виды «найма» необходимо строго различать, как это и делал, например, В. Орлов (см. «Сборник стат. свед. по Моск. губ.», т. VI, вып. 1).

Рассмотрим теперь данные о доходе от земледелия. К сожалению, эти данные разработаны в «Сборнике» далеко недостаточно (отчасти, может быть, вследствие небольшого числа этих данных). Так, не разработан вопрос об урожайности; нет сведений о продаже каждого отдельного вида продуктов и об условиях этой продажи. Ограничимся поэтому следующей краткой табличкой.

В этой табличке сразу бросается в глаза резкое исключение: громадное понижение процента денежного дохода от земледелия в высшей группе, несмотря на ее наибольшие посевы. Наиболее крупное земледельческое хозяйство является таким образом наиболее, по-видимому, натуральным. Чрезвычайно интересно рассмотреть поближе это кажущееся исключение, которое проливает свет на весьма важный вопрос о связи земледелия с «промыслами» предпринимательского характера. Как мы уже видели, значение этого рода

Доход от земледелия в рублях
Группы	Всего	Денежный доход	Доход от промыслов на 1 хозяйство
Ha 1 хозяйство	На 1 душу об. пола	Ha 1 хозяйство	% ко всему доходу от земледелия
а)	57,11	13,98	5,53	9,68	59,04
б)	127,69	25,82	23,69	18,55	49,22
в)	287,40	34,88	54,40	18,93	108,21
г)	496,52	38,19	91,63	18,45	146,67
д)	698,06	49,16	133,88	19,17	247,60
е)	698,39	43,65	42,06	6,02	975,20
	292,74	35,38	47,31	16,16	164,67

промыслов особенно велико в бюджетах многолошадных хозяев. Судя по рассматриваемым данным, для крестьянской буржуазии в этой местности особенно типично стремление соединять земледелие с торгово-промышленными предприятиями *. Нетрудно видеть, что хозяев подобного рода, во-первых, неправильно сопоставлять с чистыми земледельцами; а во-вторых, что земледелие при таких условиях зачастую только кажется натуральным. Когда с земледелием соединяется техническая обработка сельскохозяйственных продуктов (мукомольное, маслобойное, картофельно-крахмальное, винокуренное и другие производства), то денежный доход такого хозяйства может быть отнесен не к доходу от земледелия, а к доходу от промышленного заведения. На самом же деле земледелие будет в этом случае торговым, а не натуральным. То же самое придется сказать и про такое хозяйство, в котором масса земледельческих продуктов потребляется натурой на содержание батраков и лошадей, служащих для какого-либо промышленного предприятия (напр., почтовая гоньба). А именно такого рода хозяйство мы и имеем среди хозяйств высшей группы (бюджет № 1 по Коротоякскому уезду. Семья в 18 человек, 4 семейных работника, 5 батраков, 20 лошадей; доход от земледелия - 1294 рубля, почти весь натуральный, а от промышленных предприятий - 2675 рублей. И подобное «натуральное крестьянское хозяйство» присоединяется к безлошадным и однолошадным для вывода общей «средней»). Мы видим на этом примере еще раз, как важно соединять группировку по размеру и виду земледельческого хозяйства с группировкой по размеру и типу «промыслового» хозяйства. (В) Посмотрим теперь на данные о жизненном уровне крестьян. Расход на пищу натурой показан в «Сборнике»

* Из 12-ти безлошадных хозяев ни один не получает дохода от промышленных заведений и предприятий; из 18-ти однолошадных - один; из 17-ти двухлошадных - двое; из 9-ти трехлошадных - трое; из 5-ти четырехлошадных - двое; из 5-ти хозяев, имеющих более 4-х лошадей, - четверо.

не весь. Мы выделяем главное: земледельческие продукты и мясо *.

Приходится на 1 душу обоего пола
Группы	хлебных продуктов	то же в переводе на рожь, в пудах	Мяса, пудов
Муки ржаной, мер	Муки ячной и пшенной, пудов	Пшена и гречи, мер	Муки пшеничной и крупчатки, фунтов	Картофеля, мер	Ржи и пшеницы	Других хлебов	Итого
а)	13,12	0,12	1,92	3,49	13,14	13,2	4,2	17,4	0,59
б)	13,21	0,32	2,13	3,39	6,31	13,4	3,0	16,4	0,49
в)	19,58	0,27	2,17	5,41	8,30	19,7	3,5	23,2	1,18
г)	18,85	1,02	2,93	1,32	6,43	18,6	4,2	22,8	1,29
д)	20,84	-	2,65	4,57	10,42	20,9	4,2	25,1	1,79
е)	21,90	-	4,91	6,25	3,90	22,0	4,2	26,2	1,79
	18,27	0,35	2,77	4,05	7,64	18,4	3,8	22,2	1,21

Из этой таблички видно, что мы были правы, соединяя безлошадных и однолошадных крестьян вместе и противополагая их остальным. Отличительный признак названных групп крестьянства - недостаток питания и ухудшение его качества (картофель). Однолошадный крестьянин питается даже хуже, в некоторых отношениях, чем безлошадный. Общая «средняя» даже по этому вопросу оказывается совершенно фиктивной, прикрывая недостаточное питание массы крестьян - удовлетворительным питанием состоятельного крестьянства, которое потребляет почти в полтора раза больше земледельческих продуктов и втрое более мяса *, чем беднота.

* Соединяя под этим термином графы «Сборника»: говядина, баранина, свинина, свиное сало. Перевод других хлебов на рожь сделан по нормам «Сравнительной статистики» Янсона, принятым нижегородскими статистиками (см. «Материалы» по Горбатовскому уезду. Основание перевода - процент усвояемого белка).

** Насколько ниже в деревнях у крестьян потребление мяса по сравнению с горожанами, видно хотя бы из следующих отрывочных данных. В Москве за 1900 год убито на городских бойнях скота около 4 миллионов пудов стоимостью всего на 18 986 714 р. 59 к. («Московские Ведомости» 1901, № 55). Это дает на 1 душу обоего пола около 4 пудов или около 18 руб. в год. (Примеч. во 2-му изд.)

Для сравнения остальных данных о питании крестьян все продукты должны быть взяты по их ценности - в рублях:

Приходится на 1 душу в рублях
Группы	Муки всякой и крупы	Овощей, масла постного и фруктов	Карто- феля	Всего земле- дель- ческих продук- тов	Всего продук- тов ското- водства *	Всего покуп- ных продук- тов **	Итого продук- тов	В том числе день- гами	Денежного расхода
На земле- дель- ческие продук- ты	На продукты ското- водства
а)	6,62	1,55	1,62	9,79	3,71	1,43	14,93	5,72	3,58	0,71
б)	7,10	1,49	0,71	9,30	5,28	1,79	16,37	4,76	2,55	0,42
в)	9,67	1,78	1,07	12,52	7,04	2,43	21,99	4,44	1,42	0,59
г)	10,45	1,34	0,85	12,64	6,85	2,32	21,81	3,27	0,92	0,03
д)	10,75	3,05	1,03	14,83	8,79	2,70	26,32	4,76	2,06	-
е)	12,70	1,93	0,57	15,20	6,37	6,41	27,98	8,63	1,47	0,75
	9,73	1,80	0,94	12,47	6,54	2,83	21,84	5,01	1,78	0,40

Итак, общие данные о питании крестьян подтверждают сказанное выше. Ясно выделяются три группы: низшая (безлошадные и однолошадные), средняя (двух- и трех-лошадные) и высшая, которая питается почти вдвое лучше, чем низшая. Общая «средняя» стирает обе крайние группы. Денежный расход на пищу оказывается и абсолютно и относительно наибольшим в двух крайних группах: у сельских пролетариев и у сельской буржуазии. Первые покупают больше, хотя потребляют меньше среднего крестьянина, покупают самые необходимые земледельческие продукты, в которых они испытывают нужду. Последние покупают больше, потому что потребляют больше, расширяя особенно потребление неземледельческих продуктов. Сопоставление этих двух крайних групп наглядно показывает нам, как создается

* Говядины, свинины, свиного сала, баранины, коровьего масла, молочных продуктов, кур и яиц.

** Соли, рыбы соленой и свежей, сельдей, водки, пива, чая и сахара.

в капиталистической стране внутренний рынок на предметы личного потребления *. Остальные расходы на личное потребление таковы:

Эти расходы не всегда правильно рассчитывать на 1 душу об. пола, так как, например, стоимость топлива, освещения, домашнего обзаведения и пр. не пропорциональна числу членов семьи.

И эти данные показывают разделение крестьянства (по высоте жизненного уровня) натри различные группы. При этом обнаруживается следующая интересная особенность: денежная часть расхода на все личное потребление оказывается наибольшей в низших группах (около половины расхода - деньгами у а), тогда как в высших группах денежный расход не поднимается, составляя лишь около трети. Каким образом примирить это с вышеотмеченным фактом, что процент денежного расхода вообще повышается в обеих крайних группах? Очевидно, в высших группах денежный расход направлен

* Из денежных расходов на земледельческие продукты первое место занимает покупка ржи - главным образом беднотой; затем покупка овощей. Расход на овощи составляет 85 коп. на 1 душу об. пола (по группам от 56 коп. у б до 1 р. 31 к. у д), в том числе деньгами - 47 коп. Этот интересный факт показывает нам, что даже в сельском населении, не говоря уже о городском, складывается рынок на продукты одной из форм торгового земледелия - именно огородничества. Расход на постное масло - на ²/₃ натуральный; значит, в этой области преобладает еще домашнее производство и примитивное ремесло.

главным образом на производительное потребление (расходы на хозяйство), тогда как в низших - на личное потребление. Вот точные данные об этом:

Следовательно, превращение крестьянства в сельский пролетариат создает рынок главным образом на предметы потребления, а превращение его в сельскую буржуазию создает рынок главным образом на средства производства. Иначе говоря, в низших группах «крестьянства» мы наблюдаем превращение рабочей силы в товар, в высших - превращение средств производства в капитал. Оба эти превращения и дают именно тот процесс создания внутреннего рынка, который установлен теорией по отношению к капиталистическим странам вообще. Поэтому-то Фр. Энгельс и писал о голоде 1891 года, что он означает создание внутреннего рынка для капитализма ⁶¹ - положение, не понятное для народников, которые видят в разорении крестьянства лишь упадок «народного производства» ⁶², а не превращение патриархального хозяйства в капиталистическое.

Г-н Н. -он написал целую книгу о внутреннем рынке, не заметив процесса создания внутреннего рынка разложением крестьянства. В своей статье: «Чем объяснить рост наших государственных доходов?» («Новое Слово», 1896, № 5, февраль) он касается этого вопроса в следующем рассуждении: таблицы доходов американского рабочего показывают, что, чем ниже доход, тем больше, относительно, расход на пищу. Следовательно,

если уменьшается потребление пищи, то еще более уменьшается потребление других продуктов. А в России уменьшается потребление хлеба и водки, значит уменьшается также потребление других продуктов, из чего следует, что большее потребление состоятельного «слоя» (стр. 70) крестьянства более чем уравновешивается понижением потребления массы. - В этом рассуждении три ошибки: во-1-х, подменяя крестьянина рабочим, г. Н. -он перепрыгивает через вопрос; дело идет именно о процессе создания рабочих и хозяев. Во-2-х, подменив крестьянина рабочим, г. Н. -он сводит все потребление к личному, забывая о производительном потреблении, о рынке на средства производства. В-З-х, г. Н. -он забывает, что процесс разложения крестьянства есть в то же время процесс смены натурального хозяйства товарным, что, следовательно, рынок может создаваться не увеличением потребления, а превращением натурального потребления (хотя бы и более обильного) в денежное или платящее потребление (хотя бы и менее обильное). Мы видели сейчас по отношению к предметам личного потребления, что безлошадные крестьяне меньше потребляют, но больше покупают, чем среднее крестьянство. Они становятся беднее, получая и расходуя в то же время больше денег, - а именно обе эти стороны процесса и необходимы для капитализма *.

В заключение воспользуемся бюджетными данными для сравнения жизненного уровня крестьян и сельских рабочих. Рассчитывая размеры личного потребления не на 1 душу населения, а на одного взрослого работника (по нормам нижегородских статистиков в указанном выше сборнике), получаем такую табличку:

* Этот факт, кажущийся с первого взгляда парадоксом, находится на самом деле в полной гармонии с основными противоречиями капитализма, которые на каждом шагу встречаются в действительной жизни. Поэтому внимательные наблюдатели деревенского быта сумели подметить этот факт совершенно независимо от теории. «Для развития его деятельности, - говорит Энгельгардт о кулаке, торгаше и пр., - важно, чтобы крестьяне были бедны... чтобы крестьяне получали много денег» («Письма из деревни», стр. 493). Сочувствие к «солидному (sic!!) земледельческому быту» (ibid.) не мешало иногда Энгельгардту вскрывать самые глубокие противоречия внутри пресловутой общины.

Для сопоставления с этим данных о жизненном уровне сельских рабочих, мы можем взять, Во-1-х, средние цены на труд. За 10 лет (1881-1891) средняя плата годовому батраку в Воронежской губернии была 57 руб., считая же и содержание - 99 руб. *, так что содержание стоило 42 рубля. Размеры личного потребления батраков и поденщиков с наделом (безлошадных и однолошадных крестьян) стоят ниже этого уровня. Стоимость всего содержания семьи составляет лишь 78 руб. у безлошадного «крестьянина» (при семье в 4 души) и 98 руб. у однолошадного (при семье в 5 душ), т. е. меньше, чем стоит содержание батрака. (Мы исключили из бюджетов безлошадного и однолошадного расходы на хозяйство и на подати и повинности, ибо надел сдается в этой местности не дешевле, чем за подати.) Как и следовало ожидать, положение рабочего, привязанного к наделу, оказывается хуже, чем положение рабочего, свободного от этой привязи (мы не говорим уже о том, в какой громадной степени прикрепление к наделу развивает отношения кабалы и личной зависимости). Денежный расход батрака несравненно выше, чем денежный расход на личное потребление у однолошадного и без-

«С.-х. и стат. свед., полученные от хозяев». Изд. департамента земледелия. В. V. СПБ. 1892. С. А. Короленко: «Вольнонаемный труд в хозяйствах и т. д.».

лошадного крестьянина. Следовательно, прикрепление к наделу задерживает рост внутреннего рынка.

Во-2-х, мы можем воспользоваться данными земской статистики о потреблении батраков. Возьмем данные из «Сборника стат. свед. по Орловской губ.», по Карачевскому уезду (т. V, в. 2, 1892), основанные на сведениях о 158 случаях батрачества *. Переводя месячный паек на годовой, получаем:

Следовательно, по своему жизненному уровню однолошадные и безлошадные крестьяне стоят не выше батраков, приближаясь даже скорее к minimum'y жизненного уровня батрака.

Общий вывод из обзора данных о низшей группе крестьянства получается, следовательно, такой: и по отношению ее к другим группам, вытесняющим низшее крестьянство из земледелия, и по размерам хозяйства, покрывающего лишь часть расходов на содержание семьи, и по источнику средств к жизни (продажа рабочей силы), и, наконец, по жизненному уровню эта группа должна быть отнесена к батракам и поденщикам с наделом ***.

* Различие в условиях между Орловской и Воронежской губ. невелико, и данные, как увидим, приводятся обычные. Мы не берем данных из вышеуказанного сочинения С. А. Короленко (см. сопоставление этих данных в статье г. Маресса: «Влияние урожаев и т. д.», I, 11), ибо даже сам автор признает, что гг. землевладельцы, от которых получены эти данные, иногда «увлекались»...

*** Вероятно, народники выведут из нашего сопоставления высоты жизненного уровня у батраков и у низшей группы крестьянства, что мы «стоим за» обезземеление крестьянства, и пр. Такой вывод будет неверен. Из сказанного следует лишь, что мы «стоим за» отмену всех стеснений права крестьян на сво-

Заканчивая этим изложение земско-статистических данных о крестьянских бюджетах, мы не можем не остановиться на разборе тех приемов, которые употребляет для разработки бюджетных данных г. Щербина, составитель «Сборника оценочных сведений» и автор статьи о крестьянских бюджетах в известной книге: «Влияние урожаев и хлебных цен и т. д.» (т. II) ⁶³. Г-н Щербина заявляет к чему-то в «Сборнике», что он пользуется теорией «известного политико-эконома К. Маркса» (стр. 111); на самом же деле он прямо извращает эту теорию, смешивая различие между постоянным и переменным капиталом с различием между основным и оборотным капиталом (ibid.), перенося без всякого смысла эти термины и категории развитого капитализма на крестьянское земледелие (passim) и т. д. Вся обработка бюджетных данных у г. Щербины сводится к одному сплошному и невероятному злоупотреблению «средними величинами». Все оценочные сведения относятся к «среднему» крестьянину. Доход с земли, вычисленный для 4-х уездов, делится на число хозяйств (вспомните, что у безлошадного этот доход около 60 руб. на семью, а у богача - около 700 руб.). Определяется «величина постоянного капитала» (sic!!?) «на 1 хозяйство» (стр. 114), т. е. стоимость всего имущества, определяется «средняя» стоимость инвентаря, средняя стоимость торгово-промышленных заведений (sic!) - 15 рублей на 1 хозяйство. Г-н Щербина игнорирует ту мелочь, что эти заведения находятся в частной собственности зажиточного меньшинства, и делит их навсех «уравнительно»! Определяется «средний» расход на аренду (стр. 118), составляющий, как мы видели, 6 рублей у однолошадного и 100-200 руб. у богача. Все это складывается и делится на число хозяйств. Определяется даже «средний» расход на «ремонт капиталов» (ibid.). Что это

бодное распоряжение землей, на отказ от надела, на выход из общины. Судьей того, выгоднее ли быть батраком с наделом или батраком без надела, может быть только сам крестьянин. Поэтому подобные стеснения ни в каком случае и ничем не могут быть оправданы. Защита же этих стеснений народниками превращает последних в служителей интересам наших аграриев.

значит, - аллах ведает. Если это означает пополнение и ремонт инвентаря и скота, то вот приведенные уже нами выше цифры: у безлошадного этот расход равен 8 (восьми) копейкам на 1 хозяйство, а у богача - 75 рублям. Не очевидно ли, что если мы будем складывать подобные «крестьянские хозяйства» и делить на число слагаемых, то у нас получится «закон средних потребностей», открытый г-ном Щербиной еще в сборнике по Острогожскому уезду (т. II, вып. II, 1887) и столь блистательно примененный впоследствии? А затем уже из такого «закона» нетрудно сделать вывод, что «крестьянин удовлетворяет не минимальные потребности, а средний уровень их» (с. 123 и мн. др.), что крестьянское хозяйство являет особый «тип развития» (с. 100) и т. п., и т. д. Подкреплением этого нехитрого приема «уравнивать» сельский пролетариат и крестьянскую буржуазию является знакомая уже нам группировка по наделу. Если бы мы применили ее, например, к бюджетным данным, то мы соединили бы в одну группу таких, например, крестьян (в категории многонадельных, с 15-25 дес. надела на семью): один сдает половину надела (в 23,5 дес), сеет 1,3 дес, живет главным образом «личными промыслами» (удивительно, как это хорошо звучит!), получает доходу 190 руб. на 10 душ об. пола (бюджет № 10 по Коротоякскому уезду). Другой приарендовывает 14,7 дес, сеет 23,7 дес, держит батраков, получает 1400 руб. доходу на 10 душ об. пола (бюджет № 2 по Задонскому уезду). Не ясно ли, что мы получим особый «тип развития», если будем складывать хозяйства батраков и поденщиков с хозяйствами крестьян, нанимающих рабочих, и делить сумму иа число слагаемых? Стоит только пользоваться всегда и исключительно «средними» данными о крестьянском хозяйстве, - и все «превратные идеи» о разложении крестьянства окажутся раз навсегда изгнанными. Именно так и поступает г. Щербина, применяя подобный прием en grand в своей статье в книге: «Влияние урожаев и т. д.». Здесь делается грандиозная попытка

учесть бюджеты всего русского крестьянства - все посредством тех же самых, испытанных, «средних». Будущий историк русской экономической литературы с удивлением отметит тот факт, что предрассудки народничества привели к забвению самых элементарных требований экономической статистики, обязывающих строго разделять хозяев и наемных рабочих, какой бы формой землевладения они ни были объединены, как бы ни были многочисленны и разнообразны переходные типы между ними.

XIII. ВЫВОДЫ ИЗ II ГЛАВЫ

Резюмируем главнейшие положения, которые следуют из выше рассмотренных данных:

1) Общественно-экономическая обстановка, в которую поставлено современное русское крестьянство, есть товарное хозяйство. Даже в центральной земледельческой полосе (которая наиболее отстала в этом отношении сравнительно с юго-восточными окраинами или с промышленными губерниями) крестьянин вполне подчинен рынку, от которого он зависит и в личном потреблении и в своем хозяйстве, не говоря даже о податях.

2) Строй общественно-экономических отношений в крестьянстве (земледельческом и общинном) показывает нам наличность всех тех противоречий, которые свойственны всякому товарному хозяйству и всякому капитализму: конкуренцию, борьбу за хозяйственную самостоятельность, перебивание земли (покупаемой и арендуемой), сосредоточение производства в руках меньшинства, выталкивание большинства в ряды пролетариата, эксплуатацию его со стороны меньшинства торговым капиталом и наймом батраков. Нет ни одного экономического явления в крестьянстве, которое бы не имело этой, специфически свойственной капиталистическому строю, противоречивой формы, т. е. которое не выражало бы борьбы и розни интересов, не означало плюс для одних и минус для других. Такова и аренда, и покупка земли, и «промыслы» в их диаметрально

противоположных типах; таков же и технический прогресс хозяйства.

Этому выводу мы придаем кардинальное значение не только в вопросе о капитализме в России, но и в вопросе о значении народнической доктрины вообще. Именно эти противоречия и показывают нам наглядно и неопровержимо, что строй экономических отношений в «общинной» деревне отнюдь не представляет из себя особого уклада («народного производства» и т. п.), а обыкновенный мелкобуржуазный уклад. Вопреки теориям, господствовавшим у нас в последние полвека, русское общинное крестьянство - не антагонист капитализма, а, напротив, самая глубокая и самая прочная основа его. Самая глубокая, - потому что именно здесь, вдали от каких бы то ни было «искусственных» воздействий и несмотря на учреждения, стесняющие развитие капитализма, мы видим постоянное образование элементов капитализма внутри самой «общины». Самая прочная, - потому что на земледелии вообще и на крестьянстве в особенности тяготеют с наибольшей силой традиции старины, традиции патриархального быта, а вследствие этого - преобразующее действие капитализма (развитие производительных сил, изменение всех общественных отношений и т. д.) проявляется здесь с наибольшей медленностью и постепенностью *.

3) Совокупность всех экономических противоречий в крестьянстве и составляет то, что мы называем разложением крестьянства. Сами крестьяне в высшей степени метко и рельефно характеризуют этот процесс термином: «раскрестьянивание» *. Этот процесс означает коренное разрушение старого патриархального крестьянства и создание новых типов сельского населения.

Прежде чем переходить к характеристике этих типов, заметим следующее. Указание на этот процесс делалось в нашей литературе очень давно и очень часто.

* Ср. «Das Kapital», ?, S. 527. ⁶⁴ «Сельскохозяйственный обзор по Нижегородской губ.» за 1892 г.

Например, еще г. Васильчиков, пользовавшийся трудами Валуевской комиссии ⁶⁵, констатировал образование «сельского пролетариата» в России и «распадение крестьянского сословия» («Землевладение и земледелие», 1-е изд., т. I, гл. IX). Указывал на этот факт и В. Орлов («Сборник стат. свед. по Московской губ.», т. IV, в. 1, стр. 14) и многие другие. Но все эти указания оставались совершенно отрывочными. Никогда не делалось попытки систематически изучить это явление, и потому, несмотря на богатейшие данные земско-статистических подворных переписей, мы и по сю пору имеем недостаточно сведений об этом явлении. В связи с этим находится и то обстоятельство, что большинство авторов, касавшихся данного вопроса, смотрит на разложение крестьянства, как на простое возникновение имущественных неравенств, как на простую «дифференциацию», как любят говорить народники вообще и г. Карышев в особенности (см. его книгу об «Арендах» и статьи в «Русском Богатстве»). Несомненно, что возникновение имущественного неравенства есть исходный пункт всего процесса, но одной этой «дифференциацией» процесс отнюдь не исчерпывается. Старое крестьянство не только «дифференцируется», оно совершенно разрушается, перестает существовать, вытесняемое совершенно новыми типами сельского населения, - типами, которые являются базисом общества с господствующим товарным хозяйством и капиталистическим производством. Эти типы - сельская буржуазия (преимущественно мелкая) и сельский пролетариат, класс товаропроизводителей в земледелии и класс сельскохозяйственных наемных рабочих.

В высшей степени поучительно, что чисто теоретический анализ процесса образования земледельческого капитализма указывает на разложение мелких производителей как на важный фактор этого процесса. Мы имеем в виду одну из наиболее интересных глав 3-го тома «Капитала», именно главу 47: «Генезис капиталистической поземельной ренты». Исходным пунктом этого генезиса Маркс берет отработочную ренту

(Arbeitsrente) - «когда непосредственный производитель одну часть недели работает на земле, фактически принадлежащей ему, при помощи орудий производства (плуга, скота и пр.), принадлежащих ему фактически или юридически, а остальные дни недели работает даром в имении землевладельца, работает на землевладельца» («Das Kapital», III, 2, 323. Русск. пер. 651). Следующей формой ренты является рента продуктами (Produktenrente) или натуральная рента, когда непосредственный производитель производит весь продукт на земле, эксплуатируемой им самим, отдавая землевладельцу весь прибавочный продукт натурой. Производитель становится здесь более самостоятельным и получает возможность приобретать своим трудом некоторый излишек сверх того количества продуктов, которое удовлетворяет его необходимые потребности. «Вместе с этой формой» [ренты] «появятся более крупные различия в хозяйственном положении отдельных непосредственных производителей. По крайней мере, является возможность этого и даже возможность того, что этот непосредственный производитель приобретает средства для того, чтобы в свою очередь прямо эксплуатировать чужой труд» (S. 329. Русск. пер. 657) ⁶⁷. Итак, еще при господстве натурального хозяйства, при первом же расширении самостоятельности зависимых крестьян, появляются уже зачатки их разложения. Но развиться эти зачатки могут только при следующей форме ренты, при денежной ренте, которая является простым изменением формы натуральной ренты. Непосредственный производитель отдает землевладельцу не продукты, а цену этих продуктов *. Базис этого вида ренты остается тот же:

* В русском переводе (стр. 651 и сл.) этот термин передан выражением «трудовая рента». Мы считаем наш перевод более правильным, так как на русском языке есть специальное выражение «отработки», означающее именно работу зависимого земледельца на землевладельца ⁶⁶.

** Надо строго отличать денежную ренту от капиталистической поземельной ренты: последняя предполагает в земледелии капиталистов и наемных рабочих; первая - зависимых крестьян. Капиталистическая рента есть часть сверхстоимости, остающаяся за вычетом предпринимательской прибыли, а денежная рента есть цена всего прибавочного продукта, уплачиваемая крестьянином землевладельцу. Пример денежной ренты в России - крестьянский оброк помещику. Нет сомнения, что и в современных податях наших крестьян есть известная доля денежной ренты. Иногда и крестьянская аренда земли приближается к денежной ренте, когда высокая плата за землю оставляет на долю крестьянина не более, как скудную заработную плату.

непосредственный производитель по-прежнему является традиционным владельцем земли, но «этот базис идет здесь навстречу своему разложению» (330). Денежная рента «предполагает уже более значительное развитие торговли, городской промышленности, вообще товарного производства, а с ним и денежного обращения» (331) ⁶⁸. Традиционное, обычно-правовое отношение зависимого крестьянина к землевладельцу превращается здесь в чисто денежное отношение, основанное на договоре. Это ведет, с одной стороны, к экспроприации старого крестьянства, с другой - к выкупу крестьянином своей земли и своей свободы. «Далее, превращению натуральной ренты в денежную не только непременно сопутствует, но даже предшествует образование класса неимущих поденщиков, нанимающихся за деньги. В течение периода их возникновения, когда этот новый класс появляется лишь спорадически, у лучше поставленных обязанных оброком (rentepflichtigen) крестьян развивается по необходимости обыкновение эксплуатировать за свой счет сельских наемных рабочих... Таким образом у них складывается мало-помалу возможность накоплять известное состояние и самим обратиться в будущих капиталистов. Среди самих прежних владельцев земли, которые сами ее обрабатывали, возникает, таким образом, рассадник капиталистических арендаторов, развитие которых зависит от общего развития капиталистического производства вне пределов сельского хозяйства» («Das Kapital», III, 2, 332. Русск. пер., 659-660) ⁶⁹.

4) Разложение крестьянства, развивая на счет среднего «крестьянства» его крайние группы, создает два новых типа сельского населения. Общий признак обоих типов - товарный, денежный характер хозяйства. Первый новый тип - сельская буржуазия или зажиточ-

ное крестьянство. Сюда относятся самостоятельные хозяева, ведущие торговое земледелие во всех его разнообразных формах (мы опишем главнейшие из этих форм в главе IV), затем владельцы торгово-промышленных заведений, хозяева торговых предприятий и т. п. Соединение торгового земледелия с торгово-промышленными предприятиями есть специфически свойственный этому крестьянству вид «соединения земледелия с промыслами». Из этого зажиточного крестьянства вырабатывается класс фермеров, ибо аренда земли для продажи хлеба играет (в земледельческой полосе) громадную роль в их хозяйстве, нередко большую, чем надел. Размеры хозяйства превышают здесь в большинстве случаев рабочие силы семьи, и потому образование контингента сельских батраков, а еще более поденщиков, есть необходимое условие существования зажиточного крестьянства *. Свободные деньги, получаемые в виде чистого дохода этим крестьянством, обращаются или на торговые и ростовщические операции, так непомерно развитые в нашей деревне, либо - при благоприятных условиях - вкладываются в покупку земли, улучшения хозяйства и т. п. Одним словом, это - мелкие аграрии. Численно крестьянская буржуазия составляет небольшое меньшинство всего крестьянства, - вероятно, не более одной пятой доли дворов (что соответствует приблизительно трем десятым населения), причем это отношение, разумеется, сильно колеблется в разных местностях. Но по своему значению во всей совокупности крестьянского хозяйства, - в общей сумме принадлежащих крестьянству средств производства, в общем количестве производимых крестьянством земледельческих продуктов, - крестьянская буржуазия является безусловно преобладающей. Она - господин современной деревни.

* Заметим, что употребление наемного труда не есть обязательный признак понятия мелкой буржуазии. Под это понятие подходит всякое самостоятельное производство на рынок, при наличности в общественном строе хозяйства описанных нами выше (п. 2) противоречий, - в частности при превращении массы производителей в наемных рабочих.

5) Другой новый тип - сельский пролетариат, класс наемных рабочих с наделом. Сюда входит неимущее крестьянство, в том числе и совершенно безземельное, но типичнейшим представителем русского сельского пролетариата является батрак, поденщик, чернорабочий, строительный или иной рабочий с наделом. Ничтожный размер хозяйства на клочке земли и притом хозяйства, находящегося в полном упадке (о чем особенно наглядно свидетельствует сдача земли), невозможность существовать без продажи рабочей силы (= «промыслы» неимущего крестьянства), в высшей степени низкий жизненный уровень - даже уступающий, вероятно, жизненному уровню рабочего без надела, - вот отличительные черты этого типа . К представителям сельского пролетариата должно отнести не менее половины всего числа крестьянских дворов (что соответствует приблизительно ⁴/₁₀ населения), т. е. всех безлошадных и большую часть однолошадных крестьян (разумеется, это лишь массовый примерный расчет, подлежащий в различных районах более или менее значительным видоизменениям, сообразно с местными условиями). Основания, которые заставляют думать, что такая значительная доля крестьянства принадлежит уже теперь к сельскому пролетариату, были приведены выше **.

* Для того, чтобы доказать правильность отнесения неимущего крестьянства к классу наемных рабочих с наделом, надо показать не только, как и какое крестьянство продает рабочую силу, но также и - как и какие предприниматели покупают рабочую силу. Это будет показано в следующих главах.

** Проф. Конрад считает для настоящего крестьянина в Германии нормой - пару рабочего скота (Gespannbauernguter), см. «Землевладение и сельское хозяйство» (М. 1896), стр. 84-85. Для России эту норму скорее следовало бы взять выше. При определении понятия «крестьянин» Конрад берет именно процент лиц или дворов, занятых «наемной работой» или «подсобными промыслами» вообще (ibid.). - Проф. Стебут, которому в вопросах фактических нельзя отказать в авторитетности, писал в 1882 году: «С падением крепостного права крестьянин с своей мелкой хозяйственной единицей, при исключительном возделывании хлебов, следовательно, преимущественно в средней черноземной полосе России, перешел уже в большинстве случаев в ремесленника, батрака или поденщика, занимающегося сельским хозяйством лишь побочно» («Статьи о русском сельском хозяйстве, его недостатках и мерах к его усовершенствованию». М. 1883. Стр. 11). Очевидно, что к ремесленникам здесь относятся и наемные рабочие в промышленности (строительные и т. п.). Как ни неправильно это словоупотребление, но оно очень распространено в нашей литературе, даже специально экономической.

Следует добавить, что в нашей литературе зачастую слишком шаблонно понимают то положение теории, что капитализм требует свободного, безземельного рабочего. Это вполне верно, как основная тенденция, но в земледелие капитализм проникает особенно медленно и среди чрезвычайного разнообразия форм. Наделение сельского рабочего землей делается очень часто в интересах самих сельских хозяев, и потому тип сельского рабочего с наделом свойственен всем капиталистическим странам. В разных государствах он принимает различные формы: английский коттер (cottager) не то, что парцелльный крестьянин Франции или Рейнских провинций, а этот последний опять-таки не то, что бобыль или кнехт в Пруссии. Каждый из них носит на себе следы особых аграрных порядков, особой истории аграрных отношений, - но это не мешает однако экономисту обобщать их под один тип сельскохозяйственного пролетария. Юридическое основание его права на кусочек земли совершенно безразлично для такой квалификации. Принадлежит ли ему земля на праве полной собственности (как парцелльному крестьянину) или ее дает ему лишь в пользование лендлорд или Rittergutsbesitzer *, или, наконец, он владеет ею, как член великорусской крестьянской общины, - дело от этого нисколько не меняется *. Относя неимущее

** Приведем примеры различных европейских форм наемного труда в земледелии из «Handwort. der Staatswiss.» («Землевладение и сельское хозяйство». М. 1896). «Крестьянское имение, - говорит И. Конрад, - нужно отличать от парцеллы, от участка «бобыля» или «огородника», владелец которого принужден искать еще стороннего занятия и заработка» (стр. 83- 84). «Во Франции, по переписи 1881 г., 18 млн. чел., т. е. несколько менее половины населения, жило сельским хозяйством: около 9 млн. землевладельцев, 5 млн. арендаторов и половников, 4 млн. поденщиков и мелких земельных собственников или арендаторов, живших по преимуществу наемной работой... Предполагают, что во Франции по меньшей мере 75% сельских рабочих имеет собственную землю» (с. 233, Гольц). В Германия к числу сельских рабочих относятся следующие категории, владеющие землей: 1) кутники, бобыли, огородники [нечто вроде наших дарственных] ⁷⁰; 2) контрактовые поденщики; они владеют землей, нанимаясь на определенную часть года [ср. у нас «трехдневники»] ⁷¹. «Контрактовые поденщики составляют главную массу сельскохозяйственных рабочих в тех местностях Германии, где преобладает крупное землевладение» (стр. 236)! 3) с.-х. рабочие, ведущие хозяйство на арендованной земле (стр. 237).

крестьянство к сельскому пролетариату, мы не говорим ничего нового. Это выражение употреблялось уже неоднократно многими писателями, и только экономисты народничества упорно толкуют о крестьянстве вообще, как о чем-то антикапиталистическом, закрывая глаза на то, что масса «крестьянства» заняла уже вполне определенное место в общей системе капиталистического производства, именно, место сельскохозяйственных и промышленных наемных рабочих. У нас очень любят, например, превозносить наш аграрный строй, сохраняющий общину и крестьянство и т. д., и противопоставлять его остзейскому строю с его капиталистической организацией земледелия. Небезынтересно поэтому взглянуть, какие типы сельского населения относятся иногда в Остзейском крае ⁷² к классу батраков и поденщиков. Крестьяне в остзейских губерниях разделяются на многоземельных (25-50 дес. в особом участке), бобылей (3-10 дес, бо-быльские участки) и безземельных. Бобыль, как справедливо замечает г. С. Короленко, «ближе всего подходит к общему типу русского крестьянина центральных губерний» («Вольнонаемный труд», стр. 495); он вечно вынужден делить свое время между разными поисками заработков и собственным хозяйством. Но особенно интересно для нас экономическое положение батраков. Дело в том, что сами помещики находят выгодным наделять их землей в счет платы. Вот примеры землевладения остзейских батраков: 1) 2 дес. земли (мы переводим в десятины лофштели: Lofstelle = ¹/₃ дес); муж работает 275 дней, жена - 50 в году с платой по 25 коп. в день; 2) 2²/₃ дес. земли; «батрак держит 1 лошадь, 3 коровы, 3 овцы и 2 свиньи» (стр. 508), батрак работает через неделю, а жена - 50 дней; 3) 6 дес. земли (Баусский у., Курляндской губ.), «батрак держит 1 лошадь, 3 коровы, 3 овцы и несколько свиней» (стр. 518), он работает 3 дня в неделю, жена - 35 дней в году; 4) в Газенпотском уезде Курляндской губ. - 8 дес. земли, «во всех случаях батраки получают даровой помол и врачебную помощь с лекарствами, а дети их обучаются в школе» (стр. 519) и т. д. Мы обращаем внимание читателя на размеры землевладения и

хозяйства этих батраков, - т. е. на те именно условия, которые выделяют, по мнению народников, наших крестьян из общеевропейского аграрного строя, соответствующего капиталистическому производству. Соединим все примеры, сообщенные в цитированном издании: у 10 батраков 31¹/₂ десятины земли, значит, в среднем по 3,15 дес. на 1 батрака. К батракам относятся здесь и крестьяне, работающие меньшую часть года на помещика (¹/₂ года муж и 35-50 дней жена), относятся и однолошадные, имеющие по 2, даже по 3 коровы. Спрашивается, в чем же состоит пресловутое отличие нашего «общинного крестьянина» от остзейского батрака подобного типа? В Остзейском крае называют вещи их настоящим именем, а у нас соединяют однолошадных батраков с богатыми крестьянами, выводят «средние», толкуют умиленно об «общинном духе», о «трудовом начале», о «народном производстве», о «соединении земледелия с промыслами»...

6) Промежуточным звеном между этими пореформенными типами «крестьянства» является среднее крестьянство. Оно отличается наименьшим развитием товарного хозяйства. Самостоятельный земледельческий труд разве лишь в лучший год и при особо благоприятных условиях покрывает содержание такого крестьянства, и потому оно находится в крайне неустойчивом положении. В большинстве случаев средний крестьянин не может свести концов с концами без того, чтобы не прибегать к займам под отработки и т. п., без того, чтобы не искать «подсобных» сторонних заработков, состоящих тоже отчасти из продажи рабочей силы, и т. д. Каждый неурожай выбрасывает массы среднего крестьянства в ряды пролетариата. По своим общественным отношениям эта группа колеблется между высшей, к которой она тяготеет и в которую удается попасть лишь небольшому меньшинству счастливцев, и между низшей, в которую ее сталкивает весь ход общественной эволюции. Мы видели, что крестьянская буржуазия оттесняет не только низшую, но и среднюю группу крестьянства. Таким образом происходит специфически

свойственное капиталистическому хозяйству вымывание средних членов и усиление крайностей - «раскрестьянивание».

7) Разложение крестьянства создает внутренний рынок для капитализма. В низшей группе это образование рынка происходит на счет предметов потребления (рынок личного потребления). Сельский пролетарий, по сравнению с средним крестьянством, меньше потребляет, - и притом потребляет продукты худшего качества (картофель вместо хлеба и пр.), - но больше покупает. Образование и развитие крестьянской буржуазии создает рынок двояким путем: во-первых и главным образом, - на счет средств производства (рынок производительного потребления), ибо зажиточное крестьянство стремится превратить в капитал те средства производства, которые оно «собирает» и от «оскудевших» помещиков и от разоряющихся крестьян. Во-вторых, рынок создается здесь и на счет личного потребления вследствие расширения потребностей у более состоятельных крестьян *.

8) По вопросу о том, идет ли вперед разложение крестьянства и как быстро, - мы не имеем точных статистических данных, которые бы можно было поставить рядом с данными комбинационных таблиц (§§ I-VI). Это и неудивительно, ибо до сих пор (как мы уже заметили) не было сделано даже попытки систематически изучить хотя бы статику разложения крестьянства и указать те формы, в которых происходит этот процесс **.

* Только этот факт образования внутреннего рынка разложением крестьянства и в состоянии объяснить, например, громадный рост внутреннего рынка на хлопчатобумажные продукты, - производство которых так быстро росло в пореформенный период рука об руку с массовым разорением крестьянства. Г-н Н. -он, иллюстрирующий свои теории о внутреннем рынке именно на примере нашей текстильной индустрии, совершенно не сумел объяснить того, как могло иметь место это противоречивое явление.

** Единственным исключением является прекрасная работа И. Гурвича: «The economics of the russian village». New York, 1892. Русск. пер. «Экономическое положение русской деревни». М. 1896. Надо удивляться тому искусству, с каким г. Гурвич обработал земско-статистические сборники, не дающие комбинационных таблиц о группах крестьян по хозяйственной состоятельности.

Но все общие данные об экономике нашей деревни свидетельствуют о непрерывном и быстром росте разложения: с одной стороны, «крестьяне» забрасывают и сдают землю, растет число безлошадных, «крестьяне» бегут в города и т. д., - с другой стороны, идут своим чередом и «прогрессивные течения в крестьянском хозяйстве», «крестьяне» покупают землю, улучшают хозяйство, вводят плуги, развивают травосеяние, молочное хозяйство и т. д. Мы знаем теперь, какие «крестьяне» участвуют в этих двух полярно противоположных сторонах процесса.

Затем, развитие переселенческого движения дает громадный толчок разложению крестьянства и особенно земледельческого крестьянства. Известно, что переселяются главным образом крестьяне из губерний земледельческих (из промышленных эмиграция совершенно ничтожна) и притом именно из густонаселенных центральных губерний, в которых всего более развиты отработки (задерживающие разложение крестьянства). Это во-1-х. А Во-2-х, из районов выселения идет главным образом крестьянство среднего достатка, а на родине остаются главным образом крайние группы крестьянства. Таким образом переселения усиливают разложение крестьянства на местах выхода и переносят элементы разложения на места вселения (батрачество новоселов в Сибири в первый период их новой жизни ). Эта связь переселений с разложением крестьянства вполне доказана И. Гурвичем в его превосходном исследовании: «Переселения крестьян в Сибирь» (М. 1888). Мы усиленно рекомендуем читателю эту книгу, которую усердно старалась замолчать наша народническая пресса *.

9) Громадную роль в нашей деревне играет, как известно, торговый и ростовщический капитал. Мы считаем лишним приводить многочисленные факты и указания источников на это явление: факты эти

* Стеснение переселений оказывает, таким образом, громадное задерживающее влияние на разложение крестьянства.

** См. также работу г. Приймака: «Цифровой материал для изучения переселений в Сибирь». (Прим. к 2-му изд.)

общеизвестны и не относятся прямо к нашей теме. Нас интересует лишь вопрос: в каком отношении к разложению крестьянства стоит торговый и ростовщический капитал в нашей деревне? есть ли связь между очерченными выше отношениями между группами крестьянства и отношениями крестьянских кредиторов к крестьянским должникам? является ли ростовщичество фактором и двигателем разложения или оно задерживает это разложение?

Укажем сначала, какую постановку этого вопроса дает теория. В том анализе капиталистического производства, который дал автор «Капитала», очень важное значение отведено, как известно, торговому и ростовщическому капиталу. Основные положения воззрений Маркса по этому предмету состоят в следующем: 1) торговый и ростовщический капитал, с одной стороны, и промышленный капитал [т. е. капитал, вложенный в производство, все равно - земледельческое или индустриальное], с другой стороны, представляет из себя один тип экономического явления, обнимаемого общей формулой: покупка товара дляпродажи его с барышом («Das Kapital», I, 2. Abschnitt*, 4 глава, особенно стр. 148-149 второго немецкого издания ⁷³). - 2) Торговый и ростовщический капитал всегда исторически предшествуют образованию промышленного капитала и логически являются необходимым условием этого образования («Das Kapital», III, 1, S. 312-316; русск. пер., с. 262-265; III, 2, 132-137, 149; русск. пер., с. 488-492, 502) ⁷⁴, но сами по себе ни торговый, ни ростовщический капитал не составляют еще достаточного условия для возникновения промышленного капитала (т. е. капиталистического производства)] они не всегда разлагают старый способ производства и ставят на его место капиталистический способ производства; образование этого последнего «зависит всецело от исторической ступени развития и от данных обстоятельств» (ibid., 2, 133, русск. пер., 489) ⁷⁵. «Как далеко заходит это разложение старого способа произ-

водства» (торговлей и торговым капиталом), «это зависит прежде всего от его прочности и его внутреннего строя. И к чему ведет этот процесс разложения, т. е. какой новый способ производства становится на место старого, - это зависит не от торговли, а от характера самого способа производства» (ibid., Ill, I, 316; русск. пер., 265) ⁷⁶. - 3) Самостоятельное развитие торгового капитала стоит в обратном отношении к степени развития капиталистического производства (ibid., S. 312, русск. пер., 262) ⁷⁷; чем сильнее развит торговый и ростовщический капитал, тем слабее развитие промышленного капитала (= капиталистического производства), и наоборот.

Следовательно, в применении к России следует разрешить вопрос: связывается ли у нас торговый и ростовщический капитал с промышленным? ведет ли торговля и ростовщичество, разлагая старый способ производства, к замене его капиталистическим способом производства или каким-либо иным? Это - вопросы факта, вопросы, которые должны быть разрешены по отношению ко всем сторонам русского народного хозяйства. По отношению к крестьянскому земледелию вышерассмотренные данные содержат в себе ответ на этот вопрос, именно ответ утвердительный. Обычное народническое воззрение, по которому «кулак» и «хозяйственный мужик» представляют из себя не две формы одного и того же экономического явления, а ничем между собою не связанные и противоположные типы явлений, - это воззрение решительно ни на чем не основано. Это - один из тех предрассудков народничества, которые никто даже и

* Г-н В. В. коснулся этого вопроса на первой же странице своих «Судеб капитализма», но ни в этом и ни в каком другом своем сочинении не попытался рассмотреть данные об отношении торгового и промышленного капитала в России. Г-н Н. -он, хотя и претендовал на верное следование теории Маркса, однако предпочел заменить точную и ясную категорию: «торговый капитал» неясным и расплывчатым термином своего изобретения: «капитализация» или «капитализация доходов»; и под прикрытием этого туманного термина преблагополучно обошел этот вопрос, прямо-таки обошел. Предшественником капиталистического производства в России у него является не торговый капитал, а... «народное производство»!

не пытался никогда доказать анализом точных экономических данных. Данные говорят обратное. Нанимает ли крестьянин рабочих для расширения производства, торгует ли крестьянин землей (вспомните вышеприведенные данные о широких размерах аренды у богачей) или бакалейным товаром, торгует ли он коноплей, сеном, скотом и пр. или деньгами (ростовщик), - он представляет из себя один экономический тип, операции его сводятся, в своей основе, к одному и тому же экономическому отношению. Далее, - что в русской общинной деревне роль капитала не исчерпывается кабалой и ростовщичеством, что капитал обращается также и на производство, это видно из того, что зажиточное крестьянство вкладывает деньги не только в торговые заведения и предприятия (см. выше), но и в улучшение хозяйства, в покупку и аренду земли, в улучшение инвентаря, наем рабочих и т. д. Если бы капитал в нашей деревне бессилен был создать что-либо кроме кабалы и ростовщичества, тогда бы мы не могли, по данным о производстве, констатировать разложение крестьянства, образование сельской буржуазии и сельского пролетариата, - тогда бы все крестьянство представляло из себя довольно ровный тип придавленных нуждою хозяев, среди которых выделялись бы лишь ростовщики, выделялись исключительно размером денежного имущества, а не размером и постановкой земледельческого производства. Наконец, из вышеразобранных данных следует то важное положение, что самостоятельное развитие торгового и ростовщического капитала в нашей деревне задерживает разложение крестьянства. Чем дальше пойдет развитие торговли, сближая деревню с городом, вытесняя примитивные сельские базары и подрывая монопольное положение деревенского лавочника, чем более будут развиваться европейски правильные формы кредита, вытесняя деревенского ростовщика, - тем дальше и глубже должно пойти разложение крестьянства. Капитал зажиточных крестьян, вытесняемый из мелкой торговли и ростовщичества, обратится в более широких размерах на про-

изводство, на которое он начинает обращаться уже теперь.

10) Другим важным явлением в экономике нашей деревни, которое задерживает разложение крестьянства, являются остатки барщинного хозяйства, т. е. отработки. Отработки основаны на натуральной оплате труда, - следовательно, на слабом развитии товарного хозяйства. Отработки предполагают и требуют именно среднего крестьянина, который не был бы вполне состоятельным (тогда он не закабалится под отработки), но не был бы также и пролетарием (чтобы взять отработки, надо иметь свой инвентарь, надо быть хоть мало-мальски «справным» хозяином).

Говоря выше, что крестьянская буржуазия есть господин современной деревни, мы абстрагировали эти задерживающие разложение факторы: кабалу, ростовщичество, отработки и прочее. В действительности настоящими господами современной деревни являются зачастую не представители крестьянской буржуазии, а сельские ростовщики и соседние землевладельцы. Подобное абстрагирование представляется однако приемом вполне законным, ибо иначе нельзя изучать внутренний строй экономических отношений в крестьянстве. Интересно отметить, что и народник употребляет такой прием, но только останавливается на полдороге, не доводя до конца своего рассуждения. Говоря о гнете податей и пр. в своих «Судьбах капитализма», г. В. В. замечает, что для общины, для «мира», в силу этих причин, «условий естественной (sic!) жизни больше не существует» (287). Прекрасно. Но весь вопрос именно в том, каковы эти «естественные условия», которые еще не существуют для нашей деревни. Для ответа на этот вопрос надо изучить строй экономических отношений внутри общины, приподняв, если можно так выразиться, те остатки дореформенной старины, которые затемняют эти «естественные условия» жизни нашей деревни. Если бы г. В. В. сделал это, он увидел бы, что этот строй деревенских отношений показывает полное разложение крестьянства, что, чем полнее будут вытеснены кабала, ростовщичество, отработки и проч., тем

глубже пойдет разложение крестьянства*. Выше мы показали, на основании земско-статистических данных, что это разложение есть теперь уже совершившийся факт, что крестьянство совершенно раскололось на противоположные группы.

* Между прочим. Говоря о «Судьбах капитализма» г-на В. В. и именно о VI главе, из которой взята цитата, нельзя не указать, что в ней есть очень хорошие и вполне справедливые страницы. Именно - те страницы, на которых автор говорит не о «судьбах капитализма» и даже совсем не о капитализме, а о способах взыскания податей. Характерно, что г. В. В. не замечает при этом неразрывной связи между этими способами и остатками барщинного хозяйства, которое он (как увидим ниже) способен идеализировать!

Страница 96 журнала «Начало» № 3 за 1899 г., в котором были напечатаны первые шесть параграфов III главы книги В. И. Ленина «Развитие капитализма в России».

ГЛАВА III ⁷⁸
ПЕРЕХОД ЗЕМЛЕВЛАДЕЛЬЦЕВ ОТ БАРЩИННОГО ХОЗЯЙСТВА К КАПИТАЛИСТИЧЕСКОМУ

От крестьянского хозяйства мы должны теперь перейти к помещичьему. Наша задача состоит в том, чтобы рассмотреть, в основных чертах, данный общественно-экономический строй помещичьего хозяйства и обрисовать характер эволюции этого строя в пореформенную эпоху.

I. ОСНОВНЫЕ ЧЕРТЫ БАРЩИННОГО ХОЗЯЙСТВА

За исходный пункт при рассмотрении современной системы помещичьего хозяйства необходимо взять тот строй этого хозяйства, который господствовал в эпоху крепостного права. Сущность тогдашней хозяйственной системы состояла в том, что вся земля данной единицы земельного хозяйства, т. е. данной вотчины, разделялась на барскую и крестьянскую; последняя отдавалась в надел крестьянам, которые (получая сверх того и другие средства производства - например, лес, иногда скот и т. п.) своим трудом и своим инвентарем обрабатывали ее, получая с нее свое содержание. Продукт этого труда крестьян представлял из себя необходимый продукт, по терминологии теоретической политической экономии; необходимый - для крестьян, как дающий им средства к жизни, для помещика, как дающий ему рабочие руки; совершенно точно так же, как продукт, возмещающий переменную часть стоимости капитала, является необходимым продуктом в капиталистическом обществе. Прибавочный же труд крестьян состоял в обработка ими тем же инвентарем помещичьей земли; продукт этого труда шел в пользу помещика. Прибавочный труд отделялся здесь, следо-

вательно, пространственно от необходимого: на помещика обрабатывали барскую землю, на себя - свои наделы; на помещика работали одни дни недели, на себя - другие. «Надел» крестьянина служил, таким образом, в этом хозяйстве как бы натуральной заработной платой (выражаясь применительно к современным понятиям), или средством обеспечения помещика рабочими руками. «Собственное» хозяйство крестьян на своем наделе было условием помещичьего хозяйства, имело целью «обеспечение» не крестьянина - средствами к жизни, а помещика - рабочими руками *.

Эту систему хозяйства мы и называем барщинным хозяйством. Очевидно, что ее преобладание предполагало следующие необходимые условия: во-первых, господство натурального хозяйства. Крепостное поместье должно было представлять из себя самодовлеющее, замкнутое целое, находящееся в очень слабой связи с остальным миром. Производство хлеба помещиками на продажу, особенно развившееся в последнее время существования крепостного права, было уже предвестником распадения старого режима Во-вторых, для такого хозяйства необходимо, чтобы непосредственный производитель был наделен средствами производства вообще и землею в частности; мало того - чтобы он был прикреплен к земле, так как иначе помещику не гарантированы рабочие руки. Следовательно, способы получения прибавочного продукта при барщинном и при капиталистическом хозяйствах диаметрально противоположны друг другу: первый основан на наделении производителя землей, второй - на освобождении производителя от земли *. В-третьих, условием такой системы хозяйства является личная зави-

* Чрезвычайно рельефно характеризует этот строй хозяйства А. Энгель-гардт в своих «Письмах из деревни» (СПБ. 1885, стр. 556-557). Он совершенно справедливо указывает, что крепостное хозяйство было известной правильной и законченной системой, распорядителем которой был помещик, наделявший крестьян землей и назначавший их на те или другие работы.

** Возражая Генри Джорджу, который говорил, что экспроприация массы населения есть великая и универсальная причина бедности и угнетения, Энгельс писал в 1887 г.: «Исторически это не вполне верно... В средние века не освобождение (expropriation) народа от земли, а, напротив, прикрепление (appropriation) его к земле было источником феодальной эксплуатации. Крестьянин сохранял свою землю, но был привязан к ней в качестве крепостного и был обязан платить землевладельцу трудом или продуктом» [«The condition of the working class in England in 1844". New York, 1887. Preface, p. Ill («Положение рабочего класса в Англии в 1844 году». Нью-Йорк, 1887. Предисловие, стр. III. Ред.)] ⁷⁹.

симость крестьянина от помещика. Если бы помещик не имел прямой власти над личностью крестьянина, то он не мог бы заставить работать на себя человека, наделенного землей и ведущего свое хозяйство. Необходимо, следовательно, «внеэкономическое принуждение», как говорит Маркс, характеризуя этот хозяйственный режим (подводимый им, как уже было указано выше, под категорию отработочной ренты. «Das Kapital», III, 2, 324) ⁸⁰. Формы и степени этого принуждения могут быть самые различные, начиная от крепостного состояния и кончая сословной неполноправностью крестьянина. Наконец, в-четвертых, условием и следствием описываемой системы хозяйства было крайне низкое и рутинное состояние техники, ибо ведение хозяйства было в руках мелких крестьян, задавленных нуждой, приниженных личной зависимостью и умственной темнотой.

II. СОЕДИНЕНИЕ БАРЩИННОЙ СИСТЕМЫ ХОЗЯЙСТВА С КАПИТАЛИСТИЧЕСКОЙ

Барщинная система хозяйства была подорвана отменой крепостного права. Подорваны были все главные основания этой системы: натуральное хозяйство, замкнутость и самодовлеющий характер помещичьей вотчины, тесная связь между ее отдельными элементами, власть помещика над крестьянами. Крестьянское хозяйство отделялось от помещичьего; крестьянину предстояло выкупить свою землю в полную собственность, помещику - перейти к капиталистической системе хозяйства, покоящейся, как было сейчас замечено, на диаметрально противоположных основаниях. Но подобный переход к совершенно иной системе не мог, конечно, произойти сразу, не мог по двум различным причинам. Во-первых, не было еще налицо тех условий, которые требуются для капиталистического производства. Требовался класс людей, привыкших к работе по найму, требовалась замена крестьянского инвентаря помещичьим;

требовалась организация земледелия как и всякого другого торгово-промышленного предприятия, а не как господского дела. Все эти условия могли сложиться лишь постепенно, и попытки некоторых помещиков в первое время после реформы выписать себе из-за границы заграничные машины и даже заграничных рабочих не могли не окончиться полным фиаско. Другая причина того, почему невозможен был сразу переход к капиталистической постановке дела, состояла в том, что старая, барщинная система хозяйства была лишь подорвана, но не уничтожена окончательно. Крестьянское хозяйство не было вполне отделено от хозяйства помещиков, так как в руках последних остались весьма существенные части крестьянских наделов: «отрезные земли», леса, луга, водопои, выгоны и пр. Без этих земель (или сервитутов) крестьяне совершенно не в состоянии были вести самостоятельного хозяйства, и помещики имели, таким образом, возможность продолжать старую систему хозяйства в форме отработков. Возможность «внеэкономического принуждения» тоже оставалась: временно-обязанное состояние ⁸¹, круговая порука, телесное наказание крестьянина, отдача его на общественные работы и т. д. Итак, капиталистическое хозяйство не могло сразу возникнуть, барщинное хозяйство не могло сразу исчезнуть. Единственно возможной системой хозяйства была, следовательно, переходная система, система, соединявшая в себе черты и барщинной и капиталистической системы. И действительно, пореформенный строй хозяйства помещиков характеризуется именно этими чертами. При всем бесконечном разнообразии форм, свойственном переходной эпохе, экономическая организация современного помещичьего хозяйства сводится к двум основным системам в самых различных сочетаниях, именно к системе отработочной и капиталистической. Первая состоит в обработке земли инвентарем окрестных крестьян, причем форма платы не изменяет сущности этой системы (будет ли это плата деньгами,

* Мы заменяем теперь термин «барщина» термином «отработки», так как последнее выражение более соответствует пореформенным отношениям и пользуется уже в нашей литературе правом гражданства.

как при издельном найме, или плата продуктом, как при испольщине, или плата землей или угодьями, как при отработках в узком смысле слова). Это - прямое переживание барщинного хозяйства *, и данная выше экономическая характеристика последнего при-ложима к отработочной системе почти целиком (единственное исключение то, что при одной из форм отработочной системы отпадает одно из условий барщинного хозяйства: именно при издельном найме вместо натуральной оплаты труда мы видим денежную). Капиталистическая система состоит в найме рабочих (годовых, сроковых, поденных и пр.), обрабатывающих землю инвентарем владельца. Названные системы переплетаются в действительности самым разнообразным и причудливым образом: в массе помещичьих имений соединяются обе системы, применяемые по отношению к различным хозяйственным работам *. Вполне естественно, что соединение столь разнородных и даже противоположных систем хозяйства ведет в действительной жизни к целому ряду самых глубоких и сложных конфликтов и противоречий, что под давлением этих противоречий целый ряд хозяев терпит крушение и т. д. Все это - явления, свойственные всякой переходной эпохе.

Если мы зададимся вопросом о сравнительной распространенности обеих систем, то придется сказать

* Вот пример, отличающийся особой рельефностью: «На юге Елецкого уезда (Орловской губернии), - пишет один корреспондент д-та земледелия, - в крупных помещичьих хозяйствах, рядом с обработкой годовыми рабочими, значительная часть земли обрабатывается крестьянами за сдаваемую им в аренду землю. Бывшие крепостные продолжают снимать землю у своих прежних помещиков и за это обрабатывают их землю. Такие деревни продолжают носить название «барщины» такого-то помещика» (С. А. Короленко, «Вольнонаемный труд и т. д.». Стр. 118). Или еще: «У меня в экономии, - пишет другой помещик, - все работы исполняются моими бывшими крестьянами (8 деревень, приблизительно 600 душ), за что они получают нагул для скота (от 2000 до 2500 дес); только поднимают землю в первый раз и сеют сеялками сроковые рабочие» (ibid., с. 325. Из Калужского уезда).

** «Самое большое число хозяйств ведется таким образом, что часть земли, хотя и самая незначительная, обрабатывается владельцами собственным инвентарем, годовыми и прочими рабочими, вся же остальная земля сдается крестьянам для обработки или испольно, или за землю, или за деньги» («Вольнонаемный труд», ibid., 96)... «В большинстве имений существуют одновременно почти все или многие способы найма» (т. е. способы «снабжения хозяйства рабочей силой»). «Сельское и лесное хозяйство России». Изд. д-та земледелия для выставки в Чикаго. СПБ. 1893, стр. 79.

прежде всего, что точных статистических данных по этому вопросу нет, да и вряд ли бы они могли быть собраны: для этого потребовался бы учет не только всех имений, но и всех хозяйственных операций во всех имениях. Данные имеются лишь приблизительные, в виде общей характеристики отдельных местностей по преобладанию той или другой системы. В сводном виде по отношению ко всей России такого рода данные приведены в вышецитированном издании д-та земледелия: «Вольнонаемный труд и т. д.». Г-н Анненский составил на основании этих данных очень наглядную картограмму, показывающую распространенность обеих систем («Влияние урожаев и т. д.» ⁸², I, 170). Сопоставляем эти данные в виде таблички, дополняя ее сведениями о размерах посева на частновладельческих землях в 1883-1887 гг. (по «Статистике Российской империи». IV. Средний урожай в Евр. России в пятилетие 1883-1887 гг. СПБ. 1888) *.

Группы губерний по преобладающей системе хозяйства у землевладельцев

I. Губернии с преобладанием капиталистической системы

II. Губернии с преобладанием смешанной системы

III. Губернии с преобладанием отработочной системы

Число губерний в черноземной в нечернозем- полосе ной полосе 10 12 о

Количество посевов всех хлебов и картофеля на частновладельческих землях (тыс. дес.) 7 407 2 222 6 281

* Из 50 губерний Евр. России исключены Архангельская, Вологодская, Олонецкая, Вятская, Пермская, Оренбургская и Астраханская, в которых в 1883-1887 гг. было всего 562 тыс. дес. посева на владельческих землях из всего числа 16 472 тыс. дес. этого рода посевов в Евр. России. - В I группу вошли следующие губернии: 3 прибалтийские, 4 западные (Ковенская, Виленская, Гродненская, Минская), 3 юго-западные (Киевская, Волынская, Подольская), 5 южных (Херсонская, Таврическая, Бессарабская, Екатеринославская, Донская), 1 юго-восточная (Саратовская), затем Петербургская, Московская и Ярославская. Во II группу: Витебская, Могилевская, Смоленская, Калужская, Воронежская, Полтавская и Харьковская. В III группу вошли остальные губернии. - Для большей точности следовало бы вычесть из всего посева на частновладельческих землях посев, принадлежащий арендаторам, но данных такого рода не имеется. Заметим, что подобное исправление вряд ли изменило бы наш вывод о преобладании капиталистической системы, так как в черноземной полосе арендуется большая доля владельческих пашен, а в губерниях этой полосы преобладает отработочная система.

Сводка о распространении в России разных систем хозяйства, составленная В. И. Лениным на странице 170 сборника «Влияние урожаев и хлебных цен на некоторые стороны русского народного хозяйства», том I, СПБ. 1897.

Итак, если в чисто русских губерниях преобладают отработки, то вообще по Евр. России капиталистическая система помещичьего хозяйства должна быть признана в настоящее время преобладающей. При этом наша таблица выражает это преобладание далеко не полно, ибо в I группе губерний есть такие, в которых отработки совершенно не применяются (прибалтийские, например), тогда как в III группе нет ни одной губернии, вероятно, даже ни одного ведущего свое хозяйство имения, в котором бы не применялась хотя отчасти капиталистическая система. Вот иллюстрация этого на основании данных земской статистики (Распопин. «Частновладельческое хозяйство в России по земским статистическим данным». «Юридический Вестник», 1887 г., №№ 11-12. № 12, стр. 634):

Наконец, необходимо заметить, что иногда отработочная система переходит в капиталистическую и настолько сливается с нею, что становится почти невозможным отделить одну от другой и различить их. Например, крестьянин снимает клочок земли, обязываясь отработать за него определенное число дней (явление, как известно, самое распространенное. См. примеры в следующем параграфе). Как провести тут разницу между таким «крестьянином» и тем западноевропейским или остзейским «батраком», который получает клочок земли с обязательством работать определенное число дней? Жизнь создает такие формы, которые соединяют противоположные по своим основным чертам системы хозяйства с замечательной постепенностью. Становится невозможным

сказать, где кончаются «отработки» и где начинается «капитализм».

Установивши таким образом тот основной факт, что все разнообразие форм современного помещичьего хозяйства сводится к двум системам, отработочной и капиталистической, в различных сочетаниях, - мы перейдем теперь к экономической характеристике обеих систем и посмотрим, какая из этих систем оттесняет другую под влиянием всего хода экономической эволюции.

III. ХАРАКТЕРИСТИКА ОТРАБОТОЧНОЙ СИСТЕМЫ

Виды отработков, как уже было замечено выше, чрезвычайно разнообразны. Иногда крестьяне за деньги нанимаются обрабатывать своим инвентарем владельческие земли - так называемые «издельный наем», «подесятинные заработки» *, обработка «кругов»** ⁸³ (т. е. одной десятины ярового и одной десятины озимого) и т. п. Иногда крестьяне берут в долг хлеб или деньги, обязываясь отработать либо весь долг, либо проценты по долгу ***. При этой форме особенно явственно выступает черта, свойственная отработочной системе вообще, именно кабальный, ростовщический характер подобного найма на работу. Иногда крестьяне работают «за потравы» (т. е. обязываются отработать установленный законом штраф за потраву), работают просто «из чести» (ср. Энгельгардт, l. c., стр. 56), - т. е. даром, за одно угощение, чтобы не лишиться других «заработков» от землевладельца. Наконец, очень распространены отработки за землю, либо в форме испольщины, либо в прямой форме работы за сданную крестьянам землю, угодья и прочее.

Очень часто при этом плата за арендуемую землю принимает самые разнообразные формы, которые иногда

*** «Сборник стат. свед. по Московской губ.», т. V. Вып. 1. М. 1879, стр. 186-189. Мы указываем источники только для примера. Вся литература о крестьянском и частновладельческом хозяйстве содержит массу подобных указаний.

даже соединяются вместе, так что рядом с денежной платой фигурирует и плата продуктом и «отработки». Вот парочка примеров: за каждую десятину обработать \112 дес. + 10 яиц + 1 курица + 1 женский рабочий день; за 43 дес. ярового по 12 руб., и 51 дес. озимого по 16 руб. деньгами + обмолотить столько-то копен овса, 7 копен гречи и 20 копен ржи + на арендуемой земле унавозить навозом со своих скотных дворов не менее 5 десятин по 300 возов на десятину (Карышев, «Аренды», стр. 348). Здесь даже крестьянский навоз превращается в составную часть частновладельческого хозяйства! На распространенность и разнообразие отработков показывает уже обилие терминов для них: отработки, отбучи, отбутки, барщина, басаринка, пособка, паныцина, поступок, выемка и проч. (ibid., 342). Иногда крестьянин обязывается при этом работать, «что прикажет владелец» (ibid., 346), обязывается вообще «послухать», «слухать» его, «пособлять» ему. Отработки «обнимают собой весь цикл работ деревенского обихода. Посредством отработков производятся все сельскохозяйственные операции по обработке полей и уборке хлеба и сена, запасаются дровами, перевозят грузы» (346-347), чинят крыши и трубы (354, 348), обязываются доставлять кур и яйца (ibid.). Исследователь Гдовского уезда С.-Петербургской губернии справедливо говорит, что встречающиеся виды отработков носят «прежний дореформенный барщинный характер» (349) *.

Особенно интересна форма отработков за землю - так называемых отработочных и натуральных аренд *.

* Замечательно, что все гигантское разнообразие различных форм отработков в России, различных форм аренды со всяческими доплатами и проч. - всецело исчерпывается темя основными формами докапиталистических порядков в земледелии, которые установил Маркс в 47-й главе III тома «Калитала». В предыдущей главе было уже замечено, что этих основных форм три: 1) отработочная рента; 2) рента продуктами или натуральная рента и 3) денежная рента. Вполне естественно поэтому, что Маркс хотел взять именно русские данные для иллюстрации отдела о поземельной ренте.

** По «Итогам земской статистики» (т. II), крестьяне арендуют за деньги 76% всех арендуемых ими земель; за отработки 3-7%; из части продукта 13-17% и, наконец, за смешанную плату 2-3% земель.

В предыдущей главе мы видели, как в крестьянской аренде проявляются капиталистические отношения; здесь мы видим «аренду», которая представляет из себя простое переживание барщинного хозяйства и которая переходит иногда незаметно в капиталистическую систему обеспечивать имение сельскими рабочими посредством наделения их кусочками земли. Данные земской статистики бесспорно устанавливают эту связь подобных «аренд» с собственным хозяйством сдатчиков земли. «При развитии собственных запашек в частновладельческих имениях у владельцев является потребность гарантировать себе добывание рабочих в нужное время. Отсюда развивается у них во многих местностях стремление раздавать землю крестьянам за отработки или - из доли продукта с отработками...». Эта система хозяйства «... имеет не малое распространение. Чем чаще практикуется собственное хозяйство сдатчиков, чем меньше предложение аренд и чем напряженнее спрос на них, тем шире развивается и этот вид найма земель» (ibid., стр. 266, ср. также 367). Итак, мы видим здесь аренду совсем особого рода, выражающую не отказ владельца от собственного хозяйства, а развитие частновладельческих запашек, - выражающую не укрепление крестьянского хозяйства посредством расширения его землевладения, а превращение крестьянина в сельского рабочего. В предыдущей главе мы видели, что в крестьянском хозяйстве аренда имеет противоположное значение, будучи для одних выгодным расширением хозяйства, для других - сделкой под влиянием нужды. Теперь мы видим, что и в помещичьем хозяйстве сдача земли в аренду имеет противоположное значение: иногда это - передача другому лицу хозяйства за уплату ренты; иногда это - способ ведения своего хозяйства, способ обеспечения имения рабочими силами.

* Ср. примеры, приведенные в примечании на стр. 134 (настоящий том, стр. 187. Ред.). При барщинном хозяйстве помещик давал крестьянину землю, чтобы крестьянин на него работал. При сдаче земли за отработки хозяйственная сторона дела, очевидно, та же самая.

Переходим к вопросу об оплате труда при отработках. Данные из различных источников единогласно свидетельствуют о том, что оплата труда при отработочном и кабальном найме бывает всегда более низкая, чем при капиталистическом «вольном» найме. Во-1-х, это доказывается тем, что натуральные аренды, т. е. отработочные и испольные (выражающие, как мы сейчас видели, лишь отработочный и кабальный наем), по общему правилу везде дороже, чем денежные и притом значительно дороже (ibid., 350), иногда вдвое (ibid., 356, Ржевский уезд Тверской губ.). Во-2-х, натуральные аренды развиты всего сильнее в беднейших группах крестьян (ibid., 261 и следующие). Это - аренды из нужды, «аренды» крестьянина, который уже не в силах сопротивляться превращению его таким образом в сельскохозяйственного наемного рабочего. Состоятельные крестьяне стараются снимать землю за деньги. «Наниматель пользуется малейшей возможностью вносить арендную сумму деньгами и тем удешевить стоимость пользования чужой землей» (ibid., 265) - и не только удешевить стоимость аренды, добавим от себя, но также и избавиться от кабального найма. В Ростовском-на-Дону уезде был констатирован даже такой замечательный факт, как переход от денежной аренды к скопщине ⁸⁴ по мере увеличения арендных цен, несмотря на уменьшение доли крестьян в скопщине (стр. 266, ibid.). Значение натуральных аренд, которые окончательно разоряют крестьянина и превращают его в сельского батрака, иллюстрируется этим фактом вполне наглядно *. В-З-х, прямое сравнение цен на

* Сводка новейших данных об арендах (г. Карышев в книге: «Влияние урожаев и пр.», т. I) вполне подтвердила, что только нужда заставляет крестьян брать землю исполу или за отработки, а состоятельные крестьяне предпочитают арендовать за деньги (стр. 317-320), так как натуральные аренды везде и повсюду несравненно дороже для крестьянина, чем денежные (стр. 342-346). Но все эти факты не помешали г-ну Карышеву изображать дело таким образом, что «несостоятельный крестьянин... получает возможность лучше удовлетворять потребностям питания путем некоторого увеличения своего посева на чужой земле исполу» (321). Вот до каких диких мыслей доводит людей предвзятое сочувствие к «натуральному хозяйству»! Доказано, что натуральные аренды дороже денежных, что они представляют своего рода track-system ⁸⁵ в земледелии, что они окончательно разоряют крестьянина и превращают его в батрака, - а наш экономист толкует об улучшении питания! Испольные аренды, изволите видеть, «должны помогать» «нуждающейся части сельского населения получать» в аренду землю (320). «Помощью» называет здесь г. экономист получение земли на самых худших условиях, на условии превращения в батрака! Спрашивается, где же разница между российскими народниками и российскими аграриями, которые всегда были готовы и всегда состоят готовыми оказать «нуждающейся части сельского населения» подобную «помощь»? Кстати, вот интересный пример. По Хотинскому уезду Бессарабской губ. средний дневной заработок испольщика определяют в 60 коп., а поденщика летом - 35-50 коп. «Выходит, что заработок испольщика все-таки выше платы батраку» (344; курсив г. Карышева). Это «все-таки» весьма характерно. Но ведь испольщик имеет, в отличие от батрака, расходы на хозяйство? ведь он должен иметь коня и упряжь? почему не сосчитаны эти расходы? Если средняя поденная плата летом в

труд при отработочном и капиталистическом «вольном» найме показывает более высокий уровень последних. В цитированном издании департамента земледелия: «Вольнонаемный труд и т. д.», рассчитывается, что средней платой за полную обработку крестьянским инвентарем одной десятины озимого хлеба надо считать 6 руб. (данные о средней черноземной полосе за 8 лет, 1883-1891). Если же рассчитать стоимость тех же работ по вольному найму, то получим 6 р. 19 к. только за пеший труд, не считая работы лошади (плату за работу лошади невозможно положить менее 4 р. 50 к., l. c., 45). Составитель справедливо считает такое явление «совершенно ненормальным» (ibid.). Заметим только, что более высокая оплата труда при чисто капиталистическом найме, сравнительно со всяческими формами кабалы и других докапиталистических отношений, есть факт, установленный не только для земледелия, но и для промышленности, не только для России, но и для других стран. Вот более точные и более подробные данные земской статистики по этому вопросу («Сборник стат. свед. по Саратовскому уезду», т. I, отд. III, стр. 18-19. Цитир. по «Арендам» г. Карышева, стр. 353):

Бессарабской губернии равна 40-77 коп. (1883-1887 и 1888-1892 гг.), то средняя плата работника с упряжью равна 124-180 коп. (1883-1887 и 1888-1892 гг.). Не «выходит» ли скорее, что батрак получает «все-таки» больше испольщика? Средняя поденная плата пешему работнику (средняя для целого года) определяется в 67 коп. для Бессарабской губ., за 1882-1891 гг. (ibid., 178).

Итак, при отработках (все равно как и при кабальном найме, соединенном с ростовщичеством) цены на труд оказываются обыкновенно более чем в два раза ниже сравнительно с капиталистическим наймом *. Так как отработки может брать на себя только местный и притом непременно «обеспеченный наделом» крестьянин, то этот факт громадного понижения платы ясно указывает на значение надела, как натуральной заработной платы. Надел в подобных случаях продолжает и в настоящее время служить средством «обеспечить» землевладельцу дешевые рабочие руки. Но различие между вольной и «полусвободной» работой далеко не исчерпывается различием в плате. Громадную важность имеет также то обстоятельство, что последний

* Как же не назвать после этого реакционной ту критику капитализма, которую дает, напр., такой народник, как кн. Васильчиков. В самом слове «вольнонаемный» - патетически восклицает он - заключается противоречие, ибо наем предполагает несамостоятельность, а несамостоятельность исключает «волю». О том, что капитализм ставит свободную несамостоятельность на место кабальной несамостоятельности, народничествующий помещик, разумеется, забывает.

** Выражение г-на Карышева, l. c. Напрасно не сделал г. Карышев того вывода, что испольные аренды «помогают» переживанию «полусвободного» труда.

вид работ всегда предполагает личную зависимость нанимающегося от нанимателя, предполагает всегда большее или меньшее сохранение «внеэкономического принуждения». Энгельгардт очень метко говорит, что раздача денег под отработки объясняется наибольшей обеспеченностью таких долгов: по исполнительному листу с крестьянина взыскать трудно, «работу же, на которую крестьянин обязался, начальство заставит его выполнить, хотя бы у него самого свой хлеб оставался несжатым» (l. c., 216). «Только многие годы рабства, крепостной работы на барина, могли выработать такое хладнокровие» (только кажущееся), с которым земледелец оставляет под дождем свой хлеб, чтобы ехать возить чужие снопы (ibid., 429). Без той или иной формы прикрепления населения к месту жительства, к «общине», без известной гражданской неполноправности, отработки, как система, были бы невозможны. Само собою разумеется, что неизбежным следствием описанных черт отработочной системы является низкая производительность труда: приемы хозяйства, основанного на отработках, могут быть только самые рутинные; труд закабаленного крестьянина не может не приближаться по своему качеству к труду крепостному.

Соединение отработочной и капиталистической системы делает современный строй помещичьего хозяйства чрезвычайно похожим по экономической организации на тот строй, который преобладал в нашей текстильной индустрии до появления крупной машинной индустрии. Там часть операций купец производил своими орудиями и наемными рабочими (снование пряжи, окраска и отделка ткани и проч.), а часть - орудиями крестьян-кустарей, работавших на него из его материала; здесь часть операций исполняется наемными рабочими, употребляющими инвентарь владельца, часть - трудом и инвентарем крестьян, работающих на чужой земле. Там с промышленным капиталом соединялся торговый, и над кустарем тяготела, кроме капитала, кабала, посредничество мастерков, truck-system и пр.; здесь точно так же с промышленным капиталом

соединяется торговый и ростовщический со всяческими формами понижения платы и усиления личной зависимости производителя. Там переходная система держалась веками, основываясь на ручной примитивной технике, и была сломана в каких-нибудь три десятилетия крупной машинной индустрией; здесь отработки держатся едва ли не с начала Руси (землевладельцы кабалили смердов еще во времена «Русской Правды» ⁸⁶), увековечивая рутинную технику, и начинают быстро уступать место капитализму только в пореформенную эпоху. И там и здесь старая система означает лишь застой в формах производства (а, следовательно, и во всех общественных отношениях) и господство азиатчины. И там и здесь новые, капиталистические формы хозяйства являются крупным прогрессом, несмотря на все свойственные им противоречия.

IV. ПАДЕНИЕ ОТРАБОТОЧНОЙ СИСТЕМЫ

Спрашивается теперь, в каком отношении стоит отработочная система к пореформенной экономике России?

Прежде всего, рост товарного хозяйства не мирится с отработочной системой, так как эта система основана на натуральном хозяйстве, на неподвижной технике, на неразрывной связи помещика и крестьянина. Поэтому эта система в полном виде совершенно неосуществима, и каждый шаг в развитии товарного хозяйства и торгового земледелия подрывает условия ее осуществимости.

Затем надо принять во внимание следующее обстоятельство. Из изложенного выше вытекает, что отработки в современном помещичьем хозяйстве следовало бы разделить на два вида: 1) отработки, которые может исполнить только крестьянин-хозяин, имеющий рабочий скот и инвентарь (например, обработка «круговой» десятины, вспашка и пр.), и 2) отработки, которые может исполнить и сельский пролетарий, не имеющий никакого инвентаря (например, жать, косить, молотить и т. п.). Очевидно, что как для крестьянского, так и для помещичьего хозяйства отработки первого и второго вида

имеют противоположное значение, и что последние отработки составляют прямой переход к капитализму, сливаясь с ним рядом совершенно неуловимых переходов. Обыкновенно в нашей литературе говорят об отработках вообще, не делая этого различия. Между тем в процессе вытеснения отработков капитализмом перенесение центра тяжести с отработков первого вида на отработки второго вида имеет громадное значение. Вот пример из «Сборника стат. свед. по Московской губернии»: «В наибольшем числе имений... обработка полей и посевов, т. е. работы, от тщательного выполнения которых зависит урожай, исполняются постоянными рабочими, а уборка хлебов, т. е. работа, при которой важнее всего своевременность и быстрота выполнения, сдаются окрестным крестьянам за деньги или за угодья» (т. V, в. 2, стр. 140). В подобных хозяйствах наибольшее число рабочих рук приобретается посредством отработков, но капиталистическая система, несомненно, преобладает, и «окрестные крестьяне» превращаются в сущности в сельских рабочих - вроде тех «контрактовых поденщиков» в Германии, которые тоже владеют землей и тоже нанимаются на определенную часть года (см. выше, стр. 124, примечание ). Громадная убыль числа лошадей у крестьян и увеличение числа безлошадных дворов под влиянием неурожаев 90-х годов не могло не оказать сильного влия-

** Конская перепись 1893-1894 гг. в 48 губерниях обнаружила убыль лошадей у всех ко невладельцев на 9,6%, убыль числа коневладельцев - на 28 321 человек. В губерниях: Тамбовской, Воронежской, Курской, Рязанской, Орловской, Тульской и Нижегородской убыль лошадей с 1888 по 1893 г. составила 21,2%. В семи других черноземных губерниях убыль с 1891 по 1893 г. составила 17%. В 38 губерниях Европ. России в 1888- 1891 гг. было 7 922 260 крестьянских дворов, из них лошадных - 5 736 436; в 1893-1894 гг. в этих губерниях было 8 288 987 дворов, из них лошадных - 5 647 233. След., число лошадных дворов убыло на 89 тысяч, число безлошадных увеличилось на 456 тысяч. Процент безлошадных с 27,6% поднялся до 31,9% («Статистика Росс, империи». XXXVII. СПБ. 1896). Выше мы показали, что по 48 губерниям Евр. России число безлошадных дворов возросло с 2,8 млн. в 1888-1891 гг. до 3,2 млн. в 1896 -1900 гг. - т. е. с 27,3% до 29,2%. В 4-х южных губерниях (Бессарабской, Екатеринославской, Таврической, Херсонской) число безлошадных дворов возросло с 305,8 тысяч в 1896 г. до 341,6 тыс. в 1904 г., т. е. с 34,7% до 36,4%. (Прим. ко 2-му изд.)

ния на ускорение этого процесса вытеснения отработочной системы - капиталистическою *.

Наконец, как на главнейшую причину падения отработочной системы, следует указать на разложение крестьянства. Связь отработков (первого вида) именно с средней группой крестьянства ясна и a priori, - как мы уже отметили выше, - и может быть доказана данными земской статистики. Например, в сборнике по Задонскому уезду Воронежской губ. даны сведения о числе хозяйств, взявших сдельные работы, в различных группах крестьянства. Вот эти данные в процентных отношениях:

Отсюда ясно видно, что участие в сдельных работах ослабевает в обеих крайних группах. Наибольшая доля дворов с сдельными работами приходится на среднюю группу крестьянства. Так как сдельные работы тоже относятся нередко в земско-статистических сборниках к «заработкам» вообще, то мы видим здесь, следовательно, пример типичных «заработков» среднего крестьянства, - точно так же, как в предыдущей главе мы ознакомились с типичными «заработками» низшей и высшей группы крестьянства. Рассмотренные там виды «заработков» выражают развитие капитализма (торгово-промышленные заведения и продажа рабочей силы), а данный вид «заработков», наоборот, выражает отсталость капитализма и преобладание отработков (если

* Ср. также С. А. Короленко. «Вольнонаемный труд и т. д.», стр. 46- 47, где, на основании конских переписей 1882 и 1888 гг., приводятся примеры того, как уменьшение числа лошадей у крестьян сопровождается увеличением числа лошадей у частных владельцев.

предположить, что в общей сумме «сдельных работ» преобладают такие работы, которые мы отнесли к отработкам первого вида).

Чем дальше идет падение натурального хозяйства и среднего крестьянства, тем сильнее отработки должны быть оттесняемы капитализмом. Зажиточное крестьянство, естественно, не может служить основанием для системы отработков, так как только крайняя нужда заставляет крестьянина браться за наихудше оплачиваемые и разорительные для его хозяйства работы. Но и сельский пролетариат равным образом не годится для отработочной системы, хотя уже по другой причине: не имея никакого хозяйства или имея ничтожный клочок земли, сельский пролетарий не так привязан к нему, как «средний» крестьянин, и вследствие этого ему гораздо легче уйти на сторону и наняться на «вольных» условиях, т. е. за более высокую плату и без всякой кабалы. Отсюда - повсеместное недовольство наших аграриев против ухода крестьян в города и на «сторонние заработки» вообще, отсюда их жалобы на то, что крестьяне «мало привязаны» (см. ниже, стр. 183 ). Развитие чисто капиталистической наемной работы подрывает под корень систему отработков **.

** Вот пример, отличающийся особенной рельефностью. Земские статистики объясняют сравнительную распространенность денежной и натуральной аренды в различных местах Бахмутского уезда Екатеринославской губернии следующим образом:

«Местности наибольшего распространения денежной аренды лежат в районе каменноугольной и ка-менносоляной промышленности, а наименьшего - входят в состав степного и чисто земледельческого района. Крестьяне вообще неохотно идут на чужую работу, а на более стеснительную и недостаточно оплачиваемую работу в частных «экономиях» - в особенности. Работа в шахтах и вообще при рудничном и горнозаводском деле тяжела и вредит здоровью рабочего, но она, вообще говоря, лучше оплачивается и привлекает его перспективой ежемесячной или еженедельной получки денег, которых он обыкновенно не видит, работая в «экономии», так как или отрабатывает там «землицу», «соломку», «хлебец» или успел уже забрать все деньги вперед на свои всегдашние нужды и т. п. Все это побуждает рабочего уклоняться от работ в «экономиях», как он и делает, раз есть возможность заработать деньги помимо «экономии». А такая возможность представляется более всего именно там, где много шахт, на которых рабочим платят «хорошие» деньги. Заработав «грбши» на шахтах, крестьянин может арендовать на них землю, не обязываясь работой «экономии», и таким образом устанавливается господство денежной арен-

В высшей степени важно отметить, что эта неразрывная связь между разложением крестьянства и вытеснением отработков капитализмом - связь, столь ясная по теории, - давно уже была отмечена сельскохозяйственными писателями, наблюдавшими различные способы ведения хозяйства в помещичьих имениях. В предисловии к своему сборнику статей о русском сельском хозяйстве, написанных с 1857 по 1882 год, проф. Стебут указывает, что... «В нашем общинном крестьянском хозяйстве происходит/>аз-борка между сельскими хозяевами-промышленниками и сельскохозяйственными батраками. Первые, становясь крупными посевщиками, начинают держать батраков и перестают обыкновенно брать издельную работу, если не имеют разве какой-либо крайней необходимости прибавить еще несколько земли для посева или попользоваться угодьями для пастьбы скота, чего большей частью нельзя иметь иначе как за издельную работу; вторые же не могут брать никакой издельной работы по неимению лошадей. Отсюда очевидная необходимость перехода к батрачному хозяйству и тем более скорого, что и те крестьяне, которые еще берут издельную подесятинную работу, по слабосилию имеющихся у них лошадей и по множеству набираемой ими работы становятся плохими исполнителями работ как в отношении качества, так и в отношении своевременности их выполнения» (стр. 20).

Указания на то, что разорение крестьянства ведет к вытеснению отработков капитализмом, делаются и в текущей земской статистике. В Орловской губ.,

ды» (цит. по «Итогам земской статистики», т. II, стр. 265). В степных же, не промышленных волостях уезда устанавливается скопщина и отработочная аренда.

Итак, от отработков крестьянин готов бежать даже на шахты! Своевременная расплата чистыми деньгами, безличная форма найма и урегулированная работа «привлекают» его так, что он предпочитает даже подземные рудники - земледелию, тому земледелию, которое наши народники любят рисовать так идиллически. В том-то и дело, что крестьянин на своей шкуре знает, чего стоят те отработки, которые идеализируются аграриями и народниками, и насколько чисто капиталистические отношения лучше их.

например, было отмечено, что падение хлебных цен разорило многих арендаторов и владельцы вынуждены были увеличить экономические запашки. «Наряду с расширением экономических запашек повсюду наблюдается стремление заменить издельный труд батрацким и избавиться от пользования крестьянским инвентарем,... стремление усовершенствовать обработку полей введением улучшенных орудий,... изменить систему хозяйств, ввести травосеяние, расширить и улучшить скотоводство, придать ему продуктивный характер» («Сельскохозяйственный обзор Орловской губ. за 1887/88 г.», стр. 124-126. Цит. по «Критическим заметкам» П. Струве, стр. 242-244). В Полтавской губ. в 1890 году, при низких хлебных ценах, констатировано «сокращение съемки крестьянами земель... во всей губернии... В соответствии с этим во многих местах, несмотря на сильное падение хлебных цен, увеличились размеры владельческих собственных запашек» («Влияние урожаев и т. д.», I, 304). В Тамбовской губ. отмечен факт сильного повышения цен на конные работы: за трехлетие 1892-1894 гг. эти цены были на 25-30% выше, чем за трехлетие 1889-1891гг. («Новое Слово», 1895, № 3, стр. 187). Вздррожание конных работ - естественный результат убыли крестьянских лошадей - не может не влиять на вытеснение отработков капиталистической системой.

Мы отнюдь не имеем в виду, конечно, доказывать этими отдельными указаниями положение о вытеснении отработков капитализмом: полных статистических данных об этом не имеется. Мы иллюстрируем лишь этим положение о связи между разложением крестьянства и вытеснением отработков капитализмом. Общие и массовые данные, неопровержимо доказывающие наличность этого вытеснения, относятся к употреблению машин в сельском хозяйстве и к употреблению вольнонаемного труда. Но прежде чем переходить к этим данным, мы должны коснуться воззрений экономистов-народников на современное частновладельческое хозяйство в России.

V. НАРОДНИЧЕСКОЕ ОТНОШЕНИЕ К ВОПРОСУ

То положение, что отработочная система является простым переживанием барщинного хозяйства, не отрицается и народниками. Напротив, его признают - хотя и в недостаточно общей форме - и г. Н. -он («Очерки», § IX) и г. В. В. (особенно рельефно в статье: «Наше крестьянское хозяйство и агрономия», «Отеч. Зап.», 1882, № 8-9). Тем поразительнее то обстоятельство, что народники всеми силами уклоняются от признания того простого и ясного факта, что современный строй частновладельческого хозяйства состоит из соединения отработочной и капиталистической системы, что, следовательно, чем более развита первая, тем слабее вторая и наоборот, - уклоняются от анализа того, в каком отношении стоит та и другая система к производительности труда, к оплате труда рабочего, к основным чертам пореформенной экономики России и т. д. Поставить вопрос на эту почву, на почву констатирования действительно происходящей «смены» - значило признать неизбежность вытеснения отработков капитализмом и прогрессивность такого вытеснения. Чтобы уклониться от этого вывода, народники не остановились даже перед идеализацией отработочной системы. Эта чудовищная идеализация - основная черта народнических воззрений на эволюцию помещичьего хозяйства. Г-н В. В. дописался до того, что «народ остается победителем в борьбе за форму земледельческой культуры, хотя одержанная победа еще усилила его разорение» («Судьбы капитализма», стр. 288). Признание такой «победы» рельефнее, чем констатирование поражения! Г-н Н. -он усмотрел в наделении крестьянина землей при барщинном и отработочном хозяйстве «принцип» «соединения производителя со средствами производства», забывая о том маленьком обстоятельстве, что это наделение землей служило средством обеспечить помещику рабочие руки. Как мы уже указывали, Маркс, описывая системы докапиталистического земледелия, проанализировал все те формы экономических отношений, какие только

есть в России, и рельефно подчеркнул необходимость мелкого производства и связи крестьянина с землей и при отработочной, и при натуральной, и при денежной ренте. Но могло ли ему прийти в голову возвести это наделение землей зависимого крестьянина в «принцип» вековой связи производителя со средствами производства? Забывает ли он хоть на минуту о том, что эта связь производителя со средствами производства была источником и условием средневековой эксплуатации, обусловливала технический и общественный застой и необходимо требовала всяческих форм «внеэкономического принуждения»?

Совершенно аналогичную идеализацию отработков и кабалы проявляют гг. Орлов и Каблуков в «Сборниках» московской земской статистики, выставляя образцовым хозяйство некоей г-жи Костинской в Подольском уезде (см. т. V, вып. I, стр. 175-176 и т. II, стр. 59-62, отд. II). По мнению г. Каблукова, это хозяйство доказывает «возможность постановки дела, исключающей (sic!!) такую противоположность» (т. е. противоположность интересов помещичьего и крестьянского хозяйства) «и содействующей цветущему (sic!) положению как крестьянского, так и частного хозяйства» (т. V, в. I, стр. 175-176). Оказывается, что цветущее положение крестьян состоит... в отработках и кабале. Они не имеют пастбища и прогона (т. II,. стр. 60-61), - что не мешает гг. народникам считать их «исправными» хозяевами, - и арендуют эти угодья под работу у землевладелицы, исполняя «все работы по ее имению тщательно, своевременно и быстро» *.

Дальше некуда идти в идеализации хозяйственной системы, которая представляет из себя прямое переживание барщины!

Приемы всех подобных народнических рассуждений очень просты; стоит только позабыть, что наделение крестьянина землей есть одно из условий барщинного или отработочного хозяйства, стоит только абстрагировать то обстоятельство, что этот якобы «самостоятель-

ный» земледелец обязан отработочной, натуральной или денежной рентой, - и мы получим «чистую» идею о «связи производителя со средствами производства». Но действительное отношение капитализма к докапиталистическим формам эксплуатации нисколько не изменяется от простого абстрагирования этих форм *.

Остановимся несколько на другом, весьма любопытном, рассуждении г-на Каблукова, Мы видели, что он идеализирует отработки; но замечательно, что когда он, в качестве статистика, характеризует действительные типы чисто капиталистических хозяйств Московской губернии, то в его изложении, - против его воли и в извращенном виде, - отражаются именно те факты, которые доказывают прогрессивность капитализма в русском земледелии. Просим у читателя внимания и заранее извиняемся за несколько длинные выписки.

Помимо старых типов хозяйств с вольнонаемным трудом в Московской губернии есть

«новый, недавний, нарождающийся - тип хозяйств, совершенно оставивших всякую традицию и взглянувших на дело просто, так, как смотрят на каждое производство, которое должно служить источником дохода. Сельское хозяйство теперь уже не рассматривается как барская затея, как такое занятие, за которое каждый может приняться... Нет, тут признается необходимость иметь специальные знания... Основание для расчета» (относительно организации производства) «то же, что и во всех других видах производства» («Сборник стат. свед. по Моск. губ.», т. V, в. 1, стр. 185).

* «Говорят, что распространение отработочных аренд, взамен денежных... есть факт регрессивный. Да разве мы говорим, что это явление желательное, выгодное? Мы никогда не утверждали, что это прогрессивное явление», - заявлял г. Чупров от имени всех авторов книги «Влияние урожаев и пр.» (см. Стенографический отчет о прениях в ИВЭО, 1-го и 2-го марта 1897 г. ⁸⁷, стр. 38). Это заявление и формально неверно, ибо г. Карышев (см. выше) изображал отработки как «помощь» сельскому населению. По существу же дела, это заявление совершенно противоречит действительному содержанию всех народнических теорий с их идеализацией отработков. Большую заслугу гг. Т.-Барановского и Струве составляет правильная постановка вопроса (1897 г.) о значении низких хлебных цен: критерий для оценки их должен быть тот, содействуют ли такие цены вытеснению отработков капитализмом или нет. Такой вопрос есть, очевидно, вопрос факта, и в ответе на него мы несколько расходимся с названными писателями. На основании данных, излагаемых в тексте (см. особенно § VII этой главы и главу IV), мы считаем возможным и даже вероятным, что период низких хлебных цен ознаменуется не менее, если не более быстрым вытеснением отработков капитализмом, чем предшествующий исторический период высоких хлебных цен.

Г-н Каблуков и не замечает, что эта характеристика нового типа хозяйств, который только «недавно нарождался» в 70-х годах, доказывает именно прогрессивность капитализма з земледелии. Именно капитализм впервые превратил земледелие из «барской затеи» в обыкновенную промышленность, именно капитализм впервые заставил «взглянуть на дело просто», заставил «порвать с традицией» и вооружиться «специальными знаниями». До капитализма это было и ненужно, и невозможно, ибо хозяйства отдельных поместий, общин, крестьянских семей «довлели сами себе», не завися от других хозяйств, и никакая сила не могла их вырвать из векового застоя. Капитализм был именно этой силой, создавшей (чрез посредство рынка) общественный учет производства отдельных производителей, заставившей их считаться с требованиями общественного развития. В этом-то и состоит прогрессивная роль капитализма в земледелии всех европейских стран.

Послушаем дальше, как характеризует г. Каблуков наши чисто капиталистические хозяйства:

«Затем уже берется в расчет рабочая сила, как необходимый фактор воздействия на природу, без которого никакая организация имения ни к чему не приведет. Таким образом, сознавая все значение этого элемента, в то же время не рассматривают его, как самостоятельный источник дохода подобно тому, как это было при крепостном праве или как это делается и теперь в тех случаях, когда в основу доходности имения кладется но продукт труда, получение которого является прямой целью его приложения, не стремление приложить этот труд к производству более ценных его продуктов, и этим путем воспользоваться результатом его, а стремление уменьшить ту долю продукта, которую рабочий получает на себя, желание свести стоимость труда для хозяина по возможности к нулю» (186). Указывается на ведение хозяйства за отрезки. «При таких условиях для доходности не требуется ни знания, ни особенных качеств от хозяина. Все, что получается благодаря этому труду, составит чистый доход владельца или, по крайней мере, такой, который получается почти без всякой затраты оборотного капитала. Но такое хозяйство, конечно, не может идти хорошо и не может быть названо в строгом смысле этого слова хозяйством, как не может быть названа им сдача всех угодий в аренду; тут нет хозяйственной организации» (186). И, приведя примеры сдачи отрезков за отработки, автор заключает: «Центр тяжести хозяй-

ства, способ извлечения дохода от земли коренится в воздействии на рабочего, а не на материю и ее силы» (189).

Это рассуждение - крайне интересный образчик того, как извращенно представляются действительно наблюдаемые факты под углом неверной теории. Г-н Каблуков смешивает производство с общественным строем производства. При всяком общественном строе производство состоит в «воздействии» рабочего на материю и ее силы. При всяком общественном строе источником «дохода» для землевладельца может быть только прибавочный продукт. В обоих отношениях отработочная система хозяйства вполне однородна с капиталистическою, вопреки мнению г-на Каблукова. Действительное же отличие их состоит в том, что отработки необходимо предполагают самую низкую производительность труда; поэтому для увеличения дохода нет возможности увеличить количество прибавочного продукта, для этого остается только одно средство: применение всяческих кабальных форм найма. Наоборот, при чисто капиталистическом хозяйстве кабальные формы найма должны отпадать, ибо непривязанный к земле пролетарий есть негодный объект для кабалы; - повышение производительности труда становится не только возможным, но и необходимым, как единственное средство повысить доход и удержаться при ожесточенной конкуренции. Таким образом характеристика наших чисто капиталистических хозяйств, данная тем самым г-ном Каблуко-вым, который так усердно старался идеализировать отработки, вполне подтверждает тот факт, что русский капитализм создает общественные условия, необходимо требующие рационализации земледелия и отпадения кабалы, а отработки, наоборот, исключают возможность рационализации земледелия, увековечивают технический застой и кабалу производителя. Нет ничего легкомысленнее обычных народнических ликований по поводу того, что капитализм в нашем земледелии слаб. Тем хуже, если он слаб, ибо это означает лишь силу докапиталистических форм эксплуатации, несравненно более тяжелых для производителя.

VI. ИСТОРИЯ ХОЗЯЙСТВА ЭНГЕЛЬГАРДТА

Совершенно особое место среди народников занимает Энгельгардт. Критиковать его оценку отработков и капитализма - значило бы повторять сказанное в предыдущем параграфе. Гораздо более целесообразным считаем мы противопоставить народническим взглядам Энгельгардта историю собственного хозяйства Энгельгардта. Такая критика будет иметь и положительное значение, так как эволюция данного хозяйства как бы отражает в миниатюре основные черты эволюции всего частновладельческого хозяйства пореформенной России.

Когда Энгельгардт сел на хозяйство, оно основывалось на традиционных отработках и кабале, исключающих «правильное хозяйство» («Письма из деревни», 559). Отработки обусловливали плохое скотоводство, плохую обработку земли, однообразие устарелых систем полеводства (118). «Я увидел, что хозяйничать по-прежнему невозможно» (118). Конкуренция степного хлеба понижала цены и делала хозяйство безвыгодным (83) *. Заметим, что наряду с отработочной системой в хозяйстве с самого начала играла известную роль и капиталистическая система: наемные рабочие, хотя и в очень небольшом числе, были и при старом хозяйстве (скотник и др.), и Энгельгардт свидетельствует, что заработная плата его батрака (из наделенных землею крестьян) была «баснословно низка» (11) - низка потому, что «больше нельзя и дать» при плохом состоянии скотоводства. Низкая производительность труда исключала возможность повышения заработной платы. Итак, исходным пунктом в хозяйстве Энгельгардта являются знакомые уже нам черты всех русских хозяйств: отработки, кабала, самая низкая производительность труда, «неимоверно дешевая» оплата труда, рутинность земледелия.

* Этот факт, что конкуренция дешевого хлеба является побудительной причиной к преобразованию техники и, следовательно, к замене отработков вольным наймом, заслуживает особого внимания. Конкуренция степного хлеба сказывалась и в годы высоких цен на хлеб; период же низких цен сообщает этой конкуренции особенную силу.

В чем же состоят изменения, внесенные в этот порядок Энгельгардтом? Он переходит к посевам льна - торгово-промышленного растения, требующего массы рабочих рук. Усиливается, следовательно, торговый и капиталистический характер земледелия. Но как добыть рабочие руки? Энгельгардт пытался сначала к новому (торговому) земледелию применить старую систему: отработки. Дело не пошло, работали плохо, «подесятинная отработка» оказывалась не под силу крестьянам, которые всеми силами сопротивлялись «огульной» и кабальной работе. «Нужно было изменить систему. Между тем я уже оперился, завел своих лошадей, сбрую, телеги, сохи, бороны и мог уже вести батрачное хозяйство. Я начал работать лен частью своими батраками, частью сдельно, нанимая на определенные работы» (218). Итак, переход к новой системе хозяйства и к торговому земледелию требовал замены отработков капиталистической системой. Для повышения производительности труда Энгельгардт применил испытанное средство капиталистического производства: штучную работу. Бабы нанимались работать с копны, с пуда, и Энгельгардт (не без некоторого наивного торжества) рассказывает об удаче этой системы; повысилась стоимость обработки (с 25 руб. за 1 дес. до 35 руб.), но зато повысился и доход на 10-20 руб., повысилась производительность труда работниц при переходе от кабальной работы к вольнонаемной (с 20 фунтов в ночь до 1 пуда), повысился заработок работниц до 30-50 коп. в день («небывалый в наших местах»). Местный торговец красным товаром от души похвалил Энгельгардта: «большое движение торговле изволили льном дать» (219).

Примененный сначала к обработке торгового растения, вольнонаемный труд стал охватывать постепенно другие сельскохозяйственные операции. Одной из первых операций, отнятых капиталом у отработков, оказалась молотьба. Известно, что и во всех вообще частновладельческих хозяйствах этот вид работ наиболее часто производится капиталистически. «Часть земли, - писал Энгельгардт, - я сдаю на обработку крестьянам кругами, потому что иначе мне трудно было бы

справиться с жнитвом ржи» (211). Отработки, следовательно, служат прямым переходом к капитализму, обеспечивая хозяину труд поденщиков в самое горячее время. Первоначально обработка кругов отдавалась с молотьбой, но и здесь дурное качество работы заставило перейти к вольнонаемному труду. Обработка кругов стала отдаваться без молотьбы, а эта последняя производилась отчасти трудом батраков, отчасти сдавалась рядчику с артелью наемных рабочих за сдельную плату. Результатом замены отработ-ков капиталистической системой и здесь было: 1) повышение производительности труда: прежде 16 человек в день вымолачивали 9 сотен, теперь 8 человек - 11 сотен; 2) повышение умолота; 3) сокращение времени молотьбы; 4) повышение заработка рабочего; 5) повышение прибыли хозяина (212).

Далее, капиталистическая система охватывает и операции по обработке почвы. Вводятся плуги вместо старых сох, и работа переходит от закабаленного крестьянина к батраку. Энгельгардт, торжествуя, сообщает об успехе нововведения, о добросовестном отношении рабочих, доказывая вполне справедливо, что обычные обвинения рабочего в лености и недобросовестности есть результат «крепостного клейма» и кабальной работы «на барина», что новая организация хозяйства требует и от хозяина предприимчивости, знания людей и уменья обращаться с ними, знания работы и ее меры, знакомства с технической и коммерческой стороной земледелия, - т. е. таких качеств, которых не было и быть не могло у Обломовых крепостной или кабальной деревни. Различные изменения в технике земледелия неразрывно связаны друг с другом и ведут неизбежно и к преобразованию экономики. «Например, положим, что вы ввели посев льна и клевера, - сейчас же потребуется множество других перемен и, если не сделать их, то предприятие не пойдет на лад. Потребуется изменить пахотные орудия и вместо сохи употреблять плуг, вместо деревянной бороны - железную, а это, в свою очередь, потребует иных лошадей, иных рабочих, иной системы хозяйства по отношению к найму рабочих и т. д.» (154-155).

Изменение техники земледелия оказалось таким образом неразрывно связанным с вытеснением отработков капитализмом. Особенно интересна при этом та постепенность, с которой происходит это вытеснение: система хозяйства по-прежнему соединяет отработки и капитализм, но центр тяжести мало-помалу передвигается с первых на второй. Вот какова была организация преобразованного хозяйства Энгельгардта:

«Нынче у меня работы множество, потому что я изменил всю систему хозяйства. Значительная часть работ производится батраками и поденщиками. Работы самые разнообразные: и ляда жгу под пшеницу, и березняки корчую под лен, и луга снял на Днепре, и клеверу насеял, и ржи пропасть, и льну много. Рук нужно бездна. Чтобы иметь работников, необходимо позаботиться заранее, потому что, когда наступит время работ, все будут заняты или дома, или по другим хозяйствам. Такая вербовка рабочих рук производится выдачей вперед денег и хлеба под работы» (116-117).

Отработки и кабала остались, следовательно, и в «правильно» поставленном хозяйстве, но, во-1-х, они заняли уже подчиненное место по отношению к вольному найму, а, Во-2-х, и самые отработки видоизменились; остались преимущественно отработки второго вида, предполагающие не крестьян-хозяев, а сельскохозяйственных батраков и поденщиков.

Итак, собственное хозяйство Энгельгардта лучше всяких рассуждений опровергает народнические теории Энгельгардта. Задавшись целью поставить рациональное хозяйство, - он не мог сделать этого, при данных общественно-экономических отношениях, иначе, как посредством организации батрачного хозяйства. Повышение техники земледелия и вытеснение отработков капитализмом шло в данном хозяйстве рука об руку, - точно так же, как оно идет рука об руку и во всех вообще частновладельческих хозяйствах России. С наибольшей рельефностью сказывается этот процесс на употреблении машин в русском сельском хозяйстве.

VII. УПОТРЕБЛЕНИЕ МАШИН В СЕЛЬСКОМ ХОЗЯЙСТВЕ

Пореформенная эпоха делится на четыре периода по развитию сельскохозяйственного машиностроения и употребления машин в сельском хозяйстве *. Первый период охватывает последние годы перед крестьянской реформой и первые годы после нее. Помещики бросились было покупать заграничные машины, чтобы обойтись без «дарового» труда крепостных и устранить затруднения по найму вольных рабочих. Попытка эта кончилась, разумеется, неудачей; горячка скоро остыла, и с 1863-1864 гг. спрос на заграничные машины упал. С конца 70-х годов начался второй период, продолжавшийся до 1885 г. Этот период характеризуется чрезвычайно правильным и чрезвычайно быстрым ростом привоза машин из-за границы; внутреннее производство возрастает тоже правильно, но медленнее, чем привоз. С 1881 по 1884 г. привоз сельскохозяйственных машин возрастал особенно быстро, что объясняется отчасти отменой в 1881 году беспошлинного ввоза чугуна и железа для надобностей заводов, изготовляющих сельскохозяйственные машины. Третий период - с 1885 г. до начала 90-х годов. Сельскохозяйственные машины, ввозившиеся до этого времени беспошлинно, облагаются в этом году пошлиной (50 коп. золотом с пуда). Высокая пошлина понижает в громадных размерах ввоз машин, причем и внутреннее производство развивается медленно под влиянием сельскохозяйственного кризиса, начало которого относится именно к этому периоду. Наконец, с начала 1890-х годов начинается, видимо, четвертый период, когда опять поднимается ввоз сельскохозяйственных машин и особенно быстро растет внутреннее производство их.

* См. «Ист.-стат. обзор промышленности в России», т. I. СПБ. 1883 (изд. к выставке 1882 г.), статья В. Черняева: «Сельскохозяйственное машиностроение». - То же, т. II. СПБ. 1886, в группе IX. - «Сельское и лесное хозяйство России» (СПБ. 1893, изд. для Чикагской выставки), статья г. В. Черняева: «Земледельческие орудия и машины». - «Производительные силы России» (СПБ. 1896, изд. для выставки 1896 г.), статья г. Ленина: «Сельскохозяйственные орудия и машины» (отд. I). - «Вестник Финансов», 1896, № 51 и 1897, № 21. - В. Распопин, цит. статья. Только последняя статья ставит вопрос на политико-экономическую почву, все же предыдущие писаны специалистами-агрономами.

Приводим статистические данные, иллюстрирующие изложенное. Средний годовой размер ввоза сельскохозяйственных машин из-за границы составлял в периоды:

О производстве сельскохозяйственных машин и орудий в России не имеется, к сожалению, таких полных и точных данных. Неудовлетворительность нашей фабрично-заводской статистики, смешение производства машин вообще с производством именно сельскохозяйственных машин, отсутствие каких бы то ни было твердо установленных правил о разграничении «фабрично-заводского» и «кустарного» производства сельскохозяйственных машин, - все это не дает возможности представить полную картину развития сельскохозяйственного машиностроения в России. Сводя вместе те данные, которые имеются в вышеназванных источниках, получаем такую картину развития сельскохозяйственного машиностроения в России:

Из этих данных видно, с какой силой проявляется процесс вытеснения примитивных сельскохозяйственных орудий улучшенными (и, следовательно, процесс вытеснения примитивных форм хозяйства капитализмом). За 18 лет потребление сельскохозяйственных машин возросло более чем в 3¹/₂ раза, и произошло это главным образом на счет роста внутреннего производства, которое увеличилось более чем в 4 раза. Замечательно также передвижение главного центра этого производства с привислинских и прибалтийских губерний на южнорусские степные губернии. Если в 70-х годах главным центром земледельческого капитализма в России были губернии западной окраины, то в 1890-х годах создались еще более выдающиеся районы земледельческого капитализма в чисто русских губерниях *.

Необходимо добавить по поводу приведенных сейчас данных, что хотя они и основаны на официальных (и, насколько нам известно, единственных) сведениях по рассматриваемому вопросу, тем не менее они далеко не полны и не вполне сравнимы за разные годы. За 1876-1879 годы есть сведения, особо собранные для выставки 1882 г.; они отличаются наибольшей полнотой, обнимая не только «заводское», но и «кустарное» производство сельскохозяйственных орудий; в среднем считали в 1876-1879 гг. 340 заведений в Европейской России вместе с Царством Польским, тогда как по данным «фабрично-заводской» статистики в 1879 г. было в Европейской России не более 66 заводов, изготовляющих сельскохозяйственные машины и орудия (подсчитано по «Указателю фабрик и заводов» Орлова за 1879 г.). Громадная разница этих цифр объясняется тем, что в числе 340 заведений считалось менее трети (100) таких, которые имеют паровой двигатель, и более половины (196) ручных заведений; 236 заведений из 340, не имея своих чугунолитеен, отливали чугунные части на стороне («Ист.-стат. обзор», I.e.). Между тем,

* Для суждения о том, как изменилось дело за последнее время, приводим данные из «Ежегодника России» (изд. Центр, стат. ком. СПБ. 1906) за 1900-1903 годы. Производство с.-х. машин в империи определяется здесь в 12 058 тыс. руб., а ввоз из-за границы в 1902 г. - 15 240 тыс. руб., в 1903 году - 20 615 тыс. руб. (Примеч. по 2-му изданию.)

за 1890 и 1894 гг. сведения взяты из «Сводов данных о фабрично-заводской промышленности в России» (изд. д-та торговли и мануфактур) *. Сведения эти не охватывают полностью даже и «заводского» производства сельскохозяйственных машин и орудий; например, в 1890 г. «Свод» считал в Европейской России 149 заводов в этом производстве, тогда как в «Указателе» Орлова названо более 163 заводов, изготовляющих сельскохозяйственные машины и орудия; в 1894 г. по первым данным считали в Европейской России 164 завода этого рода («Вестн. Фин.», 1897, № 21, стр. 544), а по «Перечню фабрик и заводов» указано за 1894/95 г. более 173 заводов, изготовляющих сельскохозяйственные машины и орудия. Что же касается до мелкого, «кустарного» производства сельскохозяйственных машин и орудий, то оно вовсе не входит в эти данные *. Поэтому не может подлежать сомнению, что сведения за 1890 и 1894 гг. значительно ниже действительности; это подтверждают и отзывы специалистов, которые считали, что в начале 1890-х годов в России производилось сельскохозяйственных машин и орудий на сумму около 10 млн. руб. («Сельское и лесное хозяйство», 359), а в 1895 г. - на сумму около 20 млн. руб. («Вестн. Фин.», 1896, № 51).

Приведем несколько более подробные данные о видах и количестве изготовляемых в России с.-х. машин и орудий. Считают, что в 1876 г. производилось 25 835 орудий; в 1877 г. - 29 590; в 1878 - 35 226; в 1879-47 892 с.-х. машины и орудия. Как далеко превзойдены

В «Вестн. Фин.» за 1897 г. № 21 сопоставлены эти данные за 1888 - 1894 гг., но не указан точно источник их.

Всего мастерских, изготовляющих и ремонтирующих земледельческие орудия, считалось в 1864 г. - 64; в 1871 - 112; в 1874-203; в 1879- 340; в 1885 - 435; в 1892 - 400 и в 1895 - около 400 («Сельское и лесное хозяйство России», стр. 358 и «Вестн. Фин.», 1896, № 51). Между тем, «Свод» считал в 1888-1894 гг. только 157-217 (в среднем за 7 лет 183) заводов этого рода. Вот пример, иллюстрирующий отношение «заводского» производства сельскохозяйственных машин к «кустарному» - в Пермской губ. в 1894 г. считали только 4 «завода» с суммой производства в 28 тыс. руб., тогда как «кустарных заведений» этой отрасли перепись 1894/95 г. насчитала 94 с суммой производства в 50 тыс. руб., причем в число «кустарных» вошли и такие заведения, которые имеют, например, 6 наемных рабочих и сумму производства свыше 8 тыс. руб. («Очерк состояния кустарной промышленности в Пермской губ.», Пермь, 1896).

в настоящее время эти цифры, - видно из следующих указаний. Плугов в 1879 году производилось около I4¹/₂ тысяч, а в 1894 г. ?5??2 тыс. в год («Вестн. Фин.», 1897, № 21). «Если пять лет тому назад вопрос о принятии мер для распространения плугов в крестьянских хозяйствах представлялся вопросом, требовавшим разрешения, то в настоящее время он разрешился сам собою. Покупка плуга тем или другим крестьянином не представляется уже диковинкою, а сделалась явлением обыкновенным, и теперь ежегодное количество плугов, приобретаемых крестьянами, можно считать тысячами» *. Масса примитивных земледельческих орудий, употребляемых в России, оставляет еще широкое поле для производства и сбыта плугов *. Прогресс в употреблении плуга выдвинул даже вопрос о применении электричества. По сообщению «Торгово-Промышленной Газеты» (1902, № 6), на втором электротехническом съезде «вызвал большой интерес доклад В. А. Ржевского - «Электричество в сельском хозяйстве»». Докладчик иллюстрировал прекрасно исполненными рисунками обработку плугом поля в Германии при помощи электрической энергии и привел цифровые данные об экономичности обработки полей по этому способу из своего проекта и расчета, сделанного докладчиком, по предложению одного помещика для его имения в одной из южных губерний. По проекту предполагалось вспахивать ежегодно 540 дес, из которых часть дважды в год. Глубина распашки 4!/г-5 вершков; земля - чистый чернозем. Кроме плугов в проекте имеется оборудование машин для других полевых работ, а также молотилка и мельница, последняя в 25 сил при двух тысячах часов ежегодной работы. Стоимость полного оборудования имения с шестью верстами воздушного провода толщиною в 50 мм. докладчиком определена в 41 000 руб. Пахание одной десятины, в случае устройства и мельницы, обходится

* «Отчеты и исследования кустарной промышленности в России». Издание м-ва гос. имуществ, т. I, СПБ. 1892, стр. 202. Крестьянское производство плугов в то же время падает, будучи вытесняемо заводским.

** «Сельское и лесное хозяйство России», стр. 360.

7 р. 40 к., без мельницы - 8 р. 70 к. Оказалось, что по местным ценам на рабочие руки, скот и проч. при электрическом оборудовании получается экономия в первом случае в 1013 руб., а во втором случае, при меньшем потреблении энергии без мельницы, экономия выражается цифрою 966 рублей.

В производстве молотилок и веялок не замечается такого крутого переворота, потому что оно сравнительно прочно установилось уже давно *. Создался даже особый центр «кустарного» производства этих орудий - гор. Сапожок Рязанской губ. с окрестными селами, и местные представители крестьянской буржуазии нажили себе хорошие денежки на этом «промысле» (ср. «Отч. и исслед.», I, 208-210). В производстве жнеек наблюдается особенно быстрое расширение.

В 1879 г. их производилось около 780 штук в год; в 1893 г. считали, что их продается 7-8 тысяч штук в год, а в 1894/95 г. около 27 тыс. штук. В 1895 году, например, завод Д. Гриевза в г. Бердянске Таврической губернии - «самый крупный завод в Европе по этому производству» («Вестн. Фин.», 1896, № 51, т. е. по производству жнеек) - произвел 4464 жнейки. У крестьян Таврической губ. жнейки распространились настолько, что создался даже особый промысел: уборка машинами чужого хлеба **.

* В 1879 г. производилось около 4¹/₂ тыс. молотилок, в 1894-1895 - около 3¹/₂ тыс. Последняя цифра не обнимает кустарного производства.

** В 1893 г., например, «в Успенской экономии Фальц-Фейна (владелец 200 000 десятин) собралось 700 крестьянских машин с предложением своих услуг, и половина их ушла ни с чем, так как было нанято всего только 350» (Шаховской: «Сельскохозяйственные отхожие промыслы». М. 1896, стр. 161). Но в других степных губерниях, особенно заволжских, жнейки распространены еще слабо. Впрочем, в последние годы и эти губернии усиленно стремятся догнать Новороссию. Так, по Сызрано-Вяземской железной дороге было перевезено земледельческих машин, локомобилей и их частей в 1890 г. - 75 тыс. пудов, в 1891 г. - 62 тыс. пуд.; в 1892 г. - 88 тыс. пуд.; в 1893 г. - 120 тыс. пуд. и в 1894 г. - 212 тыс, пуд., т. е. за какое-нибудь пятилетие перевозки возросли почти втрое. Станция Ухолово отправила земледельческих машин местного изделия в 1893 г. - около 30 тыс. пуд., в 1894 г. - около 82 тыс. пуд., тогда как до 1892 г. включительно отправки с.-х. машин с этой станции не достигали и 10 тыс. пуд. в год. «Из Ухолова отправляются преимущественно молотилки, изготовляемые в селе Канино, деревне Смыко-во и частью в уездном городе Сапожке Рязанской губернии. При селе Канино имеются три чугунолитейных завода, принадлежащих Ермакову, Кареву и Голикову и изготовляющих преимущественно части земледельческих машин. Окончательной же отделкой и сборкой машин занимаются оба вышеупомяну-

Однородные данные имеются и о других, менее распространенных земледельческих орудиях. Разбросные сеялки, например, изготовляются уже десятками заводов, а более совершенные рядовые сеялки, изготовлявшиеся в 1893 году только двумя заводами («Сельск. и лесн. хоз.», 360), теперь изготовляются уже семью заводами («Произв. силы», I, 51), продукты которых особенно широко распространяются опять-таки по югу России. Применение машин охватывает все отрасли земледельческого производства и все операции по производству отдельных продуктов: в специальных обзорах указывают на распространение веялок, сортировок, зерноочистительных машин (триер), зерносушилок, сенных прессов, льномялок и т. д. В издании Псковской губ. земской управы «Добавление к сельскохозяйственному отчету за 1898 год» («Северный Курьер», 1899, № 32) констатируется распространение машин, особенно льномялок, в связи с переходом от потребительского к торговому льноводству. Растет число плугов. Отмечается влияние отхода на рост числа с.-х. машин и на повышение заработной платы. В Ставропольской губ. (там же, № 33) в связи с ростом иммиграции в нее идет усиленное распространение с.-х. машин. В 1882 г. их считалось 908; в 1891-1893 гг. в среднем - 29 275; в 1894-1896 гг. в среднем - 54 874; в 1895 г. - до 64-х тысяч с.-х. орудий и машин.

Растущее употребление машин, естественно, вызывает спрос и на механические двигатели: наряду с паровыми машинами «начинают в последнее время сильно распространяться в наших хозяйствах керосиновые двигатели» («Произв. силы», I, 56), и несмотря на то, что первый такой двигатель появился за границей всего 7 лет тому назад, - у нас имеется уже 7 заводов,

тые поселения (Смыково и Канино) почти поголовно» («Краткий обзор коммерческой деятельности Сызрано-Вязем-ской железной дороги за 1894 год». Вып. IV. Калуга, 1896, стр. 62-63). Интересен в этом примере, во-1-х, факт громадного роста производства именно в последние годы, годы низких хлебных цен; Во-2-х, факт связи «фабрично-заводского» и так называемого «кустарного» производства. Последнее является просто-напросто «внешним отделением» фабрики.

изготовляющих их. В Херсонской губ. в 70-х годах считали только 134 локомобиля для сельского хозяйства («Материалы для статистики паровых двигателей в Росс, империи». СПБ. 1882), в 1881 г. - около 500 («Ист.-стат. обзор», т. II, отдел земледельческих орудий). В 1884-1886 гг. в трех уездах губернии (из шести) было найдено 435 паровых молотилок. «В настоящее время (1895) число этих машин надо считать по крайней мере в два раза большим» (Тезяков: «Сельскохозяйственные рабочие и организация за ними санитарного надзора в Херсонской губ.». Херсон, 1896, стр. 71). «Вестник Финансов» (1897, №21) говорит, что в Херсонской губернии паровых молотилок «насчитывается около 1150, в Кубанской области число их колеблется около этой же цифры и т. д. *... Приобретение паровых молотилок получило в последнее время промышленный характер... Бывали случаи, когда в два-три урожайные года предприниматель вполне окупал пятитысячную молотилку с локомобилем и немедленно брал новую на тех же условиях. Таким образом, в небольших хозяйствах Кубанской области нередко можно встретить по 5 и даже по 10 подобных машин. Там они сделались необходимой принадлежностью всякого сколько-нибудь благоустроенного хозяйства». «В общем, на юге России обращается ныне более десяти тысяч локомобилей, имеющих назначение для сельскохозяйственных целей» («Произв. силы», IX, 151) *.

* Ср. корреспонденцию из Перекопского уезда Таврической губ. в «Русских Ведомостях» от 19 августа 1898 г. (№ 167). «Полевые работы, благодаря большому распространению среди наших земледельцев жатвенных машин и паровых и конных молотилок, подвигаются чрезвычайно быстро. Старый способ молотьбы «катками» отошел в область прошлого. Крымский земледелец с каждым годом все более и более увеличивает площадь посевов, так что поневоле ему приходится прибегать к помощи усовершенствованных земледельческих орудий и машин. В то время как катками можно вымолотить не более 150-200 пудов зерна в день, паровая молотилка 10-сильная вымолачивает 2000-2500 пудов в день, а конная - 700-800 пудов за день. Вот почему с каждым годом спрос на земледельческие орудия, жатки и молотилки увеличивается до того, что заводы и фабрики земледельческих орудий, как то случилось и в настоящем году, оказываются без запаса товаров и не могут удовлетворить требованиям земледельцев». Одной из важнейших причин распространения улучшенных орудий надо считать падение хлебных цен, которое заставляет сельских хозяев понижать стоимость производства.

Если мы вспомним, что в 1875-1878 гг. во всей Европейской России считали в сельском хозяйстве только 1351 локомобиль, а в 1901 году, по неполным сведениям («Свод отчетов фабричных инспекторов за 1903 г.»), - 12 091, в 1902 г. - 14 609, в 1903 г. - 16 021, в 1904 г. - 17 287 с.-х. локомобилей, - то для нас ясно будет, какую гигантскую революцию произвел в нашем земледелии капитализм в течение последних двух-трех десятилетий. Большую услугу ускорению этого процесса оказали земства. К началу 1897 года земские склады с.-х. машин и орудий «имелись уже при 11 губернских и 203 уездных земских управах с оборотным капиталом в общем около одного миллиона руб.» («Вестн. Фин.», 1897, № 21). В Полтавской губернии обороты земских складов с 22,6 тыс. руб. в 1890 г. поднялись до 94,9 тыс. руб. в 1892 году и до 210,1 тыс. руб. в 1895 г. За 6 лет продано 12,6 тыс. плугов; 0,5 тысяч веялок и сортировок; 0,3 тыс. жаток; 0,2 тыс. конных молотилок. «Главнейшими покупателями орудий земских складов являются казаки и крестьяне; на их долю приходится 70% всех проданных плугов и конных молотилок. Покупателями сеялок и жаток были по преимуществу землевладельцы и притом крупные, имеющие более 100 дес. земли» («Вестн. Фин.», 1897, № 4).

По отчету Екатеринославской губ. земской управы за 1895 г., «распространение улучшенных земледельческих орудий в губернии идет весьма быстрыми шагами». Например, в Верхнеднепровском уезде считалось:

По данным Московской губернской земской управы, у крестьян Московской губернии имелось в 1895 г. 41 210 плугов; плуги были у 20,2% общего числа

домохозяев («Вестн. Фин.», 1896, № 31). В Тверской губ., по особому подсчету 1896 г., было 51 266 плугов, что составляет 16,5% к общему числу домохозяев. В Тверском уезде в 1890 г. было только 290 плугов, а в 1896 - 5581 плуг («Сборник стат. свед. по Тверской губ.», т. XIII, в. 2, стр. 91, 94). Можно судить поэтому, с какой быстротой идет упрочение и улучшение хозяйства у крестьянской буржуазии.

VIII. ЗНАЧЕНИЕ МАШИН В СЕЛЬСКОМ ХОЗЯЙСТВЕ

Установив факт в высшей степени быстрого развития сельскохозяйственного машиностроения и употребления машин в русском пореформенном земледелии, мы должны теперь рассмотреть вопрос об общественно-экономическом значении этого явления. Из изложенного выше об экономике крестьянского и помещичьего земледелия вытекают следующие положения: с одной стороны, именно капитализм является фактором, вызывающим и расширяющим употребление машин в сельском хозяйстве; с другой стороны, применение машин к земледелию носит капиталистический характер, т. е. ведет к образованию капиталистических отношений и к дальнейшему развитию их.

Остановимся на первом из этих положений. Мы видели, что отработочная система хозяйства и неразрывно связанное с ней патриархальное крестьянское хозяйство, по самой своей природе, основаны на рутинной технике, на сохранении старинных способов производства. Во внутреннем строе этого хозяйственного режима нет никаких импульсов к преобразованию техники; напротив, замкнутость и изолированность хозяйства, нищета и приниженность зависимого крестьянства исключают возможность введения усовершенствований. В частности, укажем на то, что оплата труда в отработочном хозяйстве гораздо ниже (как мы видели), чем при употреблении вольнонаемного труда; а известно, что низкая заработная плата составляет одно из важнейших препятствий к введению машин. И факты, действительно, говорят нам, что широкое движение,

направленное к преобразованию земледельческой техники, началось только в пореформенный период развития товарного хозяйства и капитализма. Созданная капитализмом конкуренция и зависимость земледельца от мирового рынка сделали преобразование техники необходимостью, и падение цен на хлеб особенно обострило эту необходимость *.

Для пояснения второго положения мы должны рассмотреть особо помещичье и крестьянское хозяйство. Когда помещик заводит машину или улучшенное орудие, он заменяет инвентарь крестьянина (работавшего на него) своим инвентарем; он переходит, следовательно, от отработочной системы хозяйства к капиталистической. Распространение сельскохозяйственных машин означает вытеснение отработков капитализмом. Возможно, конечно, что условием, например, сдачи земли ставятся отработки в форме поденной работы при жатвенной машине, молотилке и пр., но это будут уже отработки второго вида, отработки, превращающие крестьянина в поденщика. Подобные «исключения», следовательно, лишь подтверждают то общее правило, что обзаведение частновладельческих хозяйств улучшенным инвентарем означает превращение кабального («самостоятельного», по народнической терминологии) крестьянина в наемного рабочего, - совершенно точно так же, как приобретение собственных орудий производства скупщиком, раздающим работу на дома, означает превращение кабального «кустаря» в наемного рабочего. Обзаведение помещичьего хозяйства собственным инвентарем ведет неизбежно к подрыву среднего крестьянства, снискивающего себе средства к жизни

* «В последние два года под влиянием низких цен на хлеб и необходимости во что бы то ни стало удешевить производство сельскохозяйственных работ, - жатвенные машины настолько быстро начали распространяться, что склады вовремя не в состоянии удовлетворить все требования» (Тезяков, l. c., стр. 71). Современный сельскохозяйственный кризис есть кризис капиталистический. Как и все капиталистические кризисы, он разоряет фермеров и хозяев одной местности, одной страны, одной отрасли земледелия, давая в то же время гигантский толчок развитию капитализма в другой местности, в другой стране, в других отраслях земледелия. В непонимании этой основной черты современного кризиса и его экономической природы состоит главная ошибка рассуждений на эту тему господ Н. -она, Каблукова и пр. и пр.

посредством отработков. Мы уже видели, что отработки это - специфический «промысел» именно среднего крестьянства, инвентарь которого является, следовательно, составной частью не только крестьянского, но и помещичьего хозяйства *. Поэтому распространение с.-х. машин и улучшенных орудий и экспроприация крестьянства, это - явления, неразрывно связанные друг с другом. Что распространение улучшенных орудий в крестьянстве имеет такое же значение - это вряд ли требует пояснения после изложенного в предыдущей главе. Систематическое употребление машин в сельском хозяйстве с такой же неумолимостью вытесняет патриархального «среднего» крестьянина, с какой паровой ткацкий станок вытесняет ручного ткача-кустаря.

Результаты применения машин к земледелию подтверждают сказанное, показывая все типические черты капиталистического прогресса со всеми свойственными ему противоречиями. Машины в громадной степени повышают производительность труда в земледелии, которое до современной эпохи оставалось почти совершенно в стороне от хода общественного развития. Поэтому одного уже факта растущего употребления машин в русском земледелии достаточно для того, чтобы видеть полную несостоятельность утверждения г-на Н. -она об «абсолютном застое» (стр. 32 «Очерков») производства хлеба в России и даже о «понижении производительности» земледельческого труда. Мы еще вернемся ниже к этому утверждению, которое противоречит общеустановленным фактам и которое понадобилось г. Н. -ону для идеализации докапиталистических порядков.

Далее, машины ведут к концентрации производства и к применению капиталистической кооперации в земледелии. Введение машин, с одной стороны, требует

* Г-н В. В. выражает эту истину (что существование среднего крестьянства обусловливается в значительной степени существованием отработочной системы хозяйства у помещиков) следующим оригинальным образом: «владелец, так сказать, участвует в издержках по содержанию его (крестьянина) инвентаря». «Выходит, - справедливо замечает на это г. Санин, - что не рабочий работает на землевладельца, а землевладелец на рабочего». А. Санин. «Несколько замечаний по поводу теории народного производства» в приложении к русскому переводу книги Гурвича «Экон. полож. русской деревни». М. 1896, стр. 47.

значительных размеров капитала и потому доступно только крупным хозяевам; с другой стороны, машина окупается только при громадном количестве обрабатываемого продукта; расширение производства становится необходимостью при введении машин. Распространение жатвенных машин, паровых молотилок и пр. указывает поэтому на концентрацию земледельческого производства, - и мы действительно увидим ниже, что тот район русского земледелия, который особенно развил употребление машин (Новороссия), отличается также весьма значительными размерами хозяйств. Заметим только, что было бы ошибочно представлять себе концентрацию земледелия в одной только форме экстенсивного расширения посевов (как это делает г. Н. -он); на самом деле концентрация земледельческого производства проявляется в самых разнообразных формах, смотря по формам торгового земледелия (см. об этом следующую главу). Концентрация производства неразрывно связана с широкой кооперацией рабочих в хозяйстве. Мы видели выше пример крупной экономии, которая для уборки своего хлеба пускает в дело сотни жатвенных машин одновременно. «Конная молотилка, на 4-8 лошадей, требует от 14 до 23 и более рабочих, из которых половину составляют женщины и мальчики-подростки, т. е. полурабочие... Паровые молотилки на 8-10 сил, существующие во всех крупных хозяйствах» (Херсонской губ.), «требуют одновременно рабочих от 50 до 70 человек, из которых большую половину составляют полу рабочие, девушки и мальчики в возрасте от 12 до 17 лет» (Тезяков, l. c., 93). «Крупные хозяйства, где одновременно собирается по 500-1000 рабочих, могут смело быть приравнены к промышленным заведениям», - справедливо замечает тот же автор (стр. 151) *. Таким образом, пока наши народники толковали о том, что «община» «могла бы легко» ввести кооперацию в земледелие, - жизнь шла своим чередом, и капитализм, разложив общину

* Ср. также следующую главу, § 2, где приведены более подробные данные о размерах капиталистических земледельческих хозяйств в этом районе России.

на противоположные по своим интересам экономические группы, создал крупные хозяйства, основанные на широкой кооперации наемных рабочих.

Из предыдущего ясно, что машины создают внутренний рынок для капитализма: во-1-х, рынок на средства производства (на продукты машиностроительной, горной промышленности и пр. и пр.) и, Во-2-х, рынок на рабочую силу. Введение машин, как мы уже видели, ведет к замене отработков вольнонаемным трудом и к созданию батрацких крестьянских хозяйств. Массовое употребление с.-х. машин предполагает существование массы с.-х. наемных рабочих. В местностях с наиболее развитым земледельческим капитализмом этот процесс введения наемного труда наряду с введением машин перекрещивается другим процессом, именно: вытеснением наемных рабочих машиной. С одной стороны, образование крестьянской буржуазии и переход землевладельцев от отработков к капитализму создают спрос на наемных рабочих; с другой стороны, там, где уже давно хозяйство было основано на наемном труде, машины вытесняют наемных рабочих. Каков общий результат обоих процессов для всей России, т. е. увеличивается ли или уменьшается число с.-х. наемных рабочих, - об этом нет точных и массовых статистических данных. Не подлежит сомнению, что до сих пор это число увеличивалось (см. следующий параграф). Мы полагаем, что и теперь оно продолжает увеличиваться : во-1-х, данные о вытеснении наемных рабочих в земледелии машинами имеются об одной Новороссии, а в других районах капиталистического земледелия (прибалтийский и западный край, восточные окраины, некоторые промышленные губернии) этот процесс не был еще констатирован в широких размерах. Остается еще громадный район с преобладанием отработков, и в этом районе введение машин создает спрос на наемных рабочих. Во-2-х, увеличение интенсивности земледелия

* Вряд ли требуется пояснять, что в стране с массой крестьянства абсолютное увеличение числа с.-х. наемных рабочих вполне совместимо не только с относительным, но и с абсолютным уменьшением сельского населения.

(введение корнеплодов, напр.) увеличивает в громадных размерах спрос на наемный труд (см. гл. IV). Уменьшение абсолютного числа с.-х. наемных рабочих (в противоположность промышленным) должно наступить, конечно, на известной ступени развития капитализма, именно, когда сельское хозяйство всей страны сорганизуется вполне капиталистически и употребление машин для самых различных операций земледелия сделается всеобщим.

Что касается до Новороссии, то местные исследователи констатируют здесь обычные следствия высокоразвитого капитализма. Машины вытесняют наемных рабочих и создают в земледелии капиталистическую резервную армию. «Время баснословных цен на рабочие руки в Херсонской губернии миновало. Благодаря... усиленному распространению с.-х. орудий...» (и другим причинам) «цены на рабочие руки систематически понижаются» (курсив автора)... «Распределение земледельческих орудий, освобождая крупные хозяйства из-под зависимости от рабочих и в то же время понижая спрос на рабочие руки, ставит рабочих в затруднительное положение» (Тезяков, l. c., 66-71). То же констатирует и другой земский санитарный врач, г. Кудрявцев, в своей работе: «Пришлые с.-х. рабочие на Николаевской ярмарке в местечке Каховке Таврической губернии и санитарный надзор за ними в 1895 году» (Херсон, 1896). - «Цены на рабочие руки... все падают, и значительная часть пришлых рабочих остается за бортом, не получая никакого заработка, т. е. создается так называемая на языке экономической науки резервная рабочая армия - искусственное избыточное население» (61). Вызываемое этой резервной армией понижение цен на труд доходит иногда до того,

* Г-н Пономарев выражается на этот счет так: «Машины, урегулировав цену на уборку, по всей вероятности в то же время и дисциплинируют рабочих» (статья в журнале: «Сельское хозяйство и лесоводство», цит. по «Вестн. Фин.», 1896, № 14). Вспомните, как «Пиндар капиталистической фабрики», д-р Юр (Andrew Ure) ⁸⁸ приветствовал машины, создающие «порядок» и «дисциплину» среди рабочих. Земледельческий капитализм в России успел создать не только «земледельческие фабрики», но и «Пинда-ров» этих фабрик.

что «многие хозяева, имея свои машины, предпочитали» (в 1895 г.) «ручную уборку машинной» (ibid., 66, из «Сборника Херсонского земства», 1895, август)! Этот факт нагляднее и убедительнее, чем всякие рассуждения, показывает всю глубину противоречий, свойственных капиталистическому употреблению машин!

Другим следствием употребления машин является усиленное применение женского и детского труда. Сложившееся капиталистическое земледелие создало вообще известную иерархию рабочих, очень напоминающую иерархию фабричных рабочих. Так, в южнорусских экономиях различаются: а) полные рабочие - взрослые мужчины, способные ко всем работам; б) полурабочие, женщины и мужчины до 20 лет; полурабочие делятся на две категории: аа) от 12, 13 до 15, 16 лет - полурабочие в тесном смысле и бб) полурабочие большой силы; «на экономическом языке «три четверти» рабочего» *, - от 16 до 20 лет, способные исполнять все работы полного рабочего, за исключением косьбы. Наконец, в) полурабочие малой помощи, дети не моложе 8 и не старше 14 лет; они исполняют обязанности свинарей, телятников, полольщиков и погонычей у плугов. Служат они нередко из-за одних харчей и одежды. Введение земледельческих орудий «обесценивает труд полного рабочего» и дает возможность заменять его более дешевым трудом женщин и подростков. Статистические данные о пришлых рабочих подтверждают вытеснение мужского труда женским: в 1890 г. в местечке Каховке и городе Херсоне было зарегистрировано 12,7% женщин в числе рабочих; в 1894 г. во всей губернии - 18,2% (10 239 из 56 464); в 1895 г. - 25,6% (13 474 из 48 753). Детей в 1893 г. - 0,7% (от 10 до 14 лет), в 1895 - 1,69% (от 7 до 14 лет). Среди местных экономических рабочих Елисаветградского уезда Херсонской губ. дети составляют 10,6% (ibid.).

Машины увеличивают интенсивность труда рабочих. Например, наиболее распространенный вид жатвенных

машин (с ручным сбрасыванием) получил характерное название «лобогреек» или «чубогреек», так как работа на ней требует от рабочего чрезвычайного напряжения: рабочий заменяет собой сбрасывающий аппарат (ср. «Произв. силы», I, 52). Точно так же увеличивается напряженность работы и при молотилках. Капиталистически употребляемая машина создает и здесь (как и везде) громадный импульс к удлинению рабочего дня. Появляется и в земледелии невиданная раньше работа ночью. «В годы урожайные... работы в некоторых экономиях и во многих крестьянских хозяйствах производятся даже и по ночам» (Тезяков, l. c., 126), при искусственном освещении - факелами (92). Наконец, систематическое употребление машин ведет за собой травматизм сельскохозяйственных рабочих; работа девушек и детей при машинах ведет, естественно, к особенному обилию повреждений. Земские больницы и лечебницы Херсонской, например, губернии наполняются во время сезона сельскохозяйственных работ «почти исключительно травматическими больными», являясь «своего рода полевыми лазаретами для постоянно выбывающих из строя огромной армии сельскохозяйственных рабочих жертв беспощадной разрушительной деятельности сельскохозяйственных машин и орудий» (ibid., 126). Создается уже специальная медицинская литература о повреждениях, причиненных сельскохозяйственными машинами. Являются предложения об издании обязательных постановлений относительно употребления сельскохозяйственных машин (ibid.). Крупная машинная индустрия и в земледелии, как и в промышленности, с железной силой выдвигает требования общественного контроля и регулирования производства. О попытках подобного контроля мы еще скажем ниже.

Отметим в заключение крайне непоследовательное отношение народников к вопросу об употреблении машин в сельском хозяйстве. Признавать пользу и прогрессивность употребления машин, защищать все меры, развивающие и облегчающие его, - и в то же время игнорировать, что машины в русском земледелии употребляются капиталистически, это значит спускаться до

точки зрения мелких и крупных аграриев. А наши народники именно игнорируют капиталистический характер употребления сельскохозяйственных машин и улучшенных орудий, не пытаясь даже анализировать, какого типа крестьянские и помещичьи хозяйства вводят машины. Г-н В. В. сердито называет г. В. Черняева «представителем капиталистической техники» («Прогресс, течения», 11). Должно быть, именно г. В. Черняев или какой другой чиновник м-ва земледелия виноват в том, что машины в России употребляются капиталистически! Г-н Н. -он, - несмотря на велеречивое обещание «не отступать от фактов» («Очерки», XIV), - предпочел обойти тот факт, что именно капитализм развил употребление машин в нашем земледелии, и сочинил даже забавную теорию, по которой обмен понижает производительность труда в земледелии (стр. 74)! Критиковать эту теорию, декретированную без всякого анализа данных, нет ни возможности, ни надобности. Ограничимся приведением маленького образчика рассуждений г-на Н. -она. «Если бы производительность труда у нас поднялась вдвое, то за четверть пшеницы платили бы теперь не 12 руб., а шесть, вот и все» (234). Далеко не все, почтеннейший г. экономист. «У нас» (как и во всяком обществе товарного хозяйства) повышение техники предпринимают отдельные хозяева, и лишь постепенно перенимают его остальные. «У нас» повышать технику в состоянии только сельские предприниматели. «У нас» этот прогресс сельских предпринимателей, мелких и крупных, неразрывно связан с разорением крестьянства и образованием сельского пролетариата. Поэтому, если бы повышенная в хозяйствах сельских предпринимателей техника сделалась общественно-необходимой (только при таком условии цена понизилась бы вдвое), то это означало бы переход почти всего земледелия в руки капиталистов, означало бы полную пролетаризацию миллионов крестьян, означало бы гигантский рост неземледельческого населения и рост фабрик (для того, чтобы производительность труда в нашем земледелии поднялась вдвое, необходимо громадное

развитие машиностроения, горной промышленности, парового транспорта, постройки массы нового типа сельскохозяйственных строений, магазинов, складов, каналов и т. д. и т. д.). Г-н Н. -он повторяет здесь обычную маленькую ошибку своих рассуждений: он перепрыгивает через те последовательные шаги, которые необходимы при развитии капитализма, перепрыгивает через тот сложный комплекс общественно-хозяйственных преобразований, который необходимо сопровождает развитие капитализма, - и затем сетует и плачется об опасности капиталистической «ломки».

IX. НАЕМНЫЙ ТРУД В ЗЕМЛЕДЕЛИИ

Мы переходим теперь к главному проявлению земледельческого капитализма - к употреблению вольнонаемного труда. Эта черта пореформенного хозяйства всего сильнее проявилась на южных и восточных окраинах Европейской России, проявилась в том массовом передвижении сельскохозяйственных наемных рабочих, которое известно под именем «земледельческого отхода». Поэтому мы приведем сначала данные об этом главном районе земледельческого капитализма в России, а затем посмотрим и на данные, относящиеся ко всей России.

Громадные передвижения наших крестьян в поисках за работой по найму отмечены давным-давно нашей литературой. На них указывал уже Флеровский («Положение рабочего класса в России», СПБ. 1869), пытавшийся определить сравнительную распространенность их в разных губерниях. В 1875 г. г-н Чаславский дал общий обзор «земледельческих отхожих промыслов» («Сборник госуд. знаний», т. II) и отметил их настоящее значение («образовалось... нечто вроде полубродячего населения... нечто вроде будущих батраков»). В 1887 г. г-н Распопин свел ряд земско-статистических данных об этом явлении и взглянул на них не как на «заработки» крестьян вообще, а как на процесс образования класса наемных рабочих в земледелии. В 90-х годах появились труды гг. С. Короленко, Руднева, Тезякова, Кудряв-

цева, Шаховского, благодаря которым явление было изучено несравненно полнее.

Главный район прихода земледельческих наемных рабочих - губернии Бессарабская, Херсонская, Таврическая, Екатеринославская, Донская, Самарская, Саратовская (южная часть) и Оренбургская. Мы ограничиваемся Европейской Россией, но необходимо отметить, что движение идет все дальше (особенно в последнее время), охватывая и Северный Кавказ и Уральскую область и т. д. Данные о капиталистическом земледелии в этом районе (районе торгового зернового хозяйства) будут приведены в следующей главе; там же мы укажем и другие местности прихода земледельческих рабочих. Главным районом выхода земледельческих рабочих служат средние черноземные губернии: Казанская, Симбирская, Пензенская, Тамбовская, Рязанская, Тульская, Орловская, Курская, Воронежская, Харьковская, Полтавская, Черниговская, Киевская, Подольская, Волынская *. Таким образом, передвижение рабочих направляется из наиболее заселенных местностей в наименее заселенные, колонизуемые местности; - из местностей, в которых всего сильнее было развито крепостное право, в местности, где оно было всего слабее ; - из местностей с наибольшим развитием отработков в местности слабого развития отработков и высокого развития капитализма. Рабочие бегут, следовательно, от «полусвободного» труда к свободному труду. Было бы ошибкой думать, что это бегство сводится исключительно к передвижению из густонаселенных в малонаселенные места. Изучение передвижения рабочих (г. С. Короленко, l. c.) показало то оригинальное и важное явление, что из многих мест выхода рабочие уходят в таком большом количестве, что в этих местах получается недостаток рабочих, восполняемый приходом рабочих из других мест. Значит, уход рабочих выражает не только стремление

* В главе VIII, рассматривая процесс передвижения наемных рабочих в России в его целом, мы подробнее опишем характер и направление отхода в разных местностях.

** Уже Чаславский указал, что в местностях прихода рабочих процент крепостных был 4-15%, а в местностях выхода - 40-60%.

населения равномернее распределиться по данной территории, но и стремление рабочих уйти туда, где лучше. Это стремление станет для нас вполне понятным, если мы вспомним, что в районе выхода, районе отработков, заработные платы сельским рабочим особенно низки, а в районе прихода, районе капитализма, заработные платы несравненно выше *.

Что касается до размера «земледельческого отхода», то общие данные об этом имеются лишь в названном выше труде г-на С. Короленко, который считает избыток рабочих (сравнительно с местным спросом на них) в 6360 тыс. чел. во всей Европ. России, в том числе 2137 тыс. чел. в вышеназванных 15-ти губерниях земледельческого отхода, тогда как в 8-ми губерниях прихода недостаток рабочих определяется им в 2173 тыс. человек. Несмотря на то, что приемы расчетов г-на С. Короленко далеко не всегда удовлетворительны, его общие выводы (как увидим неоднократно ниже) следует считать приблизительно верными, а число бродячих рабочих не только не преувеличенным, а скорее даже отстающим от действительности. Несомненно, что из этих двух миллионов рабочих, приходящих на юг, часть принадлежит к неземледельческим рабочим. Но г. Шаховской (l. c.) рассчитывает совершенно произвольно, на глаз, что на промышленных рабочих приходится половина этого числа. Во-1-х, мы из всех источников знаем, что приход рабочих в этот район преимущественно земледельческий, а Во-2-х, земледельческие рабочие идут не только из вышеназванных губерний. Г-н Шаховской сам же дает одну цифру, подтверждающую расчеты г-на С. Короленко. Именно он сообщает, что в 11-ти черноземных губерниях (входящих в очерченный выше район отхода земледельческих рабочих) было выдано в 1891 г. - 2 000 703 паспорта и билета (l. c., стр. 24), тогда как, по расчету г. С. Короленко, число отпускаемых этими губерниями рабочих равняется лишь 1 745 913. Следовательно, цифры г-на С. Короленко никак не преувеличены, и все число

* См. табличные данные за 10 лет в гл. VIII, § IV: образование внутреннего рынка на рабочую силу (настоящий том, стр. 589. Ред.).

бродячих сельских рабочих в России должно быть, очевидно, выше 2-х миллионов человек *. Такая масса «крестьян», бросающих свой дом и надел (у кого есть дом и надел), свидетельствует наглядно о гигантском процессе превращения мелких земледельцев в сельских пролетариев, о громадном спросе растущего земледельческого капитализма на наемный труд.

Спрашивается теперь, как велико все число сельских наемных рабочих в Евр. России, и бродячих и оседлых? Единственная, известная нам, попытка ответить на этот вопрос сделана в работе г-на Руднева: «Промыслы крестьян Европ. России» («Сборник Саратовского земства», 1894 г., №№ 6 и 11). Эта чрезвычайно ценная работа дает сводку данных земской статистики по 148 уездам в 19-ти губерниях Евр. России. Все число «промышленников» определилось в 2 798 122 чел. из 5 129 863 работников муж. пола (18-60 лет), т. е. в 55% всего числа крестьянских работников *. К «сельскохозяйственным промыслам» автор отнес только сельскохозяйственные работы по найму (батраки, поденщики, пастухи, служащие при скотных дворах). Определение процента сельскохозяйственных рабочих ко всему числу мужчин рабочего возраста по разным губерниям и районам России приводит автора к тому выводу, что в черноземной полосе около 25% всех

* Есть еще один способ проверить цифру г-на С. Короленко. Из вышецитированных книг гг. Тезякова и Кудрявцева мы узнаем, что число сельских рабочих, пользующихся при своем движении на «заработки» хотя отчасти железной дорогой, составляет около ¹/₁₀ всего числа рабочих (соединяя данные обоих авторов, получаем, что из 72 635 опрошенных рабочих только 7827 ехали хотя часть пути по жел. дороге). Между тем, число рабочих, перевезенных в 1891 г. тремя главнейшими жел. дорогами рассматриваемого направления, не превышает 200 тыс. чел. (170-189 тыс.) - как сообщает г. Шаховской (l. c., стр. 71, по данным жел. дорог). Следовательно, все число уходящих на юг рабочих должно принять около 2-х млн. человек. Кстати, ничтожная доля сельских рабочих, пользующихся железной дорогой, указывает на ошибочность мнений г-на Н. -она, который полагал, что основной тон пассажирскому движению наших железных дорог дают земледельческие рабочие. Г-н Н. -он упустил из виду, что неземледельческие рабочие, получая более высокую плату, пользуются в большем размере жел. дорогами, а время отхода этих рабочих (например, строительных, землекопов, грузчиков и мн. др.) тоже приходится на весну и лето.

В эту цифру не входит, следовательно, масса крестьян, для которых земледельческие работы по найму составляют не главнейшее, а столь же существенное занятие, как и их собственное хозяйство.

мужчин работников заняты с.-х. работами по найму, а в нечерноземной - около 10%. Это дает цифру с.-х. рабочих в Евр. России в 3395 тыс. чел., или, с округлением, в 3 ¹/₂ миллиона человек (Руднев, l. c., стр. 448. Это число составляет около 20% всего числа мужчин рабочего возраста). При этом необходимо отметить, что, по заявлению г-на Руднева, «поденщина и сдельные земледельческие работы отмечались статистиками в промыслах лишь в тех случаях, когда оказывались составляющими главнейшее занятие известного лица или известной семьи» (l. c. 446) *.

Эту цифру г-на Руднева следует считать минимальной, так как, во-первых, данные земских переписей более или менее устарели, относясь к 80-м, иногда даже к 70-м годам, и так как, во-вторых, при определении процента с.-х. рабочих не приняты вовсе во внимание районы высокоразвитого земледельческого капитализма - прибалтийские и западные губернии. Но, за неимением других данных, приходится принять эту цифру в З¹/₂ млн. чел.

Оказывается, следовательно, что около пятой доли крестьян перешло уже в то положение, что их «главнейшее занятие» - наемная работа у зажиточных крестьян и помещиков. Мы видим здесь первую группу тех предпринимателей, которые предъявляют спрос на рабочую силу сельского пролетариата. Это - сельские предприниматели, занимающие около половины низшей группы крестьянства. Таким образом, между образованием класса сельских предпринимателей и расширением низшей группы «крестьянства», т. е. увеличением числа сельских пролетариев, наблюдается полная взаимозависимость. Среди этих сельских предпринимателей видную роль играет крестьянская буржуазия: напр.,

* К «промыслам» относятся, как указывает и г. Руднев, все виды всяческих занятий крестьян, кроме земледелия, на своих, купчих и арендованных землях. Несомненно, что большинство этих «промышленников» - наемные рабочие в земледелии и промышленности. Мы обращаем поэтому внимание читателя на близость этих данных к нашему определению количества сельских пролетариев: во II главе было принято, что последние составляют около 40% крестьян. (См. настоящий том, стр. 170. Ред.) Здесь мы видим 55% «промышленников», из которых, вероятно, больше 40% заняты всяческими работами по найму.

в 9 уездах Воронежской губ. из всего числа батраков - 43,4% нанято крестьянами (Руднев, 434). Если бы мы приняли этот процент за норму для всех сельских рабочих и для всей России, то оказалось бы, что крестьянская буржуазия предъявляет спрос миллиона на полтора с.-х. рабочих. Одно и то же «крестьянство» и выбрасывает на рынок миллионы рабочих, ищущих нанимателей, - и предъявляет внушительный спрос на наемных рабочих.

X. ЗНАЧЕНИЕ ВОЛЬНОНАЕМНОГО ТРУДА В ЗЕМЛЕДЕЛИИ

Попытаемся теперь обрисовать основные черты новых общественных отношений, складывающихся в земледелии при употреблении вольнонаемного труда, и определить их значение.

С.-х. рабочие, приходящие в такой массе на юг, принадлежат к самым бедным слоям крестьянства. Из рабочих, приходящих в Херсонскую губернию, 7/₁₀ идут пешком, не имея средств на покупку ж.-д. билетов, «бредут за сотни и тысячи верст вдоль полотна железных дорог и берегов судоходных рек, любуясь красивыми картинами быстро летящих поездов и плавно плывущих пароходов» (Тезяков, 35). В среднем рабочие берут с собой около 2-х рублей ; нередко у них не хватает денег даже на паспорт, и они берут за гривенник месячный билет. Путешествие продолжается дней 10-12, и ноги пешеходов от таких громадных переходов (иногда босиком по холодной весенней грязи) пухнут, покрываются мозолями и ссадинами. Около ¹/₁₀ рабочих едет на дубах (большие, сколоченные из досок лодки, вмещающие 50-80 человек и набиваемые обыкновенно вплотную). Труды официальной комиссии (Звегинцева)⁸⁹ отмечают крайнюю опасность такого способа передвижения: «не проходит и года без того, чтобы один, два, а то и больше переполненных дуба не пошли

* Деньги на дорогу добываются продажей имущества, даже пожитков, закладом надельной земли, залогом вещей, одежды и пр., даже займом денег под отработки «у священников, помещиков и местных кулаков» (Шаховской, 55).

ко дну с их пассажирами» (ibid., 34). Громадное большинство рабочих имеют надельную землю, но в количестве совершенно ничтожном. «В сущности, ведь, - справедливо замечает г. Тезяков, - все эти тысячи сельскохозяйственных рабочих являются безземельными, деревенскими пролетариями, для которых все существование теперь в отхожих промыслах... Обезземеление быстро идет вперед и вместе с тем увеличивает число сельского пролетариата» (77). Наглядным подтверждением быстроты этого роста служит число рабочих-новичков, т. е. в первый раз идущих наниматься. Таких новичков бывает около 30%. Между прочим, по этой цифре можно судить о быстроте процесса, создающего кадры постоянных земледельческих рабочих.

Массовое передвижение рабочих создало особые формы найма, свойственные высокоразвитому капитализму. На юге и юго-востоке образовалось множество рабочих рынков, где собираются тысячи рабочих и куда съезжаются наниматели. Такие рынки приурочиваются часто к городам, промышленным центрам, торговым селениям, к ярмаркам. Промышленный характер центров особенно привлекает рабочих, которые охотно нанимаются и на неземледельческие работы. Например, в Киевской губернии рабочими рынками служат местечки Шпола и Смела (крупные центры свеклосахарной промышленности) и гор. Белая Церковь. В Херсонской губ. рынками рабочих служат торговые села (Новоукраинка, Бирзула, Мостовое, где по воскресеньям собирается свыше 9 тыс. рабочих, и мн. др.), железнодорожные станции (Знаменка, Долинская и др.), города (Елисаветград, Бобринец, Вознесенск, Одесса и др.). Одесские мещане, чернорабочие и «кадеты» (местное название босяков) летом тоже приходят наниматься на с.-х. работы. В Одессе сельские рабочие нанимаются на так называемой Середин-ской площади (или «Косарке»). «Рабочие стремятся в Одессу, минуя другие рынки, в надежде иметь здесь лучшие заработки» (Тезяков, 58). Местечко Кривой Рог - крупный рынок найма на земледельческие и на горные работы. В Таври-

ческой губернии особенно выдается рабочий рынок в местечке Каховке, где прежде собиралось до 40 000 рабочих, в 90-х годах - 20-30 тысяч, теперь, судя по некоторым данным, еще меньше. В Бессарабской губ. следует назвать город Аккерман, в Екатеринославской губернии - город Екатеринослав и станцию Лозовую; в Донской - Ростов-на-Дону, где ежегодно перебывает до 150 тысяч рабочих. На Северном Кавказе - города Екатеринодар и Новороссийск, станция Тихорецкая и др. В Самарской губ. - слобода Покровская (против Саратова), село Балаково и др. В Саратовской губ. - города Хвалынск, Вольск. В Симбирской губ. - город Сызрань. Таким образом, капитализм создал на окраинах новую форму «соединения земледелия с промыслами», именно соединение земледельческого и неземледельческого труда по найму. В широких размерах такое соединение возможно только в эпоху последней, высшей стадии капитализма - крупной машинной индустрии, которая подрывает значение искусства, «рукомесла», облегчает переход от одного занятия к другому и нивелирует формы найма *.

И действительно, формы найма в этой местности очень оригинальны и весьма характерны для капиталистического земледелия. Все те полупатриархальные, полукабальные формы работы по найму, которые так часты в среднечерноземной полосе, - здесь отпадают. Остаются одни только отношения нанимателей к нанимающимся, одна торговая сделка по купле-продаже рабочей силы. Как и всегда при развитых капиталистических отношениях, рабочие предпочитают поденный или понедельный наем, который позволяет им точнее регулировать плату сообразно со спросом на труд. «Цены устанавливаются для округа каждого базара (верст на 40 кругом) с математической точностью,

* Г-н Шаховской указывает и другую форму соединения земледельческого и неземледельческого труда. По Днепру идут в низевые города тысячи плотов. На каждом плоту бывает 15-20 рабочих (плотовщиков) - по большей части белорусов и великорусов Орловской губернии. «Получают они за все время плавания буквально гроши», рассчитывая главным образом успеть наняться на жатву и молотьбу. Расчеты эти оправдываются только в «хорошие» годы.

и испортить цену нанимателям очень трудно, так как приезжий мужик лучше пролежит на рынке или поедет дальше, чем станет на более дешевую плату» (Шаховской, 104). Само собой разумеется, что сильные колебания цен на труд вызывают бесчисленные нарушения договора, - только не с одной стороны, как уверяют обыкновенно наниматели, а с обеих сторон: «стачки происходят с обеих сторон; рабочие уговариваются, чтоб просить дороже, а наниматели - дать дешевле» (ibid., 107) *. До какой степени открыто царит здесь в отношениях между классами «бессердечный чистоган», это видно из следующего, например, факта: «опытные наниматели хорошо знают», что рабочие «поддаются» только тогда, когда съедят весь свой хлеб. «Один хозяин рассказывал, что, приехавши на базар нанимать рабочих... он стал ходить между их рядами и палкой ощупывать их котомки (sic!): y которого хлеб есть, то с теми рабочими и не разговаривает, а уходит с базара» и ждет, пока «не окажутся на базаре пустые котомки» (из «Сельского Вестника» 1890 г., № 15, ibid., 107-108).

Как и при всяком развитом капитализме, наблюдается и здесь, что мелкий капитал особенно давит рабочего. Крупного нанимателя простой коммерческий расчет заставляет отказаться от мелких прижимок, дающих мало выгоды и грозящих большим убытком при конфликте. Поэтому, например, крупные наниматели (нанимающие по 300- 800 рабочих) стараются не отпускать рабочих через неделю и сами устанавливают цены сообразно со спросом на труд; некоторые вводят даже систему надбавок к плате при повышении

* «В страдную пору, при хорошем урожае, рабочий торжествует, и его уломать стоит труда. Ему дают цену, а он смотреть не хочет; одно твердит: дашь, что прошу, так пойдем. А это не потому, чтобы рабочих рук было мало, а потому, как рабочие говорят, «наша берет»». (Сообщение одного волостного писаря, Шаховской, 125.)

«Если хлеба вышли плохие и цены на рабочие руки пали, наниматель-кулак пользуется этим и увольняет рабочего до срока, и горячая рабочая пора у рабочего уходит или на отыскание работы в том же районе, или на путешествие», - признается один корреспондент-помещик (ibid., 132).

** Ср. Fr. Engels. «Zur Wohnungsfrage». Vorwort (Ф. Энгельс. «К жилищному вопросу». Предисловие. Ред.) ⁹⁰.

цен на труд в окрестности, - и все свидетельства говорят о том, что эти надбавки с лихвой вознаграждаются лучшей работой и отсутствием столкновений (ibid., 130-132; 104). Напротив, мелкий хозяин не брезгает ничем. «Мужики-хуторяне и немцы-колонисты отбирают себе рабочих «на выбор», платят им на 15-20% дороже, но и сумма работы, которую эти хозяева «выжимают» из рабочих, - выше на пятьдесят процентов» (ibid., 116). «Девки» у такого хозяина не знают, как они сами говорят, «ни дня, ни ночи». Колонисты, нанимая косарей, заставляют идти в последней ноге (т. е. подгонять рабочих!) своих сыновей посменно, так что сменяющиеся подгоняльщики становятся раза три в день со свежими силами, подгоняя рабочих: «оттого по истощенному виду так легко узнать работавших у немцев-колонистов». «Вообще мужики-хуторяне и немцы избегают нанимать рабочих, служивших ранее во владельческих экономиях. «Вы у нас не выдержите», говорят они прямо» (ibid.) *.

Крупная машинная индустрия, концентрируя вместе массы рабочих, преобразуя способы производства, разрушая все традиционные, патриархальные прикрытия и облачения, затемнявшие отношения между классами, ведет всегда к обращению общественного внимания на эти отношения, к попыткам общественного контроля и регулирования. Это явление, - получившее особенно наглядное выражение в фабричной инспекции, - начинает сказываться и в русском капиталистическом земледелии, именно в районе его наибольшего развития. Вопрос о санитарном положении рабочих был поставлен в Херсонской губернии еще в 1875 году на 2-м губернском съезде врачей Херсонского земства, затем

* Такими же чертами характеризуют «казаков» Кубанской области: «Понизить цену на рабочие руки казак старается всяческими способам!», действуя отдельно и целыми обществами» (sic! жаль, что у нас нет более подробных сведений об этой новейшей функции «общины»!): «нажимками на пище, работе, при расчетах задержанием паспортов рабочих, постановлением общественных приговоров, которые обязывают отдельных хозяев не нанимать рабочих, под опасением штрафа, выше известной платы и т. п.» («Пришлые рабочие на Кубанщине» А. Белобородова в «Сев. Вестн.», 1896, февраль, стр. 5).

возобновлен в 1888 г.; в 1889 г. была составлена программа для изучения положения рабочих. Санитарное исследование, произведенное (далеко не в полных размерах) в 1889-1890 гг., приподняло краешек завесы, прикрывающей условия труда в деревенских захолустьях. Оказалось, например, что жилые помещения для рабочих в большинстве случаев отсутствуют; когда есть казармы, - они устроены обыкновенно весьма антигигиенично, «не особенно редко» попадаются и землянки - в них живут, например, чабаны (пастухи овец), сильно страдая от сырости, тесноты, холода, темноты, удушливой атмосферы. Питание рабочих очень часто неудовлетворительно. Рабочий день продолжается в общем от 12¹/₂ до 15 часов, т. е. гораздо продолжительнее обычного рабочего дня в крупной промышленности (11-12 часов). Перерывы работы во время самого сильного жара встречаются лишь «как исключения», - и случаи мозговых заболеваний не редкость. Работа при машинах создает профессиональное разделение труда и профессиональные заболевания. Напр., при молотилках заняты «барабанщики» (кладут снопы в барабан; работа очень опасная и самая трудная: из барабана бьет в лицо крупная растительная пыль), «подавальщики» (подают снопы; работа так тяжела, что работают, сменяясь через каждые 1-2 часа). Женщины подметают полову, которую мальчики отвозят в сторону, а 3-5 рабочих кладут в скирды. Во всей губернии число молотильщиков должно превышать 200 000 человек (Тезяков, 94) *. Заключение г-на Тезякова о санитарной обстановке земледельческих работ таково: «Вообще, мнение древних, полагавших, что труд земледельца - «самое приятное и полезное занятие», в настоящее время, когда капиталистический дух царит в области сельского хозяйства, мало вероятно. С введением в сельскохозяйственную деятельность машинной обработки санитарные условия земледельческого труда

* Заметим кстати, что эта операция - молотьба - особенно часто производится вольнонаемными рабочими. Можно судить поэтому, как велико должно быть чмсло молотильщиков во всей России!

не улучшились, а изменились к худшему. Машинная обработка внесла в область сельского хозяйства до того мало знакомую здесь специализацию труда, что сказалось развитием в среде сельского населения профессиональных болезней и массой серьезных травматических повреждений» (94).

Результатом санитарных исследований явилась (после голодного года и холеры) попытка устроить лечебно-продовольственные пункты с организацией регистрации рабочих, санитарного надзора за ними и дешевых обедов. Как ни скромны размеры и результаты этой организации, как ни шатко ее существование * - она остается крупным историческим фактом, выясняющим тенденции капитализма в земледелии. На основании данных, собранных врачами, губернскому съезду врачей Херсонской губ. было предложено признать важность лечебно-продовольственных пунктов, необходимость улучшить их санитарную обстановку, расширить их деятельность до характера рабочих бирж для осведомления о ценах на труд и их колебаниях, распространить санитарный надзор на все более или менее крупные хозяйства с значительным числом рабочих рук - «подобно промышленным заведениям» (с. 155), издать обязательные постановления об употреблении сельскохозяйственных машин и о регистрации травм, возбудить вопрос о праве рабочих на обеспечение и об улучшении и удешевлении парового транспорта. Пятый съезд русских врачей постановил обратить внимание заинтересованных земств на деятельность Херсонского земства в деле организации врачебно-санитарного надзора.

В заключение вернемся еще раз к экономистам-народникам. Выше мы видели, что они идеализируют отра-

* Из 6 уездных земских собраний Херсонской губ., - отзывы которых об организации надзора за рабочими сообщает г. Тезяков, - четыре высказались против этой системы. Местные землевладельцы обвиняли губернскую земскую управу, «что она окончательно обленит рабочих» и т. д.

ботки, закрывая глаза на прогрессивность капитализма сравнительно с ними. Теперь мы должны добавить, что они отрицательно относятся и к «отходу» рабочих, симпатизируя местным «заработкам». Вот как выражает, например, это обычное народническое воззрение г. Н. -он: «Крестьяне... отправляются в поиски за работой... Насколько, спрашивается, это выгодно в хозяйственном отношении? Не лично для каждого крестьянина в отдельности, а насколько это выгодно в совокупности для всего крестьянства, в государственно-хозяйственном отношении?.. Мы имеем в виду указать на чисто экономическую невыгоду ежегодного перекочевыванья, бог весть куда, на все лето, когда, казалось бы, можно было иметь вдоволь занятий под руками...» (23-24).

Мы утверждаем, вопреки народнической теории, что «перекочевыванье» рабочих не только дает «чисто экономические» выгоды самим рабочим, но и вообще должно быть признано явлением прогрессивным; что общественное внимание должно быть устремлено не на замену отхожих промыслов местными «занятиями под руками», а, наоборот, на устранение всех препятствий к отходу, на всестороннее облегчение его, на удешевление и улучшение всех условий передвижения рабочих и т. д. Основания нашего утверждения следующие:

1) «Чисто экономическую» выгоду «перекочевыванье» приносит рабочим потому, что они идут в места более высокой заработной платы, в места, где их положение, как нанимающихся, выгоднее. Как ни просто это соображение, - его слишком часто забывают люди, которые любят подниматься на высшую, якобы «государственно-хозяйственную» точку зрения.

2) «Перекочевыванье» разрушает кабальные формы найма и отработки.

Напомним, например, что прежде, при слабом развитии отхода, южные землевладельцы (и другие предприниматели) охотно пользовались таким способом найма: рассылали своих приказчиков в северные губернии и нанимали (чрез посредство сельского начальства) недоимщиков на крайне невыгодных для послед-

них условиях *. Наниматели, следовательно, пользовались свободой конкуренции, а нанимающиеся - нет. Выше мы уже приводили примеры того, как крестьянин готов бежать от отработков и кабалы даже в шахты.

Неудивительно поэтому, что в вопросе о «перекочевываньи» рука об руку с народниками идут наши аграрии. Возьмите, например, г-на С. Короленко. Приведя в своей книге целый ряд отзывов помещиков против «отхода» рабочих, он приводит массу «доводов» против «отхожих промыслов»: «разгул», «буйный нрав», «пьянство», «недобросовестность», «стремление уйти от семьи, чтобы избавиться от семьи и от надзора родителей», «желание развлечений и более веселой жизни» и т. д. Но вот особенно интересный довод: «Наконец, по пословице «на месте камень - и тот мхом обрастает», а человек на месте обязательно обзаводится имуществом и дорожит им» (l. c., стр. 84). Пословица, действительно, очень рельефно говорит о том, как действует на человека прикрепление к месту. Особенное недовольство г-на С. Короленко вызывает то, отмеченное нами выше, явление, что из некоторых губерний уходит «слишком» много рабочих и недостаток их пополняется приходом рабочих из других губерний. Отмечая этот факт по отношению, например, к Воронежской губ., г. С. Короленко указывает и одну из причин явления, именно: обилие крестьян с дарственным наделом. «Очевидно, что такие крестьяне, находясь в худшем сравнительно материальном положении и не опасаясь за свое слишком небольшое имущество, чаще не исполняют принимаемых на себя обязательств и вообще с большей легкостью уходят в другие губернии, даже тогда, когда могли бы найти достаточно заработков у себя дома». «Такие крестьяне, мало привязанные (sic!) к собственному недостаточному наделу, иногда не имея даже инвентаря, легче бросают свой дом

* Шаховской, l. c., 98 и следующие. Автор приводит даже таксу «вознаграждений» писарям и старшинам за выгодный наем крестьян. - Тезяков: l. c., 65. - Трирогов: «Община и подать»; статья: «Кабала в народном хозяйстве».

и идут искать счастья вдали от родного селения, не заботясь о заработках на месте и иногда даже о принятых на себя обязательствах, так как с них взыскать бывает нечего» (ibid.).

Следовало бы пораздумать о нем тем, кто толкует о невыгодах «перекочевыванья», о предпочтительности местных «занятий под руками»!

3) «Перекочевыванья» означают создание подвижности населения. Перекочевыванья являются одним из важнейших факторов, мешающих крестьянам «обрастать мхом», которого слишком достаточно накопила на них история. Без создания подвижности населения не может быть и его развития, и было бы наивностью думать, что какая-нибудь сельская школа может дать то, что дает людям самостоятельное знакомство с различными отношениями и порядками и на юге и на севере, и в земледелии и в промышленности, и в столице и в захолустье.

* Вот еще пример вредного влияния народнических предрассудков. Г-н Тезяков, прекрасную работу которого мы часто цитировали, отмечает тот факт, что из Херсонской губернии много местных рабочих уходит в Таврическую, хотя в первой недостает массы рабочих. Он называет это «более, чем странным явлением»: «теряют и хозяева, теряют и рабочие, бросающие работу дома и рискующие ее не найти в Таврии» (33). Нам кажется, наоборот, более чем странным подобное заявление г-на Тезякова. Неужели рабочие не понимают своей выгоды и не имеют права искать себе самых выгодных условий найма? (В Таврической губернии заработная плата сельским рабочим выше, чем в Херсонской.) Неужели мы в самом деле должны думать, что для мужика обязательно жить и работать там, где он приписан и «обеспечен наделом»?

ГЛАВА IV
РОСТ ТОРГОВОГО ЗЕМЛЕДЕЛИЯ

Рассмотрев внутренний экономический строй крестьянского и помещичьего хозяйства, мы должны теперь перейти к вопросу об изменениях в земледельческом производстве: выражают ли эти изменения рост капитализма и внутреннего рынка?

I. ОБЩИЕ ДАННЫЕ О ЗЕМЛЕДЕЛЬЧЕСКОМ ПРОИЗВОДСТВЕ В ПОРЕФОРМЕННОЙ РОССИИ И О ВИДАХ ТОРГОВОГО ЗЕМЛЕДЕЛИЯ

Взглянем прежде всего на общие статистические данные о производстве хлебов в Евр. России. Значительные колебания урожаев делают совершенно непригодными данные за отдельные периоды или за отдельные годы *. Необходимо взять различные периоды и данные за целый ряд лет. В нашем распоряжении находятся следующие данные: за период 60-х годов - данные за 1864-1866 годы («Военно-статистический сборник», IV, СПБ. 1871, данные губернаторских отчетов). За 70-ые годы - данные д-та земледелия за все десятилетие («Историко-статистический обзор промышленности России», т. I, СПБ. 1883). Наконец, за 1880-ые годы - данные за пять лет, 1883-1887 («Стат. Росс, имп.», IV); это пятилетие может представлять все восьмидесятые годы, так как средний урожай за 10 лет, 1880-1889, оказывается даже несколько выше, чем за пятилетие 1883-1887 гг. (см. «Сельское и лесное хозяйство России», издание для выставки в Чикаго, стр. 132 и 142).

* Уже по одной этой причине совершенно неправилен прием г. Н. -она, делающего самые смелые выводы из данных за 8 лет одного десятилетия (1871-1878)!

Далее, для суждения о том, в каком направлении происходила эволюция в 90-х годах, мы берем данные за десятилетие 1885-1894 («Произв. силы», I, 4). Наконец, данные за 1905 год («Ежегодник России», 1906) вполне пригодны для суждения о настоящем времени. Урожай в 1905 году был лишь немногим ниже среднего за пятилетие 1900- 1904 гг.

Мы видим отсюда, что до 1890-х годов пореформенная эпоха характеризуется несомненным ростом производства как зерновых хлебов, так и картофеля. Производительность земледельческого труда повышается: во-первых, величина чистого сбора возрастает быстрее, чем величина посева (за некоторыми частичными исключениями); во-вторых, надо принять во внимание, что доля населения, занятого земледельческим производством, за указанное время постоянно уменьшалась вследствие отвлечения населения от сельского хозяйства к торговле и промышленности, а равно и вследствие выселения крестьян за пределы Евр. России *. Особенно замечателен тот факт, что растет именно торговое земледелие: увеличивается количество соби-

* Для периода 1883-1887 гг. взято население 1885-го года; прирост принят = 1,2%. Разница между данными губернаторских отчетов и данными д-та земледелия, как известно, незначительна. Цифры за 1905 г. вычислены переводом пудов на четверти.

** Совершенно ошибочно мнение г-на Н. -она, который утверждает, что «нет никакого основания предполагать уменьшение их числа» (числа лиц, занятых земледельческим производством), «совсем напротив» («Очерки», 33, прим.). См. гл. VIII, § II.

раемого (за вычетом семян) хлеба по расчету на 1 душу населения, а внутри этого населения идет все дальше и дальше разделение общественного труда; увеличивается торгово-промышленное население; земледельческое население раскалывается на сельских предпринимателей и сельский пролетариат; растет специализация самого земледелия, так что количество производимого на продажу хлеба возрастает несравненно быстрее, чем все количество производимого страною хлеба. Капиталистический характер процесса наглядно иллюстрируется увеличением роли картофеля в общем размере земледельческого производства *. Увеличение посевов картофеля означает, с одной стороны, повышение техники сельского хозяйства (введение в посев корнеплодов) и рост технической обработки с.-х. продуктов (винокурение и картофельно-крахмальное производство). С другой стороны, оно является, с точки зрения класса сельских предпринимателей, производством относительной прибавочной стоимости (удешевление содержания рабочей силы, ухудшение народного питания). Данные за 10-летие 1885-1894 гг. показывают далее, что кризис 1891-1892 гг., вызвавший гигантское усиление экспроприации крестьянства, повел к значительному понижению производства зерновых хлебов и к понижению урожайности всех хлебов; но процесс вытеснения зерновых хлебов картофелем продолжался с такой силой, что производство картофеля, по расчету на 1 душу населения, увеличилось, несмотря на понижение урожая. Наконец, последнее пятилетие (1900-1904) показывает равным образом рост с.-х. производства, повышение производительности

* Чистый сбор картофеля, по расчету на 1 душу населения, увеличился по всем без исключения районам Евр. России с 1864-1866 по 1870-1879 гг. С 1870-1879 по 1883-1887 гг. увеличение произошло в 7 районах из 11 (именно: в прибалтийском, западном, промышленном, северо-западном, северном, южном, степном, нижневолжском и заволжском).

** Ср. «Сельскохозяйственные статистические сведения по материалам, полученным от хозяев», вып. VII, СПБ. 1897 (изд. м-ва земледелия) ⁹². В 1871 г. в 50 губ. Евр. России было под картофелем 790 тыс. дес, в 1881 г. - 1375 тыс. дес, в 1895 г. - 2154 тыс. дес, т. е. за 15 лет увеличение на 55%. Принимая сбор картофеля в 1841 г. за 100, получаем для позднейшего времени такие цифры: 1861 - 120; 1871 - 162; 1881-297; 1895 - 530.

земледельческого труда и ухудшение положения рабочего класса (увеличение роли картофеля).

Как мы уже заметили выше, рост торгового земледелия проявляется в специализации земледелия. Массовые и огульные данные о производстве всяких хлебов могут дать (да и то не всегда) лишь самые общие указания на этот процесс, так как специфические особенности различных районов при этом исчезают. Между тем, именно в обособлении различных районов земледелия и состоит одна из наиболее характерных черт пореформенного сельского хозяйства в России. Так, цитированный уже нами «Истори-ко-статистический обзор промышленности России» (т. I, СПБ. 1883) указывает следующие сельскохозяйственные районы: район льноводства, «область с преобладающим значением скотоводства», в частности с «значительным развитием молочного хозяйства», область преобладающей зерновой культуры, в частности район трехполья и район улучшенной залежной или многопольно-травяной системы (часть степной полосы, которая «характеризуется производством наиболее ценных, так называемых красных хлебов, преимущественно предназначенных для заграничного отпуска»), свекловичный район, район возделывания картофеля на винокурение. «Указанные хозяйственные районы возникли на территории Европейской России в сравнительно недавнее время и с каждым годом все более и более продолжают развиваться и обособляться» (l. c., стр. 15) *. Наша задача теперь должна, следовательно, состоять в том, чтобы изучить этот процесс специализации земледелия, мы должны рассмотреть, наблюдается ли рост торгового земледелия в различных его видах, происходит ли при этом образование капиталистического сельского хозяйства, характеризуется ли земледельческий капитализм теми свойствами, которые мы указали выше при

* Ср. также «Сельское и лесное хозяйство России», с. 84-88; здесь добавляется еще табачный район. На картах, составленных гг. Д. Семеновым и А. Фортунатовым, отмечены районы по различию преобладающих в полевой культуре растений, например, район ржано-овсяно-льняной, Псковская и Ярославская губернии; район ржано-овсяно-картофельный, Гродненская и Московская губернии, и т. д.

разборе общих данных о крестьянском и помещичьем хозяйстве. Само собой разумеется, что для нашей цели достаточно ограничиться характеристикой главнейших районов торгового земледелия.

Но прежде чем переходить к данным по отдельным районам, заметим следующее: экономисты-народники, как мы видели, всячески стараются обойти тот факт, что пореформенная эпоха характеризуется ростом именно торгового земледелия. Естественно, что при этом они игнорируют также то обстоятельство, что падение цен на зерновые хлеба должно дать толчок специализации земледелия и вовлечению в обмен продуктов сельского хозяйства. Вот пример. Авторы известной книги «Влияние урожаев и хлебных цен» исходят все из той посылки, что для натурального хозяйства цена хлеба не имеет значения, и повторяют эту «истину» бессчетное число раз. Один из них, г. Каблуков, заметил, однако, что в общей обстановке товарного хозяйства эта посылка, в сущности, неверна. «Возможно, конечно, - пишет он, - что зерно, поставляемое на рынок, произведено при меньших издержках производства, нежели возделанное в своем хозяйстве, и тогда как будто бы и для потребительного хозяйства является интерес перейти от возделывания хлебов к иным культурам» (или к другим занятиям - добавим от себя), «а, следовательно, и для него получает значение рыночная цена хлеба, коль скоро она не совпадает с его издержками производства» (I, 98, прим., курсив автора). «Но мы не можем брать этого в расчет» - декретирует он. - Отчего же? Оказывается - оттого: 1) что переход к другим культурам возможен «только при наличности известных условий». Посредством этого бессодержательного трюизма (все на свете возможно только при известных условиях!) г. Каблуков преспокойно обходит тот факт, что пореформенная эпоха создавала и создает в России именно те условия, которые вызывают специализацию земледелия и отвлечение населения от земледелия... 2) Оттого, что «в нашем климате невозможно найти продукта, равного по своему продовольственному значению зерновым хлебам».

Довод очень оригинальный, выражающий простую увертку от вопроса. При чем же тут продовольственное значение других продуктов, если речь идет о продаже этих других продуктов и о покупке дешевого хлеба?.. 3) Оттого, что «зерновые хозяйства потребительного типа всегда имеют рациональное основание для своего существования». Другими словами: оттого, что г. Каблуков «с товарищами» считает натуральное хозяйство «рациональным». Довод, как видите, непреоборимый...

II. РАЙОН ТОРГОВОГО ЗЕРНОВОГО ХОЗЯЙСТВА

Этот район обнимает южную и восточную окраину Евр. России, степные губернии Новороссии и Заволжья. Земледелие отличается здесь экстенсивным характером и громадным производством зерна на продажу. Если мы возьмем 8 губерний: Херсонскую, Бессарабскую, Таврическую, Донскую, Екатеринославскую, Саратовскую, Самарскую и Оренбургскую, то окажется, что в 1883-1887 гг. здесь приходилось на население в 13 877 тыс. - 41,3 миллиона четвертей чистого сбора зерновых хлебов (кроме овса), т. е. более четверти всего чистого сбора по 50 губ. Евр. России. Всего более сеется здесь пшеницы - главного экспортного хлеба *. Земледелие здесь развивается всего быстрее (сравнительно с другими районами России), и эти губернии оттесняют на второй план среднечерноземные губернии, первенствовавшие раньше:

* Кроме Саратовской губ. с 14,3% пшеничных посевов, в остальных названных губерниях мы видим 37,6%-57,8% пшеничных посевов.

** Источники названы выше. Районы губерний по «Ист.-стат. обзору». Район «нижневолжский и заволжский» составлен неудачно, ибо к степным губерниям с громадным производством зерна присоединена Астраханская (в ней недостает хлеба на продовольствие) и Казанская с Симбирской, более подходящие к среднечерноземной полосе.

Таким образом происходит перемещение главного центра производства зерна: в 1860-х и 1870-х годах среднечерноземные губернии стояли впереди всех, а в 1880-х годах они уступили первенство степным и нижневолжским губерниям; производство зерна в них начало понижаться.

Этот интересный факт громадного роста земледельческого производства в описываемом районе объясняется тем, что степные окраины были в пореформенную эпоху колонией центральной, давно заселенной Евр. России. Обилие свободных земель привлекало сюда громадный приток переселенцев, которые быстро расширяли посевы *. Широкое развитие торговых посевов было возможно только благодаря тесной экономической связи этих колоний, с одной стороны, с центральной Россией, с другой стороны - с европейскими странами, ввозящими зерно. Развитие промышленности в центральной России и развитие торгового земледелия на окраинах стоят в неразрывной связи, создают взаимно рынок одно для другого. Промышленные губернии получали с юга хлеб, сбывая туда продукты своих фабрик, снабжая колонии рабочими руками, ремесленниками (см. гл. V, § III, о переселении мелких промышленников на окраины ), средствами производства (лес, строительные материалы, орудия и пр.). Только благодаря этому общественному разделению труда поселенцы в степных местностях могли заниматься исключительно земледелием, сбывая массы зерна на внутренних и особенно на заграничных рынках. Только благодаря тесной связи с внутренним и с внешним рынком могло идти

* См. у г. В. Михайловского («Новое Слово», 1897, июнь) о громадном приросте населения на окраинах и о переселении сюда с 1885 по 1897 г. сотен тысяч крестьян из внутренних губерний. О расширении посевов см. вышеуказанное сочинение В. Постникова, земско-стат. сборники по Самарской губ.; В. Григорьева «Переселения крестьян Рязанской губ.». Об Уфимской губ. см. Ремезова: «Очерки из жизни дикой Башкирии» - живое описание того, как «колонизаторы» сводили корабельные леса и превращали «очищенные» от «диких» башкир поля в «пшеничные фабрики». Это - такой кусочек колониальной политики, который вьщержит сравнение с какими угодно подвигами немцев в какой-нибудь Африке.

так быстро экономическое развитие этих местностей; и это было именно капиталистическое развитие, так как наряду с ростом торгового земледелия шел так же быстро процесс отвлечения населения к промышленности, процесс роста городов и образования новых центров крупной промышленности (ср. ниже, VII и VIII главы) *.

Что касается до вопроса о том, связывается ли в этом районе рост торгового земледелия с техническим прогрессом сельского хозяйства и с образованием капиталистических отношений, - то об этом было уже говорено выше. Во второй главе мы видели, какие крупные посевы имеют в этих местностях крестьяне, как резко проявляются здесь капиталистические отношения даже внутри общины. В предыдущей главе мы видели, что в этом районе особенно быстро развилось употребление машин, что капиталистические фермы окраин привлекают сотни тысяч и миллионы наемных рабочих, развивая невиданные раньше в земледелии крупные хозяйства с широкой кооперацией наемных рабочих и т. д. Нам остается теперь добавить уже немногое для дополнения этой картины.

В степных окраинах частновладельческие имения не только отличаются иногда огромными размерами, но и ведут очень крупное хозяйство. Выше мы приводили указания на посевы в 8-10-15 тыс. десятин в Самарской губ. В Таврической губ. Фальц-Фейн имеет 200 000 дес, Мордвинов - 80 000 дес, два лица - по 60 тыс. дес. «и множество владельцев имеет от 10 до 25 тысяч десятин» (Шаховской, 42). О размерах хозяйства может дать представление тот факт, что, например, у Фальц-Фейна работало в 1893 г. на

* Ср. Marx. «Das Kapital», III, 2, 289, - одним из основных признаков капиталистической колонии является обилие свободных земель, легко доступных переселенцам (русский перевод этого места, стр. 623, совершенно неверен) ⁹³. Также см. III, 2, 210, русск. пер., стр. 553, - громадный избыток хлеба в земледельческих колониях объясняется тем, что все население их занято сначала «почти исключительно сельским хозяйством и специально массовыми продуктами его», которые и обмениваются на продукты промышленности. «Современные колонии получают, чрез посредство мирового рынка, готовыми те продукты, которые при других обстоятельствах им пришлось бы изготовлять самим» ⁹⁴.

сенокосе 1100 машин (из них 1000 крестьянских). В Херсонской губ. в 1893 г. было 3,3 миллиона десятин посева, из них 1,3 млн. дес. у частных владельцев; по пяти уездам губернии (без Одесского) считалось 1237 средних хозяйств (250-1000 дес. земли), 405 крупных (1-2¹/₂ тыс. дес.) и 226 хозяйств, имеющих каждое свыше 2¹/₂ тыс. дес. По сведениям, собранным в 1890 г. о 526 хозяйствах, в них было 35 514 рабочих, т. е. на 1 хозяйство в среднем по 67 рабочих, из которых от 16 до 30 годовых рабочих. В 1893 г. в 100 более или менее крупных хозяйствах Елисаветградского уезда было 11 197 рабочих (в среднем по 112 на 1 хозяйство!), в том числе 17,4% годовых, 39,5% сроковых и 43,1% поденных рабочих *. Вот данные о распределении посева между всеми земледельческими хозяйствами уезда, и частновладельческими и крестьянскими **:

Таким образом, у 3-х с небольшим процентов хозяев (а если считать только посевщиков, то в руках 4-х процентов) сосредоточено более трети всего посева, на обработку и уборку которого требуется масса сроковых и поденных рабочих.

Наконец, вот данные о Новоузенском уезде Самарской губ. Во II главе мы брали только русских крестьян, хозяйничающих в общине; теперь присоединяем и

** «Материалы для оценки земель Херсонской губ.», т. II, Херсон, 1886. Число десятин посева у каждой группы определено помножением среднего размера посева на число хозяйств. Число групп сокращено.

немцев и «хуторян» (крестьян, хозяйничающих на особых участках земли). К сожале-нию, о частновладельческих хозяйствах в нашем распоряжении нет сведении *. [См. таблицу на стр. 257. Ред.]

По-видимому, комментировать эти данные нет надобности. Выше мы уже имели случай заметить, что описываемый район является наиболее типичным районом земледельческого капитализма в России, - типичным не в сельскохозяйственном, конечно, а в общественно-экономическом смысле. Эти наиболее свободно развившиеся колонии показывают нам, какие отношения могли бы и должны бы были развиться и в остальной России, если бы многочисленные остатки дореформенного быта не сдерживали капитализма. Формы же земледельческого капитализма, как видно будет из дальнейшего, чрезвычайно разнообразны.

III. РАЙОН ТОРГОВОГО СКОТОВОДСТВА. ОБЩИЕ ДАННЫЕ О РАЗВИТИИ МОЛОЧНОГО ХОЗЯЙСТВА

Мы переходим теперь к другому важнейшему району земледельческого капитализма в России, именно к области, в которой преобладающее значение имеют не зерновые продукты, а продукты скотоводства. Эта область охватывает, кроме прибалтийских и западных губерний, губернии северные, промышленные и части некоторых центральных губерний (Рязанской, Орловской, Тульской, Нижегородской). Продуктивность скота получает здесь молочнохозяйственное направление, и весь характер земледелия приспособляется к тому, чтобы получать возможно большее количество возможно более ценных рыночных продуктов этого рода *.

* Сборник по Новоузенскому у. - Арендованная земля взята вся: и казенная, и частновладельческая, и надельная. Вот перечень улучшенных орудий у русских хуторян: 609 железных плугов, 16 паровых молотилок, 89 конных молотилок, 110 косилок, 64 конных грабель, 61 веялка и 64 жатвенных машины. В число нанятых рабочих не вошли поденщики.

** В других областях России скотоводство имеет другое значение. Напр., на крайнем юге и юго-востоке утвердилась самая экстенсивная форма скотоводства, именно нагульное мясное скотоводство. Севернее рогатый скот получает значение рабочей силы. Наконец, в средней черноземной полосе он становится «машиной, производящей навозное удобрение». В. Ковалевский и И. Левитский: «Статистический очерк молочного хозяйства в северной и средней полосах Европейской России» (СПБ. 1879). Авторы этой работы, как и большинство специалистов по сельскому хозяйству, проявляют очень мало интереса к общественно-хозяйственной стороне дела и понимания этой стороны. Совершенно ошибочно, например, непосредственно заключать от поднятия доходности хозяйств к обеспечению «народного благосостояния и продовольствия» (стр. 2).

«На наших глазах явно совершается переход от навозного скотоводства к скотоводству молочному; он особенно заметен в последнее 10-летие» (цит. в предыд. прим. соч., ibid.). Статистически охарактеризовать в этом отношении различные области России очень трудно, ибо тут важно не абсолютное количество рогатого скота, а именно количество молочного скота и его качество. Если взять количество всего скота на 100 жителей, то окажется, что в России оно всего больше в степных окраинах, всего меньше - в нечерноземной полосе («Сельское и лесное хозяйство», 274); окажется, что во времени это количество уменьшается («Произв. силы», III, 6. Ср. «Ист.-стат. обзор», I). Здесь наблюдается, следовательно, то же самое, что отметил еще Рошер, именно, что количество скота на единицу населения оказывается всего больше в местностях «экстенсивного скотоводства» (W. Roscher. «NationalOkonomik des Ackerbaues». 7-te Aufl. Stuttg. 1873, S. 563-564 ). Нас же интересует интенсивное скотоводство и в частности именно молочное. Приходится поэтому ограничиться приблизительным расчетом, который дали авторы вышеуказанного «Очерка», не претендуя на точный учет явления; такой расчет наглядно показывает отношение различных областей России по степени развития молочного хозяйства. Приводим этот расчет in extenso **, дополняя его некоторыми вычисленными средними цифрами и сведениями о сыроваренном производстве в 1890 г. по данным «фабрично-заводской» статистики.

* -В. Рошер. «Экономика земледелия», 7-е издание. Штутгарт, 1873, стр. 563-564. Ред.

Эта табличка наглядно иллюстрирует (хотя и по сильно устаревшим данным) выделение специальных районов молочного хозяйства, развитие в них торгового земледелия (сбыт молока и техническая обработка его) и повышение производительности молочного скота.

Чтобы судить о развитии молочного хозяйства во времени, мы можем воспользоваться только данными о маслодельном и сыроваренном производстве. Возникновение его в России относится к самому концу 18-го века (1795 г.); помещичье сыроварение, начавшее развиваться в 19-м веке, потерпело сильный кризис в 1860-х годах, открывших эпоху крестьянского и купеческого сыроварения.

В 50 губ. Европ. России считалось сыроваренных заведений *:

Итак, за 25 лет производство более чем удесятерилось; только о динамике явления и можно судить по этим данным, которые отличаются чрезвычайной неполнотой. Приведем некоторые более детальные указания. В Вологодской губ. улучшение молочного хозяйства началось собственно с 1872 г., когда была открыта Ярославско-Вологодская железная дорога; с тех пор «хозяева начали заботиться об улучшении своих стад, заводить травосеяние, приобретать усовершенствованные орудия... старались поставить молочное дело на чисто коммерческие основания» («Стат. очерк», 20). В Ярославской губ. «подготовили почву» так называемые «артельные сыроварни» 70-х годов, и «сыроварение продолжает развиваться на правах частной предприимчивости, сохраняя лишь одно название «артельного»» (25); «артельные» сыроварни фигурируют - добавим от себя - в «Указателе фабрик и заводов», как заведения с наемными рабочими. Вместо 295 тыс. руб. авторы «Очерка» считают по официальным сведениям производство сыра и масла в 412 тыс. руб. (подсчитано из рассеянных в книге цифр), а исправление этой цифры дает для производства сливочного масла и сыра - 1600 тыс. руб., а если прибавить топленое масло и творог, - 4701,4 тыс. руб., не считая ни прибалтийских, ни западных губерний.

* Данные «Военно-стат. сборника» и «Указателя» г. Орлова (1 и 3 изд.). Об этих источниках см. VII главу (настоящий том, стр. 460-462. Ред.). Заметим только, что приведенные цифры уменьшают действительную быстроту развития, так как понятие «завода» применялось в 1879 г. уже, чем в 1866 г., а в 1890 г. еще уже, чем в 1879 г. В 3-м изд. «Указателя» есть сведения о времени основания 230 заводов: оказывается, что только 26 основаны до 1870 года, 68 - в 70-х годах, 122 - в 80-х и 14 - в 1890 г. И это говорит о быстром росте производства. Что касается до новейшего «Перечня фабрик и заводов» (СПБ. 1897), то в нем царит полный хаос: по двум-трем губерниям зарегистрировано сыроваренное производство, по остальным оно вовсе опущено.

О позднейшей эпохе приведем следующие отзывы из вышецитированного издания д-та земледелия: «Вольнонаемный труд и т. д.». О промышленных губерниях вообще мы читаем: «Целый переворот сделало в положении хозяйств этого района развитие молочного хозяйства», оно «косвенно повлияло также и на улучшение земледелия», «молочное дело в районе с каждым годом развивается» (258). В Тверской губ. «проявляется стремление к улучшению содержания скота как у частных владельцев, так и у крестьян»; доход от скотоводства исчисляется в 10 млн. руб. (274). В Ярославской губ. «молочное хозяйство с каждым годом развивается... Сыроварни и маслодельни начали даже приобретать некоторый промышленный характер... молоко скупается у соседей и даже у крестьян. Встречаются сыроварни, содержащиеся целой компанией владельцев» (285). «Общее направление здешнего владельческого хозяйства, - пишет один корреспондент из Даниловского уезда Ярославской губернии, - характеризуется в настоящее время следующими признаками: 1) переходом от трехпольного севооборота к пяти-семипольному, с посевом трав на полях; 2) распашкой залежей; 3) введением молочного хозяйства, а как следствие его - более строгий подбор скота и улучшение содержания его» (292). То же самое говорится о Смоленской губ., в которой размер производства сыра и масла определялся в 240 тыс. руб. в 1889 г., по отчету губернатора (по статистике 136 тыс. руб. в 1890 г.). Развитие молочного хозяйства отмечается в Калужской, Ковенской, Нижегородской, Псковской, Эстляндской, Вологодской губ. Производство масла и сыра в последней губернии определяется в 35 тыс. руб. по статистике 1890 г., - в 108 тыс. руб. по отчету губернатора, - и в 500 тыс. руб. по местным сведениям 1894 г., считавшим 389 заводов. «Это - по статистике. В действительности же заводов гораздо более, так как, по исследованиям Вологодской земской управы, в одном Вологодском уезде заводов считается 224». А производство развито в 3-х уездах и отчасти

проникло уже в 4-й *. Можно судить по этому, во сколько раз нужно увеличить вышеприведенные цифры, чтобы приблизиться к действительности. Простой отзыв специалиста, что «в настоящее время число маслоделен и сыроварен составляет несколько тысяч» («Сельское и лесное хозяйство России», 299), дает более верное представление о деле, чем якобы точная цифра: 265 заводов. Итак, данные не оставляют никакого сомнения в громадном развитии этого особого вида торгового земледелия. Рост капитализма и здесь сопровождался преобразованием рутинной техники. «В области сыроварения, - читаем мы, например, в издании «Сельское и лесное хозяйство», - в течение последнего 25-летия в России сделано так много, как едва ли в какой-либо другой стране» (301). То же утверждает и г. Блажин в статье: «Успехи техники молочного хозяйства» («Произв. силы», III, 38-45). Главное преобразование состояло в том, что «исконное» отстаивание сливок заменено отделением сливок посредством центробежных машин (сепараторов) **. Машина поставила производство вне зависимости от температуры воздуха, увеличила выходы масла из молока на 10%, повысила качество продукта, удешевила выделку масла (при машине требуется меньше работы, меньше помещения, посуды, льда), вызвала концентрацию производства. Появились крупные крестьянские маслодельные заводы, «перерабатывающие до 500 пудов молока в день, что было физически невозможно при отстое» (ibid.). Улучшаются орудия производства (постоянные котлы, винтовые прессы, усовершенствованные подвалы), призывается на помощь производству бактериология, дающая чи-

* «Неделя», 1896 г., № 13. Молочное дело так выгодно, что на него бросились городские торговцы, вносящие, между прочим, такие приемы, как расплату товарами. Один местный землевладелец, имеющий крупный завод, устраивает артель с «своевременной выдачей денег за молоко» для освобождения крестьян от кабалы скупщиков и для «завоевания новых рынков». Характерный пример, показывающий настоящее значение артелей и пресловутой «организации сбыта»: «освобождение» от торгового капитала посредством развития промышленного капитала.

** До 1882 г. сепараторов почти не было в России. С 1886 г. они распространились так быстро, что вытеснили окончательно старый способ. В 1890-х годах появились даже сепараторы-маслоэкстракторы.

стую культуру того вида бацилл молочной кислоты, который нужен для закваски сливок.

Таким образом, в обоих описанных нами районах торгового земледелия техническое усовершенствование, вызванное требованиями рынка, направилось прежде всего на те операции, которые всего легче поддаются преобразованию и которые особенно важны для рынка: на уборку, молотьбу, очистку хлеба в торговом зерновом хозяйстве; на техническую переработку продуктов скотоводства в районе торгового скотоводства. Самое же содержание скота капитал находит пока более выгодным оставить на попечении мелкого производителя: пусть он «прилежно» и «усердно» ухаживает за «своим» скотом (умиляя своим прилежанием г-на В. В., см. «Прогр. течения», етр. 73), пусть берет на себя главную массу наиболее тяжелой, наиболее черной работы по уходу за машиной, дающей молоко. У капитала есть все новейшие усовершенствования и способы не только для отделения сливок от молока, но и для отделения «сливок» от этого «прилежания», для отделения молока от детей крестьянской бедноты.

IV. ПРОДОЛЖЕНИЕ. ЭКОНОМИКА ПОМЕЩИЧЬЕГО ХОЗЯЙСТВА В ОПИСЫВАЕМОМ РАЙОНЕ

Выше были уже приведены свидетельства агрономов и сельских хозяев о том, что молочное хозяйство в помещичьих имениях ведет к рационализации земледелия. Добавим здесь, что анализ земско-статистических данных по этому вопросу, произведенный г. Распопиным *, вполне подтверждает такое заключение. Отсылая читателя к статье г-на Распопина за подробными данными, мы приведем здесь только главный его вывод. «Зависимость между состоянием скотоводства, молочного хозяйства и числом запущенных имений,

* И этот вопрос поставлен был г. Распопиным (едва ли не впервые в нашей литературе) на правильную, теоретически выдержанную точку зрения. Он отмечает с самого начала, что «повышение производительности скотоводства» - в частности, развитие молочного хозяйства, - идет у нас капиталистическим путем и служит одним из важнейших показателей проникновения капитала в земледелие.

интенсивностью хозяйств - бесспорна. Уезды (Московской губернии) с наибольшим развитием молочного скотоводства, молочного хозяйства доставляют наименьший процент запущенных хозяйств и наибольший процент имений с высокоразвитым полеводством. Повсюду в Московской губ. пашня, сокращаясь в своих размерах, переходит в луга и пастбища, зерновые севообороты уступают свое место многопольно-травяным. Кормовые травы и молочный скот, а не хлеб играют уже первенствующую роль не только в экономиях по Московской губернии, но по всему Московскому промышленному району» (1. с).

Размеры маслодельного и сыроваренного производств имеют особенное значение именно потому, что они свидетельствуют о полном перевороте в земледелии, которое становится предпринимательским и порывает с рутиной. Капитализм подчиняет себе один из продуктов сельского хозяйства, и к этому главному продукту приноравливаются все остальные стороны хозяйства. Содержание молочного скота вызывает посев трав, переход от трехполья к многопольным системам и т. д. Остатки, получающиеся при производстве сыра, идут на откармливание скота, поступающего в продажу. Предприятием становится не одна переработка молока, а все сельское хозяйство *. Влияние сыроварен и маслоделен не ограничивается теми хозяйствами, в которых они заведены, так как молоко нередко скупается у окрестных крестьян и помещиков. Посредством скупки молока капитал подчиняет себе и мелких земледельцев, - особенно при устройстве так называемых

* Д-р Жбанков говорит в своем «Санитарном исследовании фабрик и заводов Смоленской губ.» (Смол. 1894, в. I, стр. 7), что «число рабочих, занятых собственно сыроварением, очень незначительно... Гораздо больше вспомогательных рабочих, которые одновременно необходимы для сыроварни и для ведения сельского хозяйства; это - пастухи, доильщицы коров и др.; этих рабочих на всех [сыроваренных] заводах в два, три и даже четыре раза больше, чем специальных сыроваров». Заметим кстати, что, по описанию д-ра Жбанкова, условия работы здесь очень антигигиеничны, рабочий день чрезмерно продолжителен (16-17 часов) и т. д. Таким образом и для этого района торгового земледелия оказывается неверным традиционное представление об идиллической работе земледельца.

«сборных молочных», распространение которых было констатировано уже в 70-х годах (см. «Очерк» гг. Ковалевского и Левитского). Это - заведения, устраиваемые в больших городах, или вблизи них, и перерабатывающие очень большие количества молока, подвозимого по железным дорогам. От молока немедленно отделяются сливки, продаваемые в свежем виде, а снятое молоко сбывается по дешевой цене небогатым покупателям. Чтобы обеспечить себе продукт известного качества, такие заведения заключают иногда контракты с поставщиками, обязывающие их соблюдать известные правила относительно кормления коров. Легко видеть, как велико значение подобных крупных заведений: с одной стороны, они завоевывают себе массовый рынок (сбыт тощего молока небогатым горожанам), с другой стороны, они расширяют в громадных размерах рынок для сельских предпринимателей. Эти последние получают сильнейший толчок к расширению и улучшению торгового земледелия. Крупная промышленность, так сказать, подтягивает их, требуя продукт определенного качества, выталкивая с рынка (или отдавая в руки ростовщиков) того мелкого производителя, который стоит ниже «нормального» уровня. В этом же направлении должна действовать и расценка молока по качеству (напр., по содержанию в нем жира), над которой так усердно работает техника, изобретая разные лактоден-симетры и т. п., и за которую так горячо стоят специалисты (ср. «Произв. силы», III, 9 и 38). В этом отношении роль сборных молочных в развитии капитализма вполне аналогична с ролью элеваторов в торговом зерновом хозяйстве. Элеваторы, сортируя хлеб по качеству, делают его продуктом не индивидуальным, а видовым (res fungibilis *, как говорят цивилисты), т. е. впервые приспособляют его вполне к обмену (ср. статью М. Зеринга о хлебной торговле в Северо-Американских Соед. Штатах в сборнике «Землевладение и сельское хозяйство», стр. 281 и сл.). Таким образом элеваторы дают могущественный толчок товарному

производству хлеба и подгоняют техническое развитие его введением точно так же расценки по качеству. Подобное учреждение бьет мелкого производителя сразу двумя ударами. Во-1-х, оно вводит в норму, узаконяет более высокое качество хлеба у крупных посевщиков и этим окончательно обесценивает худший хлеб крестьянской бедноты. Во-2-х, организуя по типу крупной капиталистической индустрии сортировку и хранение хлеба, оно удешевляет расходы на эту статью для крупных посевщиков, облегчает и упрощает для них продажу хлеба, и этим окончательно отдает в руки кулаков и ростовщиков мелкого производителя с его патриархальной и первобытной продажей с возов на базаре. Быстрое развитие постройки элеваторов в последнее время означает, следовательно, в хлебном деле такую же крупную победу капитала и принижение мелкого товаропроизводителя, как появление и развитие капиталистических «сборных молочных».

Уже из вышеприведенных данных ясно, что развитие торгового скотоводства создает внутренний рынок *, во-первых, на средства производства - приборы для обработки молока, здания, постройки для скота, усовершенствованные земледельческие орудия при переходе от рутинного трехполья к многопольным севооборотам и т. д., а во-вторых, на рабочую силу. Поставленное на промышленную ногу скотоводство требует несравненно больше рабочих, чем старое «навозное» скотоводство. Район молочного хозяйства - промышленные и северо-западные губернии - и привлекает действительно массу земледельческих рабочих. На сельские работы идет очень много народу в Московскую,

* Рынок для торгового скотоводства создается главным образом ростом индустриального населения, о котором мы будем говорить подробно ниже (гл. VIII, § II). По вопросу о внешней торговле ограничимся следующим замечанием: вывоз сыра в начале пореформенной эпохи был гораздо меньше ввоза, но в 90-х годах почти сравнялся с ним (за 4 года, 1891-1894, ввоз - 41,8 тыс. пуд., вывоз - 40,6 тыс. пуд. в среднем за год; в пятилетие 1886- 1890 гг. вывоз был даже больше ввоза). Вывоз масла коровьего и овечьего всегда был гораздо больше ввоза; размер этого вывоза быстро растет: в 1866-1870 гг. вывозилось в среднем 190 тыс. пуд. в год, а в 1891- 1894 гг. - 370 тыс. пуд. («Произв. силы», III, 37).

С.-Петербургскую, Ярославскую, Владимирскую губернии; меньше, но все-таки значительное число - в Новгородскую, Нижегородскую и другие нечерноземные губернии. По ответам корреспондентов д-та земледелия, - в Московской и других губерниях владельческое хозяйство ведется даже главным образом пришлыми рабочими. Этот парадокс - приход земледельческих рабочих из земледельческих губерний (идут главным образом из среднечерноземных губерний, отчасти из северных) в промышленные губернии на земледельческие работы взамен уходящих отсюда массами промышленных рабочих - в высшей степени характерное явление (см. о нем у С. А. Короленко, 1. с). Оно убедительнее всяких выкладок и рассуждений показывает, что уровень жизни и положение рабочего народа в среднечерноземных, наименее капиталистических губерниях несравненно ниже и хуже, чем в промышленных, наиболее капиталистических; что и в России стало уже всеобщим фактом то характерное для всех капиталистических стран явление, что положение рабочих в промышленности лучше положения рабочих в земледелии (ибо в земледелии к давлению капитализма прибавляется давление докапиталистических форм эксплуатации). Поэтому от земледелия и бегут к промышленности, тогда как из промышленных губерний не только нет течения к земледелию (переселений, например, из них вовсе нет), но замечается даже отношение сверху вниз к «серым» сельским рабочим, которых зовут «пастухами» (Яросл. губ.), «казаками» (Влад. губ.), «земляными работниками» (Моск. губ.).

Затем важно отметить, что уход за скотом требует большего количества рабочих зимой, чем летом. По этой причине, а также вследствие развития технических сельскохозяйственных производств, спрос на рабочих не только усиливается в описываемом районе, но и распределяется равномернее по всему году и по отдельным годам. Для суждения об этом интересном факте наиболее надежный материал представляют данные о заработной плате, если они взяты за целый ряд лет.

Приводим эти данные, ограничиваясь группами великорусских и малорусских губерний. Западные губернии мы оставляем в стороне ввиду бытовых особенностей и искусственного скопления населения (черта еврейской оседлости), а прибалтийские приводим лишь для иллюстрации того, какие отношения складываются при наиболее развитом капитализме в земледелии *.

* В I группу (район капиталистического зернового хозяйства) вошли 8 губерний: Бессарабская, Херсонская, Таврическая, Екатеринославская, Донская, Самарская, Саратовская и Оренбургская. Во II группу (район наименьшего развития капитализма) - 12 губерний: Казанская, Симбирская, Пензенская, Тамбовская, Рязанская, Тульская, Орловская, Курская, Воронежская, Харьковская, Полтавская и Черниговская. В III группу (район капиталистического молочного хозяйства и промышленного капитализма) вошли 10 губерний: Московская, Тверская, Калужская, Владимирская, Ярославская, Костромская, Нижегородская, С.-Петербургская, Новгородская и Псковская. Цифры, определяющие величину заработной платы, - средние из погубернских цифр. Источник - издание д-та земледелия: «Вольнонаемный труд и т. д.».

Рассмотрим эту табличку, в которой три главные столбца набраны курсивом. Первый столбец показывает отношение летней платы к годовой. Чем ниже это отношение, чем ближе летняя плата подходит к полугодовой плате, тем равномернее распределяется спрос на рабочих в течение года, тем слабее зимняя безработица. Наименее благоприятно поставлены в этом отношении средние черноземные губернии - район отра-ботков и слабого развития капитализма *. В промышленных губерниях, в районе молочного хозяйства спрос на труд выше и зимняя безработица слабее. И по отдельным годам здесь плата наиболее устойчива, как видно из второго столбца, показывающего разницу между низшей и высшей платой в уборку. Наконец, разница между платой в посев и платой в уборку - тоже наименьшая в нечерноземной полосе, т. е. спрос на рабочих равномернее распределен между весной и летом. Во всех указанных отношениях прибалтийские губернии стоят еще выше нечерноземных, а степные губернии, с пришлыми рабочими и с наибольшими колебаниями урожайности, отличаются и наименьшей устойчивостью заработных плат. Итак, данные о заработной плате свидетельствуют, что земледельческий капитализм в описываемом районе не только создает спрос на наемный труд, но и распределяет этот спрос равномернее по всему году.

Наконец, необходимо указать еще на один вид зависимости мелкого земледельца в описываемом районе от крупного хозяина. Это - ремонт помещичьих стад покупкой скота у крестьян. Помещики находят более выгодным покупать скот у крестьян, которые по нужде продают его «себе в убыток», чем выращивать скот самим, - точно так же, как наши скупщики в так называемой кустарной промышленности предпочитают

* Однородный вывод делает г. Руднев: «В местностях, где сравнительно высоко ценится труд годового работника, заработная плата летнему работнику более приближается к половинной годовой плате. Следовательно, наоборот, в западных губерниях и почти во всех густонаселенных центральных черноземных губерниях труд рабочего а летнее время ценится весьма низко» (l. c., 455).

нередко покупать у кустарей готовый продукт по разорительно-дешевой цене, чем производить этот продукт в своих мастерских. Этот факт, свидетельствующий о крайнем принижении мелкого производителя, о том, что мелкий производитель в современном обществе может держаться только посредством безграничного понижения потребностей, превращен г-ном В. В. в довод за мелкое «народное» производство!.. «Мы вправе сделать заключение, что наши крупные хозяева... не выказывают достаточной степени самостоятельности... Крестьянин же... обнаруживает более способности к действительному улучшению хозяйства» («Прогр. течения», 77). Этот недостаток самостоятельности проявляется в том, что «наши молочные хозяева... скупают крестьянские (коровы) по цене, редко достигающей половинной стоимости их выращивания, обыкновенно не выше ¹/₃, часто даже ¹/₄ этой стоимости» (ibid., 71). Торговый капитал хозяев-скотоводов поставил в полную зависимость от себя мелких крестьян, он превратил их в своих скотников, выращивающих для него скот за грошовую плату, он превратил их жен в своих доильщиц коров *. Казалось бы, отсюда следует тот вывод, что нет смысла задерживать переход торгового капитала в промышленный, нет смысла поддерживать мелкое производство, которое ведет к понижению жизнен-

* Вот два отзыва о жизненном уровне и условиях жизни русского крестьянина вообще. М. Е. Салтыков в «Мелочах жизни» пишет о «Хозяйственном мужичке»... «Мужичку все нужно; но главнее всего нужна... способность изнуряться, не жалеть личного труда... Хозяйственный мужичок просто-напросто мрет на ней» (на работе). «И жена и взрослые дети, все мучатся хуже каторги».

В. Вересаев в статье «Лизар» («Сев. Курьер», 1899, № 1) рассказывает о мужике Псковской губернии Лизаре, проповедующем употребление капель и проч. для «сокращения человека». «Впоследствии, - отмечает автор, - от многих земских врачей и особенно акушерок я не раз слышал, что им частенько приходится иметь дело с подобными просьбами деревенских мужей и жен». «Двигающаяся в известном направлении жизнь использовала все пути и в конце концов уперлась в слепой закоулок. Выхода из этого закоулка нет. И вот естественно намечается и все больше зреет новое решение вопроса».

Положение крестьянина в капиталистическом обществе, действительно, безвыходное и «естественно» приводит в общинной России, как и в парцелльной Франции, к неестественному... не «решению вопроса», конечно, а к неестественному средству отсрочить гибель мелкого хозяйства. (Прим. ко 2-му изд.)

ного уровня производителя ниже уровня батрака. Но г. В. В. рассуждает иначе. Он восхищается «усердием» (с. 73, l. c.) крестьянина в его уходе за скотом; восхищается тем, как «хороши результаты скотоводства» у бабы, «которая всю жизнь проводит с коровой и овцами» (80). Подумаешь, вот благодать-то! «Всю жизнь с коровой» (молоко от которой идет на усовершенствованный сливкоотделитель); и в награду за эту жизнь - оплата «четвертой части стоимости» расходов по уходу за этой коровой! Ну, в самом деле, как же не высказаться тут за «мелкое народное производство»!

V. ПРОДОЛЖЕНИЕ. РАЗЛОЖЕНИЕ КРЕСТЬЯНСТВА В РАЙОНЕ МОЛОЧНОГО ХОЗЯЙСТВА

В отзывах литературы по вопросу о влиянии молочного хозяйства на положение крестьянства мы натыкаемся на постоянные противоречия: с одной стороны, указывается на прогресс хозяйства, увеличение доходов, повышение техники земледелия, обзаведение лучшими орудиями; с другой стороны, - на ухудшение питания, образование новых видов кабалы и разорение крестьян. После изложенного во II главе нас не должны удивлять эти противоречия: мы знаем, что противоположные отзывы относятся к противоположным группам крестьянства. Для более точного суждения об этом предмете возьмем данные о распределении крестьянских дворов по числу коров у каждого двора *.

* Данные земской статистики по «Сводному сборнику» г-на Благовещенского. Около 14 тыс. дворов в этих 18 уездах не распределены по ко-ровности: всего не 289 079, а 303 262 двора. У г. Благовещенского приведены такие же сведения еще по 2-м уездам черноземных губерний, но эти уезды, видимо, нетипичны. По 11 уездам Тверской губернии («Сборник стат. свед.», XIII, 2) процент бескоровных среди надельных дворов не высок (9,8), но в руках 21,9% дворов с 3 и более коровами сосредоточено 48,4% всего числа коров. Процент безлошадных - 12,2%; дворов с 3 и более лошадьми только 5,1%, и у них лишь 13,9% всего числа лошадей. Заметим кстати, что меньшая концентрация лошадей (сравнительно с концентрацией коров) наблюдается и в других нечерноземных губерниях.

Таким образом распределение коров среди крестьян нечерноземной полосы оказывается очень похожим на распределение рабочего скота среди крестьян черноземных губерний (см. II главу). При этом концентрация молочного скота в описываемом районе оказывается сильнее, чем концентрация рабочего скота. Это явно указывает на то, что разложение крестьянства стоит в тесной связи именно с местной формой торгового земледелия. На эту же связь указывают, по-видимому, и следующие данные (к сожалению, недостаточно полные). Если взять итоговые данные земской статистики (г. Благовещенский; о 122 уездах 21-ой губернии), то получим на 1 двор в среднем - 1,2 коровы. Следовательно, в нечерноземной полосе крестьянство, по-видимому, богаче коровами, чем в черноземной, а петербургское еще богаче, чем крестьянство нечерноземной полосы вообще. С другой стороны, процент бесскотных дворов в 123 уездах 22-х губерний равен 13%, а во взятых нами 18-ти уездах = 17%, в 6-ти же уездах Петербургской губ. = 18,8%. Значит, разложение крестьянства (в рассматриваемом отношении) сильнее всего в Петербургской губернии, затем в нечерноземной полосе вообще. Это свидетельствует о том, что именно торговое земледелие является главным фактором разложения крестьянства.

Из приведенных данных видно, что около половины крестьянских дворов (бескоровные и однокоровные) могут принимать лишь отрицательное участие в благах молочного хозяйства. Крестьянин, имеющий 1 корову, станет продавать молоко лишь из нужды, ухудшая питание своих детей. Наоборот, около пятой доли дворов (с 3 и более коровами) концентрируют в своих руках, вероятно, более половины всего молочного хозяйства, так как у этих дворов качество скота и доходность хозяйства должны быть выше, чем у «среднего» крестьянина *. Интересную иллюстрацию этого вывода представляют данные об одной местности

* Необходимо иметь в виду эти данные о противоположных группах крестьянства, когда встречаешь такие, например, огульные отзывы: «Доход от молочного скотоводства от 20 до 200 рублей на дом в год является, на огромном пространстве северных губерний, не только серьезнейшим рычагом для увеличения и улучшения скотоводства, но и повлиял на улучшение полеводства и даже на уменьшение отхода на заработки, открывая населению работу дома - как по уходу за скотом, так и по приведению в культурное состояние земель, до того времени заброшенных» («Произв. силы», III, 18). В общем и целом отход не уменьшается, а растет. В отдельных же местностях уменьшение может зависеть либо от повышения процента зажиточных крестьян, либо от развития «работы дома», т. е. работы по найму местных сельских предпринимателей.

высокоразвитого молочного хозяйства и капитализма вообще. Мы говорим о Петербургском уезде *. Особенно широко развито молочное хозяйство в дачном районе уезда, населенном преимущественно русскими; здесь наиболее развито травосеяние (23,5% надельной пашни против 13,7% по уезду), посев овса (52,3% пашни) и картофеля (10,1%). Земледелие стоит под прямым влиянием С.-Петербургского рынка, которому нужны овес, картофель, сено, молоко, конная рабочая сила (l. c., 168). «Молочным промыслом» занято 46,3% семей приписного населения. Молоко сбывается от 91% всего числа коров. Доход от промысла равен 713 470 руб. (203 руб. на семью, 77 руб. на корову). Качество скота и уход за ним тем лучше, чем местность ближе к С.-Петербургу. Сбыт молока бывает двоякий: 1) скупщикам на месте и 2) в С.-Петербурге в «молочные фермы» и т. п. Последний вид сбыта несравненно выгоднее, но «большинство хозяйств, имеющих одну или две коровы, а иногда и более, лишено возможности поставлять свой продукт непосредственно в С.-Петербург» (240) - отсутствие лошади, убыточность провоза по мелочам и т. д. К скупщикам же принадлежат не только специалисты-торговцы, но и лица, имеющие собственное молочное хозяйство. Вот данные по 2-м волостям уезда:

* «Материалы по статистике народного хозяйства в С.-Петербургской губернии». Вып. V, ч. II, СПБ. 1887.

Можно судить по этому, как распределяются блага молочного хозяйства во всем крестьянстве нечерноземной полосы, среди которого, как мы видели, концентрация молочного скота еще больше, чем среди этих 560 семей. Остается добавить, что 23,1% крестьянских семей С.-Петербургского уезда прибегают к найму рабочих (среди которых и здесь, как и везде в земледелии, преобладают поденные рабочие). «Принимая во внимание, что сельскохозяйственных рабочих нанимают почти исключительно семьи, имеющие полное земледельческое хозяйство» (а таковых в уезде лишь 40,4% всего числа семей), «должно заключить, что более половины таких хозяйств не обходится без наемного труда» (158).

Таким образом в противоположных концах России, в самых различных местностях, в Петербургской и в какой-нибудь Таврической губернии, общественно-экономические отношения внутри «общины» оказываются совершенно однородными. «Мужики-землепашцы» (выражение г-на Н. -она) и там и здесь выделяют меньшинство сельских предпринимателей и массу сельского пролетариата. Особенность земледелия состоит в том, что капитализм подчиняет себе в одном районе - одну, в другом - другую сторону сельского хозяйства, и потому однородные экономические отношения проявляются в самых различных агрономических и бытовых формах.

Установив тот факт, что и в описываемом районе крестьянство распадается на противоположные классы, мы уже легко разберемся в тех противоречивых отзывах, которые делаются обыкновенно о роли молочного хозяйства. Вполне естественно, что зажиточное крестьянство получает толчок к развитию и улучшению земледелия, результатом чего является распространение травосеяния, которое становится необходимою составною частью торгового скотоводства. В Тверской губ., например, констатируют развитие травосеяния, и в самом передовом Кашинском уезде уже U часть дворов сеет клевер («Сборник», XIII, 2, с. 171). Интересно отметить при этом, что на купчих землях большая

доля пашни занята посевными травами, чем на наделе: крестьянская буржуазия предпочитает, естественно, частную собственность на землю общинному владению *. В «Обзоре Ярославской губ.» (вып. II, 1896) встречаем тоже массу указаний на рост травосеяния, и опять-таки главным образом на купчих и арендованных землях *. В том же издании встречаем указания на распространение улучшенных орудий: плугов, молотилок, катков и проч. Сильно развивается маслоделие и сыроварение и т. д. В Новгородской губ. еще в начале 80-х годов было отмечено, наряду с общим ухудшением и уменьшением крестьянского скотоводства, - улучшение его в некоторых отдельных местностях, где есть выгодный сбыт молока или где издавна установился промысел выпойки телят (Бычков: «Опыт подворного исследования экономического положения и хозяйства крестьян в трех волостях Новгородского уезда». Новг., 1882). Выпойка телят, представляющая из себя тоже один из видов торгового скотоводства, составляет вообще довольно распространенный промысел в Новгородской, Тверской губ. и вообще невдалеке от столиц (см. «Вольнонаемный труд и т. д.», изд. д-та земледелия). «Этот промысел, - говорит г. Бычков, - по существу своему составляет доход и без того уже достаточных крестьян с значительным количеством коров, так как при одной корове, иногда даже при двух малоудойных, выпойка телят немыслима» (l. c. 101)

* Существенное улучшение в содержании крупного рогатого скота отмечено только там, где развился сбыт молока на продажу (с. 219, 224).

** Стр. 39, 65, 136, 150, 154, 167, 170, 177 и др. Наша дореформенная система податей и здесь задерживает прогресс сельского хозяйства. «Травосеяние, - пишет один корреспондент, - благодаря скученности усадеб, заведено в волости повсеместно, однако клевер продается за недоимки» (91). Подати в этой губернии иногда до того велики, что сдающий землю хозяин от себя должен приплачивать известную сумму новому владельцу надела.

*** Отметим кстати, что разнообразие «промыслов» местного крестьянства побудило г. Бычкова выделить два типа промышленников по величине заработка. Оказалось, что менее 100 руб. получают 3251 чел. (27,4% населения), их заработок = 102 тыс. руб., по 31 руб. на одного. Свыше 100 руб. получают 454 чел. (3,8% населения): их заработок = 107 тыс. руб., по 236 руб. на одного. В первую группу вошли преимущественно всяческие наемные рабочие, во вторую - торговцы, сенопромышленники, лесопромышленники и пр.

Но самым выдающимся признаком хозяйственных успехов крестьянской буржуазии в описываемом районе является факт найма рабочих крестьянами. Местные землевладельцы чувствуют, что нарождаются конкуренты для них, и в своих сообщениях д-ту земледелия объясняют даже иногда недостаток рабочих тем, что их перебивают зажиточные крестьяне («Вольнонаемный труд», 490). Наем рабочих крестьянами отмечается в Ярославской, Владимирской, С.-Петербургской, Новгородской губ. (l. c., passim). Масса подобных указаний рассеяна и в «Обзоре Ярославской губ.».

Все эти прогрессы зажиточного меньшинства ложатся, однако, тяжело на массу крестьянской бедноты. Вот, например, в Копринской волости Рыбинского уезда Яросл. губ. отмечается распространение сыроварен - по инициативе «известного учредителя артельных сыроварен В. И. Бландова» *. «Более бедные крестьяне, имеющие по одной корове, нося... молоко» (на сыроварню), «конечно, делают ущерб своему питанию»; тогда как состоятельные улучшают свой скот (с. 32-33). Среди видов наемной работы отмечается отход на сыроварни; из молодых крестьян образовывается контингент мастеров-сыроваров. В Пошехонском уезде «число сыроварен и маслоделен увеличивается с каждым годом все более и более», но «та польза, которую приносят для крестьянского хозяйства сыроварни и маслодельни, едва ли окупается теми невыгодами, какие имеют наши сыроварни и маслодельни в крестьянской жизни». По сознанию самих крестьян, они принуждены часто голодать, так как, с открытием в известной местности сыроварни, молочные продукты идут на эти сыроварни и маслодельни, и крестьяне питаются обыкновенно молоком, разведенным водой. Развивается расплата товаром (стр. 43, 54, 59 и др.), так что приходится пожалеть о том, что на наше «народное» мелкое производство не распространяется

* «Артельные сыроварни» Копринской волости фигурируют в «Указателе фабрик и заводов», а фирма Бландовых является самой крупной в сыроваренном производстве: ей принадлежало в 1890 году 25 заводов в шести губерниях.

закон, запрещающий расплату товаром на «капиталистических» фабриках *.

Таким образом отзывы лиц, непосредственно знакомых с делом, подтверждают наш вывод, что участие большинства крестьян в прогрессах местного земледелия чисто отрицательное. Прогресс торгового земледелия ухудшает положение низших групп крестьян и окончательно выталкивает их из рядов земледельцев. Заметим, что в народнической литературе было указано это противоречие между прогрессом молочного хозяйства и ухудшением питания крестьян (впервые, кажется, Энгельгардтом). Но именно на этом примере и можно видеть узость народнической оценки тех явлений, которые происходят в крестьянстве и земледелии. Замечают противоречие в одной форме, в одной местности и не понимают, что оно свойственно всему общественно-хозяйственному строю, проявляясь повсюду в различных формах. Замечают противоречивое значение одного «выгодного промысла» - и усиленно советуют «насаждать» среди крестьян всяческие другие «местные промыслы». Замечают противоречивое значение одного из сельскохозяйственных прогрессов - и не понимают, что машины, например, имеют и в земледелии совершенно то же политико-экономическое значение, как и в промышленности.

VI. РАЙОН ЛЬНОВОДСТВА

На описании двух первых районов капиталистического земледелия мы остановились довольно подробно

* Вот характерный отзыв г. Старого Маслодела: «Кто видал и знает современную деревню, да припомнит деревню 40-50 лет тому назад, тот поразится их различием. В старых деревнях дома всех хозяев были однообразные и по наружному виду и по внутренней отделке; теперь же рядом с лачугами стоят расписанные хоромы, рядом с нищими живут богачи, рядом с униженными и оскорбленными - пирующие и ликующие. В прежние времена мы часто встречали такие селения, где не было ни одного бобыля, теперь же в каждой деревне их не менее пяти, а то и целый десяток. И надо правду сказать - маслоделие много повинно в таком превращении деревни. За 30 лет маслоделие многих обогатило, выкрасило их дома, многие крестьяне - поставщики молока - за период развития маслоделия увеличили свое благосостояние, завели более скота, целыми обществами и в одиночку накупили земель, но еще более их обеднело, в деревнях появились бобыли и нищие» («Жизнь», 1899, № 8, цит. из «Сев. Края», 1899, № 223). (Прим. по 2-му изд.)

ввиду их обширности и типичности наблюдаемых там отношений. В дальнейшем изложении мы будем ограничиваться уже более краткими указаниями относительно некоторых важнейших районов.

Лен - главнейшее из так называемых «промышленных растений». Уже этот термин указывает на то, что мы имеем здесь дело именно с торговым земледелием. Например, в «льняной» Псковской губернии лен издавна уже представляет для крестьянина «первые деньги», по местному выражению («Военно-стат. сборник», 260). Производство льна является просто одним из средств добывать деньги. Пореформенная эпоха характеризуется, в общем и целом, несомненным ростом торгового льноводства. Так, в конце 60-х годов размеры производства льна в России определялись приблизительно в 12 миллионов пудов волокна (ibid., 260); в начале 80-х годов - в 20 млн. пудов волокна («Ист.-стат. обзор промышленности России», т. I, СПБ. 1883, стр. 74); в настоящее время в 50-ти губерниях Евр. России собирается свыше 26 млн. пуд. льняного волокна *. В собственно льноводном районе (19 губерний нечерноземной полосы) площадь посевов льна изменялась в последнее время так: 1893 - 756,6 тыс. дес; 1894 - 816,5 тыс. дес; 1895 - 901,8 тыс. дес; 1896 - 952,1 тыс дес. и 1897 - 967,5 тыс дес. Во всей же Евр. России (50 губ.) было в 1896 г. 1617 тыс дес. под льном, а в 1897 -1669 тыс. дес («Вестн. Фин.», ibid., и 1898, № 7) против 1399 тыс. дес в начале 1890-х годов («Произв. силы», I, 36). Точно так же

* Среднее за 1893-1897 гг. дает 26 291 тыс. пуд., по данным Центр, стат. комитета. См. «Вестн. Фин.», 1897, № 9, и 1898, № 6. За прежнее время статистические данные о производстве льна отличались большой неточностью, почему мы и предпочли взять приблизительные расчеты, основанные на сопоставлении специалистами самых разнообразных источников. По отдельным годам размеры производства льна значительно колеблются. Поэтому, например, г. Н. -он, пустившийся делать самые смелые выводы об «уменьшении» производства льна и о «сокращении льняных посевов» («Очерки», с. 236 и следующие) по данным за какие-нибудь шесть лет, и впал в самые курьезные ошибки (см. разбор их у П. Б. Струве в «Крит, зам.», стр. 233 и следующие). Добавим к сказанному в тексте, что по данным, приводимым у г. Н. -она, максимальный размер льняных посевов в 1880-х годах был 1372 тыс. дес, а сбор волокна - 19 245 тыс. пуд., тогда как в 1896-1897 гг. посев достиг 1617-1669 тыс. дес, а сбор волокна- 31 713-30 139 тыс. пуд.

и общие отзывы в литературе свидетельствуют о росте торгового льноводства. Например, относительно первых двух десятилетий после реформы «Ист.-стат. обзор» констатирует, что «область культуры льна с промышленного целью увеличилась несколькими губерниями» (l. c., 71), на что особенно повлияло расширение железнодорожной сети. О Юрьевском уезде Владимирской губернии г. В. Пругавин писал в начале 80-х годов: «Посевы льна получили здесь чрезвычайно широкое распространение за последние 10-15 лет». «Некоторые многосемейные домохозяева продают льна на 300-500 и более рублей ежегодно... Покупают» (лен на семена) «в г. Ростове... Здешние крестьяне чрезвычайно внимательно относятся к выбору семян» («Сельская община, кустарные промыслы и земледельческое хозяйство Юрьевского уезда Владимирской губ.». М. 1884, стр. 86-89). В земско-статистическом сборнике по Тверской губ. (т. XIII, в. 2) отмечается, что «важнейшие хлеба яровых полей, ячмень и овес, уступают место картофелю и льну» (с. 151); в некоторых уездах лен занимает от ¹/₃ до ЪЦ ярового поля, например в Зубцовском, Кашинском и др., «в которых льноводство приняло ясно выраженный спекулятивный характер промысла» (с. 145), развиваясь особенно сильно на арендуемых новинах и перелогах. При этом наблюдают, что в одних губерниях, где есть еще свободные земли (новины, пустыри, участки, очищаемые от леса), льноводство особенно расширяется, а в некоторых издавна льноводческих губерниях «культура льна или остается в прежних размерах, или даже уступает вновь вводимой, например, культуре корнеплодов, овощей и т. п.» («Вестн. Фин.», 1898, № 6, с. 376, и 1897, № 29), т. е. уступает место другим видам торгового земледелия.

Что касается до вывоза льна за границу, то в первые два десятилетия после реформы он возрастал замечательно быстро: с 4,6 млн. пуд. в среднем за 1857- 1861 гг. до 8,5 млн. пуд. в 1867-1871 гг. и до 12,4 млн. пуд. в 1877-1881 гг., но затем вывоз как бы останавливается на прежней величине, составляя в среднем

за 1894-1897 гг. 13,3 млн. пуд. Развитие торгового льноводства вело, естественно, к обмену не только между земледелием и промышленностью (продажа льна и покупка фабрикатов), но и к обмену между разными видами торгового земледелия (продажа льна и покупка хлеба). Вот данные об этом интересном явлении, которое наглядно показывает, что внутренний рынок для капитализма создается не только отвлечением населения от земледелия к промышленности, но и специализацией торгового земледелия ** :

Как же отзывается этот рост торгового льноводства на крестьянстве, которое, как известно, является главным производителем льна? «Проезжая по Псковской губернии, присматриваясь к ее экономическому быту, нельзя не заметить, что рядом с редкими крупными богатыми единицами, селами и деревнями, стоят крайне бедные единицы; эти крайности составляют характеристическую черту хозяйственной жизни льняного района». «Посевы льна приняли азартное направление», и «большая часть» дохода от льна «остается у скупщиков и у тех, кто отдает землю в аренду под лен» (Строкин, 22-23). Разорительные арендные цены представляют из себя настоящую «денежную ренту» (см. выше), и

* Данные о вывозе льна, льняной кудели и пакли. См. «Истор.-стат. обзор», П. Струве, «Крит, зам.» и «Вестн. Фин.», 1897, № 26, и 1898, № 36.

** См. Н. Строкин. «Льноводство Псковской губ.». СПБ. 1882. Автор ваимствовал эти данные из «Трудов» податной комиссии.

*** Из 1399 тыс. дес. льняного посева 745 400 дес. приходится на нечерноземную полосу, где лишь 13% принадлежит владельцам. В черноземной полосе из 609 600 дес. посева 44,4% принадлежит владельцам («Произв. силы», I, 36).

масса крестьян находится «в полной и безнадежной зависимости» (Строкин, ibid.) от скупщиков. Господство торгового капитала сложилось в этой местности издавна *, и отличие пореформенной эпохи состоит в гигантской концентрации этого капитала, в подрыве монопольного характера прежних мелких скупщиков, в образовании «льняных контор», которые забрали в свои руки всю торговлю льном. «Значение льноводства, - говорит г. Строкин о Псковской губ., - выражается... в сосредоточении капиталов в нескольких руках» (с. 31). Превращая льноводство в азартную игру, капитал разорял массы мелких земледельцев, которые ухудшали качество льна, истощали землю, доходили до сдачи наделов и в конце концов увеличивали число «отхожих» рабочих. Незначительное же меньшинство зажиточных крестьян и торговцев получило возможность - и было поставлено конкуренцией в необх�

Группы	Приходится на 1 душу обоего пола в рублях расходов на
Группы	иму- щества, одежи	топливо (солома)	одежду, обувь	осве- щение	осталь- ные домаш- ние нужды	всего на личное потре- бление, кроме пищи	в том числе день- гами	итого на пищу и остальн. личн. потре- бление	в том числе день- гами
а)	9,73	0,95	1,46	0,23	1,64	4,28	3,87	19,21	9,59
б)	12,38	0,52	1,33	0,25	1,39	3,49	3,08	19,86	7,84
в)	23,73	0,54	2,47	0,22	2,19	5,42	4,87	27,41	9,31
г)	22,21	0,58	1,71	0,17	3,44	5,90	5,24	27,71	8,51
д)	31,39	1,73	4,64	0,26	3,78	10,41	8,93	36,73	13,69
е)	30,58	1,75	1,75	0,21	1,46	5,17	3,10	33,15	11,73
	22,31	0,91	2,20	0,22	2,38	5,71	4,86	27,55	9,87

Группы домо- хозяев	% дво- ров	На 1 двор душ об. пола	% насе- ления об. пола	Надель- ной земли на 1 двор, дес.	% земли				Всего земле- пользования		Всего обраба- тываемой земли		Всего скота на 1 двор
Группы домо- хозяев	% дво- ров	На 1 двор душ об. пола	% насе- ления об. пола	Надель- ной земли на 1 двор, дес.	надель- ной	купчей	арен- дован- ной	Сданной	На 1 двор	%	На 1 двор	%	Всего скота на 1 двор
Безлошадн.	24,5	4,5	16,3	5,2	14,7	2	1,5	36,9	4,7	11,2	1,4	8,9	0,6
С 1 лош.	40,5	6,1	36,3	7,7	36,1	14,3	19,5	41,9	8,2	32,8	3,4	35,1	2,5
«» 2-3 лош.	31,8	8,7	40,9	11,6	42,6	35,9	54	19,8	14,4	45,4	5,8	47	5,2
» 4 и более	3,2	13,6	6,5	17,1	6,6	47,8	25	1,4	33,2	10,6	11,1	9	11,3
Всего	100	6,8	100	8,6	100	100	100	100	10,1	100	4	100	3,2

Группы домо- хозяев	Улучшенные орудия		% хозяйств		На 100 хозяйств торгово- промышл. заведе- ний	% хозяйств			% денежного дохода от
Группы домо- хозяев	На 100 хозяйств	% их к итогу	Нани- мающих батра- ков	Отпус- кающих батра- ков	На 100 хозяйств торгово- промышл. заведе- ний	С «про- мыс- лами»	Прода- вавших хлеб	Поку- павших хлеб	«про- мыс- лов»	Про- дажи земле- дель- ческих про- дук- тов
безлошадные	-	-	0,2	29,9	1,7	94,4	7,3	70,5	87,1	10,5
С 1 лош.	0,05	2,1	1,1	15,8	2,5	89,6	31,2	55,1	70,2	23,5
«» 2-3 лош.	1,6	43,7	7,7	11	6,4	85,3	52,5	28,7	60	35,2
«» 4 и более	23	54,2	28,1	5,3	30	71,4	60	8,1	46,1	51,5
Всего	1,2	100	3,8	17,4	4,5	90,5	33,2	48,9	66	29

Группы домохозяев	% дворов	Душ об. пола на 1 двор	% насе- ления об. пола	Надельная земля		Купчая земля	%к итогу земли		Все земле- пользование группы		Всего скота
Группы домохозяев	% дворов	Душ об. пола на 1 двор	% насе- ления об. пола	На 1 двор дес.	% к итогу	% к итогу	арен- дован- ной	сдан- ной	На 1 двор дес.	% китогу	На 1 двор штук	% к итогу
Безлошадные	30,4	4,1	22,2	5,1	18,6	5,7	3,3	81,7	4,4	13,1	0,6	7,2
С 1 лош.	37,5	5,3	35,2	8,1	36,6	18,8	25,1	12,4	9,4	34,1	2,4	33,7
«» 2 «»	22,5	6,9	27,4	10,5	28,5	29,3	38,5	3,8	13,8	30,2	4,3	34,9
«» 3 «»	7,3	8,4	10,9	13,2	11,6	22,7	21,2	1,2	21	14,8	6,2	169,5
«» 4 и более	2,3	10,2	4,3	16,4	4,7	23,5	11,9	0,9	34,6	7,8	9	7,7
Всего	100	5,6	100	8,3	100	100	100	100	10,3	100	2,7	100

Группы	Денежный расход на 1 хозяйство в рублях				То же в %				% денежн. части в расходах на
Группы	на личное потре- блен.	на хозяй- ство	на подати и повин- ности	Всего	на личное потре- блен.	на хозяй- ство	на подати и повин- ности	Всего	личное потре- блен.	хозяй- ство
а)	39,16	7,66	15,47	62,29	62,9	12,3	24,8	100	49,8	50,6
б)	38,89	24,32	17,77	80,98	48,0	30,0	22,0	100	39,6	41,7
в)	76,79	56,35	32,02	165,16	46,5	34,1	19,4	100	34,0	46,4
г)	110,60	102,07	49,55	262,22	42,2	39,0	18,8	100	30,7	45,8
д)	190,84	181,12	67,90	439,86	43,4	41,2	15,4	100	38,0	52,0
е)	187,83	687,03	84,34	959,20	19,6	71,6	8,8	100	35,4	70,3
	81,27	102,23	34,20	217,70	37,3	46,9	15,8	100	35,6	56,6

Группы	потребляемых продуктов:							расхода в рублях:
Группы	муки ржаной, мер	муки ячменной и пшенной, пудов	пшена и гречи, мер	муки пше- ничной и крупчатки, фунтов	кар- тофеля, мер	Всего земле- дель- ческой продук- ции	Мяса, пудов	на пищу	на осталь- ное личное потре- бление	Всего
а)	17,3	0,1	2,5	4,7	17,4	23,08	0,8	19,7	5,6	25,3
б)	18,5	0,2	2,9	4,7	8,7	22,89	0,7	22,7	4,8	27,5
в)	26,5	0,3	3,0	7,3	12,2	31,26	1,5	29,6	7,3	36,9
г)	26,2	1,4	4,3	2,0	9,0	32,21	1,8	30,7	8,3	39,0
д)	27,4	-	3,4	6,0	13,6	32,88	2,3	32,4	13,9	46,3
е)	30,8	-	6,9	8,5	5,5	36,88	2,5	39,3	7,2	46,5
	24,9	0,5	3,7	5,5	10,4	33,78	1,4	29,1	7,8	36,9

	Содержание батрака Орловской губернии			Содержание «крестьянина» Воронежской губернии
	minim.	maxim.	средн.	однолошадн.		безлошадн.
Ржаной муки, пудов	15,0	24,0	21,6		18,5	17,3
Круп, пудов	4,5	9,0	5,25		2,9	2,5
Пшена, пудов	1,5	1,5	1,5		+4,8 ф. пшен. муки	4,9
Картофеля, мер	18,0	48,0	26,9		8,7	17,4
Всего в переводе на рожь»	22,9	41,1	31,8		22,8	23,0
Сала, фунтов	24,0	48,0	33,0		28,0	32,0
Стоимость всей пищи в год, в рублях	-	-	40,5		27,5	25,3

Уезды Курской губернии	% имений, приобретающих рабочих по вольному найму		% имений, держащих батраков
Уезды Курской губернии	средних	крупных	средних	крупных
Дмитровский	53,3	84,3	68,5	85,0
Фатежский	77,1	88,2	86,0	94,1
Льговский	58,7	78,8	73,1	96,9
Суджанский	53,0	81,1	66,9	90,5

Виды работ	Средняя цена (в руб.) за обработку одной десятины
	При зимнем заподряде с выдачей вперед 80-100% зараб. платы	При отработках за аренду пашни		При вольном найме по показаниям
	При зимнем заподряде с выдачей вперед 80-100% зараб. платы	по пись- менным усло- виям	по пока- заниям съем- щиков	нани- мателей	нанимаю- щихся
Полная обработка и уборка с возкой и молотьбой	9,6	-	9,4	20,5	17,5

То же без молотьбы (ярового)	6,6	-	6,4	15,3	13,5

То же без молотьбы (озимого)	7,0	-	7,5	15,2	14,3
Обработка	2,8	2,8	-	4,3	3,7

Уборка (жатва и возка)	3,6	3,7	3,8	10,1	8,5

Уборка (без возки)	3,2	2,6	3,3	8,0	8,1
Косьба (без возки)	2,1	2,0	1,8	3,5	4,0

Группа домохозяев	% хозяев, взявших сдельные работы, ко всему числу хозяев в группе	% к итогу
Группа домохозяев		всего дворов	дворов, взявших сдельные работы
Безлошадные	9,9	24,5	10,5
Однолошадные	27,4	40,5	47,6
С 2-3 лошадьми	29,0	31,8	39,6
» 4 »	16,5	3,2	2,3
По уезду	23,3	100	100

Периоды	Тысячи пудов	Тысячи рублей
1869-1872 годы	259,4	787,9
1873-1876 »	566,3	2 283,9
1877-1880 »	629,5	3 593,7
1881-1884 »	961,8	6 318
1885-1888 »	399,5	2 032
1889-1892 »	509,2	2 596
1893-1896 »	864,8	4 868

Годы	В Царстве Польском	В 3-х Прибалт. губ.	В 4-х южных степных губ.: Донской, Екат., Тавр. и Херс.	В остальных губ. Евр. России	Всего в 50 губ. Евр. России и в Цар. Пол.	Привоз из-за границы с.-х. машин	Потре- бление с.-х. машин
	Тысячи рублей
1876	646	415	280	988	2329	1628	3 957
1879	1088	433	557	1752	3830	4000	7830
1890	498	217	2360	1971	5046	2519	7565
1894	381	314	6183	2567	9445	5194	14639

		1894	1895
Плугов, буккеров и запашников:	у владельцев	5 220	6 752
Плугов, буккеров и запашников:	» крестьян	27 271	30 112
Конных молотилок:	» владельцев	131	290
Конных молотилок:	» крестьян	671	838
(«Вестн. Фин.», 1897, № 6)

Периоды	Население об. пола Миллионы	Миллионы четвертей				На одну душу населения приходится четвертей чистого сбора
		Посев	Чист. сб.	Посев	Чист. сб.	Зернов. хлебов	Карто- феля	Всего хлеба
		Всех хлебов, т. е. зерновых хлебов плюс картофель		Картофеля		Зернов. хлебов	Карто- феля	Всего хлеба
1864-1866	61,4	72,2	152,8	6,9	17,0	2,21	0,27	2,48
1870-1879	69,8	75,6	211,3	8,7	30,4	2,59	0,43	3,02
1883-1887	81,7	80,3	255,2	10,8	36,2	2,68	0,44	3,12
1885-1894	86,3	92,6	265,2	16,5	44,3	2,57	0,50	3,07
(1900-1904)-1905	107,6	103,5	396,5	24,9	93,9	2,81	0,87	3,68

Районы губерний	Чистый сбор зерновых хлебов на 1 душу населения в периоды **
Районы губерний	1864-1866	1870-1879	1883-1887
Южные степные	2,09	2,14	3,42
Нижневолжские и заволжские	2,12	2,96	3,35
Среднечерноземные	3,32	3,88	3,28

			У них посева примерно в тыс. десят.
Хозяйств непахавших	15228		-
» засевавших до 5 дес.	26963		74,6
» » 5-10 »	19194		144
» » 10-25 »	10234		157
» » 25-100 »	2005	2387	91	215
» » 100-1000 »	372		110
» » более 1000 »	10		14
Всего по уезду	74006		590,6

Группы губерний	Насе- ление об. пола, тысяч (1873)	Дой- ных ко- ров, тыс.	Количество		Сред- няя удой- ли- вость 1 ко- ровы, ведер	На 100 жителей приходится			Произ- водится сыра, творога и масла по приблиз. расчету в 1879 г.	Сыро- варенное произ- водство в 1890 г. II
			молока в тыс. ведер	масла в тыс. пудов		дой- ных коров	моло- ка ведер	масла пудов		Сыро- варенное произ- водство в 1890 г. II
			молока в тыс. ведер	масла в тыс. пудов		дой- ных коров	моло- ка ведер	масла пудов	Тысячи рублей
I. Прибалтийские и Западные (9)	8127	1101	34070	297	31	13,6	420	3,6	?	469
II. Северные (10)	12227	1407	50000	461	35	11,4	409	3,7	3370,7	563
III. Промышленные (нечерноземные) (7)	8822	662	18810	154	28	7,5	214	1,7	1088	295
IV. Средние (черноземные) (8)	12387	785	16140	133	20	6,3	130	1,0	242,7	23
V. Южн. черн., юго-зап., южные и вост.-степные (16)	24087	1123	20880	174	18	4,6	86	0,7	-	-
Итого по 50 губерниям Европ. России	65650	5078	139900	1219	27	7,7	213	1,8	4701,4	1350

Группы губерний	Средние за 10 лет (1881 - 1891)			Средние за 8 лет (1883 - 1891)
	Плата рабочему в руб.		% летней платы к годовой	Плата поденщику в уборку в коп.		Раз- ница между ними	Плата поденщику в коп.		Раз- ница между ними
	годовому	летнему	% летней платы к годовой	низшая средн.	высшая средн.	Раз- ница между ними	в посев	средн. в уборку	Раз- ница между ними
I. Южные и восточные окраины	78	50	64%	64	181	117	45	97	52
II. Среднечерноземные губернии	54	38	71%	47	76	29	35	58	23
III. Нечерноземные губернии	70	48	68%	54	68	14	49	60	11
Губернии прибалтийские	82	53	65%	61	70	9	60	67	7

Группы дворов	18 уездов губерний С.-Петербургской, Московской, Тверской и Смоленской					С.-Петербургская губ., 6 уездов
Группы дворов	Число дворов	%	Число коров	%	На 1 двор коров	Число дворов	%	Число коров	%	На 1 двор коров
Дворы без коров	59336	20,5	-	-	-	15196	21,2	-	-	-
» с 1 коровой	91737	31,7	91737	19,8	1	17579	24,6	17579	13,5	1
» » 2 коровами	81937	28,4	163874	35,3	2	20050	28,0	40100	31,0	2
» » 3 и более	56069	19,4	208735	44,9	3,7	18676	26,2	71474	55,5	3,8
Итого	289079	100	464346	100	1,6	71501	100	129153	100	1,8

Две волости С.-Петербургского уезда	Число семей	Число коров у них	На 1 семью	«Заработок» этих семей, рубли	Приходится заработка
Две волости С.-Петербургского уезда	Число семей	Число коров у них	На 1 семью	«Заработок» этих семей, рубли	на 1 семью	на 1 корову
Семьи, сбывающие молоко скупщикам	441	1129	2,5	14884	33,7	13,2
Семьи, сбывающие молоко в С.-Петербурге	119	649	5,4	29187	245,2	44,9
Итого	560	1778	3,2	44071	78,8	24,7

Периоды	Движение грузов по железной дороге в Псковскую («льняную») губернию и из нее. (Средние величины в тыс. пуд.)
Периоды	Вывезено льна	Ввезено зерна и муки
1860-1861	255,9	43,4
1863-1864	551,1	464,7
1865-1866	793,0	842,6
1867-1868	1 053,2	1 157,9
1869-1870	1 406.9	1 809.3

В.И. Ленин. Полное собрание сочинений. Том 3

В. И. ЛЕНИН

ПОЛНОЕ СОБРАНИЕ СОЧИНЕНИЙ

ИЗДАНИЕ ПЯТОЕ

В. И. ЛЕНИН

ТОМ

3

ПРЕДИСЛОВИЕ

РАЗВИТИЕ КАПИТАЛИЗМА В РОССИИ

ПРОЦЕСС ОБРАЗОВАНИЯ ВНУТРЕННЕГО РЫНКА ДЛЯ КРУПНОЙ ПРОМЫШЛЕННОСТИ _1

ПРЕДИСЛОВИЕ К ПЕРВОМУ ИЗДАНИЮ

ПРЕДИСЛОВИЕ КО ВТОРОМУ ИЗДАНИЮ _6

ГЛАВА I ТЕОРЕТИЧЕСКИЕ ОШИБКИ ЭКОНОМИСТОВ-НАРОДНИКОВ 14

I. ОБЩЕСТВЕННОЕ РАЗДЕЛЕНИЕ ТРУДА

II. РОСТ ПРОМЫШЛЕННОГО НАСЕЛЕНИЯ НА СЧЕТ ЗЕМЛЕДЕЛЬЧЕСКОГО

III. РАЗОРЕНИЕ МЕЛКИХ ПРОИЗВОДИТЕЛЕЙ

IV. НАРОДНИЧЕСКАЯ ТЕОРИЯ О НЕВОЗМОЖНОСТИ РЕАЛИЗОВАТЬ СВЕРХСТОИМОСТЬ

V. ВЗГЛЯДЫ А. СМИТА НА ПРОИЗВОДСТВО И ОБРАЩЕНИЕ ВСЕГО ОБЩЕСТВЕННОГО ПРОДУКТА В КАПИТАЛИСТИЧЕСКОМ ОБЩЕСТВЕ И КРИТИКА ЭТИХ ВЗГЛЯДОВ У МАРКСА

VI. ТЕОРИЯ РЕАЛИЗАЦИИ МАРКСА

VII. ТЕОРИЯ О НАЦИОНАЛЬНОМ ДОХОДЕ

VIII. ПОЧЕМУ НЕОБХОДИМ ДЛЯ КАПИТАЛИСТИЧЕСКОЙ НАЦИИ ВНЕШНИЙ РЫНОК?

IX. ВЫВОДЫ ИЗ I ГЛАВЫ

ГЛАВА II РАЗЛОЖЕНИЕ КРЕСТЬЯНСТВА

I. ЗЕМСКО-СТАТИСТИЧЕСКИЕ ДАННЫЕ О НОВОРОССИИ

II. ЗЕМСКО-СТАТИСТИЧЕСКИЕ ДАННЫЕ ПО САМАРСКОЙ ГУБЕРНИИ

III. ЗЕМСКО-СТАТИСТИЧЕСКИЕ ДАННЫЕ ПО САРАТОВСКОЙ ГУБЕРНИИ

IV. ЗЕМСКО-СТАТИСТИЧЕСКИЕ ДАННЫЕ ПО ПЕРМСКОЙ ГУБЕРНИИ

V. ЗЕМСКО-СТАТИСТИЧЕСКИЕ ДАННЫЕ ПО ОРЛОВСКОЙ ГУБЕРНИИ

VI. ЗЕМСКО-СТАТИСТИЧЕСКИЕ ДАННЫЕ ПО ВОРОНЕЖСКОЙ ГУБЕРНИИ

VII. ЗЕМСКО-СТАТИСТИЧЕСКИБ ДАННЫЕ ПО НИЖЕГОРОДСКОЙ ГУБЕРНИИ

VIII. ОБЗОР ЗЕМСКО-СТАТИСТИЧЕСКИХ ДАННЫХ ПО ДРУГИМ ГУБЕРНИЯМ

IX. СВОДКА ВЫШЕРАЗОБРАННЫХ ЗЕМСКО-СТАТИСТИЧЕСКИХ ДАННЫХ О РАЗЛОЖЕНИИ КРЕСТЬЯНСТВА

ДИАГРАММА, ИЗОБРАЖАЮЩАЯ ТАБЛИЦЫ А к Б

X. ИТОГОВЫЕ ДАННЫЕ ЗЕМСКОЙ СТАТИСТИКИ И ВОЕННО-КОНСКОЙ ПЕРЕПИСИ 50

XI. СРАВНЕНИЕ ВОЕННО-КОНСКИХ ПЕРЕПИСЕЙ ЗА 1888-1891 И 1896-1900 ГОДЫ

XII. ЗЕМСКО-СТАТИСТИЧЕСКИЕ ДАННЫЕ О КРЕСТЬЯНСКИХ БЮДЖЕТАХ

XIII. ВЫВОДЫ ИЗ II ГЛАВЫ

ГЛАВА III 78 ПЕРЕХОД ЗЕМЛЕВЛАДЕЛЬЦЕВ ОТ БАРЩИННОГО ХОЗЯЙСТВА К КАПИТАЛИСТИЧЕСКОМУ

I. ОСНОВНЫЕ ЧЕРТЫ БАРЩИННОГО ХОЗЯЙСТВА

II. СОЕДИНЕНИЕ БАРЩИННОЙ СИСТЕМЫ ХОЗЯЙСТВА С КАПИТАЛИСТИЧЕСКОЙ

III. ХАРАКТЕРИСТИКА ОТРАБОТОЧНОЙ СИСТЕМЫ

IV. ПАДЕНИЕ ОТРАБОТОЧНОЙ СИСТЕМЫ

V. НАРОДНИЧЕСКОЕ ОТНОШЕНИЕ К ВОПРОСУ

VI. ИСТОРИЯ ХОЗЯЙСТВА ЭНГЕЛЬГАРДТА

VII. УПОТРЕБЛЕНИЕ МАШИН В СЕЛЬСКОМ ХОЗЯЙСТВЕ

VIII. ЗНАЧЕНИЕ МАШИН В СЕЛЬСКОМ ХОЗЯЙСТВЕ

IX. НАЕМНЫЙ ТРУД В ЗЕМЛЕДЕЛИИ

X. ЗНАЧЕНИЕ ВОЛЬНОНАЕМНОГО ТРУДА В ЗЕМЛЕДЕЛИИ

ГЛАВА IV РОСТ ТОРГОВОГО ЗЕМЛЕДЕЛИЯ

I. ОБЩИЕ ДАННЫЕ О ЗЕМЛЕДЕЛЬЧЕСКОМ ПРОИЗВОДСТВЕ В ПОРЕФОРМЕННОЙ РОССИИ И О ВИДАХ ТОРГОВОГО ЗЕМЛЕДЕЛИЯ

II. РАЙОН ТОРГОВОГО ЗЕРНОВОГО ХОЗЯЙСТВА

III. РАЙОН ТОРГОВОГО СКОТОВОДСТВА. ОБЩИЕ ДАННЫЕ О РАЗВИТИИ МОЛОЧНОГО ХОЗЯЙСТВА

IV. ПРОДОЛЖЕНИЕ. ЭКОНОМИКА ПОМЕЩИЧЬЕГО ХОЗЯЙСТВА В ОПИСЫВАЕМОМ РАЙОНЕ

V. ПРОДОЛЖЕНИЕ. РАЗЛОЖЕНИЕ КРЕСТЬЯНСТВА В РАЙОНЕ МОЛОЧНОГО ХОЗЯЙСТВА

VI. РАЙОН ЛЬНОВОДСТВА

ПРОЦЕСС ОБРАЗОВАНИЯ ВНУТРЕННЕГО РЫНКА ДЛЯ КРУПНОЙ ПРОМЫШЛЕННОСТИ ^_1

ПРЕДИСЛОВИЕ КО ВТОРОМУ ИЗДАНИЮ ^_6

ГЛАВА I
ТЕОРЕТИЧЕСКИЕ ОШИБКИ ЭКОНОМИСТОВ-НАРОДНИКОВ ¹⁴

ГЛАВА II
РАЗЛОЖЕНИЕ КРЕСТЬЯНСТВА

ГЛАВА III ⁷⁸
ПЕРЕХОД ЗЕМЛЕВЛАДЕЛЬЦЕВ ОТ БАРЩИННОГО ХОЗЯЙСТВА К КАПИТАЛИСТИЧЕСКОМУ

ГЛАВА IV
РОСТ ТОРГОВОГО ЗЕМЛЕДЕЛИЯ